Кларк Мэри Хиггинс. Любит музыку, любит танцевать

   Дарси вдруг сообразила, что Д'Амброзио задал ей вопрос и теперь ждет ответа.
   — Последние годы ее отец живет в доме инвалидов в Массачусетсе, — сказала она. — Он уже почти ничего не понимает. Пожалуй, после него я самый близкий Эрин человек.
   Винс заметил боль в глазах Дарси.
   — За время своей работы мне не раз приходилось убеждаться, что иметь одного настоящего друга иной раз важнее, чем кучу родни.
   Дарси вымученно улыбнулась.
   — Эрин любила цитировать Аристотеля. «Что есть друг? Одна душа — два тела».
   Нона поднялась, подошла к Дарси и мягко обняла ее за плечи. Она посмотрела Д'Амброзио прямо в глаза.
   — Что мы можем сделать, чтобы помочь найти Эрин?
   Когда-то давно Пити Поттерс работал на стройке. «Работка что надо», — любил он хвастать всем, кто только соглашался его выслушать. «Всемирный Торговый Центр. Я сидел на здоровенном таком кране. Ветер, слышь, там такой, что не знаешь, когда навернешься». Тут он обычно подхихикивал. «А вид оттуда, слышь, аж дух захватывает».
   Но по ночам мысль о том, что завтра снова придется лезть на подъемный кран, все чаще не давала Пити покоя. Пара стаканчиков ржаного виски, потом пара кружек пива — и тепло вновь наполняло желудок и разливалось по всему телу.
   «Да ты весь в папашу, — стала покрикивать на него жена. — Никчемный пьянчужка».
   Пити не обижался. Он понимал. Когда жена заводила свою песню о папаше, он только посмеивался. Да, до папаши ему было далеко. Тот пропадал неделями, потом, придя в себя в вытрезвиловке на Боуэри, снова появлялся дома. «Когда есть хочется — никаких проблем, — делился он с восьмилетним Пити. — Иду в приют Армии спасения. А там как приобщишься — и поесть дадут, и помыться, и койку. Верняк».
   "Как это «приобщишься»? — спрашивал Пити.
   «Ну, когда приходишь в ночлежку, тебе начинают втолковывать про Бога, и про душу, и что мы все братья, и что надо покаяться. Потом говорят, кто верит в Библию, пусть выйдет и поклонится своему создателю. Это и есть религия. Ну выбегаешь, бух на колени и кричишь, что каешься. Вот и приобщился».
   Даже сорок лет спустя это воспоминание согревало бездомного бродягу Пити Поттерса. Он сам устроил себе приют — сооружение вроде шалаша из досок, жести и старого тряпья, притулившееся за покосившимся навесом автобусной остановки на заброшенном пирсе на Пятьдесят шестой улице в западной части города.
   Пити немного нужно от жизни. Вино. Чинарики. Немного еды. Мусорные баки исправно поставляют консервные банки и бутылки, которые стоит выудить ради их содержимого. Когда ему хотелось чего-нибудь получше, Пити брал мочалку и бутылку с водой и становился на перекрестке Пятьдесят шестой улицы и шоссе Вестсайд. Водителям вовсе не хотелось, чтобы он размазывал грязь по ветровому стеклу, но большинство из них боялись от него отмахнуться. Только на прошлой неделе он слышал, как какая-то старая перечница развопилась, обращаясь к девушке за рулем «мерседеса»: «Джейн, ты почему позволяешь этому типу задерживать машину?»
   Пити по достоинству оценил ответ: «А потому, мама, что не желаю, чтобы он ее поцарапал, если я откажусь».
   Когда от его услуг отказывались, Пити ничего не царапал. С бутылкой в руках и с хитрой улыбкой на лице он просто переходил к следующей машине. Вчера у него был удачный день. Снегу выпало довольно много, так что на улицах стояла слякоть, а ветровые стекла были заляпаны грязью с колес впереди идущих машин. Мало кто отвергал притязания Пити на эстакаде при въезде на шоссе. Он заработал восемнадцать долларов — хватило и на сэндвич огромных размеров, и на сигареты, и на три бутылки красного.
   Вечером он устроился в своем шалаше, укутавшись в старое армейское одеяло, которое он получил в армянской церкви на Второй авеню. Голову согревала лыжная шапочка, а побитый молью меховой воротник потрепанного пальто приятно щекотал шею. Он покончил с сэндвичем за первой бутылкой вина, а потом сидел в тепле, покуривая и прихлебывая, совершенно счастливый в привычном алкогольном тумане. Вот папа «приобщается». Вот мама приходит с работы домой, на авеню Тремонт, измотанная после того, как она целый день скребла и чистила чужие квартиры. Вот его жена, Бэрди. Мегера она, вот кто, а не Бэрди. Так и надо было ее назвать, когда родилась. От этой мысли Пити стало весело. Интересно, где она сейчас? А парнишка? Хороший парнишка.
   Пити не запомнил, когда услышал, что подъехала машина. Он попытался отогнать сон, инстинктивно собираясь защищать свою территорию. Только бы не полиция. Только бы не снесли опять. Не-а. Полиция не интересуется такими лачугами посреди ночи.
   Может, какая наркота. Пити ухватился за горлышко пустой бутылки. Пусть только сунется. Никто не сунулся. Спустя несколько минут от услышал, как машину снова завели, и осторожно выглянул. Огни задних габаритов мелькнули и скрылись в темноте. Кому-то, наверно, надо было помочиться, решил Пити и потянулся за оставшейся бутылкой.
   Когда Пити снова открыл глаза, день уже клонился к вечеру. В голове было пусто, в висках стучало. В животе жгло. Во рту как кошки ночевали. Он с трудом сел. Три пустые бутылки не могли предложить ничего утешительного. В карманах пальто он нашел двадцать центов. Есть охота, беззвучно заныл он. Высунув голову из-за листа жести, служившего дверью его укрытия, он понял, что дело идет к вечеру. По доку ползли длинные тени. Тут его глаза остановились на чем-то, что никак не могло быть тенью. Пити прищурился, тихонько выругался про себя и медленно поднялся на ноги.
   Ноги его не слушались, когда, пошатываясь, он ковылял к тому, что лежало на пирсе.
   Это была стройная женщина. Молодая. Рыжие вьющиеся волосы. Пити сразу понял, что она мертвая. Широкая цепочка врезалась ей в шею. Она была в блузке и брюках. Туфли на ногах разные.
   Цепочка блеснула в лучах заходящего солнца. Золото. Настоящее золото. Пити нервно облизнул губы. Собрав всю храбрость, чтобы заставить себя дотронуться до мертвой девушки, он попытался нащупать замочек чудесного колье у нее на затылке. Его неуклюжие пальцы дрожали и путались. С замочком он не справился. Господи Иисусе, какая она холодная.
   Он не хотел ломать застежку. Может, попробовать снять через голову? Стараясь не смотреть на посиневшую, со вздувшимися венами шею, он подергал за цепочку.
   На лице Эрин остались грязные полосы от пальцев Пити. Он наконец освободил цепочку и сунул ее в карман. Теперь сережки. Тоже хорошие. Вдалеке Пити услышал полицейскую сирену. Он подскочил, как испуганный заяц, и забыл про серьги. Здесь ему нечего оставаться. Надо собирать манатки и искать новое жилье. Когда тело найдут, полицейским достаточно будет, что он живет здесь рядом.
   Сознание вероятной опасности отрезвило Пити. Спотыкаясь, он бросился к своему шалашу. Все его вещи можно было завернуть в армейское одеяло. Подушку. Две пары носков, кое-какое белье. Теплую рубашку. Тарелку, ложку, чашку. Спички. Чинарики. Старые газеты на случай холодов.
   Через пятнадцать минут Пити растворился в мире бродяг.
   Попрошайничество принесло доход в четыре доллара тридцать два цента. На них он купил вина и сдобную булку. Он знал парня с Пятьдесят седьмой улицы, который скупал и продавал краденые драгоценности. Тот дал ему за цепочку двадцать пять долларов. «Отлично, приятель. Раздобудь еще что-нибудь в этом роде».
   В десять часов Пити спал на вентиляционной решетке метро, из-под земли шел теплый, спертый воздух. В одиннадцать его разбудили. Довольно вежливый голос говорил: «Вставай, браток. Сегодня ночью будет холодно. А мы отвезем тебя в такое место, где будет тепло, дадут приличную постель и хороший ужин».
   Без четверти шесть в пятницу, удобно устроившись в своем новом «БМВ», Ванда Либби медленно пробиралась по запруженному машинами шоссе Вестсайд. Хотя она и была довольна удачным походом по магазинам на Пятой авеню. Ванда все еще сердилась сама на себя за то, что так поздно выехала обратно в Тэрритаун. Вечерний час пик был хуже всего именно в пятницу, когда многие устремляются из центра Нью-Йорка за город. Никогда она не переедет обратно в Нью-Йорк. Здесь слишком грязно. Слишком опасно.
   Ванда бросила взгляд на кожаную сумочку на соседнем сиденье. Сегодня утром, поставив машину на стоянке в Кинни, она сунула ее под мышку и крепко прижимала к себе весь день. Не такая она дура, чтобы носить ее на руке, так что каждый может выхватить.
   Еще один дурацкий светофор. Ну да ладно, через пару кварталов она выедет на эстакаду и оставит это несчастное шоссе далеко позади.
   Кто-то забарабанил в окно, Ванда быстро взглянула направо. На нее, ухмыляясь, смотрела бородатая рожа. По лобовому стеклу заползала тряпка. Ванда плотно сжала губы. Черт. Она отчаянно замотала головой. Нет, нет, нет.
   Бородач не обращал на нее внимания. Я никому не позволю себя задерживать, вскипела Ванда и нажала кнопку, чтобы опустить правое окно. «Не надо...», — закричала она, и тут тряпка шлепнулась на лобовое стекло, бутылка с водой соскочила с капота. В машину просунулась рука, и Ванда увидела, как сумочка исчезла.
   Патрульная машина двигалась в направлении Пятьдесят пятой улицы. Водитель внезапно выпрямился. «Что там?» Было видно, что на подъезде к шоссе движение остановилось, люди выходят из автомобилей. «Поехали». Со включенной сиреной и мигающими огнями патрульная машина рванулась вперед, лавируя между движущимся транспортом и автомобилями, в два ряда припаркованными вдоль тротуара.
   Все еще вне себя от ярости, Ванда указывала на пирс неподалеку.
   — Моя сумочка. Он туда побежал.
   — Поехали. — Патрульная машина повернула налево, затем сделала правый поворот и с ревом въехала на пирс. Полицейский, сидевший рядом с водителем, включил дальний свет, и они увидели лачугу Пити. — Я проверю внутри. — Потом резко выбросил руку: — Посмотри, вон там. За остановкой. Что это?
   Так тело Эрин Келли, поблескивающее от изморози, с серебристой туфелькой на одной ноге, сияющей в ярком свете фар, было обнаружено еще раз.
   Дарси ушла от Ноны вместе с Винсом Д'Амброзио. Они доехали к ней домой на такси, и она отдала ему записную книжку Эрин и папку, где та держала объявления и свои ответы. Винс внимательно их изучил.
   — Немного, — заявил он. — Мы установим авторов объявлений, которые она обвела. Если нам повезет, среди них окажется и Чарлз Норт.
   — Эрин не слишком-то аккуратно вела записи, — сказала Дарси. — Может, мне сходить к ней на квартиру и снова просмотреть все бумаги на столе? Я могла что-нибудь пропустить.
   — Это было бы замечательно. Но вы не беспокойтесь. Если Норт действительно юрист из Филадельфии, его легко отыскать, — Винс поднялся. — Сейчас этим и займусь.
   — А я поеду к Эрин. Выйдем вместе, — Дарси помедлила. На автоответчике вспыхивала лампочка. — Я только прослушаю запись. Вы подождете? — Она попыталась улыбнуться: — Вдруг Эрин позвонила?
   Было два звонка. Оба по поводу объявлений. Один — очень милый. «Привет, Дарси. Звоню еще раз. С удовольствием прочел твое письмо. Надеюсь, мы сможем встретиться. Мой номер 4358. Зовут Дэвид Уэлд, телефон [phone]».
   Второй звонок был совсем другим. «Послушай, Дарси. Зачем ты тратишь и свое и мое время? Я звонил тебе четыре раза. Не люблю передавать через автоответчик, но на этот раз передам. А пошла ты...»
   — Парень с характером, — покачал головой Винс.
   — Я не включала автоответчик, когда была в отъезде, — сказала Дарси. — Если кто-то и пытался мне дозвониться в ответ на письма, которые я разослала сама, то наверняка уже перестал. Эрин стала посылать ответы от моего имени недели две назад. Это первые звонки.
   Гас Боксер удивился и не слишком-то обрадовался, когда открыл дверь и снова увидел молодую женщину, которая накануне отняла у него столько времени. Он хотел было напрочь отказаться опять впустить ее в квартиру Эрин, но не успел.
   — Мы заявили об исчезновении Эрин в ФБР, — сказала Дарси. — И мне велели еще раз осмотреть стол.
   ФБР. По телу Гаса пробежала нервная дрожь. Но ведь это было так давно. Ему не о чем беспокоиться. Ну заходили тут к нему недавно и даже адрес оставили на случай, если какая-нибудь квартира освободится. Одна красотка сказала даже, что готова выложить тысячу сверху, если он сообщит ей первой. Так что если подружка этой Келли дознается, что с той что-то случилось, в кармане у него заведется кое-какая мелочишка.
   — Я ведь тоже за нее волнуюсь, — затянул он. Сочувственный тон давался ему с трудом. — Подымайтесь.
   Наверху Дарси сразу же включила свет: наступали сумерки. Вчера квартира еще казалась приветливой. Сегодня на всем сказывалось отсутствие хозяйки. На подоконнике стала заметна тонкая полоска копоти. Рабочий стол слегка запылился. Афиши в рамах, всегда такие яркие и веселые, теперь казались неуместными.
   Пикассо из Женевы. Эрин купила его за границей, куда она ездила один раз от школы. «Мне она нравится, хотя тема мне не слишком близка», — говорила Эрин. На картине были изображены мать и дитя.
   Новых записей на автоответчике не было. В письменном столе Дарси не нашла ничего важного. В одном из ящиков лежала чистая кассета. Может быть, Д'Амброзио захочет прослушать старую, с записями. Она заменила пленку.
   Дом инвалидов. В это время Эрин обычно звонила туда. Дарси нашла телефон в справочнике и набрала номер. Трубку взяла старшая дежурная по этажу, где проживал Билл Келли.
   — Эрин как обычно звонила во вторник вечером, около пяти. Я еще сказала ей, что отцу недолго осталось. Она пообещала приехать в Уэллесли на выходные. — Потом добавила: — Я слышала, она пропала. Мы все тут молимся за нее.
   «Мне больше нечего тут делать», — подумала Дарси, и ее вдруг охватило непреодолимое желание поскорее попасть домой.
   Когда она добралась до дому, было без четверти шесть. Надо принять горячий душ, решила она, и выпить горячего грогу.
   В половине седьмого, укутавшись в свой любимый теплый халат, с чашкой дымящегося грога в руках, она уселась на диван перед телевизором и нажала кнопку дистанционного управления.
   Как раз начиналась какая-то передача. Джон Миллер, репортер криминального отдела четвертого канала, стоял при въезде на один из пирсов на Вестсайд. Позади него на фоне темной холодной воды Гудзона были видны силуэты полицейских, охранявших огороженную веревками площадку. Дарси прибавила звук.
   "...
   Заброшенном пирсе на Пятьдесят шестой улице только что обнаружено тело молодой женщины. Личность ее пока не установлена. По всей видимости, она была задушена. На вид ей около двадцати пяти лет, стройная, рыжеватые волосы. Одета в пеструю блузку и брюки. Странно в этой истории то, что на ней разная обувь: на левой ноге — коричневый кожаный сапожок, на правой — выходная туфля".
   Дарси смотрела на экран невидящими глазами. Рыжеватые волосы. Около двадцати пяти лет. Пестрая блузка. Она подарила Эрин пеструю блузку на Рождество. Эрин была в восторге. «Здесь все краски одежд Иосифа, — сказала она. — Замечательно».
   Рыжеватые волосы. Стройная. Одежда Иосифа.
   Одежды библейского Иосифа были в крови, когда его вероломные братья показали их отцу в доказательство того, что он умер.
   Наконец Дарси удалось нащупать в сумочке карточку агента Д'Амброзио.
   Винс уже выходил из кабинета. Он торопился на встречу со своим пятнадцатилетним сыном Хэнком в Мэдисон Сквер Гарден. Они собирались быстро поужинать и посмотреть хоккейный матч с участием «Рейнджерс». Слушая Дарси, он понял, что ждал этого звонка, только не думал, что все произойдет так быстро.
   — Боюсь, что дело плохо, — сказал он. — Я свяжусь с участком, где нашли девушку. Ждите дома, я позвоню.
   После разговора с Дарси он позвонил в телекомпанию Хадсон. Нона была еще на работе.
   — Сейчас же еду к Дарси, — заявила она.
   — Ее попросят опознать тело, — предупредил Винс.
   Потом он позвонил в северный центральный участок, и его соединили с начальником отдела по расследованию убийств. Тело еще не увезли с места преступления. Когда его доставят в морг, за мисс Скотт пошлют машину. Винс объяснил, почему он интересуется этим делом, и услышал в ответ: «Мы будем признательны за помощь. Если только дело не прикроют сразу, было бы хорошо пропустить его через АПСОЖ».
   Винс снова набрал номер Дарси и сообщил, что за ней заедет полицейская машина и что Нона вот-вот будет у нее. Дарси поблагодарила. Голос ее ничего не выражал.
   Крис Шеридан вышел из здания своей галереи в десять минут шестого и большими шагами направился на угол Шестьдесят пятой улицы и Пятой авеню. От угла Мэдисон и Семьдесят восьмой улицы надо было пройти четырнадцать кварталов. Неделя выдалась очень насыщенная и весьма удачная, и сейчас он наслаждался чувством полной свободы и сознанием того, что впереди у него целых два выходных дня. И никаких дел.
   Окна его квартиры на десятом этаже выходили на Центральный парк. «Как раз напротив зоопарка», — говорил он обычно друзьям. Вкусы его были эклектичны, и антикварные столики, светильники и ковры сочетались здесь с длинными удобными диванами, обитыми тканью с геральдическим рисунком под средневековые гобелены. На стенах висели английские пейзажи. В столовой охотничьи гравюры девятнадцатого века и шелковые драпировки, изображавшие древо жизни, удачно дополняли стол и стулья в стиле Чиппен-дейл.
   Это была удобная, приятная квартира, не одна женщина за последние восемь лет оглядывала ее с надеждой.
   Крис прошел в спальню и переоделся в спортивную рубашку с длинными рукавами и полотняные брюки. Очень сухой мартини, решил он. Может быть, попозже он спустится вниз и поужинает где-нибудь спагетти. С бокалом в руке он включил шестичасовые новости и увидел тот же сюжет, который смотрела Дарси.
   Его жалость к убитой девушке и сострадание к горю ее семьи сменилось ужасом. Ее задушили! И на ноге одна туфелька! «О Господи», — пробормотал он. Неужели убийца и тот, кто послал письмо его матери, — одно лицо? В письме говорилось, что во вторник вечером танцовщица из Манхэттена умрет так же, как умерла Нэн.
   Во вторник, после звонка матери, он разыскал по телефону Глена Мура, шефа полиции в Дэриене. Мур навестил Грету, взял у нее письмо и постарался ее успокоить, заявив, что письмо наверняка написал какой-нибудь псих. Потом он перезвонил Крису. «Послушай, Крис, даже если это правда, мы же не можем приставить охрану ко всем молодым женщинам в Нью-Йорке».
   Теперь Крис снова набрал номер полицейского участка в Дэриене и попросил к телефону шефа. Муру еще ничего не было известно об убийстве в Нью-Йорке.
   — Я позвоню в ФБР, — сказал он. — Если письмо послал убийца, это прямая улика. Но я должен предупредить, люди из ФБР наверняка будут снова расспрашивать вас с матерью о смерти Нэн. Очень жаль, Крис, я знаю, как ей будет тяжело.
   На ступеньках ресторанчика «Бифштекс у Чарли» на Мэдисон Сквер Гарден Винс положил руку сыну на плечо.
   — Да ты за неделю еще вырос. — Теперь они были одного роста. — Скоро ты тарелку с голубой каемкой сможешь ставить не на стол, а прямо мне на макушку.
   — Что еще за тарелка с голубой каемкой? — У Хэнка было то же худое лицо с веснушками на носу, которое смотрело на Винса из зеркала лет тридцать тому назад. Только серо-голубые глаза достались ему от матери. Официант кивнул им. Когда они уселись за столик, Винс объяснил:
   — На тарелке с голубой каемкой обычно подавали фирменное блюдо в дешевых закусочных. За семьдесят девять центов ты получал кусок мяса, овощи, картошку. На ней были перегородки, чтобы соусы не смешивались. Твой дедушка любил так закусить — дешево и сердито.
   Они решили взять гамбургеры со всем понемногу, картофель фри и салат. Себе Винс заказал пиво, Хэнку — кока-колу. Винс заставлял себя не думать о том, что Дарси Скотт и Нона Робертс едут сейчас в морг, чтобы опознать тело жертвы. Тяжело им сейчас.
   Хэнк рассказывал о своей спортивной команде.
   — В следующую субботу мы бегаем на Рэндалл Айленд. Сумеешь прийти?
   — Конечно, если только...
   — Ну разумеется. — В отличие от своей матери, Хэнк понимал сложности работы Винса. — Новое дело?
   Винс рассказал ему о том, что, вполне возможно, по городу ходит убийца, жертвами которого стали уже несколько женщин, о том, что Нона Робертс готовит передачу об объявлениях о знакомстве, и о том, что убитая, найденная на пирсе, вполне может оказаться Эрин Келли.
   Хэнк внимательно слушал.
   — Думаешь, тебе стоит этим заняться?
   — Еще не знаю. Может, это обычное убийство, и криминальная полиция Нью-Йорка с ним сама справится, но они обратились за помощью в Куонтико, и я помогу чем смогу. — Он позвал официанта, чтобы расплатиться. — Нам пора. — Знаешь что, пап. Я ведь все равно приду еще в воскресенье. А на хоккей я и один сходить могу. Я вижу, тебе неймется взяться за это дело.
   — Я ведь тебе обещал...
   — Слушай. Все билеты на эту игру проданы. Давай баш на баш. Драть я не буду, но если продам твой билет за ту же цену, то деньги оставлю себе. Завтра у меня свидание. Я на мели, а у мамы в долг просить не хочу. Она опять отошлет меня к этому хмырю, своему мужу. Очень хочет, чтобы мы подружились.
   Винс улыбнулся.
   — Ну, у тебя все задатки вора на доверии. До свидания. Пока!
   В полицейской машине по дороге в морг Дарси и Нона держались за руки. Их проводили в комнатку рядом в вестибюлем.
   — За вами придут, когда все будет готово, — пояснил полицейский, который привез их. — Наверное, сейчас делают снимки.
   Снимки. «Эрин, это все ерунда. Если попросят фотографию, пошли свою. Тут либо пан, либо пропал». Дарси смотрела прямо вперед, едва сознавая, где находится, не чувствуя руки Ноны у себя на плече. Чарлз Норт. Эрин с ним встретилась в семь часов вечера во вторник. Всего несколько дней назад. Во вторник утром они еще шутили вместе, говоря об этом свидании.
   — А теперь, — вдруг произнесла Дарси вслух, — я сижу в морге города Нью-Йорка и жду, когда мне покажут тело мертвой женщины, и я уверена, что это Эрин.
   Почувствовала ли она, как напряглась рука Ноны?
   Вернулся полицейский.
   — Едет кто-то из ФБР. Просил без него вниз не спускаться.
   Винс шел между Дарси и Ноной, крепко держа их под руки. Они остановились перед стеклянным окошком, отделявшим их от неподвижной фигуры на каталке. Винс кивнул, и санитар откинул простыню с лица жертвы.
   Но Дарси уже знала. Прядь рыжеватых волос выбилась из-под простыни. Потом она увидела знакомый профиль, широкие голубые глаза были теперь почему-то закрыты, и ресницы отбрасывали темные тени, всегда улыбавшиеся губы были так неподвижны.
   Эрин. Эрин. Эрин, моя Эрин, пронеслось в голове Дарси, и она почувствовала, как проваливается в спасительную темноту.
   Винс и Нона подхватили ее. «Нет, нет, все в порядке». Она поборола приступ головокружения и выпрямилась. Она оттолкнула поддерживающие ее руки и стала опять смотреть на Эрин, словно старалась навсегда запомнить меловую белизну лица и кровоподтеки на шее.
   — Эрин, — заговорила она решительно, — клянусь тебе, я найду Чарлза Норта. Он заплатит за то, что сделал с тобой, обещаю.
   Звуки рыданий эхом прокатились по гулкому коридору. Дарси поняла, что это рыдает она сама.
   В пятницу Джею Стрэттону везло целый день. Утром он зашел в офис фирмы «Бертолини». Когда накануне он занес ожерелье, Альдо Марко, менеджер, все еще был вне себя по поводу задержки. Теперь он сменил гнев на милость. Его клиент в восторге. Мисс Келли удалось осуществить все то, что они имели в виду, когда решили заказать для камней новую оправу. Можно рассчитывать на дальнейшее сотрудничество? По просьбе Джея чек на двадцать тысяч долларов был выписан на его имя, так как он представляет интересы Эрин Келли.
   От «Бертолини» Стрэттон направился в полицейский участок и заявил о пропаже бриллиантов. С копией официального заявления в руках он устремился в страховую компанию в центре города. Служащая с огорченным видом сообщила ему, что лондонская контора Ллойда оформила новый страховой полис на эти бриллианты.
   — Естественно, они выплатят вам всю сумму, — нервно сказала она. — Они очень обеспокоены участившимися кражами драгоценностей в Нью-Йорке.
   В четыре часа он был уже в Стэнхопе и пил шампанское с Энид Армстронг, вдовой, которая ответила на одно из его объявлений о знакомстве. Он внимательно слушал, а она все говорила и говорила о том, как ужасно одинока.
   — Прошел уже год, — сказала она, и глаза ее заблестели. — Знаете ли, люди все понимают и иногда приглашают меня куда-нибудь. Но мир устроен так, что люди живут парами, и одинокая женщина всем мешает. В прошлом месяце я поехала в круиз по Карибскому морю. Это было просто невыносимо. Джей покудахтал немного, изображая сочувствие, и взял ее за руку.
   Армстронг была миловидной женщиной лет под шестьдесят. Вещи на ней были дорогие, но ей явно не хватало стиля. Он встречал таких женщин довольно часто. Замуж вышла рано. Сидела дома. Растила детей. Вступила в местный клуб. Муж добился успеха, но по-прежнему сам подстригал лужайку перед домом. Он непременно позаботился о том, чтобы его жена не нуждалась, когда он помрет.
   Джей рассматривал кольца Армстронг. Все камни были превосходны. Солитер — просто прелесть.
   — Ваш муж был щедрым человеком, — сказал он.