Страница:
— Но вы же сами сказали, что моя мама очень умная женщина, — растерянно пробормотал лорд Барроу.
Он не мог оторвать глаз от съехавшего набок парика леди Вудкотт, обрамленного серыми кудряшками и украшенного сломанным пером. Затем, опасаясь, что такой интерес становится уж вовсе неприличным, он с усилием отвел глаза.
Но леди Вудкотт, похоже, ничего не заметила. Она любезно улыбнулась лорду Барроу и обратилась к племяннице:
— У вас была партия в пикет с милейшим лордом Равенвортом? Очень, очень любезно с его стороны.
Элли задумчиво погладила подбородок оторванной половинкой пера.
— Такая странная вещь случилась, тетушка Генриетта, вы и представить себе не можете!
Но вот это тетушка Генриетта как раз могла себе представить. Она-то прекрасно знала, чего можно ожидать от ее милой племянницы. Мгновенно забыв о присутствии лорда Барроу, леди Вудкотт закатила глаза и воскликнула:
— О нет, только не это! Неужели ты снова назвала лорда Равенворта каким-нибудь чудовищем, и теперь он знать нас больше ие желает?!
— Да нет же! — рассмеялась Элли, но тут же нахмурилась и заговорила серьезно: — Видите ли, дело в том, что он выиграл. И все из-за этого проклятого пикового короля! А играли мы на желание. То есть тот, кто выигрывает, вправе потребовать от проигравшего все, что ему захочется. Очень, очень волнующая ставка! Вот только… Только…
Договорить ей не удалось: глаза леди Вудкотт запылали, словно горящие плошки.
— Молчи! Молчи! Я сейчас упаду в обморок! Дай мне сначала сесть и тогда уже говори, иначе ты меня убьешь. Где моя нюхательная соль? Где Фанни?
Элли подхватила тетушку под локоть и усадила на банкетку.
— Не нужно падать в обморок. Ничего страшного не произошло. Уверяю вас, все это пустяки.
Леди Вудкотт глубоко вздохнула:
— Ну хорошо. Я постараюсь держать себя в руках и обещаю тебе помочь справиться с этими трудностями.
Элли натянуто улыбнулась:
— Похоже, что Равенворту не нравится то, как я одеваюсь. Представьте, он запретил мне носить страусовые перья и велел сменить драгоценности!
Леди Вудкотт была поражена. Она покраснела так сильно, что краска пробилась даже сквозь толстый слой пудры, покрывавший ее щеки. Глаза ее округлились еще больше, и в какой-то момент Элли подумала, что тетушка все-таки грохнется в обморок.
— Н-не понимаю, — пробормотала леди Вудкотт. — Почему это тебе нужно менять свой ансамбль? Ведь он… э-э-э… он же отвечает самой последней моде! И как же это ты, скажи на милость, можешь отказаться от этих великолепных перьев? Да без них ты будешь выглядеть просто замарашкой! И вообще, я не понимаю, что за дело лорду Равенворту до того, как ты одеваешься.
Элли покрутила в руке обломок пера, провела им по щеке — какое мягкое! — и пожала плечами.
— Но это еще не все.
— Не все? Да он просто сошел с ума! — Леди Вудкотт смешалась и растерянно взглянула на лорда Барроу, словно призывая его к тому, чтобы эти слова остались между ними: ведь всем известно, что эти два джентльмена старинные приятели. Затем осторожно поправилась: — Ну, может быть, «сошел с ума» — это слишком сильно сказано… — Она вновь повернулась к Элли. — Так что же еще он потребовал от тебя?
Элли приподняла подол своего розового атласного платья, открывая тускло-зеленые туфли с золочеными пряжками. Она посмотрела на них и вздохнула.
— Эти «гадкие», по его словам, туфли я должна выбросить на помойку.
— Гадкие?! Что, интересно знать, он имел в виду? Да это же отличные туфли! Они мне очень нравятся!
— Я знаю, — усмехнулась Элли.
Леди Вудкотт вскочила и приподняла свои пылающие багрянцем юбки, под которыми обнаружились точно такие же туфли — цвета спелого гороха, с сияющими застежками.
Это было уже слишком. Лорд Барроу не сдержался и разразился коротким смешком, который он, будучи человеком деликатным, поспешил замаскировать под приступ кашля. Не в силах дольше смотреть на двух дам, стоящих друг перед другом с поднятыми юбками, он целомудренно опустил глаза и принялся рассматривать собственные ноги.
Впрочем, дамам было сейчас не до него. Леди Вудкотт опустила подол и обратилась к Элли:
— Я всегда считала безупречными как манеры лорда Равенворта, так и его вкус. Но на сей раз он заблуждается. И глубоко заблуждается! Советую тебе проигнорировать его требования.
— Ах, тетушка, я не могу! Ведь это вопрос чести. Он же выиграл, как вы не понимаете?! — И Элли со вздохом опустила свои юбки.
— Вопрос чести! Пф-ф-ф! Это касается только джентльменов. А на нас, леди, это не распространяется. Никоим образом не распространяется, можешь мне поверить!
Элли плотно сжала губы. В глубине души она была не согласна с тетушкой, да и у лорда Равенворта, безусловно, были совсем другие представления о чести. Однако, хорошо зная характер леди Вудкотт, Элли даже не попыталась возражать. Сочтя за лучшее сменить тему разговора, она спросила:
— А Джордж еще не появился? Вы не видели его?
Леди Вудкотт продолжала негодовать, а потому ответила коротко и резко:
— Не видела и не желаю его видеть. Наверное, он опять пропадает в каком-нибудь притоне… — Она снова смущенно взглянула на лорда Барроу, и тот поклонился в ответ, давая понять, что не принял ее слова всерьез. Но леди Вудкотт на всякий случай пояснила: — Я имею в виду один из его клубов, разумеется.
Элли коротко вздохнула. Джордж обещал ей сегодня тур вальса, и она весь вечер высматривала, не появился ли ее кузен. Нелишне заметить, что Элли рассчитывала здесь, в Лондоне, почаще видеть своего кузена.
Ho — увы! Выражаясь словами леди Вудкотт, он постоянно пропадал в своих «притонах». То в одном притоне, то в другом — благо, в Лондоне этого добра хоть отбавляй. Они с Джорджем выросли вместе в Хэмпстеде, в старинном родовом поместье, принадлежавшем еще родителям матери Элли и тетушки Генриетты. По условиям завещания, Джордж являлся наследником этого поместья, и никто не сомневался, что очень скоро он женится на Элли. Она от всего сердца надеялась, что сможет по-настоящему полюбить его. Какая-то часть ее души — очевидно, доставшаяся ей от покойной матери — шептала о том, как хорошо бы было уехать из Лондона и навсегда осесть в родном доме, в Хэмпстеде.
Да, но для этого нужно сначала стать хозяйкой этого дома.
Сможет ли она быть счастлива с Джорджем? С каждым днем Элли все сильнее убеждалась в том, что не сможет. Вот и сегодня он не приехал на бал к лорду Барроу и не станцевал с нею вальс. А ведь обещал…
Заметив озабоченный взгляд племянницы, леди Вудкотт понизила голос:
— Не нужно так сильно беспокоиться о своем кузене, Элли. Особенно когда есть лорд Барроу, который так любезно взялся опекать тебя во время твоего первого сезона в Лондоне.
Она широко улыбнулась его светлости и добавила с грацией наседки, озабоченной тем, как бы получше пристроить своего птенчика:
— Оставляю вас наедине. Ведь вам есть что сказать друг другу, верно?
Она нервно рассмеялась, бросила на Элли многозначительный взгляд и величественно пошла прочь. Обломки страусовых перьев украшали ее слегка сбившийся набок парик. Элли тряхнула головой и взмолилась в душе, чтобы вид тетушки не слишком оскорбил деликатного лорда Барроу.
— У нее доброе сердце, хотя она порой сама не отдает себе отчета в том, что говорит, — заметила Элли.
— Не знаю, что вы имеете в виду, мисс Дирборн, — откликнулся лорд Барроу. — Ваша тетушка — очаровательная леди.
Он вежливо предложил Элли свою руку и повел девушку в бальный зал.
«Зато Равенворт точно понял бы, что я имею в виду», — подумала Элли. Тем более что с того дня, как Барроу объявил о своем намерении завоевать ее сердце, тетушка не упускала ни единого случая оставить их наедине.
— А вот ваш друг считает нас злодейками, — сказала она.
— Что? Что такое? — Лорд Барроу удивленно поднял брови. — А, ну да, он же думает, что вы охотитесь за титулом… То есть, я хотел сказать… В общем, я не сомневаюсь в том, что он ошибается.
Элли дружески сжала его руку:
— Все в порядке. Меня вовсе не волнует, что он там думает.
Барон впал в глубокую задумчивость и долго молчал, ведя Элли вдоль длинной стены танцевального зала, а затем изрек:
— Как бы мне хотелось, чтобы Равенворт относился к вам без неприязни! Если бы вы знали, сколько неудобств доставляет мне эта неприязнь… Все же это видят! Никак не могу понять, что он имеет против вас?
Элли тем временем наблюдала за своей тетушкой. Вот она поравнялась с одним из лондонских законодателей мод и неуклюже, подобострастно поклонилась ему. Элли захотелось сказать своему рыцарю, что по крайней мере одну из причин неприязни Равенворта к себе и своей тетушке она знает наверняка. Но, вспомнив о необъяснимой привязанности барона к Равенворту, предпочла промолчать.
Лорд Барроу пожал плечами.
— Вообще-то, он славный парень, этот Равенворт. Если бы только не его предубеждение по поводу женщин. Он же полагает, что все они хищницы и постоянно охотятся за чем-то!
Лорд Барроу рассмеялся и скосил глаза на Элли. Стройная и невысокая, она прекрасно смотрелась рядом с ним, выгодно подчеркивая природную стать барона. «Как хорошо, что она предпочитает мое общество компании всех прочих надоедал, — с неожиданным смущением подумал он. — Но, возможно, это происходит в силу ее природной робости? Впрочем, нет. Робкой Элли не назовешь. Очевидно, она смогла оценить мои достоинства, а это значит, что надежда не потеряна».
Лорд Барроу вспомнил о первом появлении Элли в Лондоне. Как же недавно это было, а кажется — так давно! Эти чудесные синие глаза на нежном лице, обрамленном каштановыми локонами… Сколько мужских сердец тогда дрогнуло и растаяло! Да что говорить, он и сам тоже не устоял.
Когда Барроу впервые увидел Элли — она стояла возле колонны на балу у Альмаков, — ему вдруг захотелось опуститься на колени перед этой нежной красотой. И хотя вскоре ему во всей своей полноте открылся характер Элли — безудержный, непредсказуемый, азартный, — сердце лорда Барроу осталось верным тому первому порыву. Вот и теперь, с обожанием глядя на Элли, он надеялся, что время смягчит ее темперамент, оставив в неприкосновенности божественную красоту.
Они продолжали идти вдоль длинного зала, глядя на танцующие кадриль пары, и Элли спросила своего спутника:
— Так, значит, вы не думаете, что я охотница за титулом?
— К сожалению, я знаю, что это не так, — вздохнул лорд Барроу. — Я же столько раз предлагал вам свою руку. И до сих пор надеюсь услышать ваше «да».
Он выжидательно посмотрел на Элли, но она лишь слегка улыбнулась в ответ и покачала головой.
— Интересно… А Равенворт знает о том, что вы предлагали мне руку?
— Господи боже мой, в том-то и штука! Конечно, знает. И при этом продолжает твердить, что вы охотитесь за титулом!
— Перья, драгоценности, туфли!
Элли ворвалась в свою спальню с деликатностью кавалерийского полка, вступающего в побежденный город. Гнев на этого заносчивого негодяя Равенворта бушевал в ее груди. Была поздняя ночь. А точнее сказать — раннее утро.
Она сбросила туфли — те самые, гороховые, с золотыми пряжками, — и запустила ими в стену. Жалобно зазвенело разбитое стекло на гравюре с видом Кента.
— Надутый индюк! — воскликнула Элли.
Из своей каморки выглянула горничная Элли, известная в доме под именем Долговязая Мэг, хотя на самом деле ее звали Сара. Она широко зевнула и потерла кулаками не желающие открываться глаза. Ее голову венчал ночной чепчик, из-под которого неудержимо рвались на свободу пряди непослушных огненно-рыжих волос. Видно было, каких трудов стоит ей не зевнуть еще разок-другой. Однако она мужественно сдержалась, взяла у Элли принесенную снизу горящую свечу и пошла с нею по комнате, зажигая все светильники подряд.
Стало светло. От язычков пламени на потолке заплясали причудливые тени. Лица деревянных херувимов, украшавших углы массивной кровати, на которой спала Элли, ожили и принялись строить гримасы. Хорошо стали видны обои — аляповатые, с рисунком из зеленоватых, красных и желтых роз, — они постоянно напоминали Элли о цветнике в ее родном Хэмпстеде. Бедная мама, она так любила цветы!
Горничная одернула свою длинную ночную рубашку и запоздало пробормотала:
— Доброе утро, мисс.
Элли ничего не ответила и принялась яростно выдергивать из своего тюрбана страусовые перья. Они на мгновение взмывали в воздух и печально падали на пол. Полюбовавшись немного, Элли раздавила их на паркете ногой, обтянутой шелковым розовым чулочком, и воскликнула:
— Ты даже представить себе не можешь, Сара, что мне довелось сегодня выдержать! В жизни не встречала такого мерзкого мужчины!
