Часть III
Падение, свершенное в отчаянии;
Падение, от непонимания;
Разбудит новые надежды и мечты,
Которые - всего лишь возвращение бессмысленности, горя, пустоты.
За тем, что мы не можем совершить,
За тем, что мы не смеем полюбить,
За тем, что потеряли в ожиданье,
Придет лишь новое паденье и страданье.
(Теперь уж без начала и конца).
Уильям Карлос Уильяме "Патерсон"
Кто заставит их вернуться домой?
Кто заставит их тосковать по дому?
Все Божьи дети устают от скитаний,
Не заставит ли это их вернуться домой?
Не заставит ли это их вернуться домой?
Джо Саус
Глава 10 ВОЗВРАЩЕНИЕ
Билл Денбро берет такси
Телефон звонил, вырывая его из сна, но потом он снова засыпал. Он спал
слишком крепко - без снов. Не открывая глаз, он схватил трубку, проснувшись
лишь наполовину. Его пальцы скользнули по телефонному диску, он смутно
предполагал, что это звонит из Дерри Майк Хэнлон, настаивая, чтобы он
вспомнил свою клятву и вернулся. Билл с трудом разлепил один глаз и
потянулся за трубкой. Она упала на стол, и он схватил ее, открывая другой
глаз. В голове у него было совершенно пусто, белая снежная пустыня. Наконец
он смог установить телефон. Он поставил руку на локоть и поднес трубку к
уху.
- Алло?
- Билл? - это был голос Майка. Да это был он. Странно, что еще на
прошлой неделе он даже не вспоминал Майка, а сейчас ему было достаточно
услышать одно слово, и он узнал его. Довольно забавно, но как-то зловеще
забавно...
- Майк!
- Разбудил?
- Да, ничего. Все приехали?
- Все, за исключением Стэна Уриса, - сказал Майк. В его голосе было
нечто такое, чего Билл не мог понять.
- Бев приехала последней, вчера, поздно вечером.
- Почему ты говоришь, последней, Стэн, возможно, заявится сегодня.
- Билл, Стэн умер.
- Что? Как? Что-то с самолетом?
- Ничего подобного, - сказал Майк. - Если ты не против, давай подождем
с объяснениями, пока не соберемся все вместе. Будет лучше, если я всем скажу
одновременно.
- Это как-то связано?..
- Думаю, да, - Майк тяжело задышал. - Уверен, что так.
Билл опять почувствовал необъяснимую тяжесть в сердце. Было ли это
что-то, что
постоянно носишь в своем сердце, не сознавая и не думая об этом? А
может, это было предвкушение того неизбежного, что называется собственной
смертью? Он достал сигарету, закурил ее и погасил спичку.
- Ты видел кого-нибудь из наших?
- Нет еще, только разговаривал по телефону.
- Ладно, - сказал Билл. - Где мы встречаемся?
- Ты помнишь, где находился старый чугунный завод?
- Да, на Пасчер-роуд.
- Ты отстал от жизни, сейчас это Молл-роуд. Там находится третий по
величине универмаг в нашем штате 48 различных торговцев под одной крышей для
вашего удобства.
- Звучит очень пппо-американски.
- Билл... с тобой все в порядке?
- Да, - сказал он, но сердце стало биться в два раза быстрее обычного,
сигарета догорела до фильтра и жгла ему пальцы. Он стал заикаться. Майк
услышал это. Они замолчали, а потом Майк сказал:
- Тут же, за прогулочной площадкой магазина, есть ресторан под
названием "Восточный Нефрит". У них есть отдельные кабинеты для вечеринок.
Вчера я заказал один на целый день, если мы захотим.
- Ты думаешь, это займет так много времени?
- Не знаю.
- Таксист будет знать, как добраться туда?
- Я уверен.
- Отлично, - сказал Билл, записывая название ресторана на блокноте
рядом с телефоном. - Почему ты решил там?
- Потому
что он новый, я думаю, - сказал Майк медленно. - Он напоминает... Я не
знаю...
- Нейтральная почва? - предположил Билл.
- Да, полагаю, что так.
- Хорошая кухня?
- Я не знаю, - сказал Майк. - Как у тебя аппетит?
Билл выдохнул дым, полусмеясь, полукашляя.
- Не очень, старина.
- Да, - сказал Майк, - я чувствую.
- До встречи в полдень?
- После часа, я думаю. Нужно дать Беверли поспать.
Билл затянулся сигаретой.
- Она замужем?
Майк снова заколебался.
- Поговорим обо всем вместе.
- Как на том вечере встречи выпускников средней школы через десять лет,
да? Пришли посмотреть, кто стал толстым, кто лысым, у кого дети? Ддда?
- Хорошо бы, если так, - сказал Майк.
- Да, хорошо бы, Мики, мне тоже этого хотелось бы.
Он повесил трубку, принял душ, постояв под ним довольно долго; и
заказал завтрак, до которого едва дотронулся.
Аппетита у него не было вовсе.
Билл набрал номер телефона Главного диспетчерского пункта Компании
такси и попросил заехать за ним без четверти час, рассчитывая, что 15 минут
вполне достаточно, чтобы добраться до Пасчер-роуд (он обнаружил, даже увидя
эту прогулочную площадку, что не может думать о ней, как о Молл-роуд), но не
учел при этом, что время будет обеденное - час пик... и что Дерри сильно
разросся.
В 1958 году это был уже немалый городишко - около 30 тысяч жителей в
черте города и тысяч около семи в пригородах.
Сейчас городок превратился в сити - небольшой сити по стандартам
Лондона или Нью-Йорка, но порядочный по стандартам штата Мэн, где самым
большим городом был Портленд, который мог похвастать своими 300 тысячами
населения.
Такси медленно ехало по Мейн-стрит, (сейчас мы проезжаем мимо Канала, -
подумал Билл, - его не видно, но он течет там, в темноте). Затем они
повернули к центру. Он предвидел, что здесь многое изменилось, но мысли об
этом сопровождались глубокой тревогой, которой он не ожидал. Он помнил свое
детство здесь, как страшное, нервозное время... не только из-за лета 58-го
года, когда они семеро встретились лицом к лицу с этим ужасом, но и из-за
смерти Джорджа, из-за той страшной глубокой депрессии, в какую впали его
родители, из-за постоянных насмешек над его заиканием. Бауэре, Хаггинс и
Крисе постоянно подкалывали его после драки в Барренсе.
(Бауэре, и Хаггинс, и Крисе, о Боже! Бауэре, и Хаггинс, и Крисе)
И еще он думал о том, что Дерри был холоден, что здесь было трудно,
Дерри не было никакого дела до того, живы они или нет, даже если бы они
победили Клоуна
Пеннивайза. Люди Дерри жили с этим Пеннивайзом во всех его обличьях,
свыклись с ним, и пусть это было похоже" на безумие, они научились даже
понимать его, нуждаться в нем. Любить его? Может быть, даже и так.
Тогда почему же эта тревога?
