Страница:
Сэмюэль сидел без движения, пока японец маслом протирал меч – с той же тщательностью, что и прежде.
Затем положил на циновку – обнаженным концом по направлению к Сэмьюэлу.
Икено взял потом меч с золотой рукоятью. И ритуал повторился до деталей.
Леда затаила дыхание. Они будут биться? Наверное, это церемониальная процедура перед поединком.
– Сэмьюэл, – сказала она дрожащим голосом, – я хочу, чтобы мы отправились домой.
Мистер Икено посмотрел на нее так, как будто чайка начала разговаривать. Он прекратил натирать меч маслом.
Сэмьюэл сказал Икено:
– Томен назай.
Тот кивнул.
Сэмьюэл вложил короткий меч в ножны, положил его, встал и подошел к Леде. Он коснулся ее руки, склонился к ее уху.
– Мы не можем поехать домой. Я только прошу, делай все, что я скажу.
– Что происходит?
Кончики его пальцев коснулись ее щеки:
– Леда, пожалуйста.
– Что?
Он только посмотрел ей в глаза. Леда испуганно вздохнула, схватила его за рубашку.
– Сэмьюэл, я не хочу… не хочу…
– Ты любишь меня?
– Да.
– Тогда слушай только меня.
– Это какой-то кошмар.
– Я люблю тебя, Леда, помни это. Она смотрела на кровавую полосу на его шее. С ее губ были готовы сорваться слова протеста. Он слабо улыбнулся.
– И не забудь, как следует дышать. Помнишь?
– Сэмьюэль, если что-то случится с тобой, я…
– Не забудь, – прошептал он.
Сэмьюэл вновь опустился на колени. Он смотрел в лицо Икено, а также на короткий харакири-чатана с раздвоенным концом и рукоятью в форме человеческой фигуры, обернутой черным шелком. Затем он перевел взгляд на Го-куакуму.
Икено оказывал ему высшую честь – быть его помощником (роль, которую выполняет только родственник), предоставив возможность завершить ритуал с помощью демонического меча. Весь акт должен быть доведен до конца, но есть шанс избавить Сэмьюэла от мучений: стоит только ему вонзить меч в себя, Икено срубит ему голову.
Это было своего рода милосердие: человек не восточной крови вряд ли сможет сделать продольный, потом поперечный надрез, а затем воткнуть меч себе в горло, как настоящий восточный воин.
Сэмьюэл следил за руками, которые ласкали Гокуаку-му. Любящие руки. Руки матери, ласкающей ребенка. Икено не спешил. Японский меч славен тем, сколько врагов он убил одним ударом. И это лезвие, не используемое годами, будет испробовано на Сэмьюэле.
Икено осматривал Гокуакуму дюйм за дюймом. Он протянул лезвие Сэмьюэлу, дал взглянуть, но не коснуться, на острый конец, сверкающую сталь. Голова и лапы зверя на мече, казалось, движутся.
Сэмьюэл поклонился. Икено положил Гокуакуму в ножны, встал, заняв позицию за спиной Сэмьюэла.
Мысленно Сэмьюэл произносил куджи. Он не чувствовал ничего, сливаясь в эту минуту с пространством. Время остановилось. Все перестало существовать, осталась только земля, вода, ветер, огонь и этот меч перед ним. Время и меч. Вечное время.
Луна светит, бледный свет падает на воду, вода сколь-В зит мимо, но отражение луны неподвижно. Баркас вздымался. Начинался прилив.
Сэмьюэл думал. Мелькали мысли. О Леде. О Дожене. Это было похоже на умирание. Старая песня пришла к нему, первая песня, песня акулы.
И в глубине бесконечного времени он услышал мелодию беззвучных колокольчиков. Первый. Второй. Третий.
Леда! Леда! Он потянулся за мечом.
Леда почувствовала, как струйки пота заскользили по ее шее. Прошли часы. Ей показалось, что прошло много часов, она видела, как Икено встал позади Сэмьюэла, держа золотисто-красный меч двумя руками.
Все замерли. Это похоже было на сон. Тишина. Бесконечная тишина. Это место. Эти люди. Сэмьюэл с запекшейся кровью на воротнике, и мечи, отражающие свет золота, серебра, стали.
Она не шевельнулась, когда ее глаза заметили тень, крадущуюся где-то внизу, за парапетом. Она не в силах была отвести взгляда от Сэмьюэла.
Ее тело, казалось, обмякло. Потом вздрогнуло. Ее словно сводила судорога. Глаза затуманились.
Дыши!
Она вздохнула с усилием. Затем отвернулась – это все сон, только сон, это невозможный, сумбурный сон, страшный кошмар – долгий, длинный, как рыбачья лодка, которая движется медленно, нос ее то утопает в пене, то появляется над водой.
Ее рот приоткрылся. Но она не издала ни звука, только тихо заплакала, глядя на людей, не отрывающих глаз от Сэмьюэла и Икено.
И в этой тишине она услышала позвякивание крохотных колокольчиков, почти беззвучное, доносящееся с рисовой плантации на берегу; Этот звук, казалось, был здесь неуместен. Леде хотелось кричать, но у нее не было сил – так бывает во сне. Тягучая реальность – мед, вытекающий из разбитой банки.
Она видела, как Сэмьюэл поклонился лезвию на циновке. С резким свистом, с таинственным свистом Икено взмахнул своим мечом. Он расставил ноги и поднял золотую рукоять, держа ее двумя руками. Меч сверкал ярче солнца, разбрызгивая искры.
Образ словно застыл у нее перед глазами. Она уставилась на сталь, занесенную над головой Сэмьюэла.
Нет! Нет!
Она услышала крик, почувствовала, как ее сжимают крепкие руки, видела, как Сэмьюэл поднимает свой меч. Одной рукой.
Он направил его на себя, и в этот момент острие меча Икено обрушилось на него…
Крик был ее собственный.
– Нет! Нет!
Тело Сэмьюэла упало, как бескостная кукла, как мертвая лошадь, которую Леда однажды видела на улице. Икено взвился над ним, а Сэмьюэл казался мертвым, разрубленным, но он вдруг приказал ей:
– В воду, сейчас же в воду!
В воду.
Это сон. Она открыла глаза.
Сэмьюэл держал оба меча. Второй он успел выхватить из рук Икено. Удар пяткой по подбородку – голова Икено со стуком ударилась о переборку. Его люди отпустили Леду, бросившись к остроге, прислоненной к борту.
– Леда! – закричал Сэмьюэл. – Прыгай! Его голос стал той силой, которая заставила ее очнуться. Она ухватилась за парапет, глянула вниз: там скользила акула, разрубая водную поверхность плавником.
Леда повернулась в тот момент, когда Сэмьюэл избежал острого конца остроги, брошенной одним из людей Икено. Он обрушил рукоять на предплечье атакующего, коленом нанес удар тому в живот. Леде показалось, что хрустнули кости. Второй человек в это время схватил гарпун и, размахнувшись, попытался нанести удар. Конец скользнул по щеке Сэмьюэла. Он отскочил, как кот, упавший с дерева.
– Хе мано! – раздался крик. Эхо прокатилось по воде. Один из японцев преграждал путь Сэмьюэлу, другой разворачивал рыбачью сеть. Икено заставил себя встать, держась за перегородку. На воде Леда увидела каноэ, которое устремилось к баркасу, оставляя пенный след на тихой воде. Появился плавник акулы, прочертил дугу, потом еще одну…
Сэмьюэл пятился от атакующих, затем занес ногу на парапет. Леда вскрикнула, увидев, что он уязвим, но он не прыгнул – он дал сети пролететь над ним, сильно пригнувшись, прижавшись к решетке. Сеть скользнула без добычи, только грузила звякнули о металлическую решетку парапета. Более длинным мечом Сэмьюэл нанес удар по ближайшему к нему человеку, поразив плоть до кости. Человек словно споткнулся, затем упал.
Сэмьюэл перекатился по палубе, затем быстро вскочил, держа золотой меч наготове.
Лицо его было в крови, которая продолжала сочиться. Кровь его врагов забрызгала палубу. Запах смерти…
Сэмьюэл что-то закричал по-японски. Только один из врагов был еще не ранен.
– Хе мано! Хе мано! – услышала Леда крик. – Ауве, хаки-нуи! Не прыгать! Нет!
Леда узнала Манало и мистера Дожена, одетых в восточные одежды, но ей некогда было подумать о том, почему они здесь. Икено бросился к ней, она отшатнулась, но он схватил ее руку, заломил за спину. Металлическая решетка парапета врезалась ей в бедро. Соломенная шляпа слетела. Ноги оторвались от палубы. Икено толкнул ее, голова Леды просунулась через парапет – перед глазами мелькнула шляпа, опустившаяся на воду.
Крик замер в горле у Леды. Пальцы уцепились за металл. Икено держал ее на весу.
Сэмьюэл смотрел на них, тяжело дыша. Нос каноэ ударился об обшивку баркаса где-то внизу.
Икено заговорил. Его голос был вкрадчивым. Леда тяжело дышала, прижатая его рукой к парапету. Она даже, не смогла сопротивляться – стоило ему отпустить ее, она упала бы в воду.
Когда Леда пыталась нащупать опору, ноги ее только скользили по палубе. Лишь железная хватка Икено удерживала ее от падения.
– Ты видишь, Икено, – выдавил из себя Сэмьюэл, – это моя акула! Я вызвал ее.
Он заткнул короткий меч за пояс. Голос его казался безумным, он кричал изо всех сил, перемешивая английские и японские слова.
Сэмьюэл ударил кулаком себя в грудь.
– Боку-но, Икено, вакаримасу ка.
Внезапно Сэмьюэл дважды махнул золотым мечом перед лицом одного из врагов. Тот прыгнул вперед, чтобы избежать удара, прыжок – само совершенство. Но Сэмьюэл словно ждал этого, на лету изменив направление. Человек упал, зажимая рукой рану на горле.
Сэмьюэл схватил его, прижал к парапету – почти так же, как Икено Леду. Тот попытался оттолкнуть Сэмьюэла ногами. Да, это уже был не поединок.
– Ты голодна, акула? – меч Сэмьюэла ударил по металлической решетке. Раздался звук, похожий на гул надтреснутого колокола. Леда ощутила, как дрожит решетка под ее пальцами. Он ударил еще раз.
– Иди сюда, фика! Я покормлю тебя!
– Не звать акула! – кричал Манало с каноэ.
– Она не причинит мне вреда! Она – моя! – Сэмьюэл махнул мечом, угрожая отрубить пальцы вцепившимся в решетку врагам. – Она, возможно, хочет вот это, если я отдам ей.
Икено угрожающе закричал на своем языке с отрывистыми гортанными звуками. Леда вскрикнула и стала яростно цепляться за перила, в то время, как он сталкивал ее дальше.
Сэмьюэл сделал шаг назад, заставив своего заложника подняться, и отпустил его.
В тот же момент Дожен вышел на борт из каноэ.
Икено держал Леду под опасным углом, продолжая резко кричать по-японски.
Сэмьюэл застыл посреди палубы, циновка намокала от крови. Он наклонился и подобрал красные лакированные ножны и воткнул саблю внутрь.
– Икено-сан! Дожен-сан! – он поднял меч вверх. – Кто хочет это?
Никто не двинулся, никто не ответил.
– Дожен-сан! Мой господин, мой учитель, мой друг! – его яростный голос отдавался эхом от острова и от воды. – Вот твой меч, Дожен-сан! – Он быстро склонился и достал меч, который засиял желтым и золотым блеском.
Икено угрожающе зарычал и толкнул Леду дальше к краю парапета. Она завизжала, отталкивая его руку, держась за скользкие перила, сколько могла ухватиться.
– Ну что же, Дожен-сан, – сказал насмешливо Сэмьюэл, – смотри, что произойдет, если я верну Гокуакуму назад достойному хозяину.
Дожен, не мигая, уставился на него.
Сэмьюэл передернул плечами, опустил меч.
– Итак, ты негодяй. Тебе на меня наплевать. Ты предал меня. Ты принуждал меня. Ты использовал меня семнадцать лет. Почему моя жена здесь? – он тяжело дышал, говорил сквозь зубы. – Взгляни на нее! – зарычал он, подняв меч над головой, – ты знаешь, как быстро я убью вас двоих?
– У тебя была слабость, Самуа-сан, – Дожен сказал спокойно. – Слишком многого хотел.
Сэмьюэл уставился на него. Он опустил меч. «Слишком многого хотел», – повторил он, не веря своим ушам. «Я хотел слишком многого!»
Засохшая кровь на его лице напоминала цвет войны. Он встряхнул головой, как будто бы сама эта мысль ставила его в тупик, как если бы Дожен ошеломил его.
Он внезапно повернулся, снова обрушил меч на железную решетку.
– Ты его слышишь, акула? Я хочу слишком многого!
Леда затаила дыхание, когда глянула в сторону и увидела ужасный силуэт акулы, выплывающей из-под корабля, огромной, с тупым носом, таких больших размеров» что когда ее голова была на уровне кормы, то хвост был как раз под ней, под Ледой. Она ударила по корпусу, и судно приподнялось.
Сэмьюэл сказал:
– Я не хочу слишком много. – Он повернулся к Леде и Икено.
Дожен издал особый звук, который был похож на рычание. Он подействовал на Леду, как парализующий удар. Она почувствовала, как хватка ее врага усилилась.
Сэмьюэл остановился, как вкопанный, как будто перед ним возникла стена. Леда неистово сжимала свою руку, стараясь крепко вцепиться в решетку, борясь, чувствуя, что теряет равновесие с каждым движением Икено.
– Сэмьюэл! – зарыдала она.
Он двинулся. С возгласом, почти нечеловеческим, он потряс воздух и заставил всех замолчать. Он метнул меч высоко вверх.
Икено отпихнул Леду, прыгнув, чтобы перехватить меч. Леда взвизгнула и начала махать руками, чтобы не потерять равновесие, наполовину свесившись за решетку. Вода и корабль дико вращались на ее глазах. Кто-то дернул ее за руку, резко поставил на ноги. Сэмьюэл прижал Леду к своей груди, со всей силой потащил, спотыкаясь, назад. Икено даже не взглянул на них. Он уставился на меч, который качался высоко в воздухе и с шумом полетел вниз.
Сначала он ударился о воду в десяти футах от судна. Всплеска почти не было, зато по всей его длине сверкнуло солнце под чистой водой. Акула повернулась с поразительной быстротой. Меч опустился лениво, как падающий лист, золотой эфес то тускнел, то вспыхивал. Акула с быстротой выстрела кинулась на оружие, ее огромная голова, казалось, раздулась. Мелькнуло белое брюхо и раскрытая пасть, с зубами, которые можно увидеть только в ночных кошмарах, и меч скользнул внутрь, как будто всосанный воздухом.
– Йа! – вырвался крик у Икено. Серый плавник прорезал поверхность воды. Акула отплыла от рыбачьей шхуны, подняв большую волну.
– Хи мано! – позвал Манало из каноэ с благоговением в голосе.
Остальные молчали. Акула повернулась к открытой гавани. Ее плавник заскользил под водой. Ужасный силуэт стал таять и исчез в глубине.
Сэмьюэл прижимал Леду к себе, прислонившись спиной к низкой палубной каюте. Он слышал, что она вся дрожит, у нее начинались судороги, как только она хотела пошевелиться или что-то сказать. Ее волосы рассыпались и закрывали глаза; он откинул их назад, глядя поверх ее головы на остальных.
Икено стоял неподвижно, смотря вслед акуле.
– Айя! – пробормотал он. – Будда и все боги да спасут нас! Что Танабе здесь делает?
– Я не знаю, – сказал Дожен. Голос Икено не изменился.
– Он сумасшедший или святой? Что ты сделал, Тана-бе-сан? Что ты натворил?
– Я не могу объяснить. Так случилось. Икено достал волшебное амамори из-под одежды и зажал его в кулаке.
– Бог войны заговорил? – вымолвил он с трудом. – Может быть, Хашиман заболел или спит под своим храмовым камнем, чтобы затем улететь за границу? – Он запел что-то ритуальное.
– Что ты хочешь? – голос Дожена был ровным.
Икено освободился от оцепенения. Его глаза были узкими, он словно перенес сверхъестественный страх.
– Рыба за акулу, – сказал он. Голос его был мрачен.
– Безнадежно, – ответил Дожен. – Твои люди истекают кровью.
Икено оглянулся через плечо. Единственный из его окружения нераненный человек перевязывал других.
– Мне после этого надо умереть.
– Собачья смерть. Невидимая смерть.
– Ты предатель! Ты предал нашу страну. Сейчас нужна Гокуакума. Мы пали на колени, приложив лбы к полу перед западом.
– Тогда встань прямо, но не доверяй демонам! – крикнул Дожен. – Я не верю, что бог войны живет под храмовым камнем. Я слишком долго прожил на западе. Хакиман живет повсюду, Икено-сан, – в политиках и проповедниках, в людях, вроде тебя и меня. Икено фыркнул.
– Танабе действительно слишком долго находился в изгнании. Он не японец.
Дожен обрушился на него, на его лице была такая ярость, какую Сэмьюэл не видел никогда. Икено стоял, расставив ноги, с поднятой головой, ожидая начала поединка.
Взволнованно заговорили окровавленные раненые у каюты. Манало поднялся наверх, с искусством, присущим островитянам, он закрепил повязки, помогая людям, которые без сожаления убили бы его четверть часа назад.
Дожен повернул голову. Он наблюдал за ними. Через мгновение он встретился глазами с Сэмьюэлом. Со зловещей улыбкой он сказал:
– Вероятно почтенный Икено-сан говорит больше, чем знает.
Сэмьюэл не смог разгадать этот взгляд. Он понял, что, действительно, никогда ничего не знал об истинных чувствах Дожена. Даже сейчас, испытав крах собственных стремлений, гнев и боль. Всегда Дожен наносил ему свои удары, кроме того единственного испытания в Халеакале, и даже тогда Сэмьюэл порой ему удивлялся.
Дожен – мастер. Был им всегда, и будет.
Но на этот раз Сэмьюэл посягнул на алмазную твердость его намерений и разбил их вместе со своими собственными.
Дожен поклонился ему с несгибаемой гордостью.
– Как я понял, дружба с западным человеком – трудная, но долгая. Но есть вещи, которых нельзя избежать в этом круге жизни. – В этих словах Сэмьюэл уловил и обвинение, и понимание. – Но помни о рыбе-звезде, Самуа-сан.
36
37
Затем положил на циновку – обнаженным концом по направлению к Сэмьюэлу.
Икено взял потом меч с золотой рукоятью. И ритуал повторился до деталей.
Леда затаила дыхание. Они будут биться? Наверное, это церемониальная процедура перед поединком.
– Сэмьюэл, – сказала она дрожащим голосом, – я хочу, чтобы мы отправились домой.
Мистер Икено посмотрел на нее так, как будто чайка начала разговаривать. Он прекратил натирать меч маслом.
Сэмьюэл сказал Икено:
– Томен назай.
Тот кивнул.
Сэмьюэл вложил короткий меч в ножны, положил его, встал и подошел к Леде. Он коснулся ее руки, склонился к ее уху.
– Мы не можем поехать домой. Я только прошу, делай все, что я скажу.
– Что происходит?
Кончики его пальцев коснулись ее щеки:
– Леда, пожалуйста.
– Что?
Он только посмотрел ей в глаза. Леда испуганно вздохнула, схватила его за рубашку.
– Сэмьюэл, я не хочу… не хочу…
– Ты любишь меня?
– Да.
– Тогда слушай только меня.
– Это какой-то кошмар.
– Я люблю тебя, Леда, помни это. Она смотрела на кровавую полосу на его шее. С ее губ были готовы сорваться слова протеста. Он слабо улыбнулся.
– И не забудь, как следует дышать. Помнишь?
– Сэмьюэль, если что-то случится с тобой, я…
– Не забудь, – прошептал он.
Сэмьюэл вновь опустился на колени. Он смотрел в лицо Икено, а также на короткий харакири-чатана с раздвоенным концом и рукоятью в форме человеческой фигуры, обернутой черным шелком. Затем он перевел взгляд на Го-куакуму.
Икено оказывал ему высшую честь – быть его помощником (роль, которую выполняет только родственник), предоставив возможность завершить ритуал с помощью демонического меча. Весь акт должен быть доведен до конца, но есть шанс избавить Сэмьюэла от мучений: стоит только ему вонзить меч в себя, Икено срубит ему голову.
Это было своего рода милосердие: человек не восточной крови вряд ли сможет сделать продольный, потом поперечный надрез, а затем воткнуть меч себе в горло, как настоящий восточный воин.
Сэмьюэл следил за руками, которые ласкали Гокуаку-му. Любящие руки. Руки матери, ласкающей ребенка. Икено не спешил. Японский меч славен тем, сколько врагов он убил одним ударом. И это лезвие, не используемое годами, будет испробовано на Сэмьюэле.
Икено осматривал Гокуакуму дюйм за дюймом. Он протянул лезвие Сэмьюэлу, дал взглянуть, но не коснуться, на острый конец, сверкающую сталь. Голова и лапы зверя на мече, казалось, движутся.
Сэмьюэл поклонился. Икено положил Гокуакуму в ножны, встал, заняв позицию за спиной Сэмьюэла.
Мысленно Сэмьюэл произносил куджи. Он не чувствовал ничего, сливаясь в эту минуту с пространством. Время остановилось. Все перестало существовать, осталась только земля, вода, ветер, огонь и этот меч перед ним. Время и меч. Вечное время.
Луна светит, бледный свет падает на воду, вода сколь-В зит мимо, но отражение луны неподвижно. Баркас вздымался. Начинался прилив.
Сэмьюэл думал. Мелькали мысли. О Леде. О Дожене. Это было похоже на умирание. Старая песня пришла к нему, первая песня, песня акулы.
И в глубине бесконечного времени он услышал мелодию беззвучных колокольчиков. Первый. Второй. Третий.
Леда! Леда! Он потянулся за мечом.
Леда почувствовала, как струйки пота заскользили по ее шее. Прошли часы. Ей показалось, что прошло много часов, она видела, как Икено встал позади Сэмьюэла, держа золотисто-красный меч двумя руками.
Все замерли. Это похоже было на сон. Тишина. Бесконечная тишина. Это место. Эти люди. Сэмьюэл с запекшейся кровью на воротнике, и мечи, отражающие свет золота, серебра, стали.
Она не шевельнулась, когда ее глаза заметили тень, крадущуюся где-то внизу, за парапетом. Она не в силах была отвести взгляда от Сэмьюэла.
Ее тело, казалось, обмякло. Потом вздрогнуло. Ее словно сводила судорога. Глаза затуманились.
Дыши!
Она вздохнула с усилием. Затем отвернулась – это все сон, только сон, это невозможный, сумбурный сон, страшный кошмар – долгий, длинный, как рыбачья лодка, которая движется медленно, нос ее то утопает в пене, то появляется над водой.
Ее рот приоткрылся. Но она не издала ни звука, только тихо заплакала, глядя на людей, не отрывающих глаз от Сэмьюэла и Икено.
И в этой тишине она услышала позвякивание крохотных колокольчиков, почти беззвучное, доносящееся с рисовой плантации на берегу; Этот звук, казалось, был здесь неуместен. Леде хотелось кричать, но у нее не было сил – так бывает во сне. Тягучая реальность – мед, вытекающий из разбитой банки.
Она видела, как Сэмьюэл поклонился лезвию на циновке. С резким свистом, с таинственным свистом Икено взмахнул своим мечом. Он расставил ноги и поднял золотую рукоять, держа ее двумя руками. Меч сверкал ярче солнца, разбрызгивая искры.
Образ словно застыл у нее перед глазами. Она уставилась на сталь, занесенную над головой Сэмьюэла.
Нет! Нет!
Она услышала крик, почувствовала, как ее сжимают крепкие руки, видела, как Сэмьюэл поднимает свой меч. Одной рукой.
Он направил его на себя, и в этот момент острие меча Икено обрушилось на него…
Крик был ее собственный.
– Нет! Нет!
Тело Сэмьюэла упало, как бескостная кукла, как мертвая лошадь, которую Леда однажды видела на улице. Икено взвился над ним, а Сэмьюэл казался мертвым, разрубленным, но он вдруг приказал ей:
– В воду, сейчас же в воду!
В воду.
Это сон. Она открыла глаза.
Сэмьюэл держал оба меча. Второй он успел выхватить из рук Икено. Удар пяткой по подбородку – голова Икено со стуком ударилась о переборку. Его люди отпустили Леду, бросившись к остроге, прислоненной к борту.
– Леда! – закричал Сэмьюэл. – Прыгай! Его голос стал той силой, которая заставила ее очнуться. Она ухватилась за парапет, глянула вниз: там скользила акула, разрубая водную поверхность плавником.
Леда повернулась в тот момент, когда Сэмьюэл избежал острого конца остроги, брошенной одним из людей Икено. Он обрушил рукоять на предплечье атакующего, коленом нанес удар тому в живот. Леде показалось, что хрустнули кости. Второй человек в это время схватил гарпун и, размахнувшись, попытался нанести удар. Конец скользнул по щеке Сэмьюэла. Он отскочил, как кот, упавший с дерева.
– Хе мано! – раздался крик. Эхо прокатилось по воде. Один из японцев преграждал путь Сэмьюэлу, другой разворачивал рыбачью сеть. Икено заставил себя встать, держась за перегородку. На воде Леда увидела каноэ, которое устремилось к баркасу, оставляя пенный след на тихой воде. Появился плавник акулы, прочертил дугу, потом еще одну…
Сэмьюэл пятился от атакующих, затем занес ногу на парапет. Леда вскрикнула, увидев, что он уязвим, но он не прыгнул – он дал сети пролететь над ним, сильно пригнувшись, прижавшись к решетке. Сеть скользнула без добычи, только грузила звякнули о металлическую решетку парапета. Более длинным мечом Сэмьюэл нанес удар по ближайшему к нему человеку, поразив плоть до кости. Человек словно споткнулся, затем упал.
Сэмьюэл перекатился по палубе, затем быстро вскочил, держа золотой меч наготове.
Лицо его было в крови, которая продолжала сочиться. Кровь его врагов забрызгала палубу. Запах смерти…
Сэмьюэл что-то закричал по-японски. Только один из врагов был еще не ранен.
– Хе мано! Хе мано! – услышала Леда крик. – Ауве, хаки-нуи! Не прыгать! Нет!
Леда узнала Манало и мистера Дожена, одетых в восточные одежды, но ей некогда было подумать о том, почему они здесь. Икено бросился к ней, она отшатнулась, но он схватил ее руку, заломил за спину. Металлическая решетка парапета врезалась ей в бедро. Соломенная шляпа слетела. Ноги оторвались от палубы. Икено толкнул ее, голова Леды просунулась через парапет – перед глазами мелькнула шляпа, опустившаяся на воду.
Крик замер в горле у Леды. Пальцы уцепились за металл. Икено держал ее на весу.
Сэмьюэл смотрел на них, тяжело дыша. Нос каноэ ударился об обшивку баркаса где-то внизу.
Икено заговорил. Его голос был вкрадчивым. Леда тяжело дышала, прижатая его рукой к парапету. Она даже, не смогла сопротивляться – стоило ему отпустить ее, она упала бы в воду.
Когда Леда пыталась нащупать опору, ноги ее только скользили по палубе. Лишь железная хватка Икено удерживала ее от падения.
– Ты видишь, Икено, – выдавил из себя Сэмьюэл, – это моя акула! Я вызвал ее.
Он заткнул короткий меч за пояс. Голос его казался безумным, он кричал изо всех сил, перемешивая английские и японские слова.
Сэмьюэл ударил кулаком себя в грудь.
– Боку-но, Икено, вакаримасу ка.
Внезапно Сэмьюэл дважды махнул золотым мечом перед лицом одного из врагов. Тот прыгнул вперед, чтобы избежать удара, прыжок – само совершенство. Но Сэмьюэл словно ждал этого, на лету изменив направление. Человек упал, зажимая рукой рану на горле.
Сэмьюэл схватил его, прижал к парапету – почти так же, как Икено Леду. Тот попытался оттолкнуть Сэмьюэла ногами. Да, это уже был не поединок.
– Ты голодна, акула? – меч Сэмьюэла ударил по металлической решетке. Раздался звук, похожий на гул надтреснутого колокола. Леда ощутила, как дрожит решетка под ее пальцами. Он ударил еще раз.
– Иди сюда, фика! Я покормлю тебя!
– Не звать акула! – кричал Манало с каноэ.
– Она не причинит мне вреда! Она – моя! – Сэмьюэл махнул мечом, угрожая отрубить пальцы вцепившимся в решетку врагам. – Она, возможно, хочет вот это, если я отдам ей.
Икено угрожающе закричал на своем языке с отрывистыми гортанными звуками. Леда вскрикнула и стала яростно цепляться за перила, в то время, как он сталкивал ее дальше.
Сэмьюэл сделал шаг назад, заставив своего заложника подняться, и отпустил его.
В тот же момент Дожен вышел на борт из каноэ.
Икено держал Леду под опасным углом, продолжая резко кричать по-японски.
Сэмьюэл застыл посреди палубы, циновка намокала от крови. Он наклонился и подобрал красные лакированные ножны и воткнул саблю внутрь.
– Икено-сан! Дожен-сан! – он поднял меч вверх. – Кто хочет это?
Никто не двинулся, никто не ответил.
– Дожен-сан! Мой господин, мой учитель, мой друг! – его яростный голос отдавался эхом от острова и от воды. – Вот твой меч, Дожен-сан! – Он быстро склонился и достал меч, который засиял желтым и золотым блеском.
Икено угрожающе зарычал и толкнул Леду дальше к краю парапета. Она завизжала, отталкивая его руку, держась за скользкие перила, сколько могла ухватиться.
– Ну что же, Дожен-сан, – сказал насмешливо Сэмьюэл, – смотри, что произойдет, если я верну Гокуакуму назад достойному хозяину.
Дожен, не мигая, уставился на него.
Сэмьюэл передернул плечами, опустил меч.
– Итак, ты негодяй. Тебе на меня наплевать. Ты предал меня. Ты принуждал меня. Ты использовал меня семнадцать лет. Почему моя жена здесь? – он тяжело дышал, говорил сквозь зубы. – Взгляни на нее! – зарычал он, подняв меч над головой, – ты знаешь, как быстро я убью вас двоих?
– У тебя была слабость, Самуа-сан, – Дожен сказал спокойно. – Слишком многого хотел.
Сэмьюэл уставился на него. Он опустил меч. «Слишком многого хотел», – повторил он, не веря своим ушам. «Я хотел слишком многого!»
Засохшая кровь на его лице напоминала цвет войны. Он встряхнул головой, как будто бы сама эта мысль ставила его в тупик, как если бы Дожен ошеломил его.
Он внезапно повернулся, снова обрушил меч на железную решетку.
– Ты его слышишь, акула? Я хочу слишком многого!
Леда затаила дыхание, когда глянула в сторону и увидела ужасный силуэт акулы, выплывающей из-под корабля, огромной, с тупым носом, таких больших размеров» что когда ее голова была на уровне кормы, то хвост был как раз под ней, под Ледой. Она ударила по корпусу, и судно приподнялось.
Сэмьюэл сказал:
– Я не хочу слишком много. – Он повернулся к Леде и Икено.
Дожен издал особый звук, который был похож на рычание. Он подействовал на Леду, как парализующий удар. Она почувствовала, как хватка ее врага усилилась.
Сэмьюэл остановился, как вкопанный, как будто перед ним возникла стена. Леда неистово сжимала свою руку, стараясь крепко вцепиться в решетку, борясь, чувствуя, что теряет равновесие с каждым движением Икено.
– Сэмьюэл! – зарыдала она.
Он двинулся. С возгласом, почти нечеловеческим, он потряс воздух и заставил всех замолчать. Он метнул меч высоко вверх.
Икено отпихнул Леду, прыгнув, чтобы перехватить меч. Леда взвизгнула и начала махать руками, чтобы не потерять равновесие, наполовину свесившись за решетку. Вода и корабль дико вращались на ее глазах. Кто-то дернул ее за руку, резко поставил на ноги. Сэмьюэл прижал Леду к своей груди, со всей силой потащил, спотыкаясь, назад. Икено даже не взглянул на них. Он уставился на меч, который качался высоко в воздухе и с шумом полетел вниз.
Сначала он ударился о воду в десяти футах от судна. Всплеска почти не было, зато по всей его длине сверкнуло солнце под чистой водой. Акула повернулась с поразительной быстротой. Меч опустился лениво, как падающий лист, золотой эфес то тускнел, то вспыхивал. Акула с быстротой выстрела кинулась на оружие, ее огромная голова, казалось, раздулась. Мелькнуло белое брюхо и раскрытая пасть, с зубами, которые можно увидеть только в ночных кошмарах, и меч скользнул внутрь, как будто всосанный воздухом.
– Йа! – вырвался крик у Икено. Серый плавник прорезал поверхность воды. Акула отплыла от рыбачьей шхуны, подняв большую волну.
– Хи мано! – позвал Манало из каноэ с благоговением в голосе.
Остальные молчали. Акула повернулась к открытой гавани. Ее плавник заскользил под водой. Ужасный силуэт стал таять и исчез в глубине.
Сэмьюэл прижимал Леду к себе, прислонившись спиной к низкой палубной каюте. Он слышал, что она вся дрожит, у нее начинались судороги, как только она хотела пошевелиться или что-то сказать. Ее волосы рассыпались и закрывали глаза; он откинул их назад, глядя поверх ее головы на остальных.
Икено стоял неподвижно, смотря вслед акуле.
– Айя! – пробормотал он. – Будда и все боги да спасут нас! Что Танабе здесь делает?
– Я не знаю, – сказал Дожен. Голос Икено не изменился.
– Он сумасшедший или святой? Что ты сделал, Тана-бе-сан? Что ты натворил?
– Я не могу объяснить. Так случилось. Икено достал волшебное амамори из-под одежды и зажал его в кулаке.
– Бог войны заговорил? – вымолвил он с трудом. – Может быть, Хашиман заболел или спит под своим храмовым камнем, чтобы затем улететь за границу? – Он запел что-то ритуальное.
– Что ты хочешь? – голос Дожена был ровным.
Икено освободился от оцепенения. Его глаза были узкими, он словно перенес сверхъестественный страх.
– Рыба за акулу, – сказал он. Голос его был мрачен.
– Безнадежно, – ответил Дожен. – Твои люди истекают кровью.
Икено оглянулся через плечо. Единственный из его окружения нераненный человек перевязывал других.
– Мне после этого надо умереть.
– Собачья смерть. Невидимая смерть.
– Ты предатель! Ты предал нашу страну. Сейчас нужна Гокуакума. Мы пали на колени, приложив лбы к полу перед западом.
– Тогда встань прямо, но не доверяй демонам! – крикнул Дожен. – Я не верю, что бог войны живет под храмовым камнем. Я слишком долго прожил на западе. Хакиман живет повсюду, Икено-сан, – в политиках и проповедниках, в людях, вроде тебя и меня. Икено фыркнул.
– Танабе действительно слишком долго находился в изгнании. Он не японец.
Дожен обрушился на него, на его лице была такая ярость, какую Сэмьюэл не видел никогда. Икено стоял, расставив ноги, с поднятой головой, ожидая начала поединка.
Взволнованно заговорили окровавленные раненые у каюты. Манало поднялся наверх, с искусством, присущим островитянам, он закрепил повязки, помогая людям, которые без сожаления убили бы его четверть часа назад.
Дожен повернул голову. Он наблюдал за ними. Через мгновение он встретился глазами с Сэмьюэлом. Со зловещей улыбкой он сказал:
– Вероятно почтенный Икено-сан говорит больше, чем знает.
Сэмьюэл не смог разгадать этот взгляд. Он понял, что, действительно, никогда ничего не знал об истинных чувствах Дожена. Даже сейчас, испытав крах собственных стремлений, гнев и боль. Всегда Дожен наносил ему свои удары, кроме того единственного испытания в Халеакале, и даже тогда Сэмьюэл порой ему удивлялся.
Дожен – мастер. Был им всегда, и будет.
Но на этот раз Сэмьюэл посягнул на алмазную твердость его намерений и разбил их вместе со своими собственными.
Дожен поклонился ему с несгибаемой гордостью.
– Как я понял, дружба с западным человеком – трудная, но долгая. Но есть вещи, которых нельзя избежать в этом круге жизни. – В этих словах Сэмьюэл уловил и обвинение, и понимание. – Но помни о рыбе-звезде, Самуа-сан.
36
Сэмьюэл привлек к себе Леду, прижал свое лицо к ее шее. Она вцепилась в его руку, все еще дрожа.
– Пожалуйста, – сказала она тихим голосом по-английски, – теперь мы можем отправиться домой?
Сэмьюэл окликнул Манало, тот сразу же поднял руку в знак согласия и спустился в каноэ. Когда Леда это увидела, она напряглась в объятиях мужа.
– Разве мы поедем на этом утлом суденышке? Он теснее прижал ее к себе.
– Тебе нечего бояться, акула ушла.
Она выпрямилась. Не глядя на Икено и Дожена, на людей на палубе, Леда с решительным выражением лица переступила через окровавленные циновки. У решетки она остановилась.
– Я бы хотела забрать брачный стол, мистер Дожен, если бы вы были так любезны доставить его к нам. Может быть, его можно починить, и другой меч занял бы место взамен… проглоченного.
Дожен и глазом не моргнул. Он поклонился и сказал:
– Я починю стол, миссис Самуа-сан. Всем доброго пути!
– Отлично. Я должна поблагодарить вас и мистера Манало за спасение. Как вы видите, мистер Джерард владел ситуацией, но ваша храбрость и добрая помощь вызывают нашу благодарность.
– Слишком много чести. – Дожен склонился в глубоком поклоне почтения. – Хорошая жена, Самуа-сан. Храни. Я уважаю ее. Она желает многое сделать для вас.
Сэмьюэл поразился. Эта похвала была превыше всего, что он когда-либо слышал от Дожена.
– А ты не едешь?
– Пошли Манало назад за мной. – Он криво улыбнулся. – Я привезу ваш брачный стол.
Сэмьюэл бросил взгляд на Икено и других.
– Я хочу показать этому дурному человеку, что он совсем спятил, думая, что я не японец, – сказал быстро Дожен.
Икено отстранился от перил, откуда он оглядывался окрест, и зарычал. Его оскал очень напомнил воинов с дьявольскими лицами на деревянных таблицах, как будто убийство приносило радость.
Злость на Дожена все еще сидела глубоко в крови Сэмьюэла, но сохранившиеся в нем привязанность и долг заставили его произнести:
– Нужна помощь?
Дожен провел рукой у лица с отрицательным жестом.
– Чйгаймазу. Что ты думаешь, маленький бака?
Сэмьюэл сбоку взглянул на его позу готовности к схватке. Улыбнулся саркастически:
– Олл райт, – сказал он по-английски. – Развлекайся.
Леда сидела напротив него в каноэ, напряженная, плотно прижав к телу руки и локти. Они достигли побережья без каких-либо угроз нападения акул.
Мальчик Шоджи, который общался с Сэмьюэлом, когда тот был на борту рыбачьей шхуны, – единственный, кто сообщил ему, что вокруг затаились люди Икено и Дожена, – стЬял, ожидая. Он пригнулся, чтобы помочь протащить каноэ через грязь побережья. Сэмьюэл, чьи хлопковые штаны прилипли к коленям, перебрался по грязи на сухое место, чтобы перенести Леду на руках. Она подобрала юбки, как будто выходила из экипажа на Парк-Лейн.
У Шоджи были лошади, привязанные к легкой коляске. Леда глядела, как они седлали одну из них. Она сама выглядела как бездомная уличная женщина, ее волосы падали на лицо, шляпа потеряна.
Сэмьюэлу хотелось подойти, чтобы обнять ее и держать крепко, прижав к себе. Но вместо этого он работал с Манало и мальчиком, скрывая неловкость, что нашла на него. Он кончил крепить пряжки и стоял, рассматривая все это.
Шоджи с беспокойством на него посмотрел, и он понял, что мальчик беспокоится о Дожене.
– С ним все в порядке, – бросил Сэмьюэл. – Остался наблюдать.
Шоджи молча скользнул на тропу среди кустов и исчез. Манало вернулся к каноэ. Когда Леда забеспокоилась о его безопасности, он только пожал плечами:
– Должен вернуться, подождать Дожена-сан.
– Но акула… Он ухмыльнулся:
– У Манало ничего хорошего. Акуле не понравится.
– Может, отведаешь виски? – пробормотал Сэмьюэл. – Напьешься в следующий раз, когда я покличу сюда акулу.
Ухмылка Манало угасла. Он бросил на Сэмьюэла тревожный взгляд.
– Позднее, брат, мы поговорим, – сказал Сэмьюэл, встряхнув головой.
У гавайца скривилось лицо, и он склонился над своими снастями.
– Может быть, Манало будет несколько дней ловить рыбу. – Он вскочил в лодку, подняв в воздух весло. – Алоха нуи!
