Кинг Валери. Опасное пари

   — Прошу вас «снять», мадемуазель.
   В комнате стало тихо. Элли протянула затянутую в перчатку руку, чувствуя, как дрожат у нее пальцы, но тут… Тут в воздухе мелькнула другая рука — рука Равенворта — и ловко смахнула колоду со стола из-под самого носа Азартного Игрока.
   — Эй, какого черта?! — совсем не по-дамски вскрикнула Элли.
   Она повернула голову к Равенворту, готовая испепелить его взглядом, сказать все, что она о нем думает…
   Но виконт смотрел не на нее. Его серые, потемневшие глаза сверлили лицо Крессинга.
   — Так не годится, — неестественно спокойным тоном произнес Равенворт. — Я не позволю мисс Дир-борн рисковать пудреницей, играя краплеными картами.
   Если и до этого в комнате было тихо, то теперь тишина стала звенящей. Лишь один звук нарушил ее — звук скрипнувшего под Крессингом стула, когда он выпрямился на нем. Лицо барона, всегда мертвенно-бледное, пошло багровыми пятнами, и он воскликнул:
   — И вы можете это доказать?
   — Дорогой мой Крессинг, — натянуто улыбнулся Равенворт, — я не хотел сказать ничего обидного. Вы, очевидно, неправильно поняли меня. Впрочем, если вы настаиваете на удовлетворении, что ж, я готов. — Лицо Равенворта стало непроницаемым, и он закончил с легким поклоном: — Вам достаточно назвать ваших секундантов.
   Крессинг поднял на виконта мрачный взгляд. Кому-кому, а барону было известно, что у него нет ни единого шанса против Равенворта — ни на шпагах, ни на пистолетах. И все-таки он получит удовлетворение. Непременно получит — только не сейчас, не сегодня. А пока что лучше смирить свою гордыню и не торопиться с отходом в мир иной из-за такой ерунды.
   Выражение гнева сменилось на лице Крессинга притворным безразличием.
   — Это глупо. Очевидно, я и впрямь неверно истолковал ваши слова. — Он с поклоном обратился к Элли: — Мисс Дирборн, прошу вас простить меня за эту сцену. Действительно, с моей стороны было ошибкой предлагать вам игру распечатанными картами.
   Крессинг подозвал слугу, приказал ему принести свежую колоду карт и бренди, а сам откинулся на спинку стула, всем своим видом демонстрируя терпеливое ожидание.
   Зрители замерли. Легкий шепот пролетел по комнате, ветром зашелестел в ушах Элли — словно пчелы гудели где-то вдали.
   Подошел высокий тощий слуга, подал нераспечатанную колоду карт Равенворту, поставил рядом с Крессингом бокал бренди, поклонился обоим джентльменам и отошел прочь все с тем же непроницаемым выражением на лице. Элли задумчиво посмотрела на Крессинга. Он сидел неподвижно, тщетно пытаясь растянуть в улыбке уголки напряженного рта.
   «А все же первое впечатление никогда не обманывает, — подумала Элли. — Крессинг действительно не тот человек, которому можно доверять».
   Она уже не сомневалась в том, что у этого старого распутника не одна табакерка, да и эту ему едва ли подарил отец. Она не верила ни одному его слову. Ну разве можно назвать Крессинга человеком чести после того, как он проглотил оскорбление, нанесенное ему Равенвортом?
   И тут новая мысль пришла в голову Элли: «А что, если Равенворт прав, и та колода карт на самом деле была крапленой?» В таком случае виконт спас ее от неминуемого проигрыша.
   Равецворт поклонился Элли и протянул ей распечатанную колоду. Его лицо было непроницаемым, холодным, серые глаза казались застывшими льдинками. За все это время он ни разу не улыбнулся. «Что бы это могло означать? — подумала Элли. — Очевидно, крайнее неодобрение…»
   Но она недолго размышляла о причинах, заставивших виконта сердиться: ее внимание переключилось на игру. Итак, еще несколько секунд — и она может стать обладательницей заветной золотой коробочки!