Быть может, потому, что изменения в городе вызвали у него уныние. Или
потому, что Дерри показался ему не таким значительным, как раньше, он как бы
потерял свое лицо для него.
Театр "Вижу" исчез, вместо него была стоянка. Магазин Обуви и Кафе
Бэллей Ланч, по соседству с театров, тоже исчезли. На этом месте построили
филиал Северной) Национального Банка со световым табло наверху, показывающим
время и температуру по шкале Фаренгейта и Цельсия. Центральной аптеки,
прибежища мистера Кина, там, где Билл когда-то покупал противоастматическое
лекарство для Эдди, тоже не существовало. Аллея Ричардса стала каким-то
странным гибридом под названием "минимол". Когда такси остановилось у
светофора, Билл увидел магазин пластинок, продуктовый магазин и магазин
игрушек, в котором продавалось "ВСЕ ДЛЯ ПОДЗЕМЕЛЬЯ И ДРАКОНОВ".
Такси с трудом продвигалось вперед.
- Сейчас приедем, - сказал шофер. - Хоть бы эти чертовы банки поменяли
свой обеденный перерыв. Извините, если я оскорбил ваши религиозные чувства.
- Вес в порядке, - сказал Билл.
Удручающая цепь банков и автомобильных стоянок проносилась мимо них,
когда они ехали вверх по Центральной улице. Миновав холм и проехав Первый
Национальный, они стали набирать скорость.
- Нет, не все изменилось, - заметил Билл. - "Аладдин" все еще здесь.
- Едва ли останется. Эти молокососы хотят и его снести.
- Тоже для банка? - спросил Билл, какая-то часть его изумилась, а
другая часть была в ужасе от этой идеи. Он не мог представить, что кто-то в
здравом уме захотел бы снести этот шикарный купол со сверкающими стеклянными
канделябрами, со спирально поднимающимися справа и слева лестницами на
балкон, с гигантским занавесом, ниспадающим волшебными волнами, когда
представление заканчивалось. Нет, только не "Аладдин", - прокричала та его
часть, которая была в шоке от всего этого. - Как они могли только подумать
снести "Аладдин", ради какого-то банка?!
- Да, для банка, - сказал шофер. - Этот драный Первый Торговый Окружной
из Пенобскота положил на него глаз. Хотят снести "Аладдин", а вместо него
поставить целый комплекс, как они это называют "комплексный банковский
городок". Получили уже все бумаги из Городского совета, и "Аладдин"
приговорен. Потом группа людей из старожилов организовала комитет, они
написали петицию, маршировали и загнали их в лужу, потому что собрался
публичный Городской совет и Хэнлон дал этим молокососам прикурить, он их
вышвырнул. - В голосе шофера послышалось удовлетворение.
- Хэнлон? - изумился Билл. - Майк Хэнлон?
- Да, - сказал шофер. - Библиотекарь, черный парень. Ты его знаешь?
- Да, - сказал Билл, вспоминая, как он встретил Майка тогда, в июле
1958 года. Конечно, опять были Бауэре, Хаггинс и Крисе...
- Мы вместе играли, когда были ребятишками. Пока я не уехал.
- И хорошо сделали, - сказал таксист. - Этот хреновый сволочной
городишко, извините мой...
- ...французский, если вы религиозный человек, - закончил вместо него
Билл.
- Вот, вот, - повторил таксист спокойно, и они молча ехали некоторое
время, а потом таксист сказал: - Он сильно изменился, этот Дерри, но
все-таки кое-что осталось. Городская гостиница, откуда я вас забрал.
Скульптура в Мемориальном Парке. Помните это местечко, мистер? Когда мы были
маленькими, мы думали, что там есть призраки.
- Да, я помню, - сказал Билл.
- А вот больница, узнаете?
Они проезжали роддом Дерри по правую руку. Позади него протекал
Пенобскот, до того места, где он встречался с Кендускеагом. Под дождливым
весенним небом река отливала свинцом. Больница, которую вспомнил Билл, -
белое деревянное трехэтажное здание с двумя корпусами по обе стороны - все
еще стояла там, но сейчас она была окружена целым комплексом зданий, всего
их было около двенадцати.
- А Канал, он все еще здесь? - пробормотал Билл, когда они сворачивали
с Центральной улицы на Пасчер-роуд, которая, как Майк и говорил, сейчас
называлась Молл-роуд, там была зеленая табличка с этим названием. - Канал
все еще здесь?
- Да, - сказал шофер. - Я думаю, он всегда был здесь.
Сейчас Молл-роуд была по правую руку от Билла, и, проезжая мимо, он
опять ощутил это двойственное чувство. Когда они были маленькими, это место
представляло собой длинное поле, заросшее травой с гигантскими
раскачивающимися подсолнухами, которые обрамляли северовосточный край
Барренса. К западу чуть вдали от этого поля находился Старый Мыс - там
тянулись дома бедняков. Он помнил, как они
разрабатывали это поле, стараясь ни попасть в погреба чугунолитейного
завода Кичнера, который был взорван на Пасху в 1906 году. Это поле было
полно реликвий, и они выкапывали их со священным интересом археологов,
исследовавших египетские пирамиды: кирпичи, черепки, куски железа с ржавыми
болтами, осколками стаканов и бутылок с остатками чего-то такого, что
невозможно передать словами, которые издавали запах, сбивающий с ног. Что-то
ужасное случилось неподалеку от этого места, около свалки, но он не мог
сейчас вспомнить, что именно. Он только помнил имя Патрик Хамболд, что-то
связанное с холодильниками. И что-то связанное с птицей, которая
преследовала Майка Хэнлона. Что же?..
Он тряхнул головой. Какие-то фрагменты. Какие-то намеки. И все.
Поле тоже исчезло, так же, как и остатки чугунного завода. Билл помнил
огромную трубу этого завода. Покрытая черепицей, черная от сажи на последних
десяти футах, она лежала в высокой траве, как гигантская курительная трубка.
Они забирались на нее и ходили туда-сюда, как канатоходцы, смеясь.
Он опять тряхнул головой, как бы пытаясь избавиться от миража, от этого
мола с уродливой коллекцией зданий с надписями и рекламами. Дороги вились от
автостоянок в разные стороны. Но мол не исчезал, потому что это был не
мираж. Чугунный завод Кичнера исчез, как исчезло и поле, образовавшееся на
руинах этого завода. Мол был реальностью, а не воспоминанием. Но почему-то
он не верил этому.
- Вот мы и приехали, мистер, - сказал шофер. Он подъехал к стоянке
около здания, которое выглядело, как пагода. - Мы немного опоздали, но лучи
никогда.
- Вы правы, - сказал Билл. Он дал долларов. - Сдачи не надо.
- Отлично, елки-палки! - воскликнул таксист. - Если но лучше поздно,
чем шоферу пять вам опять понадобится такси, звоните в нашу контору и
спросите Дэйва. Просто назовите мое имя.
- Я просто попрошу религиозного парня, - сказал Билл, улыбаясь.
- Всего хорошего, приятель! - сказал Дэйв, смеясь.
- И тебе того же, Дэйв.
Он постоял под легким дождичком, пока такси не скрылось из виду. Он
вспомнил, что хотел спросить шофера еще об одном и забыл - возможно нарочно.
Он хотел спросить Дэйва, нравится ли ему жить в Дерри. Билл Денбро резко
повернулся и зашагал к ресторану. Майк Хэнлон был в холле, он сидел в
плетеном кресле с широкой спинкой. Он встал, и Билл почувствовал какую-то
нереальность происходящего, это прошло через него. Чувство раздвоенности
вернулось, но сейчас оно было гораздо резче и неприятнее. Он помнил
небольшого роста мальчишку, аккуратного и проворного. А перед ним стоял
высокий человек, похожий на скелет, обтянутый кожей. Одежда висела на нем.
Морщины на лице были так глубоки, что, казалось, ему уже далеко за сорок, а
не тридцать восемь, как было в действительности.
Эти чувства были написаны на его лице, потому что Майк сказал спокойно:
- Я знаю, как я выгляжу.
Билл зарделся и сказал:
- Дело не в том, что ты плохо выглядишь, просто я запомнил тебя
мальчишкой, вот и все.
- Правда?
- Ты выглядишь немного устало.
- Я и впрямь немного устал, - сказал Майк. Он улыбнулся, и улыбка
осветила его лицо. И тогда Билл увидел того мальчишку, которого он знал 27
лет тому назад. Точно так, как старая деревянная больница была залита
стеклом и бетоном, так же и мальчишка, которого знал Билл, был облечен в
неизбежные аксессуары взрослости. Морщины на лбу, в углах рта, седые волосы
на висках. Но, как и старая больница, которая все еще находилась здесь, так
и Майк был перед ним - вот он, тот мальчик, которого знал Билл. Майк поднял
голову и сказал:
- Добро пожаловать в Дерри, Большой Билл!
Билл не посмотрел на протянутую для пожатия руку, он обнял Майка. Майк
в ответ крепко сжал его, и Билл почувствовал его волосы, жесткие и курчавые,
на своем плече и увидел часть шеи.
- Что бы ни случилось, Майк, мы всегда вместе, - сказал Билл. Он
услышал в своем хриплом голосе подступающие слезы, но не стал обращать на
это внимания. - Мы уже победили однажды, и снова пппобедим.
Майк отстранился от него на расстояние вытянутой руки, и, хотя он тоже
улыбался, в глазах были слезы. Он вытащил платок и вытер глаза.
- Будь уверен, Билл, - сказал он.
- Джентльмены, не желаете ли пройти со мной? - спросила хозяйка. Это
была улыбающаяся восточная женщина в изящном кимоно розового цвета,
разрисованном драконами с огромными хвостами. Темные волосы ее были плотно
собраны на затылке, гладко зачесаны и поддерживались красивым гребнем из
слоновой кости.
- Я знаю дорогу, Роза, - сказал Майк.
- Очень хорошо, мистер Хэнлон. - Она улыбнулась и тому и другому.
- Я полагаю, вы хотите уединиться?
- Да, спасибо, - сказал Майк. - Сюда, Билл.
Он провел его по затемненному коридору, мимо большого зала к двери, на
которой висел занавес, сделанный из бусинок.
- А остальные? - начал Билл.
- Все уже здесь, - сказал Майк, - все, кто смог прийти.
Билл затоптался у двери, неожиданно испуганный. Вовсе не потому, что
его пугала неизвестность или сверхъестественность происходящего, а просто
потому, что он знал: он вырос на 15 дюймов с 1958 года и потерял почти все
волосы. Ему было непросто увидеть их всех, детские лица совсем испарились из
его памяти, были похоронены под происшедшими изменениями, так же как и
больница, похороненная под новыми зданиями.
Мы все выросли, - подумал он. - Мы не думали тогда, что это может
произойти с нами, только не тогда и только не с нами. Но это случилось, и
если я войду, это будет реально: мы все уже взрослые.
Он взглянул на Майка, неожиданно смущенный и оробевший.
- Как они выглядят? - услышал он свой нерешительный голос. - Майк...
как они выглядят?
- Входи, посмотришь, - добродушно сказал Майк и пропустил Билла в
небольшой кабинет. Билл Денбро входит и видит...
Возможно, это затемненность комнаты создала иллюзию, которая длилась
миг, но Билл позже подумал, что это было сделано специально для него: судьба
сжалилась над ним.
В этот краткий миг ему показалось, что никто из них не вырос и все его
друзья остались просто детьми.
Ричи Тозиер откинулся на спинку кресла, так что почти касался стены, он
что-то говорил Беверли Марш, которая прикрывала рот ладошкой, чтобы скрыть
хохоток; Ричи глупо ухмылялся такой знакомой усмешкой. А вот и Эдди
Каспбрак, слева от Беверли, перед ним на столе у стакана с водой -
пластиковая бутылка с трубочкой в виде пистолета. Вроде бы что-то из области
искусства, но назначение прежнее - аспиратор. По другую сторону стола, глядя
на эту троицу со смешанным выражением удивления и внимания, сидел Бен
Хэнском.
Билл поднял руку к голове, как бы пригладить волосы, которые должны
были появиться словно по волшебству, - свои прекрасные рыжие волосы, которые
он начал терять, когда учился в колледже.
Это рассеяло иллюзию. У Ричи теперь не было очков. Наверное, контактные
линзы, он всегда ненавидел свои очки, - подумал Билл. Короткие штанишки и
детскую рубашку сменил костюм явно от хорошего портного.
Беверли Марш (если, конечно, ее фамилия все еще Марш) стала ошеломляюще
красивой женщиной. Вместо привычного хвостика ее волосы, почти такого же
цвета, как когда-то его собственные, ниспадали волнами на ослепительно белую
блузку. В полусвете блузка служила красивой оправой для ее почти янтарных
волос. При дневном свете, - думал Билл, - они должны гореть огнем. И он
представил себе, что можно почувствовать, если запустить пальцы в эти волосы
и перебирать их. Старая, как мир история, - подумал он, - я люблю свою жену,
но Боже мой...
Эдди - удивительно, но правда, - вырос и стал немного похож на Энтони
Перкинса. Преждевременные морщины на его лице (хотя в движениях он выглядел
моложе и Ричи и Вена) делали его старше, что усиливалось очками; такие очки,
верно, можно было увидеть на лице какого-нибудь английского адвоката, когда
он подходит к скамье подсудимых. Волосы его были коротко подстрижены по моде
конца 50-х - начала 60-х годов. На нем была куртка в широкую клетку,
казалось, вытащенная откуда-то с распродажи подержанных вещей, как у
временно безработного... но часы на запястье были Патек Филипп, а на мизинце
правой руки было кольцо с рубином. Большой камень выглядел вульгарно, тем не
менее он был настоящим.
Один Бен очень изменился. И глядя на него Билл снова почувствовал
нереальность происходящего. Лицо у него было прежнее, волосы, хотя и
поседели, были причесаны в обычной его манере - на правую сторону. Но Бен
сильно похудел. Он свободно сидел в своем кресле, из-под простой рубашки
виднелось голубое нижнее белье. Он был в джинсах "Левис", ковбойских
ботинках, ремень на джинсах был с пробитыми серебряными бляшками. Эта одежда
свободно болталась на теле, стройном и узкобедром. На руке у него был
браслет с тяжелой цепочкой, но не золотой, а медной. Он похудел, - подумал
Билл. - Он тень самого себя, если можно так выразиться... Старина Бен
похудел, никогда не перестану удивляться.
Все шестеро замолчали, это длилось недолго, но такого странного
молчания Билл не переживал никогда в жизни. Стана не было с ними, но кто-то
седьмой присутствовал. Здесь, в этом отдельном кабинете ресторана, Билл
настолько полно почувствовал его присутствие, что его можно было назвать по
имени, - но это не был старик с косой за плечами. Это было какое-то белое
пятно на карте, которая лежала между 1958-м и 1985
годами, область, которую исследователь мог назвать Великое Не Знаю.
Билл удивился, насколько это было точно. Кто был этот седьмой?
Впрочем, какая разница? Седьмой был там. И в этот момент они все
почувствовали это... и, возможно, лучше поняли жуткую силу, которая собрала
их вместе. Оно живо, - у Билла похолодело внутри. - Глаз тритона, хвост
дракона, Рука Славы... кто бы это ни был, Оно здесь. Оно существует, Оно в
Дерри опять. Оно.
И он неожиданно почувствовал, что это Оно было седьмым; что Оно и время
взаимозаменяемы, но Оно имело все их лица, так же как и лица еще тысячи
людей, которых Оно когда-либо пожирало или убивало... и та мысль, что Оно
могло бы быть ими, была самой страшной мыслью из всех. Кто из нас останется
здесь? - подумал он со страхом. Сколько из нас никогда больше не выйдут из
канализации и коллекторов, где скрывается Оно... и где Оно питается? Почему
мы забыли? Потому ли, что какая-то наша часть никогда не взрослела и никогда
не покидала Дерри? Неужели поэтому?
Он не увидел ответа на их лицах... только собственные отраженные
вопросы.
Мысли формировались и пролетали за секунды и миллисекунды, они
создавали собственную временную оболочку, и все они прошли через мозг Билли
Денбро не больше чем за пять секунд.
Затем Ричи Тозиер, облокачиваясь на стену, ухмыльнулся и сказал:
- Посмотрите на него! Голова, как бильярдный шар. Давно ты натираешь
свою голову воском. Большой Билл?
И Билл, совершенно не представляя, что сейчас скажет, открыл рот:
- Черт побери тебя и твою лошадь. Словесный Понос!
На миг все затихли - а потом комната взорвалась от хохота. Билл
бросился к ним, стал пожимать руки, и, хотя в его чувствах присутствовал
ужас, было в этом и что-то успокаивающее: он приехал домой, и приехал, чтобы
все кончилось хорошо.
Бен Хэнском худеет.
Майк Хэнлон заказал напитки, и, как бы вознаграждая себя за предыдущее
молчание, все заговорили в одно и то же время. Беверли Марш, как выяснилось,
была сейчас Беверли Роган. Она сказала, что вышла замуж в Чикаго за
великолепного человека, который перевернул всю ее жизнь и каким-то волшебным
способом сумел преобразовать ее талант к шитью в успешный бизнес. Эдди
Каспбрак был владельцем автомобильной компании в Нью-Йорке.
- Что я знаю наверняка, так это то, что моя жена сейчас в постели с Эль
Пачино, - сказал он кротко улыбаясь, и вся комната зашлась от смеха.
Они все знали, чего добились Бен и Билл, но Билл смутно чувствовал, что
у них нет ассоциации между ними прежними и нынешними-тем, что
Бен-архитектор, а он - писатель, - потому что знали их с детства. Однако у
Беверли в сумочке оказались экземпляры "Джоанны" и "Черных Стремнин", и она
попросила подписать их. Билл подписал, отметив про себя, что обе книги
наверняка были куплены в киоске аэропорта, когда она выходила из самолета.
Подобным же образом Ричи сказал Вену, как ему понравилось здание Центра
Связи в Лондоне... но по глазам его было видно: он не мог связать автора
этого здания с тем честолюбивым толстяком, который показывал им, как
добраться до середины Барренса с помощью украденной доски или ржавой
автомобильной дверцы.
Ричи был диск-жокеем в Калифорнии. Он сказал, что все его зовут Человек
с тысячью голосов, а Билл усмехнулся:
- Боже, Ричи, твои голоса всегда были такие ужасные.
- Лесть не доведет тебя до добра, старина, - ответил Ричи
величественно. Когда Беверли спросила, не носит ли он контактные линзы, Ричи
сказал низким голосом: - Подойди поближе, Бэби. Посмотри мне в глаза. - Что
Беверли и сделала. Оказалось, он носит мягкие контактные линзы Гидромист.
- А как библиотека, все такая же? - спросил Бен Майка Хэнлона. Майк
вытащил свой бумажник и достал снимок библиотеки с птичьего полета. Он
сделал это с гордостью человека, показывающего снимки своих детей, своей
семьи.
- Снимал парень на легком самолете, - сказал он, пока снимок переходил
из рук в руки. - Я хотел уговорить Городской Совет или какого-нибудь
частника финансировать размножение этого снимка для Детской Библиотеки, но
увы! Никакой помощи. Но снимок хорош, не правда ли?
Все согласились. Бен смотрел на него дольше всех. Наконец он указал на
стеклянный коридор, соединяющий два здания:
- Ты еще гденибудь видел подобное, Майк?
Майк улыбнулся.
- Это твой Центр Связи, - сказал он, и все шестеро рассмеялись.
Принесли напитки. Все уселись. И вновь наступило тягостное молчание.
Они смотрели друг на друга.
- Ну, - спросила Беверли красивым, с хрипотцой, голосом: - За что пьем?
- За нас, - неожиданно сказал Ричи. На этот раз он не улыбался. Он
посмотрел
Биллу прямо в глаза, и Билл вспомнил себя и Ричи стоящими в середине
Нейболт-стрит после того происшествия с клоуном или оборотнем, когда тот
исчез, а они продолжали стоять, держась друг за друга и плача. Когда он
поднял стакан, руки его дрожали так, что несколько капель пролилось на
скатерть. Ричи медленно встал, и один за другим встали все: сначала. Билл,
потом Бен, Эдди, Беверли и наконец Майк Хэнлон.
- За нас! - сказал Ричи, голос его тоже слегка дрожал.
- За Клуб Неудачников 1958 года.
- За Неудачников! - сказала Беверли весело.
- За Неудачников! - сказал Эдди. Лицо его было бледным и старым за
дымчатыми очками.
- За Неудачников! - согласился Бен. Слабая улыбка блуждала в кончиках
его губ.
- За Неудачников, - мягко сказал Майк.
Падение, свершенное в отчаянии;
Падение, от непонимания;
Разбудит новые надежды и мечты,
Которые - всего лишь возвращение бессмысленности, горя, пустоты.
За тем, что мы не можем совершить,
За тем, что мы не смеем полюбить,
За тем, что потеряли в ожиданье,
Придет лишь новое паденье и страданье.
(Теперь уж без начала и конца).
Уильям Карлос Уильяме "Патерсон"
Кто заставит их вернуться домой?
Кто заставит их тосковать по дому?
Все Божьи дети устают от скитаний,
Не заставит ли это их вернуться домой?
Не заставит ли это их вернуться домой?
Джо Саус
Глава 10 ВОЗВРАЩЕНИЕ
Билл Денбро берет такси
Телефон звонил, вырывая его из сна, но потом он снова засыпал. Он спал
слишком крепко - без снов. Не открывая глаз, он схватил трубку, проснувшись
лишь наполовину. Его пальцы скользнули по телефонному диску, он смутно
предполагал, что это звонит из Дерри Майк Хэнлон, настаивая, чтобы он
вспомнил свою клятву и вернулся. Билл с трудом разлепил один глаз и
потянулся за трубкой. Она упала на стол, и он схватил ее, открывая другой
глаз. В голове у него было совершенно пусто, белая снежная пустыня. Наконец
он смог установить телефон. Он поставил руку на локоть и поднес трубку к
уху.
- Алло?
- Билл? - это был голос Майка. Да это был он. Странно, что еще на
прошлой неделе он даже не вспоминал Майка, а сейчас ему было достаточно
услышать одно слово, и он узнал его. Довольно забавно, но как-то зловеще
забавно...
- Майк!
- Разбудил?
- Да, ничего. Все приехали?
- Все, за исключением Стэна Уриса, - сказал Майк. В его голосе было
нечто такое, чего Билл не мог понять.
- Бев приехала последней, вчера, поздно вечером.
- Почему ты говоришь, последней, Стэн, возможно, заявится сегодня.
- Билл, Стэн умер.
- Что? Как? Что-то с самолетом?
- Ничего подобного, - сказал Майк. - Если ты не против, давай подождем
с объяснениями, пока не соберемся все вместе. Будет лучше, если я всем скажу
одновременно.
- Это как-то связано?..
- Думаю, да, - Майк тяжело задышал. - Уверен, что так.
Билл опять почувствовал необъяснимую тяжесть в сердце. Было ли это
что-то, что
постоянно носишь в своем сердце, не сознавая и не думая об этом? А
может, это было предвкушение того неизбежного, что называется собственной
смертью? Он достал сигарету, закурил ее и погасил спичку.
- Ты видел кого-нибудь из наших?
- Нет еще, только разговаривал по телефону.
- Ладно, - сказал Билл. - Где мы встречаемся?
- Ты помнишь, где находился старый чугунный завод?
- Да, на Пасчер-роуд.
- Ты отстал от жизни, сейчас это Молл-роуд. Там находится третий по
величине универмаг в нашем штате 48 различных торговцев под одной крышей для
вашего удобства.
- Звучит очень пппо-американски.
- Билл... с тобой все в порядке?
- Да, - сказал он, но сердце стало биться в два раза быстрее обычного,
сигарета догорела до фильтра и жгла ему пальцы. Он стал заикаться. Майк
услышал это. Они замолчали, а потом Майк сказал:
- Тут же, за прогулочной площадкой магазина, есть ресторан под
названием "Восточный Нефрит". У них есть отдельные кабинеты для вечеринок.
Вчера я заказал один на целый день, если мы захотим.
- Ты думаешь, это займет так много времени?
- Не знаю.
- Таксист будет знать, как добраться туда?
- Я уверен.
- Отлично, - сказал Билл, записывая название ресторана на блокноте
рядом с телефоном. - Почему ты решил там?
- Потому
что он новый, я думаю, - сказал Майк медленно. - Он напоминает... Я не
знаю...
- Нейтральная почва? - предположил Билл.
- Да, полагаю, что так.
- Хорошая кухня?
- Я не знаю, - сказал Майк. - Как у тебя аппетит?
Билл выдохнул дым, полусмеясь, полукашляя.
- Не очень, старина.
- Да, - сказал Майк, - я чувствую.
- До встречи в полдень?
- После часа, я думаю. Нужно дать Беверли поспать.
Билл затянулся сигаретой.
- Она замужем?
Майк снова заколебался.
- Поговорим обо всем вместе.
- Как на том вечере встречи выпускников средней школы через десять лет,
да? Пришли посмотреть, кто стал толстым, кто лысым, у кого дети? Ддда?
- Хорошо бы, если так, - сказал Майк.
- Да, хорошо бы, Мики, мне тоже этого хотелось бы.
Он повесил трубку, принял душ, постояв под ним довольно долго; и
заказал завтрак, до которого едва дотронулся.
Аппетита у него не было вовсе.
Билл набрал номер телефона Главного диспетчерского пункта Компании
такси и попросил заехать за ним без четверти час, рассчитывая, что 15 минут
вполне достаточно, чтобы добраться до Пасчер-роуд (он обнаружил, даже увидя
эту прогулочную площадку, что не может думать о ней, как о Молл-роуд), но не
учел при этом, что время будет обеденное - час пик... и что Дерри сильно
разросся.
В 1958 году это был уже немалый городишко - около 30 тысяч жителей в
черте города и тысяч около семи в пригородах.
Сейчас городок превратился в сити - небольшой сити по стандартам
Лондона или Нью-Йорка, но порядочный по стандартам штата Мэн, где самым
большим городом был Портленд, который мог похвастать своими 300 тысячами
населения.
Такси медленно ехало по Мейн-стрит, (сейчас мы проезжаем мимо Канала, -
подумал Билл, - его не видно, но он течет там, в темноте). Затем они
повернули к центру. Он предвидел, что здесь многое изменилось, но мысли об
этом сопровождались глубокой тревогой, которой он не ожидал. Он помнил свое
детство здесь, как страшное, нервозное время... не только из-за лета 58-го
года, когда они семеро встретились лицом к лицу с этим ужасом, но и из-за
смерти Джорджа, из-за той страшной глубокой депрессии, в какую впали его
родители, из-за постоянных насмешек над его заиканием. Бауэре, Хаггинс и
Крисе постоянно подкалывали его после драки в Барренсе.
(Бауэре, и Хаггинс, и Крисе, о Боже! Бауэре, и Хаггинс, и Крисе)
И еще он думал о том, что Дерри был холоден, что здесь было трудно,
Дерри не было никакого дела до того, живы они или нет, даже если бы они
победили Клоуна
Пеннивайза. Люди Дерри жили с этим Пеннивайзом во всех его обличьях,
свыклись с ним, и пусть это было похоже" на безумие, они научились даже
понимать его, нуждаться в нем. Любить его? Может быть, даже и так.
Тогда почему же эта тревога?
Быть может, потому, что изменения в городе вызвали у него уныние. Или
потому, что Дерри показался ему не таким значительным, как раньше, он как бы
потерял свое лицо для него.
Театр "Вижу" исчез, вместо него была стоянка. Магазин Обуви и Кафе
Бэллей Ланч, по соседству с театров, тоже исчезли. На этом месте построили
филиал Северной) Национального Банка со световым табло наверху, показывающим
время и температуру по шкале Фаренгейта и Цельсия. Центральной аптеки,
прибежища мистера Кина, там, где Билл когда-то покупал противоастматическое
лекарство для Эдди, тоже не существовало. Аллея Ричардса стала каким-то
странным гибридом под названием "минимол". Когда такси остановилось у
светофора, Билл увидел магазин пластинок, продуктовый магазин и магазин
игрушек, в котором продавалось "ВСЕ ДЛЯ ПОДЗЕМЕЛЬЯ И ДРАКОНОВ".
Такси с трудом продвигалось вперед.
- Сейчас приедем, - сказал шофер. - Хоть бы эти чертовы банки поменяли
свой обеденный перерыв. Извините, если я оскорбил ваши религиозные чувства.
- Вес в порядке, - сказал Билл.
Удручающая цепь банков и автомобильных стоянок проносилась мимо них,
когда они ехали вверх по Центральной улице. Миновав холм и проехав Первый
Национальный, они стали набирать скорость.
- Нет, не все изменилось, - заметил Билл. - "Аладдин" все еще здесь.
- Едва ли останется. Эти молокососы хотят и его снести.
- Тоже для банка? - спросил Билл, какая-то часть его изумилась, а
другая часть была в ужасе от этой идеи. Он не мог представить, что кто-то в
здравом уме захотел бы снести этот шикарный купол со сверкающими стеклянными
канделябрами, со спирально поднимающимися справа и слева лестницами на
балкон, с гигантским занавесом, ниспадающим волшебными волнами, когда
представление заканчивалось. Нет, только не "Аладдин", - прокричала та его
часть, которая была в шоке от всего этого. - Как они могли только подумать
снести "Аладдин", ради какого-то банка?!
- Да, для банка, - сказал шофер. - Этот драный Первый Торговый Окружной
из Пенобскота положил на него глаз. Хотят снести "Аладдин", а вместо него
поставить целый комплекс, как они это называют "комплексный банковский
городок". Получили уже все бумаги из Городского совета, и "Аладдин"
приговорен. Потом группа людей из старожилов организовала комитет, они
написали петицию, маршировали и загнали их в лужу, потому что собрался
публичный Городской совет и Хэнлон дал этим молокососам прикурить, он их
вышвырнул. - В голосе шофера послышалось удовлетворение.
- Хэнлон? - изумился Билл. - Майк Хэнлон?
- Да, - сказал шофер. - Библиотекарь, черный парень. Ты его знаешь?
- Да, - сказал Билл, вспоминая, как он встретил Майка тогда, в июле
1958 года. Конечно, опять были Бауэре, Хаггинс и Крисе...
- Мы вместе играли, когда были ребятишками. Пока я не уехал.
- И хорошо сделали, - сказал таксист. - Этот хреновый сволочной
городишко, извините мой...
- ...французский, если вы религиозный человек, - закончил вместо него
Билл.
- Вот, вот, - повторил таксист спокойно, и они молча ехали некоторое
время, а потом таксист сказал: - Он сильно изменился, этот Дерри, но
все-таки кое-что осталось. Городская гостиница, откуда я вас забрал.
Скульптура в Мемориальном Парке. Помните это местечко, мистер? Когда мы были
маленькими, мы думали, что там есть призраки.
- Да, я помню, - сказал Билл.
- А вот больница, узнаете?
Они проезжали роддом Дерри по правую руку. Позади него протекал
Пенобскот, до того места, где он встречался с Кендускеагом. Под дождливым
весенним небом река отливала свинцом. Больница, которую вспомнил Билл, -
белое деревянное трехэтажное здание с двумя корпусами по обе стороны - все
еще стояла там, но сейчас она была окружена целым комплексом зданий, всего
их было около двенадцати.
- А Канал, он все еще здесь? - пробормотал Билл, когда они сворачивали
с Центральной улицы на Пасчер-роуд, которая, как Майк и говорил, сейчас
называлась Молл-роуд, там была зеленая табличка с этим названием. - Канал
все еще здесь?
- Да, - сказал шофер. - Я думаю, он всегда был здесь.
Сейчас Молл-роуд была по правую руку от Билла, и, проезжая мимо, он
опять ощутил это двойственное чувство. Когда они были маленькими, это место
представляло собой длинное поле, заросшее травой с гигантскими
раскачивающимися подсолнухами, которые обрамляли северовосточный край
Барренса. К западу чуть вдали от этого поля находился Старый Мыс - там
тянулись дома бедняков. Он помнил, как они
разрабатывали это поле, стараясь ни попасть в погреба чугунолитейного
завода Кичнера, который был взорван на Пасху в 1906 году. Это поле было
полно реликвий, и они выкапывали их со священным интересом археологов,
исследовавших египетские пирамиды: кирпичи, черепки, куски железа с ржавыми
болтами, осколками стаканов и бутылок с остатками чего-то такого, что
невозможно передать словами, которые издавали запах, сбивающий с ног. Что-то
ужасное случилось неподалеку от этого места, около свалки, но он не мог
сейчас вспомнить, что именно. Он только помнил имя Патрик Хамболд, что-то
связанное с холодильниками. И что-то связанное с птицей, которая
преследовала Майка Хэнлона. Что же?..
Он тряхнул головой. Какие-то фрагменты. Какие-то намеки. И все.
Поле тоже исчезло, так же, как и остатки чугунного завода. Билл помнил
огромную трубу этого завода. Покрытая черепицей, черная от сажи на последних
десяти футах, она лежала в высокой траве, как гигантская курительная трубка.
Они забирались на нее и ходили туда-сюда, как канатоходцы, смеясь.
Он опять тряхнул головой, как бы пытаясь избавиться от миража, от этого
мола с уродливой коллекцией зданий с надписями и рекламами. Дороги вились от
автостоянок в разные стороны. Но мол не исчезал, потому что это был не
мираж. Чугунный завод Кичнера исчез, как исчезло и поле, образовавшееся на
руинах этого завода. Мол был реальностью, а не воспоминанием. Но почему-то
он не верил этому.
- Вот мы и приехали, мистер, - сказал шофер. Он подъехал к стоянке
около здания, которое выглядело, как пагода. - Мы немного опоздали, но лучи
никогда.
- Вы правы, - сказал Билл. Он дал долларов. - Сдачи не надо.
- Отлично, елки-палки! - воскликнул таксист. - Если но лучше поздно,
чем шоферу пять вам опять понадобится такси, звоните в нашу контору и
спросите Дэйва. Просто назовите мое имя.
- Я просто попрошу религиозного парня, - сказал Билл, улыбаясь.
- Всего хорошего, приятель! - сказал Дэйв, смеясь.
