Страница:
Спустя два дня Суилу присвоили звание майора, на грудь ему повесили три новые медали и отправили в отставку. Спустя полчаса после церемонии вручения наград в парадном мундире он выбросился из окна. Мертвое тело лежало на мостовой с зажатой в руке десятицентовой монетой.
ЛАЙОШ МЕШТЕРХАЗИ
ЛАЙОШ МЕШТЕРХАЗИ
РАКЕТЫ, ЗВЕЗДЫ, РЕЦЕПТЫ
{12}
В Высокой Сьерре для обитания пригодны лишь несколько долин вдоль рек. Здешний народ состоит из случайно занесенных людей и занимается земледелием. Живут они в небольших поселках, оставшихся от переселенцев. Низенькие жилища построены из камней и скальных обломков, скатившихся вниз с суровых, голых вершин. Ограды тоже сложены из камней, домишки крыты толем. Кухни этих убогих жилищ насквозь прокопчены, покрыты толстым слоем вонючей сажи; топят здесь по-черному, печей не знают, дым из открытого очага уходит наружу через отверстие в крыше. В кухнях люди и готовят еду, и греются, когда зимою на них обрушиваются с гор знаменитые снежные бураны. А лето в этих местах сухое и жаркое. Земли, пригодной для возделывания, мало, и лишь тяжким, упорным трудом удается собрать скудный урожай. Невольно воротишь нос от людей в неопрятной, засаленной одежде, от их отрывистой, примитивной речи коробит: народ здесь темный, грязный, к тому же очень бедный. Дома расположены на значительном удалении друг от друга, иногда на расстоянии человеческого голоса, иногда-ружейного выстрела. Если вас застанет ночь в этих краях, вы можете получить приют в любом доме, коли у вас хватит духу. Вас посадят к «столу», угостят кашей, а по утру поставят возле вашего топчана кружку с пенистым козьим молоком. Девушки и женщины дружелюбны, но, увы, некрасивы. У них сухая, дряблая кожа, больные зубы, почти у каждой — зоб. Народ неряшливый, неотесанный, но кроткий, и в простоте своей жизни даже посвоему счастливый. По воскресеньям они облачаются в «красивые» праздничные одеяния, доставшиеся им в наследство от предков, и торжественно шествуют в местную церковь. О, если бы вы видели эту карикатурную демонстрацию давно забытых фасонов!.. Отпрыски звучных фамилий Де Фрис, Бентли, Дюран, О'Коннор, Мюллер и Беднарц тянутся друг за другом к алтарю за благословением господним.
Высоко в горах, над этой странной резервацией ушедших веков, в местности почти безлюдной, находится станция Р-51. Люди в долине называют ее просто Крепостью, поскольку не знают, что это за сооружение. Быть может, только здешний учитель догадывается, он читает газеты и брюзжит при этом раздраженно, как всякий язвенник: "У нас, в долине, средняя продолжительность жизни двадцать восемь лет, несмотря на кристально чистый воздух, людей косят туберкулез и цинга. А какие школы, больницы, родильные дома, какие города можно было бы построить на средства, вложенные в эту Р-51, какие плотины и электростанции! Направить бы воды реки Торренте для орошения полей и дать свет нашим жилищам…" Словоблуд несчастный! Мнит, будто воспарил в мечтах, а на самом деле барахтается в путах навязчивых идей.
У кого не забьется учащенно сердце от благородного величия и — мы смеем утверждать — от красоты станции?! Кто сможет удержаться от гордости за нашу эпоху при виде возникающего на фоне голубых небес за последним поворотом великолепной автострады этого чуда из стали и стекла?!
Стекло особое, матовое, оно пропускает свет и поглощает его, совсем не отражая. Не веришь глазам своим: стекло вроде бы прозрачное, и в то же самое время сквозь него ничего не видно, как сквозь дерево или бумагу. Если взглянуть на комплекс сверху, он кажется серо-желтым, точно под цвет скал. Площадь станции над поверхностью — всего четверть квадратной мили. На самом же деле здание имеет двадцать этажей и фактически площадь его составляют тоннели, протянувшиеся под землей в общей сложности на семьдесят три мили.
Станция Р-51! Я приехал в горы ради нее, а вовсе не из-за местных жителей. Я и не подозревал об их существовании, но едва не лишился рассудка, осознав: шоссе-серпантин отделяет их от цивилизации не столько на три тысячи ярдов, сколько на три столетия.
Честно признаюсь, увиденное я до конца осмыслить не смог, скорее почувствовал его грандиозность. Всего человек двадцать понимают отдельные аспекты проблемы. А охватить целиком?.. Такого гения сейчас нет и в нашу эпоху уже не будет.
Я разговаривал с техниками, работающими на Р-51, и военным комендантом станции. Назвать его имя я не имею права. Он подполковник; для этого звания и важнейшей задачи, которую ему поручено выполнять, еще совсем молодой человек-высокий, элегантный, сухощавый. У него длинные руки и длинные ноги, череп яйцевидной формы, вытянутое лицо, высокий лоб; слегка крючковатый нос, тонкие губы и оживленно блестящие глаза завершают портрет. Во время разговора подполковник делал какие-то странные движения головой, словно необычайно красивая, породистая декоративная птица. Он подробно рассказал мне о задачах станции, ее оборудовании. Разъяснения были детальны и слишком пространны, чтобы я мог следить за ходом мыслей, вспоминая знания, полученные в университете и почерпнутые из специальных книг по физике, химии, атомной физике, радиационной биологии, электронике, кибернетике, баллистике; разумеется, картина была далеко не полной, деятельность Р-51 невозможно вычислить в процентах, даже когда идет речь о той ее стороне, что не составляет военной тайны.
Дабы читатель получил кое-какое представление о станции и о том, что скрывается в наш прекрасный век за словом «военный», я все же попытаюсь воспроизвести пояснения подполковника. Да поможет мне муза!
Р-51 — одна из множества станций, которые постоянно исследуют небесный свод. Они беспрерывно изучают каждый кубометр атмосферы, стратосферы и ионосферы планеты. Существует целая сеть, каждое «звено» которой состоит из одной станции слежения и двух контрольных, запасных. Вместе со станцией Р-51 работают Ц-51 и С-51. Наблюдения, естественно, ведутся с помощью приборов, человеческий глаз для этого — инструмент слишком ненадежный. Каждый автомат в определенных отсеках подземных коридоров воспроизводит на небольших, величиной с телевизионный, экранах или на огромных плоскостях стен и потолков, покрытых специальным флуоресцирующим составом, с использованием эффекта циркорамы, изображение изучаемого участка воздушного океана. Дилетанту наиболее грандиозным прибором может показаться именно эта циркорама с нанесенными на ней красными линиями системы координат. Но у специалиста она вызовет лишь улыбку. Ему гораздо интереснее небольшой телевизионный экран, на котором демонстрируются данные о состоянии небесной полусферы, полученные с датчиков, установленных на вершине горы.
Скажем, пронесется над нами в высоких слоях атмосферы самолет, птица или какое-нибудь небесное тело. На циркораме можно проследить их точную траекторию. А на различных экранах по миллиметровой шкале размечаются подсчеты, ведущиеся всевозможными вспомогательными приборами: высота полета, скорость, траектория движения, предполагаемый момент падения… Нет смысла перечислять несколько десятков разнообразных сигнализаторов. Самый необычный из них — опять-таки для профана! — особый цветной телевизор с чрезвычайно большой разрешающей способностью и исключительной контрастностью, действующий с помощью камер, снабженных телеобъективами: он показывает тот или иной небольшой предмет в натуральную величину с расстояния в несколько миль. Но для специалистов это лишь вспомогательное средство безопасности. На дисплее центрального пульта в результате анализа информации всех датчиков уже автоматически возникло тридцатизначное число, которое тут же расшифровывается. Иными словами, в кабинете коменданта уже точно знают: в атмосфере метеорит таких-то размеров, такого-то веса движется с такой-то скоростью, в таком-то направлении; состоит из металлической руды. Или: на высоте девятисот ярдов над вершиной горы в форме буквы V из. Заполярья летит стая белых аистов (Anitra nitida Schlesinger) в количестве семи особей. Разумеется, приборы обслуживаются специальным персоналом, но всевозможные замеры, ведение цели, анализ параметров, передача их в компьютеры, переработка и расшифровка данных происходят совершенно автоматически. Как не подивиться чудесам кибернетики! Тут имеются три устройства, каждое величиной с пятиэтажный многоквартирный дом. У иного малосведущего человека рот откроется от удивления, но любезный комендант, напоминающий своими повадками диковинную птицу, продолжает улыбаться. Он показывает выкрашенный в голубой цвет прибор размером с обычную стиральную машину. Обратите внимание: "Одна эта шутка будет поценнее, чем три огромных монстра. Если бы вы могли заглянуть внутрь, проследить за прохождением электрического тока в отдельных схемах прибора, увидеть его механизмы, созданные из редких металлов и микроскопически мелких деталей, вы бы поняли (я бы понял? скорее почувствовал), какое количество рабочей силы заменяет подобный аппарат, какие труднейшие задачи способен решать этот ничем не примечательный небольшой ящичек".
Я мог бы еще упомянуть, что станции Р-51 ничего не стоит за неполных две секунды зарегистрировать, расшифровать, зафиксировать десять тысяч одновременных изменений обстановки. Десять тысяч изменений в наблюдаемом секторе — что намного больше, чем может возникнуть в результате ракетного или авиационного нападения. Летающие объекты, атакующие строем — будь их даже пять тысяч, — радары и компьютеры воспринимают как единое целое. Но если строй рассыплется, приборы станут следить за каждым летящим предметом в отдельности. К примеру, начнет вдруг падать одна из пяти тысяч машин, так приборы, продолжая вести остальные летающие объекты, будут не только регистрировать параметры падающего самолета, но и зафиксируют координаты его падения.
Поскольку речь идет о военной тайне, я не могу более подробно описать то, что видел на станции Р-51. Однако осмелюсь продемонстрировать уважаемому читателю несколько «изюминок». Разумеется, в секторе, за которым ведет наблюдение станция, каждый день совершают полеты гражданские самолеты, военные машины, стартуют спортивные аэропланы и т. п. Приборы своевременно оповещают службу наблюдения: пассажирский самолет, спортивный аэроплан поднялись в воздух, датчики непрерывно следят за движением объекта, направлением полета, поддерживают обычную радиосвязь с аэродромами взлета и пункта назначения. Словом, приборы, повторяю еще раз, приборы опознают «свой» военный самолет, его тип, сигналы. Но вздумай только чужая машина попасть в сектор, за которым ведется наблюдение! Или заблудись пассажирский самолет, о взлете, маршруте и пункте назначения которого не было сообщено предварительно, или отклонись какая-то машина от заранее утвержденного маршрута! Электронная система тотчас же включит сигнал тревоги. Тревога? Для кого? Для чего? Для персонала станции. Но главным образом для включения других блоков комплекса. Автоматическая система противовоздушной обороны пытается установить с объектом связь на различных диапазонах радиоволн и с помощью общепринятых международных сигналов, передает записанные на магнитофонную пленку призывы к экипажу самолета на семи языках. Если же установить контакт не удается или пилот не отвечает соответствующим образом на запросы, не подчиняется приказу, автомат трижды выстреливает трассирующими ракетами в пространство перед машиной и позади нее. Затем по летящему объекту стреляют боевой ракетой, так чтобы она прошла в непосредственной близости от него. И наконец, по истечении десяти секунд, необходимых для оценки ситуации и принятия решения, после сопоставления с информацией, собранной о летящем объекте станциями Ц-51 и С-51, открывают огонь той или иной ракетой в зависимости от характера цели. Вы только вдумайтесь! Электроника сама определяет, какая ракета необходима для поражения цели, исходя из размеров, высоты полета и материала объекта, и вот уже из подземного склада, с глубины в двадцать этажей на стартовую площадку на скоростном лифте поднимается нужная ракета, устанавливается наизготовку, наводится на цель. А дальше дело только за автоматической командой «пуск». И тут уж промаха быть не может!
Об этом можно было написать книгу, которая воспринималась бы как фантастический роман. Но, вероятно, хватит об автоматике.
Ведь даже здесь человек интереснее любых машин! И не только потому, что машины изобрели и изготовили люди. Очевидно, у вас, дорогой читатель, возникнет тот же вопрос, что и у меня: какое же поле деятельности остается здесь для человека, создавшего столь совершенные механизмы и приборы? Мне довелось побеседовать с командиром расчета. Назвать его фамилию я также не имею права. Это человек пожилой, широкоплечий, но чуть сутуловатый, мускулистый, с неуклюже качающейся головой. Толстая шея делает его похожим на борца. Голова у него, как у медведя, нос широкий, приплюснутый, губы пухлые, в небольших глазах светятся ум, большой жизненный опыт и отеческая любовь. Нам не следует опасаться господства машин, говорит он. Автомат всегда останется слугой человека; любой прибор без человека — все равно, что тело без души: труп, обреченный на разложение. Солдаты, несущие службу на станции (число назвать не могу, но их не так уж мало), являют собой «душу» того или иного блока, комплекса, включающего иногда тысячи и тысячи приборов. «Душа», которая меняется трижды в день: работа здесь идет в три смены. Вот бы человеческой душе обновляться с таким постоянством! (Солдаты эти никогда не сталкиваются с противником непосредственно. Правда, у солдата не стало прямого контакта с противником с тех пор, как он обзавелся оружием, хотя бы той же палицей.)
На станции солдаты наблюдают за приборами, контролируют их работу — это и есть для них боевое задание. Обойдя несколько помещений, где осуществляется дежурство, я понял, чем тут занимается «душа». Например, изготовленные из нержавеющей стали детали некоторых автоматов с течением времени намагничиваются. Это ставит под угрозу безошибочность работы машины. Загорается специальная лампочка — значит, деталь надо заменить. У любого прибора, пусть даже его срок действия рассчитан на пятьдесят лет, есть множество блоков, которые подвержены быстрому износу. Каждая машина нуждается в профилактическом обслуживании. Думаю, излишне упоминать: любой из проходящих здесь службу, даже только что остриженный наголо новобранец, должен иметь диплом инженера или по крайней мере получить среднее техническое образование- В нашей армии нет другого рода войск, где был бы так высок образовательный ценз, культурный уровень. Да простят меня летчики, военные моряки, артиллеристы, саперы, храбрые и закаленные в боях пехотинцы, но я повторяю, с точки зрения общеобразовательного и культурного уровня в нашей армии нет подобной части. Такие подразделения обслуживают лишь станции типа Р-51. Невольно задумываешься: как же проводят свой досуг молодые люди в возрасте двадцати трех-двадцати четырех лет, инженеры по профессии, у которых достаточно высокие культурные запросы? Какие возможности для развлечения существуют здесь, в этом глухом захолустье, по соседству с серым, необразованным местным людом, погрязшим в вековой отсталости? Что ж, я могу успокоить читателя. На станции имеется библиотека в двадцать тысяч томов, причем каждые полгода книжный фонд обновляется. Есть и кинозал. Раз в неделю на вертолете привозят два художественных фильма и четыре короткометражки. Музыкальные салоны с коллекциями пластинок способны удовлетворить любой вкус: классика, джаз, оперетта, новейшая современная музыка. Телевидение предлагает двенадцать различных программ, а телевизорами оборудованы холлы, телевизионные комнаты и даже казарменные помещения.
Я распрощался со своим любезным проводником, обладателем мощной шеи и медвежьей головы, и остался в обществе солдат. На четырнадцатом ярусе под землей находится прекрасно оборудованная клубная комната: искусственный солнечный свет (благодаря скрытым в потолке небольшим кварцевым лампам), кондиционированный воздух заданной температуры и с определенным содержанием водяного пара. Стены украшены репродукциями с картин великих мастеров, на стендах — только что полученные литературные журналы, среди которых, как на показ, множество специальных научных изданий. Играет музыка, молодые люди разговаривают, громко смеются. Из невидимых глазу динамиков льется увертюра Бетховена «Леонора», парни хохочут, стоя вокруг стола в центре зала: идет игра в "мясо".
В клубе я познакомился со здешним психологом, симпатичным врачом в звании майора. Он с интересом следил за игрой, иной раз даже сам принимал в ней участие. (Правда, с одной стороны, он старался не уронить своего достоинства — все-таки майор, — но, с другой стороны, ему хотелось показать сослуживцам, что он для них свой парень.) Блестящий молодой ученый растолковал мне, какую важную роль играют в жизни солдат подобные непритязательные мужские игры. Не знаю, все ли мои читатели знакомы с правилами игры в «мясо». Один из солдат — судья — садится на стол, его задача — следить за тем, чтобы водящий не подглядывал. А водящий утыкается головой в колени судьи, согнувшись так, чтобы брюки на задней части тела натянулись.
Остальные игроки выстраиваются полукругом, и по сигналу судьи кто-то из них шлепает водящего, а тот по силе и направлению удара должен определить, кто его нанес. Если ему не удалось угадать, судья подает знак, и другой игрок хлопает водящего. Если же водящий определил, кто нанес удар, тогда по очереди щиплют «провинившегося» за ухо, и на этот раз водить приходится уже ему самому. Игра требует ловкости: наносящий удар не имеет права сходить с места, зато бить может снизу вверх и сверху вниз, как правой рукой, так и левой, ладонью и тыльной частью руки, может изогнуться таким образом, чтобы создать впечатление, будто удар нанесен совсем с другой стороны. От водящего требуется обостренное внимание. Ведь в такой игре может принимать участие человек двадцать пять-тридцать, а водящий должен цепко держать в уме "расстановку сил", то есть помнить, кто из участников где стоит. Ну и конечно, каждый игрок обязан великолепно знать силы, возможности и «почерк» другого. А в подобном подразделении очень важно, чтобы между солдатами существовали крепкие узы товарищества и дружбы. Психолог поведал мне, что замкнутость, проявление антипатии, если их не контролировать с помощью специалистов, могут привести к интригам, конфликтам, раздраженности, беспричинным взаимным нападкам. Игра в «мясо» позволяет легко освободиться от подобных настроений, которые неизбежно вызываются клаустрофобией. Кроме того, подобная забава позволяет молодым ребятам до конца понять и узнать друг друга, сближает их. В таком спаянном коллективе опытный игрок благодаря секундному прикосновению ладонью, способен узнать своего товарища из двадцати пяти-тридцати человек. Да что там, он отличил бы его из доброй сотни людей. А между тем удар приходится по той части тела, где нервных окончаний немного.
Признаться, меня несколько удивил обычай щипать проигравшего за ухо. И лишь тогда я обратил внимание, что почти все находящиеся в комнате солдаты, сержанты и офицеры — вислоухие. "Щипки за уши, — подумалось мне, — отнюдь не способствовали формированию у личного состава ушных раковин изящных очертаний, скорее наоборот".
— Мы специально стремимся к тому, — продолжал пояснения психолог, — чтобы в таких экстраординарных и призванных выполнять сложнейшие задания частях весь личный состав без исключения был вислоухим. Офицеры наши тоже приметны: одни отличаются небольшими «птичьими» головами, другие могут похвастать массивной, мощной «бычьей» шеей. И на это тоже есть причины психологического характера. Вислоухость свидетельствует об исполнительности, о готовности к беспрекословному послушанию и безоговорочному подчинению приказам. Она украшает солдата. (Бывали и такие случаи, когда, скажем, природа не наделила солдата подобным украшением, но он обладает всеми соответствующими душевными качествами, и тогда высшее командование производило его в ранг "почетного вислоушки".) Птичья голова указывает на тонкий склад души, на аристократическую психику. Человек с птичьей головой заботливо, тщательно следит за своей внешностью, он способен в любом обществе достойно носить армейский мундир. Человек с птичьей головой не боится крови, смерти, страданий. Не моргнув глазом, он может заживо содрать кожу с захваченного в плен вражеского пилота, если из того надо выколотить показания. Тут для него не существует невозможного. Он пойдет на что угодно, на любые крайние меры, не моргнув глазом, разве что его бескровные губы и бледные щеки чуть порозовеют да слегка заблестят глаза. Обладателю бычьей шеи свойствен другой психологический стереотип: его характеризуют точность, дисциплинированность и полное равнодушие к сути вещей; он не станет утруждать себя излишним анализом. (Не случайно XIII Конгресс психологов страны рекомендовал центральному аппарату, министерствам и местным органам управления непременно привлекать к работе людей с таким отличительным признаком-то есть бычьей шеей.)
Мне трудно без волнения вспоминать все увиденное на станции Р-51: необыкновенные чудеса современной науки, техники, психологии. По дороге на станцию я думал, что ознакомлюсь всего лишь с базой противоракетной обороны. Но теперь смело могу утверждать: мне посчастливилось лицезреть цитадель подлинной человечности, современного, отвечающего нашей замечательной эпохе гуманизма. Я горд, что могу считать себя сыном нашего времени, своей родины.
Дорога крутыми витками уводила вниз, и я попутно присматривался к долине. Разглядывал быстро приближающиеся домишки, весьма примитивно крытые толем (толь удерживался камнями, попросту наваленными сверху), небольшую церковку над устьем долины, ветхое школьное строение, похожее скорее на овечий загон. Тут мне вспомнился местный учитель. Что он может понять в нашем столетии? В состоянии ли он оценить поразительные достижения, созданные сыновьями нашего века? Он разбирается во всем этом еще меньше, чем серые и убогие обитатели долины. Уж они-то рады появлению Крепости и гордятся ею. А у желтокожих женщин с испорченными зубами глаза загораются, когда речь заходит о солдатах. (Те время от времени наведываются в деревню, получив увольнительную. У солдат всегда бывает при себе настоящий шоколад и хорошее спиртное в бутылках.) Разве разобраться учителю в нашей жизни, в достижениях небольшой планеты, где еще наши деды и прадеды смотрели на звезды, воображая, что сам господь бог взирает оттуда сверкающими очами на грешную землю. В те времена дымом и сигнальными кострами сообщали о приближении неприятеля. Потом появились семафоры. Затем линии телеграфной связи. Но каким примитивным выглядит в наши дни аппарат искрового телеграфа!
Сейчас каждый кубический метр воздушного пространства, более того, каждый кубический метр стратосферы и ионосферы находится под постоянным и неусыпным контролем со стороны человека и сотворенных его руками приборов, которые способны выполнять свою работу точнее и быстрее, чем их творец и создатель. На небе нет больше тайн и опасности. Братья мои и соотечественники, спите спокойно.
То, о чем я расскажу ниже, изложено довольно сумбурно, но все же точно, поскольку суть дела схвачена верно. Правда, мысли свои я формулирую беспорядочно, но попробуй-ка придать форму рассеивающемуся облаку или удержать в памяти остатки только что увиденного сна. Речь пойдет о вещах, о которых мы ничего не знаем, да и не можем знать, о чем не имеем ни малейшего понятия, именно так: для их определения у нас вообще не существует никакого понятия, потому что происходят они из "мира, освобожденного от понятий". Мне придется переводить с «языка» мира, где процесс мышления обходится без привычных нам понятий. А это потруднее, чем переводить народные песни с бретонского на суахили. Поэтому я вынужден изобрести целую систему аналогий, и все равно мое описание носит символический характер, это всего лишь сказочное упрощение действительности. Его можно сравнить с попыткой объяснить ребятишкам в детском саду интегральное исчисление. "Жила-была бесконечно большая, бесконечно малая разность. И у этой бесконечно большой, бесконечно малой разности было множество частных. И вот однажды эти частные…" (При этом надо помнить, что аналогии всегда "хромают".) А теперь давайте поглядим, что у меня получится.
Жители Венеры обитают на своей планете двести миллионов лет — двести миллионов земных лет; это приблизительно равняется восьмистам миллионам венерианских, что составляет возраст их рода. Они старше человечества в двести раз. По всем законам развития материи, а они по сути своей действительны повсюду, даже претерпев многочисленные мутации, жители Венеры сильно опередили нас в своем развитии.
В Высокой Сьерре для обитания пригодны лишь несколько долин вдоль рек. Здешний народ состоит из случайно занесенных людей и занимается земледелием. Живут они в небольших поселках, оставшихся от переселенцев. Низенькие жилища построены из камней и скальных обломков, скатившихся вниз с суровых, голых вершин. Ограды тоже сложены из камней, домишки крыты толем. Кухни этих убогих жилищ насквозь прокопчены, покрыты толстым слоем вонючей сажи; топят здесь по-черному, печей не знают, дым из открытого очага уходит наружу через отверстие в крыше. В кухнях люди и готовят еду, и греются, когда зимою на них обрушиваются с гор знаменитые снежные бураны. А лето в этих местах сухое и жаркое. Земли, пригодной для возделывания, мало, и лишь тяжким, упорным трудом удается собрать скудный урожай. Невольно воротишь нос от людей в неопрятной, засаленной одежде, от их отрывистой, примитивной речи коробит: народ здесь темный, грязный, к тому же очень бедный. Дома расположены на значительном удалении друг от друга, иногда на расстоянии человеческого голоса, иногда-ружейного выстрела. Если вас застанет ночь в этих краях, вы можете получить приют в любом доме, коли у вас хватит духу. Вас посадят к «столу», угостят кашей, а по утру поставят возле вашего топчана кружку с пенистым козьим молоком. Девушки и женщины дружелюбны, но, увы, некрасивы. У них сухая, дряблая кожа, больные зубы, почти у каждой — зоб. Народ неряшливый, неотесанный, но кроткий, и в простоте своей жизни даже посвоему счастливый. По воскресеньям они облачаются в «красивые» праздничные одеяния, доставшиеся им в наследство от предков, и торжественно шествуют в местную церковь. О, если бы вы видели эту карикатурную демонстрацию давно забытых фасонов!.. Отпрыски звучных фамилий Де Фрис, Бентли, Дюран, О'Коннор, Мюллер и Беднарц тянутся друг за другом к алтарю за благословением господним.
Высоко в горах, над этой странной резервацией ушедших веков, в местности почти безлюдной, находится станция Р-51. Люди в долине называют ее просто Крепостью, поскольку не знают, что это за сооружение. Быть может, только здешний учитель догадывается, он читает газеты и брюзжит при этом раздраженно, как всякий язвенник: "У нас, в долине, средняя продолжительность жизни двадцать восемь лет, несмотря на кристально чистый воздух, людей косят туберкулез и цинга. А какие школы, больницы, родильные дома, какие города можно было бы построить на средства, вложенные в эту Р-51, какие плотины и электростанции! Направить бы воды реки Торренте для орошения полей и дать свет нашим жилищам…" Словоблуд несчастный! Мнит, будто воспарил в мечтах, а на самом деле барахтается в путах навязчивых идей.
У кого не забьется учащенно сердце от благородного величия и — мы смеем утверждать — от красоты станции?! Кто сможет удержаться от гордости за нашу эпоху при виде возникающего на фоне голубых небес за последним поворотом великолепной автострады этого чуда из стали и стекла?!
Стекло особое, матовое, оно пропускает свет и поглощает его, совсем не отражая. Не веришь глазам своим: стекло вроде бы прозрачное, и в то же самое время сквозь него ничего не видно, как сквозь дерево или бумагу. Если взглянуть на комплекс сверху, он кажется серо-желтым, точно под цвет скал. Площадь станции над поверхностью — всего четверть квадратной мили. На самом же деле здание имеет двадцать этажей и фактически площадь его составляют тоннели, протянувшиеся под землей в общей сложности на семьдесят три мили.
Станция Р-51! Я приехал в горы ради нее, а вовсе не из-за местных жителей. Я и не подозревал об их существовании, но едва не лишился рассудка, осознав: шоссе-серпантин отделяет их от цивилизации не столько на три тысячи ярдов, сколько на три столетия.
Честно признаюсь, увиденное я до конца осмыслить не смог, скорее почувствовал его грандиозность. Всего человек двадцать понимают отдельные аспекты проблемы. А охватить целиком?.. Такого гения сейчас нет и в нашу эпоху уже не будет.
Я разговаривал с техниками, работающими на Р-51, и военным комендантом станции. Назвать его имя я не имею права. Он подполковник; для этого звания и важнейшей задачи, которую ему поручено выполнять, еще совсем молодой человек-высокий, элегантный, сухощавый. У него длинные руки и длинные ноги, череп яйцевидной формы, вытянутое лицо, высокий лоб; слегка крючковатый нос, тонкие губы и оживленно блестящие глаза завершают портрет. Во время разговора подполковник делал какие-то странные движения головой, словно необычайно красивая, породистая декоративная птица. Он подробно рассказал мне о задачах станции, ее оборудовании. Разъяснения были детальны и слишком пространны, чтобы я мог следить за ходом мыслей, вспоминая знания, полученные в университете и почерпнутые из специальных книг по физике, химии, атомной физике, радиационной биологии, электронике, кибернетике, баллистике; разумеется, картина была далеко не полной, деятельность Р-51 невозможно вычислить в процентах, даже когда идет речь о той ее стороне, что не составляет военной тайны.
Дабы читатель получил кое-какое представление о станции и о том, что скрывается в наш прекрасный век за словом «военный», я все же попытаюсь воспроизвести пояснения подполковника. Да поможет мне муза!
Р-51 — одна из множества станций, которые постоянно исследуют небесный свод. Они беспрерывно изучают каждый кубометр атмосферы, стратосферы и ионосферы планеты. Существует целая сеть, каждое «звено» которой состоит из одной станции слежения и двух контрольных, запасных. Вместе со станцией Р-51 работают Ц-51 и С-51. Наблюдения, естественно, ведутся с помощью приборов, человеческий глаз для этого — инструмент слишком ненадежный. Каждый автомат в определенных отсеках подземных коридоров воспроизводит на небольших, величиной с телевизионный, экранах или на огромных плоскостях стен и потолков, покрытых специальным флуоресцирующим составом, с использованием эффекта циркорамы, изображение изучаемого участка воздушного океана. Дилетанту наиболее грандиозным прибором может показаться именно эта циркорама с нанесенными на ней красными линиями системы координат. Но у специалиста она вызовет лишь улыбку. Ему гораздо интереснее небольшой телевизионный экран, на котором демонстрируются данные о состоянии небесной полусферы, полученные с датчиков, установленных на вершине горы.
Скажем, пронесется над нами в высоких слоях атмосферы самолет, птица или какое-нибудь небесное тело. На циркораме можно проследить их точную траекторию. А на различных экранах по миллиметровой шкале размечаются подсчеты, ведущиеся всевозможными вспомогательными приборами: высота полета, скорость, траектория движения, предполагаемый момент падения… Нет смысла перечислять несколько десятков разнообразных сигнализаторов. Самый необычный из них — опять-таки для профана! — особый цветной телевизор с чрезвычайно большой разрешающей способностью и исключительной контрастностью, действующий с помощью камер, снабженных телеобъективами: он показывает тот или иной небольшой предмет в натуральную величину с расстояния в несколько миль. Но для специалистов это лишь вспомогательное средство безопасности. На дисплее центрального пульта в результате анализа информации всех датчиков уже автоматически возникло тридцатизначное число, которое тут же расшифровывается. Иными словами, в кабинете коменданта уже точно знают: в атмосфере метеорит таких-то размеров, такого-то веса движется с такой-то скоростью, в таком-то направлении; состоит из металлической руды. Или: на высоте девятисот ярдов над вершиной горы в форме буквы V из. Заполярья летит стая белых аистов (Anitra nitida Schlesinger) в количестве семи особей. Разумеется, приборы обслуживаются специальным персоналом, но всевозможные замеры, ведение цели, анализ параметров, передача их в компьютеры, переработка и расшифровка данных происходят совершенно автоматически. Как не подивиться чудесам кибернетики! Тут имеются три устройства, каждое величиной с пятиэтажный многоквартирный дом. У иного малосведущего человека рот откроется от удивления, но любезный комендант, напоминающий своими повадками диковинную птицу, продолжает улыбаться. Он показывает выкрашенный в голубой цвет прибор размером с обычную стиральную машину. Обратите внимание: "Одна эта шутка будет поценнее, чем три огромных монстра. Если бы вы могли заглянуть внутрь, проследить за прохождением электрического тока в отдельных схемах прибора, увидеть его механизмы, созданные из редких металлов и микроскопически мелких деталей, вы бы поняли (я бы понял? скорее почувствовал), какое количество рабочей силы заменяет подобный аппарат, какие труднейшие задачи способен решать этот ничем не примечательный небольшой ящичек".
Я мог бы еще упомянуть, что станции Р-51 ничего не стоит за неполных две секунды зарегистрировать, расшифровать, зафиксировать десять тысяч одновременных изменений обстановки. Десять тысяч изменений в наблюдаемом секторе — что намного больше, чем может возникнуть в результате ракетного или авиационного нападения. Летающие объекты, атакующие строем — будь их даже пять тысяч, — радары и компьютеры воспринимают как единое целое. Но если строй рассыплется, приборы станут следить за каждым летящим предметом в отдельности. К примеру, начнет вдруг падать одна из пяти тысяч машин, так приборы, продолжая вести остальные летающие объекты, будут не только регистрировать параметры падающего самолета, но и зафиксируют координаты его падения.
Поскольку речь идет о военной тайне, я не могу более подробно описать то, что видел на станции Р-51. Однако осмелюсь продемонстрировать уважаемому читателю несколько «изюминок». Разумеется, в секторе, за которым ведет наблюдение станция, каждый день совершают полеты гражданские самолеты, военные машины, стартуют спортивные аэропланы и т. п. Приборы своевременно оповещают службу наблюдения: пассажирский самолет, спортивный аэроплан поднялись в воздух, датчики непрерывно следят за движением объекта, направлением полета, поддерживают обычную радиосвязь с аэродромами взлета и пункта назначения. Словом, приборы, повторяю еще раз, приборы опознают «свой» военный самолет, его тип, сигналы. Но вздумай только чужая машина попасть в сектор, за которым ведется наблюдение! Или заблудись пассажирский самолет, о взлете, маршруте и пункте назначения которого не было сообщено предварительно, или отклонись какая-то машина от заранее утвержденного маршрута! Электронная система тотчас же включит сигнал тревоги. Тревога? Для кого? Для чего? Для персонала станции. Но главным образом для включения других блоков комплекса. Автоматическая система противовоздушной обороны пытается установить с объектом связь на различных диапазонах радиоволн и с помощью общепринятых международных сигналов, передает записанные на магнитофонную пленку призывы к экипажу самолета на семи языках. Если же установить контакт не удается или пилот не отвечает соответствующим образом на запросы, не подчиняется приказу, автомат трижды выстреливает трассирующими ракетами в пространство перед машиной и позади нее. Затем по летящему объекту стреляют боевой ракетой, так чтобы она прошла в непосредственной близости от него. И наконец, по истечении десяти секунд, необходимых для оценки ситуации и принятия решения, после сопоставления с информацией, собранной о летящем объекте станциями Ц-51 и С-51, открывают огонь той или иной ракетой в зависимости от характера цели. Вы только вдумайтесь! Электроника сама определяет, какая ракета необходима для поражения цели, исходя из размеров, высоты полета и материала объекта, и вот уже из подземного склада, с глубины в двадцать этажей на стартовую площадку на скоростном лифте поднимается нужная ракета, устанавливается наизготовку, наводится на цель. А дальше дело только за автоматической командой «пуск». И тут уж промаха быть не может!
Об этом можно было написать книгу, которая воспринималась бы как фантастический роман. Но, вероятно, хватит об автоматике.
Ведь даже здесь человек интереснее любых машин! И не только потому, что машины изобрели и изготовили люди. Очевидно, у вас, дорогой читатель, возникнет тот же вопрос, что и у меня: какое же поле деятельности остается здесь для человека, создавшего столь совершенные механизмы и приборы? Мне довелось побеседовать с командиром расчета. Назвать его фамилию я также не имею права. Это человек пожилой, широкоплечий, но чуть сутуловатый, мускулистый, с неуклюже качающейся головой. Толстая шея делает его похожим на борца. Голова у него, как у медведя, нос широкий, приплюснутый, губы пухлые, в небольших глазах светятся ум, большой жизненный опыт и отеческая любовь. Нам не следует опасаться господства машин, говорит он. Автомат всегда останется слугой человека; любой прибор без человека — все равно, что тело без души: труп, обреченный на разложение. Солдаты, несущие службу на станции (число назвать не могу, но их не так уж мало), являют собой «душу» того или иного блока, комплекса, включающего иногда тысячи и тысячи приборов. «Душа», которая меняется трижды в день: работа здесь идет в три смены. Вот бы человеческой душе обновляться с таким постоянством! (Солдаты эти никогда не сталкиваются с противником непосредственно. Правда, у солдата не стало прямого контакта с противником с тех пор, как он обзавелся оружием, хотя бы той же палицей.)
На станции солдаты наблюдают за приборами, контролируют их работу — это и есть для них боевое задание. Обойдя несколько помещений, где осуществляется дежурство, я понял, чем тут занимается «душа». Например, изготовленные из нержавеющей стали детали некоторых автоматов с течением времени намагничиваются. Это ставит под угрозу безошибочность работы машины. Загорается специальная лампочка — значит, деталь надо заменить. У любого прибора, пусть даже его срок действия рассчитан на пятьдесят лет, есть множество блоков, которые подвержены быстрому износу. Каждая машина нуждается в профилактическом обслуживании. Думаю, излишне упоминать: любой из проходящих здесь службу, даже только что остриженный наголо новобранец, должен иметь диплом инженера или по крайней мере получить среднее техническое образование- В нашей армии нет другого рода войск, где был бы так высок образовательный ценз, культурный уровень. Да простят меня летчики, военные моряки, артиллеристы, саперы, храбрые и закаленные в боях пехотинцы, но я повторяю, с точки зрения общеобразовательного и культурного уровня в нашей армии нет подобной части. Такие подразделения обслуживают лишь станции типа Р-51. Невольно задумываешься: как же проводят свой досуг молодые люди в возрасте двадцати трех-двадцати четырех лет, инженеры по профессии, у которых достаточно высокие культурные запросы? Какие возможности для развлечения существуют здесь, в этом глухом захолустье, по соседству с серым, необразованным местным людом, погрязшим в вековой отсталости? Что ж, я могу успокоить читателя. На станции имеется библиотека в двадцать тысяч томов, причем каждые полгода книжный фонд обновляется. Есть и кинозал. Раз в неделю на вертолете привозят два художественных фильма и четыре короткометражки. Музыкальные салоны с коллекциями пластинок способны удовлетворить любой вкус: классика, джаз, оперетта, новейшая современная музыка. Телевидение предлагает двенадцать различных программ, а телевизорами оборудованы холлы, телевизионные комнаты и даже казарменные помещения.
Я распрощался со своим любезным проводником, обладателем мощной шеи и медвежьей головы, и остался в обществе солдат. На четырнадцатом ярусе под землей находится прекрасно оборудованная клубная комната: искусственный солнечный свет (благодаря скрытым в потолке небольшим кварцевым лампам), кондиционированный воздух заданной температуры и с определенным содержанием водяного пара. Стены украшены репродукциями с картин великих мастеров, на стендах — только что полученные литературные журналы, среди которых, как на показ, множество специальных научных изданий. Играет музыка, молодые люди разговаривают, громко смеются. Из невидимых глазу динамиков льется увертюра Бетховена «Леонора», парни хохочут, стоя вокруг стола в центре зала: идет игра в "мясо".
В клубе я познакомился со здешним психологом, симпатичным врачом в звании майора. Он с интересом следил за игрой, иной раз даже сам принимал в ней участие. (Правда, с одной стороны, он старался не уронить своего достоинства — все-таки майор, — но, с другой стороны, ему хотелось показать сослуживцам, что он для них свой парень.) Блестящий молодой ученый растолковал мне, какую важную роль играют в жизни солдат подобные непритязательные мужские игры. Не знаю, все ли мои читатели знакомы с правилами игры в «мясо». Один из солдат — судья — садится на стол, его задача — следить за тем, чтобы водящий не подглядывал. А водящий утыкается головой в колени судьи, согнувшись так, чтобы брюки на задней части тела натянулись.
Остальные игроки выстраиваются полукругом, и по сигналу судьи кто-то из них шлепает водящего, а тот по силе и направлению удара должен определить, кто его нанес. Если ему не удалось угадать, судья подает знак, и другой игрок хлопает водящего. Если же водящий определил, кто нанес удар, тогда по очереди щиплют «провинившегося» за ухо, и на этот раз водить приходится уже ему самому. Игра требует ловкости: наносящий удар не имеет права сходить с места, зато бить может снизу вверх и сверху вниз, как правой рукой, так и левой, ладонью и тыльной частью руки, может изогнуться таким образом, чтобы создать впечатление, будто удар нанесен совсем с другой стороны. От водящего требуется обостренное внимание. Ведь в такой игре может принимать участие человек двадцать пять-тридцать, а водящий должен цепко держать в уме "расстановку сил", то есть помнить, кто из участников где стоит. Ну и конечно, каждый игрок обязан великолепно знать силы, возможности и «почерк» другого. А в подобном подразделении очень важно, чтобы между солдатами существовали крепкие узы товарищества и дружбы. Психолог поведал мне, что замкнутость, проявление антипатии, если их не контролировать с помощью специалистов, могут привести к интригам, конфликтам, раздраженности, беспричинным взаимным нападкам. Игра в «мясо» позволяет легко освободиться от подобных настроений, которые неизбежно вызываются клаустрофобией. Кроме того, подобная забава позволяет молодым ребятам до конца понять и узнать друг друга, сближает их. В таком спаянном коллективе опытный игрок благодаря секундному прикосновению ладонью, способен узнать своего товарища из двадцати пяти-тридцати человек. Да что там, он отличил бы его из доброй сотни людей. А между тем удар приходится по той части тела, где нервных окончаний немного.
Признаться, меня несколько удивил обычай щипать проигравшего за ухо. И лишь тогда я обратил внимание, что почти все находящиеся в комнате солдаты, сержанты и офицеры — вислоухие. "Щипки за уши, — подумалось мне, — отнюдь не способствовали формированию у личного состава ушных раковин изящных очертаний, скорее наоборот".
— Мы специально стремимся к тому, — продолжал пояснения психолог, — чтобы в таких экстраординарных и призванных выполнять сложнейшие задания частях весь личный состав без исключения был вислоухим. Офицеры наши тоже приметны: одни отличаются небольшими «птичьими» головами, другие могут похвастать массивной, мощной «бычьей» шеей. И на это тоже есть причины психологического характера. Вислоухость свидетельствует об исполнительности, о готовности к беспрекословному послушанию и безоговорочному подчинению приказам. Она украшает солдата. (Бывали и такие случаи, когда, скажем, природа не наделила солдата подобным украшением, но он обладает всеми соответствующими душевными качествами, и тогда высшее командование производило его в ранг "почетного вислоушки".) Птичья голова указывает на тонкий склад души, на аристократическую психику. Человек с птичьей головой заботливо, тщательно следит за своей внешностью, он способен в любом обществе достойно носить армейский мундир. Человек с птичьей головой не боится крови, смерти, страданий. Не моргнув глазом, он может заживо содрать кожу с захваченного в плен вражеского пилота, если из того надо выколотить показания. Тут для него не существует невозможного. Он пойдет на что угодно, на любые крайние меры, не моргнув глазом, разве что его бескровные губы и бледные щеки чуть порозовеют да слегка заблестят глаза. Обладателю бычьей шеи свойствен другой психологический стереотип: его характеризуют точность, дисциплинированность и полное равнодушие к сути вещей; он не станет утруждать себя излишним анализом. (Не случайно XIII Конгресс психологов страны рекомендовал центральному аппарату, министерствам и местным органам управления непременно привлекать к работе людей с таким отличительным признаком-то есть бычьей шеей.)
Мне трудно без волнения вспоминать все увиденное на станции Р-51: необыкновенные чудеса современной науки, техники, психологии. По дороге на станцию я думал, что ознакомлюсь всего лишь с базой противоракетной обороны. Но теперь смело могу утверждать: мне посчастливилось лицезреть цитадель подлинной человечности, современного, отвечающего нашей замечательной эпохе гуманизма. Я горд, что могу считать себя сыном нашего времени, своей родины.
Дорога крутыми витками уводила вниз, и я попутно присматривался к долине. Разглядывал быстро приближающиеся домишки, весьма примитивно крытые толем (толь удерживался камнями, попросту наваленными сверху), небольшую церковку над устьем долины, ветхое школьное строение, похожее скорее на овечий загон. Тут мне вспомнился местный учитель. Что он может понять в нашем столетии? В состоянии ли он оценить поразительные достижения, созданные сыновьями нашего века? Он разбирается во всем этом еще меньше, чем серые и убогие обитатели долины. Уж они-то рады появлению Крепости и гордятся ею. А у желтокожих женщин с испорченными зубами глаза загораются, когда речь заходит о солдатах. (Те время от времени наведываются в деревню, получив увольнительную. У солдат всегда бывает при себе настоящий шоколад и хорошее спиртное в бутылках.) Разве разобраться учителю в нашей жизни, в достижениях небольшой планеты, где еще наши деды и прадеды смотрели на звезды, воображая, что сам господь бог взирает оттуда сверкающими очами на грешную землю. В те времена дымом и сигнальными кострами сообщали о приближении неприятеля. Потом появились семафоры. Затем линии телеграфной связи. Но каким примитивным выглядит в наши дни аппарат искрового телеграфа!
Сейчас каждый кубический метр воздушного пространства, более того, каждый кубический метр стратосферы и ионосферы находится под постоянным и неусыпным контролем со стороны человека и сотворенных его руками приборов, которые способны выполнять свою работу точнее и быстрее, чем их творец и создатель. На небе нет больше тайн и опасности. Братья мои и соотечественники, спите спокойно.
То, о чем я расскажу ниже, изложено довольно сумбурно, но все же точно, поскольку суть дела схвачена верно. Правда, мысли свои я формулирую беспорядочно, но попробуй-ка придать форму рассеивающемуся облаку или удержать в памяти остатки только что увиденного сна. Речь пойдет о вещах, о которых мы ничего не знаем, да и не можем знать, о чем не имеем ни малейшего понятия, именно так: для их определения у нас вообще не существует никакого понятия, потому что происходят они из "мира, освобожденного от понятий". Мне придется переводить с «языка» мира, где процесс мышления обходится без привычных нам понятий. А это потруднее, чем переводить народные песни с бретонского на суахили. Поэтому я вынужден изобрести целую систему аналогий, и все равно мое описание носит символический характер, это всего лишь сказочное упрощение действительности. Его можно сравнить с попыткой объяснить ребятишкам в детском саду интегральное исчисление. "Жила-была бесконечно большая, бесконечно малая разность. И у этой бесконечно большой, бесконечно малой разности было множество частных. И вот однажды эти частные…" (При этом надо помнить, что аналогии всегда "хромают".) А теперь давайте поглядим, что у меня получится.
Жители Венеры обитают на своей планете двести миллионов лет — двести миллионов земных лет; это приблизительно равняется восьмистам миллионам венерианских, что составляет возраст их рода. Они старше человечества в двести раз. По всем законам развития материи, а они по сути своей действительны повсюду, даже претерпев многочисленные мутации, жители Венеры сильно опередили нас в своем развитии.