   Она перемешала карты и предложила Крессингу «снять». Зрители подтянулись поближе, стремясь не упустить ни одной, самой незначительной детали предстоящего поединка. Его исход должны будут решить две карты, которые сейчас откроют игроки.
   Элли почувствовала знакомое возбуждение и легкое покалывание в кончиках пальцев. О боже, как ей хотелось выиграть! Она помедлила еще секунду, затаила дыхание и решительно открыла свою — верхнюю — карту.
   Вздох разочарования пролетел по комнате. И было от чего вздохнуть зрителям, желавшим победы Элли.
   Пятерка бубен! Одна из самых слабых карт…
   Пытаясь скрыть свое разочарование, Элли смерила взглядом лежащую на столе колоду. Полсотни карт — и почти любая может побить ее собственную. Да, похоже, у нее нет ни малейшего шанса выиграть этот поединок у лорда Крессинга.
   Элли заметила, как огорченно опустил голову Равенворт, а барон, напротив, улыбнулся. Он не спешил, предвкушая скорый триумф, — откинулся на спинку стула, медленно допил бренди и приказал слуге принести новый бокал. Кое-кто из зрителей осуждающе зашипел, считая недостойным поведение барона, другие засмеялись.
   Наконец принесли новый бокал бренди. Лорд Крессинг сделал медленный глоток, обвел глазами зрителей, победно покосился на побледневшую Элли и…
   Нет, он не открыл свою карту. Он взял со стола табакерку и широким жестом предложил стоящим рядом отведать его табачка. Желающих не нашлось. Тогда барон вернул табакерку на место и со смехом объявил:
   — Ну, что же! Я не стану больше оттягивать ту минуту, когда стану обладателем этой элегантной пудреницы.
   Он открыл карту.
   Двойка!
   Напряженно ожидавшие развязки зрители разразились дружным смехом. Элли издала торжествующий вопль и быстренько сгребла со стола пудреницу и табакерку.
   До чего же все-таки приятно выигрывать, черт побери!

10

   Кое-кто из зрителей бросился поздравлять Элли с победой. Лорд Крессинг побледнел, лицо его сразу как-то осунулось, но все же он нашел в себе силы, чтобы поздравить Элли, и добавил при этом:
   — Надеюсь со временем отыграть свою табакерку назад.
   Элли — раскрасневшаяся от игры, бесконечно довольная, а потому благодушная и щедрая, как все победители, — ответила ему:
   — В любое время, начиная со второй недели мая, вы сможете отыграть ее, милорд.
   Она рассмеялась и подбросила в воздух свою сумочку — совсем как девчонка, бегущая домой после уроков.
   — Начиная со второй недели мая? — Голос Равенворта вернул Элли с небес на землю; глаза виконта блестели в ярком свете свечей. — Но почему именно тогда?
   Элли слегка покраснела и замялась, подыскивая ответ:
   — Ну-у, не знаю… Нужно же мне хоть несколько недель понаслаждаться своей победой!
   Крессинг еще раз поклонился, хмуро покосился на сумочку Элли и неохотно отошел прочь. А Элли тем временем изучающе смотрела на Равенворта, и ей очень не нравилось выражение его лица.
   — Что случилось, милорд?
   Он, казалось, ждал ее вопроса, был готов к нему. Более того, он жаждал ответить. Но, прежде чем первое слово слетело с его губ, возле них появилась раскрасневшаяся от нетерпения леди Вудкотт. По всему было видно, что она просто умрет, если не услышит — немедленно! — оценку своему наряду из уст Законодателя Мод.
   Она высоко подняла голову, украшенную идиотским тюрбаном с полудюжиной чудовищных перьев, приняла нелепую театральную позу и воскликнула:
   — Ваше мнение, милорд?
   Элли захотелось провалиться сквозь землю — да-да, прямо сквозь этот полированный дубовый паркет. Более неудачного момента для своего появления леди Вудкотт просто не могла выбрать. Равенворт сейчас явно не в том настроении, чтобы с юмором отнестись к наряду докучливой леди. По лицу виконта пробежала тень, уголки его губ дернулись, и этого было достаточно для Элли, чтобы понять, что именно думает лорд Равенворт и о ее тетушке, и о ее тюрбане, и о ее проклятых перьях — ядовито-желтых, словно подсолнухи на дешевой литографии.
   Элли прикусила губу, перевела взгляд на восторженное, нетерпеливое, ожидающее лицо тетушки и в ужасе прикрыла глаза. Все. Сейчас он ей покажет…
   Но проходили мгновения, а Равенворт молчал. Элли осторожно приоткрыла глаз. Было ясно видно, как виконт борется с собой: его лицо попеременно отражало самые разные эмоции. Наконец он сделал решающее усилие и заговорил:
   — Боюсь, что ваша природная красота, леди Вудкотт, немало пострадала от такого количества перьев. Если бы вы оставили всего одно перо или хотя бы пару и вернули им при этом натуральный цвет, эффект мог быть гораздо более… обнадеживающим.
   Элли облегченно вздохнула и быстро-быстро замахала веером. Когда-нибудь она постарается отплатить виконту добром за его доброту. Слава богу, он пощадил чувства тетушки!
   Леди Вудкотт закатила к небу повлажневшие от признательности глаза и опустилась перед виконтом в низком реверансе.
   — Вы очень добры ко мне, милорд. Я непременно последую вашему совету.
   Она горделиво оглянулась, выискивая взглядом леди Джерси, которая теперь уж непременно должна будет умереть от зависти, и поспешила прочь — поделиться с нею мнением Законодателя Мод. Элли посмотрела ей вслед, и до нее долетел возбужденный шепот тетушки: «Моя природная красота!»
   Рассмеявшись, Элли перевела взгляд на Равенворта, ожидая увидеть улыбку и на его лице. Но ошиблась. Глаза виконта смотрели холодно и сердито.
   Элли с треском сложила веер и воскликнула:
   — Чем мне заплатить за вашу доброту, милорд? И чем искупить пережитое вами отвращение?
   — Мы могли бы начать прямо сейчас, мадемуазель… — язвительно начал он, но Элли перебила его:
   — Не кажется ли вам, что для этого разговора нам следует поискать более спокойное место?
   Равенворт удивленно поднял брови, но возражать не стал. Он поклонился, предложил Элли руку и повел девушку в дальние комнаты, не забывая при этом раскланиваться на ходу с знакомыми.
   — Я бы посоветовал вам улыбаться, — заметил он, покосившись на напряженное лицо Элли.
   — Я улыбаюсь, милорд, — мгновенно парировала она. — Но у вас самого сейчас такое нелепое выражение лица, что все встречные, несомненно, задают себе вопрос: «Куда это он ее потащил и зачем?»
   Элли ожидала, что Равенворт заскрипит зубами от злости, но ничего подобного. Его тонкое аристократическое лицо не дрогнуло, лишь на губах появилась легкая усмешка, которая сразу смягчила напряженную, застывшую маску.
   «До чего же порой они бывают забавными, эти мужчины! — подумала Элли. — И пойди догадайся, что заставляет их так сердиться, так выходить из себя?»
   Спустя пару минут они достигли дальней галереи, увешанной портретами предков миссис Уорнхолл. Свет здесь был неярким, и стоящие вдоль стен кресла утопали в полумраке. Элли покосилась на портреты, и ей показалось, что изображенные на холстах люди смотрят на нее с одним и тем же неодобрительным выражением.
   Равенворт, несомненно, уже не раз бывал в этой галерее — во всяком случае, чувствовал себя здесь как дома. Он торопливо провел Элли мимо одинокой парочки, медленно бредущей вдоль стены, мимо небольшой компании юных джентльменов, сидящих в креслах в углу и оживленно обсуждающих что-то. По тону их голосов можно было догадаться, что молодые люди изрядно пригубили — и не охлажденного шампанского, что стояло на всех столах в доме миссис Уорнхолл, а кое-чего покрепче.
