Клименко Владимир. Ловцы ветра

   – Да, – согласился Тан и прошлепал босыми ногами к скамеечке с полотенцами, – но до тех пор, пока искусственная плотина, созданная на пути времени, не будет все же прорвана. А это неизбежно.
   – Никто с этим и не спорит. Но посмотри, что получается: современный человек в совершенстве владеет приемом, получившим название «откладывание на потом» или «отсрочка». Ведь еще первые европейские мореплаватели и миссионеры, рассуждая об аборигенах, говорили об их поразительной беспечности, беззаботности. А на самом деле так называемые дикари просто не владели отсрочкой и жили в другом времени, точнее говоря, жили во временах, а не во времени. Они полностью совпадали с временными потоками, растворялись в них.
   – Согласен. Но ведь и современному человеку не всегда удается спрятаться от времени в создаваемой им нише.
   – Да он делает все, только бы его не выковыряли из норы, – рассердился Бакаль. Он также вылез из бассейна и накинул на плечи полосатое махровое полотенце. – Человек создал линейное абстрактное время, то есть то, которое измеряется стрелками часов. Но оно не изначально. Оно есть искусственный продукт. Можно даже назвать его основным сырьем, из которого создается то самое «ближайшее», или «горизонт повседневности», куда устремлена человеческая жизнь. Философия давно выражает досаду: ну почему мы никогда не в состоянии оценить то, что случилось с нами здесь и сейчас? Мы говорим себе: скорее, некогда. Или говорим: хорошо, это пригодится потом. Результат всегда известен: всегда потом, некогда сейчас.
   – Да-да, я понимаю, в чем ты хочешь убедить меня. – Лицо Тана стало серьезным. – В буддийской практике есть понятие чары вещей, которое еще иногда называют созерцанием кончика сосновой иглы. Ведь некоторым людям, например художникам, приходится брать специальные уроки восприятия, чтобы заметить вещь потому, что она просто «сейчас», а не потому, что это восприятие ему когда-нибудь пригодится.
   – И вот здесь – главный парадокс. – Бакаль устало вздохнул и небрежно бросил полотенце на скамейку. – Мы живем в уверенности, что настоящее будет потом. Озабоченность будущим, постоянная уверенность, что главное должно произойти через день, через два, через год, опустошает мгновение. Но из опустошенных мгновений складываются часы, дни, столетия, складывается Великая Пустота.
   – Буддийская шуньята, – глухо буркнул Тан.
   – Пустота, – повторил Бакаль и обвел руками тренажерный зал, словно он был Вселенной. -Люди, прежде всего, похожи друг на друга тем, что собираются жить вечно – как раз в этом направлении нас единообразно сплющило время. Этому уже невозможно сопротивляться. Ведь если даже попытаться задержать время, отменить собственную целеустремленность в будущее, то настоящего не станет больше, потому что и его придется тут же откладывать. Станет больше «ненастоящего». И мы, люди отложенного будущего, действительно живем не в настоящем, а в ненастоящем, искусственно созданном времени. И вжились столь основательно, что для выхода в иную размерность, гораздо более естественную, требуются сильнейшие изменения – вплоть до изменения химизма крови, что и происходит, например, под воздействием алкоголя.
   – То есть как? – опешил Тан.
   – А так, – усмехнулся Бакаль. Он подошел к холодильному шкафу и за неимением вина вынул из него бутылку «кока-колы». – Мы ведь что говорим, когда сильно устаем: надо снять физическое напряжение, надо расслабиться, – он отхлебнул из бутылки и протянул ее Тану. – Алкоголь действительно снимает давление, которое оказывает на нас время, мы на какой-то момент выходим из абстрактного времени, как бы прорываем искусственно созданную плотину, и тогда вдруг проявляем неожиданную щедрость, дарим веши, даем обещания, заводим знакомства – то есть тратим все то, что когда-то утаивали, оставляли на потом.
   – Звучит весьма правдоподобно. – Тан также отхлебнул из бутылки и посмотрел через темное стекло на яркую лампу плафона. – Но все же малодоказательно. И какое это имеет отношение к нашему генератору?
   – Возможно, никакого. Но мы сейчас и не говорим об этом. Смотри, что получается дальше... – Глаза Бакаля возбужденно блеснули. – Я жил в то время, когда Америка еще не знала пришельцев с запада. Алкоголь был известен, но предпочтение отдавалось слабым наркотикам. В частности галлюциногенным грибам. Так вот, современный человек, благодаря выпивке, попадает в один из потоков времени, идущих из архаики и огибающих привычное «ненастоящее». Точно так же аборигены в результате употребления наркотиков попадали в наше предположительное «сейчас», в растворенность безвременья. Курение, скажем, «трубки мира» сопровождало именно моменты собранности, это еще можно назвать тем, что делается сейчас «на трезвую голову». А все контакты по иному организованного народа с носителями западной цивилизации вызывали, как правило, вспышку алкоголизма, словно это было средство массового моделирования чужеродного времени.
   – Уф! – выдохнул Тан. – Наворотил. Пиши диссертацию о философском понимании времени. А лучше выбрось все это из головы. Нам надо действовать, а не рассуждать.
   – И это говоришь ты! – рассердился Бакаль. – Неужели тебе неинтересно? Погоди, я еще не закончил. Что ты можешь сказать об анабиозе?
   – А это-то еще при чем?
   – При том, что погружение в анабиоз означает приостановку собственного времени. Микроорганизмы, личинки насекомых, семена растений способны хранить жизнь в состоянии глубокого переохлаждения столетиями и тысячелетиями. Вообще температурные сдвиги можно рассматривать как вариации самого времени. Слово «температура» происходит от латинского «tempora», что означает «время». Язык интуитивно пользуется такими переходами значений. Мы говорим «не расхолаживайся», имея в виду «не медли, не откладывай». Или «не горячись», то есть не убыстряй события. Подвергаясь переохлаждению и впадая в анабиоз, организм вводит себя в состояние отсроченной жизни, что часто напоминает отсроченную смерть. Очень близок к этому понятию, например, летаргический сон. Человек может спать много лет, сохраняя при этом свой возраст, не старея. Но после пробуждения в течение двух-трех месяцев он нагоняет упущенное, когда происходит гормональный взрыв. То есть срабатывает бомба времени. Получается, время не только трудно поймать в ловушку – еще труднее взять его живьем.
   – Постой, не хочешь ли ты сказать, что и наше появление в настоящем может вскоре обернуться для нас катастрофой? Время не терпит экспериментов над собой.
   – Ну, что-то в этом роде, – согласился Бакаль. – Пока вроде все в порядке. Но надолго ли? Хочешь, я приведу еще один пример, относящийся, правда, не к живым организмам?
   Тан ограничился кивком.
   – Существуют любопытные наблюдения о способе сохранения античных текстов в эпоху Средневековья. Заключался он в следующем. Гарантировать неискаженную передачу источников должна была четырехзвенная система трансляции. Первой инстанцией был переписчик – scriptor. Он не имел права изменять ни одну букву. Затем следовали две следующие инстанции – компилятор и комментатор, они уже могли сопоставлять тексты между собой. И лишь для четвертой инстанции – для автора – допускались высказывания собственного мнения. Но вся эта система гарантий и подстраховок, позволив сохранить букву первоисточника, все равно привела к «порче», к совершенно фантастическому пониманию смысла античных текстов. Иначе говоря, герметически закупоренные тексты «выдохлись», обессмыслились.
   – Достаточно! – Тан, словно сдаваясь, поднял вверх руки. – Пошли отсюда, а то ты меня совсем заговоришь. Начало вроде было совсем безобидным – теория отложенного времени. А к чему мы пришли?
   – Пришли к тому, что, боюсь, само существование генератора времени невозможно. Все свидетельствует об этом.
   – Конечно, – иронично согласился Тан. – А сам факт твоего существования – он что, подтверждение или опровержение твоей гипотезы?
   – Не знаю, – хмуро признался Бакаль. – Но существует еще понятие псевдоморфоза, введенное Шпенглером в «Закате Европы». Это ситуация, когда культура не реализует себя, а исполняет вместо этого чужую роль, предназначенную не ей. То есть как бы наряжается в маску. Примером может послужить имитация эллинизма на Ближнем Востоке после завоеваний Александра Македонского. Она, кстати, продолжалась около тысячи лет. Или пример России после Петровских реформ. Исполнение не предназначенного можно трактовать как сход с дистанции, увиливание от бега к финишу, от полноты самореализации. Стало быть, псевдоморфоз – это средство обмануть смерть. Но трудность состоит в том, что такой псевдоморфоз пресекается остальными участниками. В повседневной жизни осуществимы лишь краткосрочные псевдоморфозы – большего не позволяют социальная память и традиция. Но если хорошо смешать фишки, сменить окружение, фальсифицировать документы – осуществим и достаточно длительный псевдоморфоз, что, надеюсь, с нами и происходит.
   – Значит, говоришь, нас попытаются пресечь? – вздохнул Тан, поднимаясь по лестнице из зала на второй этаж. – И как скоро?
   – Боюсь, что очень скоро, – мрачно ответил Бакаль. – Надо быть настороже.
 

24. Сеймур

   Сеймур и сам не знал, радоваться ему или нет, отдавшись новому для него ощущению близости с любимой женщиной. Наверное, все-таки он еще до сих пор боялся самого себя, боялся пробуждения инстинктов, сделавших его несчастным в прошлой жизни. Оставаясь наедине с Анитой, он постоянно прислушивался к себе, контролировал каждое свое движение и уставал от этого так, как будто ему приходилось выполнять тяжелую физическую работу. Но надо отдать должное профессору Поланскому – таблетки действовали!
   После возвращения с Вилюя Анита перебралась в комнату к Сеймуру, и они уже не скрывали ни от кого, что и впредь собираются быть вместе. Через несколько дней Сеймур заметил, что и Денис с Шаки образовали что-то вроде семейной пары – путешествие во времени рисковало превратиться в альковные приключения, и мысль об этом, как ни странно, скорее забавляла Гаррета, чем вызывала беспокойство.
   А между тем события развивались по сценарию, который теперь контролировали в основном Бакаль и Тан. Сообщение о зоне Фишека застало Сеймура врасплох. Он настолько отдалился от дел, словно собирался провести остаток новой жизни в особняке на Золотодолинской и ни при каких условиях не покидать насиженного места – и вот снова дорога.
   Анита никуда уезжать не хотела. Зачем, говорила она, нам снова срываться с насиженного места, чтобы выполнить задание, не понятное нам по смыслу? Зачем подвергать себя опасности, когда можно просто жить и наслаждаться покоем и любовью? Зачем все это? Ответить на эти вопросы Сеймур не мог даже самому себе, поэтому лишь раздраженно пожимал плечами. Но что-то подсказывало ему, что спокойной жизни все равно не будет – неважно, останутся они на месте или пустятся во все тяжкие. Зыбкое равновесие нового существования не давало ощущения стабильности, и еще Гаррет постоянно помнил слова Винсента Фрогга: на поиски генератора отпущен год, не больше. Если они не сумеют сделать то, ради чего их вытащили с того света, повторная гибель неизбежна, теперь уже окончательная. Значит, надо защищать себя, свое новое состояние и выполнить предназначенное. Примерно так думал Сеймур, слушая увещевания Аниты, обнимая ее за хрупкие плечи, заглядывая в зеленые русалочьи глаза. Они обречены действовать, иначе будущее, их собственное будущее будет уничтожено.
   Еще Сеймур, анализируя происшедшие с ним перемены, замечал, что в нем пропала постоянная жажда убийства, но вместе с тем не ослабели охотничьи инстинкты и обострились чувства, ранее едва ощутимые. Интуиция, этот новый полученный им дар, стала сродни еще одному органу восприятия, только Гаррет не знал, с чем можно сравнить ее – с обонянием, слухом, осязанием? В какой-то момент наступал миг прозрения, и тогда перед ним открывалось невидимое, скрытое от других стенами и расстоянием. Это было очень странное чувство, но оно в полной мере проявилось на полуострове Канин и чуть хуже послужило Сеймуру в Елюю Черкечех.
   Сборы в дорогу не заняли много времени. Сеймур не участвовал в обсуждении, как и каким транспортом они будут добираться до Брюсселя, тут вся команда привыкла доверять Денису, более привычному к путешествиям в этой эпохе, а Денис выбрал стратоплан.
   Межконтинентальная «Стрела» дважды вдень проходила над стартовой площадкой «Центр Сибири», базирующейся на плавучей платформе на Обском море. Не надо было добираться даже до аэродрома, откуда взлетали обычные самолеты – платформа располагалась ближе.
   Вообще-то, «Стрела» предназначалась в основном для межконтинентальных перелетов, но расстояние от Сибири до Западной Европы также нельзя было назвать ближним рейсом. Проходя над местом доставки, базовый модуль один раз в сутки доставлял на него челнок, а во второй заход забирал стартующий отсек, который затем пристыковывался к модулю. Дважды в сутки над Академгородком проносился отдаленный грохот стартовых или посадочных двигателей.
   Как ни странно, Сеймур довольно скептически относился к чудесам машинной цивилизации. Любые механизмы он воспринимал как данность и не удивлялся с самого начала ни миксеру, ни телевизору. Бакаль, который следил за полетом самолета почти с мистическим ужасом, вызывал у него насмешку, а к мальчишескому хвастовству Дениса, который иногда, не отдавая себе отчета, старался поразить членов команды каким-нибудь техническим новшеством, Сеймур относился с отцовской снисходительностью. Так и на этот раз, ни описание полета, ни путешествие до плавучей платформы на вертолете, ни сам старт, сопровождавшийся заметными перегрузками – пассажирам надо было проходить медицинское освидетельствование – не пробудили в нем особых эмоций, и раздражение вызвал лишь запрет на курение.
   Зато Анита была угнетена. Она не отпускала руки Гаррета все время от старта до приземления и, сойдя на бетонные плиты посадочной платформы, выглядела так, словно ей пришлось прокатиться на метле.
   – Укачало? – участливо спросил Аниту Денис.
   – В следующий раз пусть будет самолет, – попросила Анита.
   – Следующего раза может и не быть, – напомнил Бакаль. Он также выглядел не лучшим образом, но держался молодцевато, не смотря на сиреневый оттенок кожи. – Мне кажется, что мы на верном пути.
   В город всю группу доставили вертолетом, затем микроавтобусом отвезли в отель. Путешествие прошло настолько стремительно, что переход из одного края света в другой воспринимался как сон.
   – Ну что, – спросил Тан, едва разместились по комнатам и чуть передохнули, – пойдем в кафе?
   – Так сразу? – закапризничала Шаки. – А душ, а обед?
   – Там и пообедаем, – предложил Денис.
   – Escalopes de saumon, latances de carpes, foie gras^[8], – по-своему отреагировал на эти слова Сеймур.
   – Вы как хотите, а мне надо отдохнуть, – упрямо гнула свое Шаки. – Другие ведь тоже устали? – И она с надеждой посмотрела на Дениса.
   Сеймуру было сейчас все равно, что делать. Он с любопытством, пока добирались до гостиницы, рассматривал город, отмечал, как удачно старые здания и соборы вписываются в современный архитектурный пейзаж, ловил себя на мысли, что ему больше всего хотелось бы сейчас просто побродить по улицам. Некоторые кварталы Брюсселя чем-то напоминали ему Лондон времен его юности, и Гаррету захотелось вновь испытать чувства сродни ностальгии.
   – Считаешь, что генератор находится в кафе? – спросил он Тана.
   – Надо проверить на месте. Предполагаю, что ни хозяин, ни посетители даже не подозревают, что генератор может быть замаскирован под какой-нибудь обычный предмет. Надо поговорить.
   – С кем? – хотел уточнить Сеймур. Кто об этом может что-нибудь знать? Но вопрос не задал. Действительно, посмотреть стоит, а дальше, очевидно, опять придется довериться интуиции.
   Споры окончились тем, что в кафе в этот вечер все же не пошли. Женщины раскапризничались, Сеймур был также настроен на то, чтобы вначале оглядеться на месте, его поддержал Денис.
   – Днем раньше, днем позже – сейчас это значения не имеет, – сказал он. – К чему излишняя торопливость?
   Инерция спокойной жизни на Золотодолинской давала о себе знать и здесь. Отель, в котором разместились путешественники, был по-американски удобен, стерилен, функционален и неуютен, и Сеймур почувствовал себя в нем, как в больнице.
   Не составило труда выяснить, что в городе существуют отели, рекламирующие себя как старые, добропорядочные заведения с традициями, и Сеймур вместе с Анитой через несколько часов перебрались в «Георг V», где викторианская мебель соседствовала с ультрасовременной сантехникой и электронной охраной номеров.
   Почти сразу же вслед за ними «Хилтон» покинули Денис с Анитой – их больше привлек развлекательный центр с гостиницей, состоящий из каскада бассейнов, игровых заведений и сомнительных дискотек.
   Бакаль с Таном, остались верными первоначальному выбору.
   Встретиться договорились на следующий день, ближе к вечеру, на площади Ветеранов, откуда до кафе Фишека рукой подать.
   Очутившись в «Георге V», Сеймур удовлетворенно развалился в удобном кресле, попросил, несмотря на теплую погоду, зажечь камин и задымил сигарой – желание отправиться на прогулку исчезло. В какой-то момент, еще в такси, он ощутил слабое беспокойство, которое немного времени спустя усилилось. Внезапно Гаррет почувствовал, что за ним следят. Внешне это не проявлялось ни в чем – никаких подозрительных типов, внимательных взглядов, но, сам охотник, он вдруг поймал себя на мысли, что за ним охотятся тоже. И это надо было обдумать.
   – Мы останемся здесь? – спросила Анита, присев на корточки перед креслом. – Никуда не пойдем?
   – Вряд ли... – Сеймур поглядел на газовый камин с горелкой, имитирующей березовые поленья, и поморщился – могли бы вместо муляжа разжечь настоящие дрова. – Мне кажется, что наше появление в Брюсселе не прошло незамеченным.
   – Для кого? – искренне удивилась Анита.
   – А вот это предстоит выяснить.
   – Думаешь, это Фрогг или Поланский?
   – Зачем им от нас прятаться? Нет, если мои подозрения подтвердятся, то это скорее враги, а не друзья. Но до конца в своих чувствах я не уверен. И все же следует быть осторожными. Later anguis in herba^[9]. Зря мы, наверное, разъехались в разные части города. Сейчас надо держаться вместе.
   – Так давай вернемся в «Хилтон», – испуганно предложила Анита. Ее лицо мгновенно стало бледным.
   – Зря я тебе, наверное, об этом сказал, – с сожалением произнес Сеймур и погладил Аниту по длинным распущенным волосам. – В тебе так еще силен страх перед инквизицией.
   На самом деле сейчас он жалел больше всего, пожалуй, о том, что был слишком беспечен в последнее время. Слишком спокоен. Как же он мог, всегда такой осторожный, забыть о том, что если этот мир и изменился за два с лишним столетия, то не настолько, чтобы чувствовать себя в нем в полной безопасности. Всегда найдется кто-то, готовый вмешаться в твои планы.
   – А этот... эти... – вновь спросила Анита. – Ну, те, кого ты почувствовал... Они хотят причинить нам вред?
   – Еще не знаю. Просто понял, что за нами наблюдают. Следят. Но делают это со стороны, никак не обнаруживая свое присутствие. Подозреваю, что пока просто выжидают.
   – Если не будем возвращаться в «Хилтон», то надо немедленно сообщить о твоих подозрениях Тану и Бакалю. Предупредить Дениса и Шаки.
   С «Хилтоном» удалось связаться без труда – Бакаль и Тан были на месте. Зато до «Садов Гесперид», где остановились Денис и Шаки, дозвониться так и не удалось. Скорее всего, парочка отправилась развлекаться, оставив мобильный телефон в номере.
   – Будем надеяться, что все обойдется, – буркнул Сеймур во втором часу ночи, убедившись, что его попытки связаться с Денисом бесполезны. – У Дениса прекрасно развита интуиция, да и Шаки промаха не даст. В любом случае застать врасплох их будет трудно. А пока – спать.
 

25. Денис

   Звонок мобильника разбудил Дениса в семь утра. Едва открыв глаза, он посмотрел на настенный циферблат и выругался. За три часа выспаться невозможно, даже если накануне просто сидеть в кресле и смотреть телевизор, а они оттянулись с Шаки по полной программе: бар, какие-то идиотские механические скачки, где по кругу бегали отливающие хромом стальные гепарды; дискотека; конечно же, казино; потом опять бар.
   Денис с надеждой посмотрел на Шаки – может, проснется, дотянется до трубки на тумбочке – но та безмятежно спала, откинув шелковую простыню в сторону и уткнувшись носом в полушку. Придется вставать.
   – Да! – недовольно крикнул он в трубку, мысленно поклявшись, что если звонит обслуга, они пошлют эти чертовы «Сады Гесперид» куда подальше и сегодня же переберутся в более спокойное место.
   – Наконец-то, – услышал он голос Тана. – А то мы все уже беспокоимся.
   – В чем дело? – Денис еще раз взглянул на часы. – Мы договорились встретиться в три.
   – Придется пораньше. Буди Шаки и приезжай в «Хилтон». Есть разговор.
   – Что-нибудь случилось?
   – Пока нет. Но если будешь задавать много ненужных вопросов, то может. Сеймур уверяет, что за нами следят.
   – С чего он взял?
   – Сказал, что просто почувствовал. Интуиция.
   – Интуиция у него, – ворчал Денис, отключившись от линии. – Предчувствия. Поспать не дают.
   Он пошарил в маленьком баре в соседней комнате, вытащил бутылку пива. Голова нещадно трещала, словно его ночью двинули чем-то тяжелым по затылку. Потом растолкал Шаки.
   – Пива хочешь?
   Шаки, даже не открывая глаз, потянулась к нему, ища губами губы. Денис плюхнулся опять в постель. Вновь раздался телефонный звонок.
   – Да что это такое! – разозлился Денис. – Кто!
   – Денис, – услышал он голос Гаррета. – С вами ничего не случилось?
   – Вы что, сговорились? – жалобно спросил Денис. – Семь утра ведь!
   – Похоже, все нормально, – хмыкнуло в трубке. – Пора перебираться в «Хилтон». Ничего ночью подозрительного не заметил?
   – Нет! – крикнул Денис. И тут же прикусил губу. – Да был там один тип... – начал вспоминать он.
   – Вот и не задерживайтесь, – приказал Сеймур. – И держи парализатор наготове.
   Денис вскочил, потянул за руку Шаки. Та упорно сопротивлялась и норовила затянуть Дениса под простыню.
   – Нет-нет. – Денис встряхнул Шаки за плечи. – Звонили уже и Тан, и Сеймур. Возвращаемся обратно в «Хилтон».
   – Опять будем бродить толпой, – зевнула Шаки. – Надоело.
   – Забыла, зачем мы здесь, – сурово напомнил Денис. – Слушай, а ты не помнишь, что говорил нам Лебрейн? Ну, такой лысоватый тип в смокинге возле рулетки. Мы с ним в баре познакомились.
   – Звал сегодня в подпольное казино в квартал художников. Говорил, что выигрыши там бывают просто баснословные.
   – Я согласился?
   – Да, сказал, что часов в восемь встретимся около здания Национальной гвардии.
   – А-а, припоминаю, – Денис натянул джинсы и вновь отхлебнул пива. – Одевайся!
   – Лебрейн говорил, что у тебя легкая рука, тебе повезет.
   – Вначале он мне сильно не понравился, слишком много задает вопросов, но потом мы изрядно выпили.
   – Да уж, – отозвалась из ванной Шаки. – Пил ты вчера, как лошадь. Еле до номера дотащила.
   Всю дорогу до «Хилтона» в такси Денис мысленно ругал себя последними словами. Так напиваться раньше он не позволял себе никогда. Что же произошло? Неужели настолько потерял контроль, что именно сейчас, когда и сознание, и воля должны быть полностью мобилизованы на то, чтобы выполнить порученное дело и сохранить себе жизнь, расслабился, как студент на каникулах? Можно подумать, впереди у него вечность. И ведь не мальчишка уже. Что там еще вешал Лебрейн, искательно заглядывая в глаза, приглаживая пушок на лысине и заказывая выпивку? Будем друзьями? Ну, это – обычная пьяная болтовня. Спрашивал, откуда приехали? Тоже не криминал. Отпускал комплименты Шаки? Нет, вроде все нормально. И все же осталось что-то в подсознании, как заноза. А что, вспомнить никак не удается.
   Сеймур с Анитой приехали в «Хилтон» раньше и уже находились в номере Тана. Туда же прошли и Денис с Шаки.
   – Уверен, что почувствовал слежку? – спросил Бакаль Сеймура.
   – Буду рад, если ошибся, – сухо ответил Гаррет.
   – Ты думаешь, это полиция или бандиты, или наши друзья из будущего?
   – Послушайте, – Сеймур предупредительно поднял руку. – Я не знаю, кто за нами следит. Но следят, это точно. Какая разница – враги это или друзья. Если враги, то мы рискуем жизнью, сами понимаете, что с нами будет, если выяснится, чем мы туг занимаемся. Если же это посланцы Поланского и Фрогга, то тоже ничего хорошего. Нам или не доверяют, или пытаются использовать только как ищеек. Контролируют любой наш шаг. Нужны ли мы будем тому же самому Фроггу в случае, если он сумеет справиться и без нас? Логичнее было бы той же самой «службе времени» устранить нас за ненадобностью сразу, как только в нашей группе отпадет необходимость. Вы же понимаете, что в этом мире мы – инородное тело и создаем массу неудобств нашим хозяевам.
   – Я говорил, что нужно оружие, – напомнил Бакаль.
   – Давайте не торопиться, – рассудительно заметил Сеймур. – Просто будьте внимательны.