Клэнси Том. Охота за "Красным Октябрём"

   – Пэт, опусти мачты и скомандуй погружение на тысячу двести футов.
   – Слушаюсь, сэр. Опустить мачты, – приказал Манньон. Старшина потянул за рычаги гидравлики.
   – Мачты УВЧ и СЭН опущены, сэр, – доложил вахтенный электрик.
   – Отлично. Боцман, погружение на тысячу двести футов.
   – Погружение на тысячу двести футов, слушаюсь, сэр, – отрепетовал боцман, стоящий у горизонтальных рулей. – Плоскости рулей вниз на пятнадцать градусов.
   – Плоскости на пятнадцать градусов вниз.
   – Действуй, Пэт.
   – Слушаюсь, шкипер. Полный вперед!
   – Есть полный вперед. – Рулевой протянул руку к машинному телеграфу.
   Манкузо наблюдал за работой команды. Все исполняли свои обязанности с точностью отлаженных механизмов. Но они не были машинами, нет. Это были люди. Его люди.
   В кормовом реакторном отсеке лейтенант Батлер приказал механикам отрепетовать команду и дал необходимые распоряжения. Охладительные насосы реактора заработали быстрее. Возросший объем горячей воды, находящейся под давлением, начал поступать в теплообменник, превращая в пар воду внешнего контура. Когда охлаждающая жидкость возвращалась в реактор, ее температура заметно снижалась, и потому плотность возрастала. Благодаря возросшей плотности она поглощала большее количество нейтронов в реакторе, увеличивая интенсивность ядерной реакции и производя еще больше тепла. Дальше в стороне кормы перегретый пар в "наружном", или нерадиоактивном, цикле теплообменной системы через несколько клапанов попадал на лопасти паротурбины. Огромный бронзовый винт "Далласа" стал вращаться быстрее, погнав подлодку вперед и вниз.
   Механики выполняли свои обязанности спокойно и уверенно. По мере того как возрастала мощность, шум внутри машинного отделения увеличивался, и механики, следившие за этим, не отрывали глаз от приборов. Привычная работа шла гладко и без заминок. Никаких лишних разговоров, ничего, что могло бы отвлечь от дела. Рядом с реакторным отсеком подлодки больничная операционная показалась бы олицетворением хаоса.
   В передней части лодки Манньон, наблюдавший за указателем глубины, увидел, что стрелка перевалила за шестьсот футов. Боцман, самый опытный специалист на борту лодки, подождет, пока она достигнет глубины девятьсот футов, прежде чем приступить к выравниванию подводного корабля. Цель маневра заключалась в том, чтобы погружение полностью прекратилось в тот момент, когда датчик глубины покажет тысячу двести футов. Капитан третьего ранга Манкузо хотел, чтобы "Даллас" оказался под термоклином, границей между слоями воды различной температуры. Вода в море делится на изотермальные слои, где температура примерно одинакова. Относительно плоская граница, проходящая там, где более теплая вода поверхностного слоя встречается с холодной водой морских глубин, представляет собой полупроницаемый барьер, отражающий звуковые волны. Те волны, которые все-таки проникают через него, оказываются по большей части в ловушке под слоем термоклина. Таким образом, хотя "Даллас" и двигался сейчас ниже этого слоя со скоростью свыше тридцати узлов, производя немалый шум, поверхностные гидроакустические датчики не могли обнаружить подлодку. С другой стороны, сейчас она двигалась почти вслепую, но на такой глубине вряд ли есть препятствия, на которые можно натолкнуться.
   Манкузо снял микрофон внутренней корабельной радиотрансляции.
   – Говорит капитан. Мы только что начали скоростной переход, который будет продолжаться сорок восемь часов. Сейчас мы направляемся к месту, где надеемся обнаружить русскую подлодку, прошедшую мимо нас двое суток назад. Судя по всему, русские пользуются новой, относительно бесшумной движительной системой, которая пока никому еще не встречалась. Мы попытаемся обогнать их и начать преследование, после того как русская подлодка снова пройдет мимо нас. Теперь мы знаем характер звуков, издаваемых этой лодкой, и сможем легко обнаружить ее. А пока я хочу, чтобы все на борту "Далласа" как следует отдохнули. После того как мы прибудем в намеченную точку, нам предстоит длительное и трудное преследование. Мне нужно, чтобы все были в форме. Надеюсь, работа окажется интересной.
   Манкузо выключил микрофон и повернулся к боцману.
   – Какой у нас сегодня фильм? – спросил командир. Боцман, следивший за стрелкой указателя глубины, увидел, что она замерла на отметке тысяча двести футов, и только после этого ответил на вопрос командира. Являясь старшим среди матросского и старшинского состава лодки, он одновременно заведывал бортовым кабельным телевидением. В телевизионную систему входили три видеомагнитофона в старшинской кают-компании, откуда шли кабели к телевизорам в кубриках и других местах размещения команды.
   – Шкипер, у нас есть выбор. Можно поставить "Возвращение Джеди" или две кассеты с записями футбольных матчей: Оклахома – Небраска и Майами – Даллас. Оба состоялись, когда мы были на учениях, сэр, так что это будет походить на прямую трансляцию. – Он засмеялся. – Прямо с рекламой и всем остальным. Коки уже готовят попкорн.
   – Отлично. Я хочу, чтобы все расслабились, приободрились. – Непонятно, почему мы никогда не получаем записей с играми команд военно-морских сил? – подумал Манкузо. Правда, в этом году армейские команды разнесли их в пух и прах…
   – Доброе утро, шкипер. – В центр управления огнем вошел Уолли Чеймберз, старший помощник. – Я слышал, будто что-то случилось?
   – Пошли в кают-компанию, Уолли. Хочу, чтобы ты кое-что прослушал. – Манкузо достал кассету из кармана рубашки и повел Чеймберза в сторону кормы.
   

Ударная подлодка "В. К. Коновалов"

   В двухстах милях к северо-востоку от "Далласа", в Норвежском море, советская подводная лодка "Коновалов" мчалась на юго-запад со скоростью сорок один узел. Капитан Туполев сидел в кают-компании один и в который раз перечитывая депешу, полученную им два дня назад. Она вызывала у него смешанные чувства, от горя до ярости. – Чтобы Учитель пошел на такое? Туполев был ошеломлен случившимся.
   Но у него не оставалось выхода. Приказ, переданный капитану, был недвусмысленным, особенно если принять во внимание, как напомнил ему замполит, что сам Туполев – бывший ученик предателя Рамиуса. Туполев тоже может оказаться в тяжелом положении, если "Красный Октябрь" с его новой движительной установкой сумеет ускользнуть от преследователей.
   Значит, Марк провел за нос всех, не только его. Он как идиот шнырял по Баренцеву морю, в то время как Рамиус направлялся совсем в другую сторону. Причем явно посмеиваясь, в этом Туполев не сомневался. Такая измена, такая дьявольская опасность для Родины. Это непостижимо – и в то же время понятно. Рамиус с жиру бесится. У него было все. И четырехкомнатная квартира, и дача, и собственные "жигули". Не то что у него, у Туполева, машины и той нет. Как он пробивался в командиры атомной подлодки, и теперь все его усилия могут пойти прахом! Если удастся сохранить за собой должность командира, можно считать, что ему повезло.
   Придется убить друга, подумал он. Друга? Да, признался Туполев, Марк был хорошим другом и отличным учителем. Почему он решился на измену?
   Из-за жены, из-за Натальи Богдановны.
   Да, конечно. Именно в этом дело. Случившееся вызвало шумный скандал. Сколько раз он, Туполев, бывал у них в доме, ужинал с ними, сколько раз Наталья смеялась вместе со своими любимыми, сильными, мужественными сыновьями. Он покачал головой. Такую женщину погубить! И все этот проклятый идиот-хирург. И против убийцы ничего не предпринять – сын члена Центрального комитета партии. Конечно, это возмутительно, когда в стране, где уже на протяжении трех поколений строится социализм, происходят подобные вещи. И все-таки такому безумию нет оправданий.
   Туполев склонился над картой, которую захватил с собой. Через пять суток он выйдет в свой район, даже быстрее, если выдержит двигательная установка, а Рамиус не будет особенно спешить. Не будет: он – лиса, а не бык, он постарается действовать хитростью и не станет без оглядки мчаться вперед. Туполев знал, что остальные "альфы" придут на место раньше его, но это не имело значения. Он должен сделать все собственными руками. Он обгонит Рамиуса и станет ждать. Тот попробует проскользнуть мимо, и вот тут-то "Коновалов" преградит ему путь. И тогда "Красному Октябрю" конец.

Северная Атлантика

   Британский истребитель "си-харриер" FRS-4 появился минутой раньше расчетного времени. На мгновение он завис над левым бортом "Кеннеди", пока пилот осматривал место предстоящей посадки и состояние моря. Поддерживая постоянную скорость в тридцать узлов, чтобы уравнять скорость истребителя со скоростью авианосца, он аккуратно скользнул вправо, затем мягко опустил самолет точно в середине летной палубы авианосца, почти перед островом. Матросы палубной команды мгновенно бросились к истребителю – у троих в руках были тяжелые металлические башмаки, которые они вставили под колеса, четвертый подставил металлическую лестницу к кокпиту, фонарь которого уже поднимался. Еще четверо матросов подтащили заправочный шланг, стараясь продемонстрировать выучку и быстроту, с какой могут действовать американские военные моряки. Английский пилот был в оранжевом комбинезоне и желтом спасательном жилете. Он положил шлем на спинку переднего сиденья, спустился по приставной лестнице, посмотрел на истребитель, чтобы убедиться, что он в надежных руках, и побежал к острову ¹². У открытого люка его встретил Райан.
   – Вы Райан? Я – Тони Паркер. Где здесь гальюн? Джек показал дорогу, и пилот бросился в нужном направлении, оставив Райана, который был уже в летном костюме, с сумкой в руке и смущенной улыбкой на лице. В другой руке он держал белый пластиковый шлем и наблюдал за тем, как палубная команда заправляет "харриер", надеясь, что они знают, что делают. Паркер вернулся через три минуты.
   – Капитан, – заметил он мимоходом, – это как раз то, что они никогда не устанавливают на истребителях, – чертов гальюн. Накачают тебя чаем и кофе, посадят в кокпит и – в воздух, а там куда отольешь.
   – Понимаю, что за ощущения. Вам нужно еще что-нибудь?
   – Нет, сэр. Ваш адмирал говорил со мной по радио, когда я подлетал. Похоже, ваши парни уже заправили мою птичку. Полетели?
   – Куда положить вот это? – Райан поднял сумку, полагая, что ее придется держать на коленях. Заметки для инструктажа он сунул за пазуху летного комбинезона.
   – В багажник, конечно. Пошли, сэр.
   Паркер бодрым шагом направился к истребителю. Едва начинало светать. Над головой в тысяче, а то и двух тысячах футов висели плотные облака. Дождя не было, хотя казалось, что он вот-вот начнется. Морская поверхность с все еще восьмифутовыми волнами походила на серую равнину, испещренную белыми гребешками. Райан чувствовал движение "Кеннеди", испытывая удивление, что такую громадину вообще можно заставить двигаться. Когда они подошли к "харриеру", Паркер взял у Райана сумку и потянул за рычаг, утопленный в нижней части корпуса истребителя. За скрытым люком открылась небольшая емкость размером с маленький холодильник. Пилот сунул туда сумку, захлопнул люк и проверил, надежно ли тот закрылся. Матрос, судя по его желтой рубашке, – из палубной команды, о чем-то заговорил с Паркером. На корме ревели двигатели вертолета, к центральной катапульте выруливал истребитель "томкэт". Вдобавок ко всему ветер был узлов тридцать. Прямо скажем, место не из тихих.
   Паркер махнул в сторону приставной лестницы и сделал знак Райану, чтобы тот поднимался в кокпит. Джек, отношение которого к лестницам мало чем отличалось от его отвращения к полетам, поднялся в кабину и почти свалился в кресло. Он постарался устроиться поудобнее, пока матрос палубной команды пристегивал четырехточечную систему ремней, затем надел на голову Райана шлем и показал на разъем внутренней связи. Пожалуй, американские матросы действительно разбираются в "харриерах", подумал он. Рядом с разъемом Райан увидел переключатель и щелкнул им.
   – Вы слышите меня, Паркер?
   – Да, капитан. У вас все в порядке?
   – Вроде бы.
   – Отлично. – Пилот повернул голову в сторону отверстий воздухозаборников. – Включаю двигатель.
   Фонари кабины оставались поднятыми. Рядом с истребителем стояли три матроса с большими углекислотными огнетушителями в руках – по-видимому, на случай взрыва двигателя, подумал Райан. Еще несколько человек смотрели на незнакомый самолет, стоя у острова. Мощная машина взревела тысячами лошадиных сил, и плексигласовые фонари опустились.
   – Вы готовы, капитан?
   – Как и вы.
   "Харриер" был небольшим, но, без сомнения, самым шумным истребителем. Пока Паркер регулировал ручки управления тягой и вектором, Райан чувствовал, как рев двигателя волнами проносится сквозь его тело. Самолет задрожал, нос его накренился, и машина неуверенно поднялась в воздух. Райан увидел, как какой-то человек у надстройки машет им и показывает куда-то. "Харриер" скользнул влево, двигаясь в сторону от острова и одновременно набирая высоту.
   – Взлетели неплохо, – послышался голос Паркера. Он снова отрегулировал направление тяги, и "харриер" начал набирать горизонтальную скорость. Ускорения Райан почти не чувствовал, но заметил, что "Кеннеди" быстро исчезает позади. Через несколько секунд истребитель оказался за пределами кольца эскортных кораблей.
   – Давайте уйдем от этой мерзости, – произнес Паркер. Он потянул рычаг на себя и направил самолет к облакам. Через считанные секунды они оказались внутри них, и поле зрения Райана мгновенно сократилось с пяти миль до пяти футов.
   Джек огляделся: посмотрел на приборы, на ручки управления. Указатель горизонтальной скорости показывал сто пятьдесят узлов, и скорость увеличивалась, альтиметр – четыреста футов. Раньше этот "харриер" был, по-видимому, тренировочным самолетом, но контрольную панель переделали, и теперь на ней были установлены приборы от обтекаемого контейнера с датчиками, закрепленного, наверно, под брюхом истребителя. Изобретение от бедности, но, по словам адмирала Пойнтера, самолет был неплохим. Райан понял, что на экран, который походил на телевизионный, поступает информация от направленного вперед датчика инфракрасного теплового излучения. Указатель скорости показывал теперь триста узлов, а угол набора высоты составлял двадцать градусов. Странно – ему показалось, что взлетают, они куда круче.
   – Скоро выйдем из этого дерьма, – заметил Паркер. – Вот! На альтиметре было двадцать шесть тысяч футов, когда глаза залил поток ослепительного солнечного света. Это неизменно поражало Райана при полетах, и привыкнуть к этому он так и не сумел: какой бы мерзостной ни была погода на земле, а стоит подняться достаточно высоко, и тебя всегда ждет там солнечное сияние. Потоки яркого света заливали истребитель, но цвет неба был заметно темнее, чем мягкая синева при взгляде с земли. Полет стал таким же плавным, как на авиалайнере, едва "харриер" преодолел нижние турбулентные слои атмосферы. Райан опустил козырек шлема, чтобы защитить глаза от ослепительного света.
   – Теперь лучше, сэр?
   – Все в порядке, лейтенант. Оказывается, лететь на таком истребителе намного приятнее, чем я ожидал.
   – Что вы имеете в виду, сэр? – с любопытством спросил Паркер.
   – Думаю, это куда лучше, чем на коммерческом авиалайнере. Видишь все вокруг. Так намного спокойнее.
   – Жаль, что у нас нет лишнего топлива, а то я показал бы вам настоящую аэробатику. "Харриер" способен проделывать практически любые фигуры.
   – Ничего, мне и так нравится.
   – А ваш адмирал, – доверительно заметил Паркер, – сказал, что вы не любите летать.
   Райан вцепился руками в подлокотники кресла, когда истребитель внезапно сделал три полных оборота вокруг своей оси и тут же продолжил обычный полет. К собственному изумлению, он засмеялся.
   – Это и есть британское чувство юмора? – спросил он.
   – Таким был приказ вашего адмирала, – извинился Паркер. – Чтобы вы не думали, будто "харриер" – обычное такси.
   Интересно, который из них это придумал, усмехнулся про себя Райан, – Пейнтер или Давенпорт? Скорее всего оба. Проносящиеся под истребителем облака походили сверху на волнующееся хлопковое поле. Никогда раньше, глядя в иллюминатор размером в квадратный фут, он не представлял себе, что это зрелище может быть таким красивым. Даже с заднего сиденья ему казалось, будто он находится снаружи.
   – Разрешите задать вопрос, сэр?
   – Конечно.
   – Почему такая спешка?
   – Что вы имеете в виду?
   – Видите ли, сэр, наш корабль развернулся и пошел обратно. Затем мне приказали переправить одного высокопоставленного офицера с "Кеннеди" на "Инвинсибл".
   – А-а, понятно. Не могу ответить на ваш вопрос, Паркер. Мне поручили доставить кое-какие бумаги вашему боссу. Я – всего лишь почтальон. – солгал Райан.
   – Вы уж извините меня, капитан, но мы с женой вскоре после Рождества ожидаем нашего первенца. Надеюсь вернуться к родам, сэр.
   – Где вы живете?
   – В Чэтеме. Это район, который…
   – Я знаю. Сам пока живу в Англии. Наш дом в Марлоу, вверх по Темзе. Там у нас появился второй ребенок.
   – Он там родился?
   – Нет, просто в Англии мы его сработали. Моя жена утверждает, что виной всему эти непривычные кровати в отелях, всякий раз так получается. Будь я любитель поспорить, побился бы с вами об заклад, что ваш ребенок не будет спешить с рождением. Первенцы всегда не спешат появиться на свет.
   – Вы говорите, что живете в Марлоу?
   – Совершенно верно, в начале года мы построили там дом.
   – Так вы Джек Райан… Джон Райан? Тот самый, который…
   – Да. Только держите это при себе, лейтенант.
   – Понял, сэр. Я и не знал, что вы – морской офицер.
   – Вот потому-то и не говорите никому об этом.
   – Конечно, сэр. Извините за глупую выходку с тремя оборотами.
   – Ничего страшного. Адмиралам тоже надо немного позабавиться. Насколько я знаю, вы только что проводили учения с нашими парнями.
   – Совершенно точно, капитан. Я "потопил" одну из ваших подлодок, "Тэллиби". То есть мой оператор электронных систем и я, сэр. Ночью мы засекли ее у самой поверхности инфракрасным датчиком и забросали шумовыми хлопушками. Видите ли, мы не хотели, чтобы кто-то знал о нашем новом оборудовании. Стараешься добиться цели теми средствами, которые у тебя есть. Потом мне стало известно, что командир вашей лодки был вне себя от ярости. Я надеялся встретиться с ним в Норфолке, но его подлодка пришла лишь в тот день, когда мы вышли в море.
   – Ну как, хорошо провели время в Норфолке?
   – Да, капитан. Нам удалось поохотиться на вашем Чесапикском заливе – насколько мне известно, вы называете его Восточным берегом.
   – Вот как? Мне довелось там охотиться. Успешно?
   – Неплохо. Я подстрелил трех уток за полчаса. Таким было ограничение – глупо, по-моему.
   – Вы просто приехали и подстрелили трех уток всего за полчаса в самом конце охотничьего сезона?
   – Именно так я добываю скромный заработок, чтобы хватило на пропитание, капитан, – стрельбой, – отозвался Паркер.
   – Прошлым сентябрем я охотился на куропаток с вашим адмиралом. Мне дали двустволку. Если покажешься там с ружьем вроде того, каким обычно пользуюсь я – у меня автоматический "Ремингтон", – на тебя смотрят, как на террориста. Вот мне и сунули двустволку "Пардью", будто это что-то особенное, а я едва к ней приспособился. Подстрелил пятнадцать штук. Вообще ваша охота показалась мне какой-то странной – медленной, что ли, – один парень заряжал мне ружье, а целый взвод других парней тем временем гнал на тебя птиц. У меня создалось впечатление, что с птичьим населением мы там покончили навсегда.
   – У нас больше дичи в расчете на акр, чем у вас.
   – Вот и адмирал сказал мне то же самое. Нам еще далеко до "Инвинсибла"?
   – Сорок минут.
   Райан посмотрел на указатели топлива. Стрелки свидетельствовали, что баки полупусты. Будь он за рулем машины, тут же начал бы искать заправочную. Значит, "харриер" сжег столько топлива всего за полчаса полета. Впрочем, лицо Паркера не отражало тревоги.
   Посадка на палубу авианосца "Инвинсибл" ничуть не походила на прибытие "трески" на "Кеннеди". Истребитель начало бросать, когда Паркер спускался через облака, и Райан подумал, что сейчас они находятся на переднем крае того самого шторма, который ему довелось выдержать накануне. Плексиглас фонаря заливали струи дождя, и Райан слышал барабанную дробь дождевых капель, бивших по алюминиевой обшивке корпуса, – или это был град? Наблюдая за приборами, он увидел, что Паркер выровнял машину на высоте тысячи футов – пока они все еще находились в облаках – и начал медленно снижаться. Когда до поверхности моря оставалось сто футов, истребитель вырвался из облачности, и перед глазами предстал английский авианосец. Размером он едва достигал половины "Кеннеди". Джек заметил, как бросают его пятнадцатифутовые волны. Техника посадки у Паркера ничем не отличалась от той, которой он пользовался на "Кеннеди". "Харриер" на мгновение завис над левым бортом авианосца, затем скользнул вправо и с высоты двадцать футов плавно опустился в нарисованный на палубе круг. Касание было довольно жестким, но Райан сумел предугадать это мгновение. Тут же поднялся фонарь кабины.
   – Вы можете выйти сейчас, – сказал Паркер. – Мне придется подрулить к лифту.
   Приставная лестница уже у борта. Райан отстегнул пристежные ремни и спустился вниз. Матрос палубной команды достал из багажника его сумку, и Райан последовал за ним к острову. Там его встретил энсин – в британском военно-морском флоте офицер такого звания назывался младшим лейтенантом.
   – Добро пожаловать на борт, – произнес офицер. Юноше не больше двадцати, подумал Райан. – Позвольте помочь вам снять летный костюм.
   Младший лейтенант стоял рядом, пока Райан расстегивал и снимал шлем, спасательный жилет и летный комбинезон. Затем Джек извлек из сумки свою фуражку. Переодеваясь, он несколько раз ударился о переборку. Авианосец бросало волнами, бьющими со стороны кормы. Носовой ветер и волны с кормы? Впрочем, подумал Райан, в Северной Атлантике да еще зимой случается и не такое. Офицер взял его сумку, написанные от руки заметки все время оставались у Джека при себе.
   – Идите, "лефтенант" ¹³, я последую за вами, – предложил Райан. Юноша помчался вверх, одолевая трап за трапом, и Джек, тяжело дыша, старался не отставать. Давало знать, что последнее время он забросил утренние пробежки. Корабельная качка вместе с некоторой дурнотой от перелета вызывала головокружение, и Райан почувствовал, что наталкивается на предметы. Почему такого не случается у профессиональных летчиков?
   – Вот адмиральский мостик, сэр. – Младший лейтенант открыл перед ним дверь.
   – Привет, Джек! – услышал Райан рокочущий голос вице-адмирала Джона Уайта, восьмого графа Уэстонского. Это был высокий крепкий мужчина с обветренным лицом, багровый цвет которого подчеркивал белый шарф вокруг шеи. Джек впервые встретил его в начале года, и с тех пор Кэти, жена Райана, и Антония, графиня Уэстонская, стали близкими подругами и членами узкого круга любителей музыки. Кэти Райан отлично играла на рояле, а Тони Уайт, привлекательная женщина сорока четырех лет, владела скрипкой "дель Джезу", сделанной искусными руками Гварнери. Муж ее был человеком, который на свое звание пэра смотрел, как на простую случайность. Он сделал карьеру в британском военно-морском флоте исключительно благодаря личным заслугам. Джек с удовольствием пожал ему руку.
   – Добрый день, адмирал.
   – Ну как долетели?
   – Странное впечатление. Мне еще не приходилось летать на истребителе, не говоря уже о таком, что способен неподвижно зависать в воздухе, словно пересмешник, – улыбнулся Райан. На мостике было тепло, и он почувствовал себя лучше.
   – Отлично. Давайте пройдем на корму в мою походную каюту. – Уайт отпустил младшего лейтенанта, который, прежде чем уйти, передал Райану сумку. Адмирал провел гостя по короткому коридору, и они вошли в небольшое помещение.