   Завернув за угол, Равенворт остановился возле портрета, изображающего седобородого мужчину, который, подбоченившись, прижимал к груди шляпу с плюмажем. Его напряженная поза смешно контрастировала с застывшей под кистью художника мягкой улыбкой.
   — А теперь отвечайте, мадемуазель, с чего это вы ввязались в такие игры, да еще с Крессингом? — требовательно спросил Равенворт.
   — Простите? — Элли подняла на него свои наивные глаза. — Что вы имеете в виду?
   Виконт так язвительно посмотрел на нее, что она смешалась, покачнулась на каблуках и взмахнула руками.
   — С какой стати вы устраиваете мне допрос?!
   Равенворт глубоко вздохнул, сцепил руки за спиной и нахмурился.
   — Мадемуазель, не нужно играть со мной в кошки-мышки. Вам же хорошо известна репутация Крессинга.
   Элли заставила себя улыбнуться, но ее усилия пошли прахом — лицо Равенворта осталось по-прежнему неприступным.
   — При чем тут его репутация? — пролепетала она. — И вообще, я не понимаю, почему это так вас задело…
   — Не понимаете? Неужели вы не отдаете себе отчета в том, чем кончилась бы эта милая игра, если бы я не вмешался? Почему вы пошли на такой риск?
   Виконт говорил все более раздраженно, и Элли поспешила перебить его:
   — По-моему, сэр, вы просто излишне подозрительны. Я, во всяком случае, не просила вас вмешиваться в мою игру.
   — Ну да, конечно! — язвительно воскликнул он. — А кто смотрел на меня как загнанный заяц? Кто махал мне рукой, призывая на помощь? Забыли?
   — К-как заяц?! Ничего подобного! И вовсе я не махала вам!
   — Но я же видел!
   — Вы ошиблись, милорд. Должна сказать, что порой ваше самомнение переходит всякие границы! Единственное, за что я вам сегодня благодарна, так это за вашу доброту к моей тетушке. Спасибо, что хотя бы ее вы не ткнули лицом в грязь.
   Лорд Равенворт заметил, что пара, забредшая в этот дальний конец галереи, забыла о портретах и смотрит на них, приоткрыв рты. Он ожег их гневным взглядом, и парочка упорхнула прочь, словно испуганные лани. Молодые люди в углу продолжали громко говорить и смеяться. Судя во всему, они не обращали на виконта и Элли ни малейшего внимания.
   Равенворт повернулся к своей спутнице.
   — Я попросил бы вас говорить тише, мадемуазель. Или вы хотите, чтобы весь мир узнал о нашем разговоре?
   Элли сделала реверанс и невинно заметила:
   — Я только повторяю ваши интонации, милорд.
   В ответ он зло прошипел:
   — И перестаньте называть меня «милорд»! Да еще таким тоном…
   — Как прикажете, милорд, — кротко произнесла Элли.
   Он смерил ее бешеным взглядом, прошел немного вперед и вновь остановился — на сей раз под портретом дамы с невероятно высокой прической, густо напудренной и украшенной алыми розами.
   Равенворт постарался взять себя в руки и заговорил уже более спокойным тоном:
   — Хорошо. Пусть я ошибся и неправильно истолковал ваш взгляд. И все же, как вы могли ввязаться в игру с таким человеком, как Крессинг? Еще раз спрашиваю: вам известна его репутация?
   Элли устало вздохнула и согласилась:
   — Да. Мне хорошо известна его репутация.
   — Из этого я могу заключить только одно: вам позарез понадобилась его табакерка. Интересно — зачем? — Он впился своими ледяными серыми глазами в лицо девушки.
   Элли гордо задрала подбородок и отвернулась.
   — Не понимаю, что вам за дело до этого, — пробормотала она куда-то в сторону.
   — Есть, есть дело! Несколько дней тому назад мой друг, лорд Барроу, рассказал, что вы выпросили у него на время его табакерку.
