Страница:
– Да, вы молодец, мисс. – Инспектор Руби с улыбкой коснулся своих усов. – Буду вам благодарен. Нет ничего лучше, чем забота женщины.
Леда подошла к камину и занялась чайником и огнем. Уголком глаза, она заметила, что женщина пошевелилась на полу камеры, как будто пытаясь лечь поудобнее. Она глухо застонала. Когда она перевернулась на спину, стало заметно, что она в состоянии угрожающей беременности, как сказала бы мисс Миртл шепотом, прикрывая рот рукой.
– О господи, – воскликнула Леда, выпрямляясь над маленькой печью, – с вами все благополучно, мэм?
Женщина не ответила. Она тяжело дышала, выгибая спину. Инспектор расспрашивал подчиненного:
– Мак, что это у нас здесь?
– Беспорядок, сэр, как записано в книге. – Сержант Мак-Дональд откашлялся. – Ее взяли еще в полдень, забрали из Окслипса на острове. Был шум. Она расцарапала лицо Салли фрайинг Пэн.
Леда с удивлением обернулась, успев заметить, что мужчины обменялись многозначительными взглядами.
– Окслипс? – спросила она. – На моей улице? Это там, где держат детей-сирот?
Инспектор Руби криво ухмыльнулся. Он пожевал верхнюю губу, зажав зубами усы. Сержант Мак-Дональд имел такое же выражение лица.
– Сироты, – горько заметил инспектор Руби, – да, вы правы, мисс.
Заключенная застонала. Когда Леда вгляделась, то поняла, что это была девочка-подросток.
– Вероятно, инспектор Руби, я считаю… – Леда не решалась высказать свое мнение, но девушка теперь уже издавала характерные крики. – Следует вызвать врача.
– Доктора, мисс? – Инспектор уставился на девушку. – Вы считаете, помоги нам бог, не собирается ли она…
Распростертая женщина в камере прервала его стоном, переходящим на визг, затем внезапно последовал поток шепотом произнесенных нечестивых слов.
– Мак-Дональд, – закричал инспектор, – пошлите выяснить, дежурит ли офицер медицинской службы. У нее не будет денег на доктора.
– Да, сэр, я тотчас же это узнаю, сэр. Мак-Дональд вскочил, быстро козырнул и исчез за железной дверью с поразительной скоростью.
– Мак-Дональд! – инспектор заорал ему вслед. – Пошлите кого-нибудь, я говорю, а сами не ходите! Ну и глупец, разрази его, он меня слышал, как ясный день. Испугался этих женских дел. – Инспектор Руби ухмыльнулся. – Он к вам неравнодушен. Спрашивает о вас каждый день. Еле успокоился, что вы с ним вчера поговорили.
Он снял пиджак со сверкающими пуговицами и начал закатывать рукава.
– А что вы думаете об этой бедняжке? Нам надо бы взглянуть на нее поближе.
Леда отпрянула к стене, в то время, как он открыл камеру и поманил ее.
– Боюсь, что я ничего об этом не знаю, – заметила она. – Думаю, надо пригласить специалиста.
– Господи, мисс, нет здесь у нас специалиста, вы же знаете. Особенно для такого случая. Может быть, офицер-медик пришлет акушерку, а, может быть, и нет. – Он вошел в камеру и стал на колени перед женщиной. – Ну, а теперь что будем делать, малышка? Давно у тебя родовые схватки? Как долго?
Леда же могла разобрать, что пробормотала девушка в ответ, но инспектор покачал головой, услышав ответ.
– Весь день, не так ли? Глупое дитя, почему молчала?
– Я не хочу этого всего, – задыхалась девушка. – Я не хочу, чтобы это наступило.
– Но это же наступает все-таки. Впервые? Сквозь стон она ответила, что впервые.
– Почему вы поехали в Окслипс? Надеялись найти помощь?
– Моя подруга… она приглашала… обещала помочь устроить ребенка. – Девушка всхлипнула и отвернулась. – Я бы платила за него, клянусь, я платила бы за его содержание.
Инспектор покачал головой.
– Ты сама вырастишь свое дитя, моя девочка, – сказал он. – Отдать ребенка другим – все равно, что убиться поверь мне. Ты была горничной? А в городе у тебя был молодой человек?
– Я не могу… его найти.
– Плохо дело. Но на Окслипс не нужны новорожденные, понимаешь? Тебя напрасно направила сюда твоя подруга.
Девушка начала задыхаться. Лицо исказилось. Инспектор держал ее за руку. Леда подвинулась ближе, кусая губы.
– Могу я что-то сделать? – прошептала она. Скрип железной двери заставил их обоих обернуться. Леда надеялась увидеть сержанта Мак-Дональда, но это был незнакомый офицер, который ворвался в дверь, щеки его покраснели над тесным воротником от напряжения. Инспектор Руби вскочил.
– Не бросайте меня, – закричала девушка, – мне так больно!
Леда вошла в камеру.
– Я останусь с ней, – сказала она, опускаясь на колени. – Она взяла девушку за руку и погладила, как только та ухватилась за нее трясущимися пальцами.
– Спасибо, мисс.
Инспектор вышел, чтобы обратиться к вновь прибывшему.
– Добрый вечер, интендант. Что-нибудь неладно? Пришедший грубо захохотал.
– Неладно! Ха! Зачем у вас здесь в конторе телеграф? Я вас спрашиваю! Свора репортеров в десяти шагах гонится за мной, а Ходзи Офис висит у меня на шее. И это вы называете неладным, черт побери! Пошли, Руби, и держись бодро.
– Мой заместитель…
– Мак-Дональд? Я встретил его на улице. Послал вперед. Пресса, пресса, друг! Или вы думаете, я жажду, чтобы кровожадные репортеры растоптали меня!
Он даже не посмотрел ни на Леду, ни на женщину в камере, но все время держал дверь открытой, пока инспектор Руби быстро надевал китель и фуражку.
– Это своего рода мошенничество, я уверен, но этот парень известен своей работой от Уатхолла до «Тайме», и нам надо быть на высоте. Считаю, что мы имеем четверть часа до прихода представителей прессы. – Он вытер лоб носовым платком. – Воровство в Александр-Отель, у какого-то злосчастного восточного принца или еще кого. Это Сайамез, я полагаю, но это, впрочем, не наша забота. Мы имеем дело с проклятым заявлением этого вора, в котором говорится, что это украденное сокровище ни что иное как украшенная бриллиантами корона Сайамеза, предназначенная для самой королевы. Учтите, этот вор напрямую заявляет, что она, черт побери, может быть найдена в Окслипс на Джекоб Айленд!
– Окслипс! – еле выговорил инспектор Руби.
– Ну, наконец, до вас дошло! И это только половина дела. Знаете ли вы, что этот маньяк оставил в отеле вместо короны? Какую-то дрянную статуэтку явно из грязного борделя! Даже не из какой-либо третьесортной гостиницы, где полно всякой ерунды. Только представьте, Департамент внутренних дел в истерике, а Департамент внешних отношений словно с ума сошел, жуткое оскорбление в адрес этих чувствительнейших восточников. Международный скандал, нарушение торговых соглашений. Задеты чувства дипломатов. Не хотелось бы мне выглядеть дураком перед сворой этих чертовых дипломатических лиц…
Закрывшаяся дверь не позволила Леде услышать остальное. Она с изумлением посмотрела им вслед, затем встретилась глазами с испуганным взглядом девушки.
– Все в порядке, – сказала Леда, стараясь сохранить хладнокровие в голосе. – Акушерка скоро будет.
– Что-то случилось! – воскликнула девушка, мотнув головой. – Я вся мокрая, смотрите, кровь!
Леда взглянула вниз, и действительно, на юбке девушки расплылось темное пятно. По полу потекла какая-то жидкость.
– Нет, это не кровь, дорогая, – сказала она – Это отходят воды.
Леда когда-то слышала, что так говорят «отходят воды», но что бы это ни значило, она испугалась. Видимо, появление ребенка уже скоро.
– Успокойся. Сейчас будет акушерка.
Девушка закричала, ее тело содрогнулось. Ногти впились в ладонь Леды. Та погладила девушку по волосам. Кожа на лбу была влажной и гладкой, на щеках был румянец, столь нетипичный для людей из бедных семей, с которыми хорошо была знакома Леда. Должно быть, девушка не из бедных. Ее тело ухоженное, округлое. Но от этого не легче. Ужасные крики боли буквально разрывали уши Леды.
– Он… не идет, – выдохнула роженица. – О нет! Он должен… Сейчас!
– Все в порядке, – повторяла Леда, стараясь успокоить девушку. – Как тебя зовут, дорогая?
– Памми Ходгинс… О, мадам, вы акушерка?
– Нет, но я останусь здесь, с тобой.
– А акушерка?
– Да, сержант Мак-Дональд пошел за ней.
– Но тот, другой человек сказал, что послал сержанта куда-то еще…
– Акушерка придет, – твердо сказала Леда, отказываясь верить в обратное. – Только представь, как замечательно держать своего ребенка на руках. Рот Памми скривился от боли. Она согнула ноги, тело ее задрожало, задергалось.
– Больно, очень больно! О, я убью Дженни, как только он мне попадется. Я хочу умереть. Дверь с лязгом распахнулась. Леда глянула вверх и прошептала:
– Спасибо небесам! Подошли две женщины.
– Я миссис Лейтон. Акушерка. А это миссис Фьюллертон Смит из Женской Санитарной Ассоциации. Какова частота схваток?
Вопрос был явно адресован Леде. Та открыла рот, потом закрыла, беспомощно прошептала:
– Я не знаю, было довольно много воды.
– Присмотрите за чайником, – сказала акушерка Леде. – Миссис Фьюллертон Смит, не будете ли вы столь любезны и не постелите ли эту простыню здесь на полу?
Две женщины взялись за работу с заметным профессионализмом. Леда облегченно вздохнула. Акушерка, совершенно не обращая внимания на судороги Памми, начала кричать:
– Тужься, и без глупостей, девочка! А в то же время миссис Фьюллертон Смит сунула Леде в руки какие-то бумаги.
– Познакомьтесь с этим, пожалуйста. Она не должна работать в течение четырех недель как минимум. Мы просим вас настоятельно посоветовать молодой матери кормить ребенка грудью. Хорошо, если вы прочитаете статью «Вред кормления из бутылочки». Используйте смеси «Год-фрей», чай «Поппи». Иногда успокоительное. Очень важна чистота: пищу накрывать, коровье молоко кипятить, руки мыть почаще. Где вы живете?
– Я живу у миссис Докинс, мадам, но Памми…
– Мы организуем дежурные визиты. Как ее зовут?
– Памми Ходгинс, но…
– Дайте я запишу. Женская санитарная ассоциация всегда готова помочь.
Памми кричала, миссис Фьюллертон Смит уставилась в потолок. Леда села на скамью, держа в руках статьи: «Как ухаживать за ребенком», «Здоровье матери», «Крапивница». «Как вырастить здорового ребенка».
Должно быть, прошло несколько часов, но казалось, что прошла вечность, наполненная криками и стонами Памми. Неяркий свет освещал контору полицейского, в камеру падали тени, оттуда доносились всхлипы и приказы акушерки. Внезапно Памми резко вскрикнула и замолкла. В течение минуты тишина, казалось, заполнила все пространство. Леда глянула на метущиеся фигуры, и тут акушерка, наконец-то, сказала:
– Мальчик.
Ее голос был спокоен. В руках билось что-то бледное. Тонкий звук, похожий на мышиный писк, донесся из камеры.
– Дайте свет, пожалуйста, – потребовала акушерка. Леда вскочила, зажгла фонарь, лежащий на столе полицейского, и осветила камеру. Белый фартук акушерки был залит кровью. Она заворачивала что-то в бесформенную тряпку. Памми только стонала.
– Все позади, – сказала миссис Фьюллертон Смит. Подойдя к Памми, убрала грязную простыню и положила чистое покрывало под ослабевшее тело женщины.
Писк перешел в детские жалобные крики, усиленные пустыми стенами.
Послышался гул мужских голосов, и железная дверь распахнулась. Инспектор придержал ее перед начальником, который прошествовал внутрь, сопровождаемый сержантом Мак-Дональдом. Тот нес какой-то предмет размером с чайник, завернутый в шотландский платок, а следом ворвались остальные. Внезапно полицейская контора оказалась заполнена людьми, все они говорили разом, старались перекричать друг друга, задать вопросы, заглушая плач ребенка. Леду оттеснили к стене. Сержант Мак-Дональд протиснулся к ней и подал руку, помогая встать на скамейку.
– Джентльмены, – прогремел инспектор. – Порядок, пожалуйста!
Толпа затихла, лишь слышен был плач ребенка. Инспектор Руби не обратил на это внимания, посоветовался быстро со старшим по званию и подошел к конторке.
– Мы заявляем, – сказал он, говоря громким голосом, чтобы перекричать младенца. – Четверть девятого офицеры этого подразделения вошли в дом, известный как Окслипс на Джекоб Айленд. Мы нашли там то, что надеялись найти, – вот эту корону иностранной чеканки, считавшуюся Сиамской и украденную в Александрийском отеле. Корона в целости и сохранности, и немедленно будет возвращена законному владельцу. Это все, джентльмены.
– Произведены аресты? – спросил кто-то.
– Мистер Эллис Окслип и женщина, известная по прозвищу фрайинг Пэн Салли, взяты для допроса.
– Куда?
– В Скотланд-Ярд, сэр! Раздался общий возмущенный гул.
– Почему туда? Почему вы не привели их сюда? – Как вы можете заметить, джентльмены, сегодня у и нас здесь много беспокойства.
– Сводку! – Кто-то заорал, перекрывая ропот и плач. – Прочтите сводку, инспектор! Что в ней?
– Я не уполномочен читать какие-либо сводки.
– В ней говорится, что Окслипс – дом, который посещают извращенцы?
– Я не уполномочен давать сведения подобного содержания.
Другой мужчина бросился вперед.
– На самом деле статуэтка взята в Окслипсе? Статуэтка, оставленная вместо короны в отеле?
Инспектор Руби взглянул на старшего. Тот незаметно кивнул.
– Мы считаем, что это именно тот случай, да.
Блокноты и карандаши быстро пошли в дело.
– Так это кабинеты бичевания? Не так ли, инспектор Руби?
– Я не уполномочен…
– Заткнитесь, инспектор! – Человек из задних рядов, как раз напротив Леды, закричал с возмущением. – Это же ваша территория, не правда ли? Разве вы не знаете, что там происходит?
– Что это за мальчики, которых мы там видели? – за-' вопил еще один. – Вы их подозреваете?
– Маленькие жильцы дома не подозреваются в воровстве. Мы их расспросили о том, что они могут знать относительно всего этого.
– А тогда что вы с ними сделаете? Инспектор сжал челюсти. Он злобно нахмурился и не ответил на вопрос.
– Что все это значит? – потребовал человек, стоящий напротив Леды. – Это шантаж или попытка закрыть Окслипс? Или это организовано самой полицией?
Инспектор Руби поколебался, а затем сказал:
– Я не могу рассуждать об этом.
– Хорошенькое дельце, если они это обнаружили, – сказал мужчина, вызвав возгласы одобрения, в то время как младенец вопил во всю. – Если вы не можете застать их на месте преступления, обрубайте все корни, говорю я вам! Эти бедные мальчики – какая грязь. О боже!
Инспектор, кажется, впервые увидел Леду. Он прямо взглянул на нее и затем поднял руки, отметая поток вопросов.
– Это все, джентльмены. Здесь присутствуют дамы.
Отправляйтесь в Ярд и узнавайте там обо всем. Здесь у нас много своих обязанностей.
– Еще бы! – воскликнул молодой человек, тыча пальцем в камеру, где ребенок плакал, закутанный акушеркой в пеленки. Но инспектор и Мак-Дональд начали теснить репортеров к двери на выход. Некоторые ушли, стремясь опередить своих конкурентов, но другие медлили, все еще пытаясь задавать вопросы.
Миссис Фьюллертон Смит вынесла ребенка из камеры. Как только Леда спустилась со своего насеста на деревянную скамью, ей тут же положили на руки маленький сверток.
– Белье подарено Женским Комитетом, – проинформировала ее миссис Фьюллертон Смит. – Вы можете оставить его себе, но просим его простерилизовать и передать другим нуждающимся, когда оно будет не нужно младенцу. Мать спокойно отдыхает, как вы видите. Через час-два, когда она захочет, может его подержать. Миссис Лейтон и я должны вернуться к офицеру-медику, так как есть еще несколько пациентов, которым надо оказать помощь сегодня вечером. Если начнется сильное кровотечение, немедленно пошлите за нами.
Леда хотела было исправить явную ошибку миссис Фьюллертон Смит, когда услышала, что та давала наставления сержанту относительно Памми и назвала ее адрес:
– Миссис Докинс на Джейкоб Айленд?
– О нет… – Леда пыталась вмешаться в их разговор. – Сержант Мак-Дональд, она там не живет!
Ее протест остался не услышанным из-за настойчивых расспросов двух репортеров, которые продолжали настаивать на том, чтобы сержант Мак-Дональд развернул корону. Тем временем миссис Фьюллертон Смит и няня упаковали свои пожитки. Няня сняла окровавленный фартук через голову и отбросила его. Ребенок снова заплакал, и Леда смотрела на его открытый рот и глаза.
– Тихо, тихо, – пробормотала она беспомощно, похлопывая сверток.
Ребенок скорчился и закричал еще пронзительнее, сморщив красноватое лицо в гримаску. Леда схватила няню за руку, когда та проплыла мимо вслед за миссис Фьюллертон Смит, но обе дамы ушли прежде, чем она успела выразить свой протест.
Инспектор Руби и его шеф вышли, уводя репортеров. В то время как сержант Мак-Дональд был занят с особенно настойчивым журналистом, другой подобрался ближе к Леде, где на скамье лежала корона, завернутая в платок. Он потянул за край и раскрыл ее. Восточная корона из золота и эмали была перевернута на скамью. У нее был заостренный верх, и она напоминала маленький круглый храм, густо украшенный бриллиантами и одним огромным рубином, оправленным в белую раковину.
Репортер начал делать быстрые наброски в свой блокнот, пока сержант не закричал на него:
– Что вы делаете? Вон отсюда вы все!
Он вытолкал репортера за дверь, другого – следом. Они громко протестовали. Леда слышала их голоса на лестнице, потом на улице.
Не зная, что делать дальше, она вошла в камеру и встала на колени возле Памми.
– Как вы себя чувствуете? Хотите на него посмотреть?
Девушка плотно закрыла глаза, как и ее ребенок.
– Я не хочу, – пробормотала она. – Уберите его прочь!
– Няня сказала, что вы можете подержать его через часок.
– Я не буду.
Леда поглядела на ее отечное лицо. Памми открыла глаза и подняла руку, слабым жестом отталкивая Леду.
– Я не возьму его, – сказала она. – Я его ненавижу. Уйдите прочь!
Леда поднялась и вернулась к скамье. Новорожденный все кричал и кричал. Она уселась возле короны и заглянула в лицо младенца. Он был ужасен, в самом деле, – мокрый рот, морщинистая кожа, и мать не хочет его взять,
Леда покачала ребенка, но от этого он еще громче закричал. Она посмотрела на украшенную золотом и рубином корону и начала, сама не понимая отчего, плакать.
6
– Дальше, давай дальше! Плыви! – приказывала она. Они набрали в грудь воздуха, при этом Кэй смешно надула щеки и сжала губы. Сэмми опустился под чистую воду, крепко держа девочку в руках. Волна с силой прокатилась над ними, отбросив их на несколько футов к берегу, а песок под его ногами задвигался. Сэмми слегка похлопал по телу Кэй, что означало «вверх», а она сердито стукнула его. Держа девочку высоко на руках, он все же вынырнул из воды. Она визжала от удовольствия. С грохотом набежала другая волна, окатив их белой пеной.
Как только уши освободились от воды, Сэмми услышал, что кроме Кэй, кричат еще другие. Он посмотрел на берег и увидел несколько фигур людей, с шумом выбегавших из воды.
– Хи мано! – донесся до него крик среди шума волн. – Хи мано!
Мальчик заметил ее. Черный острый плавник, рассекающий поверхность воды, темная, быстро движущаяся тень, такая же длинная, как гавайские лодки, бороздящие море. Акула отрезала его и Кэй от берега. Сэмми видел на расстоянии, как на берегу собирается толпа, люди с криком бежали по пляжу.
Потом он ощутил тишину, в то время как акула повернула и неслышно двинулась к ним.
Мальчик поднял Кэй из воды себе на плечи. Она больно вцепилась ему в волосы, все еще смеясь, шлепая ногами по воде под его подбородком. Он зажал руками ее лодыжки и застыл. Девочка что-то кричала, но он не слушал. Кроме шума волн, кроме звуков паники на берегу и криков мужчин, спускающих каноэ, он слышал нечто иное. Ту самую, запавшую ему в душу песню акулы. Он стоял, словно зачарованный.
Через мгновение плавник исчез. Большая глыба удалялась прочь на расстоянии ярда. В ушах Сэмми звучал громкий крик Кэй, которая звала мать. Но это было где-то далеко, как дальний гудок поезда, а в его сознании звучала песня.
Он стоял долго, не издав ни звука. Застывший коралловый риф, безжизненное дерево, неподвижное изваяние без чувства страха. Акула скользнула дальше, повернула и возвращалась – огромное чудовище из ночного кошмара. Мальчик вслушивался в песню. Он разгадал медлительное любопытство акулы – ее вел голод, но дети были в состоянии покоя, словно часть поверхности, не то, что ей было нужно.
Кэй прекратила свой зов. Она сидела тихо, прижавшись к его плечам, вцепившись пальцами в волосы. Воздух был наполнен криками, слышались удары по воде – мужчины в каноэ гребли веслами, быстро и решительно приближаясь.
Акула плавными движениями развернулась, проходя очень близко. Сэмми наблюдал, как она скользнула мимо, увидел ее темно-серую кожу, плавник, хвост, а затем она резко изменила направление и повернула в море, прочь от приближающейся шлюпки.
Каноэ казалось огромным, приближаясь с отчаянной скоростью. Весла бешено били по воде. Сэмми впервые ощутил страх, но не из-за акулы, а от угрозы удара веслом и диких криков. Шлюпка опасно накренилась, но гавайцы искусно повернули ее наперерез волнам, и она прошла позади детей. Кто-то взял плачущую Кэй с плеч Сэмми. Затем грубые сильные руки схватили его самого. Он повернулся, сделал рывок и выскочил из воды, ударившись о твердое полированное дерево, ободрав бедра и колени. На какое-то мгновение противоположный борт поднялся над водой, и каноэ едва не перевернулось, но потом выровнялось. Послышались вопли на английском языке, кто-то благодарил бога и Сэмми. Это лорд Грифон прижал его к себе, не отпуская. Оказавшись в каноэ, Кэй стала извиваться в смуглых руках гавайца, пронзительно крича: «Папа, папа!» и стараясь вырваться.
Голос лорда Грифона звучал прямо в ухо, а руки сжимали с такой силой, что было больно.
– Сэмьюэл, спасибо тебе, спасибо богу за тебя, благослови тебя бог, ты сам рожден от бога, ты герой. – Голос продолжал звучать, с чувством повторяя эти слова.
Кэй высвободилась из чужих рук и теперь барахталась у отца на коленях, а тот обнял обоих детей, и, когда каноэ причалило к берегу, он поднял их и понес на руках.
Стоя на берегу в развевающейся на ветру юбке, леди Тэсс ждала их. Ее лицо было в слезах, темные волосы распущены. Она схватила на руки Кэй, опустилась на колени и прижалась лицом к мокрому плечу и голове Сэмми. О них бился прибой, смывая песок с ног мальчика, который едва удержался на ногах.
– Держись, сынок. – Твердая рука все еще держала его за плечо. Сэмми заглянул в лицо лорда Грифона. Солнце сверкало в его светлых волосах. Он был высок, красив и взволнован. Раньше он никогда не называл Сэмми сыном.
Этот сильный взрослый человек улыбался ему такой искренней широкой улыбкой, что ребенок слабо и неуверенно улыбнулся. Люди сгрудились возле них. Полуобнаженные гавайцы, все еще мокрые от прибоя, респектабельные хаолес, белокожие, в застегнутых до подбородка костюмах и шляпах, даже восточный дворецкий леди Тэсс, который приехал вместе с ними в экипаже, чтобы прислуживать на воскресном пикнике в Вайкики.
Кто-то выкрикнул приветствие. Лорд Грифон подбросил вверх Сэмми с такой легкостью, с какой тот поднимал Кэй. Множество рук подхватило его и начало ритмично подкидывать вверх – хип-хип-ура! Хип-хип-ура!
Они трижды подбросили его, а затем поставили на землю. Снова подняли и посадили на плечи лорда Грифона, прямо в мокрых бриджах для купания. Кэй извивалась и визжала в объятиях леди Тэсс, тоже желая быть поднятой вверх, а это заставило зареветь и Роберта, пока дворецкий Дожен не потащил его к кокосовой роще, которая возвышалась над побережьем.
Половина толпы начала двигаться в том же направлении, другая половина осталась на пляже, приветствуя гавайцев, которые вновь опустили каноэ на воду, чтобы отплыть в поисках акулы. Неизвестно откуда возник слух, что король Гавайи отдыхает в своем доме в Вайкики. Поднявшись к высоким пальмам, они увидели ожидающих их девушек с гирляндами цветов и листьев в руках. Лорд Грифон опустил Сэмми. В то время, как все застыли в молчании, девушки вышли вперед и одели гирлянды на шею мальчику, окутав его нежным ароматом.
– Его Величество отмечает твою храбрость. – Первая девушка поцеловала его в обе щеки, а когда и вторая собралась сделать то же самое, он отпрянул назад, что вызвало смех у нее и у окружающих, но она все же схватила его за плечи и поцеловала.
Отступая назад, Сэмми столкнулся с лордом Грифоном, который прошептал ему:
– Скажи что-нибудь, чтобы передали Его Величеству.
Мальчик облизал губы, вздохнул.
– Пожалуйста, скажите ему. Его Величеству, что это… Пожалуйста, скажите ему – цветы очень хорошо пахнут.
Это, казалось, вызовет еще взрыв смеха, но лорд Грифон взял Сэмьюэла за руку и пожал ее крепко. И это было замечательно.
Сэмми слегка покачивало. Он оглянулся, уходя, на сверкающую бирюзу воды у рифа и на бьющиеся волны прибоя, где огромная акула скользнула, как тень, назад, в темно-синие глубины моря.
7
Леда подошла к камину и занялась чайником и огнем. Уголком глаза, она заметила, что женщина пошевелилась на полу камеры, как будто пытаясь лечь поудобнее. Она глухо застонала. Когда она перевернулась на спину, стало заметно, что она в состоянии угрожающей беременности, как сказала бы мисс Миртл шепотом, прикрывая рот рукой.
– О господи, – воскликнула Леда, выпрямляясь над маленькой печью, – с вами все благополучно, мэм?
Женщина не ответила. Она тяжело дышала, выгибая спину. Инспектор расспрашивал подчиненного:
– Мак, что это у нас здесь?
– Беспорядок, сэр, как записано в книге. – Сержант Мак-Дональд откашлялся. – Ее взяли еще в полдень, забрали из Окслипса на острове. Был шум. Она расцарапала лицо Салли фрайинг Пэн.
Леда с удивлением обернулась, успев заметить, что мужчины обменялись многозначительными взглядами.
– Окслипс? – спросила она. – На моей улице? Это там, где держат детей-сирот?
Инспектор Руби криво ухмыльнулся. Он пожевал верхнюю губу, зажав зубами усы. Сержант Мак-Дональд имел такое же выражение лица.
– Сироты, – горько заметил инспектор Руби, – да, вы правы, мисс.
Заключенная застонала. Когда Леда вгляделась, то поняла, что это была девочка-подросток.
– Вероятно, инспектор Руби, я считаю… – Леда не решалась высказать свое мнение, но девушка теперь уже издавала характерные крики. – Следует вызвать врача.
– Доктора, мисс? – Инспектор уставился на девушку. – Вы считаете, помоги нам бог, не собирается ли она…
Распростертая женщина в камере прервала его стоном, переходящим на визг, затем внезапно последовал поток шепотом произнесенных нечестивых слов.
– Мак-Дональд, – закричал инспектор, – пошлите выяснить, дежурит ли офицер медицинской службы. У нее не будет денег на доктора.
– Да, сэр, я тотчас же это узнаю, сэр. Мак-Дональд вскочил, быстро козырнул и исчез за железной дверью с поразительной скоростью.
– Мак-Дональд! – инспектор заорал ему вслед. – Пошлите кого-нибудь, я говорю, а сами не ходите! Ну и глупец, разрази его, он меня слышал, как ясный день. Испугался этих женских дел. – Инспектор Руби ухмыльнулся. – Он к вам неравнодушен. Спрашивает о вас каждый день. Еле успокоился, что вы с ним вчера поговорили.
Он снял пиджак со сверкающими пуговицами и начал закатывать рукава.
– А что вы думаете об этой бедняжке? Нам надо бы взглянуть на нее поближе.
Леда отпрянула к стене, в то время, как он открыл камеру и поманил ее.
– Боюсь, что я ничего об этом не знаю, – заметила она. – Думаю, надо пригласить специалиста.
– Господи, мисс, нет здесь у нас специалиста, вы же знаете. Особенно для такого случая. Может быть, офицер-медик пришлет акушерку, а, может быть, и нет. – Он вошел в камеру и стал на колени перед женщиной. – Ну, а теперь что будем делать, малышка? Давно у тебя родовые схватки? Как долго?
Леда же могла разобрать, что пробормотала девушка в ответ, но инспектор покачал головой, услышав ответ.
– Весь день, не так ли? Глупое дитя, почему молчала?
– Я не хочу этого всего, – задыхалась девушка. – Я не хочу, чтобы это наступило.
– Но это же наступает все-таки. Впервые? Сквозь стон она ответила, что впервые.
– Почему вы поехали в Окслипс? Надеялись найти помощь?
– Моя подруга… она приглашала… обещала помочь устроить ребенка. – Девушка всхлипнула и отвернулась. – Я бы платила за него, клянусь, я платила бы за его содержание.
Инспектор покачал головой.
– Ты сама вырастишь свое дитя, моя девочка, – сказал он. – Отдать ребенка другим – все равно, что убиться поверь мне. Ты была горничной? А в городе у тебя был молодой человек?
– Я не могу… его найти.
– Плохо дело. Но на Окслипс не нужны новорожденные, понимаешь? Тебя напрасно направила сюда твоя подруга.
Девушка начала задыхаться. Лицо исказилось. Инспектор держал ее за руку. Леда подвинулась ближе, кусая губы.
– Могу я что-то сделать? – прошептала она. Скрип железной двери заставил их обоих обернуться. Леда надеялась увидеть сержанта Мак-Дональда, но это был незнакомый офицер, который ворвался в дверь, щеки его покраснели над тесным воротником от напряжения. Инспектор Руби вскочил.
– Не бросайте меня, – закричала девушка, – мне так больно!
Леда вошла в камеру.
– Я останусь с ней, – сказала она, опускаясь на колени. – Она взяла девушку за руку и погладила, как только та ухватилась за нее трясущимися пальцами.
– Спасибо, мисс.
Инспектор вышел, чтобы обратиться к вновь прибывшему.
– Добрый вечер, интендант. Что-нибудь неладно? Пришедший грубо захохотал.
– Неладно! Ха! Зачем у вас здесь в конторе телеграф? Я вас спрашиваю! Свора репортеров в десяти шагах гонится за мной, а Ходзи Офис висит у меня на шее. И это вы называете неладным, черт побери! Пошли, Руби, и держись бодро.
– Мой заместитель…
– Мак-Дональд? Я встретил его на улице. Послал вперед. Пресса, пресса, друг! Или вы думаете, я жажду, чтобы кровожадные репортеры растоптали меня!
Он даже не посмотрел ни на Леду, ни на женщину в камере, но все время держал дверь открытой, пока инспектор Руби быстро надевал китель и фуражку.
– Это своего рода мошенничество, я уверен, но этот парень известен своей работой от Уатхолла до «Тайме», и нам надо быть на высоте. Считаю, что мы имеем четверть часа до прихода представителей прессы. – Он вытер лоб носовым платком. – Воровство в Александр-Отель, у какого-то злосчастного восточного принца или еще кого. Это Сайамез, я полагаю, но это, впрочем, не наша забота. Мы имеем дело с проклятым заявлением этого вора, в котором говорится, что это украденное сокровище ни что иное как украшенная бриллиантами корона Сайамеза, предназначенная для самой королевы. Учтите, этот вор напрямую заявляет, что она, черт побери, может быть найдена в Окслипс на Джекоб Айленд!
– Окслипс! – еле выговорил инспектор Руби.
– Ну, наконец, до вас дошло! И это только половина дела. Знаете ли вы, что этот маньяк оставил в отеле вместо короны? Какую-то дрянную статуэтку явно из грязного борделя! Даже не из какой-либо третьесортной гостиницы, где полно всякой ерунды. Только представьте, Департамент внутренних дел в истерике, а Департамент внешних отношений словно с ума сошел, жуткое оскорбление в адрес этих чувствительнейших восточников. Международный скандал, нарушение торговых соглашений. Задеты чувства дипломатов. Не хотелось бы мне выглядеть дураком перед сворой этих чертовых дипломатических лиц…
Закрывшаяся дверь не позволила Леде услышать остальное. Она с изумлением посмотрела им вслед, затем встретилась глазами с испуганным взглядом девушки.
– Все в порядке, – сказала Леда, стараясь сохранить хладнокровие в голосе. – Акушерка скоро будет.
– Что-то случилось! – воскликнула девушка, мотнув головой. – Я вся мокрая, смотрите, кровь!
Леда взглянула вниз, и действительно, на юбке девушки расплылось темное пятно. По полу потекла какая-то жидкость.
– Нет, это не кровь, дорогая, – сказала она – Это отходят воды.
Леда когда-то слышала, что так говорят «отходят воды», но что бы это ни значило, она испугалась. Видимо, появление ребенка уже скоро.
– Успокойся. Сейчас будет акушерка.
Девушка закричала, ее тело содрогнулось. Ногти впились в ладонь Леды. Та погладила девушку по волосам. Кожа на лбу была влажной и гладкой, на щеках был румянец, столь нетипичный для людей из бедных семей, с которыми хорошо была знакома Леда. Должно быть, девушка не из бедных. Ее тело ухоженное, округлое. Но от этого не легче. Ужасные крики боли буквально разрывали уши Леды.
– Он… не идет, – выдохнула роженица. – О нет! Он должен… Сейчас!
– Все в порядке, – повторяла Леда, стараясь успокоить девушку. – Как тебя зовут, дорогая?
– Памми Ходгинс… О, мадам, вы акушерка?
– Нет, но я останусь здесь, с тобой.
– А акушерка?
– Да, сержант Мак-Дональд пошел за ней.
– Но тот, другой человек сказал, что послал сержанта куда-то еще…
– Акушерка придет, – твердо сказала Леда, отказываясь верить в обратное. – Только представь, как замечательно держать своего ребенка на руках. Рот Памми скривился от боли. Она согнула ноги, тело ее задрожало, задергалось.
– Больно, очень больно! О, я убью Дженни, как только он мне попадется. Я хочу умереть. Дверь с лязгом распахнулась. Леда глянула вверх и прошептала:
– Спасибо небесам! Подошли две женщины.
– Я миссис Лейтон. Акушерка. А это миссис Фьюллертон Смит из Женской Санитарной Ассоциации. Какова частота схваток?
Вопрос был явно адресован Леде. Та открыла рот, потом закрыла, беспомощно прошептала:
– Я не знаю, было довольно много воды.
– Присмотрите за чайником, – сказала акушерка Леде. – Миссис Фьюллертон Смит, не будете ли вы столь любезны и не постелите ли эту простыню здесь на полу?
Две женщины взялись за работу с заметным профессионализмом. Леда облегченно вздохнула. Акушерка, совершенно не обращая внимания на судороги Памми, начала кричать:
– Тужься, и без глупостей, девочка! А в то же время миссис Фьюллертон Смит сунула Леде в руки какие-то бумаги.
– Познакомьтесь с этим, пожалуйста. Она не должна работать в течение четырех недель как минимум. Мы просим вас настоятельно посоветовать молодой матери кормить ребенка грудью. Хорошо, если вы прочитаете статью «Вред кормления из бутылочки». Используйте смеси «Год-фрей», чай «Поппи». Иногда успокоительное. Очень важна чистота: пищу накрывать, коровье молоко кипятить, руки мыть почаще. Где вы живете?
– Я живу у миссис Докинс, мадам, но Памми…
– Мы организуем дежурные визиты. Как ее зовут?
– Памми Ходгинс, но…
– Дайте я запишу. Женская санитарная ассоциация всегда готова помочь.
Памми кричала, миссис Фьюллертон Смит уставилась в потолок. Леда села на скамью, держа в руках статьи: «Как ухаживать за ребенком», «Здоровье матери», «Крапивница». «Как вырастить здорового ребенка».
Должно быть, прошло несколько часов, но казалось, что прошла вечность, наполненная криками и стонами Памми. Неяркий свет освещал контору полицейского, в камеру падали тени, оттуда доносились всхлипы и приказы акушерки. Внезапно Памми резко вскрикнула и замолкла. В течение минуты тишина, казалось, заполнила все пространство. Леда глянула на метущиеся фигуры, и тут акушерка, наконец-то, сказала:
– Мальчик.
Ее голос был спокоен. В руках билось что-то бледное. Тонкий звук, похожий на мышиный писк, донесся из камеры.
– Дайте свет, пожалуйста, – потребовала акушерка. Леда вскочила, зажгла фонарь, лежащий на столе полицейского, и осветила камеру. Белый фартук акушерки был залит кровью. Она заворачивала что-то в бесформенную тряпку. Памми только стонала.
– Все позади, – сказала миссис Фьюллертон Смит. Подойдя к Памми, убрала грязную простыню и положила чистое покрывало под ослабевшее тело женщины.
Писк перешел в детские жалобные крики, усиленные пустыми стенами.
Послышался гул мужских голосов, и железная дверь распахнулась. Инспектор придержал ее перед начальником, который прошествовал внутрь, сопровождаемый сержантом Мак-Дональдом. Тот нес какой-то предмет размером с чайник, завернутый в шотландский платок, а следом ворвались остальные. Внезапно полицейская контора оказалась заполнена людьми, все они говорили разом, старались перекричать друг друга, задать вопросы, заглушая плач ребенка. Леду оттеснили к стене. Сержант Мак-Дональд протиснулся к ней и подал руку, помогая встать на скамейку.
– Джентльмены, – прогремел инспектор. – Порядок, пожалуйста!
Толпа затихла, лишь слышен был плач ребенка. Инспектор Руби не обратил на это внимания, посоветовался быстро со старшим по званию и подошел к конторке.
– Мы заявляем, – сказал он, говоря громким голосом, чтобы перекричать младенца. – Четверть девятого офицеры этого подразделения вошли в дом, известный как Окслипс на Джекоб Айленд. Мы нашли там то, что надеялись найти, – вот эту корону иностранной чеканки, считавшуюся Сиамской и украденную в Александрийском отеле. Корона в целости и сохранности, и немедленно будет возвращена законному владельцу. Это все, джентльмены.
– Произведены аресты? – спросил кто-то.
– Мистер Эллис Окслип и женщина, известная по прозвищу фрайинг Пэн Салли, взяты для допроса.
– Куда?
– В Скотланд-Ярд, сэр! Раздался общий возмущенный гул.
– Почему туда? Почему вы не привели их сюда? – Как вы можете заметить, джентльмены, сегодня у и нас здесь много беспокойства.
– Сводку! – Кто-то заорал, перекрывая ропот и плач. – Прочтите сводку, инспектор! Что в ней?
– Я не уполномочен читать какие-либо сводки.
– В ней говорится, что Окслипс – дом, который посещают извращенцы?
– Я не уполномочен давать сведения подобного содержания.
Другой мужчина бросился вперед.
– На самом деле статуэтка взята в Окслипсе? Статуэтка, оставленная вместо короны в отеле?
Инспектор Руби взглянул на старшего. Тот незаметно кивнул.
– Мы считаем, что это именно тот случай, да.
Блокноты и карандаши быстро пошли в дело.
– Так это кабинеты бичевания? Не так ли, инспектор Руби?
– Я не уполномочен…
– Заткнитесь, инспектор! – Человек из задних рядов, как раз напротив Леды, закричал с возмущением. – Это же ваша территория, не правда ли? Разве вы не знаете, что там происходит?
– Что это за мальчики, которых мы там видели? – за-' вопил еще один. – Вы их подозреваете?
– Маленькие жильцы дома не подозреваются в воровстве. Мы их расспросили о том, что они могут знать относительно всего этого.
– А тогда что вы с ними сделаете? Инспектор сжал челюсти. Он злобно нахмурился и не ответил на вопрос.
– Что все это значит? – потребовал человек, стоящий напротив Леды. – Это шантаж или попытка закрыть Окслипс? Или это организовано самой полицией?
Инспектор Руби поколебался, а затем сказал:
– Я не могу рассуждать об этом.
– Хорошенькое дельце, если они это обнаружили, – сказал мужчина, вызвав возгласы одобрения, в то время как младенец вопил во всю. – Если вы не можете застать их на месте преступления, обрубайте все корни, говорю я вам! Эти бедные мальчики – какая грязь. О боже!
Инспектор, кажется, впервые увидел Леду. Он прямо взглянул на нее и затем поднял руки, отметая поток вопросов.
– Это все, джентльмены. Здесь присутствуют дамы.
Отправляйтесь в Ярд и узнавайте там обо всем. Здесь у нас много своих обязанностей.
– Еще бы! – воскликнул молодой человек, тыча пальцем в камеру, где ребенок плакал, закутанный акушеркой в пеленки. Но инспектор и Мак-Дональд начали теснить репортеров к двери на выход. Некоторые ушли, стремясь опередить своих конкурентов, но другие медлили, все еще пытаясь задавать вопросы.
Миссис Фьюллертон Смит вынесла ребенка из камеры. Как только Леда спустилась со своего насеста на деревянную скамью, ей тут же положили на руки маленький сверток.
– Белье подарено Женским Комитетом, – проинформировала ее миссис Фьюллертон Смит. – Вы можете оставить его себе, но просим его простерилизовать и передать другим нуждающимся, когда оно будет не нужно младенцу. Мать спокойно отдыхает, как вы видите. Через час-два, когда она захочет, может его подержать. Миссис Лейтон и я должны вернуться к офицеру-медику, так как есть еще несколько пациентов, которым надо оказать помощь сегодня вечером. Если начнется сильное кровотечение, немедленно пошлите за нами.
Леда хотела было исправить явную ошибку миссис Фьюллертон Смит, когда услышала, что та давала наставления сержанту относительно Памми и назвала ее адрес:
– Миссис Докинс на Джейкоб Айленд?
– О нет… – Леда пыталась вмешаться в их разговор. – Сержант Мак-Дональд, она там не живет!
Ее протест остался не услышанным из-за настойчивых расспросов двух репортеров, которые продолжали настаивать на том, чтобы сержант Мак-Дональд развернул корону. Тем временем миссис Фьюллертон Смит и няня упаковали свои пожитки. Няня сняла окровавленный фартук через голову и отбросила его. Ребенок снова заплакал, и Леда смотрела на его открытый рот и глаза.
– Тихо, тихо, – пробормотала она беспомощно, похлопывая сверток.
Ребенок скорчился и закричал еще пронзительнее, сморщив красноватое лицо в гримаску. Леда схватила няню за руку, когда та проплыла мимо вслед за миссис Фьюллертон Смит, но обе дамы ушли прежде, чем она успела выразить свой протест.
Инспектор Руби и его шеф вышли, уводя репортеров. В то время как сержант Мак-Дональд был занят с особенно настойчивым журналистом, другой подобрался ближе к Леде, где на скамье лежала корона, завернутая в платок. Он потянул за край и раскрыл ее. Восточная корона из золота и эмали была перевернута на скамью. У нее был заостренный верх, и она напоминала маленький круглый храм, густо украшенный бриллиантами и одним огромным рубином, оправленным в белую раковину.
Репортер начал делать быстрые наброски в свой блокнот, пока сержант не закричал на него:
– Что вы делаете? Вон отсюда вы все!
Он вытолкал репортера за дверь, другого – следом. Они громко протестовали. Леда слышала их голоса на лестнице, потом на улице.
Не зная, что делать дальше, она вошла в камеру и встала на колени возле Памми.
– Как вы себя чувствуете? Хотите на него посмотреть?
Девушка плотно закрыла глаза, как и ее ребенок.
– Я не хочу, – пробормотала она. – Уберите его прочь!
– Няня сказала, что вы можете подержать его через часок.
– Я не буду.
Леда поглядела на ее отечное лицо. Памми открыла глаза и подняла руку, слабым жестом отталкивая Леду.
– Я не возьму его, – сказала она. – Я его ненавижу. Уйдите прочь!
Леда поднялась и вернулась к скамье. Новорожденный все кричал и кричал. Она уселась возле короны и заглянула в лицо младенца. Он был ужасен, в самом деле, – мокрый рот, морщинистая кожа, и мать не хочет его взять,
Леда покачала ребенка, но от этого он еще громче закричал. Она посмотрела на украшенную золотом и рубином корону и начала, сама не понимая отчего, плакать.
6
Гавайи, 1871
Маленькой Кэй нравилось плавать. Она взвизгивала, когда накатывались длинные волны буруна и переваливались через риф Вайкики, колотила своими детскими ручонками по плечам Сэмми.– Дальше, давай дальше! Плыви! – приказывала она. Они набрали в грудь воздуха, при этом Кэй смешно надула щеки и сжала губы. Сэмми опустился под чистую воду, крепко держа девочку в руках. Волна с силой прокатилась над ними, отбросив их на несколько футов к берегу, а песок под его ногами задвигался. Сэмми слегка похлопал по телу Кэй, что означало «вверх», а она сердито стукнула его. Держа девочку высоко на руках, он все же вынырнул из воды. Она визжала от удовольствия. С грохотом набежала другая волна, окатив их белой пеной.
Как только уши освободились от воды, Сэмми услышал, что кроме Кэй, кричат еще другие. Он посмотрел на берег и увидел несколько фигур людей, с шумом выбегавших из воды.
– Хи мано! – донесся до него крик среди шума волн. – Хи мано!
Мальчик заметил ее. Черный острый плавник, рассекающий поверхность воды, темная, быстро движущаяся тень, такая же длинная, как гавайские лодки, бороздящие море. Акула отрезала его и Кэй от берега. Сэмми видел на расстоянии, как на берегу собирается толпа, люди с криком бежали по пляжу.
Потом он ощутил тишину, в то время как акула повернула и неслышно двинулась к ним.
Мальчик поднял Кэй из воды себе на плечи. Она больно вцепилась ему в волосы, все еще смеясь, шлепая ногами по воде под его подбородком. Он зажал руками ее лодыжки и застыл. Девочка что-то кричала, но он не слушал. Кроме шума волн, кроме звуков паники на берегу и криков мужчин, спускающих каноэ, он слышал нечто иное. Ту самую, запавшую ему в душу песню акулы. Он стоял, словно зачарованный.
Через мгновение плавник исчез. Большая глыба удалялась прочь на расстоянии ярда. В ушах Сэмми звучал громкий крик Кэй, которая звала мать. Но это было где-то далеко, как дальний гудок поезда, а в его сознании звучала песня.
Он стоял долго, не издав ни звука. Застывший коралловый риф, безжизненное дерево, неподвижное изваяние без чувства страха. Акула скользнула дальше, повернула и возвращалась – огромное чудовище из ночного кошмара. Мальчик вслушивался в песню. Он разгадал медлительное любопытство акулы – ее вел голод, но дети были в состоянии покоя, словно часть поверхности, не то, что ей было нужно.
Кэй прекратила свой зов. Она сидела тихо, прижавшись к его плечам, вцепившись пальцами в волосы. Воздух был наполнен криками, слышались удары по воде – мужчины в каноэ гребли веслами, быстро и решительно приближаясь.
Акула плавными движениями развернулась, проходя очень близко. Сэмми наблюдал, как она скользнула мимо, увидел ее темно-серую кожу, плавник, хвост, а затем она резко изменила направление и повернула в море, прочь от приближающейся шлюпки.
Каноэ казалось огромным, приближаясь с отчаянной скоростью. Весла бешено били по воде. Сэмми впервые ощутил страх, но не из-за акулы, а от угрозы удара веслом и диких криков. Шлюпка опасно накренилась, но гавайцы искусно повернули ее наперерез волнам, и она прошла позади детей. Кто-то взял плачущую Кэй с плеч Сэмми. Затем грубые сильные руки схватили его самого. Он повернулся, сделал рывок и выскочил из воды, ударившись о твердое полированное дерево, ободрав бедра и колени. На какое-то мгновение противоположный борт поднялся над водой, и каноэ едва не перевернулось, но потом выровнялось. Послышались вопли на английском языке, кто-то благодарил бога и Сэмми. Это лорд Грифон прижал его к себе, не отпуская. Оказавшись в каноэ, Кэй стала извиваться в смуглых руках гавайца, пронзительно крича: «Папа, папа!» и стараясь вырваться.
Голос лорда Грифона звучал прямо в ухо, а руки сжимали с такой силой, что было больно.
– Сэмьюэл, спасибо тебе, спасибо богу за тебя, благослови тебя бог, ты сам рожден от бога, ты герой. – Голос продолжал звучать, с чувством повторяя эти слова.
Кэй высвободилась из чужих рук и теперь барахталась у отца на коленях, а тот обнял обоих детей, и, когда каноэ причалило к берегу, он поднял их и понес на руках.
Стоя на берегу в развевающейся на ветру юбке, леди Тэсс ждала их. Ее лицо было в слезах, темные волосы распущены. Она схватила на руки Кэй, опустилась на колени и прижалась лицом к мокрому плечу и голове Сэмми. О них бился прибой, смывая песок с ног мальчика, который едва удержался на ногах.
– Держись, сынок. – Твердая рука все еще держала его за плечо. Сэмми заглянул в лицо лорда Грифона. Солнце сверкало в его светлых волосах. Он был высок, красив и взволнован. Раньше он никогда не называл Сэмми сыном.
Этот сильный взрослый человек улыбался ему такой искренней широкой улыбкой, что ребенок слабо и неуверенно улыбнулся. Люди сгрудились возле них. Полуобнаженные гавайцы, все еще мокрые от прибоя, респектабельные хаолес, белокожие, в застегнутых до подбородка костюмах и шляпах, даже восточный дворецкий леди Тэсс, который приехал вместе с ними в экипаже, чтобы прислуживать на воскресном пикнике в Вайкики.
Кто-то выкрикнул приветствие. Лорд Грифон подбросил вверх Сэмми с такой легкостью, с какой тот поднимал Кэй. Множество рук подхватило его и начало ритмично подкидывать вверх – хип-хип-ура! Хип-хип-ура!
Они трижды подбросили его, а затем поставили на землю. Снова подняли и посадили на плечи лорда Грифона, прямо в мокрых бриджах для купания. Кэй извивалась и визжала в объятиях леди Тэсс, тоже желая быть поднятой вверх, а это заставило зареветь и Роберта, пока дворецкий Дожен не потащил его к кокосовой роще, которая возвышалась над побережьем.
Половина толпы начала двигаться в том же направлении, другая половина осталась на пляже, приветствуя гавайцев, которые вновь опустили каноэ на воду, чтобы отплыть в поисках акулы. Неизвестно откуда возник слух, что король Гавайи отдыхает в своем доме в Вайкики. Поднявшись к высоким пальмам, они увидели ожидающих их девушек с гирляндами цветов и листьев в руках. Лорд Грифон опустил Сэмми. В то время, как все застыли в молчании, девушки вышли вперед и одели гирлянды на шею мальчику, окутав его нежным ароматом.
– Его Величество отмечает твою храбрость. – Первая девушка поцеловала его в обе щеки, а когда и вторая собралась сделать то же самое, он отпрянул назад, что вызвало смех у нее и у окружающих, но она все же схватила его за плечи и поцеловала.
Отступая назад, Сэмми столкнулся с лордом Грифоном, который прошептал ему:
– Скажи что-нибудь, чтобы передали Его Величеству.
Мальчик облизал губы, вздохнул.
– Пожалуйста, скажите ему. Его Величеству, что это… Пожалуйста, скажите ему – цветы очень хорошо пахнут.
Это, казалось, вызовет еще взрыв смеха, но лорд Грифон взял Сэмьюэла за руку и пожал ее крепко. И это было замечательно.
Сэмми слегка покачивало. Он оглянулся, уходя, на сверкающую бирюзу воды у рифа и на бьющиеся волны прибоя, где огромная акула скользнула, как тень, назад, в темно-синие глубины моря.
7
– Снова он украл сокровище! – Миссис Докинс порозовела от удовольствия, сопровождая Леду по темной лестнице и делясь последними новостями о выдающихся кражах, которые начались неделю назад.