Кинг Валери. Прелестница

   Видя, как побледнела Мег, сэр Уильям понял, что его рассказ произвел впечатление. Убедившись, что обморок ей не угрожает, он удалился, пожелав ей спокойной ночи и приятных сновидений.
   Мег бессильно опустилась в свое старое любимое кресло, желая укрыться в нем от услышанных ею страшных слов. Истечь кровью? Боже, какая ужасная мысль! Лучше ей об этом не думать. В ее романах никто не истекал кровью и если погибал, злодеев обычно уносил корабль, принадлежавший рабовладельцам.
   Мег тряхнула головой, чтобы рассеять нарисованные отцом мрачные картины. Через несколько минут она уже смогла сосредоточиться главном своем затруднении — как убедить Уортена отказаться от помолвки. Это не должно быть слишком трудно, заключила она, подумав много. Уортен разумный человек и мог, при желании, рассуждать здраво. Если только она даст ему понять, что не любит его, он учтиво с ней распрощается и навсегда покинет Шропшир. Покончив с этим вопросом, Мег вернулась к своему творчеству, погрузившись в создание эпизода, когда Розамунда из Альбиона воображает чудовищные пытки, которым она желала бы подвергнуть графа Фортунато. Четверть часа спустя Мег оторвалась от своей работы и взглянула в окно в направлении Бернел-Лодж. Сквозь сырую мглу мерцал слабый огонек. «Чарльз!» — воскликнула Мег. Проворно вскочив, так что она чуть не опрокинула кресло, Мег, взяв горевшую у нее на столе лампу с масляным фитилем, несколько раз подняла и опустила ее перед окном. Огонек вдали слегка переместился, отвечая ей, и она повторила гной сигнал. К ее величайшему облегчению, огонек исчез. Значит, Чарльз сразу же поспешил к ней.
   Минут через пять дверь распахнулась и появился Чарльз Бернел, раскрасневшийся от бега, с улыбкой, явно довольный встречей. Не успел отдышаться, он воскликнул:
   — Я боялся, что ты уже легла! Прости, Мег, но мне нужно было о стольком подумать, что я вел бедного Сарацина на поводу всю дорогу от Норбери.
   Чарльза считали коротышкой, поскольку он был всего на два дюйма выше Мег. В какой-то степени они были похожи. Его рыжие кудрявые волосы торчали в разные стороны после прогулки по ночной сырости. У него были улыбчивые голубые глаза и белоснежная кожа, без пятнышка. Окружающие часто говорили, что их легко было принять за брата и сестру. Сходство объяснялось тем, что миссис Бернел, мать Чарльза, приходилась двоюродной сестрой сэру Уильяму, и оба были ослепительно рыжие.
   — А Сарацин, наверно, всю дорогу встряхивал головой, бедняга, упрашивая тебя пустить его в галоп! Если бы ты знал, как я хотела тебя видеть. У меня потрясающие новости! И закрывай дверь, а то напустишь сырости! Ну, рассказывай! Ты женишься? Что сказала Хоуп?
   Чарльз закрыл дверь на террасу, и Мег сразу же поняла, что что-то неладно. Чарльз был все еще в вечернем костюме, в черном фраке, белом жилете и искусно повязанном тончайшем шейном платке. Черные панталоны облегали его сильные стройные ноги, к ботинкам пристали листья и глина с лесной тропинки. Он нагнулся отряхнуть их.
   — Я ее даже не спросил, Мегги! Я просто сам не понимаю, что произошло. Я был в отличном настроении, провел по меньшей мере, час, завязывая галстук, а мой камердинер еще полчаса меня причесывал. На мне был мой самый лучший фрак, а Хоуп только и делала, что чихала.
   Мег села, указав ему на кресло у камина. Сняв последний листок с ботинок, Чарльз подошел к камину и буквально рухнул в кресло, вытянув ноги к огню.
   — Мне очень жаль, — посочувствовала Мег. — Но я что-то не понимаю, какое отношение имеет чиханье к твоему предложению?
   Чарльз, нахмурившись, смотрел в огонь. Наконец, глубоко вздохнув, он сказал:
   — Все дело в том, что она терпеть не может Байрона и розы!
   Мег молчала, ожидая, что он объяснит эту загадочную фразу. Вдруг он сорвался с места и заходил по комнате, ероша волосы.
   — Я хотел сделать ей предложение, но не смог, хотя возможностей у меня было предостаточно. Мы даже стояли одни на террасе, глядя на долину. Были видны деревенские огни и даже фонари проезжавшего экипажа. Ты не знала, что с террасы Норбери видно, когда кто-нибудь въезжает в деревню? Кстати, кто бы это мог быть так поздно? Неужели кто-то из знакомых? Так вот, мы с ней там стояли совсем одни. Я даже держал ее за руку. Пальцы у нее дрожали. Я почувствовал такую любовь к ней, что с трудом сдерживал порывы моего сердца. Я наклонился к ней и прошептал: «Она идет, сияя красотою, как звездная ночь в безоблачных краях». Ты знаешь это стихотворение Байрона? Мне казалось, что мои чувства находят в ней отклик. Но что, ты думаешь, я услышал в ответ?
   Он остановился рядом с Мег, глаза его горели. Ей пришлось вытянуть шею, чтобы взглянуть на него получше. Она была совершенно ошеломлена услышанным. Покачав головой, она, не отрываясь, смотрела на Чарльза, она еще никогда не видела его в таком расстройстве.
   — Нет! — сказала она. — Я представить себе не могу, что она тебе ответила. Скажи мне немедленно, а то я просто умру от нетерпения!
   Чарльз глубоко дышал, грудь его вздымалась, глаза сузились.
   — Она сказала что-то в этом роде: «Ночь никогда не казалась мне прекрасной. Скорее страшной, а когда совы кричат в лесу, я дрожу от страха в постели. Даже летом, в жару, меня пугают ночные звуки. Вот если бы Байрон сказал: „Она идет, как ясный день“, я бы разделила его восторг. Я просто не понимаю его меланхолию! Мне кажется, ему бы очень пошли на пользу морские купания или, быть может, минеральные воды в Бате! А ты как думаешь?»
   Мег громко застонала, закрыв лицо руками. Чарльз сочувственно опустил ей руку на плечо.
   Ты слышала когда-нибудь что-нибудь подобное?
   Мег фыркнула и с трудом удержалась, чтобы не расхохотаться.
   — Извини, — сказала она. — Я просто действительно никогда не слышала ничего более нелепого. Хотя мне очень нравится это стихотворение, должна признаться, что Хоуп, быть может, и права. Байрону и впрямь были бы полезны… полезны… — Не закончив, она разразилась хохотом. — Морские купания! — повторила она, покатываясь со смеху. — Бедный Чарльз! Так поэтично объясниться в любви девушке и услышать в ответ рассуждения о совах и морских купаниях!
   Чарльз, сам широко ухмылявшийся, отвернулся, снова помрачнев.
   — Постой, ты еще не все знаешь. Я все-таки собрался обнять ее, поцеловать и сказать ей о моих чувствах к ней. Только я взял ее за талию, как она говорит: «Чарльз, я тебе еще не сказала, что я уже закончила вышивку. Вообрази, я целый год над ней работала». Она выскользнула у меня из рук прежде, чем я успел ее даже в щеку поцеловать. Она вошла в дом, я за ней, и она вынесла свою вышивку. Меня поразил текст. Это была цитата из «Венецианского мавра», очень подходящая к моим с ней отношениям в этот момент: «Жалки те люди, у которых не хватает терпения». Наверно, я и правда был жалок, потому что терпение у меня иссякало с каждой секундой. Вышивка вся была в зеленых тонах, ни одного стежка другого цвета. Я спросил: «А почему бы тебе было не включить какой-нибудь цветок? Розу, например?» И что ты думаешь, она широко раскрыла свои прелестные карие глаза и говорит: «Но, Чарльз, ты же знаешь, что от роз я чихаю».
   И тут ее мать принимается перечислять все симптомы сенной лихорадки, от которой страдает вся их семья, и добавляет в заключение: «Я уверена, что это пыльца».
   Ты только вообрази себе, Мег, я готов открыть сердце этому дивному созданию с глазами как у лани, а они с матерью рассуждают о пыльце! Никогда я еще не был так разочарован и подавлен!
   Мег слегка нахмурилась.
   — Ты знаешь, Чарльз, мне кажется, что Хоуп просто не хотела услышать твое предложение.
   Чарльз поскреб себе затылок.
   — Да, то есть… черт, не знаю, но, похоже, ты права. Она вроде бы поняла потом, как я несчастлив, потому что, когда мы прощались, она вышла со мной в холл и спросила, не случилось ли что со мной.
   Мег, ты знаешь, какая она хорошенькая и как давно я люблю ее. Стоило ей взглянуть на меня ласково, и у меня просто колени подогнулись. Но как только я приблизился к ней на шаг, она попятилась, сморщила нос и чихнула — и не один раз, а целых три! На столе в центре холла стояла ваза с желтыми розами! Пусть меня повесят, если я стану предлагать руку и сердце девице, обчихавшей мой новый фрак!
   Он лукаво глянул на Мег и добавил:
   — Это так же вульгарно, как делать предложение на музыкальном вечере!
   Мег ахнула. Она чуть было не забыла о своей помолвке.
   — О, Чарльз! — воскликнула она. — Лучше бы ты об этом не вспоминал! У меня самые ужасающие новости.
   Чарльз казался сейчас куда спокойнее, чем когда он только что вошел. Он уселся в кресло напротив нее.
   — Уж не хочет ли Каролина, чтобы ты сыграла что-нибудь на музыкальном вечере? Прости, Мег, но, если она выразила такое желание, значит, она глухая!
   — Покорно вас благодарю, мистер Бернел. Ваши комплименты могут вскружить девушке голову!
   Чарльз величественно поклонился, и Мег рассмеялась.
   — Я только хотел подразнить тебя, ты играешь не так уж плохо.
   — Но с Хоуп мне вовеки не сравниться!
   — Нет! — искренне отвечал он. — Как, впрочем, и никому другому в Лондоне. Но что у тебя за новости? Похоже, вечер у нас выдался не из удачных!
   Мег сделала гримасу.
   — Ты не поверишь, что случилось. Мой отец выдает меня за Уортена, который приезжает в Стэйплхоуп завтра утром. Через две недели должна быть свадьба.
   Несколько мгновений Чарльз смотрел на нее, выпучив глаза.
   — Ты шутишь! — сказал он. — Ну признайся, что ты пошутила!
   — Папа не решался сказать мне правду и признался во всем только полчаса назад. Я знала, что он зол на меня за то, что я отказала Уортену раньше, но мне никогда не могло прийти в голову, что он отдаст меня за это чудовище!
   Чарльз побарабанил пальцами по ручке кресла.
   — Извини за откровенность, но для особы, которая должна вот-вот выйти замуж, да еще за человека, которого она презирает, ты что-то слишком спокойна. Как-то странно: ни обмороков, ни истерики!
   Мег пренебрежительно махнула рукой.
   — Я не имею намерения выходить за лорда Уортена, — заявила она твердо. — Хотя я умоляла отца расторгнуть эту помолвку, он категорически был против. Можешь себе представить, как я расстроилась. Но все изменилось, когда он сказал мне, что, если я смогу убедить Уортена отказаться от меня, он не станет настаивать.
   Мег вздохнула с таким видом, словно вся эта история ей ужасно наскучила.
   — Я думаю, мне не будет стоить большого труда внушить его светлости, что нам лучше расстаться. Я сочиняла письмо к нему в таком духе, когда увидела в окне твою лампу.
   — Мег, ты хорошо знаешь Уортена? — серьезно спросил ее Чарльз. — Я знаю, ты много разговаривала с ним последние несколько недель. Я довольно часто видел вас вместе. Что я хочу сказать — ты узнала хоть немного его характер? Согласится ли он разорвать помолвку, если ты попытаешься уговорить его?
   — А почему бы нет? — Мег засмеялась. — Он достаточно благоразумен!
   Но смутные сомнения уже начинали мучить се. Она вспомнила свой разговор с ним однажды па балу. В поисках новых черт для графа Фортунато она стала расспрашивать его, любит ли он охоту. Она ожидала, что человек, которого она считала трусом, скажет, что он охотой не интересуется. Но вместо этого лорд Уортен, стоявший очень близко к ней, взглянул ей прямо в лицо: «Мисс Лонгвилль, ваши вопросы меня чрезвычайно интригуют. Дело в том, что я очень люблю охоту, больше, пожалуй, чем другие. Умелый охотник всегда настигает свою добычу. Весь секрет в том, чтобы никогда не отступать. Он понизил голос и, наклонясь к ней еще ближе, добавил: — Я никогда не отступаюсь, Маргарет. Никогда».
   Его дыхание обожгло ей ухо, и сейчас она прижала к нему руку, как будто одного воспоминания было достаточно, чтобы воскресить в ней это ощущение.
   Судорожно глотнув, она сказала:
   — Знаешь, если подумать, то, право, не знаю. Но почему ты хмуришься? Скажи мне, что у тебя на уме?
   — Я помню, я сидел с ним рядом в клубе «Уайт». Монтфорд держал банк. Вино, как обычно, лилось рекой. К двум часам ночи я уже вышел из игры, а они все сидели и сидели за фараоном. Никогда не забуду Уортена, сидит, весь выпрямившись, как королевский гвардеец на часах. Дважды он спускал все до нитки и все-таки, в конце концов, выиграл у Монтфорда и еще у пяти игроков.
   Когда мы встали из-за стола, было уже светло и трубочисты явились чистить камины. Другой давно бы уже бросил, как я. Но у Уортена какое-то дьявольское упорство — не знаю, может быть, я придаю слишком большое значение тому случаю, но, если он решил сделать тебя своей женой, рискну предположить, что одним твоим писательским искусством тебе от него не отделаться.
   Мег показалось, что она окаменела. Ее руки и ноги отяжелели. Она поняла, что в словах Чарльза есть правда, и ею овладел страх.
   — Чарльз! — воскликнула она. — Ты прав, я знаю! Я просто об этом не подумала. А сейчас я чувствую, что должна бежать! Если я останусь, я окажусь в ловушке. Он чудовище, я творю тебе!
   Прижав руки к груди, она закрыла глаза и театрально вздрогнула.
   — Мегги! — Чарльз стиснул ручки кресла. — Неужели он… он пытался применить к тебе силу?
   Мег молчала. Она хотела рассказать Чарльзу, как лорд Уортен вынудил ее расположиться полулежа возле расстеленной простыни в библиотеке, но она почувствовала, что Чарльз не поймет, почему она по доброй воле улеглась на полу.
   — Нет, — медленно сказала она. — Просто… я просто поняла теперь его характер. Он не остановится ни перед чем, чтобы жениться на мне. Он уже мне это говорил, но тогда я ему не поверила.
   Она уставилась в пол немигающими глазами, ее руки и ноги еще не обрели свободу движения.
   Помолчав, она взглянула в озабоченное лицо Чарльза.
   — Если бы вы с Хоуп решили пожениться, я бы тебе это не предложила. Но ты помнишь, как мы всегда мечтали купить в Бристоле яхту и отправиться в кругосветное путешествие? Почему бы нам это не осуществить? В Стэйплхоупе я никому не нужна. Я не хочу выходить за Уортена, и мне кажется, тебе было бы на пользу на время расстаться с Хоуп.
   Чарльз вскочил, мгновенно оживившись.
   — Отличная идея, Мег! Как раз то, что нужно! Но как? И когда?
   Мег устремила задумчиво-восторженный взгляд на догорающий огонь в камине.
   — В полночь! — вскрикнула она. — Мы должны уехать в полночь, не сказав никому ни слова! Все подумают, что нас похитили цыгане или что-нибудь в этом роде. Представляешь, какой шум поднимется в округе, и никто не догадается, куда мы делись и почему! О, Чарльз, вот это будет приключение!
   — Я никогда еще не видел, чтобы у тебя так блестели глаза, Мег. Конечно, мы уедем, кто нам сможет помешать? К тому времени, как завтра приедет Уортен, мы уже будем в Бристоле. Слушай, давай сбежим, и будь что будет!
   Его лицо стало внезапно озабоченным и серьезным.
   — Но ведь тебе всегда бывает плохо на воде, даже когда мы катались на лодке?
   Мег встала с торжествующей улыбкой.
   — Но ведь яхта-то не маленькая лодочка! Отправляйся домой и закладывай отцовскую карету. Я уложу одну-две картонки, и мы встретимся на дороге, что за нашими усадьбами, возле опушки. Там такие заросли, что тебя не будет видно из дома.
   Чарльз сиял.
   — Я всегда знал, что ты молодчина, Мег! Встретимся в полночь!

5

   В половине первого ночи Ричард Блейк, шестой виконт Уортен, расхохотался до слез. Постоялец в соседней комнате «Виноградной лозы», где расположился виконт, застучал в стену. Весь последний час Уортен смеялся так часто и громко, что его сосед больше не мог этого вынести.
   — Да, да! — крикнул Уортен через плечо, Адресуясь к стене. — Я постараюсь потише!
   Но, продолжая читать, он снова и снова не мог удержаться от смеха.
   «Стая гусей взлетела, вытянув длинные шеи. В клювах они держали сеть, в которой, прижавшись друг к другу, лежали Брианна и ее любимый брат Маркус. Их друзья, белокрылые ангелы-гуси, уносили их ввысь с палубы корабля. Вид сотен оранжевых лапок наполнил сердце Брианны радостью и благоговейным страхом».
   Уронив голову на руки, Уортен хохотал до боли в груди. Он пытался безуспешно вообразить себе сотню гусей, летящих рядом в тесной близости, да еще каждый с толстой веревкой в клюве. Он читал уже третий роман Мег с удовольствием, восхищением и все время искренне потешаясь.
   Он сидел за маленьким письменным столом неподалеку от огромной, красного дерева кровати. Стол стоял у окна с яркими красно-желтыми ситцевыми занавесками, выходившего в мощенный булыжником двор старенькой гостиницы. Из окна ему была видна пивоварня, где хозяин гостиницы варил самое лучшее пиво, какое лорду Уортену случалось пробовать.
   Наконец он поднял голову и откинулся в кресле, бессознательная улыбка все еще блуждала на его лице. Романы Мег стали для него откровением. Он впервые полностью осознал ожидавшие его трудности и то, каким сокровищем он мог овладеть в лице Маргарет Лонгвилль. Герои ее романов все время совершали невероятные подвиги — взбирались на отвесные скалы, сражались с полусотней кровожадных турок (сразу со всеми, разумеется) или прыгали через тридцатифутовые пропасти «с легкостью и грацией искусных балетных танцоров». Этот последний пассаж заставил его расхохотаться так громко, что постоялец в соседней комнате закричал: «Да замолчишь ты когда-нибудь!»
   Лорд Уортен снова засмеялся. Господи, если он не перестанет думать обо всех этих нелепостях, он умрет со смеху. Он вытер выступившие на глаза слезы и, глубоко вздохнув, закрыл книгу. Хотя его первоначальным намерением было постичь путем чтения тайны ее ума, его сердце глубоко тронула изображаемая в романах Мег любовь. Он понял, какое у нее прекрасное сердце, способное на глубокое чувство. Он и раньше об этом догадывался, теперь он знал это наверняка. Если бы он только мог найти путь к ее сердцу и завоевать его. Но как?
   Он сидел, откинувшись в кресле, поглаживая мягкий кожаный переплет. Прелестная, обворожительная Мег! Как ему покорить такое создание? Теперь он понимал тревогу и озабоченность сэра Уильяма: в практической жизни Мег не мыслила ровно ничего — стоит только вспомнить стаю гусей. Он чуть было не расхохотался снова.
   Постукивая пальцем по переплету, лорд Уортен нахмурился. В этих трех книгах было что-то, озадачивавшее его: постоянный, едва уловимый мотив утраченной любви, чувство потери. Не был ли это его подлинный соперник, подумал он, призрак из ее прошлого?
   Но что бы там ни было — гуси, призраки, что угодно, — он был твердо намерен завоевать ее.
   Он приехал в Стэйплхоуп раньше по той простой причине, что не мог больше оставаться в стороне от Мег. Мысль о его добыче — запертом для него сердце Мег — овладела им безраздельно. Завтра утром он приступит к осаде.
   Он отослал своего камердинера спать и сидел в своей комнате в тонкой полотняной рубашке, светло-желтых бриджах и высоких сапогах. На плечи он накинул каштанового цвета халат. Он посмотрел на свои сапоги, которые последние два часа он все собирался снять, но книги Мег отвлекли его.
   Повернувшись в кресле, лорд Уортен начал было стягивать сапог, но стук колес по булыжнику и громкие сердитые голоса со двора привлекли его внимание. Его комната находилась на втором этаже. Выше был только чердак. Он выглянул из окна. Зрелище, представшее его глазам, изумило его.
   — Что за черт? Силы небесные, это еще что?
   Во дворе в тусклом свете фонарей он увидел отличную, запряженную парой двуколку, с привязанной к ней как попало по меньшей мере, полудюжиной картонок. Сидевшая в ней огненно-рыжая парочка отчаянно препиралась между собой вполголоса, что не мешало их голосам заполнять маленький дворик. Не прошло и минуты, как они разбудили конюха, двух его подручных, и в комнате хозяина возле кухни зажегся свет.
   — Мистер Чарльз! — воскликнул конюх, подняв фонарь и вглядываясь в лицо сидевшей рядом женщины. — Мисс Маргарет? — изумился он. — Куда это вы направились с этим щеголем? Да вы вся дрожите!
   У лорда Уортена не осталось никаких сомнений относительно личности путешественников. Это были Чарльз и Мег. Его нареченная сидела слева, прямая как палка, завернувшись в плащ. Справа на нее гневно уставился Чарльз.
   Уортен был поражен. Что это, побег? Подумав немного, он отказался от этой мысли. Чарльз и Мег были друзьями, но о браке и не помышляли. Даже в Лондоне они часто обменивались щипками и возились, как настоящие брат и сестра. Но если это не тайное романтическое бегство, то, значит, Мег бежит — от него?
   Воображение у него разыгралось. Ничто не доставляло ему такого удовольствия, как хорошая погоня. А что может быть приятнее, чем преследование этой обольстительной рыжей лисицы?
   Он сунул левую ногу в сапог и поспешно поднялся. Подойдя к зеркалу, он убедился, что его туалет в порядке. Уважающему себя охотнику не подобает приближаться к такой добыче с торчащими в разные стороны волосами или с пятнами на рубашке. Сначала он собирался повязать галстук, но тут же сообразил, что небрежностью костюма можно было успешнее достичь желанного эффекта. Он накинул черный шелковый плащ, красиво драпировавший его на ходу, придавая ему романтический вид. Уже выходя из комнаты, он вспомнил о пистолетах. Прихватив один, Уортен направился вниз, во двор.
   Мег не обратила никакого внимания на конюха, и его изумление при виде ее наедине с Чарльзом в такой поздний час, и осторожно спустилась из экипажа. Она кипела от ярости. Оказавшись на земле, она уперлась руками в бока и закричала на Чарльза:
   — Ну и растяпа! Руки у тебя крюки! Чуть не вывалил меня посередине улицы!
   Красный, как свекла, Чарльз оставался в двуколке. Стиснув зубы и пытаясь говорить тихо, он сказал:
   — Если бы ты не запихнула весь свой гардероб в эти чертовы картонки, — тут голос его против воли сорвался на крик, — я бы одолел этот поворот!
   Бросив вожжи одному из конюхов, он соскочил с двуколки. В окнах гостиницы тут и там замелькали огни свечей.
   С того самого момента, как она явилась на проселочную дорогу с шестью картонками в руках, она не переставала злиться на Чарльза. Вместо теплого удобного экипажа, который он обещал предоставить ей, он запряг пару вороных — это нужно было вообразить такое! — в двуколку. Экипаж был легкий, на удобных рессорах, но от холодной ночной сырости Мег защищал только тонкий плащ. А куда, интересно, могла она пристроить свой багаж?
   Но что всего хуже, при виде этого багажа Чарльз тут же окрысился:
   — Какого черта ты притащила все это барахло?
   Мег была в ужасе. Хоть они и собрались бежать, но не жить же ей как цыганке?
   — Здесь все необходимое, — отвечала она резко. — А где, скажи на милость, дорожная карета твоего отца? Ты же обещал. В такой сырой вечер я ожидала, что у меня будет, по крайней мере, грелка в ногах!
   — Грелка? Мег, мы что, отправляемся в кругосветное путешествие или на прогулку? Я взял двуколку, потому что нам нужно спешить! Ведь твой отец, конечно, станет преследовать нас, как только узнает о твоем исчезновении. А что до моего… — Чарльз только широко раскрыл глаза. — Черт, лучше об этом не думать! Он мне голову оторвет, как только нас поймает!
   Мег согласилась, что положение их было отчаянное, но настояла, чтобы Чарльз привязал все ее коробки к экипажу. В результате получилось нечто смехотворное. Они не проехали и мили, как коробка с туалетными принадлежностями сорвалась и упала. Чарльзу пришлось остановиться и потратить не меньше четверти часа, чтобы водворить все на место.
   И все это время державшая лошадей Мег осыпала его упреками.
   — У нас не было бы никаких затруднений, будь у нас подходящий экипаж. И давай поживее! Лошади горячатся и никак не желают стоять смирно!
   — Они привыкли к умелым рукам! — язвительно отвечал Чарльз.
   — Чарльз Бернел, ты тупоголовый чурбан!
   Еще полмили длилось молчание, пока Мег не начало трясти. Они сначала выехали на юг, в направлении Бристоля, но, когда свалилась еще одна коробка, Мег, у которой зуб на зуб не попадал от холода, воскликнула:
   — Я дальше не поеду! Поворачивай, и едем в Стэйплхоуп. Ты говорил, что видел, как в долину въезжала карета; быть может, это была почтовая, и мы сможем нанять ее!
   — Мне бы это подошло! — Чарльз поднял коробку и сунул ее в руки Мег. — Держи ее на коленях, пока мы не доберемся до «Лозы»!
   Мег только взглянула на него, высокомерно подняв брови, и пристроила коробку поудобнее у себя в ногах.
   Сейчас, стоя на булыжнике гостиничного двора, она продолжала поносить Чарльза за его кучерские способности, пока не вмешался конюх:
   — Не люблю вмешиваться промежду кошек и собак, когда они рычат и шипят друг на друга, но у нас полно постояльцев, которым не нравится, когда нарушают их покой. Так что, пожалуйста, мистер Чарльз, говорите потише и объясните, если можете, почему вы путешествуете таким странным образом с дочерью сэра Уильяма Лонгвилля?
   Эти последние слова были сказаны очень выразительно, и Чарльз побагровел.
   — Я… то есть я, — проговорил он запинаясь, — я сопровождаю мисс Лонгвилль к… к ее тетке в Бат, и мы… то есть я… я решил, что мне следует, пожалуй, взять закрытый экипаж. Нельзя ли у вас тут случайно нанять почтовую карету?
   Конюх взмахнул фонарем, так что свет от него заплясал по булыжнику.
   — Ну, это самая забавная выдумка, какую мне доводилось слышать!
   Он знал Чарльза и Мег с детства. Подойдя к лошадям, он похлопал коренную по голове. С усмешкой он добавил: