Страница:
– Завтра противник будет искать новое место для прорыва. Нужно обмануть его, – объяснил он на совещании командования бригады.
В ночь на 6 октября бригада отошла в район Нарышкино – Первый Воин, оседлав шоссе Орел – Мценск. Катуков провел инструктаж командиров подразделений и приказал, чтобы к раннему утру позиции были готовы.
Отпустив командиров, он повернулся к Бойко:
– Люди вымотаны. Но черт его знает, когда Гудериан начнет. Подготовим оборону – тогда, может быть, выкроится часок-другой для отдыха. Направь работников политотдела в подразделения… Пусть разъяснят задачу.
За окном вдрут послышался нарастающий шум движущихся танков и почти сразу умолк. В избу стремительно вошел старший лейтенант Бурда.
– Вольно, вольно, – остановил его Катуков. – Сразу докладывайте. Впрочем, нет. Почему не отвечали на наши запросы?
– Рация вышла из строя.
– Ясно. Теперь все по порядку.
36 часов группа Бурды находилась в тылу врага, уничтожила 10 средних и легких танков, 2 тягача с противотанковыми орудиями, 5 автомашин с пехотой и около сотни вражеских солдат и офицеров.
– Вот и материал для бесед в подразделениях, – сказал Катуков, обратившись к Бойко. – Распорядись, пожалуйста.
Особую ценность представляли доставленные группой Бурды трофейные документы и пленные. Выяснилось, что вдоль шоссе Орел – Мценск противник намерен двинуть огромную армаду танков, артиллерии и мотопехоты: 24-й моторизованный корпус в составе двух танковых и одной моторизованной дивизий. Кроме того, в тыл формирующемуся 1-му гвардейскому корпусу двигалась еше одна танковая дивизия. Все эти войска по замыслам немецкого командования должны были через Мценск прорваться к Туле и выйти к Москве с южного направления.
Не успели подвести итоги разведки Бурды, как явился посыльный от Лелюшенко и доложил, что в распоряжение Катукова поступает дивизион противотанковой артиллерии. Это оказалось очень кстати.
План обороны нового рубежа Катуков со штабом разработал заранее, и сейчас подразделения расставлялись по своим местам. Новые позиции были очень удобны для обороны: высотки, откуда хорошо просматривалась местность, небольшие рощи, кустарники, стога сена давали возможность замаскировать танковые засады и орудия. Теперь Катуков внес коррективы в расстановку сил: увеличил разведку флангов, в помощь мотострелковому батальону, оседлавшему шоссе, направил танки Бурды – они стали шестью засадами на позициях мотострелков, определил позиции для прибывающих подразделений дп-визиона противотанковой артиллерии.
Ранним утром командование бригады собралось на КП комбрига. И почти сразу же начали поступать донесения о движении со стороны Орла крупных сил противника. Забравшись на большое дерево, командир 2-го танкового батальона капитан Рафтопуло докладывал о виденном в бинокль:
– Около ста танков, противотанковая артиллерия, много мотопехоты, автоматчики на мотоциклах…
Приблизившись, тенки противника открыли ураганный огонь по позициям мотострелкового батальона и противотанкового дивизиона. Ответным огнем некоторые вражеские машины были подожжены, но остальные упорно двигались вперед. Вскоре они ворвались в расположение мотострелков и начали утюжить их окопы.
В тяжелом положении оказалась минометная рота. На помощь ей из засады выскочила тридцатьчетверка под командованием лейтенанта Кукарина. Она подлетела почти вплотную к вражеским танкам, когда снаряд пробил ей гусеницу. Но экипаж не растерялся. Командир танка и радист стали подавать снаряды, а башенный стрелок Любушкин сполна проявил свое мастерство: три выстрела – и три вражеских танка объялись пламенем. Еще выстрел – и снова прямое попадание. Выскочивший из четвертого танка экипаж противника Любушкин расстрелял осколочным снарядом. Но тут вражеский снаряд попал в правый бок тридцатьчетверки и разорвался внутри ее. Едкий дым наполнил машину. «Снаряд!» – потребовал Любушкин и подбил еще один танк. Всего в этом бою Любушкин уничтожил девять танков противника.
Между тем положение мотострелкового батальона становилось все более тяжелым. Катуков направил на помощь ему четыре танка под командованием старшего лейтенанта Лавриненко. И снова началось то, что так тщательно отрабатывалось на учениях. Тридцатьчетверки выскочили из засад и открыли огонь по танкам противника. Со своего КП Катуков видел, как вспыхнули несколько вражеских машин. Другие в замешательстве стали пятиться. Тридцатьчетверки внезапно исчезли и через минуту вынырнули из другого укрытия. Ряд прицельных выстрелов – и вновь загорелись несколько вражеских машин. Такими вот стремительными, внезапными атаками танки Лавриненко уничтожили 15 танков противника. В конце концов прорыв был ликвидирован.
Меньшими, но все же внушительными силами противник пытался прорваться и в других местах обороны бригады, И каждый раз танковые засады, умелые действия мотострелков и артиллеристов срывали эти попытки.
Бригада больших потерь не понесла. Но люди предельно устали. И вдруг донесение: справа от шоссе Орел – Мценск сосредоточилось до 200 танков и большое количество мотопехоты противника.
– Вдвое больше, чем утром! – воскликнул Бойко.
– Да-а… – задумался Катуков. – Что ж, будем колдовать, а ты с работниками политотдела срочно в подразделения. И прошу: разъясни политработникам, чтобы говорили людям все, как есть. Ничто не действует так пагубно на бойцов, как сладенькая полуправда… А люди? Наши люди поймут.
«Колдовать! – мысленно передразнил себя Катуков. – А что можно наколдовать?» И все же штаб заработал вовсю: переставлялись некоторые танковые и артиллерийские засады, проверялась связь, усиливалась разведка флангов.
День клонился к концу, а артиллерия противника усилила огонь.
– Неужели под ночь начнут? Это что-то новое для немцев, – хмурился Кульвинский, обеспокоенный тем, что еще не все позиции готовы к бою.
В это время на КП вошел рослый артиллерист.
– Капитан Чумак, командир дивизиона гвардейских минометов, – представился он. – Приказано подбросить на вашем участке огоньку.
О «катюшах» Катуков, конечно, слышал, но видеть их ему не пришлось. И теперь он с разочарованием смотрел на установки: обычные грузовики с рядами поднятых вверх стальных рельсов – не вязалось это с рассказами об огромной разрушительной силе нового оружия. А тут еще Чумак вконец испортил впечатление.
– Мне приказано дать один залп, – сказал он. Но, очевидно, поняв состояние комбрига, усмехнувшись, заверил: – Не волнуйтесь. И этого хватит. Вот увидите, как «играет» «катюша», тогда поймете, что это такое.
Чумак нанес на свою карту район сосредоточения противника и обратился к Катукову:
– Надо предупредить людей на передовой. Грохот будет ужасный. Как бы это не вызвало паники.
Кульвинский направил в окопы посыльных. Чумак вывел установки на позицию и подал команду. Ослепительные всполохи пламени ярко осветили вечернее небо, раздался пронзительный свист, затем разразился страшный грохот, от которого задрожала земля.
Лощина была объята пламенем, оно ширилось и скоро превратилось в огромное море огня. Снизу доносились взрывы – рвались машины с боеприпасами. Катуков видел в бинокль, что многие машины, которые прямо не были задеты залпом, в беспорядке уходят. «Одного залпа маловато, – решил он. – Видимо, с боеприпасами для нового оружия еще туго».
– Через час можете посмотреть все на месте, – отвечая на рукопожатия, сказал Чумак. – А мне, товарищ полковник, нужно немедленно уводить установки. Так по инструкции.
Когда пламя над лощиной стало гаснуть, туда была послана разведка. Залп «катюш» оказался точным: десятки дымившихся танков, тягачей, автомашин, мотоциклов, множество трупов – в темноте все точно подсчитать было трудно.
Поздно ночью штаб подвел итоги дня. Двенадцать часов почти беспрерывно продолжался бой. Все атаки противника были отбиты. Он потерял 43 танка, 16 противотанковых орудий, до 500 солдат и офицеров. В бригаде было повреждено шесть танков, причем четыре из них были вскоре отремонтированы. Серьезно пострадал мотострелковый батальон. Он был отведен во второй эшелон бригады.
Танковый таран Гудериана явно дробился, ослабевал, но все же намного превосходил в силах 4-ю танковую бригаду. И снова Катуков решил, что оставаться на прежних позициях бригада не могла: противник теперь уже знал местность, и повторять на ней прежние приемы танковых засад было нельзя – эффект их резко снизился бы. В ночь на 7 октября бригада отошла на новый рубеж: Ильково – Головлево – Шеино.
Утром на КП Катукова приехал Лелюшенко. Он сказал, что разговаривал по ВЧ со Сталиным и тот высоко оценил действия бригады. Что и говорить: похвала Верховного Главнокомандующего обрадовала Катукова. Но она ко многому обязывала. И был миг, когда он с пробежавшим по спине холодком подумал: «Может быть, до сих пор просто везло?»
Лелюшенко привез и еще одну радостную весть: бригаде придавался полк пограничников под командованием полковника Пияшева. На подходе было также пополнение для мотострелкового батальона бригады. Катуков еще раз обдумал план расположения своих сил, укрепил многие участки за счет пограничников, расширил разведку, особенно на флангах.
Видимо, предшествовавшие три дня боев и особенно удар «катюш» произвели сильное впечатление на противника: 7 и 8 октября он особой активности не проявлял, лишь мелкими разведывательными группами пытался прощупать оборону бригады. Катуков приказал оказывать этим группам решительное сопротивление, но так, чтобы не обнаруживать расположение подразделений. Как и раньше, он имел целью ввести противника в заблуждение относительно противостоящих ему советских войск, заставить его нервничать. Нужны были также «языки». В этом деле прекрасно проявили себя пограничники. Ночью небольшими группами они пробирались к вражескому расположению, пускали в ход гранаты или кинжалы, захватывали пленных.
Замысел Катукова удавался. Пленные показывали, что командование противника считает, будто оно имеет дело с крупной танковой группировкой советских войск.
9 октября противник начал решительное наступление. С полсотни пикировщиков, включив сирены, с душераздирающим воем обрушивались на окопы, буквально засыпая их бомбами. Так было не раз и не два: четверть часа длилась вражеская авиационная подготовка. Но «обрабатывали» фашистские стервятники ложные окопы и траншеи.
Затем двинулись танки – около ста машин и мотопехота. Катуков быстро разгадал маневр противника: обойти позиции бригады с флангов и нанести главный удар слева через Шеино на Мценск. Танковые и артиллерийские засады сдерживали продвижение протпвника. Повсеместно возникали ожесточенные бои. Враг нес огромные потери. И все же его танки прорвались к Шеину. Здесь они натолкнулись на роту танков БТ-7 лейтенанта Самохина. Часть танков лейтенант зарыл в землю – их задача состояла в том, чтобы прицельно вести артиллерийский огонь по вражеским машинам. Полтора часа длилась танковая дуэль, один за другим вспыхивали танки противника. Однако, не считаясь с потерями, враг продолжал атаковать Шеино. На помощь Самохину Катуков направил три танка. Их атака оказалась столь неожиданной для противника и стремительной, что вражеские танки не успели даже развернуть орудия. Прямыми прицельными выстрелами сразу же было подожжено 11 немецких танков, остальные покинула поле боя и скрылись в лесу.
Атаки врага отбивались всюду, с большими для него потерями. Однако в 22 часа Катуков получил приказ Лелюшенко отойти на новый рубеж, так как противник сумел прорваться на другом участке обороны корпуса и ему грозило окружение.
Новый рубеж, по сути, – окраина Мценска. С утра 10 октября противник начал атаки на передний край обороны бригады, но на этот раз как-то необычно: вяло, без серьезного напора. И это при многократном превосходстве! Катуков сразу понял, что эти атаки – отвлекающие, а главный удар готовится где-то в другом месте, не на участке, оборонявшемся бригадой.