— Лорд Равенворт, мисс?
Элли молча кивнула. Она знала, что правила хорошего тона не Позволяют обсуждать свои дела с прислугой, но Сара Браун стала за последние два месяца не просто ее горничной, но и конфиденткой. Очевидно, немалую роль здесь сыграло то обстоятельство, что они были ровесницами — обеим недавно исполнилось по двадцать четыре.
Так или иначе, Элли искренне привязалась к этой нескладной девчонке, которая однажды была вышвырнута на лондонскую улицу без всяких рекомендаций. Большой дом, где она прослужила почти восемь лет, перешел к новому хозяину, который быстренько выставил оттуда Сару «за недостойное поведение», и она оказалась одна, без работы, в огромном и чужом ей Лондоне.
Элли случайно присутствовала при разговоре Сары с экономкой леди Вудкотт: девушка пришла наниматься на работу, и экономка требовала у нее рекомендации, которых не было и в помине. Разобравшись, что к чему, Элли немедленно взяла приглянувшуюся ей девушку в свои личные горничные, утерев тем самым нос заносчивой экономке.
В первый же вечер Сара, понурив голову, принялась было рассказывать, как ее выставили из прежнего дома из-за того, что она не согласилась разделить постель с дворецким, положившим на нее глаз. Однако Элли оборвала ее, заметив, что личная жизнь — это личное дело каждого. После этих слов привязанность Сары к новой хозяйке стала безграничной.
— Хочу напомнить тебе, Сара, — заметила Элли, в то время как горничная ловко расстегивала две дюжины крючков, на которых держалось платье ее госпожи, — что я запретила произносить в моем присутствии имя Равенворта.
Платье упало к ногам Элли. Она накинула на плечи тонкую шерстяную шаль и уселась к туалетному столику, а Сара, отнеся платье в гардероб, вернулась и встала У нее за спиной.
— Так что же все-таки произошло сегодня ночью, мисс Элли? Расскажите, а иначе я просто лопну от любопытства!
Элли взглянула в зеркало, где отразилось лицо Сары — ожидающее, заинтригованное. Рот девушки приоткрылся, обнажив два ряда неровных зубов, и Элли не могла не рассмеяться. Она коротко поведала о событиях минувшей ночи. Сара выслушала ее рассказ с широко раскрытыми глазами, ни разу не шелохнувшись и даже, казалось, не вздохнув. Узнав о приговоре Равенворта, она ошеломленно покачала головой.
— Ну и свинью подложил вам его светлость!
Элли вздохнула, взглянула на свое отражение в зеркале и принялась снимать с себя драгоценности. «Почему же Равенворту так не нравится, когда на женщине одновременно и рубины и аметисты?» — недоуменно размышляла она.
Аккуратно уложив свои драгоценности в лакированную шкатулку, Элли оперлась подбородком на скрещенные ладони. Ловкие пальцы Сары пробежали по ее голове, и тут же освобожденные от плена атласной золотой ленты каштановые локоны легко и свободно упали на обнаженные плечи Элли.
Покосившись на худое лицо своей горничной, Элли спросила:
— Ты тоже считаешь, что пять перьев — это слишком много? — Но, заметив мелькнувший в глазах Сары испуг, поспешно воскликнула: — Постой! Не говори! Не надо! Я все вижу по твоему лицу и не желаю ничего слышать.
Сара пожала плечами, поправила съехавший на уши чепец и принялась расчесывать локоны Элли большой серебряной гребенкой. Элли еще раз взглянула на себя в зеркало и состроила гримаску.
— Этого Равенворта придушить мало!
Сара провела гребенкой по волосам Элли, усмехнулась и заметила:
— А ведь это звучит как признание в любви, мисс. Вон как вас разобрало!
Элли так и подскочила на стуле, гребенка сильно впилась ей в голову.
— Если ты еще хоть раз позволишь себе говорить подобные вещи, — гневно начала она, сверля горничную взглядом, — я… Я выкину тебя прочь! И без всяких рекомендаций!
В ответ Сара только рассмеялась и, закончив причесывать свою рассерженную хозяйку, спрятала ее локоны под мягким ночным чепцом. Затем она сняла с плеч Элли шаль и помогла ей надеть ночную рубашку из тонкой шерсти.
Продолжая пылать гневом, проклиная в душе Равенворта, Элли улеглась под голубое одеяло. Вскоре пришла Сара, положила в постель бутылки с горячей водой и принялась гасить свечи.
Понемногу в спальне воцарилась тишина и темнота. Элли послушала, как возится в соседней каморке Сара, укладываясь на свою узкую постель, и крикнула во мрак:
— Да я скорее влюблюсь в последнего урода, чем в это богатое надутое чучело — Равенворта!
3
Он не мог оторвать глаз от съехавшего набок парика леди Вудкотт, обрамленного серыми кудряшками и украшенного сломанным пером. Затем, опасаясь, что такой интерес становится уж вовсе неприличным, он с усилием отвел глаза.
Но леди Вудкотт, похоже, ничего не заметила. Она любезно улыбнулась лорду Барроу и обратилась к племяннице:
— У вас была партия в пикет с милейшим лордом Равенвортом? Очень, очень любезно с его стороны.
Элли задумчиво погладила подбородок оторванной половинкой пера.
— Такая странная вещь случилась, тетушка Генриетта, вы и представить себе не можете!
Но вот это тетушка Генриетта как раз могла себе представить. Она-то прекрасно знала, чего можно ожидать от ее милой племянницы. Мгновенно забыв о присутствии лорда Барроу, леди Вудкотт закатила глаза и воскликнула:
— О нет, только не это! Неужели ты снова назвала лорда Равенворта каким-нибудь чудовищем, и теперь он знать нас больше ие желает?!
— Да нет же! — рассмеялась Элли, но тут же нахмурилась и заговорила серьезно: — Видите ли, дело в том, что он выиграл. И все из-за этого проклятого пикового короля! А играли мы на желание. То есть тот, кто выигрывает, вправе потребовать от проигравшего все, что ему захочется. Очень, очень волнующая ставка! Вот только… Только…
Договорить ей не удалось: глаза леди Вудкотт запылали, словно горящие плошки.
— Молчи! Молчи! Я сейчас упаду в обморок! Дай мне сначала сесть и тогда уже говори, иначе ты меня убьешь. Где моя нюхательная соль? Где Фанни?
Элли подхватила тетушку под локоть и усадила на банкетку.
— Не нужно падать в обморок. Ничего страшного не произошло. Уверяю вас, все это пустяки.
Леди Вудкотт глубоко вздохнула:
— Ну хорошо. Я постараюсь держать себя в руках и обещаю тебе помочь справиться с этими трудностями.
