Страница:
– Маккена, – начала она, – пожалуйста, не надо...
– Цель моего приезда в Стоуни-Кросс – найти тебя. Я думаю, совершенно очевидно, что без веской причины я не стал бы подвергать себя неприятию со стороны твоего брата. Мне совсем не нужно было ехать в Англию, Шоу мог прекрасно справиться без меня, а я бы остался в Нью-Йорке. Но я должен был убедить себя, что мои чувства к тебе давно угасли, что я никогда тебя не любил. Просто это был тот запретный плод, который я не мог иметь... Я думал, что наша влюбленность была лишь иллюзией и ты со временем станешь похожа на любую другую женщину. – Он замолчал на минуту, и только звон тростника нарушал благостную тишину. – А потом я планировал вернуться в Нью-Йорк и жениться. Человек в моем положении, даже без рода и звания, может составить хорошую партию. Найти невесту довольно просто. Но после того как я снова встретил тебя, я наконец понял, что ты никогда не была иллюзией. Любовь к тебе – самая реальная вещь в моей жизни.
– Не надо, – прошептала Алина, с трудом сдерживая слезы.
– Я прошу тебя, со всей присущей мне скромностью, выйти за меня замуж и уехать в Америку. Когда-нибудь твой брат найдет жену и больше не будет нуждаться в тебе, другая женщина станет хозяйкой дома. И тогда ты почувствуешь себя лишней в Стоуни-Кросс-Парке. Будучи же моей женой, ты станешь королевой Нью-Йорка. У меня есть состояние, Алина, которое, возможно, утроится в течение нескольких лет. Если ты поедешь со мной, я сделаю все, чтобы ты была счастлива. – Его голос был так тих, так осторожен, как голос человека, делающего самую большую ставку в жизни. – Конечно, с твоей стороны это будет жертва – оставить родных и друзей и ту землю, где ты родилась и выросла. Но ты сможешь приезжать сюда, дорога занимает всего двенадцать дней. А в Америке мы начнем новую жизнь. Скажи, Алина, чего ты хочешь, и я сделаю все, что бы ты ни пожелала.
Отчаяние Алины возрастало с каждым его словом. Она едва могла вздохнуть, тяжелый груз давил на грудь.
– Маккена... Ты должен верить мне, если я говорю, что мы не будем счастливы. Я люблю тебя, Маккена, но я... – Она замолчала и глубоко вздохнула, прежде чем продолжить: – Но я не настолько люблю тебя... Я не могу выйти за тебя замуж.
– Ты не должна любить меня. Я приму все, что ты сможешь дать. И буду благодарен за все, что бы ты...
– Нет, Маккена.
Он взял ее холодную руку в свои ладони. Жар от его кожи был поразительный.
– Алина, – с трудом произнес он. – Я люблю тебя так сильно, что моей любви хватит на нас обоих, и, возможно, во мне есть что-то, что ты полюбишь. Если постараешься...
Она должна была сказать ему правду. И это приводило ее в ужас. От сознания безысходности ее сердце билось так сильно, что чуть не выпрыгивало из груди, холодные мурашки бежали по телу. Она говорила себе, что должна показать ему проклятые шрамы и покончить с этим, но тут же ужас охватывал ее... Нет. Нет!
Она чувствовала себя существом, загнанным в угол. Пыталась выбраться из прошлого, а оно петлей стягивалось вокруг нее с каждой секундой.
– Это невозможно. – Ее руки теребили шелковый поясок платья.
– Почему? – резко спросил он. Но за этой резкостью стояла такая ранимость, что ей захотелось зарыдать. Она понимала, что нужно Маккене – друг, которому он будет рад не только в постели. Ему нужна женщина, которая гордилась бы им. Женщина, которая принимала бы его таким, каков он есть, и никогда не желала, чтобы он стал другим, каким не мог стать. Только Алина соответствовала этому облику. И она отказывала ему...
– Ты из другой среды, – сказала она. – Мы оба знаем это.
Это был единственный довод, который она могла привести, чтобы убедить его. Если бы он был американцем... но Маккена родился в Англии и никогда не сможет избавиться от ощущения своей ущербности, потому как восемнадцать лет принадлежал к нищему классу. От ее слов веяло ультиматумом. Она отвернулась, не желая видеть его реакцию. Ей казалось, что душа умерла в этот момент, а сердце вот-вот остановится.
– Господи, Алина, – послышался его напряженный шепот.
Она все еще не могла смотреть на него. Они долго сидели так, борясь с нахлынувшими эмоциями и ощущая злость от невозможности изменить ситуацию.
– Я не могу принадлежать тебе, – хрипло произнесла она. – Мое место здесь, с лордом Сандриджем...
– Ты не заставишь меня поверить, что выбрала не меня, а его, после того, что случилось между нами. Проклятие! Ты же позволяла мне прикасаться к тебе, обнимать тебя так, как никогда не позволяла ему.
– Я получила то, что хотела, – с трудом выговорила она. – После того как ты уедешь, Маккена, ты сам поймешь, что все к лучшему.
Маккена так сильно схватил ее руку, что чуть не сломал. Притянув к себе, он приложил ее к своей щеке.
– Алина, – прошептал он, забыв о всякой гордости, – мне страшно подумать, что будет со мной, если ты откажешь мне.
Горло перехватило от боли, и она наконец дала волю слезам, они покатились по щекам... Она отняла руку, хотя все, что она хотела сделать, – это прижаться щекой к его груди.
– У тебя все будет хорошо, – тихо проговорила она, вытирая рукавом мокрое лицо. – Все будет хорошо, Маккена. Просто возвращайся в Нью-Йорк, я не хочу тебя больше видеть. – Она повернулась и, не оборачиваясь, пошла прочь.
Миссис Фэрклот подошла к застекленному шкафчику в своей комнате и поставила на полку несколько старинных хрустальных бокалов. В этом шкафчике под ключом она держала кое-какие ценные вещи. Дверь была приоткрыта, поэтому она слышала, как кто-то тихо подошел к двери с другой стороны. Отойдя от шкафа, она оглянулась и увидела высокую фигуру Маккены. Его лицо было мрачным. Сердце экономки сжалось, когда она поняла, что он пришел, чтобы в последний раз поговорить с ней наедине.
Вспомнив о предложении взять ее с собой в Нью-Йорк, миссис Фэрклот испытала острое, необъяснимое желание принять его. Глупая старая курица, ругала она себя, понимая, что для женщины ее лет поздно так круто менять жизнь. В то же время перспектива жить в другой стране горячила кровь, наполняя душу чувством захватывающей авантюры. Это может быть так чудесно, подумала она, испытать что-то новое на закате лет.
Но она никогда не могла бы оставить леди Алину, которую любила так сильно и так давно. Она знала ее с детства, делила с ней все радости и печали. И хотя миссис Фэрклот любила и Ливию, и Марка, но не могла не признаться себе, что Алина всегда была ее любимицей. В те дни, когда Алина была на пороге смерти, миссис Фэрклот ощущала отчаяние, свойственное матери, теряющей свое дитя... и годы после этого наблюдала, как Алина старается сохранить в тайне свои секреты и разбитые мечты, что сблизило их еще больше. Пока она нужна Алине, не может быть и речи, чтобы оставить ее.
– Маккена, – сказала миссис Фэрклот, приветствуя своего любимца.
Он шагнул в пространство, освещенное светом лампы, и выражение его лица опечалило старую экономку, напомнив первую встречу, когда она увидела его – бедного мальчишку с холодным взглядом бирюзовых глаз. Так и сейчас, посмотрев на него, она не могла не почувствовать безысходность и отчаяние, окружавшее его невидимой аурой. Невидимой, но такой сильной, что никаких слов не надо было, чтобы все понять... Он просто стоял посреди комнаты и смотрел на нее, не зная, что ему нужно. Он пришел сюда, потому что больше некуда было идти.
Миссис Фэрклот понимала, что причиной его растерянности и безысходности могло быть лишь одно. Она быстро закрыла дверь. Слуги в Стоуни-Кросс-Парке знали, что нельзя беспокоить экономку, когда ее дверь закрыта, если только не случалось что-то экстраординарное. Повернувшись, она раскрыла материнские объятия. Маккена подошел, уткнулся головой в ее мягкое плечо и... зарыдал.
Алина плохо помнила, как провела остаток дня. Она механически продолжала играть роль хозяйки, разговаривала и улыбалась, не понимая, что говорят ей и что отвечает она. Ливия старалась прикрыть сестру, с присущим ей шармом отвлекая всеобщее внимание на собственную персону. Когда на прощальном ужине Маккена не появился, Гидеон Шоу тут же объяснил причину его отсутствия:
– В связи с завтрашним отъездом Маккена по уши занят делами, боюсь, я дал ему слишком длинный список заданий.
Опережая возможные расспросы, Шоу огорошил всех сообщением, что он сам остается в Лондоне, где собирается открыть новое отделение компании.
Несмотря на отрешенность Алины, эта новость не прошла мимо ее ушей. Она метнула быстрый взгляд в сторону Ливии, которая в данный момент была сосредоточена на важном занятии – разделить на ровные порции картофельную запеканку. Ливия притворилась, что новость вовсе не интересует ее, тем не менее ее щеки покрылись румянцем. Шоу остается из-за Ливии, подумала Алина. Интересно, к какому решению они пришли? Посмотрев на Марка, сидевшего во главе стола, Алина поняла, что он думает о том же.
– Лондону повезло, что вы решили продлить свое пребывание в нем, мистер Шоу, – заметил Марк. – Можно полюбопытствовать, где вы намерены остановиться?
Шоу ответил ироничной улыбкой человека, который сам открыл нечто неожиданное для себя.
– Я остановлюсь в «Ратледже», пока не найду что-нибудь подходящее.
– Позвольте мне предложить помощь, – вежливо сказал Марк, прикидывая что-то в уме. Ясно, что он хотел насколько возможно контролировать развитие ситуации. – Мне достаточно шепнуть кое-кому несколько слов, и у вас не будет никаких проблем.
– Не сомневаюсь, – ответил Шоу с игривой искоркой во взгляде, показывающей, что он прекрасно понимает истинные намерения Марка.
– Но ты должен вернуться в Нью-Йорк! – воскликнула Сьюзен Чемберлен, с возмущением глядя на брата. – Бог мой, Гидеон, как можно быть столь безответственным? Кто присмотрит за семейным бизнесом, кто будет принимать решения, кто... – Она вдруг замолчала, словно ее осенила внезапная догадка. – Нет. Ты не можешь назначить этого бастарда главой фамильной компании Шоу, ты, видимо, пьян!
– Я абсолютно трезв, – отрезал Шоу. – И бумаги уже подписаны. Боюсь, что с этим ты опоздала, сестрица. Маккена знаком со всеми тонкостями нашего бизнеса. И владеет полной информацией относительно наших счетов, обязательств и контрактов. Ты можешь успокоиться и довериться его компетенции.
Полная гнева, Сьюзен Чемберлен взяла бокал вина и стала жадно пить, пока муж что-то нашептывал ей, стараясь успокоить.
Гидеон Шоу спокойно взялся за еду, словно совсем забыл о скандале, причиной которого был он сам. Потянувшись за кувшином воды, он бросил быстрый взгляд на Ливию, ее губы дрогнули в улыбке.
– Я надеюсь, мистер Шоу, мы будем иметь удовольствие видеть вас время от времени, – проворковала Алина.
Шоу повернулся к ней с загадочным выражением на лице:
– Был бы счастлив, леди Алина. Но боюсь, что дела довольно долго не дадут мне возможности наслаждаться вашим обществом.
– Я понимаю, – мягко проговорила Алина, размышляя над тем, насколько твердо его решение. Она взяла бокал с водой и подняла его в безмолвном тосте, и он ответил ей, с благодарностью поклонившись за ее понимание.
Алина не была трусихой, чтобы прятаться в своей комнате от Маккены... хотя мысль о необходимости объясниться наводила на нее страх. Его тихие слова, сказанные накануне, потрясли ее. Она сознавала, насколько был непонятен ее отказ, не оставивший ему выбора и заставивший поверить, что у нее нет никаких чувств к нему. Мысль встретиться утром с Маккеной угнетала ее. Но она знала, что должна найти в себе смелость, хотя бы для того, чтобы попрощаться.
В парадном холле и во дворе перед домом было полно слуг и отъезжающих гостей. Кареты выстроились в ряд, нагруженные всевозможным багажом: коробками, саквояжами и сундуками. Алина и Марк пробирались через толпу, прощаясь и провожая гостей к их каретам. Ливии нигде не было видно, и Алина подумала, что она прощается с Гидеоном Шоу.
Из того, что Ливия успела рассказать ей этим утром, Алина поняла, что эта пара решила не видеться шесть месяцев, чтобы дать возможность Шоу проверить, сможет ли он отказаться от пагубной привычки. Но они будут переписываться – значит, их роман продолжится, но уже в эпистолярном виде. Алина приняла решение сестры с понимающей улыбкой.
– Я думаю, что вы вновь будете вместе, – сказала она. – Обычно романтические отношения начинаются с переписки, а затем переходят к большей интимности... а у тебя и Шоу...
– У нас все наоборот: началось с постели, а кончится перепиской, – хмуро возразила Ливия. – Пожалуй, никто из Марсденов не пускался в такие аферы.
– Это точно. – Алина была рада, что они вновь общаются как добрые подруги. – Мне интересно посмотреть, что будет с вашими отношениями после столь долгой переписки.
– Сама жажду увидеть, – буркнула Ливия. – Так я скорее пойму, что за чувства испытываю к мистеру Шоу, ведь общаться будут лишь наши души и сердца при отсутствии физической близости. – Она усмехнулась и покраснела, откровенно заметив: – Хотя я буду скучать по этой близости.
Алина смотрела отрешенным взглядом в окно, где вовсю властвовал рассвет, и думала о том, как сильно будет скучать по рукам Маккены.
– Все будет хорошо, – вздохнула она. – Я очень надеюсь, что ты и мистер Шоу...
– А как у тебя с Маккеной? Можно ли надеяться, что вы?.. – Увидев печальное выражение на лице сестры, Ливия нахмурилась. – Не обижайся, я не могла не спросить. Я обещаю больше не касаться этого вопроса и с этой минуты молчать, даже под страхом смерти.
Стоило Алине выйти в сад, как ее мысли вернулись к насущному. Она увидела, что один из слуг, Питер, с трудом пытается запихнуть тяжелый сундук в карету. Несмотря на крепкое телосложение, вес отделанного медью сундука был непосилен для него. Сундук не желал поддаваться, угрожая упасть прямо на Питера.
Двое гостей – мистер Кейлер и мистер Чемберлен – заметили мучения слуги, но никому из них не пришло в голову прийти на помощь. Напротив, они отошли подальше, продолжая беседу и равнодушно наблюдая за стараниями Питера. Алина быстро оглянулась вокруг, ища, нет ли поблизости кого-то из слуг, кто бы мог помочь. Прежде чем она успела сказать хоть слово, из ниоткуда появился Маккена, подошел сзади к карете и подставил плечо под сундук. Мускулы на его руках напряглись, и он подвинул сундук на нужное место, а Питер привязал его кожаным ремнем.
Кейлер и Чемберлен отвернулись, словно их оскорбляло, что один из представителей их круга помог слуге справиться с его работой. В данном случае добрый поступок Маккены сработал против него, выдавая, что когда-то ему также приходилось заниматься вещами, которые не приставало делать джентльмену. Наконец с сундуком было покончено, и Маккена отступил назад, ответив коротким кивком на благодарность лакея. Наблюдая за ним, Алина не могла отделаться от мысли, что Маккена никогда не покидал Стоуни-Кросс-Парк, ведь раньше, когда он служил лакеем, ему не раз приходилось быть на месте Питера. Но для нее это не имело никакого значения. Она все равно любила бы его, кем бы он ни был и что бы ни делал. Плохо было лишь то, что он никогда не узнает об этом.
Чувствуя ее взгляд, Маккена поднял глаза, но тут же отвел их. Его скулы ходили ходуном, он о чем-то задумался, прежде чем снова посмотреть на нее. От него веяло холодом, который пробирал до костей... он проникал в нее... и она поняла, что его чувство к ней переменилось. От любви до ненависти один шаг, подумала Алина, произошедшая в нем перемена лишний раз доказывала, как сильно он любил ее.
А теперь снова хотел возненавидеть, решила она. И с еще большей силой...
Маккена расправил плечи и, подойдя к ней, остановился на расстоянии вытянутой руки. Они стояли в полном молчании, пока небольшие группы отъезжающих болтали и суетились вокруг. И тогда Алине пришлось сделать невозможное – посмотреть ему в глаза. Невероятно красивый цвет его глаз сейчас совсем потерялся из-за черных зрачков. Бледность проступала даже сквозь загар, а присущая ему жизненная сила уступила место унынию.
Алина опустила глаза.
– Желаю тебе всего хорошего, Маккена, – наконец прошептала она.
Он был совершенно спокоен.
– Желаю тебе того же.
И снова молчание, давившее на нее так, что она едва не закачалась под его тяжестью.
– Надеюсь, что ты благополучно доберешься домой.
– Спасибо, я тоже надеюсь.
Она протянула ему руку, но он не взял ее. Она так и стояла с протянутой рукой. Пальцы дрожали. Когда она решила опустить руку, Маккена схватил ее и поднес к губам. Его губы были холодные и сухие.
– Прощай, – глухо пробормотал он.
Горло перехватило, Алина стояла молча и дрожала, рука повисла в воздухе, когда он отпустил ее. Медленно сжав пальцы, она поднесла кулак к груди и, не сказав ни слова, отвернулась. Она чувствовала его взгляд на себе, пока шла. А когда стала подниматься по ступеням широкой лестницы, ведущей к парадному входу, шрам на колене больно натянулся и слезы брызнули из глаз.
Глава 19
– Цель моего приезда в Стоуни-Кросс – найти тебя. Я думаю, совершенно очевидно, что без веской причины я не стал бы подвергать себя неприятию со стороны твоего брата. Мне совсем не нужно было ехать в Англию, Шоу мог прекрасно справиться без меня, а я бы остался в Нью-Йорке. Но я должен был убедить себя, что мои чувства к тебе давно угасли, что я никогда тебя не любил. Просто это был тот запретный плод, который я не мог иметь... Я думал, что наша влюбленность была лишь иллюзией и ты со временем станешь похожа на любую другую женщину. – Он замолчал на минуту, и только звон тростника нарушал благостную тишину. – А потом я планировал вернуться в Нью-Йорк и жениться. Человек в моем положении, даже без рода и звания, может составить хорошую партию. Найти невесту довольно просто. Но после того как я снова встретил тебя, я наконец понял, что ты никогда не была иллюзией. Любовь к тебе – самая реальная вещь в моей жизни.
– Не надо, – прошептала Алина, с трудом сдерживая слезы.
– Я прошу тебя, со всей присущей мне скромностью, выйти за меня замуж и уехать в Америку. Когда-нибудь твой брат найдет жену и больше не будет нуждаться в тебе, другая женщина станет хозяйкой дома. И тогда ты почувствуешь себя лишней в Стоуни-Кросс-Парке. Будучи же моей женой, ты станешь королевой Нью-Йорка. У меня есть состояние, Алина, которое, возможно, утроится в течение нескольких лет. Если ты поедешь со мной, я сделаю все, чтобы ты была счастлива. – Его голос был так тих, так осторожен, как голос человека, делающего самую большую ставку в жизни. – Конечно, с твоей стороны это будет жертва – оставить родных и друзей и ту землю, где ты родилась и выросла. Но ты сможешь приезжать сюда, дорога занимает всего двенадцать дней. А в Америке мы начнем новую жизнь. Скажи, Алина, чего ты хочешь, и я сделаю все, что бы ты ни пожелала.
Отчаяние Алины возрастало с каждым его словом. Она едва могла вздохнуть, тяжелый груз давил на грудь.
– Маккена... Ты должен верить мне, если я говорю, что мы не будем счастливы. Я люблю тебя, Маккена, но я... – Она замолчала и глубоко вздохнула, прежде чем продолжить: – Но я не настолько люблю тебя... Я не могу выйти за тебя замуж.
– Ты не должна любить меня. Я приму все, что ты сможешь дать. И буду благодарен за все, что бы ты...
– Нет, Маккена.
Он взял ее холодную руку в свои ладони. Жар от его кожи был поразительный.
– Алина, – с трудом произнес он. – Я люблю тебя так сильно, что моей любви хватит на нас обоих, и, возможно, во мне есть что-то, что ты полюбишь. Если постараешься...
Она должна была сказать ему правду. И это приводило ее в ужас. От сознания безысходности ее сердце билось так сильно, что чуть не выпрыгивало из груди, холодные мурашки бежали по телу. Она говорила себе, что должна показать ему проклятые шрамы и покончить с этим, но тут же ужас охватывал ее... Нет. Нет!
Она чувствовала себя существом, загнанным в угол. Пыталась выбраться из прошлого, а оно петлей стягивалось вокруг нее с каждой секундой.
– Это невозможно. – Ее руки теребили шелковый поясок платья.
– Почему? – резко спросил он. Но за этой резкостью стояла такая ранимость, что ей захотелось зарыдать. Она понимала, что нужно Маккене – друг, которому он будет рад не только в постели. Ему нужна женщина, которая гордилась бы им. Женщина, которая принимала бы его таким, каков он есть, и никогда не желала, чтобы он стал другим, каким не мог стать. Только Алина соответствовала этому облику. И она отказывала ему...
– Ты из другой среды, – сказала она. – Мы оба знаем это.
Это был единственный довод, который она могла привести, чтобы убедить его. Если бы он был американцем... но Маккена родился в Англии и никогда не сможет избавиться от ощущения своей ущербности, потому как восемнадцать лет принадлежал к нищему классу. От ее слов веяло ультиматумом. Она отвернулась, не желая видеть его реакцию. Ей казалось, что душа умерла в этот момент, а сердце вот-вот остановится.
– Господи, Алина, – послышался его напряженный шепот.
Она все еще не могла смотреть на него. Они долго сидели так, борясь с нахлынувшими эмоциями и ощущая злость от невозможности изменить ситуацию.
– Я не могу принадлежать тебе, – хрипло произнесла она. – Мое место здесь, с лордом Сандриджем...
– Ты не заставишь меня поверить, что выбрала не меня, а его, после того, что случилось между нами. Проклятие! Ты же позволяла мне прикасаться к тебе, обнимать тебя так, как никогда не позволяла ему.
– Я получила то, что хотела, – с трудом выговорила она. – После того как ты уедешь, Маккена, ты сам поймешь, что все к лучшему.
Маккена так сильно схватил ее руку, что чуть не сломал. Притянув к себе, он приложил ее к своей щеке.
– Алина, – прошептал он, забыв о всякой гордости, – мне страшно подумать, что будет со мной, если ты откажешь мне.
Горло перехватило от боли, и она наконец дала волю слезам, они покатились по щекам... Она отняла руку, хотя все, что она хотела сделать, – это прижаться щекой к его груди.
– У тебя все будет хорошо, – тихо проговорила она, вытирая рукавом мокрое лицо. – Все будет хорошо, Маккена. Просто возвращайся в Нью-Йорк, я не хочу тебя больше видеть. – Она повернулась и, не оборачиваясь, пошла прочь.
Миссис Фэрклот подошла к застекленному шкафчику в своей комнате и поставила на полку несколько старинных хрустальных бокалов. В этом шкафчике под ключом она держала кое-какие ценные вещи. Дверь была приоткрыта, поэтому она слышала, как кто-то тихо подошел к двери с другой стороны. Отойдя от шкафа, она оглянулась и увидела высокую фигуру Маккены. Его лицо было мрачным. Сердце экономки сжалось, когда она поняла, что он пришел, чтобы в последний раз поговорить с ней наедине.
Вспомнив о предложении взять ее с собой в Нью-Йорк, миссис Фэрклот испытала острое, необъяснимое желание принять его. Глупая старая курица, ругала она себя, понимая, что для женщины ее лет поздно так круто менять жизнь. В то же время перспектива жить в другой стране горячила кровь, наполняя душу чувством захватывающей авантюры. Это может быть так чудесно, подумала она, испытать что-то новое на закате лет.
Но она никогда не могла бы оставить леди Алину, которую любила так сильно и так давно. Она знала ее с детства, делила с ней все радости и печали. И хотя миссис Фэрклот любила и Ливию, и Марка, но не могла не признаться себе, что Алина всегда была ее любимицей. В те дни, когда Алина была на пороге смерти, миссис Фэрклот ощущала отчаяние, свойственное матери, теряющей свое дитя... и годы после этого наблюдала, как Алина старается сохранить в тайне свои секреты и разбитые мечты, что сблизило их еще больше. Пока она нужна Алине, не может быть и речи, чтобы оставить ее.
– Маккена, – сказала миссис Фэрклот, приветствуя своего любимца.
Он шагнул в пространство, освещенное светом лампы, и выражение его лица опечалило старую экономку, напомнив первую встречу, когда она увидела его – бедного мальчишку с холодным взглядом бирюзовых глаз. Так и сейчас, посмотрев на него, она не могла не почувствовать безысходность и отчаяние, окружавшее его невидимой аурой. Невидимой, но такой сильной, что никаких слов не надо было, чтобы все понять... Он просто стоял посреди комнаты и смотрел на нее, не зная, что ему нужно. Он пришел сюда, потому что больше некуда было идти.
Миссис Фэрклот понимала, что причиной его растерянности и безысходности могло быть лишь одно. Она быстро закрыла дверь. Слуги в Стоуни-Кросс-Парке знали, что нельзя беспокоить экономку, когда ее дверь закрыта, если только не случалось что-то экстраординарное. Повернувшись, она раскрыла материнские объятия. Маккена подошел, уткнулся головой в ее мягкое плечо и... зарыдал.
Алина плохо помнила, как провела остаток дня. Она механически продолжала играть роль хозяйки, разговаривала и улыбалась, не понимая, что говорят ей и что отвечает она. Ливия старалась прикрыть сестру, с присущим ей шармом отвлекая всеобщее внимание на собственную персону. Когда на прощальном ужине Маккена не появился, Гидеон Шоу тут же объяснил причину его отсутствия:
– В связи с завтрашним отъездом Маккена по уши занят делами, боюсь, я дал ему слишком длинный список заданий.
Опережая возможные расспросы, Шоу огорошил всех сообщением, что он сам остается в Лондоне, где собирается открыть новое отделение компании.
Несмотря на отрешенность Алины, эта новость не прошла мимо ее ушей. Она метнула быстрый взгляд в сторону Ливии, которая в данный момент была сосредоточена на важном занятии – разделить на ровные порции картофельную запеканку. Ливия притворилась, что новость вовсе не интересует ее, тем не менее ее щеки покрылись румянцем. Шоу остается из-за Ливии, подумала Алина. Интересно, к какому решению они пришли? Посмотрев на Марка, сидевшего во главе стола, Алина поняла, что он думает о том же.
– Лондону повезло, что вы решили продлить свое пребывание в нем, мистер Шоу, – заметил Марк. – Можно полюбопытствовать, где вы намерены остановиться?
Шоу ответил ироничной улыбкой человека, который сам открыл нечто неожиданное для себя.
– Я остановлюсь в «Ратледже», пока не найду что-нибудь подходящее.
– Позвольте мне предложить помощь, – вежливо сказал Марк, прикидывая что-то в уме. Ясно, что он хотел насколько возможно контролировать развитие ситуации. – Мне достаточно шепнуть кое-кому несколько слов, и у вас не будет никаких проблем.
– Не сомневаюсь, – ответил Шоу с игривой искоркой во взгляде, показывающей, что он прекрасно понимает истинные намерения Марка.
– Но ты должен вернуться в Нью-Йорк! – воскликнула Сьюзен Чемберлен, с возмущением глядя на брата. – Бог мой, Гидеон, как можно быть столь безответственным? Кто присмотрит за семейным бизнесом, кто будет принимать решения, кто... – Она вдруг замолчала, словно ее осенила внезапная догадка. – Нет. Ты не можешь назначить этого бастарда главой фамильной компании Шоу, ты, видимо, пьян!
– Я абсолютно трезв, – отрезал Шоу. – И бумаги уже подписаны. Боюсь, что с этим ты опоздала, сестрица. Маккена знаком со всеми тонкостями нашего бизнеса. И владеет полной информацией относительно наших счетов, обязательств и контрактов. Ты можешь успокоиться и довериться его компетенции.
Полная гнева, Сьюзен Чемберлен взяла бокал вина и стала жадно пить, пока муж что-то нашептывал ей, стараясь успокоить.
Гидеон Шоу спокойно взялся за еду, словно совсем забыл о скандале, причиной которого был он сам. Потянувшись за кувшином воды, он бросил быстрый взгляд на Ливию, ее губы дрогнули в улыбке.
– Я надеюсь, мистер Шоу, мы будем иметь удовольствие видеть вас время от времени, – проворковала Алина.
Шоу повернулся к ней с загадочным выражением на лице:
– Был бы счастлив, леди Алина. Но боюсь, что дела довольно долго не дадут мне возможности наслаждаться вашим обществом.
– Я понимаю, – мягко проговорила Алина, размышляя над тем, насколько твердо его решение. Она взяла бокал с водой и подняла его в безмолвном тосте, и он ответил ей, с благодарностью поклонившись за ее понимание.
Алина не была трусихой, чтобы прятаться в своей комнате от Маккены... хотя мысль о необходимости объясниться наводила на нее страх. Его тихие слова, сказанные накануне, потрясли ее. Она сознавала, насколько был непонятен ее отказ, не оставивший ему выбора и заставивший поверить, что у нее нет никаких чувств к нему. Мысль встретиться утром с Маккеной угнетала ее. Но она знала, что должна найти в себе смелость, хотя бы для того, чтобы попрощаться.
В парадном холле и во дворе перед домом было полно слуг и отъезжающих гостей. Кареты выстроились в ряд, нагруженные всевозможным багажом: коробками, саквояжами и сундуками. Алина и Марк пробирались через толпу, прощаясь и провожая гостей к их каретам. Ливии нигде не было видно, и Алина подумала, что она прощается с Гидеоном Шоу.
Из того, что Ливия успела рассказать ей этим утром, Алина поняла, что эта пара решила не видеться шесть месяцев, чтобы дать возможность Шоу проверить, сможет ли он отказаться от пагубной привычки. Но они будут переписываться – значит, их роман продолжится, но уже в эпистолярном виде. Алина приняла решение сестры с понимающей улыбкой.
– Я думаю, что вы вновь будете вместе, – сказала она. – Обычно романтические отношения начинаются с переписки, а затем переходят к большей интимности... а у тебя и Шоу...
– У нас все наоборот: началось с постели, а кончится перепиской, – хмуро возразила Ливия. – Пожалуй, никто из Марсденов не пускался в такие аферы.
– Это точно. – Алина была рада, что они вновь общаются как добрые подруги. – Мне интересно посмотреть, что будет с вашими отношениями после столь долгой переписки.
– Сама жажду увидеть, – буркнула Ливия. – Так я скорее пойму, что за чувства испытываю к мистеру Шоу, ведь общаться будут лишь наши души и сердца при отсутствии физической близости. – Она усмехнулась и покраснела, откровенно заметив: – Хотя я буду скучать по этой близости.
Алина смотрела отрешенным взглядом в окно, где вовсю властвовал рассвет, и думала о том, как сильно будет скучать по рукам Маккены.
– Все будет хорошо, – вздохнула она. – Я очень надеюсь, что ты и мистер Шоу...
– А как у тебя с Маккеной? Можно ли надеяться, что вы?.. – Увидев печальное выражение на лице сестры, Ливия нахмурилась. – Не обижайся, я не могла не спросить. Я обещаю больше не касаться этого вопроса и с этой минуты молчать, даже под страхом смерти.
Стоило Алине выйти в сад, как ее мысли вернулись к насущному. Она увидела, что один из слуг, Питер, с трудом пытается запихнуть тяжелый сундук в карету. Несмотря на крепкое телосложение, вес отделанного медью сундука был непосилен для него. Сундук не желал поддаваться, угрожая упасть прямо на Питера.
Двое гостей – мистер Кейлер и мистер Чемберлен – заметили мучения слуги, но никому из них не пришло в голову прийти на помощь. Напротив, они отошли подальше, продолжая беседу и равнодушно наблюдая за стараниями Питера. Алина быстро оглянулась вокруг, ища, нет ли поблизости кого-то из слуг, кто бы мог помочь. Прежде чем она успела сказать хоть слово, из ниоткуда появился Маккена, подошел сзади к карете и подставил плечо под сундук. Мускулы на его руках напряглись, и он подвинул сундук на нужное место, а Питер привязал его кожаным ремнем.
Кейлер и Чемберлен отвернулись, словно их оскорбляло, что один из представителей их круга помог слуге справиться с его работой. В данном случае добрый поступок Маккены сработал против него, выдавая, что когда-то ему также приходилось заниматься вещами, которые не приставало делать джентльмену. Наконец с сундуком было покончено, и Маккена отступил назад, ответив коротким кивком на благодарность лакея. Наблюдая за ним, Алина не могла отделаться от мысли, что Маккена никогда не покидал Стоуни-Кросс-Парк, ведь раньше, когда он служил лакеем, ему не раз приходилось быть на месте Питера. Но для нее это не имело никакого значения. Она все равно любила бы его, кем бы он ни был и что бы ни делал. Плохо было лишь то, что он никогда не узнает об этом.
Чувствуя ее взгляд, Маккена поднял глаза, но тут же отвел их. Его скулы ходили ходуном, он о чем-то задумался, прежде чем снова посмотреть на нее. От него веяло холодом, который пробирал до костей... он проникал в нее... и она поняла, что его чувство к ней переменилось. От любви до ненависти один шаг, подумала Алина, произошедшая в нем перемена лишний раз доказывала, как сильно он любил ее.
А теперь снова хотел возненавидеть, решила она. И с еще большей силой...
Маккена расправил плечи и, подойдя к ней, остановился на расстоянии вытянутой руки. Они стояли в полном молчании, пока небольшие группы отъезжающих болтали и суетились вокруг. И тогда Алине пришлось сделать невозможное – посмотреть ему в глаза. Невероятно красивый цвет его глаз сейчас совсем потерялся из-за черных зрачков. Бледность проступала даже сквозь загар, а присущая ему жизненная сила уступила место унынию.
Алина опустила глаза.
– Желаю тебе всего хорошего, Маккена, – наконец прошептала она.
Он был совершенно спокоен.
– Желаю тебе того же.
И снова молчание, давившее на нее так, что она едва не закачалась под его тяжестью.
– Надеюсь, что ты благополучно доберешься домой.
– Спасибо, я тоже надеюсь.
Она протянула ему руку, но он не взял ее. Она так и стояла с протянутой рукой. Пальцы дрожали. Когда она решила опустить руку, Маккена схватил ее и поднес к губам. Его губы были холодные и сухие.
– Прощай, – глухо пробормотал он.
Горло перехватило, Алина стояла молча и дрожала, рука повисла в воздухе, когда он отпустил ее. Медленно сжав пальцы, она поднесла кулак к груди и, не сказав ни слова, отвернулась. Она чувствовала его взгляд на себе, пока шла. А когда стала подниматься по ступеням широкой лестницы, ведущей к парадному входу, шрам на колене больно натянулся и слезы брызнули из глаз.
Глава 19
Когда за последним гостем закрылась дверь, Алина переоделась в удобное домашнее платье и прошла в семейную гостиную. Там она свернулась клубочком на уютной кушетке и стала смотреть в пустоту. Несмотря на то что день выдался на редкость теплый, ее знобило, и она укрылась мягким пледом, но пальцы на руках и ногах оставались ледяными. По ее просьбе пришла горничная, разожгла огонь в камине и принесла большую кружку горячего чая, но, увы, ничто не могло согреть ее.
Она слышала шаги слуг на лестнице, слышала, как передвигали мебель, убирая комнаты – особняк приводили в порядок после нашествия гостей. Были какие-то неотложные нужды, которые требовали ее вмешательства, – составить список домашних дел, произвести опись инвентаря, обсудить с миссис Фэрклот, какие комнаты следует закрыть и что необходимо приобрести... Алина понимала, что должна встать и заняться делами, но не могла сдвинуться с места. Она подумала, что похожа сейчас на часы, которые остановились и стали абсолютно бесполезны.
Она так и задремала, лежа на кушетке, а проснулась, когда камин догорел, а лучи заходящего солнца, проникавшие через полузакрытые шторы, окрасили позолотой стены гостиной. Всему виной какой-то шорох, это он разбудил ее, подумала Алина и недовольно потянулась. Открыв глаза, она увидела в комнате Марка. Он стоял около камина и смотрел на нее, словно она загадка, которую он не в силах разгадать.
– Ты что, Марк? – нахмурившись, спросила Алина и протерла глаза, пытаясь сесть.
Марк зажег лампу и подошел к кушетке.
– Миссис Фэрклот сказала, что ты ничего не ела целый день.
Алина покачала головой:
– Я просто устала и поем позже.
Брат склонился над ней.
– Ты выглядишь ужасно.
– Благодарю, – сухо отвечала она. – Как я уже сказала, я устала. Мне нужно поспать. И все...
– Ты, кажется, уже поспала, но это ничего не изменило.
– Чего ты хочешь, Марк? – Она с трудом сдерживала раздражение.
Он медлил с ответом. Засунув руки в карманы сюртука, брат что-то обдумывал. Потом взглянул на ее колени, спрятанные под юбкой.
– Я хочу попросить тебя кое о чем, – сказал он нарочито небрежным тоном.
– Да?
Он указал на ее ноги:
– Я могу взглянуть на них?
Алина непонимающе смотрела на него.
– На мои ноги?
– Да. – Марк сел на кушетку, на лице отсутствовало какое-либо выражение.
Он никогда прежде не просил ее об этом. Почему он хочет увидеть ее ноги после стольких лет? Алина не могла понять, что им движет, и чувствовала себя усталой и измученной от всех переживаний, которые совершенно опустошили ее. Разумеется, если он просит, она может показать ему ноги. И прежде чем обдумать все хорошенько, сбросила тапочки. Алина была без чулок, поэтому ей надо было только приподнять юбки и... Она колебалась, но все же решилась и подняла подол.
Нельзя сказать, что Марк был шокирован, но что-то нарушило привычный ритм его дыхания, когда он, стараясь не реагировать, увидел ее ноги, пройдя взглядом по шрамам, по участкам грубой, поврежденной кожи и далее вниз, к уцелевшей белой коже стоп. Глядя на его бесстрастное лицо, Алина не обратила внимания, что сама не дышит, пока грудь не стеснило от боли. Она медленно выдохнула, удивляясь, что могла довериться Марку в таком деликатном вопросе.
– Не сказать, чтобы они были очень красивы. Но и не такие отвратительные, как я предполагал, – осторожно сказал он и, потянувшись к подолу ее юбки, опустил его. – Наше воображение порой рисует картины гораздо худшие, нежели есть на самом деле.
Алина с любопытством смотрела на брата, часто проявлявшего излишнюю строгость, а иногда и раздражительность. Но это не мешало ей искренне любить его. В детстве они не были так близки, но с тех пор, как умер их отец, Марк проявлял и заботливость и благородство. Как и она, он имел на все свою точку зрения и отличался болезненной честностью, даже если правда была нелицеприятна.
– Почему ты вдруг решил посмотреть на мои бедные ноги? – спросила она.
Он удивил ее улыбкой, полной иронии.
– Я никогда толком не знал, каковы последствия этого несчастного случая. Я ничего не мог поделать, когда понял, что теряю тебя. Смотреть на твои ноги и понимать, что я ничего не смог сделать, чтобы избежать этого, было, ужасно тяжело для меня.
Она печально вздохнула и покачала головой:
– Господи, Марк, разве ты мог что-нибудь сделать, чтобы не допустить этого несчастного случая? При чем тут твоя ответственность?
– Во всем мире есть только несколько людей, которых я люблю, – сказал он. – Ты и Ливия среди них, и я отдал бы жизнь, чтобы избавить любую из вас от боли.
Алина улыбнулась брату, чувствуя, как отрешенность, которая сковывала ее, внезапно ушла. Несмотря на его здравые рассуждения, она не могла удержаться и не задать каверзный вопрос, пусть даже придется проститься с надеждой, зародившейся в глубине души.
– Марк, – неуверенно начала она, – если бы ты любил женщину, могли бы шрамы, такие как мои, изменить твое отношение к ней...
– Нет, – твердо заявил он. – Я бы никогда этого себе не простил.
Что, если это правда? Или он просто хочет утешить ее, понимая ее чувства? Нет, Марк не тот человек, который стал бы лгать, чтобы утешить...
– Ты не веришь мне?
– Я бы хотела.
– Ты ошибаешься, утверждая, что красота женщины имеет для меня первостепенное значение. Конечно, не стану отрицать, что мне нравится физическая красота – как и любому другому мужчине, но едва ли это имеет решающее значение. И если уж мы говорим о внешности, то по меньшей мере странно ждать подобного суждения от мужчины, который сам далеко не идеален.
Алина удивленно молчала, разглядывая его чересчур резкие черты, строгую линию рта, проницательные глаза под прямыми бровями.
– Почему же, ты очень привлекательный, – искренне проговорила она. – Может быть, не такой красавчик, как мистер Шоу... но на свой лад...
Он пожал плечами:
– Поверь мне, это не имеет значения. Так как моя ничем не примечательная внешность никогда не доставляла мне помех ни в чем, то я довольно спокойно отношусь к физической красоте, что, видимо, трудно понять женщине с такой неординарной внешностью, как твоя.
Алина нахмурилась, понимая, что он критикует ее.
– Должно быть, это необычайно тяжело, – продолжал Марк, – такой красивой женщине, как ты, сознавать, что какая-то часть твоего прекрасного тела исковеркана и исправить это невозможно. Ты никогда не сможешь примириться с этим, правда?
Откинувшись на спинку кушетки, Алина покачала головой:
– Я ненавижу эти шрамы. Как бы я хотела, чтобы их не было! Но, увы, ничего не могу изменить, ничего...
– Так же как Маккена не может изменить свое происхождение.
Алина насторожилась.
– Ты пытаешься провести параллель? Но это совершенно разные вещи. Происхождение Маккены никогда не имело для меня значения. Я не перестала любить его из-за этого, не перестала мечтать о нем как о мужчине... – Она резко остановилась, когда вдруг до нее дошло, к чему он клонит.
– А ты не думаешь, что вид твоих ног так же не имеет значения для него?
– Не знаю.
– Ради всего святого, расскажи ему правду. Теперь не время вставать в позу, демонстрируя свою гордость...
Его слова внезапно разозлили ее.
– Гордость здесь ни при чем!
– Да? – Марк пристально посмотрел на нее. – Ты не можешь допустить, чтобы Маккена узнал, что твое тело имеет изъяны. Что это, если не гордость?
– Это непросто, – возразила она.
Его рот нетерпеливо дрогнул.
Она слышала шаги слуг на лестнице, слышала, как передвигали мебель, убирая комнаты – особняк приводили в порядок после нашествия гостей. Были какие-то неотложные нужды, которые требовали ее вмешательства, – составить список домашних дел, произвести опись инвентаря, обсудить с миссис Фэрклот, какие комнаты следует закрыть и что необходимо приобрести... Алина понимала, что должна встать и заняться делами, но не могла сдвинуться с места. Она подумала, что похожа сейчас на часы, которые остановились и стали абсолютно бесполезны.
Она так и задремала, лежа на кушетке, а проснулась, когда камин догорел, а лучи заходящего солнца, проникавшие через полузакрытые шторы, окрасили позолотой стены гостиной. Всему виной какой-то шорох, это он разбудил ее, подумала Алина и недовольно потянулась. Открыв глаза, она увидела в комнате Марка. Он стоял около камина и смотрел на нее, словно она загадка, которую он не в силах разгадать.
– Ты что, Марк? – нахмурившись, спросила Алина и протерла глаза, пытаясь сесть.
Марк зажег лампу и подошел к кушетке.
– Миссис Фэрклот сказала, что ты ничего не ела целый день.
Алина покачала головой:
– Я просто устала и поем позже.
Брат склонился над ней.
– Ты выглядишь ужасно.
– Благодарю, – сухо отвечала она. – Как я уже сказала, я устала. Мне нужно поспать. И все...
– Ты, кажется, уже поспала, но это ничего не изменило.
– Чего ты хочешь, Марк? – Она с трудом сдерживала раздражение.
Он медлил с ответом. Засунув руки в карманы сюртука, брат что-то обдумывал. Потом взглянул на ее колени, спрятанные под юбкой.
– Я хочу попросить тебя кое о чем, – сказал он нарочито небрежным тоном.
– Да?
Он указал на ее ноги:
– Я могу взглянуть на них?
Алина непонимающе смотрела на него.
– На мои ноги?
– Да. – Марк сел на кушетку, на лице отсутствовало какое-либо выражение.
Он никогда прежде не просил ее об этом. Почему он хочет увидеть ее ноги после стольких лет? Алина не могла понять, что им движет, и чувствовала себя усталой и измученной от всех переживаний, которые совершенно опустошили ее. Разумеется, если он просит, она может показать ему ноги. И прежде чем обдумать все хорошенько, сбросила тапочки. Алина была без чулок, поэтому ей надо было только приподнять юбки и... Она колебалась, но все же решилась и подняла подол.
Нельзя сказать, что Марк был шокирован, но что-то нарушило привычный ритм его дыхания, когда он, стараясь не реагировать, увидел ее ноги, пройдя взглядом по шрамам, по участкам грубой, поврежденной кожи и далее вниз, к уцелевшей белой коже стоп. Глядя на его бесстрастное лицо, Алина не обратила внимания, что сама не дышит, пока грудь не стеснило от боли. Она медленно выдохнула, удивляясь, что могла довериться Марку в таком деликатном вопросе.
– Не сказать, чтобы они были очень красивы. Но и не такие отвратительные, как я предполагал, – осторожно сказал он и, потянувшись к подолу ее юбки, опустил его. – Наше воображение порой рисует картины гораздо худшие, нежели есть на самом деле.
Алина с любопытством смотрела на брата, часто проявлявшего излишнюю строгость, а иногда и раздражительность. Но это не мешало ей искренне любить его. В детстве они не были так близки, но с тех пор, как умер их отец, Марк проявлял и заботливость и благородство. Как и она, он имел на все свою точку зрения и отличался болезненной честностью, даже если правда была нелицеприятна.
– Почему ты вдруг решил посмотреть на мои бедные ноги? – спросила она.
Он удивил ее улыбкой, полной иронии.
– Я никогда толком не знал, каковы последствия этого несчастного случая. Я ничего не мог поделать, когда понял, что теряю тебя. Смотреть на твои ноги и понимать, что я ничего не смог сделать, чтобы избежать этого, было, ужасно тяжело для меня.
Она печально вздохнула и покачала головой:
– Господи, Марк, разве ты мог что-нибудь сделать, чтобы не допустить этого несчастного случая? При чем тут твоя ответственность?
– Во всем мире есть только несколько людей, которых я люблю, – сказал он. – Ты и Ливия среди них, и я отдал бы жизнь, чтобы избавить любую из вас от боли.
Алина улыбнулась брату, чувствуя, как отрешенность, которая сковывала ее, внезапно ушла. Несмотря на его здравые рассуждения, она не могла удержаться и не задать каверзный вопрос, пусть даже придется проститься с надеждой, зародившейся в глубине души.
– Марк, – неуверенно начала она, – если бы ты любил женщину, могли бы шрамы, такие как мои, изменить твое отношение к ней...
– Нет, – твердо заявил он. – Я бы никогда этого себе не простил.
Что, если это правда? Или он просто хочет утешить ее, понимая ее чувства? Нет, Марк не тот человек, который стал бы лгать, чтобы утешить...
– Ты не веришь мне?
– Я бы хотела.
– Ты ошибаешься, утверждая, что красота женщины имеет для меня первостепенное значение. Конечно, не стану отрицать, что мне нравится физическая красота – как и любому другому мужчине, но едва ли это имеет решающее значение. И если уж мы говорим о внешности, то по меньшей мере странно ждать подобного суждения от мужчины, который сам далеко не идеален.
Алина удивленно молчала, разглядывая его чересчур резкие черты, строгую линию рта, проницательные глаза под прямыми бровями.
– Почему же, ты очень привлекательный, – искренне проговорила она. – Может быть, не такой красавчик, как мистер Шоу... но на свой лад...
Он пожал плечами:
– Поверь мне, это не имеет значения. Так как моя ничем не примечательная внешность никогда не доставляла мне помех ни в чем, то я довольно спокойно отношусь к физической красоте, что, видимо, трудно понять женщине с такой неординарной внешностью, как твоя.
Алина нахмурилась, понимая, что он критикует ее.
– Должно быть, это необычайно тяжело, – продолжал Марк, – такой красивой женщине, как ты, сознавать, что какая-то часть твоего прекрасного тела исковеркана и исправить это невозможно. Ты никогда не сможешь примириться с этим, правда?
Откинувшись на спинку кушетки, Алина покачала головой:
– Я ненавижу эти шрамы. Как бы я хотела, чтобы их не было! Но, увы, ничего не могу изменить, ничего...
– Так же как Маккена не может изменить свое происхождение.
Алина насторожилась.
– Ты пытаешься провести параллель? Но это совершенно разные вещи. Происхождение Маккены никогда не имело для меня значения. Я не перестала любить его из-за этого, не перестала мечтать о нем как о мужчине... – Она резко остановилась, когда вдруг до нее дошло, к чему он клонит.
– А ты не думаешь, что вид твоих ног так же не имеет значения для него?
– Не знаю.
– Ради всего святого, расскажи ему правду. Теперь не время вставать в позу, демонстрируя свою гордость...
Его слова внезапно разозлили ее.
– Гордость здесь ни при чем!
– Да? – Марк пристально посмотрел на нее. – Ты не можешь допустить, чтобы Маккена узнал, что твое тело имеет изъяны. Что это, если не гордость?
– Это непросто, – возразила она.
Его рот нетерпеливо дрогнул.