- И тебе того же, Дэйв.
Он постоял под легким дождичком, пока такси не скрылось из виду. Он
вспомнил, что хотел спросить шофера еще об одном и забыл - возможно нарочно.
Он хотел спросить Дэйва, нравится ли ему жить в Дерри. Билл Денбро резко
повернулся и зашагал к ресторану. Майк Хэнлон был в холле, он сидел в
плетеном кресле с широкой спинкой. Он встал, и Билл почувствовал какую-то
нереальность происходящего, это прошло через него. Чувство раздвоенности
вернулось, но сейчас оно было гораздо резче и неприятнее. Он помнил
небольшого роста мальчишку, аккуратного и проворного. А перед ним стоял
высокий человек, похожий на скелет, обтянутый кожей. Одежда висела на нем.
Морщины на лице были так глубоки, что, казалось, ему уже далеко за сорок, а
не тридцать восемь, как было в действительности.
Эти чувства были написаны на его лице, потому что Майк сказал спокойно:
- Я знаю, как я выгляжу.
Билл зарделся и сказал:
- Дело не в том, что ты плохо выглядишь, просто я запомнил тебя
мальчишкой, вот и все.
- Правда?
- Ты выглядишь немного устало.
- Я и впрямь немного устал, - сказал Майк. Он улыбнулся, и улыбка
осветила его лицо. И тогда Билл увидел того мальчишку, которого он знал 27
лет тому назад. Точно так, как старая деревянная больница была залита
стеклом и бетоном, так же и мальчишка, которого знал Билл, был облечен в
неизбежные аксессуары взрослости. Морщины на лбу, в углах рта, седые волосы
на висках. Но, как и старая больница, которая все еще находилась здесь, так
и Майк был перед ним - вот он, тот мальчик, которого знал Билл. Майк поднял
голову и сказал:
- Добро пожаловать в Дерри, Большой Билл!
Билл не посмотрел на протянутую для пожатия руку, он обнял Майка. Майк
в ответ крепко сжал его, и Билл почувствовал его волосы, жесткие и курчавые,
на своем плече и увидел часть шеи.
- Что бы ни случилось, Майк, мы всегда вместе, - сказал Билл. Он
услышал в своем хриплом голосе подступающие слезы, но не стал обращать на
это внимания. - Мы уже победили однажды, и снова пппобедим.
Майк отстранился от него на расстояние вытянутой руки, и, хотя он тоже
улыбался, в глазах были слезы. Он вытащил платок и вытер глаза.
- Будь уверен, Билл, - сказал он.
- Джентльмены, не желаете ли пройти со мной? - спросила хозяйка. Это
была улыбающаяся восточная женщина в изящном кимоно розового цвета,
разрисованном драконами с огромными хвостами. Темные волосы ее были плотно
собраны на затылке, гладко зачесаны и поддерживались красивым гребнем из
слоновой кости.
- Я знаю дорогу, Роза, - сказал Майк.
- Очень хорошо, мистер Хэнлон. - Она улыбнулась и тому и другому.
- Я полагаю, вы хотите уединиться?
- Да, спасибо, - сказал Майк. - Сюда, Билл.
Он провел его по затемненному коридору, мимо большого зала к двери, на
которой висел занавес, сделанный из бусинок.
- А остальные? - начал Билл.
- Все уже здесь, - сказал Майк, - все, кто смог прийти.
Билл затоптался у двери, неожиданно испуганный. Вовсе не потому, что
его пугала неизвестность или сверхъестественность происходящего, а просто
потому, что он знал: он вырос на 15 дюймов с 1958 года и потерял почти все
волосы. Ему было непросто увидеть их всех, детские лица совсем испарились из
его памяти, были похоронены под происшедшими изменениями, так же как и
больница, похороненная под новыми зданиями.
Мы все выросли, - подумал он. - Мы не думали тогда, что это может
произойти с нами, только не тогда и только не с нами. Но это случилось, и
если я войду, это будет реально: мы все уже взрослые.
Он взглянул на Майка, неожиданно смущенный и оробевший.
- Как они выглядят? - услышал он свой нерешительный голос. - Майк...
как они выглядят?
- Входи, посмотришь, - добродушно сказал Майк и пропустил Билла в
небольшой кабинет. Билл Денбро входит и видит...
Возможно, это затемненность комнаты создала иллюзию, которая длилась
миг, но Билл позже подумал, что это было сделано специально для него: судьба
сжалилась над ним.
В этот краткий миг ему показалось, что никто из них не вырос и все его
друзья остались просто детьми.
Ричи Тозиер откинулся на спинку кресла, так что почти касался стены, он
что-то говорил Беверли Марш, которая прикрывала рот ладошкой, чтобы скрыть
хохоток; Ричи глупо ухмылялся такой знакомой усмешкой. А вот и Эдди
Каспбрак, слева от Беверли, перед ним на столе у стакана с водой -
пластиковая бутылка с трубочкой в виде пистолета. Вроде бы что-то из области
искусства, но назначение прежнее - аспиратор. По другую сторону стола, глядя
на эту троицу со смешанным выражением удивления и внимания, сидел Бен
Хэнском.
Билл поднял руку к голове, как бы пригладить волосы, которые должны
были появиться словно по волшебству, - свои прекрасные рыжие волосы, которые
он начал терять, когда учился в колледже.
Это рассеяло иллюзию. У Ричи теперь не было очков. Наверное, контактные
линзы, он всегда ненавидел свои очки, - подумал Билл. Короткие штанишки и
детскую рубашку сменил костюм явно от хорошего портного.
Беверли Марш (если, конечно, ее фамилия все еще Марш) стала ошеломляюще
красивой женщиной. Вместо привычного хвостика ее волосы, почти такого же
цвета, как когда-то его собственные, ниспадали волнами на ослепительно белую
блузку. В полусвете блузка служила красивой оправой для ее почти янтарных
волос. При дневном свете, - думал Билл, - они должны гореть огнем. И он
представил себе, что можно почувствовать, если запустить пальцы в эти волосы
и перебирать их. Старая, как мир история, - подумал он, - я люблю свою жену,
но Боже мой...
Эдди - удивительно, но правда, - вырос и стал немного похож на Энтони
Перкинса. Преждевременные морщины на его лице (хотя в движениях он выглядел
моложе и Ричи и Вена) делали его старше, что усиливалось очками; такие очки,
верно, можно было увидеть на лице какого-нибудь английского адвоката, когда
он подходит к скамье подсудимых. Волосы его были коротко подстрижены по моде
конца 50-х - начала 60-х годов. На нем была куртка в широкую клетку,
казалось, вытащенная откуда-то с распродажи подержанных вещей, как у
временно безработного... но часы на запястье были Патек Филипп, а на мизинце
правой руки было кольцо с рубином. Большой камень выглядел вульгарно, тем не
менее он был настоящим.
Один Бен очень изменился. И глядя на него Билл снова почувствовал
нереальность происходящего. Лицо у него было прежнее, волосы, хотя и
поседели, были причесаны в обычной его манере - на правую сторону. Но Бен
сильно похудел. Он свободно сидел в своем кресле, из-под простой рубашки
виднелось голубое нижнее белье. Он был в джинсах "Левис", ковбойских
ботинках, ремень на джинсах был с пробитыми серебряными бляшками. Эта одежда
свободно болталась на теле, стройном и узкобедром. На руке у него был
браслет с тяжелой цепочкой, но не золотой, а медной. Он похудел, - подумал
Билл. - Он тень самого себя, если можно так выразиться... Старина Бен
похудел, никогда не перестану удивляться.
Все шестеро замолчали, это длилось недолго, но такого странного
молчания Билл не переживал никогда в жизни. Стана не было с ними, но кто-то
седьмой присутствовал. Здесь, в этом отдельном кабинете ресторана, Билл
настолько полно почувствовал его присутствие, что его можно было назвать по
имени, - но это не был старик с косой за плечами. Это было какое-то белое
пятно на карте, которая лежала между 1958-м и 1985
годами, область, которую исследователь мог назвать Великое Не Знаю.
Билл удивился, насколько это было точно. Кто был этот седьмой?
Впрочем, какая разница? Седьмой был там. И в этот момент они все
почувствовали это... и, возможно, лучше поняли жуткую силу, которая собрала
их вместе. Оно живо, - у Билла похолодело внутри. - Глаз тритона, хвост
дракона, Рука Славы... кто бы это ни был, Оно здесь. Оно существует, Оно в
Дерри опять. Оно.
И он неожиданно почувствовал, что это Оно было седьмым; что Оно и время
взаимозаменяемы, но Оно имело все их лица, так же как и лица еще тысячи
людей, которых Оно когда-либо пожирало или убивало... и та мысль, что Оно
могло бы быть ими, была самой страшной мыслью из всех. Кто из нас останется
здесь? - подумал он со страхом. Сколько из нас никогда больше не выйдут из
канализации и коллекторов, где скрывается Оно... и где Оно питается? Почему
мы забыли? Потому ли, что какая-то наша часть никогда не взрослела и никогда
не покидала Дерри? Неужели поэтому?
Он не увидел ответа на их лицах... только собственные отраженные
вопросы.
Мысли формировались и пролетали за секунды и миллисекунды, они
создавали собственную временную оболочку, и все они прошли через мозг Билли
Денбро не больше чем за пять секунд.
Затем Ричи Тозиер, облокачиваясь на стену, ухмыльнулся и сказал:
- Посмотрите на него! Голова, как бильярдный шар. Давно ты натираешь
свою голову воском. Большой Билл?
И Билл, совершенно не представляя, что сейчас скажет, открыл рот:
- Черт побери тебя и твою лошадь. Словесный Понос!
На миг все затихли - а потом комната взорвалась от хохота. Билл
бросился к ним, стал пожимать руки, и, хотя в его чувствах присутствовал
ужас, было в этом и что-то успокаивающее: он приехал домой, и приехал, чтобы
все кончилось хорошо.
Бен Хэнском худеет.
Майк Хэнлон заказал напитки, и, как бы вознаграждая себя за предыдущее
молчание, все заговорили в одно и то же время. Беверли Марш, как выяснилось,
была сейчас Беверли Роган. Она сказала, что вышла замуж в Чикаго за
великолепного человека, который перевернул всю ее жизнь и каким-то волшебным
способом сумел преобразовать ее талант к шитью в успешный бизнес. Эдди
Каспбрак был владельцем автомобильной компании в Нью-Йорке.
- Что я знаю наверняка, так это то, что моя жена сейчас в постели с Эль
Пачино, - сказал он кротко улыбаясь, и вся комната зашлась от смеха.
Они все знали, чего добились Бен и Билл, но Билл смутно чувствовал, что
у них нет ассоциации между ними прежними и нынешними-тем, что
Бен-архитектор, а он - писатель, - потому что знали их с детства. Однако у
Беверли в сумочке оказались экземпляры "Джоанны" и "Черных Стремнин", и она
попросила подписать их. Билл подписал, отметив про себя, что обе книги
наверняка были куплены в киоске аэропорта, когда она выходила из самолета.
Подобным же образом Ричи сказал Вену, как ему понравилось здание Центра
Связи в Лондоне... но по глазам его было видно: он не мог связать автора
этого здания с тем честолюбивым толстяком, который показывал им, как
добраться до середины Барренса с помощью украденной доски или ржавой
автомобильной дверцы.
Ричи был диск-жокеем в Калифорнии. Он сказал, что все его зовут Человек
с тысячью голосов, а Билл усмехнулся:
- Боже, Ричи, твои голоса всегда были такие ужасные.
- Лесть не доведет тебя до добра, старина, - ответил Ричи
величественно. Когда Беверли спросила, не носит ли он контактные линзы, Ричи
сказал низким голосом: - Подойди поближе, Бэби. Посмотри мне в глаза. - Что
Беверли и сделала. Оказалось, он носит мягкие контактные линзы Гидромист.
- А как библиотека, все такая же? - спросил Бен Майка Хэнлона. Майк
вытащил свой бумажник и достал снимок библиотеки с птичьего полета. Он
сделал это с гордостью человека, показывающего снимки своих детей, своей
семьи.
- Снимал парень на легком самолете, - сказал он, пока снимок переходил
из рук в руки. - Я хотел уговорить Городской Совет или какого-нибудь
частника финансировать размножение этого снимка для Детской Библиотеки, но
увы! Никакой помощи. Но снимок хорош, не правда ли?
Все согласились. Бен смотрел на него дольше всех. Наконец он указал на
стеклянный коридор, соединяющий два здания:
- Ты еще гденибудь видел подобное, Майк?
Майк улыбнулся.
- Это твой Центр Связи, - сказал он, и все шестеро рассмеялись.
Принесли напитки. Все уселись. И вновь наступило тягостное молчание.
Они смотрели друг на друга.
- Ну, - спросила Беверли красивым, с хрипотцой, голосом: - За что пьем?
- За нас, - неожиданно сказал Ричи. На этот раз он не улыбался. Он
посмотрел
Биллу прямо в глаза, и Билл вспомнил себя и Ричи стоящими в середине
Нейболт-стрит после того происшествия с клоуном или оборотнем, когда тот
исчез, а они продолжали стоять, держась друг за друга и плача. Когда он
поднял стакан, руки его дрожали так, что несколько капель пролилось на
скатерть. Ричи медленно встал, и один за другим встали все: сначала. Билл,
потом Бен, Эдди, Беверли и наконец Майк Хэнлон.
- За нас! - сказал Ричи, голос его тоже слегка дрожал.
- За Клуб Неудачников 1958 года.
- За Неудачников! - сказала Беверли весело.
- За Неудачников! - сказал Эдди. Лицо его было бледным и старым за
дымчатыми очками.
- За Неудачников! - согласился Бен. Слабая улыбка блуждала в кончиках
его губ.
- За Неудачников, - мягко сказал Майк.