Рука замерла. Натаниэля остановило полное отсутствие каких-либо звуков.
Это было странным. Сыщик бросил взгляд на часы. По времени еще должна была продолжаться тренировка.
Он осторожно надавил на дверь. Она подалась неожиданно легко. Натаниэль шагнул внутрь.
В то же мгновение свет погас и дверь захлопнулась. Натаниэль быстро отступил к стене. Шершавая прохлада немного успокоила его. Он осторожно начал продвигаться вдоль стенки к тому месту, где, как он помнил, стоял стол.
– Игаль? – негромко позвал он. – Игаль, успокойся. Мне просто нужно с тобой поговорить. Я знаю, что ты ни в чем не виноват…
Он остановился и прислушался. Сделал шаг вперед. В то же мгновение его горло словно сдавил железный обруч. Перед глазами заплясали багровые круги, он почувствовал, что через мгновение потеряет сознание. Невероятным напряжением сил Натаниэлю удалось вырваться из смертельной схватки. Даже не думая, чисто рефлекторно он нанес противнику прямой удар левой.
Видимо, его тело обладало куда лучшей памятью, чем разум. Во всяком случае, удар пришелся точно в цель и отбросил нападавшего. А Розовски тотчас ударил снова и снова. Третий удар швырнул противника прямо на окно.
И тут произошло то, чего Натаниэль не ожидал – оконная рама полетела вниз, и вместе с ней, издав короткий крик, полетел нападавший.
Розовски кое-как доковылял до выключателя, зажег свет и лишь после этого подошел к окну. Бросив короткий взгляд на распростертое на земле тело, он потрогал пальцем гнезда от шурупов.
– Вот и последнее доказательство…
Руки саднили, тупая боль охватывала горло тугим шарфом.
– Спасибо, дон Педро, все-таки чему-то научили пацана… – Розовски вытащил из кармана куртки телефон и набрал номер полицейского управления.
Ему долго пришлось давать показания патрульным – пока он не добился, чтобы приехал инспектор Алон. С его появлением Натаниэля оставили в покое.
– Кто это? – спросил Ронен, усаживаясь на скамейку, рядом с сыщиком. Как раз в это мгновение мимо них проехали носилки с завернутым в черный пластик телом.
– Дов Ливни, – хмуро ответил Розовски. – Бывший подельник Фельдмана и Цедека, в архиве должны быть его данные. Убийца рабби Элиэзера и Пеле. И еще – Йоэля Хаскина.
– А как здесь оказался ты? – спросил инспектор.
– Я назначил встречу Игалю Хаскину, – нехотя сказал Натаниэль. – Мне нужно было задать ему несколько вопросов. Для полного прояснения всей картины. Видимо, в момент моего разговора с Юдит Хаскин Ливни находился рядом. Это легко выяснить.
– Сейчас выясним, – инспектор поднялся. – Я велю доставить сюда Игаля Хаскина. Сможешь задать ему свои вопросы.
Розовски махнул рукой.
– Оставь парня в покое, это уже не имеет значения. Мало того, что в течение нескольких месяцев он потерял отца и отчима, каково ему будет узнать, что обоих на тот свет отправил его же собственный дядя?
До инспектора не сразу дошел смысл сказанного.
– Ты хочешь сказать, что Йоэль Хаскин ему не родной отец?
– Его отец – Даниэль Цедек. Пеле. Игаль родился через три месяца после свадьбы Юдит и Йоэля и через пять месяцев после их знакомства. А до того она была девушкой Пеле, они собирались пожениться… – Розовски похлопал себя по карманам. – Черт, я забыл не только выключить лампу и телевизор… У тебя закурить есть?
Инспектор Алон протянул ему пачку «Тайма». Розовски потянулся к сигаретам. Рука дрожала. Он усмехнулся, потом нахмурился.
– Знаешь, чего я испугался в последний момент? Когда в комнате погас свет? Я подумал, что наткнусь еще на один труп. Слава Богу, ошибся.
– Зато ты его сам сотворил, – буркнул инспектор, поднося приятелю зажигалку. – Не знаю, как и объясняться с начальством. Сам придешь и все напишешь. Завтра.
– Послезавтра, – поправил Натаниэль. – Завтра я буду спать… – он с наслаждением затянулся сигаретой.
– Ладно, – согласился инспектор. – Пусть послезавтра. Послезавтра ты мне объяснишь все в деталях. А пока объясни хотя бы одно: с чего ты взял, что именно Ливни убил Хаскина? И главное – за что?
– «Фелиция», – произнес Розовски. – Все дело в «фелиции»… – он помолчал немного, собираясь с мыслями. – Видишь ли эта история началась восемнадцать лет назад. Ты, возможно, помнишь мошенничество, которое провернули три афериста с кредитом от «Мигдалей-кесеф»? Арье Фельдман, Даниэль Цедек и Дов Ливни провернули блестящую аферу. Блестящую, во-первых, потому что с точки зрения закона она была абсолютно легитимна, во-вторых – потому что принесла этим людям приличную сумму – шестьсот тысяч долларов кредита, превратившегося в отступные. Лучшие юристы банка «Мигдалей-кесеф» в братском сотрудничестве с коллегами из других банков пытались выстроить обвинение, но у них ничего не получилось. Итак, трое соучастников получили полмиллиона долларов. Несколько раньше они зарегистрировали посредническую контору, на счет которой и перевели деньги, полученные в кредит. Затем на счет другой компании – брокерской конторы – ушли деньги из первой, якобы для вложения в акции. После чего посредническая немедленно исчезла. Арье Фельдман, с которым я беседовал неделю назад, изъял свою долю из общей кассы. Просто хотел поскорее почувствовать себя богатым. Вскоре после этого Даниэль Цедек, по кличке Пеле, совершенно по-глупому попадает в полицейскую облаву и получает свои два года за хранение и сбыт наркотиков. При этом он заподозрил в том, что его арест был подстроен Арье Фельдманом – с целью захватить остальные деньги. Чуть не убивает последнего в тюрьме на свидании, когда тот сообщил о пропаже компании. В действительности же его подставил человек, которому он доверял гораздо больше, чем Арье – Дов Ливни. А ведь Цедек считал его почти родственником – он ведь собирался жениться на сестре Дова Юдит! Так вот, посадив руками полиции Пеле, Ливни заставил сестру порвать с ним, после чего очень быстро ликвидировал липовую фирму, отправив предварительно все деньги на свой новый счет. Вскорости брат и сестра покинули страну и обосновались в Италии, причем вместе с ними уехал и некто Йоэль Хаскин, за которого Дов выдал Юдит. Причина срочности, думаю, тебе уже понятна. На особенностях жизни в Италии я останавливаться не буду. Семейство вернулось в Израиль три года назад. А полтора года назад перебрались в район Кфар-Барух… Это оказалось большой ошибкой, первым шагом к катастрофе. Ливни не знал, что в том же районе обитает его бывший соучастник и жертва. В течение пятнадцати лет жизни в Италии он ни разу не приехал в Израиль и, разумеется, потерял всякий след Цедека. По-моему, он вообще был уверен в том, что Пеле уже нет на свете. Так или иначе, однажды Йоэль Хаскин столкнулся с Дани Цедеком, с которым когда-то был знаком. Не знаю, каким образом у них завязался разговор, но кончилось все тем, что спустя какое-то время Йоэль предъявил своему родственнику Дову Ливни серьезные претензии. Он потребовал выплачивать ему ежемесячно пять тысяч шекелей.
– И за это Ливни его убил? – недоверчиво спросил инспектор. – За пять тысяч в месяц?
– Вовсе нет, Ливни согласился выплачивать. Отсюда и возникла неизвестная вдове сумма на счету Хаскина… Да, ты же не знаешь. В общем, проверите поступления на счет Йоэля Хаскина. Но, похоже, Йоэль зарвался. Начал требовать больше. Ливни понял, что родственничек не утихомирится. И ликвидировал его… – Розовски докурил сигарету, раздавил ногой окурок. – А ключом к разгадке стало слово, которое смертельно раненый Хаскин успел произнести и которое зафиксировано в полицейском протоколе. «Фелиция». Полицейские решили, что речь идет о машине шкода-фелиция. Они почему-то не обратили внимания на то, что наезд был совершен сзади. И значит, сбитый не мог видеть машину. И назвал он, действительно, причину смерти. Не орудие, каким была машина, а причину. Исчезнувшую брокерскую контору «Фелиция» и полмиллиона долларов, исчезнувших вместе с ней… – он вдруг рассмеялся. – Знаешь, как я догадался? Благодаря маме. Неделю назад она позвонила из Москвы, передала мне привет от старых друзей и сообщила, что один из них стал бизнесменом, открыл фирму. А название составил из своего имени и имени партнера. Сегодня меня осенило: «Фелиция» – это же Фельдман-Ливни-Цедек! И тотчас, во-первых, пропало несоответствие между характером травм погибшего и тем, что он, якобы, видел сбившую его машину. Во-вторых, стало понятно, чем шантажировал покойный Хаскин покойного же Ливни… – он помолчал немного. – Насчет шантажа я догадался чуть раньше – когда услышал от вдовы о невесть откуда взявшихся деньгах. Вот. По дороге сюда позвонил Фельдману, и тот подтвердил: да, действительно, липовая контора называлась «Фелиция». Насколько я помню, по-итальянски это имя происходит от слова счастье.
– Хорошенькое счастье, – заметил инспектор. – Прямо-таки убийственное… А с чего тебя понесло рыться в старых протоколах? – спросил он подозрительно. – Ты знал, что со смертью Хаскина не все чисто? Что это не простое дорожно-транспортное происшествие?
– Знал, – ответил Розовски. – Только давай я тебе расскажу об этом в следующий раз. Послезавтра, – повторил он. – Послезавтра, во всех подробностях. Ты меня отпускаешь? Твои ребята уже закончили работать.
Инспектор посмотрел на патрульных. Те действительно, прекратили осматривать место происшествия, один что-то передавал по радио, второй черкал карандашом на планшете.
– Ладно, – сказал Ронен. – Подпиши протокол и можешь возвращаться домой. А как тебе в руки попал протокол дорожной полиции?
– Я выполнил обещание, – заявил он, усаживаясь в кресло. – Тебя вчера никто не беспокоил. Теперь я жду объяснений, обещанных тобой.
– Будут, будут тебе объяснения, – успокоил его Розовски. – Ровно через полчаса. Я пригласил моего клиента. Его сейчас привезет Маркин. А пока что мы с тобой выпьем по чашечке кофе, которое превосходно варит Офра.
Ронен скорчил недовольное лицо, но подчинился. Пока он пил кофе, Натаниэль выдвинул в центр кабинета передвижной столик с телевизором и видеомагнитофоном.
– А это зачем? – спросил инспектор.
– Скоро узнаешь.
Ровно через полчаса появились господин Каплан-младший и Маркин. Следом в кабинете появилась Офра, всем своим видом показывая, что никто не заставит ее вернуться в приемную.
– Н-ну что же, – Розовски вышел в центр. – Начнем, пожалуй… Дело закончено. Я готов отчитаться перед вами, рабби Давид. Итак… – он подошел к видеомагнитофону. – Зрелище неприятное. Мы-то с рабби Давидом уже видели эту запись, и не один раз. Теперь посмотрите вы. Будьте внимательны. главным образом, к словам вдовы Хаскин. Даже если они покажутся вам бредом.
Когда запись была просмотрена, Розовски обвел взглядом недоуменные лица собравшихся. Похоже, ни они, ни Каплан-младший не видели того, что увидал он.
– Ладно, я объясню. А рабби Давид мне поможет, я не специалист… Итак, о чем говорит нам «диббук»? Будем пока что называть его так, хотя рабби Давид уже объяснил мне, что здесь имел место сеанс психотерапии, а вовсе не изгнание чужой души. Он говорит о том, что страшно падать под колеса, что страшна смерть. И еще он упоминает родные руки. Родную кровь! И между словами о смерти под колесами и о родных руках произносит: «Убийство!» – Натаниэль повернулся к раввину, но его опередил инспектор:
– Там еще говорится о старшем сыне. Я понимаю, что ты имеешь в виду – этот, как ты его называешь, диббук называет своего убийцу. Предположим. Примем твои правила, хотя я пока что нет очень… Ладно. Но ведь получается, убийца – старший сын! Родная кровь! То есть, Игаль Хаскин. Разве не так?
Натаниэль засмеялся.
– А-а, заметил? – он возбужденно потер руки. – То-то и оно, что не так! Твои слова будут справедливы, если мы действительно слышали голос умершего Йоэля Хаскина. Но ведь я уже сказал, что перед нами – сеанс психотерапии! Перед нами – больная женщина! Да простит меня присутствующий здесь рабби Давид, но я не считаю возможным давать мистические толкования уголовному делу, каким бы странным оно ни казалось на первый взгляд. Впрочем, вы ведь и сами говорили, что, по крайней мере, данный случай не содержит никакой мистики. Так чей же голос сообщал нам об убийстве Хаскина, рабби Давид?
Погруженный в глубокую задумчивость господин Каплан очнулся.
– Что? Ах да, конечно. Разумеется, с нами говорила сама больная, ее второе «Я»… – он хлопнул себя по коленям. – Непостижимо! Я понял, что вы имеете в виду! – рабби Давид вскочил со своего места и возбужденно забегал по комнате, то и дело натыкаясь на сидящих. Те предусмотрительно поджимали ноги.
– Ну да, ну да, – бормотал Каплан-младший. – Вы совершенно правы, это же типичная картина…
Далее на собравшихся обрушился поток специфических терминов, часть из которых относилась к медицине, часть – к Каббале. Из всего этого Розовски понял лишь, что, поставив своим подозрениям психологический блок, заперев их в подсознании, Юдит Хаскин подложила под собственную психику сильнейшую бомбу замедленного действия.
– Понимаете, она испытывала чувство вины перед погибшим. В первую очередь, за то, что не рассказала полиции о том, чему стала свидетельницей. Фактически скрыла, – объяснил рабби Давид, не замечая, что как раз Натаниэль, обнаруживший все это, не нуждается в особых объяснениях. – Сильнейшее эмоциональное воздействие. В то же время, ее тайна требовала выхода. В конце концов, Супер-Эго – подсознание – как бы создало Альтер-Эго – второе «Я» госпожи Хаскиной, оформившееся в ее восприятии как вернувшаяся душа покойного мужа. Госпожа Хаскин в бреду выкрикивала слова, казавшиеся бессмысленными и бессвязными…
– Да-да, – подхватил Розовски, – насчет смерти и убийства, насчет родной крови и родных рук. Если все это расставить по местам, мы получаем сообщение о том, что Йоэль Хаскин принял смерть от собственного родственника!
– Я этого не заметил, – признался рабби Давид. – И ведь я знал, что она была свидетельницей гибели мужа. Но мне все это казалось бредом! А на самом деле, это вполне четкие указания госпожи Хаскин, то, что она всячески старалась забыть, от чего поставила нечто вроде психологического блока. Она более всего боялась, чтобы ее подозрения в адрес ближайшего родственника не стали достоянием других. Но в результате случайной телевизионной провокации произошел надлом! Слом психологического барьера! И она начала рассказывать о происшедшем, о том, что видела собственными глазами – в бессвязной форме, в форме бреда, во время обострения ее психического заболевания… – он остановился. – И ведь правда, я только сейчас сообразил: диббук – то есть, второе, тщательно подавлявшееся второе «Я» Юдит Хаскин указывает как на виновника именно на родственника, на родного брата! Видимо, она узнала машину. Блестящая догадка, господин Розовски! – с уважением сказал он. – Ее следует описать и опубликовать. И я непременно это сделаю. С вашего, разумеется, согласия.
Натаниэль тут же не без удовольствия представил свое имя в солидном медицинском журнале, но постарался отогнать соблазнительное видение.
– Не буду повторять то, что вы уже знаете, – продолжил он. – Приступ Юдит всколыхнул эту историю. Рабби Элиэзер, судя по всему, сделал правильные выводы относительно причин обострения. Особенно если учесть, что он провел еще и несколько сеансов гипноза с Юдит. В тот злосчастный вечер он собирался встретиться с Игалем… – тут Розовски на мгновение прервался и вопросительно взглянул на инспектора.
– Да, – Ронен Алон кивнул. – Я уже спрашивал парня. Он действительно собирался встретиться в тот вечер с раввином. По словам Игаля, у рабби Элиэзера были для него очень важные сведения. Игаль даже договорился с напарником, чтобы тот вышел в ночь, поработал за него. Но, по словам Игаля, в последний момент напарник отказался выйти. Сказал, что у него кто-то там заболел, что он едет в больницу. Игаль сказал, что напарник предупредил не его лично, а позвонил домой, где в тот момент находился Дов Ливни. Вот дядя и передал Игалю, чтобы тот отменил встречу с раввином.
– Он отменил?
– Через дядю, – с невеселой усмешкой ответил инспектор. – И напарник ничего не отменял, мы проверили. Это Игаль, как он утверждает, передумал.
– И об этом он тоже узнал от дяди, – подхватил Розовски. – Все понятно. Узнав от ничего не подозревающего Игаля о предстоящей встрече, Дов Ливни постарался сделать так, чтобы встреча не состоялась. Ибо он был единственным, кроме рабби Элиэзера, из присутствующих на церемонии экзорцизма, кто понял истинный смысл сказанного «диббуком», то бишь – его собственной сестрой. Вернее, встреча состоялась, но не между раввином и Игалем, а между ним и раввином. Результат этой встречи нам, увы, хорошо известен. Дождавшись, пока раввин вошел в синагогу, Ливни пробрался туда же через окно в соседнем здании. Вы осмотрели рамы? – спросил он инспектора. – Там можно видеть, что крепления недавно ослабляли. Это сделал Ливни в тот вечер. Что, в конечном итоге, его погубило, – добавил Натаниэль, мгновенно помрачнев.
– Зато спасло тебя, – заметила Офра.
– Это верно, – Розовски поправил шейный платок, скрывавший следы от железной хватки убийцы. – Так вот, понимая, что его могут увидеть после совершения преступления – а он вернуться тем же путем, то есть, через окно, не мог, – Дов Ливни оделся в черный сюртук и широкополую шляпу. Они с рабби Элиэзером были примерно одного роста и сложения. Затем постарался сымитировать ограбление – взломал один из шкафов и похитил первый попавшийся свиток, после чего повыбрасывал из стеллажа книги.
– А что же Дани Цедек? – спросил Маркин, все это время молча слушавший.
– Ну, тут все было гораздо проще. Ливни решил разделаться одним махом и с давней жертвой своих делишек, ходившей по улицам Кфар-Барух немым укором. Тем более, что, как на грех, как раз тогда же Пеле встретился с давней своей любовью. И, как я полагаю, узнал от рабби Элиэзере о сыне… Что же решает Ливни? Посадить возможного свидетеля руками полицейских, да и дело с концом! Именно он был тем самым социальным работником, который явился в отсутствие Пеле к его матери и улучив момент оставил в стенном шкафу пакет с украденным в синагоге свитком. Дальше ему оставалось только позвонить в полицию, – Розовски обогнул стол и опустился в кресло. – Что касается алиби Цедека, то он просто не хотел подвергать Юдит Хаскин допросу в полиции. Он ведь уже знал о трагедии, случившейся в прошлом году. Знал и о том, что Юдит следует избегать нервных потрясений… Что же. Надеюсь, я все объяснил. Больше сказать нечего… – он повернулся к Каплану-младшему. – Боюсь, я не смогу принять от вас деньги, рабби Давид. Я ведь не столько разоблачил преступника, сколько стал виновником его гибели.
Это было странным. Сыщик бросил взгляд на часы. По времени еще должна была продолжаться тренировка.
Он осторожно надавил на дверь. Она подалась неожиданно легко. Натаниэль шагнул внутрь.
В то же мгновение свет погас и дверь захлопнулась. Натаниэль быстро отступил к стене. Шершавая прохлада немного успокоила его. Он осторожно начал продвигаться вдоль стенки к тому месту, где, как он помнил, стоял стол.
– Игаль? – негромко позвал он. – Игаль, успокойся. Мне просто нужно с тобой поговорить. Я знаю, что ты ни в чем не виноват…
Он остановился и прислушался. Сделал шаг вперед. В то же мгновение его горло словно сдавил железный обруч. Перед глазами заплясали багровые круги, он почувствовал, что через мгновение потеряет сознание. Невероятным напряжением сил Натаниэлю удалось вырваться из смертельной схватки. Даже не думая, чисто рефлекторно он нанес противнику прямой удар левой.
Видимо, его тело обладало куда лучшей памятью, чем разум. Во всяком случае, удар пришелся точно в цель и отбросил нападавшего. А Розовски тотчас ударил снова и снова. Третий удар швырнул противника прямо на окно.
И тут произошло то, чего Натаниэль не ожидал – оконная рама полетела вниз, и вместе с ней, издав короткий крик, полетел нападавший.
Розовски кое-как доковылял до выключателя, зажег свет и лишь после этого подошел к окну. Бросив короткий взгляд на распростертое на земле тело, он потрогал пальцем гнезда от шурупов.
– Вот и последнее доказательство…
Руки саднили, тупая боль охватывала горло тугим шарфом.
– Спасибо, дон Педро, все-таки чему-то научили пацана… – Розовски вытащил из кармана куртки телефон и набрал номер полицейского управления.
Ему долго пришлось давать показания патрульным – пока он не добился, чтобы приехал инспектор Алон. С его появлением Натаниэля оставили в покое.
– Кто это? – спросил Ронен, усаживаясь на скамейку, рядом с сыщиком. Как раз в это мгновение мимо них проехали носилки с завернутым в черный пластик телом.
– Дов Ливни, – хмуро ответил Розовски. – Бывший подельник Фельдмана и Цедека, в архиве должны быть его данные. Убийца рабби Элиэзера и Пеле. И еще – Йоэля Хаскина.
– А как здесь оказался ты? – спросил инспектор.
– Я назначил встречу Игалю Хаскину, – нехотя сказал Натаниэль. – Мне нужно было задать ему несколько вопросов. Для полного прояснения всей картины. Видимо, в момент моего разговора с Юдит Хаскин Ливни находился рядом. Это легко выяснить.
– Сейчас выясним, – инспектор поднялся. – Я велю доставить сюда Игаля Хаскина. Сможешь задать ему свои вопросы.
Розовски махнул рукой.
– Оставь парня в покое, это уже не имеет значения. Мало того, что в течение нескольких месяцев он потерял отца и отчима, каково ему будет узнать, что обоих на тот свет отправил его же собственный дядя?
До инспектора не сразу дошел смысл сказанного.
– Ты хочешь сказать, что Йоэль Хаскин ему не родной отец?
– Его отец – Даниэль Цедек. Пеле. Игаль родился через три месяца после свадьбы Юдит и Йоэля и через пять месяцев после их знакомства. А до того она была девушкой Пеле, они собирались пожениться… – Розовски похлопал себя по карманам. – Черт, я забыл не только выключить лампу и телевизор… У тебя закурить есть?
Инспектор Алон протянул ему пачку «Тайма». Розовски потянулся к сигаретам. Рука дрожала. Он усмехнулся, потом нахмурился.
– Знаешь, чего я испугался в последний момент? Когда в комнате погас свет? Я подумал, что наткнусь еще на один труп. Слава Богу, ошибся.
– Зато ты его сам сотворил, – буркнул инспектор, поднося приятелю зажигалку. – Не знаю, как и объясняться с начальством. Сам придешь и все напишешь. Завтра.
– Послезавтра, – поправил Натаниэль. – Завтра я буду спать… – он с наслаждением затянулся сигаретой.
– Ладно, – согласился инспектор. – Пусть послезавтра. Послезавтра ты мне объяснишь все в деталях. А пока объясни хотя бы одно: с чего ты взял, что именно Ливни убил Хаскина? И главное – за что?
– «Фелиция», – произнес Розовски. – Все дело в «фелиции»… – он помолчал немного, собираясь с мыслями. – Видишь ли эта история началась восемнадцать лет назад. Ты, возможно, помнишь мошенничество, которое провернули три афериста с кредитом от «Мигдалей-кесеф»? Арье Фельдман, Даниэль Цедек и Дов Ливни провернули блестящую аферу. Блестящую, во-первых, потому что с точки зрения закона она была абсолютно легитимна, во-вторых – потому что принесла этим людям приличную сумму – шестьсот тысяч долларов кредита, превратившегося в отступные. Лучшие юристы банка «Мигдалей-кесеф» в братском сотрудничестве с коллегами из других банков пытались выстроить обвинение, но у них ничего не получилось. Итак, трое соучастников получили полмиллиона долларов. Несколько раньше они зарегистрировали посредническую контору, на счет которой и перевели деньги, полученные в кредит. Затем на счет другой компании – брокерской конторы – ушли деньги из первой, якобы для вложения в акции. После чего посредническая немедленно исчезла. Арье Фельдман, с которым я беседовал неделю назад, изъял свою долю из общей кассы. Просто хотел поскорее почувствовать себя богатым. Вскоре после этого Даниэль Цедек, по кличке Пеле, совершенно по-глупому попадает в полицейскую облаву и получает свои два года за хранение и сбыт наркотиков. При этом он заподозрил в том, что его арест был подстроен Арье Фельдманом – с целью захватить остальные деньги. Чуть не убивает последнего в тюрьме на свидании, когда тот сообщил о пропаже компании. В действительности же его подставил человек, которому он доверял гораздо больше, чем Арье – Дов Ливни. А ведь Цедек считал его почти родственником – он ведь собирался жениться на сестре Дова Юдит! Так вот, посадив руками полиции Пеле, Ливни заставил сестру порвать с ним, после чего очень быстро ликвидировал липовую фирму, отправив предварительно все деньги на свой новый счет. Вскорости брат и сестра покинули страну и обосновались в Италии, причем вместе с ними уехал и некто Йоэль Хаскин, за которого Дов выдал Юдит. Причина срочности, думаю, тебе уже понятна. На особенностях жизни в Италии я останавливаться не буду. Семейство вернулось в Израиль три года назад. А полтора года назад перебрались в район Кфар-Барух… Это оказалось большой ошибкой, первым шагом к катастрофе. Ливни не знал, что в том же районе обитает его бывший соучастник и жертва. В течение пятнадцати лет жизни в Италии он ни разу не приехал в Израиль и, разумеется, потерял всякий след Цедека. По-моему, он вообще был уверен в том, что Пеле уже нет на свете. Так или иначе, однажды Йоэль Хаскин столкнулся с Дани Цедеком, с которым когда-то был знаком. Не знаю, каким образом у них завязался разговор, но кончилось все тем, что спустя какое-то время Йоэль предъявил своему родственнику Дову Ливни серьезные претензии. Он потребовал выплачивать ему ежемесячно пять тысяч шекелей.
– И за это Ливни его убил? – недоверчиво спросил инспектор. – За пять тысяч в месяц?
– Вовсе нет, Ливни согласился выплачивать. Отсюда и возникла неизвестная вдове сумма на счету Хаскина… Да, ты же не знаешь. В общем, проверите поступления на счет Йоэля Хаскина. Но, похоже, Йоэль зарвался. Начал требовать больше. Ливни понял, что родственничек не утихомирится. И ликвидировал его… – Розовски докурил сигарету, раздавил ногой окурок. – А ключом к разгадке стало слово, которое смертельно раненый Хаскин успел произнести и которое зафиксировано в полицейском протоколе. «Фелиция». Полицейские решили, что речь идет о машине шкода-фелиция. Они почему-то не обратили внимания на то, что наезд был совершен сзади. И значит, сбитый не мог видеть машину. И назвал он, действительно, причину смерти. Не орудие, каким была машина, а причину. Исчезнувшую брокерскую контору «Фелиция» и полмиллиона долларов, исчезнувших вместе с ней… – он вдруг рассмеялся. – Знаешь, как я догадался? Благодаря маме. Неделю назад она позвонила из Москвы, передала мне привет от старых друзей и сообщила, что один из них стал бизнесменом, открыл фирму. А название составил из своего имени и имени партнера. Сегодня меня осенило: «Фелиция» – это же Фельдман-Ливни-Цедек! И тотчас, во-первых, пропало несоответствие между характером травм погибшего и тем, что он, якобы, видел сбившую его машину. Во-вторых, стало понятно, чем шантажировал покойный Хаскин покойного же Ливни… – он помолчал немного. – Насчет шантажа я догадался чуть раньше – когда услышал от вдовы о невесть откуда взявшихся деньгах. Вот. По дороге сюда позвонил Фельдману, и тот подтвердил: да, действительно, липовая контора называлась «Фелиция». Насколько я помню, по-итальянски это имя происходит от слова счастье.
– Хорошенькое счастье, – заметил инспектор. – Прямо-таки убийственное… А с чего тебя понесло рыться в старых протоколах? – спросил он подозрительно. – Ты знал, что со смертью Хаскина не все чисто? Что это не простое дорожно-транспортное происшествие?
– Знал, – ответил Розовски. – Только давай я тебе расскажу об этом в следующий раз. Послезавтра, – повторил он. – Послезавтра, во всех подробностях. Ты меня отпускаешь? Твои ребята уже закончили работать.
Инспектор посмотрел на патрульных. Те действительно, прекратили осматривать место происшествия, один что-то передавал по радио, второй черкал карандашом на планшете.
– Ладно, – сказал Ронен. – Подпиши протокол и можешь возвращаться домой. А как тебе в руки попал протокол дорожной полиции?
* * *
Инспектор Алон появился в конторе Натаниэля ровно в восемь утра, через день после гибели Дова Ливни, когда Розовски только-только появился на работе.– Я выполнил обещание, – заявил он, усаживаясь в кресло. – Тебя вчера никто не беспокоил. Теперь я жду объяснений, обещанных тобой.
– Будут, будут тебе объяснения, – успокоил его Розовски. – Ровно через полчаса. Я пригласил моего клиента. Его сейчас привезет Маркин. А пока что мы с тобой выпьем по чашечке кофе, которое превосходно варит Офра.
Ронен скорчил недовольное лицо, но подчинился. Пока он пил кофе, Натаниэль выдвинул в центр кабинета передвижной столик с телевизором и видеомагнитофоном.
– А это зачем? – спросил инспектор.
– Скоро узнаешь.
Ровно через полчаса появились господин Каплан-младший и Маркин. Следом в кабинете появилась Офра, всем своим видом показывая, что никто не заставит ее вернуться в приемную.
– Н-ну что же, – Розовски вышел в центр. – Начнем, пожалуй… Дело закончено. Я готов отчитаться перед вами, рабби Давид. Итак… – он подошел к видеомагнитофону. – Зрелище неприятное. Мы-то с рабби Давидом уже видели эту запись, и не один раз. Теперь посмотрите вы. Будьте внимательны. главным образом, к словам вдовы Хаскин. Даже если они покажутся вам бредом.
Когда запись была просмотрена, Розовски обвел взглядом недоуменные лица собравшихся. Похоже, ни они, ни Каплан-младший не видели того, что увидал он.
– Ладно, я объясню. А рабби Давид мне поможет, я не специалист… Итак, о чем говорит нам «диббук»? Будем пока что называть его так, хотя рабби Давид уже объяснил мне, что здесь имел место сеанс психотерапии, а вовсе не изгнание чужой души. Он говорит о том, что страшно падать под колеса, что страшна смерть. И еще он упоминает родные руки. Родную кровь! И между словами о смерти под колесами и о родных руках произносит: «Убийство!» – Натаниэль повернулся к раввину, но его опередил инспектор:
– Там еще говорится о старшем сыне. Я понимаю, что ты имеешь в виду – этот, как ты его называешь, диббук называет своего убийцу. Предположим. Примем твои правила, хотя я пока что нет очень… Ладно. Но ведь получается, убийца – старший сын! Родная кровь! То есть, Игаль Хаскин. Разве не так?
Натаниэль засмеялся.
– А-а, заметил? – он возбужденно потер руки. – То-то и оно, что не так! Твои слова будут справедливы, если мы действительно слышали голос умершего Йоэля Хаскина. Но ведь я уже сказал, что перед нами – сеанс психотерапии! Перед нами – больная женщина! Да простит меня присутствующий здесь рабби Давид, но я не считаю возможным давать мистические толкования уголовному делу, каким бы странным оно ни казалось на первый взгляд. Впрочем, вы ведь и сами говорили, что, по крайней мере, данный случай не содержит никакой мистики. Так чей же голос сообщал нам об убийстве Хаскина, рабби Давид?
Погруженный в глубокую задумчивость господин Каплан очнулся.
– Что? Ах да, конечно. Разумеется, с нами говорила сама больная, ее второе «Я»… – он хлопнул себя по коленям. – Непостижимо! Я понял, что вы имеете в виду! – рабби Давид вскочил со своего места и возбужденно забегал по комнате, то и дело натыкаясь на сидящих. Те предусмотрительно поджимали ноги.
– Ну да, ну да, – бормотал Каплан-младший. – Вы совершенно правы, это же типичная картина…
Далее на собравшихся обрушился поток специфических терминов, часть из которых относилась к медицине, часть – к Каббале. Из всего этого Розовски понял лишь, что, поставив своим подозрениям психологический блок, заперев их в подсознании, Юдит Хаскин подложила под собственную психику сильнейшую бомбу замедленного действия.
– Понимаете, она испытывала чувство вины перед погибшим. В первую очередь, за то, что не рассказала полиции о том, чему стала свидетельницей. Фактически скрыла, – объяснил рабби Давид, не замечая, что как раз Натаниэль, обнаруживший все это, не нуждается в особых объяснениях. – Сильнейшее эмоциональное воздействие. В то же время, ее тайна требовала выхода. В конце концов, Супер-Эго – подсознание – как бы создало Альтер-Эго – второе «Я» госпожи Хаскиной, оформившееся в ее восприятии как вернувшаяся душа покойного мужа. Госпожа Хаскин в бреду выкрикивала слова, казавшиеся бессмысленными и бессвязными…
– Да-да, – подхватил Розовски, – насчет смерти и убийства, насчет родной крови и родных рук. Если все это расставить по местам, мы получаем сообщение о том, что Йоэль Хаскин принял смерть от собственного родственника!
– Я этого не заметил, – признался рабби Давид. – И ведь я знал, что она была свидетельницей гибели мужа. Но мне все это казалось бредом! А на самом деле, это вполне четкие указания госпожи Хаскин, то, что она всячески старалась забыть, от чего поставила нечто вроде психологического блока. Она более всего боялась, чтобы ее подозрения в адрес ближайшего родственника не стали достоянием других. Но в результате случайной телевизионной провокации произошел надлом! Слом психологического барьера! И она начала рассказывать о происшедшем, о том, что видела собственными глазами – в бессвязной форме, в форме бреда, во время обострения ее психического заболевания… – он остановился. – И ведь правда, я только сейчас сообразил: диббук – то есть, второе, тщательно подавлявшееся второе «Я» Юдит Хаскин указывает как на виновника именно на родственника, на родного брата! Видимо, она узнала машину. Блестящая догадка, господин Розовски! – с уважением сказал он. – Ее следует описать и опубликовать. И я непременно это сделаю. С вашего, разумеется, согласия.
Натаниэль тут же не без удовольствия представил свое имя в солидном медицинском журнале, но постарался отогнать соблазнительное видение.
– Не буду повторять то, что вы уже знаете, – продолжил он. – Приступ Юдит всколыхнул эту историю. Рабби Элиэзер, судя по всему, сделал правильные выводы относительно причин обострения. Особенно если учесть, что он провел еще и несколько сеансов гипноза с Юдит. В тот злосчастный вечер он собирался встретиться с Игалем… – тут Розовски на мгновение прервался и вопросительно взглянул на инспектора.
– Да, – Ронен Алон кивнул. – Я уже спрашивал парня. Он действительно собирался встретиться в тот вечер с раввином. По словам Игаля, у рабби Элиэзера были для него очень важные сведения. Игаль даже договорился с напарником, чтобы тот вышел в ночь, поработал за него. Но, по словам Игаля, в последний момент напарник отказался выйти. Сказал, что у него кто-то там заболел, что он едет в больницу. Игаль сказал, что напарник предупредил не его лично, а позвонил домой, где в тот момент находился Дов Ливни. Вот дядя и передал Игалю, чтобы тот отменил встречу с раввином.
– Он отменил?
– Через дядю, – с невеселой усмешкой ответил инспектор. – И напарник ничего не отменял, мы проверили. Это Игаль, как он утверждает, передумал.
– И об этом он тоже узнал от дяди, – подхватил Розовски. – Все понятно. Узнав от ничего не подозревающего Игаля о предстоящей встрече, Дов Ливни постарался сделать так, чтобы встреча не состоялась. Ибо он был единственным, кроме рабби Элиэзера, из присутствующих на церемонии экзорцизма, кто понял истинный смысл сказанного «диббуком», то бишь – его собственной сестрой. Вернее, встреча состоялась, но не между раввином и Игалем, а между ним и раввином. Результат этой встречи нам, увы, хорошо известен. Дождавшись, пока раввин вошел в синагогу, Ливни пробрался туда же через окно в соседнем здании. Вы осмотрели рамы? – спросил он инспектора. – Там можно видеть, что крепления недавно ослабляли. Это сделал Ливни в тот вечер. Что, в конечном итоге, его погубило, – добавил Натаниэль, мгновенно помрачнев.
– Зато спасло тебя, – заметила Офра.
– Это верно, – Розовски поправил шейный платок, скрывавший следы от железной хватки убийцы. – Так вот, понимая, что его могут увидеть после совершения преступления – а он вернуться тем же путем, то есть, через окно, не мог, – Дов Ливни оделся в черный сюртук и широкополую шляпу. Они с рабби Элиэзером были примерно одного роста и сложения. Затем постарался сымитировать ограбление – взломал один из шкафов и похитил первый попавшийся свиток, после чего повыбрасывал из стеллажа книги.
– А что же Дани Цедек? – спросил Маркин, все это время молча слушавший.
– Ну, тут все было гораздо проще. Ливни решил разделаться одним махом и с давней жертвой своих делишек, ходившей по улицам Кфар-Барух немым укором. Тем более, что, как на грех, как раз тогда же Пеле встретился с давней своей любовью. И, как я полагаю, узнал от рабби Элиэзере о сыне… Что же решает Ливни? Посадить возможного свидетеля руками полицейских, да и дело с концом! Именно он был тем самым социальным работником, который явился в отсутствие Пеле к его матери и улучив момент оставил в стенном шкафу пакет с украденным в синагоге свитком. Дальше ему оставалось только позвонить в полицию, – Розовски обогнул стол и опустился в кресло. – Что касается алиби Цедека, то он просто не хотел подвергать Юдит Хаскин допросу в полиции. Он ведь уже знал о трагедии, случившейся в прошлом году. Знал и о том, что Юдит следует избегать нервных потрясений… Что же. Надеюсь, я все объяснил. Больше сказать нечего… – он повернулся к Каплану-младшему. – Боюсь, я не смогу принять от вас деньги, рабби Давид. Я ведь не столько разоблачил преступника, сколько стал виновником его гибели.