Леда стояла и внимательно смотрела, пока каноэ не исчезло из вида за островом в гавани.
– Ну, – сказала она. – Я надеюсь, он знает, что говорит, когда дело касается акул.
Сэмьюэл опустил руку на бок лошади. Он видел, что Леда еще дрожит, но она на него не смотрела. Она обхватила себя за плечи и уставилась на воду, не моргая.
– Леда, – позвал он.
Она повернула голову, ее взгляд был светлым и чистым. Потом она посмотрела на пятна крови на его воротнике и лацканах. Ее вздох превратился в рыдания. Она отчаянно пыталась сдержать себя.
– Я не собираюсь плакать… Он сделал шаг и остановился.
– Все в порядке, – он стоял неподвижно, опираясь на экипаж.
Она с силой встряхнула головой.
– Я не буду! Это так… – громкое, прерывистое рыдание прервало ее слова. Ее волосы рассыпались по плечам, ярость в ней угасла, переходя в рыдания, которые сотрясали ее тело, в глубокую, давно сдерживаемую истерику.
– Я ненавижу… акул. Я не хочу, чтобы меня скармливали акулам!
– Акул больше нет, – сказал он. – Нет больше мечей.
– Но есть другое. Это была игра без правил – ваша битва на мечах. – Она сильно сцепила руки. – Это было нелепо. Почему ты должен был начинать бой сидя? У мистера Икено были все преимущества! А ты – с этой чудовищно нелепой саблей, что они тебе дали. Ты мог быть… тебя могли… – она потеряла голос, задыхаясь. – О, Сэмьюэл!
Леду охватывала такая дрожь, что колени подкашивались. Она схватила мужа за рукав, пряча лицо на его груди. Он гладил и обнимал ее, покачивая.
– Моя храбрая леди. Все хорошо. Моя храбрая девочка! Моя дорогая, храбрая леди!
Она плакала, уткнувшись в него. Он убаюкивал ее, держа на руках. Прижался к ней своей поврежденной щекой, чувствуя боль.
Ее дрожь начала утихать. Она стояла, опираясь на него.
– Я хотела бы придумать что-то убийственное для этих людей! – Она перевела дух и выпалила с гневом: – А завтра будет уже поздно! Я не понимаю, что тут смешного, почему ты улыбаешься?
– Не покидай меня, Леда! Никогда не уезжай от меня!
Она оттолкнула его от себя.
– Что за чепуху ты говоришь! Именно ты сделал все возможное, чтобы отправить меня отсюда! Если бы я не была человеком с характером, я бы уехала.
Леда отошла к коляске. Голос ее дрожал, платье и волосы были в беспорядке.
Он глубоко вздохнул. Пустое небо над ним, падение в пустоту – но он не собирался больше бороться с собой, истекать кровью, рассекать свое сердце на куски. Он намеревался иметь в жизни все, что ему так дорого.
– Ты не хочешь уехать? Ее голова гордо поднялась.
– Я никогда не желала уезжать, невозможный ты человек! Думаю, ты не в состоянии понять, как любой мужчина, если тебе сказать, что я полюбила тебя с той минуты, как ты поднял мне ножницы в салоне, когда еще там работала. Для тебя это ничего не значит, смею сказать, что ты это вообще забыл; мужчины, как известно, самые безответственные из всех существ, когда дело касается вещей, имеющих какие-либо последствия. Должна сказать, что из чисто женской скромности я не буду говорить о своих чувствах слишком много.
– Да? А если я хочу это услышать? Она вздернула подбородок и прищурилась, видя его неожиданную настойчивость.
– А что, если мне необходимо это услышать? – спросил он яростно. – Что, если мне необходимо просыпаться каждое утро и слышать, что ты меня любишь?
Его голос становился все громче:
– А что, если это, черт побери, много значит для меня?
Она вздохнула, уязвленная.
– Ты же сам говорил, что несдержанность – чрезвычайно недостойная манера для женщины.
– Что? – заорал он. – Если я, черт побери, хочу этого, Леда? Каждое утро. Ты любишь меня? Хочу это слышать!
Она уставилась на него. Он тяжело дышал, как будто сражался. Эхо от его слов пошло по воде и возвращалось снова и снова.
Леда облизала губы. Потом подобрала юбки, вытерла руками свои мокрые щеки. Ее нижняя юбка прошуршала, когда она влезала в экипаж. Она воткнула шпильки в волосы, закрутила их и сделала подобие прически.
– Ну тогда, сэр, – она бросила на него взгляд из-под ресниц, – будьте уверены, вы это еще услышите!
– Пожалуйста, – сказала она тихим голосом по-английски, – теперь мы можем отправиться домой?
Сэмьюэл окликнул Манало, тот сразу же поднял руку в знак согласия и спустился в каноэ. Когда Леда это увидела, она напряглась в объятиях мужа.
– Разве мы поедем на этом утлом суденышке? Он теснее прижал ее к себе.
– Тебе нечего бояться, акула ушла.
Она выпрямилась. Не глядя на Икено и Дожена, на людей на палубе, Леда с решительным выражением лица переступила через окровавленные циновки. У решетки она остановилась.
– Я бы хотела забрать брачный стол, мистер Дожен, если бы вы были так любезны доставить его к нам. Может быть, его можно починить, и другой меч занял бы место взамен… проглоченного.
Дожен и глазом не моргнул. Он поклонился и сказал:
– Я починю стол, миссис Самуа-сан. Всем доброго пути!
– Отлично. Я должна поблагодарить вас и мистера Манало за спасение. Как вы видите, мистер Джерард владел ситуацией, но ваша храбрость и добрая помощь вызывают нашу благодарность.
– Слишком много чести. – Дожен склонился в глубоком поклоне почтения. – Хорошая жена, Самуа-сан. Храни. Я уважаю ее. Она желает многое сделать для вас.
Сэмьюэл поразился. Эта похвала была превыше всего, что он когда-либо слышал от Дожена.
– А ты не едешь?
– Пошли Манало назад за мной. – Он криво улыбнулся. – Я привезу ваш брачный стол.
Сэмьюэл бросил взгляд на Икено и других.
– Я хочу показать этому дурному человеку, что он совсем спятил, думая, что я не японец, – сказал быстро Дожен.
Икено отстранился от перил, откуда он оглядывался окрест, и зарычал. Его оскал очень напомнил воинов с дьявольскими лицами на деревянных таблицах, как будто убийство приносило радость.
Злость на Дожена все еще сидела глубоко в крови Сэмьюэла, но сохранившиеся в нем привязанность и долг заставили его произнести:
– Нужна помощь?
Дожен провел рукой у лица с отрицательным жестом.
– Чйгаймазу. Что ты думаешь, маленький бака?
Сэмьюэл сбоку взглянул на его позу готовности к схватке. Улыбнулся саркастически:
– Олл райт, – сказал он по-английски. – Развлекайся.
Леда сидела напротив него в каноэ, напряженная, плотно прижав к телу руки и локти. Они достигли побережья без каких-либо угроз нападения акул.
Мальчик Шоджи, который общался с Сэмьюэлом, когда тот был на борту рыбачьей шхуны, – единственный, кто сообщил ему, что вокруг затаились люди Икено и Дожена, – стЬял, ожидая. Он пригнулся, чтобы помочь протащить каноэ через грязь побережья. Сэмьюэл, чьи хлопковые штаны прилипли к коленям, перебрался по грязи на сухое место, чтобы перенести Леду на руках. Она подобрала юбки, как будто выходила из экипажа на Парк-Лейн.
У Шоджи были лошади, привязанные к легкой коляске. Леда глядела, как они седлали одну из них. Она сама выглядела как бездомная уличная женщина, ее волосы падали на лицо, шляпа потеряна.
Сэмьюэлу хотелось подойти, чтобы обнять ее и держать крепко, прижав к себе. Но вместо этого он работал с Манало и мальчиком, скрывая неловкость, что нашла на него. Он кончил крепить пряжки и стоял, рассматривая все это.
Шоджи с беспокойством на него посмотрел, и он понял, что мальчик беспокоится о Дожене.
– С ним все в порядке, – бросил Сэмьюэл. – Остался наблюдать.
Шоджи молча скользнул на тропу среди кустов и исчез. Манало вернулся к каноэ. Когда Леда забеспокоилась о его безопасности, он только пожал плечами:
– Должен вернуться, подождать Дожена-сан.
– Но акула… Он ухмыльнулся:
– У Манало ничего хорошего. Акуле не понравится.
– Может, отведаешь виски? – пробормотал Сэмьюэл. – Напьешься в следующий раз, когда я покличу сюда акулу.
Ухмылка Манало угасла. Он бросил на Сэмьюэла тревожный взгляд.
– Позднее, брат, мы поговорим, – сказал Сэмьюэл, встряхнув головой.
У гавайца скривилось лицо, и он склонился над своими снастями.
– Может быть, Манало будет несколько дней ловить рыбу. – Он вскочил в лодку, подняв в воздух весло. – Алоха нуи!
Леда стояла и внимательно смотрела, пока каноэ не исчезло из вида за островом в гавани.
– Ну, – сказала она. – Я надеюсь, он знает, что говорит, когда дело касается акул.
Сэмьюэл опустил руку на бок лошади. Он видел, что Леда еще дрожит, но она на него не смотрела. Она обхватила себя за плечи и уставилась на воду, не моргая.
– Леда, – позвал он.
Она повернула голову, ее взгляд был светлым и чистым. Потом она посмотрела на пятна крови на его воротнике и лацканах. Ее вздох превратился в рыдания. Она отчаянно пыталась сдержать себя.
– Я не собираюсь плакать… Он сделал шаг и остановился.
– Все в порядке, – он стоял неподвижно, опираясь на экипаж.
Она с силой встряхнула головой.
– Я не буду! Это так… – громкое, прерывистое рыдание прервало ее слова. Ее волосы рассыпались по плечам, ярость в ней угасла, переходя в рыдания, которые сотрясали ее тело, в глубокую, давно сдерживаемую истерику.
– Я ненавижу… акул. Я не хочу, чтобы меня скармливали акулам!
– Акул больше нет, – сказал он. – Нет больше мечей.
– Но есть другое. Это была игра без правил – ваша битва на мечах. – Она сильно сцепила руки. – Это было нелепо. Почему ты должен был начинать бой сидя? У мистера Икено были все преимущества! А ты – с этой чудовищно нелепой саблей, что они тебе дали. Ты мог быть… тебя могли… – она потеряла голос, задыхаясь. – О, Сэмьюэл!
Леду охватывала такая дрожь, что колени подкашивались. Она схватила мужа за рукав, пряча лицо на его груди. Он гладил и обнимал ее, покачивая.
– Моя храбрая леди. Все хорошо. Моя храбрая девочка! Моя дорогая, храбрая леди!
Она плакала, уткнувшись в него. Он убаюкивал ее, держа на руках. Прижался к ней своей поврежденной щекой, чувствуя боль.
Ее дрожь начала утихать. Она стояла, опираясь на него.
– Я хотела бы придумать что-то убийственное для этих людей! – Она перевела дух и выпалила с гневом: – А завтра будет уже поздно! Я не понимаю, что тут смешного, почему ты улыбаешься?
– Не покидай меня, Леда! Никогда не уезжай от меня!
Она оттолкнула его от себя.
– Что за чепуху ты говоришь! Именно ты сделал все возможное, чтобы отправить меня отсюда! Если бы я не была человеком с характером, я бы уехала.
Леда отошла к коляске. Голос ее дрожал, платье и волосы были в беспорядке.
Он глубоко вздохнул. Пустое небо над ним, падение в пустоту – но он не собирался больше бороться с собой, истекать кровью, рассекать свое сердце на куски. Он намеревался иметь в жизни все, что ему так дорого.
– Ты не хочешь уехать? Ее голова гордо поднялась.
– Я никогда не желала уезжать, невозможный ты человек! Думаю, ты не в состоянии понять, как любой мужчина, если тебе сказать, что я полюбила тебя с той минуты, как ты поднял мне ножницы в салоне, когда еще там работала. Для тебя это ничего не значит, смею сказать, что ты это вообще забыл; мужчины, как известно, самые безответственные из всех существ, когда дело касается вещей, имеющих какие-либо последствия. Должна сказать, что из чисто женской скромности я не буду говорить о своих чувствах слишком много.
– Да? А если я хочу это услышать? Она вздернула подбородок и прищурилась, видя его неожиданную настойчивость.
– А что, если мне необходимо это услышать? – спросил он яростно. – Что, если мне необходимо просыпаться каждое утро и слышать, что ты меня любишь?
Его голос становился все громче:
– А что, если это, черт побери, много значит для меня?
Она вздохнула, уязвленная.
– Ты же сам говорил, что несдержанность – чрезвычайно недостойная манера для женщины.
– Что? – заорал он. – Если я, черт побери, хочу этого, Леда? Каждое утро. Ты любишь меня? Хочу это слышать!
Она уставилась на него. Он тяжело дышал, как будто сражался. Эхо от его слов пошло по воде и возвращалось снова и снова.
Леда облизала губы. Потом подобрала юбки, вытерла руками свои мокрые щеки. Ее нижняя юбка прошуршала, когда она влезала в экипаж. Она воткнула шпильки в волосы, закрутила их и сделала подобие прически.
– Ну тогда, сэр, – она бросила на него взгляд из-под ресниц, – будьте уверены, вы это еще услышите!
37
Леда чувствовала себя совершенно беспомощной и смущенной в большом доме. На Сэмьюэла не приходилось рассчитывать. Мистера Дожена не было, чтобы из деликатности завязать ленивую беседу. Садовники, казалось, все куда-то исчезли. Усадьба «Вздымающееся море» была покинута, с ее высокими белыми колоннами, освещенными послеполуденным солнцем и бросающими острые тени на ланаи.