Кинг Валери. Прелестница

   Мать ее умерла в ту ночь от чахотки, одной из самых распространенных и неизлечимых болезней. Мег обожала ее и обещала ей, что выйдет замуж за достойного человека, выбор которого одобрила бы ее мама.
   Перебирая белье, как учила ее мать, Мег с отвращением вспомнила предложение лорда Уортена. Как он только мог вообразить, что она даст ему согласие, когда он даже не ответил на прямой вызов Монтфорда? Мог ли такой человек защищать ее честь, оберегать и лелеять ее? Ну конечно, нет. Тряхнув локонами и еще раз пообещав мамочке оставаться верной ее заветам, Мег продолжила свое занятие.
   Отодвинув шелковую портьеру, сэр Уильям Лонгвилль угрюмо созерцал Беркли-сквер. Едва успев опрокинуть вторую рюмку шерри, он заметил выезжавшего из-за угла на великолепном гнедом лорда Уортена.
   Сэр Уильям — высокий, плотный, с гривой рыжих с легкой проседью волос и ярко-голубыми, вечно смеющимися глазами — выглядел сейчас сильно озабоченным. Его густые рыжие брови были сдвинуты, губы сжаты: Опустив портьеру, он с раздражением шумно выдохнул воздух и поставил рюмку на серебряный поднос. Ожидая, пока виконт войдет и поднимется по лестнице, он в сотый раз принялся мерить шагами библиотеку. Это была длинная узкая комната, отделанная прекрасными дубовыми панелями. Два кресла, обитые золотистым бархатом, стояли по сторонам камина. На маленьком письменном столике лежали несколько книг по мифологии. Одна из них была раскрыта на изображении Вулкана, бога огня.
   Мег, видно, снова принялась за работу.
   Обычно эта комната служила сэру Уильяму уютным прибежищем, где он нередко засыпал в одном из удобных кресел. Но сегодня (помоги ему Бог!) он собирался отдать здесь свою дочь в жены Уортену — если он, конечно, согласится жениться на ней. Проклятье! Как могло до этого дойти? Мег никогда не простит ему.
   Он услышал в холле учтивый голос дворецкого и, запустив руку себе за воротничок, потер слегка шею. Он начинал ощущать там уже знакомое ему стеснение, беспокоившее его несколько месяцев подряд. Он испытывал это неудобство всякий раз, когда возникали какие-нибудь домашние проблемы. Сэр Уильям не мог точно припомнить, с каких пор он стал замечать эту тупую боль, но ему казалось, что все началось, когда его возлюбленная супруга сообщила ему, что ему суждено во второй раз стать отцом.
   Он поспешно налил себе третью рюмку. Проглотив отдававший орехом шерри, он глубоко вздохнул. Он любил свою дочь; он любил жену, но более непохожих людей трудно было себе представить — практичная, рассудительная Каролина и фантазерка Мег. Господи, подумал он, меня может хватить удар, и ни одна из них не: станет переживать; обе будут слишком озабочены спорами о постельном белье и ночных горшках.
   Выход был только один. Его предложила Каролина еще месяц назад. Он должен найти Мег мужа. Его дочь была богатая наследница. За ней шли в приданое земельные угодья, принадлежавшие некогда ее матери и граничившие с усадьбой лорда Монтфорда. А еще весьма солидный капитал в тридцать тысяч фунтов. При желании Мег могла бы иметь дюжину вполне достойных претендентов на ее руку — включая даже одного герцога! А вместо этого она живет в своем воображаемом мире, ожидая этого дурацкого рыцаря, который должен прискакать за ней на белом коне и увезти с собой, перекинув через седло. Чертовски неудобная была бы поездка, не говоря уже о том, что так и шею сломать недолго. Но Мегги не берет в расчет такие практические соображения — ее волнуют только сердечные дела!
   Расхаживая по комнате, сэр Уильям остановился перед глобусом и не мог удержаться от искушения пнуть его ногой. Земной шар, слетев со своей оси, с шумом покатился к каминной решетке и, ударившись об нее, мирно заверши; свой путь на паркете.
   Раздавшийся в этот момент в дверях голос лорда Уортена вызвал у сэра Уильяма краску смущения.
   — Надеюсь, сэр, не я послужил причиной того, что вы ополчились на вселенную?
   — Что? О черт, Уортен, я вам очень рад. — Он дружески пожал руку виконту.
   Усадив лорда Уортена в кресло у камина, сэр Уильям водрузил земной шар на место, обнаружив при этом на месте Индии огромную дыру, Он наполнил две рюмки шерри и уселся напротив виконта, не выпуская их из рук. Весь погруженный в свои мысли, он сосредоточенно рассматривал вмятину на носке правого сапога.
   Голос лорда Уортена прервал его размышления:
   — Может быть, вы все-таки расстанетесь с одной из этих рюмок? Я бы не отказался выпить, если бы мне предложили.
   — Что? Господи, да я совсем ошалел последнее время.
   Он протянул Уортену рюмку и заявил без всяких предисловий:
   — Не стану ходить вокруг да около. У меня чертовская неприятность. Вы должны мне помочь. Видите ли, моя дочь совершенно свихнулась, и я очень опасаюсь, что вчера вечером она окончательно погубила свое будущее.
   Лорд Уортен понял намек.
   — Не имеет ли это отношение к моему предложению?
   — Я рад, что вы сами упомянули об этом.
   Виконт засмеялся.
   — Мне показалось, что вашу дочь оно нисколько не заинтересовало, скорее оскорбило. Уж если кто-то что-то и погубил, то это я. Она сказала, что никогда не слышала предложения менее романтичного или что-то в этом роде.
   — Вам следовало сначала обратиться ко мне. Я бы вам посоветовал, как к ней подступиться. Сердце Мег может завоевать только рыцарь в кольчуге, со щитом и мечом.
   — Я начинаю понемногу понимать, в чем тут для меня заключается трудность, хотя я все еще никак не могу объяснить себе ее поведение. Вы понимаете, она все время смотрела на меня — и очень пристально. Причем не раз и не два, а почти всегда, когда нам случалось встречаться. Откровенно говоря, у меня были все основания думать, что она влюблена в меня. Можете себе представить, какой неожиданностью стал для меня ее отказ. Впрочем, я не намерен от нее так просто отступиться, если именно это вас волнует. Я очень люблю вашу дочь.
   Потягивая свой шерри, сэр Уильям задумчиво смотрел на виконта. Выпитые три рюмки принесли ему большое облегчение, но предстояли еще немалые трудности. Он перевел дух.
   — Вам, наверно, известно, что Мег — богатая наследница, — сказал он. — У нее превосходное приданое. В него входит земля, издавна находившаяся во владении семьи ее матери, так что понимаете, я должен быть осторожным в отношении ее поклонников. Я счел необходимым поручить моему поверенному разузнать о вашем состоянии. Должен сказать, что я не удивился, услышав, что ваше имение заложено. Дело в том, что я знал вашего отца. Чудо, что у него вообще что-нибудь осталось!
   — Не стану спорить с вами, — отвечал Уортен. — Мой отец растратил свое состояние. Я должен жениться на девушке с приданым. Но могу заверить вас…
   — Не трудитесь убеждать меня в чистоте мних побуждений. Я знаю вас с детства и доверяю вам. Я готов отдать вам свою дочь. Я имею это право по условиям завещания, по которому ей передается собственность. К тому же, зная свою дочь, я убежден, что вы вполне ей подходите. Так что она ваша, если вы согласны.
   Сэр Уильям почувствовал, что галстук снова врезается ему в шею, но слова были сказаны, и отступление теперь невозможно, хотя эта мысль и приводила его в ужас.
   Лорд Уортен поперхнулся последним глотком, не веря своим ушам.
   — Что вы хотите сказать, сэр Уильям? — спросил он. — Боюсь, что я вас не совсем понимаю. Разве у Мег нет выбора, и она не имеет права отказать мне — еще раз?
   — Вот именно.
   — Каким образом? Я не понимаю! Если бы думал, что вы имеете виды на мой титул, я бы немедленно покинул ваш дом. Но я знаю, что вы не придаете этому значения и Каролина тоже. Почему же тогда вы желаете выдать Мег за меня, да еще так поспешно?
   Сэр Уильям встал и взял у лорда Уортена пустую рюмку, снова наполнил ее и свою.
   — У меня на это есть несколько причин, — сказал он. — Большинство из них личного характера, о которых я не стану вам говорить. Что же до остальных, то, во-первых, я думаю, что Мег могла бы полюбить вас. Быть может, она уже вас любит, не отдавая себе в этом отчета. Ей нужен человек с характером, потому что, несмотря на все ее шелка и ленты и всю ее внешнюю кротость и уступчивость, она обладает железной волей. При этом она страстная натура, хотя не стану скрывать от вас, есть у нее некоторые совершенно ужасающие идеи, которые необходимо выбить у нее из головы. Представьте себе, например, она считает, что настоящий джентльмен должен быть и ученым, и атлетом. Господи, да кто же из нас на такое способен? Кто умом повыше, тот обычно в седле не удержится. А у завзятого охотника не найдется ни интереса, ни времени учить греческий алфавит.
   Сэр Уильям вручил одну из рюмок Уортену, уселся в кресло и продолжал:
   — Мег слишком много проводит времени в придуманном ею мире. И последнее, о чем я хотел вам сказать, — Эмилия Хартсхорн.
   Лорд Уортен ждал, что за этим последует.
   Сэр Уильям долго молчал, глядя на своего собеседника и прихлебывая шерри. Наконец он сказал:
   — Вы замечали когда-нибудь ее манеру ахать, вздрагивать, носить эти затейливые тюрбаны? Все напоказ, только чтобы произвести впечатление! Удивляюсь, что никто до сих пор не догадался. Хотя я почти уверен, что Монтфорду это известно.
   Тут в мозгу лорда Уортена как будто молния сверкнула, и он снова поперхнулся шерри.
   — Боже мой, ну не олух ли я? Ведь ваша дочь и есть Эмилия Хартсхорн? Неудивительно, что она отчитала меня за предложение, сделанное в «скучной до отвращения» гостиной. Я думаю, мисс Хартсхорн подошла бы только скрытая в утреннем тумане лесистая долина.
   — Значит, вы знакомы с романами моей дочери?
   — Только косвенно. Мою сестру Августу невозможно было оторвать от последнего романа Эмилии Хартсхорн. К ней нельзя было подступиться ближе, чем на десять футов. Она оставалась глуха даже к самым жалобным мольбам своего ребенка!
   Сэр Уильям понимающе кивнул.
   — Прошлой осенью я как-то застал Каролину в нашей библиотеке в Стэйплхоупе, Кругом поздняя ночь, свеча почти что догорела, а она читалась романом Мег. Глаза круглые, как блюдца, и ничего не видит и не слышит, даже меня целых пять минут не замечала.
   Он неожиданно улыбнулся, глядя в рюмку.
   — Кто бы мог подумать, что моя дочь станет писать романы, не говоря уже о том, чтобы издавать их! Черт побери, я горжусь ею, но вы понимаете теперь, какая у меня тяжелая задача. Кто может сравниться с ее воображаемыми героями? Если хотите, я пришлю вам ее книги сегодня попозже с одним из лакеев. Я полагаю, вам лучше прочесть их все, прежде чем иметь дело с моей взбалмошной дочерью.
   Уортен молчал, размышляя. Он взглянул на стоявший рядом письменный стол, и взгляд его упал на раскрытую книгу с иллюстрацией, изображавшей одного из богов древнеримской мифологии. Наклонившись поближе, он прочитал: «Вулкан — бог огня и кузнечного искусства». Уж, не о нем ли идет речь в ее новом романе? Вся современная поэзия полна мифологических аллюзий, поэтому вполне естественно, что Мег могла включить Вулкана в число своих персонажей.
   То, что он теперь о ней узнал, открывало ему совершенно новые возможности для того, чтобы покорить неуловимую мисс Лонгвилль. Он будет; читать ей стихи, чем ему следовало бы заняться раньше. Он будет говорить, какой ей только угодно вздор, и это доставит ему огромное удовольствие. Он не упустит случая завоевать ее сердце. Одного он не мог понять — как это ему раньше не пришло в голову испробовать более романтический подход!
   Повернувшись к сэру Уильяму, он сказал:
   — Я не хочу принуждать Мег. Вы позволите мне посещать ваш дом летом и предпринять попытки найти путь к сердцу вашей дочери?
   — Я буду с вами откровенен. У меня есть один сосед, боюсь, небезызвестный вам, преследующий Мег своим вниманием.
   — Монтфорд.
   — Он самый, и я ему не доверяю. Я слышал, что он попал в лапы кредиторов, и, когда его ухаживания за Мег стали слишком заметны, я поручил частному сыщику кое-что разузнать о нем. За последние несколько лет он пустил по ветру отцовское состояние; его имения заложены. Он много задолжал ростовщикам, и, если бы Мегги вышла за него, она бы оказалась прикована к беспутному игроку, который спустил бы ее приданое на скачках или в игорных домах! Но моя антипатия к Монтфорду объясняется еще и тем, что он не однажды выказывал себя лжецом. Я не стану называть человека выскочкой лишь потому, что его титул недавнего происхождения, но я вижу, что им движет честолюбие и жадность, а не любовь. Не думаю, что он может сделать мою дочь счастливой, но Монтфорд достаточно ловок и умен, чтобы убедить ее стать его женой. Мне кажется, он каким-то образом узнал, что она — Эмилия Хартсхорн, потому уже несколько недель, как он очень изменил свое поведение и даже сочинил стихи в ее честь. Тьфу! Противно было слушать. А у моей дочери глаза заблестели, когда она их повторяла — что-то про голубей, лисиц и колокольчики. Во всяком случае, я совершенно уверен, что, если я не приму меры и как можно скорее, Мег поверит, что Монтфорд и есть ее чертов рыцарь.
   Образ Монтфорда с его глубоко посаженными глазами возник отчетливо в памяти лорда Уортена. Монтфорд бесцеремонно нарушил их уединение с Мег на музыкальном вечере и в первые же минуты разговора сумел задеть его честь. Уортен еще ни разу не сожалел так о своей клятве никогда больше не драться на дуэли, как вчера вечером. Он хотел, вернее, страстно желал скрестить шпаги с Монтфордом. Или, что было бы еще лучше, прицелиться на расстояние тридцати шагов в его глумливую физиономию.
   При этой мысли он откинулся на спинку кресла и глубоко вздохнул. Монтфорда сменил в его сознании другой образ — распростертый на лесной поляне его брат, струящаяся из раны кровь. Нет, он не станет драться, даже ради того, чтобы защитить свою честь.
   Но что ему делать с Мег? Он не мог уступить ее Монтфорду и ему подобным. Он был тот, кто ей нужен, на этот счет у него не было сомнений. И, так или иначе, но он всегда добивался чего хотел. На охоте или в сердечных делах ничто не могло его остановить.
   Внезапно осознав, какое это будет наслаждение очаровывать Мег сонетами, цветами и украденными поцелуями, он принял решение.
   — Я принимаю ваше предложение и готов жениться на Маргарет.
   Сэр Уильям издал вздох облегчения, с него словно тяжесть свалилась.
   — Черт побери! — воскликнул он. — Вы об этом не пожалеете! Готовы вы жениться, скажем, через три недели?
   Уортен откровенно расхохотался.
   — Вам не кажется, что Мег нужно побольше времени, чтобы привыкнуть к мысли стать леди Уортен?
   — Лучше сразу ее ошеломить и покончить с этим! Я свою дочь знаю! Три недели и ни днем позже!
   Уортен наклонил голову.
   — С моей стороны возражений нет! Я надеюсь только, что Мег не станет презирать меня за сегодняшний сговор.
   Сэр Уильям снова почувствовал стеснение в орле.
   — Да, дело вам предстоит нешуточное. Ну а я доволен, по крайней мере, насколько возможно быть довольным в моем положении. Присылайте ко мне вашего поверенного, когда вам будет угодно.
   — Есть еще одно обстоятельство, — сказал Уортен. — Пожалуйста, скажите Мег о моем имении. Я не хотел бы, чтобы в день свадьбы она узнала, что я нуждаюсь в ее приданом, чтобы спастись от разорения.
   Сэр Уильям пренебрежительно махнул рукой.
   — Да-да, разумеется. Я обо всем позабочусь.
   Послышался осторожный стук в дверь. Мег спрашивала разрешения войти.
   Наклонившись в кресле, сэр Уильям с силой сжал руку Уортена.
   — Ни слова, пока я не поговорю с ней, — прошептал он. — Я вас оставлю на несколько минут, но помните: Эмилия Хартсхорн.
   Мег настолько поразилась, застав отца наедине с Уортеном в библиотеке, что уронила висевшие у нее на плече простыни.
   — Папа! — воскликнула она. — Я не знала, что вы заняты.
   — Ерунда! Заходи, милочка. Мы как раз говорили о тебе.
   — Мне неловко показываться гостям в таком виде, — быстро сказала Мег. Она была в выцветшем голубом муслиновом платье. Ее волосы были схвачены белой лентой, но отдельные пряди выбились наружу, и присутствие Уортена заставило ее остро ощутить небрежность своего туалета. Тем более что сам он выглядел безупречно в темно-синем фраке, лосинах и сверкающих сапогах. Сердце ее предательски дрогнуло, когда он поднялся ей навстречу с поклоном. Как он хорош, в сотый раз подумала она. Мег сама не знала, почему его присутствие внушало ей страх. Она попыталась отступить за дверь, как маленький зверек, почуявший капкан, но отец помешал ей. Обхватив ее за талию, он сообщил ей, что лорд Уортен желает поговорить с ней.
   — О нет, папа! — прошептала она. Покраснев, она поспешно поправилась: — Я хочу сказать, я уверена, что все, что может мне сказать милорд Уортен, может быть сказано в вашем присутствии.
   Сэр Уильям шутливо ущипнул ее.
   — Чепуха. Уортен — мой друг, и он просил меня позволить ему поговорить с тобой. Я не могу ему в этом отказать.
   Он вышел, и то, как закрылась за ним дверь, что наполнило Мег самыми дурными предчувствиями.
   Мег взглянула на Уортена. Папа был вне себя он, узнав о ее отказе такому жениху, как Уортен. Хотя она и пыталась объяснить ему свои чувства, внушить ему, что она не может уважать Уортена, он и слушать не стал и, швырнув на пол «Морнинг пост», с негодованием удалился.
   Что они тут вдвоем обсуждали? Уж конечно, не что иное, как вчерашнее предложение Уортена.
   Мег была твердо намерена не давать виконту другой возможности возобновить свои ухаживания, как бы ни желал отец ее брака с этим человеком. Поэтому она вежливо объяснила Уортену, что у нее бездна домашних обязанностей и она надеется, что он поймет, как у нее мало времени.
   Опустившись на колени, она начала второпях складывать упавшие простыни.
   — Не знаю, что это на меня нашло, все из рук валится. Мы уезжаем из Лондона. Каролина последнее время неважно себя чувствует, хочет как можно скорее вернуться в Стэйплхоуп. Мне тоже не терпится домой. Правда, еще не настало время собирать ежевику на варенье, но у меня есть множество других дел. В это время года я всегда разбираюсь в кладовых, выбирая, что отдать бедным, а что просто сжечь.
   Наблюдая за ней, Уортен с трудом мог представить ее себе как Эмилию Хартсхорн — писательницу. Могла ли такая женщина желать, чтобы ей нашептывали на ухо поэтические строки? Он медленно подошел к ней и сказал:
   — Вы слишком хороши, чтобы погружаться в такие заботы. Вам больше пристало бродить босиком по покрытым колокольчиками полям или сидеть, склонившись над прудом, погружая в него кончики ваших волос.
   Взяв у нее из рук смятую простыню, он раз вернул ее во всю длину. Не сводя с Мег глаз, он опустился рядом с ней на колени и расстелил истончившуюся местами ткань у ее ног, наподобие водного пространства.
   — Например, в такой пруд, как этот, — сказал он.
   Мег так изумилась его словам и поступкам, что смотрела на него буквально раскрыв рот.
   — Пруд? — повторила она в растерянности
   — Да, — сказал он, пристально глядя на нее. — Если бы вы склонились над этим прудом, окунули бы ваши бронзовые локоны в его воды? Мне уже давно хотелось это узнать. Весь сезон я только об этом и думаю.
   Мег ощутила, как воображение начинает бродить в ней. Сердце ее лихорадочно забилось. Она почувствовала легкое головокружение. Фигура лорда Уортена расплылась перед ее затуманившимся взором. Как странно! Чудно и странно!
   — Да, — чуть слышно прошептала она. — Мне кажется, мои волосы коснулись бы воды, хотя и не уверена.
   — Я хотел бы увидеть ваши волосы распущенными по плечам и обрамляющими ваше прекрасное лицо.
   Он говорил очень тихо, не сводя с нее глаз.
   — Мои волосы начинают виться, когда намокнут, — сказала Мег.
   Наклонившись к ней через разделявшую их модную гладь», он произнес:
   — Венец из бронзовых кружев.
   Сердце Мег сжалось в сладкой истоме.
   — Как это красиво сказано! Я и не знала, что вы умеете так поэтично выражаться, милорд.
   Дотянувшись, он коснулся ее волос.
   — В молодости я писал стихи. Всякий юнец сочиняет сонеты в пылу первой любви.
   — А ваша первая любовь тоже была рыжей?
   Он покачал головой.
   — Увы, нет. Сказать вам всю правду? Я безумно влюбился в гувернантку моей сестры, Генриетту Эндовер, красавицу двадцати шести лет. Только что перед этим меня исключили из Итона за то, что я, вымазав чернилами учительский стул.
   — Скверный мальчишка, — сказала Мег ласково, желая продлить очарование.
   — У мисс Эндовер были прямые темные волосы. Помню, я увидел однажды, как она распустила их по плечам. Я просто обезумел. А у вас длинные волосы, Мег? Я хотел бы знать, могут ли они окунуться в наш пруд. Хоть раз мне хотелось бы увидеть их такими же свободными, как ваш дух.
   Мег была заворожена его словами. Она совсем забыла свое стремление уйти из библиотеки как можно скорее. Он заставил ее забыть девическую скромность. Без малейшего колебания она дернула за ленту, скреплявшую волосы. Когда локоны рассыпались, лорд Уортен нежно расправил их у нее на плечах и шее. Он не мог допустить даже мысли о Монтфорде, ласкающем ее слух своими лживыми любезностями.
   Мег осмотрелась.
   — Боюсь, до воды они не достанут.
   — А если вы обопретесь на локоть?
   Он втайне надеялся, что она не согласится, опасаясь, что ему не устоять, если он увидит ее на полу возле раскинутой простыни. Но она немедленно легла, опустив голову на руку. Перекинув волосы себе на лицо, она опустила их в воображаемый пруд.
   Фантазия ее все больше разыгрывалась. Внезапно в ее сознании возник образ прекрасной Розамунды, лежащей на берегу пруда. Горькие слезы капали в воду. Одна мысль терзала ее — как ей одолеть зловещего графа Фортунатто. И вдруг он, этот злодей, появился перед ней!
   «…— Попалась, Розамунда! Теперь тебе не уйти от меня.
   Розамунда пронзительно вскрикнула. Но в зарослях лемносских кедров никто не слышал ее жалобных криков. Вулкан не допускал никого в свои сады: преданные слуги повиновались своему божеству.
   — Чего ты хочешь от меня? — простонала она.
   Его глаза горели мрачной решимостью.
   — Я хочу сделать тебя своей женой. Она снова потеряла сознание».
   Словно сквозь сон Мег увидела, как лорд Уортен, переступив простыню, склонился над ней.
   — Мег, — услышала она его шепот, — я хочу сделать тебя моей женой.
   Мег вздрогнула. Она попыталась подняться, о его горячее дыхание, обдававшее ее щеку, не давало ей шевельнуться. Как она могла оказаться в таком опасном положении, да еще по собственной воле? Его губы коснулись ее уха и щеки, их прикосновение было необыкновенно легким и нежным.
   — О нет, нет! Не надо! О Боже! — шептала она. Его губы коснулись ее губ. Ей стало трудно дышать. Он нежно поцеловал ее.
   — Мег, вы должны стать моей, женой. — Он снова поцеловал ее.
   — Нет-нет, — отозвалась она охрипшим голосом. Она не могла тронуться с места. Граф Фортунато околдовал и ее. Сильная рука приподняла ее, обхватив за талию, и она оказалась в его объятиях.
   И Уортен чувствовал, что сгорает в огне желания. Это дивное создание так близко с ним опьянило его. Он снова вообразил на своем месте Монтфорда, и эта мысль заставила его вскрикнуть:
   — Запомни, я никогда не позволю другому обладать тобой!
   Мег почти лишилась чувств в его объятиях. Он все более страстно впивался в ее губы. Какая-то горячая волна поднималась и росла в ней. Она испытывала непреодолимое желание ответить на его поцелуй, сознавая в то же время, что не должна этого делать. Ужаснувшись этому внезапному необъяснимому порыву, она попыталась отстраниться от него, но он не отпустил ее.
   Мег постаралась сосредоточиться, и темная родинка отчетливо выступила у нее перед глазами. Упершись ему в грудь рукой, она вскрикнула:
   — Вы — вы соблазняете меня! Негодяй! Монтфорд спрашивал меня вчера, следует ли ему вызвать вас на дуэль, и я очень сожалею теперь, что не позволила ему это.
   Он не выпускал ее из объятий, несмотря на все ее усилия освободиться.
   — Так в вашем романе мне уготована роль злодея, Мег? — спросил он. — Смотрите, не ошибитесь!
   — Дьявол! — трагическим тоном воскликнула она.
   Он отпустил ее наконец, и она поспешно подбилась на ноги с видом оскорбленной гордости.
   — Презренный негодяй!
   Лорд Уортен тоже встал и, скрестив руки на груди, смотрел на нее исподлобья с нарочито свирепым выражением. Он чуть не расхохотался, когда жестом отчаяния и ужаса она стиснула руки.
   — Оставьте меня, оставьте немедленно — чудовище!
   Уортен от души забавлялся, глядя на нее. Он надеялся, что ему удалось походить в этот момент на злодея. Он снова начал медленно и непреклонно приближаться к ней. Она отступала, все время драматически вопрошая, что ему от нее нужно, почему он не оставит ее в покое.
   Наконец, когда они оба оказались у маленького письменного столика и дальше отступать ныло некуда, он сказал очень тихо, близко к ней наклонясь: