Страница:
– О, как ты мог! – Леда оттолкнула Манало рукой, бросилась к столику. Манало качнулся назад, свалился в траву со стоном, но Леде некогда было беспокоиться о нем. Она уставилась на ножку стола, которая треснула по всей длине.
– О, нет! – прошептала она. – Нет!
Вся дрожа, она склонилась над столиком. Плоская металлическая пластинка, скреплявшая изгибы ножек, была покрыта восточными иероглифами. Выполнявшая роль своего рода сустава пластина отделилась от треснутой ножки с легким шипящим звуком. Леда попыталась вправить ножку, прижимая друг к другу треснутые части, но они не сходились.
Она еле успела отскочить, когда изогнутая блистающая сталь со смертоносным острием блеснула на солнце, и разноцветные искры пронзили воздух. Придись конец чуть правее – и ее нога могла бы попасть под острие.
В какую-то секунду она подумала: «Какое странное крепление для стола!» Но тут же поняла, что речь идет не о креплении. Мебель тут ни при чем. Перед ней лежало лезвие меча – прекрасное, превосходной формы, с удивительным злобным зверем, выгравированным на верхней части.
– О, только посмотрите! – воскликнула Леда, но тут же прижала руку ко рту.
Манало все еще лежал на траве. Леда склонилась над ним, но он только открыл глаза. Затем закрыл, начал храпеть, распространяя запах вишневого бренди.
Леда посмотрела на него с отвращением:
– Что же мне делать?
Она вернулась к столу, за обрубленный, квадратный конец взяла лезвие. Она попыталась пристроить его на прежнее место, но у нее ничего не вышло. Леда только вскрикнула, когда поранила палец. Слезы навернулись на глаза.
Почему лезвие меча в столе, изготовленном Сэмьюэлом, было бесполезно гадать. Наверное, какая-нибудь японская традиция. Возможно, все столы для невест скрепляются мечами. Не исключено, что это большая удача, когда невеста разбивает стол и вынимает такое лезвие, но, скорее всего, подобный поступок – знак будущих катастроф.
Одна из них уже наступила. Что она скажет Сэмьюэлу? И Дожену? И леди Тэсс?
Она не заметила, что разговаривает сама с собой, пока кто-то не окликнул ее. Она прямо подпрыгнула, когда увидела беззубую усмешку босоногого человека в соломенной шляпе, который появился, казалось, ниоткуда. Перекинутая через плечо веревка удерживала две корзины с фруктами.
– Помочь, миссис? – спросил он великодушно. – Сломали стол?
– Он разбил, – сердито сказала Леда, посмотрев на Манало, – но я виновата. Не надо было его вообще трогать. Я все бы отдала, чтобы на нем не было ни царапины, а он разломан так, что его вряд ли можно починить!
– Чинить, миссис? Внук мой может. Все чинит. Никто не узнает, что было сломано.
Леда посмотрела на стол с надеждой, затем вновь на незнакомца.
– Я не знаю даже, как мы его починим.
– Да, да. Мой внук Икено – лучший мастер на островах. Это особый стол, так? Особый стол и меч. Японский. Мой внук близко, на плантации Эва. Час дороги на коляске.
– А ближе? В городе? Должны же там быть мастерские.
– Нет. Китайцы. Не знают ничего о столе и мече.
– И вы думаете, он сможет все сделать? И я смогу забрать стол домой?
– Да, да. Есть табличка «В присутствии заказчика». Все сделает, пока вы ждете.
Леда повернулась к Манало, потрясла его за плечо:
– Вставай, нужно ехать!
Он открыл глаза и что-то пробормотал. Постоянно понукая, она заставила его сесть. Манало неотрывно смотрел на торговца фруктами. Затем покачал головой, оттолкнул Леду и упал на траву. Маленькая коричневая фляга выпала у него из кармана.
– А вы умеете управлять лошадью? – с отчаянием в голосе спросила Леда. – Вы можете отвезти меня туда и обратно? Я заплачу.
– Не надо платы. Я могу, – он опустил свои корзины в багажник коляски. – Не плачь, миссис, мы стол починим! Не плачь!
Пять дней осторожности, подавляя нетерпение, и Сэмьюэл очутился на баркасе, стоявшем в Жемчужной бухте. Он боялся выдать сам себя – удар мог быть нанесен исподтишка.
Представиться оборотнем, поменять позицию на противоположную – этот метод столь же эффективен, сколь и велик процент риска. Если бы не его лондонская кража, вряд ли Сэмьюэлу могли поверить. Преступное прошлое создавало ореол доверия.
Икено сидел, скрестив ноги на полу каюты, палочкой доставая рис из чашки. Его движения были грациозны, как у девушки, но за ними сквозили сила и подозрительность.
Но Сэмьюэл тоже умел притворяться. В своей японской одежде, босиком, он ел совсем мало, быстро, только чтобы не нарушить ритуал угощения. Еда, как и сон, хороша в минуты расслабленности. А сейчас не то время.
Икено говорил на ломаном английском, с сильным акцентом. Сэмьюэл намеренно обратился к нему как к старшему, отказавшись от английского, постоянно отвечая на корявом японском. Даже более плохом, на который был способен.
Слона учили вальсировать, но он остался слоном.
Но его тренировка чувствовалась, они ощущали ее, как он ощущал их возможности.
Сэмьюэл намеренно принижал себя – это даст ему больше шансов завоевать доверие. Слишком хорошо выдрессированная собака вызовет подозрение. Та же, у которой не все получается, но она жаждет добиться успеха, вызовет сочувствие.
– Вы хотите, чтобы я доверял, – у Икено были мягкие глаза, ресницы, как у женщины, но аристократический, чисто мужской изгиб носа, низкий лоб – он походил на японского воина с древней картины. Икено выглядел молодо, не старше Сэмьюэла, ему было лет сорок или чуть больше. – Я не понимаю.
В конце концов он перешел на японский, но в тоне его чувствовалось раздражение. Сэмьюэл низко поклонился, словно не замечая этого.
– Со страхом и уважением ничтожный человек просит Икено-сана уделить ему несколько минут. Я мало что могу вам предложить – скромное дело, несколько кораблей, но, возможно, вы сможете использовать ту подготовку, которую я получил у Танабе Дожена Харутаке.
– А я, возможно, отрежу тебе голову, если это Танабе послал тебя.
– Я прошу меня выслушать, – Сэмьюэл посмотрел в глаза Икено, – я не послан. Я не должен Танабе Дожену больше гири.
– Разве? Я слышал другое. Я слышал, что ты был в доме у Henit пил с ним саке. Я слышал, что он тебе отец. Даже теперь, когда он живет в твоем новом доме и изображает перед твоей женой слугу.
– Заверяю со всем почтением, он не отец мне. Я не ношу имени его семьи, – Сэмьюэл с усмешкой показал пальцем на свои волосы, – это досточтимый Икено может видеть своими глазами.
Икено тоже улыбнулся.
– Но все равно он тебя готовил, учил. Он прислал тебя, чтобы сделать из нас дураков. Когда я отошлю твою голову, может быть, он поймет, что мы не бака.
Сэмьюэл потупил глаза:
– Он рассказывал мне о своих методах. Но не просил применять их. Он последнее время ни о чем меня не просил. Возможно, – Сэмьюэл добавил нотку горечи в свою речь, – он считает, что я не гожусь для определенной роли.
Икено ничего не сказал. Сэмьюэл почувствовал, что за его спиной движется человек.
– И пусть ваш достопочтенный слуга достанет свой меч, если моя готовность служить вам неприятна.
– Ты готов умереть?
– Если многоуважаемый Икено считает, что я ве должен служить ему, то я готов.
– Ложь! – Икено фыркнул, – я считаю, что тебя послал Танабе!
Он сделал легкое движение подбородком, лезвие резануло воздух за спиной Сэмьюэла, перед его мысленным взором блеснул отраженный от металла свет. Сэмьюэл не шевельнулся.
Каждый мускул и клетка тела знали разницу между смертоносным ударом и ложным. Он испытал облегчение, когда острие разорвало его воротник, процарапало легкую рану. Запах крови указал на близость смертельной стали.
Лицо Икено не выразило ничего. Долгая тишина могла выражать раздумье, но Сэмюэлю подумалось, что скорее все это – удивление. Он ответил поклоном, коснувшись лбом пола.
– С искренней благодарностью за мою недостойную жизнь.
– Ты хочешь предать учителя. Даже собака не предает хозяина.
Мускулы на лице Сэмьюэла напряглись:
– Я не нарушал клятвы, – затем добавил низким, странным голосом, – Танабе Дожен испытал меня различными путями. Я не подвел его.
– Но ты здесь.
– Он смеялся надо мной. Он считает, что я не достиг…
Сэмьюэл ощутил глухой гнев внутри себя. Гири – это праведный долг. Человек обязан своему учителю. Но гири мастеру, учителю может быть слишком тяжелым. В сотнях старинных японских легенд воины-герои, которые должны были бы свершить сеппуху (вскрыть себе животы по приказу господина), уходили к врагам и мстили своему господину даже за меньшее оскорбление, чем насмешка и презрение. Так было принято. Икено должен понять.
– Тело мое продолжает служить Танабе Дожену, – сказал Сэмьюэл, – но мое сердце без хозяина. Я пришел к почтенному Икено-сан, чтобы предложить свою ничтожную помощь в его достойных делах. Я украл рукоять Гоку-акумы в Лондоне, но я не могу найти лезвие, – он издал резкий смешок. – Многоуважаемому Икено-сан не за чем было врываться в мой офис, я отдал бы рукоять сразу, если бы знал, кому она нужна. Это – гири, который я беру на себя.
– На каких условиях?
Сэмьюэл не ответил сразу. Он посмотрел на трех человек за спиной – на каждого по очереди. Икено не шевельнулся, чтобы их отпустить. Сэмьюэл медленно сказал, на этот раз по-английски:
– Дожен-сан готовил меня беречь Гокуакуму. Я любил его. Я уважал его. Я прошел все тренировки. А теперь он отстраняет меня, потому что… – рот Сэмьюэла скривился, – я тот… кто я есть. Белый. Мне не доверяют. Он взял мальчика четырнадцати лет! Вместо меня, когда возобновилась эмиграция. – Сэмьюэл сплюнул на пол. – Я не вынесу позора, которым он хочет облечь меня.
По-японски Икено сказал:
– Твоя честь уязвлена? Я думал, что варваров интересуют только деньги.
Сэмьюэл встал. Человек с мечом подошел к нему со спины, занес оружие. Быстрым движением Сэмьюэл отвратил удар. Их мечи скрестились. Сэмьюэл нарочно не двигался с места, он только так прижал противника к стене, что, если бы тот попытался вырваться, то был бы ранен.
– Многоуважаемый Икено-сан, – Сэмьюэл, наконец, отпустил человека, повернулся к Икено, отвесив поклон, – прости мои плохие уши и слепые глаза. Я не услышал мудрых и благородных слов…
Икено задумчиво посмотрел на него.
– Какую помощь, – медленно сказал Икено, – варвар Джурада-сан готов предложить?
Сэмьюэл услышал уважительную добавку к своему имени.
– У досточтимого Икено-сан есть рукоять Гокуакумы. Нужно лезвие. Дожен знает о краже рукояти. Он предполагает, что те, кто ищут Гокуакуму, владеют ею. Он не подозревает, что я украл ее. Он знает о вашем пребывании здесь, думает, рукоять у вас. Потому он хочет увезти лезвие с островов. Я не знаю, где оно спрятано, куда он хочет направиться, но я буду знать.
– Танабе доверяет тебе?
– Он доверяет мне всякие мелкие дела. Он зависит от моей преданности. Я хорошо знаю его. Я знаю острова.
– И какова награда за твою услугу?
– Увидеть Гокуакуму. Собственными глазами. Знать, что она не в руках Танабе Дожена, который посвятил жизнь тому, чтобы меч не был мечом. А я посвятил жизнь тому, чтобы занять его место… пока он решил меня заменить.
– Может быть, ты хочешь, чтобы и Танабе увидел весь меч?
– Не обязательно. Это опасно. Достаточно, если его увижу я, моя честь отомщена, и в достаточной мере. Икено кивнул:
– Когда мир качается, ему нужна опора. Твой план мести соответствует оскорблению. Достойное восстановление чести.
Сэмьюэл вернулся к обычным интонациям;
– Незаслуженно высокая оценка досточтимого Икено-сан вызывает невыразимую благодарность.
– Какая благодарность? Твой учитель сделал человека из тебя. Ты благодари его.
– Я благодарен ему. А он отобрал у меня возможность…
– Гири – тяжелая ноша, когда у сердца два начала. Что ты сделаешь, чтобы выразить ему свою благодарность?
– Предать Дожен-сана – позор. Когда я передам вам Гокуакуму… Мне ничего не останется, кроме того, что требует честь.
Икено отвесил поклон, который можно было считать поклоном равного.
– Если это будет так. Принеси мне лезвие – и можешь использовать Гокуакуму, чтобы восстановить свою честь.
35
– О, нет! – прошептала она. – Нет!
Вся дрожа, она склонилась над столиком. Плоская металлическая пластинка, скреплявшая изгибы ножек, была покрыта восточными иероглифами. Выполнявшая роль своего рода сустава пластина отделилась от треснутой ножки с легким шипящим звуком. Леда попыталась вправить ножку, прижимая друг к другу треснутые части, но они не сходились.
Она еле успела отскочить, когда изогнутая блистающая сталь со смертоносным острием блеснула на солнце, и разноцветные искры пронзили воздух. Придись конец чуть правее – и ее нога могла бы попасть под острие.
В какую-то секунду она подумала: «Какое странное крепление для стола!» Но тут же поняла, что речь идет не о креплении. Мебель тут ни при чем. Перед ней лежало лезвие меча – прекрасное, превосходной формы, с удивительным злобным зверем, выгравированным на верхней части.
– О, только посмотрите! – воскликнула Леда, но тут же прижала руку ко рту.
Манало все еще лежал на траве. Леда склонилась над ним, но он только открыл глаза. Затем закрыл, начал храпеть, распространяя запах вишневого бренди.
Леда посмотрела на него с отвращением:
– Что же мне делать?
Она вернулась к столу, за обрубленный, квадратный конец взяла лезвие. Она попыталась пристроить его на прежнее место, но у нее ничего не вышло. Леда только вскрикнула, когда поранила палец. Слезы навернулись на глаза.
Почему лезвие меча в столе, изготовленном Сэмьюэлом, было бесполезно гадать. Наверное, какая-нибудь японская традиция. Возможно, все столы для невест скрепляются мечами. Не исключено, что это большая удача, когда невеста разбивает стол и вынимает такое лезвие, но, скорее всего, подобный поступок – знак будущих катастроф.
Одна из них уже наступила. Что она скажет Сэмьюэлу? И Дожену? И леди Тэсс?
Она не заметила, что разговаривает сама с собой, пока кто-то не окликнул ее. Она прямо подпрыгнула, когда увидела беззубую усмешку босоногого человека в соломенной шляпе, который появился, казалось, ниоткуда. Перекинутая через плечо веревка удерживала две корзины с фруктами.
– Помочь, миссис? – спросил он великодушно. – Сломали стол?
– Он разбил, – сердито сказала Леда, посмотрев на Манало, – но я виновата. Не надо было его вообще трогать. Я все бы отдала, чтобы на нем не было ни царапины, а он разломан так, что его вряд ли можно починить!
– Чинить, миссис? Внук мой может. Все чинит. Никто не узнает, что было сломано.
Леда посмотрела на стол с надеждой, затем вновь на незнакомца.
– Я не знаю даже, как мы его починим.
– Да, да. Мой внук Икено – лучший мастер на островах. Это особый стол, так? Особый стол и меч. Японский. Мой внук близко, на плантации Эва. Час дороги на коляске.
– А ближе? В городе? Должны же там быть мастерские.
– Нет. Китайцы. Не знают ничего о столе и мече.
– И вы думаете, он сможет все сделать? И я смогу забрать стол домой?
– Да, да. Есть табличка «В присутствии заказчика». Все сделает, пока вы ждете.
Леда повернулась к Манало, потрясла его за плечо:
– Вставай, нужно ехать!
Он открыл глаза и что-то пробормотал. Постоянно понукая, она заставила его сесть. Манало неотрывно смотрел на торговца фруктами. Затем покачал головой, оттолкнул Леду и упал на траву. Маленькая коричневая фляга выпала у него из кармана.
– А вы умеете управлять лошадью? – с отчаянием в голосе спросила Леда. – Вы можете отвезти меня туда и обратно? Я заплачу.
– Не надо платы. Я могу, – он опустил свои корзины в багажник коляски. – Не плачь, миссис, мы стол починим! Не плачь!
Пять дней осторожности, подавляя нетерпение, и Сэмьюэл очутился на баркасе, стоявшем в Жемчужной бухте. Он боялся выдать сам себя – удар мог быть нанесен исподтишка.
Представиться оборотнем, поменять позицию на противоположную – этот метод столь же эффективен, сколь и велик процент риска. Если бы не его лондонская кража, вряд ли Сэмьюэлу могли поверить. Преступное прошлое создавало ореол доверия.
Икено сидел, скрестив ноги на полу каюты, палочкой доставая рис из чашки. Его движения были грациозны, как у девушки, но за ними сквозили сила и подозрительность.
Но Сэмьюэл тоже умел притворяться. В своей японской одежде, босиком, он ел совсем мало, быстро, только чтобы не нарушить ритуал угощения. Еда, как и сон, хороша в минуты расслабленности. А сейчас не то время.
Икено говорил на ломаном английском, с сильным акцентом. Сэмьюэл намеренно обратился к нему как к старшему, отказавшись от английского, постоянно отвечая на корявом японском. Даже более плохом, на который был способен.
Слона учили вальсировать, но он остался слоном.
Но его тренировка чувствовалась, они ощущали ее, как он ощущал их возможности.
Сэмьюэл намеренно принижал себя – это даст ему больше шансов завоевать доверие. Слишком хорошо выдрессированная собака вызовет подозрение. Та же, у которой не все получается, но она жаждет добиться успеха, вызовет сочувствие.
– Вы хотите, чтобы я доверял, – у Икено были мягкие глаза, ресницы, как у женщины, но аристократический, чисто мужской изгиб носа, низкий лоб – он походил на японского воина с древней картины. Икено выглядел молодо, не старше Сэмьюэла, ему было лет сорок или чуть больше. – Я не понимаю.
В конце концов он перешел на японский, но в тоне его чувствовалось раздражение. Сэмьюэл низко поклонился, словно не замечая этого.
– Со страхом и уважением ничтожный человек просит Икено-сана уделить ему несколько минут. Я мало что могу вам предложить – скромное дело, несколько кораблей, но, возможно, вы сможете использовать ту подготовку, которую я получил у Танабе Дожена Харутаке.
– А я, возможно, отрежу тебе голову, если это Танабе послал тебя.
– Я прошу меня выслушать, – Сэмьюэл посмотрел в глаза Икено, – я не послан. Я не должен Танабе Дожену больше гири.
– Разве? Я слышал другое. Я слышал, что ты был в доме у Henit пил с ним саке. Я слышал, что он тебе отец. Даже теперь, когда он живет в твоем новом доме и изображает перед твоей женой слугу.
– Заверяю со всем почтением, он не отец мне. Я не ношу имени его семьи, – Сэмьюэл с усмешкой показал пальцем на свои волосы, – это досточтимый Икено может видеть своими глазами.
Икено тоже улыбнулся.
– Но все равно он тебя готовил, учил. Он прислал тебя, чтобы сделать из нас дураков. Когда я отошлю твою голову, может быть, он поймет, что мы не бака.
Сэмьюэл потупил глаза:
– Он рассказывал мне о своих методах. Но не просил применять их. Он последнее время ни о чем меня не просил. Возможно, – Сэмьюэл добавил нотку горечи в свою речь, – он считает, что я не гожусь для определенной роли.
Икено ничего не сказал. Сэмьюэл почувствовал, что за его спиной движется человек.
– И пусть ваш достопочтенный слуга достанет свой меч, если моя готовность служить вам неприятна.
– Ты готов умереть?
– Если многоуважаемый Икено считает, что я ве должен служить ему, то я готов.
– Ложь! – Икено фыркнул, – я считаю, что тебя послал Танабе!
Он сделал легкое движение подбородком, лезвие резануло воздух за спиной Сэмьюэла, перед его мысленным взором блеснул отраженный от металла свет. Сэмьюэл не шевельнулся.
Каждый мускул и клетка тела знали разницу между смертоносным ударом и ложным. Он испытал облегчение, когда острие разорвало его воротник, процарапало легкую рану. Запах крови указал на близость смертельной стали.
Лицо Икено не выразило ничего. Долгая тишина могла выражать раздумье, но Сэмюэлю подумалось, что скорее все это – удивление. Он ответил поклоном, коснувшись лбом пола.
– С искренней благодарностью за мою недостойную жизнь.
– Ты хочешь предать учителя. Даже собака не предает хозяина.
Мускулы на лице Сэмьюэла напряглись:
– Я не нарушал клятвы, – затем добавил низким, странным голосом, – Танабе Дожен испытал меня различными путями. Я не подвел его.
– Но ты здесь.
– Он смеялся надо мной. Он считает, что я не достиг…
Сэмьюэл ощутил глухой гнев внутри себя. Гири – это праведный долг. Человек обязан своему учителю. Но гири мастеру, учителю может быть слишком тяжелым. В сотнях старинных японских легенд воины-герои, которые должны были бы свершить сеппуху (вскрыть себе животы по приказу господина), уходили к врагам и мстили своему господину даже за меньшее оскорбление, чем насмешка и презрение. Так было принято. Икено должен понять.
– Тело мое продолжает служить Танабе Дожену, – сказал Сэмьюэл, – но мое сердце без хозяина. Я пришел к почтенному Икено-сан, чтобы предложить свою ничтожную помощь в его достойных делах. Я украл рукоять Гоку-акумы в Лондоне, но я не могу найти лезвие, – он издал резкий смешок. – Многоуважаемому Икено-сан не за чем было врываться в мой офис, я отдал бы рукоять сразу, если бы знал, кому она нужна. Это – гири, который я беру на себя.
– На каких условиях?
Сэмьюэл не ответил сразу. Он посмотрел на трех человек за спиной – на каждого по очереди. Икено не шевельнулся, чтобы их отпустить. Сэмьюэл медленно сказал, на этот раз по-английски:
– Дожен-сан готовил меня беречь Гокуакуму. Я любил его. Я уважал его. Я прошел все тренировки. А теперь он отстраняет меня, потому что… – рот Сэмьюэла скривился, – я тот… кто я есть. Белый. Мне не доверяют. Он взял мальчика четырнадцати лет! Вместо меня, когда возобновилась эмиграция. – Сэмьюэл сплюнул на пол. – Я не вынесу позора, которым он хочет облечь меня.
По-японски Икено сказал:
– Твоя честь уязвлена? Я думал, что варваров интересуют только деньги.
Сэмьюэл встал. Человек с мечом подошел к нему со спины, занес оружие. Быстрым движением Сэмьюэл отвратил удар. Их мечи скрестились. Сэмьюэл нарочно не двигался с места, он только так прижал противника к стене, что, если бы тот попытался вырваться, то был бы ранен.
– Многоуважаемый Икено-сан, – Сэмьюэл, наконец, отпустил человека, повернулся к Икено, отвесив поклон, – прости мои плохие уши и слепые глаза. Я не услышал мудрых и благородных слов…
Икено задумчиво посмотрел на него.
– Какую помощь, – медленно сказал Икено, – варвар Джурада-сан готов предложить?
Сэмьюэл услышал уважительную добавку к своему имени.
– У досточтимого Икено-сан есть рукоять Гокуакумы. Нужно лезвие. Дожен знает о краже рукояти. Он предполагает, что те, кто ищут Гокуакуму, владеют ею. Он не подозревает, что я украл ее. Он знает о вашем пребывании здесь, думает, рукоять у вас. Потому он хочет увезти лезвие с островов. Я не знаю, где оно спрятано, куда он хочет направиться, но я буду знать.
– Танабе доверяет тебе?
– Он доверяет мне всякие мелкие дела. Он зависит от моей преданности. Я хорошо знаю его. Я знаю острова.
– И какова награда за твою услугу?
– Увидеть Гокуакуму. Собственными глазами. Знать, что она не в руках Танабе Дожена, который посвятил жизнь тому, чтобы меч не был мечом. А я посвятил жизнь тому, чтобы занять его место… пока он решил меня заменить.
– Может быть, ты хочешь, чтобы и Танабе увидел весь меч?
– Не обязательно. Это опасно. Достаточно, если его увижу я, моя честь отомщена, и в достаточной мере. Икено кивнул:
– Когда мир качается, ему нужна опора. Твой план мести соответствует оскорблению. Достойное восстановление чести.
Сэмьюэл вернулся к обычным интонациям;
– Незаслуженно высокая оценка досточтимого Икено-сан вызывает невыразимую благодарность.
– Какая благодарность? Твой учитель сделал человека из тебя. Ты благодари его.
– Я благодарен ему. А он отобрал у меня возможность…
– Гири – тяжелая ноша, когда у сердца два начала. Что ты сделаешь, чтобы выразить ему свою благодарность?
– Предать Дожен-сана – позор. Когда я передам вам Гокуакуму… Мне ничего не останется, кроме того, что требует честь.
Икено отвесил поклон, который можно было считать поклоном равного.
– Если это будет так. Принеси мне лезвие – и можешь использовать Гокуакуму, чтобы восстановить свою честь.
35
Когда они достигли узкого пирса, который, подобно стреле, уходил в тишину бухты, Леда начала беспокоиться.
– Мы правильно едем? Так долго. И не видно нигде мастерской.
Она, наверное, в двадцатый раз говорила это. Попутчик молчал. Воздух здесь был пропитан пылью. Тенистые лужайки и городские газоны сменились пыльными кустами, лужами. Кое-где пальмы высились подобно уставшим мотылькам.
Наконец, коляска остановилась. Человек соскочил, взял столик с сиденья.
– Вот здесь, миссис! Только ледка теперь!
– Лодка? – Леда с сомнением посмотрела на маленькую посудинку, привязанную к колышку на берегу. – Я не хотела бы плыть на лодке.
– Только чуть-чуть, миссис! Поедем, Икено починит стол.
– Нет, – решение зрело в Леде уже добрых полчаса. Она взяла вожжи. – Я дальше никуда не пойду.
– Не хотите? – он покачал головой, ухмыльнулся. – Тогда я беру стол, Икено чинит, вечером верну. O'кей?
Еще прежде, чем она ответила, он взял сломанный стол и понес в лодку. Леда нахмурилась. Ее начинала одолевать мысль, что все происходящее похоже на похищение женщины. Но этот человек казался более заинтересованным этим столиком. Но вряд ли он имеет ценность для кого-то, кроме Леды, и не стоит больших денег, чтобы применить столько ухищрений для его кражи.
Леда также увидела, что лошадь направляется к ближайшим кустам. Леда не умела править лошадью. Если сказать откровенно, то она вообще впервые в жизни взяла вожжи в руки. Она легонько тряхнула ими, стараясь затормозить коляску. Но та неожиданно покатилась к воде.
– О, – закричала Леда, – стой! Стой! Человек остановил лошадь, когда колеса уже въехали в прибрежную грязь.
– Вы хотеть отправится в город сами, миссис? – спросил он с усмешкой. – Может быть, лучше подождать? Она подобрала юбки.
– Привяжите лошадь, я иду с вами.
– Хорошо, миссис.
Он высвободил лошадь. Животное тут же задрало хвост и начало трусить по дороге в обратном направлении.
– Она не убежит? – с тревогой спросила Леда.
– Нет, нет. Остановится. Лошадь любит траву. Лодка, миссис.
Леда не видела никакой травы. Через пару секунд она уже и лошади не видела. Вокруг были только кусты, песок, дорога, пирс. Повсюду была разлита тишина, за исключением странного шума – будто сотня детей бьет ложками по горшкам, только очень далеко. Ветер донес этот звук, и вновь установилась тишина.
– Вот лодка, миссис. Икено чинить стол. Леда сжала губы. Но этот человек не заставлял ее, был вежлив, приветлив. Совсем не похож на похитителя.
Когда лодка проплыла несколько сотен футов, подозрения Леды возобновились. Она думала, что он гребет в сторону ближайшего острова, а ее спутник направил мыс лодки на один из отдаленных островов залива.
– Я переверну лодку! – заявила Леда. – Если вы не повернете назад!
– Акулы, – коротко сказал продавец фруктов. Леда закрыла глаза.
– Вы не получите денег. Мой муж не заплатит вам ни фартинга.
– Это место для акула-богиня. Ее имя Каахирахау. Она жить здесь, эта бухта.
«Спокойно», – сказала сама себе Леда. Стол был рядом с ее коленями. Если он попробует напасть на нее, то она сможет воспользоваться мечом.
Сердечная манера ее спутника не изменилась. Когда показалась лодка побольше, он окликнул рыбаков.
Это был огромный баркас, стоявший на якоре у острова. Пока стол аккуратно передавали в руки людей на баркасе, Леда сидела, застыв, как изваяние, уставясь в зелено-голубую воду, кишащую невидимыми акулами.
Возглас удивления раздался где-то наверху. Послышалась непонятная речь. И потом:
– Леда!
Голос Сэмьюэля исходил, казалось, из ниоткуда. Она вскинула голову. Сэмьюэл перегнулся через парапет, глядя на нее.
– О, боже! – она хотела было вскочить, но вовремя села обратно – так закачалась крошечная лодка. – Сэмьюэл! – она положила руку на грудь, издав вздох облегчения. – Как это странно! Мой милый…
– Оставайся там, – прошипел он еле слышно.
– Там акулы, – запротестовала Леда, но он уже отошел от решетки. Она услышала, как он говорит по-японски, резко, требовательно, затем чей-то ответ – тоже по-японски.
Два человека восточной внешности подошли к парапету и опустили веревочную лестницу. Она заколебалась. Один из людей сделал жест, чтобы она поднималась.
– Сэмьюэл! – с сомнением в голосе позвала Леда. Подошел третий, глянул вниз.
– Жена Джурада-сан, вы должны подняться. Много благодарностей.
Леда ничего не понимала.
– Благодарность?
– Это Икено, – сказал ей спутник, придерживая лестницу, – вверх, миссис.
– Извините, мистер Джерард сказал мне остаться в лодке.
Человек наверху повернулся. Бросил что-то через плечо. Леда услышала голос Сэмьюэла.
– Делай, что он говорит. Все в порядке.
Его голос был странным. Леда подобрала юбку и осторожно взялась за лестницу. С помощью своего спутника и тех, кто стоял наверху, она добралась до палубы. Только один раз, когда ее каблук зацепился за юбку и лестницу затрясло, она чуть не потеряла самообладание.
Продавец фруктов крикнул:
– Алоха!
Потом вновь заработал веслами.
Сэмьюэл стоял босиком на палубе в своем белом восточном костюме. У воротника – ужасная красная полоса. Леда чуть не споткнулась о стол, бросившись к нему. Один японец достал острие, которое было в ножке стола. Другой держал рукоять. Они, казалось, вообще не замечали Леду.
Она остановилась. Закусила губу. Очень тихо спросила;
– Это… представление?
– Ты поступила правильно, Леда. Верный поступок. Благодарю, – тон Сэмьюэла был странным: полным эмоций и бесстрастным одновременно. – Делай то, что я скажу. Не спорь. Один из них говорит по-английски, но, если я буду говорить быстро, он не поймет. Делай только то, что я скажу, ради бога.
В кои-то веки он сказал ей, что она поступила правильно. Но таким равнодушным тоном! Леда склонила голову:
– О, конечно, я боялась, что это не представление, – она глядела на него. – Ты ранен?
– Нет, – он улыбнулся. – Расскажи мне, как ты попала сюда с этим лезвием.
– А, меч… Сэмьюэл, я так сожалею, что сломала этот стол невесты, я только хотела сделать так, как посоветовал мистер Дожен, и взять его из дома леди Эшланд. Принести в твой дом, как требует японская традиция, чтобы брак был счастливым, чтобы ты знал, что я ценю и уважаю тебя. Но жена Манало уехала, бросила его, и он напился и уронил стол. А затем уснул. И все пошло наперекосяк!
– Стол невесты? – переспросил Сэмьюэл. – Ты как-то говорила мне…
– Да, тот, который ты сделал для леди Эшланд. Стол, который невеста должна принести в дом жениха, когда станет его женой. Но он сломался! Это очень плохо? Я хотела починить его. Вот тот маленький человек с корзинами для фруктов оказался там – он твой знакомый? Он сказал, что Икено может починить стол. Мистер Дожен сказал мне, что ты будешь рад увидеть этот столик в своем доме.
– Боже! Это Дожен подговорил тебя?
Леда облизнула губы. Все теперь смотрели на нее.
– Да, он посоветовал привезти стол. Иначе бы мне и в голову не пришло.
Сэмьюэл закрыл глаза. На какое-то мгновение он стал комком яростно скрученных нервов, но напряжение быстро спало. Открыв глаза, без всякого выражения на лице, он отвернулся. Наклонившись к Икено, он заговорил на английском, очень медленно:
– Такабе Дожен вновь делает из меня дурака, – говорил он, ставя ударение на каждом слове. – Моя жена глупая, простая женщина, она представляет ценность только для меня. Что касается того, что она привезла острие… нет ничего удивительного. Сам поступок ее – отнюдь не подвиг, но польза от него поразительная.
Леда почувствовала, что похвала в ее адрес неискренняя. Она глянула на Икено, который смотрел на нее неотрывно. Потом поклонился.
– Джурада-сан…
Его глаза – загадочные, немигающие, смущали ее. Она слегка улыбнулась и поклонилась.
– Добрый день, сэр. Рада познакомиться с вами.
– Жертва доброй воли. – Он бросил быстрый приказ, и один из его людей нырнул под низкую притолоку, куда-то в глубь баркаса. Вернулся через несколько мгновений, держа в руках плоский эмалированный ящик и сумку, форма и длина которой были поразительно знакомы Леде. Мистер Икено взял сумку и вынул оружие – церемониальный меч с золотым изображением диковинной птицы, с инкрустацией жемчугом. Этот меч Леда могла узнать, даже если бы не видела его целую вечность.
Она глянула на Сэмьюэла, но тот смотрел на Икено и меч. На какое-то мгновение Леда подумала, что Сэмьюэл украл подарок к юбилею королевы, чтобы продать Икено. Сэмьюэл – шпион? Вор? Предатель?
– Откуда Джурада-жена иметь? – Икено кивнул на изогнутое лезвие.
– Оно было в креплении, – она почувствовала, что не в состоянии сказать «ножка».
– Простите, Джурада-сан, где?
– В креплении, в ножке. Вот в этой части! Внутри. Вот видите, – она указала на трещину.
– Да, да. Понимать. Внутри. Вы – знать?
– Я ничего не знала. Когда ножка сломалась, я увидела меч.
Мистер Икено посмотрел на Сэмьюэла.
– Вы – не дурак, надеяться обмануть меня и дать фальшь?
Сэмьюэл не двинулся с места, ничего не ответил.
Мистер Икено отошел в сторону. Циновка тут же появилась у его ног. Ящик поставили посередине, а его содержимое – сложенные куски материи, темногорлые кувшины и всякие мелочи – аккуратно разложили вокруг. Не без торжественности мистер Икено опустился на колени и положил золотой меч на циновку. Он частично вынул его из ножен. Найдя в ящике что-то вроде деревянного кинжала, он тихонько постучал по рукояти. Маленькая булавка выскользнула прямо на разложенный кусок ткани.
Затем полностью снял ножны, обнажив меч. Лезвие не очень прочно держалось на эфесе. Еще несколько движений, и он отделил железное лезвие от верхней части и швырнул его за борт.
Послышался всплеск.
Затем человек, держащий острие из «стола невесты», скользнул вперед, и с глубоким поклоном подал его Икено. Тот приставил лезвие к рукояти. Но конец его во что-то уперся. Лезвие, казалось, не совсем подходило.
Мистер Икено глянул на Сэмьюэла.
Леда никогда еще не видела подобного лица у своего мужа – бесчувственная маска.
Японец вновь посмотрел на меч. Одной рукой он удерживал лезвие, ладонь другой обнимала рукоять. Он вновь сделал усилие. Лезвие задрожало и стало на место.
– Ица! – воскликнул Икено. Казалось, со всех упали чары. Люди заулыбались, задвигались. Икено поднял меч, который блеснул на солнце. – Банзай!
– Банзай! – пронеслось эхом над бухтой.
– Мы можем поехать домой? – спросила Леда. Сэмьюэл улыбнулся.
– Послушай меня, Леда, – он говорил быстро, на том самом певучем английском, который плохо понимал Икено. – Что бы ни случилось, делай, что я скажу. Поклонись этому человеку, потом – мне.
Она заколебалась, но потом подчинилась, подражая тому движению, которым неоднократно обменивались на ее глазах Дожен и Сэмьюэл.
Но мистер Икено посмотрел на Сэмьюэла и кивнул, держа меч перед собой.
– Досточтимая жена Джурада – достойна благодарности. Любая просьба – Икено выполнить. Будущее, даже после жизни Икено. Благородная жена-сан.
– Сумимазен, – сказал Сэмьюэл. – Я всегда к вашим услугам, я у вас в долгу. – Он посмотрел на Леду и тихо, певуче сказал, – как только я скажу, ты прыгнешь за борт.
Леда была поражена.
– Я не могу…
– Делай, как я говорю. Что бы ни случилось, – на лице появилось жестокое выражение.
– Но…
– Тихо! – он подошел к ней резко, схватив за плечи, повернувшись спиной к остальным. – Послушай, жена, – он говорил жестко, сквозь зубы. – Если ты не сделаешь все, что я говорю, то никогда мы не вернемся домой. Это – не представление, не игра. Не маскарад. Если я скажу тебе прыгнуть, ты прыгнешь, ясно? – он затряс ее, держа за воротник. – Плачь!
Леда уже и так готова была заплакать. Она ничего не понимала.
– Сэмьюэл…
– Они не могут отчалить до прилива. Четыре часа. В воде я все тебе объясню. Делай то, что я тебе говорю! Что бы ни случилось!
На глазах у нее появились слезы страха:
– А что должно случиться?
Он издал грубый звук и оттолкнул ее. Искоса посмотрел на Икено:
– Йои шийо.
Японец защебетал на своем языке, оживленно жестикулируя.
Сэмьюэл заколебался, затем склонил голову, как бы ожидая конца обсуждения.
Икено раздавал приказы. Лица всех его людей стали сосредоточенными. Расстелили еще одну циновку, еще один меч – укороченный, с простой рукоятью, положили на нее. Сэмьюэл встал на колени рядом с этим мечом. Он отвесил поклон, коснувшись пола лбом, и выпрямился.
Мистер Икено тоже встал на колени. Он, неотрывно глядя на Сэмьюэла, взял меч с циновки. С ритуальной торжественностью он вынул его из ножен и вытер лезвие куском материи – медленно, в абсолютной тишине. Только слабое дыхание воды доносилось из-за кормы.
Нет, Леде все это не нравилось. Она видела, как Икено провел мечом по подушке – белая пыль поднялась и осела на острие. Икено вновь вытер лезвие – еще более тщательно, еще более медленно.
Чистая сталь засверкала. Икено повертел ее в руках, затем протянул Сэмьюэлу, направив конец на него. Леда ухватилась за парапет. В лицо ей бросилась кровь. Соломенная шляпа давала мало тени и прохлады. На голове ее мужа вообще ничего не было. Его волосы золотились на солнце, лезвие меча засветилось в его руках по всей длине. Сэмьюэл осмотрел меч, затем протянул обратно – Икено.
– Мы правильно едем? Так долго. И не видно нигде мастерской.
Она, наверное, в двадцатый раз говорила это. Попутчик молчал. Воздух здесь был пропитан пылью. Тенистые лужайки и городские газоны сменились пыльными кустами, лужами. Кое-где пальмы высились подобно уставшим мотылькам.
Наконец, коляска остановилась. Человек соскочил, взял столик с сиденья.
– Вот здесь, миссис! Только ледка теперь!
– Лодка? – Леда с сомнением посмотрела на маленькую посудинку, привязанную к колышку на берегу. – Я не хотела бы плыть на лодке.
– Только чуть-чуть, миссис! Поедем, Икено починит стол.
– Нет, – решение зрело в Леде уже добрых полчаса. Она взяла вожжи. – Я дальше никуда не пойду.
– Не хотите? – он покачал головой, ухмыльнулся. – Тогда я беру стол, Икено чинит, вечером верну. O'кей?
Еще прежде, чем она ответила, он взял сломанный стол и понес в лодку. Леда нахмурилась. Ее начинала одолевать мысль, что все происходящее похоже на похищение женщины. Но этот человек казался более заинтересованным этим столиком. Но вряд ли он имеет ценность для кого-то, кроме Леды, и не стоит больших денег, чтобы применить столько ухищрений для его кражи.
Леда также увидела, что лошадь направляется к ближайшим кустам. Леда не умела править лошадью. Если сказать откровенно, то она вообще впервые в жизни взяла вожжи в руки. Она легонько тряхнула ими, стараясь затормозить коляску. Но та неожиданно покатилась к воде.
– О, – закричала Леда, – стой! Стой! Человек остановил лошадь, когда колеса уже въехали в прибрежную грязь.
– Вы хотеть отправится в город сами, миссис? – спросил он с усмешкой. – Может быть, лучше подождать? Она подобрала юбки.
– Привяжите лошадь, я иду с вами.
– Хорошо, миссис.
Он высвободил лошадь. Животное тут же задрало хвост и начало трусить по дороге в обратном направлении.
– Она не убежит? – с тревогой спросила Леда.
– Нет, нет. Остановится. Лошадь любит траву. Лодка, миссис.
Леда не видела никакой травы. Через пару секунд она уже и лошади не видела. Вокруг были только кусты, песок, дорога, пирс. Повсюду была разлита тишина, за исключением странного шума – будто сотня детей бьет ложками по горшкам, только очень далеко. Ветер донес этот звук, и вновь установилась тишина.
– Вот лодка, миссис. Икено чинить стол. Леда сжала губы. Но этот человек не заставлял ее, был вежлив, приветлив. Совсем не похож на похитителя.
Когда лодка проплыла несколько сотен футов, подозрения Леды возобновились. Она думала, что он гребет в сторону ближайшего острова, а ее спутник направил мыс лодки на один из отдаленных островов залива.
– Я переверну лодку! – заявила Леда. – Если вы не повернете назад!
– Акулы, – коротко сказал продавец фруктов. Леда закрыла глаза.
– Вы не получите денег. Мой муж не заплатит вам ни фартинга.
– Это место для акула-богиня. Ее имя Каахирахау. Она жить здесь, эта бухта.
«Спокойно», – сказала сама себе Леда. Стол был рядом с ее коленями. Если он попробует напасть на нее, то она сможет воспользоваться мечом.
Сердечная манера ее спутника не изменилась. Когда показалась лодка побольше, он окликнул рыбаков.
Это был огромный баркас, стоявший на якоре у острова. Пока стол аккуратно передавали в руки людей на баркасе, Леда сидела, застыв, как изваяние, уставясь в зелено-голубую воду, кишащую невидимыми акулами.
Возглас удивления раздался где-то наверху. Послышалась непонятная речь. И потом:
– Леда!
Голос Сэмьюэля исходил, казалось, из ниоткуда. Она вскинула голову. Сэмьюэл перегнулся через парапет, глядя на нее.
– О, боже! – она хотела было вскочить, но вовремя села обратно – так закачалась крошечная лодка. – Сэмьюэл! – она положила руку на грудь, издав вздох облегчения. – Как это странно! Мой милый…
– Оставайся там, – прошипел он еле слышно.
– Там акулы, – запротестовала Леда, но он уже отошел от решетки. Она услышала, как он говорит по-японски, резко, требовательно, затем чей-то ответ – тоже по-японски.
Два человека восточной внешности подошли к парапету и опустили веревочную лестницу. Она заколебалась. Один из людей сделал жест, чтобы она поднималась.
– Сэмьюэл! – с сомнением в голосе позвала Леда. Подошел третий, глянул вниз.
– Жена Джурада-сан, вы должны подняться. Много благодарностей.
Леда ничего не понимала.
– Благодарность?
– Это Икено, – сказал ей спутник, придерживая лестницу, – вверх, миссис.
– Извините, мистер Джерард сказал мне остаться в лодке.
Человек наверху повернулся. Бросил что-то через плечо. Леда услышала голос Сэмьюэла.
– Делай, что он говорит. Все в порядке.
Его голос был странным. Леда подобрала юбку и осторожно взялась за лестницу. С помощью своего спутника и тех, кто стоял наверху, она добралась до палубы. Только один раз, когда ее каблук зацепился за юбку и лестницу затрясло, она чуть не потеряла самообладание.
Продавец фруктов крикнул:
– Алоха!
Потом вновь заработал веслами.
Сэмьюэл стоял босиком на палубе в своем белом восточном костюме. У воротника – ужасная красная полоса. Леда чуть не споткнулась о стол, бросившись к нему. Один японец достал острие, которое было в ножке стола. Другой держал рукоять. Они, казалось, вообще не замечали Леду.
Она остановилась. Закусила губу. Очень тихо спросила;
– Это… представление?
– Ты поступила правильно, Леда. Верный поступок. Благодарю, – тон Сэмьюэла был странным: полным эмоций и бесстрастным одновременно. – Делай то, что я скажу. Не спорь. Один из них говорит по-английски, но, если я буду говорить быстро, он не поймет. Делай только то, что я скажу, ради бога.
В кои-то веки он сказал ей, что она поступила правильно. Но таким равнодушным тоном! Леда склонила голову:
– О, конечно, я боялась, что это не представление, – она глядела на него. – Ты ранен?
– Нет, – он улыбнулся. – Расскажи мне, как ты попала сюда с этим лезвием.
– А, меч… Сэмьюэл, я так сожалею, что сломала этот стол невесты, я только хотела сделать так, как посоветовал мистер Дожен, и взять его из дома леди Эшланд. Принести в твой дом, как требует японская традиция, чтобы брак был счастливым, чтобы ты знал, что я ценю и уважаю тебя. Но жена Манало уехала, бросила его, и он напился и уронил стол. А затем уснул. И все пошло наперекосяк!
– Стол невесты? – переспросил Сэмьюэл. – Ты как-то говорила мне…
– Да, тот, который ты сделал для леди Эшланд. Стол, который невеста должна принести в дом жениха, когда станет его женой. Но он сломался! Это очень плохо? Я хотела починить его. Вот тот маленький человек с корзинами для фруктов оказался там – он твой знакомый? Он сказал, что Икено может починить стол. Мистер Дожен сказал мне, что ты будешь рад увидеть этот столик в своем доме.
– Боже! Это Дожен подговорил тебя?
Леда облизнула губы. Все теперь смотрели на нее.
– Да, он посоветовал привезти стол. Иначе бы мне и в голову не пришло.
Сэмьюэл закрыл глаза. На какое-то мгновение он стал комком яростно скрученных нервов, но напряжение быстро спало. Открыв глаза, без всякого выражения на лице, он отвернулся. Наклонившись к Икено, он заговорил на английском, очень медленно:
– Такабе Дожен вновь делает из меня дурака, – говорил он, ставя ударение на каждом слове. – Моя жена глупая, простая женщина, она представляет ценность только для меня. Что касается того, что она привезла острие… нет ничего удивительного. Сам поступок ее – отнюдь не подвиг, но польза от него поразительная.
Леда почувствовала, что похвала в ее адрес неискренняя. Она глянула на Икено, который смотрел на нее неотрывно. Потом поклонился.
– Джурада-сан…
Его глаза – загадочные, немигающие, смущали ее. Она слегка улыбнулась и поклонилась.
– Добрый день, сэр. Рада познакомиться с вами.
– Жертва доброй воли. – Он бросил быстрый приказ, и один из его людей нырнул под низкую притолоку, куда-то в глубь баркаса. Вернулся через несколько мгновений, держа в руках плоский эмалированный ящик и сумку, форма и длина которой были поразительно знакомы Леде. Мистер Икено взял сумку и вынул оружие – церемониальный меч с золотым изображением диковинной птицы, с инкрустацией жемчугом. Этот меч Леда могла узнать, даже если бы не видела его целую вечность.
Она глянула на Сэмьюэла, но тот смотрел на Икено и меч. На какое-то мгновение Леда подумала, что Сэмьюэл украл подарок к юбилею королевы, чтобы продать Икено. Сэмьюэл – шпион? Вор? Предатель?
– Откуда Джурада-жена иметь? – Икено кивнул на изогнутое лезвие.
– Оно было в креплении, – она почувствовала, что не в состоянии сказать «ножка».
– Простите, Джурада-сан, где?
– В креплении, в ножке. Вот в этой части! Внутри. Вот видите, – она указала на трещину.
– Да, да. Понимать. Внутри. Вы – знать?
– Я ничего не знала. Когда ножка сломалась, я увидела меч.
Мистер Икено посмотрел на Сэмьюэла.
– Вы – не дурак, надеяться обмануть меня и дать фальшь?
Сэмьюэл не двинулся с места, ничего не ответил.
Мистер Икено отошел в сторону. Циновка тут же появилась у его ног. Ящик поставили посередине, а его содержимое – сложенные куски материи, темногорлые кувшины и всякие мелочи – аккуратно разложили вокруг. Не без торжественности мистер Икено опустился на колени и положил золотой меч на циновку. Он частично вынул его из ножен. Найдя в ящике что-то вроде деревянного кинжала, он тихонько постучал по рукояти. Маленькая булавка выскользнула прямо на разложенный кусок ткани.
Затем полностью снял ножны, обнажив меч. Лезвие не очень прочно держалось на эфесе. Еще несколько движений, и он отделил железное лезвие от верхней части и швырнул его за борт.
Послышался всплеск.
Затем человек, держащий острие из «стола невесты», скользнул вперед, и с глубоким поклоном подал его Икено. Тот приставил лезвие к рукояти. Но конец его во что-то уперся. Лезвие, казалось, не совсем подходило.
Мистер Икено глянул на Сэмьюэла.
Леда никогда еще не видела подобного лица у своего мужа – бесчувственная маска.
Японец вновь посмотрел на меч. Одной рукой он удерживал лезвие, ладонь другой обнимала рукоять. Он вновь сделал усилие. Лезвие задрожало и стало на место.
– Ица! – воскликнул Икено. Казалось, со всех упали чары. Люди заулыбались, задвигались. Икено поднял меч, который блеснул на солнце. – Банзай!
– Банзай! – пронеслось эхом над бухтой.
– Мы можем поехать домой? – спросила Леда. Сэмьюэл улыбнулся.
– Послушай меня, Леда, – он говорил быстро, на том самом певучем английском, который плохо понимал Икено. – Что бы ни случилось, делай, что я скажу. Поклонись этому человеку, потом – мне.
Она заколебалась, но потом подчинилась, подражая тому движению, которым неоднократно обменивались на ее глазах Дожен и Сэмьюэл.
Но мистер Икено посмотрел на Сэмьюэла и кивнул, держа меч перед собой.
– Досточтимая жена Джурада – достойна благодарности. Любая просьба – Икено выполнить. Будущее, даже после жизни Икено. Благородная жена-сан.
– Сумимазен, – сказал Сэмьюэл. – Я всегда к вашим услугам, я у вас в долгу. – Он посмотрел на Леду и тихо, певуче сказал, – как только я скажу, ты прыгнешь за борт.
Леда была поражена.
– Я не могу…
– Делай, как я говорю. Что бы ни случилось, – на лице появилось жестокое выражение.
– Но…
– Тихо! – он подошел к ней резко, схватив за плечи, повернувшись спиной к остальным. – Послушай, жена, – он говорил жестко, сквозь зубы. – Если ты не сделаешь все, что я говорю, то никогда мы не вернемся домой. Это – не представление, не игра. Не маскарад. Если я скажу тебе прыгнуть, ты прыгнешь, ясно? – он затряс ее, держа за воротник. – Плачь!
Леда уже и так готова была заплакать. Она ничего не понимала.
– Сэмьюэл…
– Они не могут отчалить до прилива. Четыре часа. В воде я все тебе объясню. Делай то, что я тебе говорю! Что бы ни случилось!
На глазах у нее появились слезы страха:
– А что должно случиться?
Он издал грубый звук и оттолкнул ее. Искоса посмотрел на Икено:
– Йои шийо.
Японец защебетал на своем языке, оживленно жестикулируя.
Сэмьюэл заколебался, затем склонил голову, как бы ожидая конца обсуждения.
Икено раздавал приказы. Лица всех его людей стали сосредоточенными. Расстелили еще одну циновку, еще один меч – укороченный, с простой рукоятью, положили на нее. Сэмьюэл встал на колени рядом с этим мечом. Он отвесил поклон, коснувшись пола лбом, и выпрямился.
Мистер Икено тоже встал на колени. Он, неотрывно глядя на Сэмьюэла, взял меч с циновки. С ритуальной торжественностью он вынул его из ножен и вытер лезвие куском материи – медленно, в абсолютной тишине. Только слабое дыхание воды доносилось из-за кормы.
Нет, Леде все это не нравилось. Она видела, как Икено провел мечом по подушке – белая пыль поднялась и осела на острие. Икено вновь вытер лезвие – еще более тщательно, еще более медленно.
Чистая сталь засверкала. Икено повертел ее в руках, затем протянул Сэмьюэлу, направив конец на него. Леда ухватилась за парапет. В лицо ей бросилась кровь. Соломенная шляпа давала мало тени и прохлады. На голове ее мужа вообще ничего не было. Его волосы золотились на солнце, лезвие меча засветилось в его руках по всей длине. Сэмьюэл осмотрел меч, затем протянул обратно – Икено.