Элли натянуто улыбнулась:
— Похоже, что Равенворту не нравится то, как я одеваюсь. Представьте, он запретил мне носить страусовые перья и велел сменить драгоценности!
Леди Вудкотт была поражена. Она покраснела так сильно, что краска пробилась даже сквозь толстый слой пудры, покрывавший ее щеки. Глаза ее округлились еще больше, и в какой-то момент Элли подумала, что тетушка все-таки грохнется в обморок.
— Н-не понимаю, — пробормотала леди Вудкотт. — Почему это тебе нужно менять свой ансамбль? Ведь он… э-э-э… он же отвечает самой последней моде! И как же это ты, скажи на милость, можешь отказаться от этих великолепных перьев? Да без них ты будешь выглядеть просто замарашкой! И вообще, я не понимаю, что за дело лорду Равенворту до того, как ты одеваешься.
Элли покрутила в руке обломок пера, провела им по щеке — какое мягкое! — и пожала плечами.
— Но это еще не все.
— Не все? Да он просто сошел с ума! — Леди Вудкотт смешалась и растерянно взглянула на лорда Барроу, словно призывая его к тому, чтобы эти слова остались между ними: ведь всем известно, что эти два джентльмена старинные приятели. Затем осторожно поправилась: — Ну, может быть, «сошел с ума» — это слишком сильно сказано… — Она вновь повернулась к Элли. — Так что же еще он потребовал от тебя?
Элли приподняла подол своего розового атласного платья, открывая тускло-зеленые туфли с золочеными пряжками. Она посмотрела на них и вздохнула.
— Эти «гадкие», по его словам, туфли я должна выбросить на помойку.
— Гадкие?! Что, интересно знать, он имел в виду? Да это же отличные туфли! Они мне очень нравятся!
— Я знаю, — усмехнулась Элли.
Леди Вудкотт вскочила и приподняла свои пылающие багрянцем юбки, под которыми обнаружились точно такие же туфли — цвета спелого гороха, с сияющими застежками.
Это было уже слишком. Лорд Барроу не сдержался и разразился коротким смешком, который он, будучи человеком деликатным, поспешил замаскировать под приступ кашля. Не в силах дольше смотреть на двух дам, стоящих друг перед другом с поднятыми юбками, он целомудренно опустил глаза и принялся рассматривать собственные ноги.
Впрочем, дамам было сейчас не до него. Леди Вудкотт опустила подол и обратилась к Элли:
— Я всегда считала безупречными как манеры лорда Равенворта, так и его вкус. Но на сей раз он заблуждается. И глубоко заблуждается! Советую тебе проигнорировать его требования.
— Ах, тетушка, я не могу! Ведь это вопрос чести. Он же выиграл, как вы не понимаете?! — И Элли со вздохом опустила свои юбки.
— Вопрос чести! Пф-ф-ф! Это касается только джентльменов. А на нас, леди, это не распространяется. Никоим образом не распространяется, можешь мне поверить!
Элли плотно сжала губы. В глубине души она была не согласна с тетушкой, да и у лорда Равенворта, безусловно, были совсем другие представления о чести. Однако, хорошо зная характер леди Вудкотт, Элли даже не попыталась возражать. Сочтя за лучшее сменить тему разговора, она спросила:
— А Джордж еще не появился? Вы не видели его?
Леди Вудкотт продолжала негодовать, а потому ответила коротко и резко:
— Не видела и не желаю его видеть. Наверное, он опять пропадает в каком-нибудь притоне… — Она снова смущенно взглянула на лорда Барроу, и тот поклонился в ответ, давая понять, что не принял ее слова всерьез. Но леди Вудкотт на всякий случай пояснила: — Я имею в виду один из его клубов, разумеется.
Элли коротко вздохнула. Джордж обещал ей сегодня тур вальса, и она весь вечер высматривала, не появился ли ее кузен. Нелишне заметить, что Элли рассчитывала здесь, в Лондоне, почаще видеть своего кузена.
Ho — увы! Выражаясь словами леди Вудкотт, он постоянно пропадал в своих «притонах». То в одном притоне, то в другом — благо, в Лондоне этого добра хоть отбавляй. Они с Джорджем выросли вместе в Хэмпстеде, в старинном родовом поместье, принадлежавшем еще родителям матери Элли и тетушки Генриетты. По условиям завещания, Джордж являлся наследником этого поместья, и никто не сомневался, что очень скоро он женится на Элли. Она от всего сердца надеялась, что сможет по-настоящему полюбить его. Какая-то часть ее души — очевидно, доставшаяся ей от покойной матери — шептала о том, как хорошо бы было уехать из Лондона и навсегда осесть в родном доме, в Хэмпстеде.
Да, но для этого нужно сначала стать хозяйкой этого дома.
Сможет ли она быть счастлива с Джорджем? С каждым днем Элли все сильнее убеждалась в том, что не сможет. Вот и сегодня он не приехал на бал к лорду Барроу и не станцевал с нею вальс. А ведь обещал…
Заметив озабоченный взгляд племянницы, леди Вудкотт понизила голос:
— Не нужно так сильно беспокоиться о своем кузене, Элли. Особенно когда есть лорд Барроу, который так любезно взялся опекать тебя во время твоего первого сезона в Лондоне.
Она широко улыбнулась его светлости и добавила с грацией наседки, озабоченной тем, как бы получше пристроить своего птенчика:
— Оставляю вас наедине. Ведь вам есть что сказать друг другу, верно?
Она нервно рассмеялась, бросила на Элли многозначительный взгляд и величественно пошла прочь. Обломки страусовых перьев украшали ее слегка сбившийся набок парик. Элли тряхнула головой и взмолилась в душе, чтобы вид тетушки не слишком оскорбил деликатного лорда Барроу.
— У нее доброе сердце, хотя она порой сама не отдает себе отчета в том, что говорит, — заметила Элли.
— Не знаю, что вы имеете в виду, мисс Дирборн, — откликнулся лорд Барроу. — Ваша тетушка — очаровательная леди.
Он вежливо предложил Элли свою руку и повел девушку в бальный зал.
«Зато Равенворт точно понял бы, что я имею в виду», — подумала Элли. Тем более что с того дня, как Барроу объявил о своем намерении завоевать ее сердце, тетушка не упускала ни единого случая оставить их наедине.
— А вот ваш друг считает нас злодейками, — сказала она.
— Что? Что такое? — Лорд Барроу удивленно поднял брови. — А, ну да, он же думает, что вы охотитесь за титулом… То есть, я хотел сказать… В общем, я не сомневаюсь в том, что он ошибается.
Элли дружески сжала его руку:
— Все в порядке. Меня вовсе не волнует, что он там думает.
Барон впал в глубокую задумчивость и долго молчал, ведя Элли вдоль длинной стены танцевального зала, а затем изрек:
— Как бы мне хотелось, чтобы Равенворт относился к вам без неприязни! Если бы вы знали, сколько неудобств доставляет мне эта неприязнь… Все же это видят! Никак не могу понять, что он имеет против вас?
Элли тем временем наблюдала за своей тетушкой. Вот она поравнялась с одним из лондонских законодателей мод и неуклюже, подобострастно поклонилась ему. Элли захотелось сказать своему рыцарю, что по крайней мере одну из причин неприязни Равенворта к себе и своей тетушке она знает наверняка. Но, вспомнив о необъяснимой привязанности барона к Равенворту, предпочла промолчать.
Лорд Барроу пожал плечами.
— Вообще-то, он славный парень, этот Равенворт. Если бы только не его предубеждение по поводу женщин. Он же полагает, что все они хищницы и постоянно охотятся за чем-то!
Лорд Барроу рассмеялся и скосил глаза на Элли. Стройная и невысокая, она прекрасно смотрелась рядом с ним, выгодно подчеркивая природную стать барона. «Как хорошо, что она предпочитает мое общество компании всех прочих надоедал, — с неожиданным смущением подумал он. — Но, возможно, это происходит в силу ее природной робости? Впрочем, нет. Робкой Элли не назовешь. Очевидно, она смогла оценить мои достоинства, а это значит, что надежда не потеряна».
Лорд Барроу вспомнил о первом появлении Элли в Лондоне. Как же недавно это было, а кажется — так давно! Эти чудесные синие глаза на нежном лице, обрамленном каштановыми локонами… Сколько мужских сердец тогда дрогнуло и растаяло! Да что говорить, он и сам тоже не устоял.
Когда Барроу впервые увидел Элли — она стояла возле колонны на балу у Альмаков, — ему вдруг захотелось опуститься на колени перед этой нежной красотой. И хотя вскоре ему во всей своей полноте открылся характер Элли — безудержный, непредсказуемый, азартный, — сердце лорда Барроу осталось верным тому первому порыву. Вот и теперь, с обожанием глядя на Элли, он надеялся, что время смягчит ее темперамент, оставив в неприкосновенности божественную красоту.
Они продолжали идти вдоль длинного зала, глядя на танцующие кадриль пары, и Элли спросила своего спутника:
— Так, значит, вы не думаете, что я охотница за титулом?
— К сожалению, я знаю, что это не так, — вздохнул лорд Барроу. — Я же столько раз предлагал вам свою руку. И до сих пор надеюсь услышать ваше «да».
Он выжидательно посмотрел на Элли, но она лишь слегка улыбнулась в ответ и покачала головой.
— Интересно… А Равенворт знает о том, что вы предлагали мне руку?
— Господи боже мой, в том-то и штука! Конечно, знает. И при этом продолжает твердить, что вы охотитесь за титулом!
— Перья, драгоценности, туфли!
Элли ворвалась в свою спальню с деликатностью кавалерийского полка, вступающего в побежденный город. Гнев на этого заносчивого негодяя Равенворта бушевал в ее груди. Была поздняя ночь. А точнее сказать — раннее утро.
Она сбросила туфли — те самые, гороховые, с золотыми пряжками, — и запустила ими в стену. Жалобно зазвенело разбитое стекло на гравюре с видом Кента.
— Надутый индюк! — воскликнула Элли.
Из своей каморки выглянула горничная Элли, известная в доме под именем Долговязая Мэг, хотя на самом деле ее звали Сара. Она широко зевнула и потерла кулаками не желающие открываться глаза. Ее голову венчал ночной чепчик, из-под которого неудержимо рвались на свободу пряди непослушных огненно-рыжих волос. Видно было, каких трудов стоит ей не зевнуть еще разок-другой. Однако она мужественно сдержалась, взяла у Элли принесенную снизу горящую свечу и пошла с нею по комнате, зажигая все светильники подряд.
Стало светло. От язычков пламени на потолке заплясали причудливые тени. Лица деревянных херувимов, украшавших углы массивной кровати, на которой спала Элли, ожили и принялись строить гримасы. Хорошо стали видны обои — аляповатые, с рисунком из зеленоватых, красных и желтых роз, — они постоянно напоминали Элли о цветнике в ее родном Хэмпстеде. Бедная мама, она так любила цветы!
Горничная одернула свою длинную ночную рубашку и запоздало пробормотала:
— Доброе утро, мисс.
Элли ничего не ответила и принялась яростно выдергивать из своего тюрбана страусовые перья. Они на мгновение взмывали в воздух и печально падали на пол. Полюбовавшись немного, Элли раздавила их на паркете ногой, обтянутой шелковым розовым чулочком, и воскликнула:
— Ты даже представить себе не можешь, Сара, что мне довелось сегодня выдержать! В жизни не встречала такого мерзкого мужчины!
— Лорд Равенворт, мисс?
Элли молча кивнула. Она знала, что правила хорошего тона не Позволяют обсуждать свои дела с прислугой, но Сара Браун стала за последние два месяца не просто ее горничной, но и конфиденткой. Очевидно, немалую роль здесь сыграло то обстоятельство, что они были ровесницами — обеим недавно исполнилось по двадцать четыре.
Так или иначе, Элли искренне привязалась к этой нескладной девчонке, которая однажды была вышвырнута на лондонскую улицу без всяких рекомендаций. Большой дом, где она прослужила почти восемь лет, перешел к новому хозяину, который быстренько выставил оттуда Сару «за недостойное поведение», и она оказалась одна, без работы, в огромном и чужом ей Лондоне.
Элли случайно присутствовала при разговоре Сары с экономкой леди Вудкотт: девушка пришла наниматься на работу, и экономка требовала у нее рекомендации, которых не было и в помине. Разобравшись, что к чему, Элли немедленно взяла приглянувшуюся ей девушку в свои личные горничные, утерев тем самым нос заносчивой экономке.
В первый же вечер Сара, понурив голову, принялась было рассказывать, как ее выставили из прежнего дома из-за того, что она не согласилась разделить постель с дворецким, положившим на нее глаз. Однако Элли оборвала ее, заметив, что личная жизнь — это личное дело каждого. После этих слов привязанность Сары к новой хозяйке стала безграничной.
— Хочу напомнить тебе, Сара, — заметила Элли, в то время как горничная ловко расстегивала две дюжины крючков, на которых держалось платье ее госпожи, — что я запретила произносить в моем присутствии имя Равенворта.
Платье упало к ногам Элли. Она накинула на плечи тонкую шерстяную шаль и уселась к туалетному столику, а Сара, отнеся платье в гардероб, вернулась и встала У нее за спиной.
— Так что же все-таки произошло сегодня ночью, мисс Элли? Расскажите, а иначе я просто лопну от любопытства!
Элли взглянула в зеркало, где отразилось лицо Сары — ожидающее, заинтригованное. Рот девушки приоткрылся, обнажив два ряда неровных зубов, и Элли не могла не рассмеяться. Она коротко поведала о событиях минувшей ночи. Сара выслушала ее рассказ с широко раскрытыми глазами, ни разу не шелохнувшись и даже, казалось, не вздохнув. Узнав о приговоре Равенворта, она ошеломленно покачала головой.
— Ну и свинью подложил вам его светлость!
Элли вздохнула, взглянула на свое отражение в зеркале и принялась снимать с себя драгоценности. «Почему же Равенворту так не нравится, когда на женщине одновременно и рубины и аметисты?» — недоуменно размышляла она.
Аккуратно уложив свои драгоценности в лакированную шкатулку, Элли оперлась подбородком на скрещенные ладони. Ловкие пальцы Сары пробежали по ее голове, и тут же освобожденные от плена атласной золотой ленты каштановые локоны легко и свободно упали на обнаженные плечи Элли.
Покосившись на худое лицо своей горничной, Элли спросила:
— Ты тоже считаешь, что пять перьев — это слишком много? — Но, заметив мелькнувший в глазах Сары испуг, поспешно воскликнула: — Постой! Не говори! Не надо! Я все вижу по твоему лицу и не желаю ничего слышать.
Сара пожала плечами, поправила съехавший на уши чепец и принялась расчесывать локоны Элли большой серебряной гребенкой. Элли еще раз взглянула на себя в зеркало и состроила гримаску.
— Этого Равенворта придушить мало!
Сара провела гребенкой по волосам Элли, усмехнулась и заметила:
— А ведь это звучит как признание в любви, мисс. Вон как вас разобрало!
Элли так и подскочила на стуле, гребенка сильно впилась ей в голову.
— Если ты еще хоть раз позволишь себе говорить подобные вещи, — гневно начала она, сверля горничную взглядом, — я… Я выкину тебя прочь! И без всяких рекомендаций!
В ответ Сара только рассмеялась и, закончив причесывать свою рассерженную хозяйку, спрятала ее локоны под мягким ночным чепцом. Затем она сняла с плеч Элли шаль и помогла ей надеть ночную рубашку из тонкой шерсти.
Продолжая пылать гневом, проклиная в душе Равенворта, Элли улеглась под голубое одеяло. Вскоре пришла Сара, положила в постель бутылки с горячей водой и принялась гасить свечи.
Понемногу в спальне воцарилась тишина и темнота. Элли послушала, как возится в соседней каморке Сара, укладываясь на свою узкую постель, и крикнула во мрак:
— Да я скорее влюблюсь в последнего урода, чем в это богатое надутое чучело — Равенворта!
3
— Чучело? Это Равенворт-то чучело? О чем ты говоришь, Элли! У тебя что, совсем пропало чувство юмора?
Леди Вудкотт, наряженная в новое утреннее платье — зеленоватый муслин, расшитый огромными вишнями цвета пожара, — сжала в толстых пальцах крючок для вязания. Они сидели в гостиной лондонского дома — тетушка и племянница. Леди Вудкотт вновь принялась за вязание, покачивая большой головой в такт каждому движению серебряного крючка.
— Я знаю, кое-кто склонен считать Равенворта щеголем, — продолжала она. — Многих задевает то, что он слишком заботится о своем внешнем виде. Этот шейный платок, например… Но он не чучело, нет! Более того, я бы сравнила его скорее с олимпийским богом.
Протаскивая иголку сквозь натянутое на пяльцы полотно для вышивания, Элли пожала плечами.
— Олимпийский бог? Да бросьте, тетушка, это несерьезно! Олимпийские боги мужественны, а Равенворта даже в седле трудно себе представить. Он же слабак! Неженка! — Она посмотрела на тетушку и добавила: — Роскошное у вас платье. Новое?
Сама Элли была одета в это утро тоже недурно — на ней красовалось полосатое батистовое платье. Полосы были широкими, черными и нежно-розовыми. Шею окружало облако брюссельских кружев, из-под которых на грудь опускались ярко-голубые атласные ленты. Что и говорить, вкус у обеих родственниц был весьма схожим. Однако леди Вудкотт, поглощенная предыдущим предметом, ответила невпопад:
— Полно! Можно подумать, что мы с тобой говорим о разных мужчинах.
Элли нахмурилась:
— Каждый мужчина, который больше всего на свете озабочен своим внешним видом, — чучело. Олимпийский бог! Ха!
Она яростно воткнула иголку в ткань, промазала, уколола себе палец и ахнула. Леди Вудкотт рассеянно поправила на голове черный парик и заработала крючком с удвоенной скоростью.
— Нет, Элли, ты не права. Да ты присмотрись только к нему получше и поймешь, что я имею в виду. Какие плечи, осанка, как он умеет держать себя! А ноги! Роскошные ноги! Клянусь, я за всю свою жизнь не видела у мужчины таких ног. Кстати, о ногах. Как тебе этот новый фасон мужских панталон? По-моему, просто верх неприличия. А видела, какие брюки были на Петершэме? Моя бы воля, я приказала бы уничтожить все эти новые фабрики. Нет, поверь мне, Равенворт никогда не надел бы ничего подобного!
Элли подергала нитку, пытаясь распустить узелок, и лукаво посмотрела на тетушку:
— Поразительно, с какой горячностью вы защищаете виконта. Я уже начинаю подозревать, что вы влюблены в него.
Лицо леди Вудкотт перекосилось. Она тяжело уронила на колени свои пухлые руки и возмущенно воскликнула:
— Вот уж не думала, что ты такая дурочка! Ведешь себя словно глупая институтка, а ведь ты девица на выданье. — Последние слова она произнесла особенно четко. — Уверяю тебя, я могу восхищаться мужчиной и без того, чтобы быть в него влюбленной.
— Не понимаю, как можно восхищаться таким ничтожеством. — Элли склонилась над своим вышиванием. — Черт! Это похоже на что угодно, но только не на вазу с тюльпанами.
Но леди Вудкотт никак не могла успокоиться:
— Ты просто хочешь отомстить Равенворту за то, что он тебя игнорирует. Отсюда все твои дерзкие выходки.
Элли возмущенно фыркнула:
— В любом случае это лучше, чем раболепство. Вот вас вчера проигнорировала Салли Джерси, которая ни на шаг не отходила от принцессы Эстерхази. И что же? Вы из кожи вон лезли, чтобы обратить на себя ее внимание! А уж как вы заискиваете перед тем же Равенвортом…
Глаза леди Вудкотт наполнились слезами.
— Неужели ты не понимаешь?! Я просто дорожу своим положением в обществе! Ты и так уже вызвала неприязнь виконта. Если разразится публичный скандал, нам придется покинуть Лондон, погрести себя заживо в деревенской глуши…
Глядя на ее дрожащие губы, Элли поняла, что зашла слишком далеко.
— Ах, тетушка, простите меня, я не хотела вас обижать. Бог с ним, с этим Равенвортом. Пусть поступает, как ему хочется. И вообще, хватит о нем говорить.
И родственницы углубились в рукоделие — каждая в свое. В этот момент в гостиную впорхнула Фанни — свежая, улыбающаяся. На ней было скромное платьице из бледно-голубого муслина с пышными рукавами, отделанными понизу кружевами и усыпанными изящными французскими пуговками. Подол юбки был украшен тремя рядами белоснежных кружев. Мило, конечно, но уж очень простенько…
— Доброе утро, Фанни, — кивнула леди Вудкотт.
Элли не сказала ничего, лишь сочувственно посмотрела на свою кузину. Бедняжка, она не могла позволить себе одеваться, как подобает светской юной леди. Элли не одобряла подобной скромности. Она вспомнила, с какой твердостью отвергала Фанни все попытки приобщить ее к высокой моде. Она отказалась даже от шляпки — чудесной шляпки, украшенной кружевами и крупными розами, бантами и лентами, шляпки из желтого шелка. Не сумев переубедить свою кузину, Элли оставила шляпку себе. Бедная Фанни!
Бедная? Но Фанни не казалась ни бедной, ни огорченной. Она прикоснулась губами к щеке матери, кивнула Элли, пожелала всем доброго утра и вдруг застыла. Она увидела новое платье Элли, непроизвольно прижала ко рту ладошку и негромко воскликнула, не в силах сдержать своих чувств:
— Святые небеса! Чудовищно!
Фанни запнулась и густо покраснела, а Элли удивленно распахнула свои синие глаза, не понимая, что происходит. Она осмотрела свое платье, на которое был устремлен взгляд Фанни, свои алые туфли, наконец, абиссинский коврик под ногами. Коврик как коврик — с голубенькими розочками… Что же могло так поразить Фанни?
Сама же Фанни быстро сумела справиться с шоком. Прихватив по дороге лакированную шкатулку для писем, стоявшую на столике возле камина, она уселась на диван и заметила, стараясь сгладить собственную бестактность:
— Полосы, пожалуй, немного резковаты, но оттенок розового просто прелестный.
Она раскрыла шкатулку и притворилась, что разбирает лежащие в ней письма, но легкая краска по-прежнему светилась на ее щеках. Ей было очень стыдно за себя. Ну почему она до сих пор не научилась скрывать свои чувства? Что ей стоило польстить Элли и сказать, что она просто в восторге от ее нового платья?
Когда до Элли дошло наконец, что явилось причиной, повергнувшей Фанни в шок, сердце девушки упало. Никогда еще Элли не сталкивалась с таким осуждением своих нарядов, а тут… Сначала Равенворт, затем горничная, а теперь еще и Фанни. Ну просто как сговорились! А все этот виконт. Это он виноват. Его устаревшие представления о моде заставили заколебаться не только Фанни, но и многих других не в меру впечатлительных людей. Не желая больше размышлять ни о Ра-венворте, ни о его пагубном воздействии на окружающих, Элли слегка повернулась вместе с пяльцами к кузине:
— Как раз тебя-то нам и не хватало. Мы тут слегка поспорили с тетушкой.
Фанни вытащила из шкатулки связку писем, перехваченную красной шелковой ленточкой, и улыбнулась Элли.
— С удовольствием присоединюсь, если спор идет не о новых фасонах.
Элли подозрительно покосилась на нее, а потом рассмеялась.
— Боюсь, что все не так просто. Мы спорили о Равенворте. Я настаиваю на том, что он высокомерное, бездушное чучело, а тетушка считает, что он само совершенство. — Она с опаской взглянула на леди Вуд-котт, но та была отходчива и, кажется, больше не сердилась. — Ну, Фанни, скажи, кто из нас, по-твоему, прав?
Фанни немного помолчала. Она задумчиво распустила ленточку, и стайка писем рассыпалась на ее коленях. Затем заговорила:
— Лорд Равенворт выглядит равнодушным и относится к людям с видимым высокомерием, но я почему-то уверена, что на самом деле он мягкий и добрый человек.
Элли ошарашенно посмотрела на кузину, не смея поверить своим ушам.
— Ты что, серьезно?
— Вполне. Я знаю, что ты не любишь его, но самой мне довелось убедиться в его доброте. Помнишь, как он пригласил меня танцевать на вечере у миссис Хэтфилд? Это был мой первый бал, я боялась, что так и простою у стены, а он подошел и пригласил.
На лице леди Вудкотт немедленно отразилось такое самодовольство, что Элли не смогла больше сдерживать раздражения. Она сердито воткнула иголку в самый центр многострадальной вазы с тюльпанами и воскликнула:
Леди Вудкотт, наряженная в новое утреннее платье — зеленоватый муслин, расшитый огромными вишнями цвета пожара, — сжала в толстых пальцах крючок для вязания. Они сидели в гостиной лондонского дома — тетушка и племянница. Леди Вудкотт вновь принялась за вязание, покачивая большой головой в такт каждому движению серебряного крючка.
— Я знаю, кое-кто склонен считать Равенворта щеголем, — продолжала она. — Многих задевает то, что он слишком заботится о своем внешнем виде. Этот шейный платок, например… Но он не чучело, нет! Более того, я бы сравнила его скорее с олимпийским богом.
Протаскивая иголку сквозь натянутое на пяльцы полотно для вышивания, Элли пожала плечами.
— Олимпийский бог? Да бросьте, тетушка, это несерьезно! Олимпийские боги мужественны, а Равенворта даже в седле трудно себе представить. Он же слабак! Неженка! — Она посмотрела на тетушку и добавила: — Роскошное у вас платье. Новое?
Сама Элли была одета в это утро тоже недурно — на ней красовалось полосатое батистовое платье. Полосы были широкими, черными и нежно-розовыми. Шею окружало облако брюссельских кружев, из-под которых на грудь опускались ярко-голубые атласные ленты. Что и говорить, вкус у обеих родственниц был весьма схожим. Однако леди Вудкотт, поглощенная предыдущим предметом, ответила невпопад:
— Полно! Можно подумать, что мы с тобой говорим о разных мужчинах.
Элли нахмурилась:
— Каждый мужчина, который больше всего на свете озабочен своим внешним видом, — чучело. Олимпийский бог! Ха!
Она яростно воткнула иголку в ткань, промазала, уколола себе палец и ахнула. Леди Вудкотт рассеянно поправила на голове черный парик и заработала крючком с удвоенной скоростью.
— Нет, Элли, ты не права. Да ты присмотрись только к нему получше и поймешь, что я имею в виду. Какие плечи, осанка, как он умеет держать себя! А ноги! Роскошные ноги! Клянусь, я за всю свою жизнь не видела у мужчины таких ног. Кстати, о ногах. Как тебе этот новый фасон мужских панталон? По-моему, просто верх неприличия. А видела, какие брюки были на Петершэме? Моя бы воля, я приказала бы уничтожить все эти новые фабрики. Нет, поверь мне, Равенворт никогда не надел бы ничего подобного!
Элли подергала нитку, пытаясь распустить узелок, и лукаво посмотрела на тетушку:
— Поразительно, с какой горячностью вы защищаете виконта. Я уже начинаю подозревать, что вы влюблены в него.
Лицо леди Вудкотт перекосилось. Она тяжело уронила на колени свои пухлые руки и возмущенно воскликнула:
— Вот уж не думала, что ты такая дурочка! Ведешь себя словно глупая институтка, а ведь ты девица на выданье. — Последние слова она произнесла особенно четко. — Уверяю тебя, я могу восхищаться мужчиной и без того, чтобы быть в него влюбленной.
— Не понимаю, как можно восхищаться таким ничтожеством. — Элли склонилась над своим вышиванием. — Черт! Это похоже на что угодно, но только не на вазу с тюльпанами.
Но леди Вудкотт никак не могла успокоиться:
— Ты просто хочешь отомстить Равенворту за то, что он тебя игнорирует. Отсюда все твои дерзкие выходки.
Элли возмущенно фыркнула:
— В любом случае это лучше, чем раболепство. Вот вас вчера проигнорировала Салли Джерси, которая ни на шаг не отходила от принцессы Эстерхази. И что же? Вы из кожи вон лезли, чтобы обратить на себя ее внимание! А уж как вы заискиваете перед тем же Равенвортом…
Глаза леди Вудкотт наполнились слезами.
— Неужели ты не понимаешь?! Я просто дорожу своим положением в обществе! Ты и так уже вызвала неприязнь виконта. Если разразится публичный скандал, нам придется покинуть Лондон, погрести себя заживо в деревенской глуши…
Глядя на ее дрожащие губы, Элли поняла, что зашла слишком далеко.
— Ах, тетушка, простите меня, я не хотела вас обижать. Бог с ним, с этим Равенвортом. Пусть поступает, как ему хочется. И вообще, хватит о нем говорить.
И родственницы углубились в рукоделие — каждая в свое. В этот момент в гостиную впорхнула Фанни — свежая, улыбающаяся. На ней было скромное платьице из бледно-голубого муслина с пышными рукавами, отделанными понизу кружевами и усыпанными изящными французскими пуговками. Подол юбки был украшен тремя рядами белоснежных кружев. Мило, конечно, но уж очень простенько…
— Доброе утро, Фанни, — кивнула леди Вудкотт.
Элли не сказала ничего, лишь сочувственно посмотрела на свою кузину. Бедняжка, она не могла позволить себе одеваться, как подобает светской юной леди. Элли не одобряла подобной скромности. Она вспомнила, с какой твердостью отвергала Фанни все попытки приобщить ее к высокой моде. Она отказалась даже от шляпки — чудесной шляпки, украшенной кружевами и крупными розами, бантами и лентами, шляпки из желтого шелка. Не сумев переубедить свою кузину, Элли оставила шляпку себе. Бедная Фанни!
Бедная? Но Фанни не казалась ни бедной, ни огорченной. Она прикоснулась губами к щеке матери, кивнула Элли, пожелала всем доброго утра и вдруг застыла. Она увидела новое платье Элли, непроизвольно прижала ко рту ладошку и негромко воскликнула, не в силах сдержать своих чувств:
— Святые небеса! Чудовищно!
Фанни запнулась и густо покраснела, а Элли удивленно распахнула свои синие глаза, не понимая, что происходит. Она осмотрела свое платье, на которое был устремлен взгляд Фанни, свои алые туфли, наконец, абиссинский коврик под ногами. Коврик как коврик — с голубенькими розочками… Что же могло так поразить Фанни?
Сама же Фанни быстро сумела справиться с шоком. Прихватив по дороге лакированную шкатулку для писем, стоявшую на столике возле камина, она уселась на диван и заметила, стараясь сгладить собственную бестактность:
— Полосы, пожалуй, немного резковаты, но оттенок розового просто прелестный.
Она раскрыла шкатулку и притворилась, что разбирает лежащие в ней письма, но легкая краска по-прежнему светилась на ее щеках. Ей было очень стыдно за себя. Ну почему она до сих пор не научилась скрывать свои чувства? Что ей стоило польстить Элли и сказать, что она просто в восторге от ее нового платья?
Когда до Элли дошло наконец, что явилось причиной, повергнувшей Фанни в шок, сердце девушки упало. Никогда еще Элли не сталкивалась с таким осуждением своих нарядов, а тут… Сначала Равенворт, затем горничная, а теперь еще и Фанни. Ну просто как сговорились! А все этот виконт. Это он виноват. Его устаревшие представления о моде заставили заколебаться не только Фанни, но и многих других не в меру впечатлительных людей. Не желая больше размышлять ни о Ра-венворте, ни о его пагубном воздействии на окружающих, Элли слегка повернулась вместе с пяльцами к кузине:
— Как раз тебя-то нам и не хватало. Мы тут слегка поспорили с тетушкой.
Фанни вытащила из шкатулки связку писем, перехваченную красной шелковой ленточкой, и улыбнулась Элли.
— С удовольствием присоединюсь, если спор идет не о новых фасонах.
Элли подозрительно покосилась на нее, а потом рассмеялась.
— Боюсь, что все не так просто. Мы спорили о Равенворте. Я настаиваю на том, что он высокомерное, бездушное чучело, а тетушка считает, что он само совершенство. — Она с опаской взглянула на леди Вуд-котт, но та была отходчива и, кажется, больше не сердилась. — Ну, Фанни, скажи, кто из нас, по-твоему, прав?
Фанни немного помолчала. Она задумчиво распустила ленточку, и стайка писем рассыпалась на ее коленях. Затем заговорила:
— Лорд Равенворт выглядит равнодушным и относится к людям с видимым высокомерием, но я почему-то уверена, что на самом деле он мягкий и добрый человек.
Элли ошарашенно посмотрела на кузину, не смея поверить своим ушам.
— Ты что, серьезно?
— Вполне. Я знаю, что ты не любишь его, но самой мне довелось убедиться в его доброте. Помнишь, как он пригласил меня танцевать на вечере у миссис Хэтфилд? Это был мой первый бал, я боялась, что так и простою у стены, а он подошел и пригласил.
На лице леди Вудкотт немедленно отразилось такое самодовольство, что Элли не смогла больше сдерживать раздражения. Она сердито воткнула иголку в самый центр многострадальной вазы с тюльпанами и воскликнула: