Страница:
— Значит, на Нью-Хэнфорд вы попали оттуда? — сказал Поуп, прерывая затянувшееся молчание.
— На следующий год военная ситуация ухудшилась, — ответил я. — Призывать начали уже не раз в полгода, а каждый месяц. Сверхтяжи имеют ограниченное применение в военных целях — главным образом сто четырнадцатый. Но почти все обогатительные заводы были уже запущеаы. Инженеры в моем бараке не сомневались, что их вот-вот призовут. Затем меня перевели на Нью-Хэнфорд, и больше я никого из них не видел… — Про себя я пожелал моим давним товарищам удачи, где бы они теперь ни находились.
Поуп бросил ложку на поднос и сунул руку в карман за трубкой.
— Типичная история, Крэтчит, — сказал он, насыпая в чашечку табак из свернутого кожаного кисета. — Война, боюсь, всех нас обездолила. У меня жена и двое детей, а я здесь — собираю для них это чудовище…
Поуп умолк, потому что по коридору прогремели бегущие ноги — патруль. В дверях вырос сержант и навел на нас лучевой пистолет.
— Доктор Поуп…
Поуп помахал листком, который дал ему Арбор.
— Все, по-моему, нормально, — сказал он и разжег трубку.
Каракули Арбора произвели желаемое действие:
— Да, сэр, — ответил сержант, возвращая листок, — Только не потеряйте его, сэр!
Он выбежал за дверь и топот постепенно затих дальше по коридору.
Появление патруля вернуло меня к действительности: все наши жизни висят на волоске, а Поупа словно бы ничего, кроме моего прошлого, не занимает!
— Доктор Поуп, вы, кажется, сказали, что у вас есть некоторые предположения, кто мог похитить антивещество?..
Поуп задумчиво выпустил облачко сизого дыма.
— А… да, что-то такое я вроде бы сказал. А знаете, Крэтчит, война, которую ведет Альянс, не слишком-то популярна. Немалое число людей считает, что эти двенадцать колоний… ведь их уже двенадцать, если не ошибаюсь?.. что они имеют право на независимость, имеют право сами определять свою судьбу…
Я невольно обвел взглядом пустые столики. Разговор не слишком обычный в царстве военных. И особенно на Нью-Хэнфорде. А уж если его заводит научный директор проекта-то и подавно.
Мое тревожное смущение вызвало у Поупа улыбку.
— Будет вам, Крэтчит! Конечно, тут всюду вмонтированы микрофончики, но генерал все это слышал от меня и раньше. Я ведь просто излагаю факты. С конца двадцатого века прошло более тысячи лет. Хотя не отрицаю, генерал Арбор может послужить неплохим призраком кого-нибудь из воротил тогдашнего военно-промышленного комплекса. Несколько осовремененным, конечно.
В тот момент я не понял подтекста его слов, но мне была известна его привычка прибегать ко всяким историческим и литературным параллелям. Во всяком случае, легче мне от них отнюдь не стало. А вдруг Поуп проверяет, насколько я лоялен?
— Послушайте, доктор, — сказал я, — конечно, меня не так уж огорчает, что я не на фронте, но в войну я верю и верю в то, чем мы тут занимаемся.
Вранье, естественно, и я не сомневался, что Поуп отлично это понимает, но что мне оставалось? Тем более если Арбор нас подслушивает.
Изо рта Поупа вырвался бесформенный клуб дыма.
— Ничего иного я и не предполагал, Крэтчит. Я имел в виду лишь то, что у нас здесь, на Нью-Хэнфорде собрано свыше двух с половиной тысяч совершенно разных индивидов, относящихся к Альянсу каждый по-своему. — И вновь проницательные серые глаза словно заглянули мне в самую душу. — Не кажется ли вам, что среди них кто-то может искренне верить, что то, чем мы занимаемся, противоречит всем принципам морали и этики?
Я отвел глаза.
— Да, конечно, — пробормотал я. — Во всяком случае, один такой нашелся — тот, кто похитил антивещество из сектора Б.
— Я ведь говорю не о тайном агенте колоний или диверсанте, подосланном со специальным заданием, а совсем о другом.
Он словно умышленно истолковал мои слова неверно.
— Послушайте, — возразил я, — конечно, это, может быть, и шпион, но также и анархист, или пацифистфанатик… я в таких вещах не очень разбираюсь. О чем мы все-таки разговариваем, доктор? Что, собственно, вы хотите доказать?
Поуп помолчал, но я, казалось, чувствовал, как его взгляд сверлит мой мозг.
— Знаете, Крэтчит, — сказал он затем, — люди ведь выбирают профессию по самым странным порой причинам…
Еще один непонятный вольт непонятного человека. Я поднял на него глаза.
— Что вы подразумеваете, доктор?
Он вынул трубку изо рта и несколько секунд следил за струйкой дыма, завивающейся над мундштуком.
— Возьмите к примеру меня. В юности я увлекся физикой из-за… возможно, вам это покажется курьезным… из-за поэзии, в ней заложенной. В начальной школе — вообще-то на редкость унылом учебном заведении — меня, как сейчас помню, поразила музыка этой науки. Частицы со всей их необычностью, их красота. Восьмискладчатый Путь, проблемы симметрии. Пять Лепестков Единого Измерения — гребень топологии… Точно колдовской язык, на котором беседуют с богами. И я стал физиком. Возможно, это была ошибка.
— Вы показали себя в физике не так уж плохо?
Худое лицо погрустнело.
— Это только видимость, Крэтчит. А правда в том, что я кое-чего нахватался, обладая способностью организовывать и направлять работу других. Я куда больше критик, чем творец! Если я и добавил что-то к сумме наших знаний, то просто вынуждая других — подлинных новаторов — использовать свой талант в полную меру, подхлестывая их интеллектуально.
Говорил он как будто с глубокой искренностью, но я не мог понять, для чего он говорит это мне — и сейчас.
— Доктор, вами все восхищаются, — сказал я от души.
Вновь наступило длительное молчание: Поуп задумался о чем-то своем. Наконец он сказал:
— Если я и окажусь этого достоин, то не благодаря физике.
Он взглянул на свои часы, и по его губам скользнула легкая улыбка.
— Быть может, этот момент и наступил, — сказал он. — Крэтчит, не прогуляться ли нам немножко?
Он уже встал и выбил пепел из трубки в пустую тарелку.
— Где? — спросил я с удивлением.
— Идемте, идемте, Крэтчит, — ответил Поуп. — Небольшая разминка поможет нам собраться с мыслями.
Я вышел следом за ним в коридор, и мы повернули в направлении тренировочного сектора. Ныо-Хэнфордне самое уютное место, даже когда кругом снуют люди. Но теперь после объявления тревоги, когда коридоры и служебные помещения были пусты, меня невольно пробирала дрожь. Я ни на секунду не мог забыть, что где-то в лабиринте, окружающем нас, полном призрачных отзвуков, прячется готовый на все человек, который держит жизнь всех нас в руке, направляющей шар. Я шагал рядом с Поупом, слушал глухое постукивание наших каблуков и пытался представить себе, какая «идея» им движет.
На пересечении двух коридоров нас остановил бледный как мел часовой. Поуп протянул ему листок, и он пропустил нас в полном молчании. Я до сих пор помню, какое юное и испуганное лицо было у этого часового.
Тренировочный сектор занимает значительную часть Нью-Хзнфорда. Там рабочие проходили обучение на безопасных моделях, точно повторяющих весь процесс производства, только без антивещества и ядерных источников энергии. Преподавание велось в трех аудиториях с амфитеатрами сидений. Мы прошли мимо внушительных двойных дверей. На одной висело объявление о завтрашней лекции: "13.30: страховочные системы, профилактика и проверка".
Дальше тянулись двери экзаменационных комнат и лабораторий, где проводились регулярные проверки физического состояния персонала с обязательной сдачей на анализ крови и мочи. Все было заперто, везде царила мертвая тишина.
Поуп ускорил шаг, словно точно зная, куда и зачем он идет. Мы не обменялись ни словом, после того как вышли из столовой. Наконец я не выдержал и спросил громким шепотом:
— Доктор, сказали бы вы мне, что у вас на уме!
Он поднял руку, делая мне знак замолчать, и остановился перед дверью тренировочного комплекса, где персонал отрабатывал процедуру аварийной эвакуации. Как почти все обитатели Нью-Хэнфорда, я ненавидел это место.
Поуп взглянул направо и налево. Он достал кольцо с магнитными ключами, отпер дверь и втолкнул меня в непроницаемую темноту — сумрак, к которому глаза постепенно привыкли, смоляной мрак, где слышалось слабое гудение аппаратуры. Я стоял, мокрый от пота, а перед зами у меня плясали голубоватые искры. Раздался щелчок — это Поуп закрыл за собой дверь.
Вспыхнули плафоны, на мгновение меня ослепив.
— Добрый вечер, Ричард, — сказал кто-то.
— Добрый вечер, Нельс, — услышал я голос Поупа. — Как вы?
Мой взгляд сфокусировался на невысокой плотной фигуре в двух шагах передо мной. Смуглое лицо… математик Нельс Мехта.
— Я устал, Ричард, — сказал он. — Невыносимо устал.
Мехта был без пиджака: нашейный шарф развязан, рукава рубашки закатаны. А рядом с ним… Глаза у меня полезли на лоб. Рядом с ним в амортизированной левитационной люльке покоилось стальное яйцо, которое снес Нью-Хэнфорд. Крошка Тим.
— Микрофон и камеру вы обезвредили? — спросил Поуп почти обычным небрежным тоном.
Мехта кивнул.
— Инфракрасный канал замкнут на петлю видеозаписи пустого помещения. — Он кивнул на меня. — Крэтчита вы прихватили для поднятия тяжестей?
Я поглядел на Поупа, потом снова на Мехту. Уж не знаю, какое выражение застыло у меня на лице.
— Вот именно, — сказал Поуп. — Думаю, втроем мы как-нибудь справимся. А ваше мнение, Крэтчит?
Губы у меня шевелились, но я был не в силах произнести ни звука.
Поуп подошел к кинетрансу и встал у зияющего люка аппарата.
— Знаете, Крэтчит, это очень интересная штука. У нас их на Нью-Хэнфорде сотни, но, как это часто бывает с созданиями рук человеческих, мы, в сущности, понятия не имеем о тех физических законах, которые управляют их действием. — Он погладил ячейки генератора над открытой камерой. — Нам известно, что кинетранс разлагает материю — людей, машины и так далее, — преобразует в закодированный луч энергии, а затем мгновенно синтезирует их в запрограммированном пункте. Мгновенно, Крэтчит! Переданные лучом часы не уходят вперед и не отстают ни на долю секунды — вопреки многим возлюбленным предположениям о том, как функционирует Вселенная. Луч не пронизывает пространcтво между двумя пунктами, а предсказуемо возникает в заданой точке. Существует немало теорий о том, куда девается луч, когда он покидает передатчик и возникает в приемнике. Например… Но тут мне придется прибегнуть к божественомму языку, про который я упоминал: он распространяется по горизонту измерения. А это своего рода грань между… — рука Поупа описала дугу, — всей этой Вселенной, то есть всем тем, что мы знаем, и… чем-то еще. Иными словами, луч проходит свкозь грань симметрии. А это, словно причесывание волос на бильярдном шаре, непостижимо, если только не применить золотой гребень топологии…
— Короче говоря, — перебил его Мехта, — по-моему, нам следует поторопиться.
— Сейчас, Нельс. Видите ли, Крэтчит, весь этот год велись определенные исследования. Мы не знали твердо, что произойдет, если мы попытаемся транспортировать с помощью кинетранса антивещество. Мы провели опыт в прошлом месяце с микросфероидами. Магнитный генератор прибыл в целости и сохранности с действующим полем. Но антивещество исчезло. Бесследно. Мы полагаем, что оно осталось в… в чем-то еще, про которое я сейчас упомянул. Возможно, это вселенная, состоящая из антивещества, где вещество — такая же редкость, как у нас антивещество. — Поуп развел руками. — Мы не знаем. И быть может, никогда не узнаем.
— Ричард…
Поуп кивнул.
— Нельс прав, Крэтчит. Время крайне важно. Так вы поможете нам избавиться от этой дряни?
Я был так ошеломлен, что утратил способность думать, и только беспомощно махнул рукой в сторону левитационной люльки и ее чудовищного груза.
— Из… избавиться от бомбы?..
Поуп заглянул в камеру.
— Вот именно. Больше ничего не потребуется. Доктор Мехта, как я вижу, уже загрузил туда все сырье, включая 300 миллиграммов из сектора Б. Ну-ка, Крэтчит, подсобите! — Он уже шел к стальному яйцу. — Эта штука очень тяжела даже в левитаторе.
Я ошарашенно пошел за ним и послушно повел люльку к камере.
— Стоп! Так, пожалуй, хорошо, — сказал Поуп. — А теперь попробуем все втроем…
Я почувствовал, как адское творение запрыгало в левитационном поле, когда мы взялись за него.
— По счету «три», — скомандовал Мехта. — Раз, два, три.
Бомба соскользнула с поля в люк, громко звякнув.
— Отлично, — сказал Поуп. — И особого труда не потребовалось. А теперь, Нельс, предоставляем вам честь…
Мехта наклонился над контрольной панелью кинетранса.
По-видимому, мое лицо все еще хранило нелепое выражение. Во всяком случае Поуп положил руку мне на плечо.
— Ну-ну, Крэтчит! — произнес он мягко. — Я понимаю: профессиональная гордость инженера и все такое прочее. А эта бомбочка конструктивно была очень даже неплоха. Но не забывайте, мы же можем собрать еще одну года за три.
Кинетранс уже громко гудел — ячейки генератора включились на максимум. Мехта стоял рядом с аппаратом, положив правую ладонь на включающий рычаг.
— Ричард…
— Нажмите, Нельс, уже пора.
Мехта прижал левую ладонь ко лбу. Смуглая кожа собралась в болезненные морщины.
— Ричард, по-моему… Арбор, очевидно…
Поуп успел подхватить его на руки. Мехта слепо пытался схватить рычаг, который выскользнул из его пальцев.
— Нет, старина…дайте мне… отправить эту…
Он успел взяться за рычаг, но тут же его тело обмякло и повисло на руке Поупа.
— Что случилось? — еле выговорил я.
— Стирающий импульс, — ответил Поуп. — Он уничтожил запись личности. Я надеялся, что генерал не станет так торопиться.
Я потрясение уставился на безжизненное тело Мехты.
— Запись личности… Так значит… значит, доктор Мехта был андроид?
Худое лицо Поупа совсем обострилось.
— Да. Нельс Мехта умер два года назад на Седьмой Антареса. Запись его личности поместили в эту физическую копию. Генерал, разумеется, знал об этом. Мне удалось убедить его, что специализированные знания доктора Мехты нам абсолютно необходимы, и он дал согласие, чтобы я выписал копию сюда для участия в работе над проектом… Крэтчит, подержите его, пожалуйста.
Поуп переложил неподвижную фигуру мне на руки. Трудно было поверить, что это остывающее тело никогда не было по-настоящему живым.
— Генерал, видимо, близок к панике, — сказал Поуп. — Несомненно, он уже знает, что бомба исчезла. И знает, что Нельса у него в комнате нет. Стирающий импульс — мера, к которой он прибегнул от отчаяния, на всякий случай. — Поуп обхватил кисть Мехты, все еще сжимавшую пусковой рычаг кинетранса. — Ну, Крэтчит, кончаем! — Он нажал на рычаг.
Раздался легкий треск.
Я поглядел в камеру. Она была пуста. Поуп отключил генераторы и гул затих.
— Ну вот, — сказал Поуп. — Нельса мы оставим тут. Дайте я вам помогу.
Вдвоем мы опустили тело на пол и прислонили к аппарату. Его правая рука все еще сжимала пусковой рычаг.
— Вполне убедительно, — заметил Поуп. — Генерал вотвот явится. Тем не менее нам следует доложить ему… — Он поглядел на меня, а потом на безжизненное тело. — Такой чудесный человек, Крэтчит. Блестящий мыслитель, но не только: он принадлежал к тем по-настоящему хорошим людям, каких мне выпало счастье узнать.
Поуп сунул руку во внутренний карман и извлек трубку. Я с недоумением смотрел, как он спокойно уминает табак в чашечке — как будто кончил читать лекцию перед завороженными студентами.
— Кстати, Крэтчит, — сказал он сквозь первый клуб дыма, — вы, конечно, знаете, что отвечать генералу, когда он начнет вас допрашивать о случавшемся.
Я еще не собрался с мыслями, но ответил сразу:
— Я доложу ему, что доктор Мехта нажал на рычаг до того, как мы успели его остановить.
— Вот именно. У меня есть сыворотка на случай, если генерал сочтет нужным прибегнуть к наркодопросу, но, думаю, до этого не дойдет. Насторожить его может лишь одно: каким образом Нельс сумел в одиночку ввести бомбу в камеру. Однако генерал прекрасно знает, что у человека в отчаянном положении включаются все запасы сил. Не сомневаюсь, что он в конце концов придет именно к такому выводу.
Как ни ошеломили меня события последней четверти часа, на душе у меня было на редкость хорошо. Загадка доктора Ричарда Поупа немного прояснилась, но одно оставалось мне непонятным.
— Откуда вы знали, доктор? — спросил я невольно.
— Что именно, Крэтчит?
Я улыбнулся.
— Откуда вы знали, что я буду вам помогать?
Поуп ухмыльнулся и выпустил кольцо дыма.
— Я же говорил вам, что обладаю способностью будить в людях самое лучшее. — Он поглядел на часы. — А знаете, Крэтчит, если не ошибаюсь, пришло время обмениваться праздничными поздравлениями!
— Счастливого рождества, сэр! — ответил я.
Я знал, что нас с Поупом ждут не такие уж приятные часы в обществе генерала Арбора. Но кроме того, я знал, что мы сумеем выйти сухими из воды. И Поуп, если ему не найдут замены, начнет сборку новой бомбы для Альянса. А я? Скорее всего я, как и раньше, буду следить за процессом изготовления компонентов для нового чудовища под бдительным надзором генерала. Ведь в это рождественское утро мы всего лишь обеспечили человечеству еще три года, чтобы оно успело повзрослеть. Но во мне крепло убеждение, что этих трех лет окажется достаточно. Поуп направился к голофону, чтобы связаться с кабинетом генерала, а во мне заполыхала радость, какой я не испытывал уже давным-давно.
"Триста световых лет от родной планеты, — думал я. — И Крэтчит, инженер, винтик военной машины, внес свою посильную лепту в дело мира. Вернее, помог другим внести ее".
И мне почудилось, что вокруг меня в это рождественское утро собрались призраки. Мой отец с колорадской елкой на плече… Изо рта у него вырывается белый пар. И Джергинс, контрабандой провезший елку на Дриволд… От стопки с коньяком в его руке отражается звездный свет. И Блай, лилипут с Мирной Некко. И Нельс Мехта… С улыбкой на усталом лице.
"Настанет день, и с войной будет покончено, — сказал я им мысленно. — А пока: счастливого вам рождества!"
"…Нам будет нелегко сохранять наше сознание свободным от предубеждений и сохранять его ясным, а также сохранять ощущение красоты, и способность творить ее, и редкое умение видеть ее в самом далеком, непривычном и чуждом. Нам будет нелегко, всем нам, сохранять и поддерживать все это в огромном, широком, пронизанном ветрами мире. Но тогда мы сумеем помочь, потому что сохраним способность любить друг друга".
Роберт Оппенгеймер
ДЖОЗЕФ ГРИН РЕАКЦИЯ ЕНОТА
— На следующий год военная ситуация ухудшилась, — ответил я. — Призывать начали уже не раз в полгода, а каждый месяц. Сверхтяжи имеют ограниченное применение в военных целях — главным образом сто четырнадцатый. Но почти все обогатительные заводы были уже запущеаы. Инженеры в моем бараке не сомневались, что их вот-вот призовут. Затем меня перевели на Нью-Хэнфорд, и больше я никого из них не видел… — Про себя я пожелал моим давним товарищам удачи, где бы они теперь ни находились.
Поуп бросил ложку на поднос и сунул руку в карман за трубкой.
— Типичная история, Крэтчит, — сказал он, насыпая в чашечку табак из свернутого кожаного кисета. — Война, боюсь, всех нас обездолила. У меня жена и двое детей, а я здесь — собираю для них это чудовище…
Поуп умолк, потому что по коридору прогремели бегущие ноги — патруль. В дверях вырос сержант и навел на нас лучевой пистолет.
— Доктор Поуп…
Поуп помахал листком, который дал ему Арбор.
— Все, по-моему, нормально, — сказал он и разжег трубку.
Каракули Арбора произвели желаемое действие:
— Да, сэр, — ответил сержант, возвращая листок, — Только не потеряйте его, сэр!
Он выбежал за дверь и топот постепенно затих дальше по коридору.
Появление патруля вернуло меня к действительности: все наши жизни висят на волоске, а Поупа словно бы ничего, кроме моего прошлого, не занимает!
— Доктор Поуп, вы, кажется, сказали, что у вас есть некоторые предположения, кто мог похитить антивещество?..
Поуп задумчиво выпустил облачко сизого дыма.
— А… да, что-то такое я вроде бы сказал. А знаете, Крэтчит, война, которую ведет Альянс, не слишком-то популярна. Немалое число людей считает, что эти двенадцать колоний… ведь их уже двенадцать, если не ошибаюсь?.. что они имеют право на независимость, имеют право сами определять свою судьбу…
Я невольно обвел взглядом пустые столики. Разговор не слишком обычный в царстве военных. И особенно на Нью-Хэнфорде. А уж если его заводит научный директор проекта-то и подавно.
Мое тревожное смущение вызвало у Поупа улыбку.
— Будет вам, Крэтчит! Конечно, тут всюду вмонтированы микрофончики, но генерал все это слышал от меня и раньше. Я ведь просто излагаю факты. С конца двадцатого века прошло более тысячи лет. Хотя не отрицаю, генерал Арбор может послужить неплохим призраком кого-нибудь из воротил тогдашнего военно-промышленного комплекса. Несколько осовремененным, конечно.
В тот момент я не понял подтекста его слов, но мне была известна его привычка прибегать ко всяким историческим и литературным параллелям. Во всяком случае, легче мне от них отнюдь не стало. А вдруг Поуп проверяет, насколько я лоялен?
— Послушайте, доктор, — сказал я, — конечно, меня не так уж огорчает, что я не на фронте, но в войну я верю и верю в то, чем мы тут занимаемся.
Вранье, естественно, и я не сомневался, что Поуп отлично это понимает, но что мне оставалось? Тем более если Арбор нас подслушивает.
Изо рта Поупа вырвался бесформенный клуб дыма.
— Ничего иного я и не предполагал, Крэтчит. Я имел в виду лишь то, что у нас здесь, на Нью-Хэнфорде собрано свыше двух с половиной тысяч совершенно разных индивидов, относящихся к Альянсу каждый по-своему. — И вновь проницательные серые глаза словно заглянули мне в самую душу. — Не кажется ли вам, что среди них кто-то может искренне верить, что то, чем мы занимаемся, противоречит всем принципам морали и этики?
Я отвел глаза.
— Да, конечно, — пробормотал я. — Во всяком случае, один такой нашелся — тот, кто похитил антивещество из сектора Б.
— Я ведь говорю не о тайном агенте колоний или диверсанте, подосланном со специальным заданием, а совсем о другом.
Он словно умышленно истолковал мои слова неверно.
— Послушайте, — возразил я, — конечно, это, может быть, и шпион, но также и анархист, или пацифистфанатик… я в таких вещах не очень разбираюсь. О чем мы все-таки разговариваем, доктор? Что, собственно, вы хотите доказать?
Поуп помолчал, но я, казалось, чувствовал, как его взгляд сверлит мой мозг.
— Знаете, Крэтчит, — сказал он затем, — люди ведь выбирают профессию по самым странным порой причинам…
Еще один непонятный вольт непонятного человека. Я поднял на него глаза.
— Что вы подразумеваете, доктор?
Он вынул трубку изо рта и несколько секунд следил за струйкой дыма, завивающейся над мундштуком.
— Возьмите к примеру меня. В юности я увлекся физикой из-за… возможно, вам это покажется курьезным… из-за поэзии, в ней заложенной. В начальной школе — вообще-то на редкость унылом учебном заведении — меня, как сейчас помню, поразила музыка этой науки. Частицы со всей их необычностью, их красота. Восьмискладчатый Путь, проблемы симметрии. Пять Лепестков Единого Измерения — гребень топологии… Точно колдовской язык, на котором беседуют с богами. И я стал физиком. Возможно, это была ошибка.
— Вы показали себя в физике не так уж плохо?
Худое лицо погрустнело.
— Это только видимость, Крэтчит. А правда в том, что я кое-чего нахватался, обладая способностью организовывать и направлять работу других. Я куда больше критик, чем творец! Если я и добавил что-то к сумме наших знаний, то просто вынуждая других — подлинных новаторов — использовать свой талант в полную меру, подхлестывая их интеллектуально.
Говорил он как будто с глубокой искренностью, но я не мог понять, для чего он говорит это мне — и сейчас.
— Доктор, вами все восхищаются, — сказал я от души.
Вновь наступило длительное молчание: Поуп задумался о чем-то своем. Наконец он сказал:
— Если я и окажусь этого достоин, то не благодаря физике.
Он взглянул на свои часы, и по его губам скользнула легкая улыбка.
— Быть может, этот момент и наступил, — сказал он. — Крэтчит, не прогуляться ли нам немножко?
Он уже встал и выбил пепел из трубки в пустую тарелку.
— Где? — спросил я с удивлением.
— Идемте, идемте, Крэтчит, — ответил Поуп. — Небольшая разминка поможет нам собраться с мыслями.
Я вышел следом за ним в коридор, и мы повернули в направлении тренировочного сектора. Ныо-Хэнфордне самое уютное место, даже когда кругом снуют люди. Но теперь после объявления тревоги, когда коридоры и служебные помещения были пусты, меня невольно пробирала дрожь. Я ни на секунду не мог забыть, что где-то в лабиринте, окружающем нас, полном призрачных отзвуков, прячется готовый на все человек, который держит жизнь всех нас в руке, направляющей шар. Я шагал рядом с Поупом, слушал глухое постукивание наших каблуков и пытался представить себе, какая «идея» им движет.
На пересечении двух коридоров нас остановил бледный как мел часовой. Поуп протянул ему листок, и он пропустил нас в полном молчании. Я до сих пор помню, какое юное и испуганное лицо было у этого часового.
Тренировочный сектор занимает значительную часть Нью-Хзнфорда. Там рабочие проходили обучение на безопасных моделях, точно повторяющих весь процесс производства, только без антивещества и ядерных источников энергии. Преподавание велось в трех аудиториях с амфитеатрами сидений. Мы прошли мимо внушительных двойных дверей. На одной висело объявление о завтрашней лекции: "13.30: страховочные системы, профилактика и проверка".
Дальше тянулись двери экзаменационных комнат и лабораторий, где проводились регулярные проверки физического состояния персонала с обязательной сдачей на анализ крови и мочи. Все было заперто, везде царила мертвая тишина.
Поуп ускорил шаг, словно точно зная, куда и зачем он идет. Мы не обменялись ни словом, после того как вышли из столовой. Наконец я не выдержал и спросил громким шепотом:
— Доктор, сказали бы вы мне, что у вас на уме!
Он поднял руку, делая мне знак замолчать, и остановился перед дверью тренировочного комплекса, где персонал отрабатывал процедуру аварийной эвакуации. Как почти все обитатели Нью-Хэнфорда, я ненавидел это место.
Поуп взглянул направо и налево. Он достал кольцо с магнитными ключами, отпер дверь и втолкнул меня в непроницаемую темноту — сумрак, к которому глаза постепенно привыкли, смоляной мрак, где слышалось слабое гудение аппаратуры. Я стоял, мокрый от пота, а перед зами у меня плясали голубоватые искры. Раздался щелчок — это Поуп закрыл за собой дверь.
Вспыхнули плафоны, на мгновение меня ослепив.
— Добрый вечер, Ричард, — сказал кто-то.
— Добрый вечер, Нельс, — услышал я голос Поупа. — Как вы?
Мой взгляд сфокусировался на невысокой плотной фигуре в двух шагах передо мной. Смуглое лицо… математик Нельс Мехта.
— Я устал, Ричард, — сказал он. — Невыносимо устал.
Мехта был без пиджака: нашейный шарф развязан, рукава рубашки закатаны. А рядом с ним… Глаза у меня полезли на лоб. Рядом с ним в амортизированной левитационной люльке покоилось стальное яйцо, которое снес Нью-Хэнфорд. Крошка Тим.
— Микрофон и камеру вы обезвредили? — спросил Поуп почти обычным небрежным тоном.
Мехта кивнул.
— Инфракрасный канал замкнут на петлю видеозаписи пустого помещения. — Он кивнул на меня. — Крэтчита вы прихватили для поднятия тяжестей?
Я поглядел на Поупа, потом снова на Мехту. Уж не знаю, какое выражение застыло у меня на лице.
— Вот именно, — сказал Поуп. — Думаю, втроем мы как-нибудь справимся. А ваше мнение, Крэтчит?
Губы у меня шевелились, но я был не в силах произнести ни звука.
Поуп подошел к кинетрансу и встал у зияющего люка аппарата.
— Знаете, Крэтчит, это очень интересная штука. У нас их на Нью-Хэнфорде сотни, но, как это часто бывает с созданиями рук человеческих, мы, в сущности, понятия не имеем о тех физических законах, которые управляют их действием. — Он погладил ячейки генератора над открытой камерой. — Нам известно, что кинетранс разлагает материю — людей, машины и так далее, — преобразует в закодированный луч энергии, а затем мгновенно синтезирует их в запрограммированном пункте. Мгновенно, Крэтчит! Переданные лучом часы не уходят вперед и не отстают ни на долю секунды — вопреки многим возлюбленным предположениям о том, как функционирует Вселенная. Луч не пронизывает пространcтво между двумя пунктами, а предсказуемо возникает в заданой точке. Существует немало теорий о том, куда девается луч, когда он покидает передатчик и возникает в приемнике. Например… Но тут мне придется прибегнуть к божественомму языку, про который я упоминал: он распространяется по горизонту измерения. А это своего рода грань между… — рука Поупа описала дугу, — всей этой Вселенной, то есть всем тем, что мы знаем, и… чем-то еще. Иными словами, луч проходит свкозь грань симметрии. А это, словно причесывание волос на бильярдном шаре, непостижимо, если только не применить золотой гребень топологии…
— Короче говоря, — перебил его Мехта, — по-моему, нам следует поторопиться.
— Сейчас, Нельс. Видите ли, Крэтчит, весь этот год велись определенные исследования. Мы не знали твердо, что произойдет, если мы попытаемся транспортировать с помощью кинетранса антивещество. Мы провели опыт в прошлом месяце с микросфероидами. Магнитный генератор прибыл в целости и сохранности с действующим полем. Но антивещество исчезло. Бесследно. Мы полагаем, что оно осталось в… в чем-то еще, про которое я сейчас упомянул. Возможно, это вселенная, состоящая из антивещества, где вещество — такая же редкость, как у нас антивещество. — Поуп развел руками. — Мы не знаем. И быть может, никогда не узнаем.
— Ричард…
Поуп кивнул.
— Нельс прав, Крэтчит. Время крайне важно. Так вы поможете нам избавиться от этой дряни?
Я был так ошеломлен, что утратил способность думать, и только беспомощно махнул рукой в сторону левитационной люльки и ее чудовищного груза.
— Из… избавиться от бомбы?..
Поуп заглянул в камеру.
— Вот именно. Больше ничего не потребуется. Доктор Мехта, как я вижу, уже загрузил туда все сырье, включая 300 миллиграммов из сектора Б. Ну-ка, Крэтчит, подсобите! — Он уже шел к стальному яйцу. — Эта штука очень тяжела даже в левитаторе.
Я ошарашенно пошел за ним и послушно повел люльку к камере.
— Стоп! Так, пожалуй, хорошо, — сказал Поуп. — А теперь попробуем все втроем…
Я почувствовал, как адское творение запрыгало в левитационном поле, когда мы взялись за него.
— По счету «три», — скомандовал Мехта. — Раз, два, три.
Бомба соскользнула с поля в люк, громко звякнув.
— Отлично, — сказал Поуп. — И особого труда не потребовалось. А теперь, Нельс, предоставляем вам честь…
Мехта наклонился над контрольной панелью кинетранса.
По-видимому, мое лицо все еще хранило нелепое выражение. Во всяком случае Поуп положил руку мне на плечо.
— Ну-ну, Крэтчит! — произнес он мягко. — Я понимаю: профессиональная гордость инженера и все такое прочее. А эта бомбочка конструктивно была очень даже неплоха. Но не забывайте, мы же можем собрать еще одну года за три.
Кинетранс уже громко гудел — ячейки генератора включились на максимум. Мехта стоял рядом с аппаратом, положив правую ладонь на включающий рычаг.
— Ричард…
— Нажмите, Нельс, уже пора.
Мехта прижал левую ладонь ко лбу. Смуглая кожа собралась в болезненные морщины.
— Ричард, по-моему… Арбор, очевидно…
Поуп успел подхватить его на руки. Мехта слепо пытался схватить рычаг, который выскользнул из его пальцев.
— Нет, старина…дайте мне… отправить эту…
Он успел взяться за рычаг, но тут же его тело обмякло и повисло на руке Поупа.
— Что случилось? — еле выговорил я.
— Стирающий импульс, — ответил Поуп. — Он уничтожил запись личности. Я надеялся, что генерал не станет так торопиться.
Я потрясение уставился на безжизненное тело Мехты.
— Запись личности… Так значит… значит, доктор Мехта был андроид?
Худое лицо Поупа совсем обострилось.
— Да. Нельс Мехта умер два года назад на Седьмой Антареса. Запись его личности поместили в эту физическую копию. Генерал, разумеется, знал об этом. Мне удалось убедить его, что специализированные знания доктора Мехты нам абсолютно необходимы, и он дал согласие, чтобы я выписал копию сюда для участия в работе над проектом… Крэтчит, подержите его, пожалуйста.
Поуп переложил неподвижную фигуру мне на руки. Трудно было поверить, что это остывающее тело никогда не было по-настоящему живым.
— Генерал, видимо, близок к панике, — сказал Поуп. — Несомненно, он уже знает, что бомба исчезла. И знает, что Нельса у него в комнате нет. Стирающий импульс — мера, к которой он прибегнул от отчаяния, на всякий случай. — Поуп обхватил кисть Мехты, все еще сжимавшую пусковой рычаг кинетранса. — Ну, Крэтчит, кончаем! — Он нажал на рычаг.
Раздался легкий треск.
Я поглядел в камеру. Она была пуста. Поуп отключил генераторы и гул затих.
— Ну вот, — сказал Поуп. — Нельса мы оставим тут. Дайте я вам помогу.
Вдвоем мы опустили тело на пол и прислонили к аппарату. Его правая рука все еще сжимала пусковой рычаг.
— Вполне убедительно, — заметил Поуп. — Генерал вотвот явится. Тем не менее нам следует доложить ему… — Он поглядел на меня, а потом на безжизненное тело. — Такой чудесный человек, Крэтчит. Блестящий мыслитель, но не только: он принадлежал к тем по-настоящему хорошим людям, каких мне выпало счастье узнать.
Поуп сунул руку во внутренний карман и извлек трубку. Я с недоумением смотрел, как он спокойно уминает табак в чашечке — как будто кончил читать лекцию перед завороженными студентами.
— Кстати, Крэтчит, — сказал он сквозь первый клуб дыма, — вы, конечно, знаете, что отвечать генералу, когда он начнет вас допрашивать о случавшемся.
Я еще не собрался с мыслями, но ответил сразу:
— Я доложу ему, что доктор Мехта нажал на рычаг до того, как мы успели его остановить.
— Вот именно. У меня есть сыворотка на случай, если генерал сочтет нужным прибегнуть к наркодопросу, но, думаю, до этого не дойдет. Насторожить его может лишь одно: каким образом Нельс сумел в одиночку ввести бомбу в камеру. Однако генерал прекрасно знает, что у человека в отчаянном положении включаются все запасы сил. Не сомневаюсь, что он в конце концов придет именно к такому выводу.
Как ни ошеломили меня события последней четверти часа, на душе у меня было на редкость хорошо. Загадка доктора Ричарда Поупа немного прояснилась, но одно оставалось мне непонятным.
— Откуда вы знали, доктор? — спросил я невольно.
— Что именно, Крэтчит?
Я улыбнулся.
— Откуда вы знали, что я буду вам помогать?
Поуп ухмыльнулся и выпустил кольцо дыма.
— Я же говорил вам, что обладаю способностью будить в людях самое лучшее. — Он поглядел на часы. — А знаете, Крэтчит, если не ошибаюсь, пришло время обмениваться праздничными поздравлениями!
— Счастливого рождества, сэр! — ответил я.
Я знал, что нас с Поупом ждут не такие уж приятные часы в обществе генерала Арбора. Но кроме того, я знал, что мы сумеем выйти сухими из воды. И Поуп, если ему не найдут замены, начнет сборку новой бомбы для Альянса. А я? Скорее всего я, как и раньше, буду следить за процессом изготовления компонентов для нового чудовища под бдительным надзором генерала. Ведь в это рождественское утро мы всего лишь обеспечили человечеству еще три года, чтобы оно успело повзрослеть. Но во мне крепло убеждение, что этих трех лет окажется достаточно. Поуп направился к голофону, чтобы связаться с кабинетом генерала, а во мне заполыхала радость, какой я не испытывал уже давным-давно.
"Триста световых лет от родной планеты, — думал я. — И Крэтчит, инженер, винтик военной машины, внес свою посильную лепту в дело мира. Вернее, помог другим внести ее".
И мне почудилось, что вокруг меня в это рождественское утро собрались призраки. Мой отец с колорадской елкой на плече… Изо рта у него вырывается белый пар. И Джергинс, контрабандой провезший елку на Дриволд… От стопки с коньяком в его руке отражается звездный свет. И Блай, лилипут с Мирной Некко. И Нельс Мехта… С улыбкой на усталом лице.
"Настанет день, и с войной будет покончено, — сказал я им мысленно. — А пока: счастливого вам рождества!"
"…Нам будет нелегко сохранять наше сознание свободным от предубеждений и сохранять его ясным, а также сохранять ощущение красоты, и способность творить ее, и редкое умение видеть ее в самом далеком, непривычном и чуждом. Нам будет нелегко, всем нам, сохранять и поддерживать все это в огромном, широком, пронизанном ветрами мире. Но тогда мы сумеем помочь, потому что сохраним способность любить друг друга".
Роберт Оппенгеймер
ДЖОЗЕФ ГРИН РЕАКЦИЯ ЕНОТА
{27}
Лишь в третьем часу ночи завершилось мучительно тянувшееся совместное заседание по стратегическим вопросам. Последние трое суток советник Джоунз спал только урывками, самым неудобным образом в самолете или в машине. И сейчас, шагая по просторному вестибюлю космического Центра имени Кеннеди, он еле передвигал словно налитые свинцом ноги. Джоунз чувствовал себя таким усталым и разбитым, что был совершенно не способен соображать. К тому же он считал, что вел себя, как надо, отстаивал позицию государства от неотступного нажима представителей военного министерства.
Короче, такая прогулка к стоянке для машин высокопоставленных чиновников (декабрь во Флориде не холодный) освежила Джоунза. Он включил зажигание и выехал по парковой аллее на юг, держа путь к обширному жилому массиву под названием Меррит Айленд. Милдред предпочла родительский дом, где жила ее пожилая мать, шикарной квартире, предоставляемой государственным служащим высшего ранга, совсем рядом с базой ВВС Патрик.
Прошло четыре дня с тех пор, как огромный космический корабль с множеством отражателей вышел на стационарную орбиту в околоземном пространстве и завис над Атлантическим океаном, в тысяче миль от Габона. Охватившая мир паника только усилилась, когда двадцать четыре часа спустя на низких частотах искусственно звучащий голос передал по-английски краткое сообщение. Пришельцы объявили, что им нужен дейтерий (не уточнив — сколько именно), который они сами собираются добывать из океана. Никаких намерений относительно других природных ресурсов человечества они не имеют.
Короткое послание многих успокоило, хотя не остановило уже начавшихся широкомасштабных военных приготовлений. Затем через сорок восемь часов, без предупреждения или объяснения, пришельцы подняли гигантский водяной смерч в океане, прямо под своим кораблем. Смерч поднялся туманным цилиндром шириной свыше тысячи футов, устремляясь в космос. Через девять часов он достиг неопознанного космического корабля, по-видимому, не изменившись в размерах, и вышел оттуда в виде водяного пара. Вот тогда-то и началась настоящая паника. Президент США, не полагаясь на помощь ООН, учредила объединенную правительственную комиссию особого назначения. От администрации Белого дома в нее вошел помощник государственного секретаря Джоунз, обладающий богатым опытом работы с некоторыми удивительными цивилизациями, которые все еще вели замкнутый образ жизни в труднодоступных районах Земли. Между тем министерство обороны установило связь с пришельцами на базе ВВС США Патрик, используя станции восточной испытательной зоны. Последняя протянулась через Атлантику от Флориды до Южной Америки; ее оснащенные новейшим оборудованием станции слежения позволяли вести постоянное наблюдение за кораблем пришельцев. Комиссия особого назначения расположилась на базе Патрик и начала работу в двух направлениях: с одной стороны, занималась усиленной подготовкой военного нападения на пришельцев в случае необходимости, с другой — не прекращала попыток установить с ними контакт, который позволил бы начать переговоры.
Так советник Джоунз с женой и младшей дочерью вернулся на родину, во Флориду, где он родился и рос в тени башнеобразных радиолокационных антенн космического Центра имени Кеннеди, вынося все тяготы, выпадавшие на долю негров…
Усталость, притупившая мозг, замедлила и реакцию — как-никак, стукнуло шестьдесят один, хотя Джоунз изо всех сил старался поддерживать себя в форме. Его восприятие было ослаблено, когда на повороте он вдруг увидел низкую темную фигуру, перебегавшую дорогу. Он попытался затормозить, но было уже поздно…
Территорию космического Центра имени Кеннеди до сих пор удавалось в значительной степени уберечь от застройки — здесь на земле, покрытой лесами, болотами, апельсиновыми рощами, процветала живая природа, охраняемая как собственность государства. Существо, застывшее в ярком свете фар, было крупным енотом, вышедшим на ночную охоту.
Джеунз буквально почувствовал, как ощущение опасности вошло в сознание животного, когда фары внезапно высветили его. Енот повернулся (мгновенная, инстинктивная реакция), чтобы встретить приближающегося врага: пасть оскалена, небольшие клыки обнажены в боевом рычании, хвост задран вверх, угрожающе сморщившаяся морда — словно грабитель в черной маске.
Казалось, время остановилось, пока Джоунз нашел тормоз и нажал на него, не рискуя поворачивать. В отчетливом резком фокусе он увидел маленькое животное, припавшее к земле, замершее, готовое драться — инстинкт подсказал еноту, что только так встречают надвигающуюся опасность… в следующий же миг послышался глухой толчок — бампер ударил бросившего вызов енота и отбросил его в сторону, разбитого и искалеченного, умершего, прежде чем он коснулся земли.
Машина вздрогнула и замерла.
Джоунз посидел минуту, вцепившись в руль, затем понял, что вылезать бессмысленно. Он снова завел мотор. Будь глупое животное собакой, обладавшей уличной мудростью, и продолжай оно бежать… Но еноты так себя не ведут. Уж кому, как не Джоунзу, знать об этом. Мальчишкой, почти полвека назад, он много раз охотился здесь, на острове, на енотов.
Потрясенный случившимся, полный сожаления, думая, как скверно завершается этот и без того печальный долгий день, Джоунз выехал с территории центра и повернул к дому тещи на Норт-тропикэл-трэйл. Он вновь ощутил, как навалилась, сильнее чем прежде, усталость. Но, к счастью, ему нужно быть на базе не раньше одиннадцати утра. Хоть несколько часов удастся поспать.
Утром за поздним завтраком с Милдред Джоунз нехотя ковырял в тарелке. Его мысли крутились вокруг не дававшей ему покоя проблемы пришельцев он исследовал ее с разных сторон, возвращаясь к предыдущим вариантам, выискивая среди бесконечных возможностей лучшее решение. Джоунз знал, что после сегодняшнего заседания комиссия собиралась рекомендовать президенту вариант военных действий против пришельцев. При одной мысли о таком решении проблемы он испытывал ужас — это страшная ошибка, могущая дать непредсказуемые последствия. Но он был в меньшинстве.
Подпрыгивая, в комнату вбежала Нейоми, вернувшаяся от живущих по соседству друзей, — стройная темноволосая девочка тринадцати лет. Милдред было сорок один, когда выяснилось, что у нее будет ребенок. Она решила сохранить его, и годы спустя они оба утвердились в мысли, что это было счастливое решение.
Лишь в третьем часу ночи завершилось мучительно тянувшееся совместное заседание по стратегическим вопросам. Последние трое суток советник Джоунз спал только урывками, самым неудобным образом в самолете или в машине. И сейчас, шагая по просторному вестибюлю космического Центра имени Кеннеди, он еле передвигал словно налитые свинцом ноги. Джоунз чувствовал себя таким усталым и разбитым, что был совершенно не способен соображать. К тому же он считал, что вел себя, как надо, отстаивал позицию государства от неотступного нажима представителей военного министерства.
Короче, такая прогулка к стоянке для машин высокопоставленных чиновников (декабрь во Флориде не холодный) освежила Джоунза. Он включил зажигание и выехал по парковой аллее на юг, держа путь к обширному жилому массиву под названием Меррит Айленд. Милдред предпочла родительский дом, где жила ее пожилая мать, шикарной квартире, предоставляемой государственным служащим высшего ранга, совсем рядом с базой ВВС Патрик.
Прошло четыре дня с тех пор, как огромный космический корабль с множеством отражателей вышел на стационарную орбиту в околоземном пространстве и завис над Атлантическим океаном, в тысяче миль от Габона. Охватившая мир паника только усилилась, когда двадцать четыре часа спустя на низких частотах искусственно звучащий голос передал по-английски краткое сообщение. Пришельцы объявили, что им нужен дейтерий (не уточнив — сколько именно), который они сами собираются добывать из океана. Никаких намерений относительно других природных ресурсов человечества они не имеют.
Короткое послание многих успокоило, хотя не остановило уже начавшихся широкомасштабных военных приготовлений. Затем через сорок восемь часов, без предупреждения или объяснения, пришельцы подняли гигантский водяной смерч в океане, прямо под своим кораблем. Смерч поднялся туманным цилиндром шириной свыше тысячи футов, устремляясь в космос. Через девять часов он достиг неопознанного космического корабля, по-видимому, не изменившись в размерах, и вышел оттуда в виде водяного пара. Вот тогда-то и началась настоящая паника. Президент США, не полагаясь на помощь ООН, учредила объединенную правительственную комиссию особого назначения. От администрации Белого дома в нее вошел помощник государственного секретаря Джоунз, обладающий богатым опытом работы с некоторыми удивительными цивилизациями, которые все еще вели замкнутый образ жизни в труднодоступных районах Земли. Между тем министерство обороны установило связь с пришельцами на базе ВВС США Патрик, используя станции восточной испытательной зоны. Последняя протянулась через Атлантику от Флориды до Южной Америки; ее оснащенные новейшим оборудованием станции слежения позволяли вести постоянное наблюдение за кораблем пришельцев. Комиссия особого назначения расположилась на базе Патрик и начала работу в двух направлениях: с одной стороны, занималась усиленной подготовкой военного нападения на пришельцев в случае необходимости, с другой — не прекращала попыток установить с ними контакт, который позволил бы начать переговоры.
Так советник Джоунз с женой и младшей дочерью вернулся на родину, во Флориду, где он родился и рос в тени башнеобразных радиолокационных антенн космического Центра имени Кеннеди, вынося все тяготы, выпадавшие на долю негров…
Усталость, притупившая мозг, замедлила и реакцию — как-никак, стукнуло шестьдесят один, хотя Джоунз изо всех сил старался поддерживать себя в форме. Его восприятие было ослаблено, когда на повороте он вдруг увидел низкую темную фигуру, перебегавшую дорогу. Он попытался затормозить, но было уже поздно…
Территорию космического Центра имени Кеннеди до сих пор удавалось в значительной степени уберечь от застройки — здесь на земле, покрытой лесами, болотами, апельсиновыми рощами, процветала живая природа, охраняемая как собственность государства. Существо, застывшее в ярком свете фар, было крупным енотом, вышедшим на ночную охоту.
Джеунз буквально почувствовал, как ощущение опасности вошло в сознание животного, когда фары внезапно высветили его. Енот повернулся (мгновенная, инстинктивная реакция), чтобы встретить приближающегося врага: пасть оскалена, небольшие клыки обнажены в боевом рычании, хвост задран вверх, угрожающе сморщившаяся морда — словно грабитель в черной маске.
Казалось, время остановилось, пока Джоунз нашел тормоз и нажал на него, не рискуя поворачивать. В отчетливом резком фокусе он увидел маленькое животное, припавшее к земле, замершее, готовое драться — инстинкт подсказал еноту, что только так встречают надвигающуюся опасность… в следующий же миг послышался глухой толчок — бампер ударил бросившего вызов енота и отбросил его в сторону, разбитого и искалеченного, умершего, прежде чем он коснулся земли.
Машина вздрогнула и замерла.
Джоунз посидел минуту, вцепившись в руль, затем понял, что вылезать бессмысленно. Он снова завел мотор. Будь глупое животное собакой, обладавшей уличной мудростью, и продолжай оно бежать… Но еноты так себя не ведут. Уж кому, как не Джоунзу, знать об этом. Мальчишкой, почти полвека назад, он много раз охотился здесь, на острове, на енотов.
Потрясенный случившимся, полный сожаления, думая, как скверно завершается этот и без того печальный долгий день, Джоунз выехал с территории центра и повернул к дому тещи на Норт-тропикэл-трэйл. Он вновь ощутил, как навалилась, сильнее чем прежде, усталость. Но, к счастью, ему нужно быть на базе не раньше одиннадцати утра. Хоть несколько часов удастся поспать.
Утром за поздним завтраком с Милдред Джоунз нехотя ковырял в тарелке. Его мысли крутились вокруг не дававшей ему покоя проблемы пришельцев он исследовал ее с разных сторон, возвращаясь к предыдущим вариантам, выискивая среди бесконечных возможностей лучшее решение. Джоунз знал, что после сегодняшнего заседания комиссия собиралась рекомендовать президенту вариант военных действий против пришельцев. При одной мысли о таком решении проблемы он испытывал ужас — это страшная ошибка, могущая дать непредсказуемые последствия. Но он был в меньшинстве.
Подпрыгивая, в комнату вбежала Нейоми, вернувшаяся от живущих по соседству друзей, — стройная темноволосая девочка тринадцати лет. Милдред было сорок один, когда выяснилось, что у нее будет ребенок. Она решила сохранить его, и годы спустя они оба утвердились в мысли, что это было счастливое решение.