   — Ничего я не выпрашивала! Просто сказала, что хочу ее иметь, и он мне тут же ее отдал. — Элли самой было противно слушать себя. Детский лепет какой-то!
   — Но зачем?
   — А вот это не ваше дело!
   Элли прикусила губу. Да нет, пожалуй, это как раз его дело. Ведь третья-то табакерка принадлежит Равенворту!
   — Неправда. Вопрос касается моего друга. А он, насколько мне известно, любит вас и собирается на вас жениться.
   Элли молча пожала плечами.
   — Так почему же вы ему ничего не объяснили? — продолжал Равенворт. — Почему не сказали, зачем вам это нужно?
   — Я была уверена, что он верит мне и не нуждается в каких-либо объяснениях.
   — Он, может быть, и не нуждается, а вот я хотел бы получить ваши объяснения, мисс Дирборн. Итак, сначала табакерка Чарльза, потом Крессинга. Следует полагать, что теперь вы попросите табакерку у меня? — ехидно спросил он.
   Ну что Элли могла поделать? Да ничего! Она глубоко вздохнула и просто ответила:
   — Да.
   Равенворт был так ошарашен, что на какое-то время потерял дар речи. Он некоторое время молча смотрел на Элли, наконец поморщился и воскликнул:
   — Это несерьезно! Вы меня разыгрываете!
   Теперь пришла очередь Элли разозлиться.
   — Вот как? — поинтересовалась она, и голос ее был полон яда. — Вы хотите сказать, что я недостойна просить табакерку у такого утонченного человека, как лорд Равенворт? Ну конечно, разве может соваться со своими просьбами к Законодателю Мод какая-то букашка!
   О, как захотелось Равенворту сказать все, что он думает о ней — о дерзкой, нахальной девчонке с ангельским личиком! О том, как она раздражает его своими идиотскими выходками!
   Но он сдержался, поиграл желваками и ответил довольно сдержанно:
   — Вы испорченная девчонка, мисс Дирборн, и более ничего.
   Наступило молчание. Элли помнила, что они не одни в галерее, более того, она заметила, что трое юных джентльменов перестали смеяться и затихли, внимательно прислушиваясь к их разговору. Ну и пусть! Элли была слишком сердита, чтобы думать о таких мелочах. Нет, она не просто испорченная девчонка, и она докажет это виконту!
   Но сначала необходимо выиграть пари…
   Так они и стояли с Равенвортом друг перед другом — задрав подбородки, сжав кулаки. В тишине галереи послышались далекие звуки арфы — это мисс Хэтфилд начала свое выступление в гостиной. В дальнем конце отворилась дверь, отчего звуки арфы на время стали громче и ближе. Затем дверь вновь закрылась, и музыка стихла. Элли обернулась и обнаружила, что в галерею вошла миссис Уорнхолл, а вместе с нею… Господи боже мой, неужели сам герцог Веллингтон?!
   Несмотря на свои сорок с лишним лет, герцог выглядел молодо. Его глаза были полны жизненной силы, а в густых каштановых волосах не серебрился ни один седой волос. И нужно же было Элли впервые увидеть этого великого человека в такой неподходящий момент!
   Голос герцога — громкий, командный — наполнил все пространство галереи:
   — О, да это же майор Стоунсфилд?
   Заветное имя громом ударило в уши Элли. Она растерянно обернулась на стоящего у нее за спиной Равен-ворта. Конечно, в галерее полумрак, но разве можно так ошибиться?..
   Герцог же быстрым шагом направился к ним, держа под руку хозяйку дома, и радостно повторил:
   — Да, конечно, это майор Стоунсфилд! Какими судьбами? Черт побери, до чего же я рад видеть вас!
   Он протянул руку виконту. Элли ахнула и шепнула через плечо:
   — Он с ума сошел! Принял вас за Стоунсфилда! Что бы это значило?
   Но Равенворт вытянулся в струнку, облизнул пересохшие от волнения губы и ответил, пожимая руку герцога:
   — И я бесконечно рад видеть вас, ваша светлость. Позвольте лишь заметить, что я не называюсь больше Стоунсфилдом.
   — Ах, ну да, конечно. Теперь вы Равенворт.
   — Совершенно верно, ваша светлость.
   В голосе виконта слышались уважительные нотки — так обычно обращаются к командиру младшие по званию.
   — А кто это с вами? Нет-нет, постойте, я хочу догадаться сам! Азартный Игрок, верно? Мне говорил о вас барон Барроу. Давно хотел увидеться с вами, мисс Дирфилд.
   — Дирборн, ваша светлость, — машинально поправила герцога Элли и добавила, низко присев в реверансе: — Когда я была девчонкой, то прочитывала от корки до корки все газеты, в которых писали о войне.
   Герцог удовлетворенно улыбнулся.
   — В таком случае у вас есть о чем поговорить со Стоунсфилдом… э-э… с Равенвортом, я хотел сказать. Он был превосходным офицером. Любил и берег своих солдат, заботился о каждом из них… — Герцог еще раз взглянул на Равенворта, на Элли, затем кивнул головой и обратился к своей спутнице: — Знаете, Софрония, давайте посмотрим портреты как-нибудь в другой раз. В более подходящее время…
   Миссис Уорнхолл догадалась, что герцог хочет оставить молодую пару наедине, и обиженно поджала губы. Спина ее напряглась, и хозяйка дома неподвижно застыла, сделавшись похожей на портреты своих предков. Казалось, нет такой силы, что смогла бы сдвинуть ее с места.
   Но такая сила нашлась. Герцог легко развернул миссис Уорнхолл и повел к выходу из галереи, начав говорить о чем-то так длинно и убедительно, что перебить его, даже слово вставить, не представлялось никакой возможности. Все, что могла сделать миссис Уорнхолл, так это обернуться через плечо и выразительно посмотреть на Равенворта и Элли. Затем она скрылась из виду, увлекаемая герцогом, и за ними закрылась дверь галереи.
   Только теперь Элли сообразила, что до сих пор склоняется в реверансе, провожая давно исчезнувшего герцога. Итак, ей посчастливилось воочию увидеть одного из величайших героев английской истории! Радость и возбуждение переполняли ее. Она обернулась к Равенворту, желая разделить с ним переживание этого выдающегося в ее жизни события, но увидела на лице виконта лишь печальную улыбку.
   Элли мгновенно вспомнила странные слова герцога, заветное имя, произнесенное им, и с изумлением воскликнула:
   — Стоунсфилд! Но… Но вы никак не можете быть майором Стоунсфилдом! Вы сугубо штатский человек, это какая-то ошибка.
   Внезапно она припомнила происшествие на Нью-Бонд-стрит и в ту же секунду поняла, что Равенворт — это действительно майор Стоунсфилд. Не радость — обида захлестнула Элли.
   — Боже, как вы могли?! И вы еще смели называть меня интриганкой…
   — Избалованной девчонкой, — поправил виконт, но Элли не слушала его.
   — Подумать только! А я-то рассыпалась: «Ах, познакомьте меня с ним…» — Она в отчаянии прижала руки к груди. — Господи, какая же я дура!
   Пылая от гнева, прикусив губу, чтобы не разреветься, Элли круто развернулась и пошла прочь, а лорд Равенворт продолжал стоять как изваяние. Он окаменел в ту самую минуту, когда герцог назвал его прежним именем и виконт понял, что на этом пришел конец их доверительным отношениям с мисс Дирборн. Впрочем, сам виноват. Кто принуждал его скрывать от нее свое настоящее имя? А герцог… Герцог был так добр, так ласков, ни капли высокомерия…
   Равенворт посмотрел вслед уходящей Элли и бросился догонять, виновато восклицая:
   — Мисс Дирборн, прошу вас, выслушайте меня!
   — Я не желаю разговаривать с вами, лорд Равенворт! Клянусь, вы еще ответите за свою ложь! Не пойму только одного — зачем вам все это понадобилось? Почему вы не сказали мне, кто вы есть на самом деле? Заставили меня ждать, мучиться догадками… Почему вы скрыли, что майор Стоунсфилд — это ваше настоящее имя?
   Виконт остановился: ему нечего было ответить. А Элли летела вперед — раскрасневшаяся от гнева, но по-прежнему такая красивая! Возможно даже, красивая как никогда… Выбежав из галереи, она громко, резко захлопнула за собою дверь.
   «Интересно, что она станет делать дальше? — подумал лорд Равенворт, вынимая свою табакерку. — Как сыграет в такой ситуации Азартный Игрок?»
   Если говорить честно, то на продолжение их знакомства у виконта не было шансов. Впрочем, нет, один все-таки был. В том случае, если мисс Дирборн решит — хотя бы из женского любопытства, которого у нее хоть отбавляй, — разобраться во всем до конца.
   Равенворт подцепил щепотку табака, но не вдохнул его, а принялся растирать пальцами, сосредоточенно глядя на табакерку. Весь обвал в их отношениях с Элли начался с этой табакерки… Зачем она так ей нужна?
   Виконт провел затянутым в перчатку пальцем по крышечке табакерки с выгравированным на ней именем своего брата. Что пришло в голову этой взбалмошной девчонке? Бог весть. Но, что бы ни пришло, он не отдаст ей свою табакерку. Точнее, табакерку покойного брата. Ведь эта вещица — единственная память об Эверетте, и он не может расстаться с золотой коробочкой, один вид которой каждый раз будит в его душе столько воспоминаний…
   Его мысли прервал голос лорда Барроу, который заглянул в галерею, разыскивая своего друга.
   — Эй! Что случилось? Я встретил сейчас мисс Дирборн. Она сердита, как ведьма, едва держит себя в руках. Так летела, что едва не перевернула мисс Хэтфилд вместе с ее идиотской арфой… — Он помолчал и смахнул с рукава несуществующую пылинку. — Кажется, они с кузиной и тетушкой сразу уехали. Жаль: я надеялся поговорить с ними, как только затихнет этот гнусавый струнный перебор.
   Равенворт услышал глубокий вздох, вырвавшийся из груди его друга. Очевидно, лорд Барроу вспомнил прекрасные черты исчезнувшей мисс Дирборн. Барон еще раз вздохнул и прошептал:
   — Очаровательная девушка… Нимфа!
   Равенворт поднес наконец щепотку табака к носу, вдохнул крепкую смесь и чихнул в платок.
   — Нимфа? По-моему, твое первое определение было точнее. Ведьма! Сущая ведьма!
   Лорд Барроу удивленно поднял брови.
   — Ведьма? Хм. Ты… Ты это о мисс Дирборн? — Барон неожиданно рассмеялся, полез было в карман за табакеркой, пошарил, вспомнил, что в кармане пусто. — Ну а я вовсе не о ней. Я о Фанни… э-э… о мисс Вудкотт. Нимфа! Жаль, что она уехала вместе с Элли и матерью. Я танцевал с нею у Альмаков. Какое прелестное личико! А смех… Словно рождественские колокольчики!
   — Рождественские колокольчики? — Равенворт с усмешкой покосился на своего друга.
   Барон заметно смутился и порозовел.
   — Глупо звучит, согласен, — сказал он. — Да, кстати, а что могло так разгневать мисс Дирборн? — Вопрос прозвучал довольно равнодушно. Не дожидаясь ответа, барон обвел глазами висящие на стенах портреты и заметил: — Когда я вижу эти лица, сразу на ум приходит сравнение со стаей ворон.
   Они двинулись в направлении гостиной. По мере приближения к двери звуки арфы, доносившиеся из-за нее, становились все громче. У самого выхода Равенворт задержался и сказал:
   — А смех мисс Дирборн не похож на рождественские колокольчики. Он скорее напоминает журчание ручья… Да, именно так я и сказал бы, доведись мне описывать ее смех.