И действительно, сковывая бригаду по фронту, противник ворвался в Мценск с восточного направления. К Катукову непрерывно шли доклады – один тревожнее другого. По каждому из них давались конкретные ответы. Общий же их смысл сводился к одному: действовать так, чтобы противник не смел и предположить, будто советские войска собираются отойти.
– Активными действиями нужно так запутать противника, чтобы с наступлением темноты оторваться от него, отойти организованно, – разъяснил Катуков свой замысел Бойко и Кульвинскому. – Нам пока везет. Гудериан, по всему видно, продолжает считать, что имеет дело с крупными танковыми силами.
В городе не было сколько-нибудь четкой линии обороны. И тут с особой силой проявилась тактика танковых засад, боевая и психологическая подготовка бойцов и командиров к ведению самостоятельных боевых действий мелкими подразделениями.
Напор противника неуклонно наращивался. К середине дня противник подтянул крупные артиллерийские силы, начавшие массированный обстрел моста через реку Зуша. Вырваться через него теперь уже было нельзя. Бригада и приданные ей части оказались в окружении.
Оставался узкий железнодорожный мост. Но пройдут ли но нему машины? Уже сгущались сумерки, когда посланный на разведку заместитель политрука Завалишин доложил, что он на своей тридцатьчетверке прошел по мосту. Но радость тут же сменилась тревогой. Завалишин видел на противоположном берегу движение войск. Чьих – он не разобрал. С его танка соскочила гусеница, и он бегом вернулся обратно, чтобы доложить о том, что успел разведать.
В тех конкретных условиях нельзя было исключать и возможность переправы противника на другой берег Зуши. Наконец выяснилось, что на другом берегу занимают оборону советские войска.
Вскоре началось то, что потом в бригаде называли переходом через «чертов мост». Убедившись, что части и подразделения стягиваются к мосту в установленном порядке, Катуков собрал штабных работников и приказал:
– Независимо от званий и должностей в колонну по два – становись! Приготовить гранаты!
До моста было относительно большое расстояние. И штабная колонна должна была быть готовой принять бой. Катуков разъяснил, что на работников штаба возлагается поддержание порядка на перенраве.
Сразу начались неурядицы. Доски настила выдерживали орудия и автомашины, но расползались. Артиллерийские битюги проваливались в щели, ломали ноги, падали; образовывались заторы. Лошадей приходилось пристреливать и сбрасывать в реку. В щелях застревали колеса орудий и автомашин, бойцы и работники штаба тащили их на руках. И все же переправа шла.
Вдруг дождь неожиданно прекратился. Тучи быстро расползлись, и полная луна ярко осветила местность. Противник сразу же обнаружил переправу и открыл по мосту артиллерийский огонь. Снаряды рвались все ближе. Вскоре к артиллерийскому огню прибавился автоматный: вражеские автоматчики засели в станционных помещениях.
Решение пришло почти мгновенно. Катуков приказал командиру стоявшего рядом тапка сержанту Капотову скрытно прорваться к вокзалу, выбить оттуда автоматчиков и поджечь несколько деревянных зданий.
Вскоре автоматные очереди прекратились, а затем у вокзала вспыхнул пожар. Положение сразу изменилось. Ослепленные пламенем, вражеские артиллеристы уже не могли вести прицельный огонь. Переправа пошла полным ходом. Танки подходили к мосту, продолжая отстреливаться от наседавшего противника. Многие тащили на прицепе подбитые боевые машины или грузовики: Катуков приказал ничего годного врагу не оставлять.
С первыми машинами переправились на другой берег Катуков и Бойко. Насквозь промокшие и продрогшие, они только сейчас почувствовали, какого нервного напряжения стоила им переправа бригады. После войны Катуков отметил в своих мемуарах: «Тем, кому удалось остаться в живых, переправа через железнодорожный мост, наверно, запомнилась навсегда. Недаром танкисты прозвали этот мост „чертовым“.
На правом берегу Зуши заняла оборону 13-я армия. Подходили и другие соединения. Фронт, преградивший путь врагу к Москве, начал стабилизироваться. 4-я танковая бригада была отведена во второй эшелон 50-й армии.
Утром 12 октября Катукова вызвал к телефону Федоренко.
– Ну, спасибо! – радостно заговорил он, ответив на приветствие. – Вы хоть толком знаете, с какими силами противника дрались?
– Знаю.
– Видимо, не все. Лучшие свои соединения Гудерин против вашей бригады бросил. Тут у нас один из большого начальства сказал, что у вас полководческий зуб прорезался… Если бы даже несколько танковых дивизий так потрепали группу Гудериана, то и это было бы большим успехом. А тут бригада!
Федоренко говорил дольше обычного, что-то, видимо, хотел сказать конкретное, но так и не сказал.
Вечером смысл недомолвок Федоренко прояснился. Радио передало Указ Президиума Верховного Совета СССР «О награждении орденами и медалями начальствующего и рядового состава танковых войск Красной Армии». Диктор перечислил фамилии 32 воинов 4-й танковой бригады. Катуков и Бойко были награждены орденами Ленина. Затем был объявлен отдельный Указ о присвоении звания Героя Советского Союза сержанту Ивану Тимофеевичу Любушкину. Награжденных поздравляли, качали. Смущенный Любушкнн краснел и растерянно повторял:
– Почему мне одному, все воевали…
Да, воины 4-й танковой бригады имели все основания для ликования. Прибыли они на Орловское направление, когда врагу удалось прорвать оборону советских войск. Танковые соединения Гудериана двигались тогда по 80–90 километров в день. Бригада сбила этот темп до 7 километров. А ведь противник все время имел многократное превосходство, в отдельные дни в десять и более раз. Каждый километр продвижения давался противнику ценой огромных потерь. Впоследствии Гудериан признал в своих мемуарах, что из-за тяжелых потерь «исчезли перспективы на быстрый и непрерывный успех». И в этом немалая заслуга воинов 4-й танковой бригады.
Бои под Орлом и Мценском с особой силой выявили незаурядные командирские способности Катукова. Да, прав был тот большой начальник, о котором говорил Федоренко, отметивший, что у Катукова «прорезался полководческий зуб». Удачно это выражение или нет, но смысл его, безусловно, правилен.
16 октября Катукова вызвали в штаб 50-й армии. «С Вами будет говорить по ВЧ Верховный Главнокомандующий», – объявили ему. Поздоровавшись, Сталин спросил о боеспособности бригады. К этому вопросу Катуков был, разумеется, готов и, как-то сразу успокоившись, кратко доложил о главном: бригада готова к новым боям. Верховный Главнокомандующий, видимо, довольный ответом, приказал как можно быстрее прибыть бригаде в район Кубинки.
…Волоколамское направление! Как часто упоминалось оно в сводках Совинформбюро во время битвы под Москвой! Именно на Волоколамском направлении противнику удалось вбить наиболее острый клин в оборону советских войск и выйти на ближние подступы к Москве. Здесь стала насмерть стяжавшая себе вскоре легендарную славу 16-я армия под командованием генерал-лейтенанта К. К. Рокоссовского. В ее состав была включена и 4-я танковая бригада.
6 ноября к КП Катукова подъехала легковая машина в сопровождении броневика. Из машины вышел Рокоссовский.
– Вольно! – остановил он кинувшегося навстречу Катукова и обнял его. – Здорово, Катуков! Давненько не виделись, ну пойдем к тебе, расскажешь, что ты там натворил с Гудерианом.
За импровизированным ужином Катуков рассказал о бригаде, о том, как она готовится к боям и как воевала. Рокоссовский обрисовал обстановку в районе 16-й армии.
– Превосходство противника, особенно в танках, многократное. Тут как раз будет очень полезен твой опыт боев под Орлом… Попробуй обобщить, – предложил Рокоссовский, – в виде памятки или инструкции, что ли.
– У меня есть кое-что. Начал еще в Сталинграде. – Катуков вынул из походного сейфа папку и передал ее Рокоссовскому.
– «Инструкция танкистам по борьбе с танками, артиллерией и пехотой противника», – прочитал Рокоссовский и стал бегло просматривать брошюру. – Интересно… Как раз то… Тут и танковые засады, атаки на максимальной скорости… Интересно, очень интересно… Очень правильно о разведке: в подвижных формах боя она должна простираться на десятки километров…
Разговор с Рокоссовским приятно взволновал Катукова. Перелистывая только что одобренную Рокоссовским инструкцию, Катуков почувствовал облегчение. «Какой из меня теоретик!» – бывало, сомневался он, работая над инструкцией. В то же время он чувствовал потребность обобщать боевой опыт, извлекать из него наиболее эффективное, имеющее перспективу. Оценка Рокоссовского укрепила эту потребность.
Радовали и интерес, с каким расспрашивал Рокоссовский о боях бригады под Орлом, и высокая оценка его, Катукова, решений и действий в этих боях. Это ощущение ничего общего не имело с чувством удовлетворенного тщеславия. Катуков всегда был далек и от тщеславия, и от благодушной удовлетворенности достигнутым. Все было проще: мнение столь талантливого военачальника подтверждало, что он, Катуков, стоит на правильном пути в своих исканиях. Это и радовало.
Уезжая, Рокоссовский сказал:
– Ближайшая твоя задача – удар по Скирманово. Главное мы сейчас обговорили. Приказ получишь позже.
Ближайшая задача была не из легких. Плацдарм с населенными пунктами Скирманово, Козлово, Марьино клином врезался в полосу обороны 16-й армии. Здесь была сосредоточена 2-я немецкая танковая дивизия, подтягивались другие силы. Разведкой было установлено, что противник намеревается нанести удар с этого плацдарма с тем, чтобы окружить и уничтожить 16-ю армию. Срезать образовавшийся клин и тем самым сорвать замысел противника – такую задачу поставил Рокоссовский перед 4-й танковой бригадой и другими расположенными здесь соединениями.
Вскоре пришел приказ, согласно которому части 16-й армии утром 12 ноября должны были начать бои за овладение более удобным рубежом обороны, в том числе и указанным плацдармом.
Днем 11 ноября Катуков и Кульвинский приехали к начальнику штаба армии генерал-майору С. М. Малинину для согласования вопросов взаимодействия в предстоящих боях.
– Дела потом, – загадочно улыбаясь, сказал Малинин. – Вы, я вижу, ничего не знаете?.. Ну тогда читайте. – Малинин протянул Катукову «Правду».
На первой полосе газеты было опубликовано постановление СНК СССР от 10 ноября 1941 года о присвоении Катукову звания генерал-майора танковых войск.
– Вот так, уже день в генералах ходите. Поздравляю!
В это время в дверях появился Рокоссовский.
– Поздравили? – спросил он. – Но это еще не все. Вот, читай.
Это был документ, который нужно привести здесь полностью.
– В танковых войсках ваша бригада первой удостоена такой чести, – сказал Рокоссовский. – По такому случаю ей надо бы дать дня два на отдых… Но увы! Завтра ваша бригада должна на деле показать, что такое танкисты-гвардейцы.
И все-таки праздник в бригаде был. В подразделениях прошли короткие митинги. «Оправдать высокую честь!», «Бить врага по-гвардейскн!» – говорили выступавшие на митингах бойцы и командиры.
В ночь на 6 октября бригада отошла в район Нарышкино – Первый Воин, оседлав шоссе Орел – Мценск. Катуков провел инструктаж командиров подразделений и приказал, чтобы к раннему утру позиции были готовы.
Отпустив командиров, он повернулся к Бойко:
– Люди вымотаны. Но черт его знает, когда Гудериан начнет. Подготовим оборону – тогда, может быть, выкроится часок-другой для отдыха. Направь работников политотдела в подразделения… Пусть разъяснят задачу.
За окном вдрут послышался нарастающий шум движущихся танков и почти сразу умолк. В избу стремительно вошел старший лейтенант Бурда.
– Вольно, вольно, – остановил его Катуков. – Сразу докладывайте. Впрочем, нет. Почему не отвечали на наши запросы?
– Рация вышла из строя.
– Ясно. Теперь все по порядку.
36 часов группа Бурды находилась в тылу врага, уничтожила 10 средних и легких танков, 2 тягача с противотанковыми орудиями, 5 автомашин с пехотой и около сотни вражеских солдат и офицеров.
– Вот и материал для бесед в подразделениях, – сказал Катуков, обратившись к Бойко. – Распорядись, пожалуйста.
Особую ценность представляли доставленные группой Бурды трофейные документы и пленные. Выяснилось, что вдоль шоссе Орел – Мценск противник намерен двинуть огромную армаду танков, артиллерии и мотопехоты: 24-й моторизованный корпус в составе двух танковых и одной моторизованной дивизий. Кроме того, в тыл формирующемуся 1-му гвардейскому корпусу двигалась еше одна танковая дивизия. Все эти войска по замыслам немецкого командования должны были через Мценск прорваться к Туле и выйти к Москве с южного направления.
Не успели подвести итоги разведки Бурды, как явился посыльный от Лелюшенко и доложил, что в распоряжение Катукова поступает дивизион противотанковой артиллерии. Это оказалось очень кстати.
План обороны нового рубежа Катуков со штабом разработал заранее, и сейчас подразделения расставлялись по своим местам. Новые позиции были очень удобны для обороны: высотки, откуда хорошо просматривалась местность, небольшие рощи, кустарники, стога сена давали возможность замаскировать танковые засады и орудия. Теперь Катуков внес коррективы в расстановку сил: увеличил разведку флангов, в помощь мотострелковому батальону, оседлавшему шоссе, направил танки Бурды – они стали шестью засадами на позициях мотострелков, определил позиции для прибывающих подразделений дп-визиона противотанковой артиллерии.
Ранним утром командование бригады собралось на КП комбрига. И почти сразу же начали поступать донесения о движении со стороны Орла крупных сил противника. Забравшись на большое дерево, командир 2-го танкового батальона капитан Рафтопуло докладывал о виденном в бинокль:
– Около ста танков, противотанковая артиллерия, много мотопехоты, автоматчики на мотоциклах…
Приблизившись, тенки противника открыли ураганный огонь по позициям мотострелкового батальона и противотанкового дивизиона. Ответным огнем некоторые вражеские машины были подожжены, но остальные упорно двигались вперед. Вскоре они ворвались в расположение мотострелков и начали утюжить их окопы.
В тяжелом положении оказалась минометная рота. На помощь ей из засады выскочила тридцатьчетверка под командованием лейтенанта Кукарина. Она подлетела почти вплотную к вражеским танкам, когда снаряд пробил ей гусеницу. Но экипаж не растерялся. Командир танка и радист стали подавать снаряды, а башенный стрелок Любушкин сполна проявил свое мастерство: три выстрела – и три вражеских танка объялись пламенем. Еще выстрел – и снова прямое попадание. Выскочивший из четвертого танка экипаж противника Любушкин расстрелял осколочным снарядом. Но тут вражеский снаряд попал в правый бок тридцатьчетверки и разорвался внутри ее. Едкий дым наполнил машину. «Снаряд!» – потребовал Любушкин и подбил еще один танк. Всего в этом бою Любушкин уничтожил девять танков противника.
Между тем положение мотострелкового батальона становилось все более тяжелым. Катуков направил на помощь ему четыре танка под командованием старшего лейтенанта Лавриненко. И снова началось то, что так тщательно отрабатывалось на учениях. Тридцатьчетверки выскочили из засад и открыли огонь по танкам противника. Со своего КП Катуков видел, как вспыхнули несколько вражеских машин. Другие в замешательстве стали пятиться. Тридцатьчетверки внезапно исчезли и через минуту вынырнули из другого укрытия. Ряд прицельных выстрелов – и вновь загорелись несколько вражеских машин. Такими вот стремительными, внезапными атаками танки Лавриненко уничтожили 15 танков противника. В конце концов прорыв был ликвидирован.
Меньшими, но все же внушительными силами противник пытался прорваться и в других местах обороны бригады, И каждый раз танковые засады, умелые действия мотострелков и артиллеристов срывали эти попытки.
Бригада больших потерь не понесла. Но люди предельно устали. И вдруг донесение: справа от шоссе Орел – Мценск сосредоточилось до 200 танков и большое количество мотопехоты противника.
– Вдвое больше, чем утром! – воскликнул Бойко.
– Да-а… – задумался Катуков. – Что ж, будем колдовать, а ты с работниками политотдела срочно в подразделения. И прошу: разъясни политработникам, чтобы говорили людям все, как есть. Ничто не действует так пагубно на бойцов, как сладенькая полуправда… А люди? Наши люди поймут.
«Колдовать! – мысленно передразнил себя Катуков. – А что можно наколдовать?» И все же штаб заработал вовсю: переставлялись некоторые танковые и артиллерийские засады, проверялась связь, усиливалась разведка флангов.
День клонился к концу, а артиллерия противника усилила огонь.
– Неужели под ночь начнут? Это что-то новое для немцев, – хмурился Кульвинский, обеспокоенный тем, что еще не все позиции готовы к бою.
В это время на КП вошел рослый артиллерист.
– Капитан Чумак, командир дивизиона гвардейских минометов, – представился он. – Приказано подбросить на вашем участке огоньку.
О «катюшах» Катуков, конечно, слышал, но видеть их ему не пришлось. И теперь он с разочарованием смотрел на установки: обычные грузовики с рядами поднятых вверх стальных рельсов – не вязалось это с рассказами об огромной разрушительной силе нового оружия. А тут еще Чумак вконец испортил впечатление.
– Мне приказано дать один залп, – сказал он. Но, очевидно, поняв состояние комбрига, усмехнувшись, заверил: – Не волнуйтесь. И этого хватит. Вот увидите, как «играет» «катюша», тогда поймете, что это такое.
Чумак нанес на свою карту район сосредоточения противника и обратился к Катукову:
– Надо предупредить людей на передовой. Грохот будет ужасный. Как бы это не вызвало паники.
Кульвинский направил в окопы посыльных. Чумак вывел установки на позицию и подал команду. Ослепительные всполохи пламени ярко осветили вечернее небо, раздался пронзительный свист, затем разразился страшный грохот, от которого задрожала земля.
Лощина была объята пламенем, оно ширилось и скоро превратилось в огромное море огня. Снизу доносились взрывы – рвались машины с боеприпасами. Катуков видел в бинокль, что многие машины, которые прямо не были задеты залпом, в беспорядке уходят. «Одного залпа маловато, – решил он. – Видимо, с боеприпасами для нового оружия еще туго».
– Через час можете посмотреть все на месте, – отвечая на рукопожатия, сказал Чумак. – А мне, товарищ полковник, нужно немедленно уводить установки. Так по инструкции.
Когда пламя над лощиной стало гаснуть, туда была послана разведка. Залп «катюш» оказался точным: десятки дымившихся танков, тягачей, автомашин, мотоциклов, множество трупов – в темноте все точно подсчитать было трудно.
Поздно ночью штаб подвел итоги дня. Двенадцать часов почти беспрерывно продолжался бой. Все атаки противника были отбиты. Он потерял 43 танка, 16 противотанковых орудий, до 500 солдат и офицеров. В бригаде было повреждено шесть танков, причем четыре из них были вскоре отремонтированы. Серьезно пострадал мотострелковый батальон. Он был отведен во второй эшелон бригады.
Танковый таран Гудериана явно дробился, ослабевал, но все же намного превосходил в силах 4-ю танковую бригаду. И снова Катуков решил, что оставаться на прежних позициях бригада не могла: противник теперь уже знал местность, и повторять на ней прежние приемы танковых засад было нельзя – эффект их резко снизился бы. В ночь на 7 октября бригада отошла на новый рубеж: Ильково – Головлево – Шеино.
Утром на КП Катукова приехал Лелюшенко. Он сказал, что разговаривал по ВЧ со Сталиным и тот высоко оценил действия бригады. Что и говорить: похвала Верховного Главнокомандующего обрадовала Катукова. Но она ко многому обязывала. И был миг, когда он с пробежавшим по спине холодком подумал: «Может быть, до сих пор просто везло?»
Лелюшенко привез и еще одну радостную весть: бригаде придавался полк пограничников под командованием полковника Пияшева. На подходе было также пополнение для мотострелкового батальона бригады. Катуков еще раз обдумал план расположения своих сил, укрепил многие участки за счет пограничников, расширил разведку, особенно на флангах.
Видимо, предшествовавшие три дня боев и особенно удар «катюш» произвели сильное впечатление на противника: 7 и 8 октября он особой активности не проявлял, лишь мелкими разведывательными группами пытался прощупать оборону бригады. Катуков приказал оказывать этим группам решительное сопротивление, но так, чтобы не обнаруживать расположение подразделений. Как и раньше, он имел целью ввести противника в заблуждение относительно противостоящих ему советских войск, заставить его нервничать. Нужны были также «языки». В этом деле прекрасно проявили себя пограничники. Ночью небольшими группами они пробирались к вражескому расположению, пускали в ход гранаты или кинжалы, захватывали пленных.
Замысел Катукова удавался. Пленные показывали, что командование противника считает, будто оно имеет дело с крупной танковой группировкой советских войск.
9 октября противник начал решительное наступление. С полсотни пикировщиков, включив сирены, с душераздирающим воем обрушивались на окопы, буквально засыпая их бомбами. Так было не раз и не два: четверть часа длилась вражеская авиационная подготовка. Но «обрабатывали» фашистские стервятники ложные окопы и траншеи.
Затем двинулись танки – около ста машин и мотопехота. Катуков быстро разгадал маневр противника: обойти позиции бригады с флангов и нанести главный удар слева через Шеино на Мценск. Танковые и артиллерийские засады сдерживали продвижение протпвника. Повсеместно возникали ожесточенные бои. Враг нес огромные потери. И все же его танки прорвались к Шеину. Здесь они натолкнулись на роту танков БТ-7 лейтенанта Самохина. Часть танков лейтенант зарыл в землю – их задача состояла в том, чтобы прицельно вести артиллерийский огонь по вражеским машинам. Полтора часа длилась танковая дуэль, один за другим вспыхивали танки противника. Однако, не считаясь с потерями, враг продолжал атаковать Шеино. На помощь Самохину Катуков направил три танка. Их атака оказалась столь неожиданной для противника и стремительной, что вражеские танки не успели даже развернуть орудия. Прямыми прицельными выстрелами сразу же было подожжено 11 немецких танков, остальные покинула поле боя и скрылись в лесу.
Атаки врага отбивались всюду, с большими для него потерями. Однако в 22 часа Катуков получил приказ Лелюшенко отойти на новый рубеж, так как противник сумел прорваться на другом участке обороны корпуса и ему грозило окружение.
Новый рубеж, по сути, – окраина Мценска. С утра 10 октября противник начал атаки на передний край обороны бригады, но на этот раз как-то необычно: вяло, без серьезного напора. И это при многократном превосходстве! Катуков сразу понял, что эти атаки – отвлекающие, а главный удар готовится где-то в другом месте, не на участке, оборонявшемся бригадой.
И действительно, сковывая бригаду по фронту, противник ворвался в Мценск с восточного направления. К Катукову непрерывно шли доклады – один тревожнее другого. По каждому из них давались конкретные ответы. Общий же их смысл сводился к одному: действовать так, чтобы противник не смел и предположить, будто советские войска собираются отойти.
– Активными действиями нужно так запутать противника, чтобы с наступлением темноты оторваться от него, отойти организованно, – разъяснил Катуков свой замысел Бойко и Кульвинскому. – Нам пока везет. Гудериан, по всему видно, продолжает считать, что имеет дело с крупными танковыми силами.
В городе не было сколько-нибудь четкой линии обороны. И тут с особой силой проявилась тактика танковых засад, боевая и психологическая подготовка бойцов и командиров к ведению самостоятельных боевых действий мелкими подразделениями.
Напор противника неуклонно наращивался. К середине дня противник подтянул крупные артиллерийские силы, начавшие массированный обстрел моста через реку Зуша. Вырваться через него теперь уже было нельзя. Бригада и приданные ей части оказались в окружении.
Оставался узкий железнодорожный мост. Но пройдут ли но нему машины? Уже сгущались сумерки, когда посланный на разведку заместитель политрука Завалишин доложил, что он на своей тридцатьчетверке прошел по мосту. Но радость тут же сменилась тревогой. Завалишин видел на противоположном берегу движение войск. Чьих – он не разобрал. С его танка соскочила гусеница, и он бегом вернулся обратно, чтобы доложить о том, что успел разведать.
В тех конкретных условиях нельзя было исключать и возможность переправы противника на другой берег Зуши. Наконец выяснилось, что на другом берегу занимают оборону советские войска.
Вскоре началось то, что потом в бригаде называли переходом через «чертов мост». Убедившись, что части и подразделения стягиваются к мосту в установленном порядке, Катуков собрал штабных работников и приказал:
– Независимо от званий и должностей в колонну по два – становись! Приготовить гранаты!
До моста было относительно большое расстояние. И штабная колонна должна была быть готовой принять бой. Катуков разъяснил, что на работников штаба возлагается поддержание порядка на перенраве.
Сразу начались неурядицы. Доски настила выдерживали орудия и автомашины, но расползались. Артиллерийские битюги проваливались в щели, ломали ноги, падали; образовывались заторы. Лошадей приходилось пристреливать и сбрасывать в реку. В щелях застревали колеса орудий и автомашин, бойцы и работники штаба тащили их на руках. И все же переправа шла.
Вдруг дождь неожиданно прекратился. Тучи быстро расползлись, и полная луна ярко осветила местность. Противник сразу же обнаружил переправу и открыл по мосту артиллерийский огонь. Снаряды рвались все ближе. Вскоре к артиллерийскому огню прибавился автоматный: вражеские автоматчики засели в станционных помещениях.
Решение пришло почти мгновенно. Катуков приказал командиру стоявшего рядом тапка сержанту Капотову скрытно прорваться к вокзалу, выбить оттуда автоматчиков и поджечь несколько деревянных зданий.
Вскоре автоматные очереди прекратились, а затем у вокзала вспыхнул пожар. Положение сразу изменилось. Ослепленные пламенем, вражеские артиллеристы уже не могли вести прицельный огонь. Переправа пошла полным ходом. Танки подходили к мосту, продолжая отстреливаться от наседавшего противника. Многие тащили на прицепе подбитые боевые машины или грузовики: Катуков приказал ничего годного врагу не оставлять.
С первыми машинами переправились на другой берег Катуков и Бойко. Насквозь промокшие и продрогшие, они только сейчас почувствовали, какого нервного напряжения стоила им переправа бригады. После войны Катуков отметил в своих мемуарах: «Тем, кому удалось остаться в живых, переправа через железнодорожный мост, наверно, запомнилась навсегда. Недаром танкисты прозвали этот мост „чертовым“.
На правом берегу Зуши заняла оборону 13-я армия. Подходили и другие соединения. Фронт, преградивший путь врагу к Москве, начал стабилизироваться. 4-я танковая бригада была отведена во второй эшелон 50-й армии.
Утром 12 октября Катукова вызвал к телефону Федоренко.
– Ну, спасибо! – радостно заговорил он, ответив на приветствие. – Вы хоть толком знаете, с какими силами противника дрались?
– Знаю.
– Видимо, не все. Лучшие свои соединения Гудерин против вашей бригады бросил. Тут у нас один из большого начальства сказал, что у вас полководческий зуб прорезался… Если бы даже несколько танковых дивизий так потрепали группу Гудериана, то и это было бы большим успехом. А тут бригада!
Федоренко говорил дольше обычного, что-то, видимо, хотел сказать конкретное, но так и не сказал.
Вечером смысл недомолвок Федоренко прояснился. Радио передало Указ Президиума Верховного Совета СССР «О награждении орденами и медалями начальствующего и рядового состава танковых войск Красной Армии». Диктор перечислил фамилии 32 воинов 4-й танковой бригады. Катуков и Бойко были награждены орденами Ленина. Затем был объявлен отдельный Указ о присвоении звания Героя Советского Союза сержанту Ивану Тимофеевичу Любушкину. Награжденных поздравляли, качали. Смущенный Любушкнн краснел и растерянно повторял:
– Почему мне одному, все воевали…
Да, воины 4-й танковой бригады имели все основания для ликования. Прибыли они на Орловское направление, когда врагу удалось прорвать оборону советских войск. Танковые соединения Гудериана двигались тогда по 80–90 километров в день. Бригада сбила этот темп до 7 километров. А ведь противник все время имел многократное превосходство, в отдельные дни в десять и более раз. Каждый километр продвижения давался противнику ценой огромных потерь. Впоследствии Гудериан признал в своих мемуарах, что из-за тяжелых потерь «исчезли перспективы на быстрый и непрерывный успех». И в этом немалая заслуга воинов 4-й танковой бригады.
Бои под Орлом и Мценском с особой силой выявили незаурядные командирские способности Катукова. Да, прав был тот большой начальник, о котором говорил Федоренко, отметивший, что у Катукова «прорезался полководческий зуб». Удачно это выражение или нет, но смысл его, безусловно, правилен.
16 октября Катукова вызвали в штаб 50-й армии. «С Вами будет говорить по ВЧ Верховный Главнокомандующий», – объявили ему. Поздоровавшись, Сталин спросил о боеспособности бригады. К этому вопросу Катуков был, разумеется, готов и, как-то сразу успокоившись, кратко доложил о главном: бригада готова к новым боям. Верховный Главнокомандующий, видимо, довольный ответом, приказал как можно быстрее прибыть бригаде в район Кубинки.
…Волоколамское направление! Как часто упоминалось оно в сводках Совинформбюро во время битвы под Москвой! Именно на Волоколамском направлении противнику удалось вбить наиболее острый клин в оборону советских войск и выйти на ближние подступы к Москве. Здесь стала насмерть стяжавшая себе вскоре легендарную славу 16-я армия под командованием генерал-лейтенанта К. К. Рокоссовского. В ее состав была включена и 4-я танковая бригада.
6 ноября к КП Катукова подъехала легковая машина в сопровождении броневика. Из машины вышел Рокоссовский.
– Вольно! – остановил он кинувшегося навстречу Катукова и обнял его. – Здорово, Катуков! Давненько не виделись, ну пойдем к тебе, расскажешь, что ты там натворил с Гудерианом.
За импровизированным ужином Катуков рассказал о бригаде, о том, как она готовится к боям и как воевала. Рокоссовский обрисовал обстановку в районе 16-й армии.
– Превосходство противника, особенно в танках, многократное. Тут как раз будет очень полезен твой опыт боев под Орлом… Попробуй обобщить, – предложил Рокоссовский, – в виде памятки или инструкции, что ли.
– У меня есть кое-что. Начал еще в Сталинграде. – Катуков вынул из походного сейфа папку и передал ее Рокоссовскому.
– «Инструкция танкистам по борьбе с танками, артиллерией и пехотой противника», – прочитал Рокоссовский и стал бегло просматривать брошюру. – Интересно… Как раз то… Тут и танковые засады, атаки на максимальной скорости… Интересно, очень интересно… Очень правильно о разведке: в подвижных формах боя она должна простираться на десятки километров…
Разговор с Рокоссовским приятно взволновал Катукова. Перелистывая только что одобренную Рокоссовским инструкцию, Катуков почувствовал облегчение. «Какой из меня теоретик!» – бывало, сомневался он, работая над инструкцией. В то же время он чувствовал потребность обобщать боевой опыт, извлекать из него наиболее эффективное, имеющее перспективу. Оценка Рокоссовского укрепила эту потребность.
Радовали и интерес, с каким расспрашивал Рокоссовский о боях бригады под Орлом, и высокая оценка его, Катукова, решений и действий в этих боях. Это ощущение ничего общего не имело с чувством удовлетворенного тщеславия. Катуков всегда был далек и от тщеславия, и от благодушной удовлетворенности достигнутым. Все было проще: мнение столь талантливого военачальника подтверждало, что он, Катуков, стоит на правильном пути в своих исканиях. Это и радовало.
Уезжая, Рокоссовский сказал:
– Ближайшая твоя задача – удар по Скирманово. Главное мы сейчас обговорили. Приказ получишь позже.
Ближайшая задача была не из легких. Плацдарм с населенными пунктами Скирманово, Козлово, Марьино клином врезался в полосу обороны 16-й армии. Здесь была сосредоточена 2-я немецкая танковая дивизия, подтягивались другие силы. Разведкой было установлено, что противник намеревается нанести удар с этого плацдарма с тем, чтобы окружить и уничтожить 16-ю армию. Срезать образовавшийся клин и тем самым сорвать замысел противника – такую задачу поставил Рокоссовский перед 4-й танковой бригадой и другими расположенными здесь соединениями.
Вскоре пришел приказ, согласно которому части 16-й армии утром 12 ноября должны были начать бои за овладение более удобным рубежом обороны, в том числе и указанным плацдармом.
Днем 11 ноября Катуков и Кульвинский приехали к начальнику штаба армии генерал-майору С. М. Малинину для согласования вопросов взаимодействия в предстоящих боях.
– Дела потом, – загадочно улыбаясь, сказал Малинин. – Вы, я вижу, ничего не знаете?.. Ну тогда читайте. – Малинин протянул Катукову «Правду».
На первой полосе газеты было опубликовано постановление СНК СССР от 10 ноября 1941 года о присвоении Катукову звания генерал-майора танковых войск.
– Вот так, уже день в генералах ходите. Поздравляю!
В это время в дверях появился Рокоссовский.
– Поздравили? – спросил он. – Но это еще не все. Вот, читай.
Это был документ, который нужно привести здесь полностью.
«ВСЕМ ФРОНТАМ, АРМИЯМ, ТАНКОВЫМ ДИВИЗИЯМ И БРИГАДАМ.И снова поздравления, объятия, рукопожатия. Но на войне на радость времени отведено мало.
ПРИКАЗ
НАРОДНОГО КОМИССАРА ОБОРОНЫ СССР
11 ноября 1941 г. № 337 г. Москва
О переименовании 4-й танковой бригады в 1-ю гвардейскую танковую бригаду
4-я танковая бригада отважными и умелыми боевыми действиями с 4.10 по 11.10, несмотря на значительное численное превосходство противника, нанесла ему тяжелые потери и выполнила поставленные перед бригадой задачи прикрытия сосредоточения наших войск.
Две фашистские танковые дивизии и одна мотодивизия были остановлены и понесли огромные потери от славных бойцов и командиров 4-й танковой бригады.
В результате ожесточенных боев бригады с 3-й и 4-й танковыми дивизиями и мотодивизией противника фашисты потеряли 133 танка, 49 орудий, 8 самолетов, 15 тягачей с боеприпасами, до полка пехоты, 6 минометов и другие средства вооружения. Потери 4-й танковой бригады исчислялись единицами.
Отличные действия бригады и ее успех объясняются тем, что:
1. Бригадой велась беспрерывная боевая разведка.
2. Осуществлялось полное взаимодействие танков с мотопехотой и артиллерией.
3. Правильно были применены и использованы танки, сочетая засады с действиями ударной группы.
4. Личный состав действовал храбро и слаженно.
Боевые действия 4-й танковой бригады должны служить примером для частей Красной Армии в освободительной войне с фашистскими захватчиками.
П р и к а з ы в а ю:
1. За отважные и умелые боевые действия 4-ю танковую бригаду именовать: «1-я гвардейская танковая бригада».
2. Командиру 1-й гвардейской танковой бригады генерал-майору Катукову представить к правительственной награде наиболее отличившихся бойцов и командиров.
3. Начальнику ГАБТУ и Начальнику ГАУ пополнить 1-ю гвардейскую танковую бригаду материальной частью боевых машин и вооружением до полного штата.
Народный комиссар обороны Союза ССР
И. Сталин
Начальник Генерального штаба Красной Армии Маршал Советского Союза
Б. Шапошников».
– В танковых войсках ваша бригада первой удостоена такой чести, – сказал Рокоссовский. – По такому случаю ей надо бы дать дня два на отдых… Но увы! Завтра ваша бригада должна на деле показать, что такое танкисты-гвардейцы.
И все-таки праздник в бригаде был. В подразделениях прошли короткие митинги. «Оправдать высокую честь!», «Бить врага по-гвардейскн!» – говорили выступавшие на митингах бойцы и командиры.