– Хорошо, доктор.
   – И больше никаких фокусов, господин Пешкин. Стоит вам еще раз нарушить правила, я удалю вас отсюда. Вы поняли меня?
   – Все будет так, как вы сказали, доктор, и позвольте мне еще раз извиниться перед вами.
   – А вы останетесь здесь, – приказал Тейт морскому пехотинцу и пошел прочь, сердито качая головой. Он был зол на русского, смущен собственным поведением, ему хотелось снова оказаться в Бетесде, там, где он привык работать, и он был недоволен тем, что даже ругаться не умеет как следует. Тейт спустился на первый этаж и потратил пять минут на поиски офицера разведки, прилетевшего сюда вместе с ним. В конце концов он нашел его в игровой комнате, где тот коротал время за компьютерными играми. Они прошли в пустой кабинет администратора госпиталя.
   – Вы действительно думаете, что он пытался убить парня? – изумленно спросил капитан.
   – А что я должен думать, по-вашему? – резко бросил Тейт. – Как вы сами считаете?
   – Мне кажется, он просто сделал глупость. Им нужен этот матрос живым – нет, сначала они хотят поговорить с ним – больше чем вам.
   – Откуда вы знаете это?
   – Пешкин звонит в посольство каждый час. Здесь установлена аппаратура прослушивания, разумеется.
   – Что, если он вас дурачит?
   – Если он такой талантливый актер, его место в кино, а не в КГБ. Постарайтесь поставить парня на ноги, доктор, а мы позаботимся обо всем остальном. Между прочим, вы правильно сделали, поставив у палаты морского пехотинца. Это припугнет их. В моей профессии нельзя упускать ни малейшего шанса припугнуть противника. Значит, когда он придет в сознание?
   – Не знаю. У него не проходит лихорадка, и он очень слаб. Почему они так стремятся поговорить с ним? – спросил Тейт.
   – Им нужно узнать, с какой подлодки он спасся. Коллега Пешкина по КГБ сболтнул об этом по телефону – кретин! Настоящий кретин! Они, должно быть, очень обеспокоены.
   – А мы знаем, с какой он подлодки?
   – Конечно, – лукаво улыбнулся офицер.
   – Тогда что здесь происходит, Боже милосердный?
   – Не могу этого сказать, доктор. – Капитан многозначительно улыбнулся, словно ему все было известно. На самом деле он тоже ничего не знал, как и все остальные.
Верфи ВМФ в Норфолке
   Подводная лодка "Скэмп" стояла в доке, пока огромный кран устанавливал "Авалон" на специальном устройстве у кормового люка. Капитан нетерпеливо следил за происходящим с вершины паруса. Его лодку оторвали от преследования двух "Викторов", и это раздражало капитана. Всего несколько недель назад он провел учения с использованием глубоководного спасательного устройства, а сейчас были дела и поважнее и ему ничуть не улыбалось играть роль матки-кита для этой дурацкой бесполезной игрушки. Вдобавок миниподлодка, закрепленная над кормовым спасательным люком, снизит его скорость по меньшей мере на десять узлов. А ведь нужно еще разместить и кормить четырех лишних человек. "Скэмп" совсем не так уж велик.
   Правда, зато они прихватят свежих продуктов. "Скэмп" находился в плавании пять недель, когда пришел приказ о возвращении на базу. У них истощился запас свежих овощей, и они воспользовались представившейся возможностью, чтобы взять на борт новые припасы. Команде быстро надоедают бобовые блюда. А вот сегодня у них будет настоящий салат-латук, помидоры, свежая кукуруза вместо консервированной. Но все это никак не компенсирует того, что где-то в море шныряют русские подлодки, о которых следовало побеспокоиться в первую очередь.
   – Все надежно закреплено? – Капитан склонился в сторону кормовой палубы.
   – Так точно, капитан. Мы готовы, очередь за вами, – ответил лейтенант Эймс.
   – Машинное отделение, – вызвал капитан старшего механика по внутренней связи. – Приготовьтесь к выходу в море через десять минут.
   – Мы уже готовы, шкипер.
   Портовый буксир стоял рядом, чтобы помочь лодке выйти из дока. Эймс получил свои указания, которые не понравились капитану. Уж теперь они точно не смогут преследовать русские подлодки, пока на корме закреплена эта проклятая лодчонка.
Подводный ракетоносец "Красный Октябрь"
   – Вот смотрите, Свиядов, – кивнул Мелехин, – я покажу вам, что придумал вредитель.
   Лейтенант подошел ближе. Старший механик ткнул пальцем в контрольный клапан на корпусе теплообменника. Прежде чем приступить к объяснению, Мелехин снял телефонную трубку.
   – Товарищ командир, говорит Мелехин. Я нашел место повреждения. Мне нужно на час заглушить реактор. Гусеница может работать на аккумуляторах?
   – Конечно, товарищ стармех, – ответил Рамиус. – Действуйте.
   Мелехин повернулся к своему заместителю.
   – Заглушить реактор и переключить аккумуляторные батареи на моторы гусеницы.
   – Слушаюсь, товарищ капитан. – Офицер повернулся к пульту управления.
   Время, которое потребовалось на то, чтобы найти место утечки радиации, оказалось тяжелым испытанием для команды. После того как обнаружили, что счетчики Гейгера выведены из строя, Мелехин и Бородин исправили их и приступили к тщательной проверке реактора, что было очень непросто. О значительной утечке радиоактивного пара речи не шло, иначе Свиядову пришлось бы соблюдать крайние меры предосторожности – даже крошечная струйка вполне могла оторвать руку. Они рассудили, что причиной радиационного заражения является незначительная утечка в системе низкого давления. Так ли это было или нет, больше всего команду будоражила неизвестность – никто не знал точно, что происходит.
   На проверку, которую проводили старший механик и старпом, потребовалось не меньше восьми часов, и на это время реактор пришлось снова заглушить. В связи с этим во всем корабле отключили электричество, осталось лишь аварийное освещение. Пришлось даже уменьшить питание системы очистки воздуха. Встревоженные матросы тихо переговаривались между собой. Беда в том, что Мелехин не мог обнаружить места утечки, а ведь накануне на значках-дозиметрах ничего не было! Это выглядело очень странно.
   – Давайте, Свиядов, говорите, что вы там видите. – Мелехин подошел к лейтенанту и показал на клапан.
   – Клапан проверки качества воды. – Этот клапан открывали только в порту, на холодном реакторе, для промывки системы охлаждения и проверки зараженности содержащейся в ней воды. Клапан выглядел совершенно обыкновенным, рассчитанный на высокое давление, он был с большим запирающим колесом. Выпускная трубка ниже его, под той частью, которая находилась под давлением, была не приварена, а сидела на резьбе.
   – Попрошу вас принести большой гаечный ключ, товарищ лейтенант. – Мелехин не торопится со своим уроком, подумал Свиядов. Когда старший механик намерен был объяснить что-то серьезное, он делал это очень медленно и обстоятельно. Свиядов вернулся с гаечным ключом длиной в добрый метр. Старший механик подождал, пока не заглушили реактор, потом тщательно проверил приборы, чтобы убедиться, что трубы находятся не под давлением. Он был осторожным человеком. Захватив ключом фитинг, Мелехин повернул его. Это не потребовало больших усилий.
   – Как видите, товарищ лейтенант, труба на самом деле врезана в корпус клапана. Почему, как вы думаете?
   – Врезка сделана во внешней части, товарищ старший механик. Давление держит сам клапан. Выпускная труба всего лишь играет роль направляющего крана. Конструкция соединения не влияет на его герметичность.
   – Совершенно верно. Навинченный фитинг недостаточно прочен для высокого давления внутри установки. – Мелехин отвернул фитинг до конца голыми руками. Фитинг был отлично обработан, нарезка все еще сверкала как новенькая. – Вот где был совершен акт вредительства.
   – Не понимаю, товарищ стармех.
   – Кто-то все это очень тщательно обдумал, товарищ лейтенант. – В голосе Мелехина звучала не только ярость, но и восхищение. – В обычном режиме, то есть на крейсерской скорости, давление внутри контура охлаждения равно восьми килограммам на квадратный сантиметр, правильно?
   – Да, товарищ стармех, и на предельной скорости давление увеличивается на девяносто процентов. – Свиядов знал все это наизусть.
   – Но мы редко ходим на полной скорости. Перед нами тупиковая часть контура охлаждения пара. Смотрите, здесь просверлено маленькое отверстие, диаметром меньше миллиметра. Вот глядите. – Мелехин наклонился, чтобы поближе разглядеть отверстие. Свиядов не спешил наклоняться к нему. – Даже меньше миллиметра, заметно меньше. Вредитель вывинтил фитинг, просверлил отверстие и затем поставил фитинг обратно. Крошечное отверстие позволяет выходить наружу лишь небольшому количеству пара и к тому же очень медленно. Пар не может подниматься вверх, потому что фитинг установлен напротив вот этого фланца. Посмотрите, как тщательно все продумано! Идеально, просто идеально. Итак, пар не может подниматься вверх. Он может всего лишь просачиваться вниз по нарезке и в конце концов выходить наружу через выпускную трубку. Этого достаточно. Вполне достаточно, чтобы создать в отсеке небольшое радиационное заражение. – Мелехин поднял голову. – Кто-то продумал все до малейших деталей. Продумал очень тщательно, потому что знает, как работает эта система. Когда мы снизили давление в поисках места утечки, давление в контуре тоже упало, и пар перестал проникать наружу по нарезке, так что мы не смогли найти места утечки. Пар начинает просачиваться лишь при нормальном уровне давления, но если возникает подозрение о радиационном заражении и начинаются поиски утечки, давление приходится снизить. Однако стоит довести давление до максимума, и кто знает, что может случиться? – Мелехин восхищенно покачал головой. – Кто-то все тщательно обдумал, очень тщательно. Надеюсь, у меня будет возможность встретиться с этим мастером, очень надеюсь. Потому что, когда мне представится такая возможность, я возьму большие стальные плоскогубцы, – Мелехин перешел на шепот, – и раздавлю ему яйца! Дайте мне вон тот маленький ящичек, товарищ лейтенант. Я сам исправлю все это за несколько минут.
   Капитан первого ранга Мелехин не бросал слов на ветер. Он никому не позволит сделать такую работу вместо него. Это было его машинное отделение, его реактор, и он нес ответственность за все происходящее здесь. Впрочем, Свиядова это устраивало. В крошечное отверстие Мелехин вставил стерженек из нержавеющей стали и заполировал его заподлицо надфилем, похожим на ювелирный, чтобы не пострадала нарезка. Затем он смазал нарезку резиновым уплотнителем и аккуратно завернул фитинг на место. По часам Свиядова на всю процедуру ушло двадцать восемь минут. Недаром ему говорили в Ленинграде, что Мелехин – лучший механик на подводном флоте.
   – Статическое испытание давления, восемь атмосфер, – скомандовал он своему заместителю.
   Реактор снова включили. Через пять минут давление достигло нормального уровня. В течение десяти минут старший механик держал счетчик Гейгера под выпускной трубкой – и счетчик оставался на нулевой отметке, стрелка ни разу не дрогнула, даже при установке на второе деление. Он подошел к телефону и сообщил командиру, что авария ликвидирована.
   Мелехин впустил в отсек матросов и приказал убрать инструменты в отведенные для них места.
   – Теперь вы видите, как это делается, товарищ лейтенант?
   – Да, товарищ стармех. Вы считаете, что одного отверстия было достаточно для заражения всего реакторного отсека?
   – По-видимому.
   Слова Мелехина не убедили молодого лейтенанта. Реакторный отсек – это лабиринт труб и фитингов, а чтобы просверлить такую дырочку много времени не надо. Что, если где-то еще скрыты такие же бомбы замедленного действия?
   – Полагаю, товарищ лейтенант, вы чересчур беспокоитесь, – заметил Мелехин. – Да, я тоже не могу не думать об этом. Когда мы придем на Кубу, я проведу статические испытания при полном давлении для проверки всей системы, но сейчас это не представляется возможным. Мы будем продолжать нести двухчасовые вахты. Не исключено, что вредитель скрывается среди матросов. Если дело обстоит именно так, я не хочу, чтобы ему хватило времени для какой-то новой пакости. Не сводите глаз с команды.

День двенадцатый
Вторник, 14 декабря

   
Ударная подлодка "Даллас"
   – "Сумасшедший Иван"! – Вопль Джоунза был таким громким, что его услышали в центральном посту. – Поворачивает направо!
   – Шкипер! – воскликнул следом за ним Томпсон.
   – Стоп машина! – тут же приказал Манкузо. – Подготовить корабль для абсолютной тишины!
   В тысяче ярдов перед "Далласом" контакт, за которым следовала американская подлодка, только что начал резкий поворот направо. Русские проделывали это каждые два часа, после того как американцы снова обнаружили их, хотя не с такими регулярными промежутками, чтобы "Даллас" мог следовать сколько-нибудь определенному графику. Командир этого ракетоносца знает свое дело, подумал Манкузо. Советская подлодка описывала полный круг, чтобы убедиться с помощью своего гидролокатора, установленного на носу, что никто не скрывается в ее кормовом конусе тишины.
   Уклоняться от такого маневра было не только трудно, но и опасно, особенно так, как это проделывал Манкузо. Когда "Красный Октябрь" менял курс, его корма, как у всех кораблей, двигалась в направлении, противоположном повороту. Ракетоносец становился стальной преградой прямо перед "Далласом", пока не завершалась первая часть поворота, а ударной подлодке водоизмещением семь тысяч тонн требуется пройти немалое расстояние, прежде чем остановиться.
   Точное число столкновений советских и американских субмарин держится в строжайшей тайне, но все знают, что такие столкновения происходят. Характерным тактическим приемом русских, направленным на то, чтобы не позволять американцам подходить слишком близко, был крутой поворот, получивший в американском флоте название "сумасшедший Иван".
   Первые несколько часов слежения за контактом Манкузо стремился сохранять дистанцию. Он понял, что русский ракетоносец разворачивается медленно, маневрирует как-то лениво и при этом всплывает примерно на пятьдесят-восемьдесят футов, накренясь почти как самолет. Он подозревал, что русский шкипер не использует до предела маневренные способности лодки – разумный шаг, направленный на то, чтобы скрывать от всех характеристики своего корабля, придерживая кое-что прозапас. Это позволило "Далласу" держаться совсем близко за советским ракетоносцем, причем Манкузо сбавил скорость до предела, время от времени выключал силовую установку и просто дрейфовал за "Красным Октябрем", едва не касаясь его кормы. У него это хорошо получалось – судя по шепоту офицеров, даже слишком хорошо. В прошлый раз они прошли всего в ста пятидесяти ярдах от гребных винтов русской подлодки. Радиус поворота у ракетоносца был таким большим, что он описывал круг вокруг затаившегося "Далласа".
   Избегать столкновения было самой опасной частью маневра, но сам маневр этим не ограничивался. "Далласу" нужно было еще и остаться невидимым для пассивных акустических систем своего контакта. С этой целью механикам приходилось снижать мощность реактора S6G до минимума. К счастью, конструкция реактора позволяла ему функционировать без помощи циркуляционного насоса, прогоняющего хладагент по охладительной системе, поскольку в реакторе этого типа жидкость циркулировала с помощью обычной конвекции – перемешивания в результате разницы температур в разных частях охлаждающего контура. Кроме того, был отдан приказ соблюдать полную тишину. Запрещалось всякое движение, которое могло бы выдать "Даллас" противнику, и члены команды соблюдали этот приказ настолько серьезно, что даже говорили шепотом.
   – Скорость падает, – послышался голос лейтенанта Гудмана. Манкузо решил, что на этот раз "Даллас" не протаранит русский ракетоносец, и пошел к гидроакустикам.
   – Цель продолжает поворачивать направо, – тихо докладывал Джоунз. – Наверно, отходит от нас. Расстояние до кормы ярдов двести, может, чуть меньше… Да, он отходит от нас, пеленг меняется все быстрее, а скорость и шум двигателей не меняются. Медленный поворот направо. – Джоунз уголком глаза заметил капитана и рискнул высказать собственное заключение:
   – Шкипер, этот парень очень уверен в себе. Я хочу сказать, предельно уверен.
   – Объясни, – сказал Манкузо, уже догадываясь, каким будет ответ.
   – Капитан, он не сбавляет ход, как делаем это мы, да и поворачиваем мы намного круче. Такое впечатление, будто он делает это по привычке, что ли, понимаете? Будто спешит куда-то и уверен, что никто не сможет его обнаружить – одну минуту… Да, вот, он только что лег на обратный курс, пеленг на правую скулу, где-то в полумиле от нас… Продолжает медленный разворот. Он снова пройдет вокруг нас. Сэр, если он знает, что кто-то позади него, то ведет себя поразительно хладнокровно. Как ты считаешь, Френчи?
   Старший акустик Лаваль покачал головой.
   – Он не знает, что мы поблизости.
   Старшина ничего больше не добавил. Он был убежден, что следовать так близко за лодкой противника, по меньшей мере безрассудно. Капитан – отважный человек, требуется немалая смелость, чтобы играть вот так с лодкой типа 688, но стоит чуть промахнуться, и остаток службы он проведет на берегу за письменным столом.
   – Проходит мимо нас по правому борту. Его гидролокаторы в пассивном режиме. – Джоунз достал свой калькулятор и нажал несколько кнопок. – Сэр, при таком угле на его скорости радиус разворота составляет примерно тысячу ярдов. Вам не кажется, что эта странная движительная система мешает работе рулей?
   – Может быть. – Манкузо надел запасную пару наушников и прислушался.
   Шум оставался прежним. Шуршание, и каждые сорок или пятьдесят секунд странный рокот на низкой частоте. На таком расстоянии были слышны также бульканье жидкости и работа насоса реактора. Послышался резкий звук, будто кок передвинул сковородку по металлической плите. На этой подлодке тишины не соблюдают, с улыбкой подумал Манкузо. Сейчас он, словно воришка, находится так близко от подлодки противника – ну, может, не совсем противника – и слышит все. Правда, недостаточно хорошо, чтобы понять каждый звук, такое впечатление, что он присутствует на вечеринке и слышит, как галдит одновременно дюжина пар.
   – Проходит за кормой, продолжает кружить. Радиус разворота у него не меньше тысячи ярдов, – заметил Манкузо.
   – Да, капитан, примерно так, – согласился Джоунз.
   – По-видимому, он не пользуется своей рулевой системой на полную мощность. И ты прав, Джоунзи, русский шкипер ведет себя чертовски хладнокровно. Гм-м, странно, обычно русские в этом отношении настоящие параноики, однако этот парень – исключение.
   Ну что ж, тем лучше, подумал Манкузо.
   Если он способен услышать "Даллас", это произойдет именно, сейчас, когда его гидролокатор, установленный на носу, направлен почти прямо на американскую подлодку. Манкузо снял наушники и прислушался к шуму своей лодки. В "Далласе" было тихо, как в могиле. Как только прозвучали слова "сумасшедший Иван", команда мгновенно отреагировала. Как лучше наградить их всех? – пронеслось в голове Манкузо. Он знал, что заставлял их напряженно работать, иногда даже слишком напряженно, зато, черт побери, какой результат!
   – Он проходит по левому борту, – доложил Джоунз. – Сейчас точно на траверзе, прежняя скорость, меняет курс и, наверно, удаляется от нас. Расстояние, по-моему, тысяча сто. – Акустик достал из заднего кармана носовой платок и вытер потные руки.
   Ему действительно нелегко, подумал капитан, но этого не скажешь, глядя на парня. Все в команде вели себя, как настоящие профессионалы.
   – Он прошел мимо нас по правому борту и, мне кажется, закончил разворот. Наверняка снова ляжет на курс один-девять-ноль. – Джоунз улыбнулся, глядя на капитана. – Мы снова вывернулись, шкипер.
   – О'кей, парни. Молодцы. – Манкузо вернулся в центр управления боевыми действиями. Все смотрели на него, ожидая приказа. "Даллас" замер на месте, а потом стал медленно дрейфовать вперед и чуть вниз при отрицательно наклоненных триммерах.
   – Включаем силовую установку. Постепенно увеличиваем скорость до тринадцати узлов.
   Через несколько секунд раздался едва слышный шум – это реактор начал наращивать мощность. И тут же стрелка указателя скорости медленно поползла вверх. "Даллас" снова пошел вперед.
   – Внимание, говорит капитан, – произнес Манкузо по системе внутренней связи. Динамики, действующие от бортового электропитания, были выключены, и его слова будут передаваться вахтенными матросами из отсека в отсек. – Русские обошли вокруг нас и не сумели обнаружить. Вы отлично справились с работой, парни. Можете снова свободно дышать. – Он повесил микрофон на крючок. – Мистер Гудман, следуйте за ним.
   – Слушаюсь, шкипер. Рулевой, лево руля пять градусов.
   – Есть лево руля пять градусов, – отрепетовал рулевой, по команде поворачивая руль. Через десять минут "Даллас" снова следовал за кормой русского ракетоносца.
   На системе управления огнем было установлено огневое решение. У торпед "Марк-48" едва хватит времени, чтобы их взрыватели перешли в боевое положение, перед тем как попасть в цель через двадцать девять секунд.
Министерство обороны, Москва
   – Как самочувствие, Миша?
   Михаил Семенович Филитов поднял голову от лежащей перед ним груды документов. Выглядел он неважно – лицо все еще было красным и температура так и не спала. Дмитрия Устинова, министра обороны СССР, беспокоило состояние старого друга. Филатову следовало бы еще несколько дней провести в госпитале, как и советовали врачи. Но старый офицер никогда не прислушивался к советам, он только исполнял приказы.
   – Со мной все в порядке, Дмитрий. Всякий раз, когда выходишь из госпиталя, чувствуешь себя хорошо – даже если уже умер, – улыбнулся Филитов.
   – Ты все еще неважно выглядишь, – заметил Устинов.
   – Ну и что? В нашем возрасте все хорошо не выглядят. Хлопнем по стаканчику, товарищ министр? – Филитов достал из ящика стола бутылку "Столичной".
   – Пьешь слишком много, дружище, – упрекнул его Устинов.
   – Как раз наоборот, слишком мало. Выпей я чуть больше антифриза, и не простудился бы на прошлой неделе. – Он налил до половины два стакана и передал один гостю. – Давай, Дмитрий, сегодня холодно на дворе.
   Они сделали по глотку прозрачной жидкости и с шумом выдохнули.
   – Мне уже лучше, – хрипло засмеялся Филитов. – Скажи, что там с этим литовским предателем?
   – Толком не знаем, – ответил Устинов.
   – Все еще? Ты можешь рассказать, что там было в его письме? Устинов сделал еще глоток и начал рассказ. Когда он кончил, потрясенный Филитов смотрел на него, наклонившись вперед.
   – Господи! И его по-прежнему не могут найти? Сколько голов уже слетело?
   – Адмирал Коров умер. Его арестовали офицеры КГБ, конечно, и вскоре после этого он умер от кровоизлияния в мозг.
   – Наверняка кровоизлияние было девятимиллиметрового калибра, – сухо заметил Филитов. – Сколько раз я твердил, что этот долбаный флот нам не нужен? Какая от него польза, черт возьми? Можно использовать его против китайцев? Или против армий НАТО, которые нам угрожают? Нет, нельзя! Сколько миллиардов рублей уходит на то, чтобы строить и снабжать топливом эти красивые баржи для Горшкова, а что получаем взамен? Да ничего! Теперь у него пропала подводная лодка и весь гребаный флот не может найти ее. Хорошо, Сталин умер, – он бы им показал.
   Устинов кивнул. В свои годы он помнил судьбу тех, кто не могли доложить Сталину о полном успехе.
   – Как бы то ни было, Падорину, похоже, удалось выкрутиться. На подлодке оказался дополнительный контроль за командиром.
   – Падорин! – Филитов поднес стакан к губам. – Этот евнух! Я встречался с ним всего раза три, не больше. Сухарь, даже для политработника. Никогда не улыбнется, даже если пьет с тобой. Тоже мне русский! Скажи мне, Дмитрий, почему Горшков держит у себя столько старых пердунов вроде него?
   Устинов поднял стакан и улыбнулся.
   – По той же причине, что и я. – Оба засмеялись.
   – Ну и как товарищ Падорин собирается защитить наши тайны и спасти свою шкуру? С помощью машины времени?
   Устинов объяснил все старому другу. Мало с кем был так откровенен министр обороны, с кем он мог поделиться государственными секретами. Филитов был на пенсии, но по-прежнему оставался полковником бронетанковых войск и с гордостью носил военный мундир. Он впервые вступил в бой на четвертый день после начала Великой Отечественной войны, когда фашистские оккупанты рвались на восток. Лейтенант Филитов со своей танковой ротой, укомплектованной танками Т-34/76, встал на их пути юго-восточнее Брест-Литовска. Он отлично проявил себя, уцелел в схватке с танками Гудериана, отступил вместе с остальными войсками и вел непрерывные бои, пока не попал в огромный "котел" возле Минска. Ему удалось вырваться из окружения, затем он вырвался и из второго окружения, под Вязьмой, после чего командовал танковым батальоном во время контрнаступления Жукова под Москвой. В 1942 году он участвовал в броске на Харьков, который закончился весьма печально, но снова уцелел и сумел выйти из битвы, на этот раз выпрыгнув из горящего танка и оставив позади разгромленные остатки полка в "котле" на берегу Днепра. В том же году, уже в составе другого танкового полка, он возглавил наступление, в котором были разгромлены итальянские части под Сталинградом и завершено окружение немцев. В этой битве он был дважды ранен. За Филитовым закрепилась слава отличного командира, к тому же везучего. Его везение кончилось у Курска, где он вступил в бой с дивизией СС "Рейх". Возглавив атаку, Филитов на своем танке попал под жестокий перекрестный огонь 88-миллиметровых орудий немецких танков, находившихся в засаде. Просто чудо, что ему и здесь удалось уцелеть. У него на груди так и остались шрамы от ожогов, полученных, когда он вылезал из горящего танка, а его правая рука оказалась практически парализованной. Раненого бесстрашного командира, удостоенного трех "Золотых Звезд" Героя Советского Союза и множества других наград, отправили в тыл.