Страница:
– Но ведь она в Москве, – заметил Маркин.
– Это ровным счетом ничего не значит, – безнадежным тоном ответил Розовски. – Моя мама вездесуща. Она будет незримо присутствовать в этой комнате и в моем служебном кабинете, она будет преследовать меня до тех пор, пока я не сделаю все, что должен сделать – с ее точки зрения.
Маркин проворчал:
– По-моему, для того чтобы втянуть тебя в авантюру, много усилий не требуется… Ладно, мне-то что. Ты приказываешь, я исполняю… А что у тебя? Каплан-младший что-нибудь рассказал?
– Он рассказал мне много интересного, – ответил Розовски. – Вот, например, известно ли тебе, Саша, что максимальный срок пребывания грешной души в аду, согласно еврейским представлениям, не может превышать двенадцати месяцев?
– Здорово, – восхитился Маркин. – Всего год? Вполне можно вытерпеть! После такой-то жизни!
– Рано радуешься, – зловеще произнес Розовски. – Знаешь ли ты, что такое диббук?
Маркин помотал головой.
– Ага, – удовлетворенно протянул Натаниэль. – Так вот, Саша, поскольку, как ты правильно заметил, такой ад нашему брату не страшен, его надо еще заслужить. Есть категории грешников, чьи души даже черти принимать не желают. Вот эти особо грешные души болтаются себе между адом и землей и испытывают, говорят, мучения куда более страшные, нежели грешники в самом аду. И для того, чтобы прекратилась эта пытка неизвестностью, грешной душе надобно исправить хотя бы часть своих прежних малопочтенных деяний. Для этого-то она и вселяется в чье-то подходящее тело и начинает им распоряжаться по собственному усмотрению. Вот такое явление – а заодно и эта грешная душа – называется диббук. Читай пьесу классика еврейской литературы Анского «Диббук» или смотри американский фильм «Стигмата» – очень похоже… Вот, кстати, – Натаниэль оживился, – ты, например, типичный образчик великого грешника. Столько крови у меня попил за годы совместной работы, что я наверняка вселюсь в тебя после смерти. Тут-то ты у меня получишь. На всю катушку, – пообещал Розовски и зловеще ухмыльнулся. – Уж я тебя заставлю подергаться!
– Во-первых, кто у кого попил кровь – это вопрос, – огрызнулся Маркин. – А во-вторых, не радуйся, может, я умру раньше и сам в тебя вселюсь.
– Раньше умру я, – убежденно сказал Натаниэль. – Вы с Офрой совместными усилиями скоро сведете меня в могилу… Так вот, представь себе, шамес Дарницки и еще два свидетеля убеждены в том, что убийцей раввина синагоги «Ор-Хумаш» является диббук.
Маркин внимательно посмотрел на своего начальника и с беспокойством отметил появившийся в глазах лихорадочный блеск. «Вот только свихнувшегося шефа мне и не хватало», – подумал он.
– Ага, – удовлетворенно сказал Натаниэль. – Ты уже решил, что твой начальник рехнулся. Но они действительно считают, что виновником стала душа умершего, вселявшаяся в чужое тело по причине прижизненной греховности. И связывают они свое утверждение с очень странным событием. В начале января сего года с некоей дамой по имени Юдит Хаскин, живущей в том же районе, случилось несчастье. В нее вселился дух покойного мужа.
Фраза прозвучала по-идиотски. Маркин прыснул.
– Смейся, смейся, – проворчал детектив. – Я тоже смеялся… Так вот, сей дух впервые проявил свое присутствие однажды в полночь…
– …Когда дамочка искала утешения в объятиях соседа, – подхватил Маркин. Он явно не желал настраиваться на серьезный лад. – Правильно, я бы тоже явился. Я бы такое устроил – пусть бы мне дали второй срок в аду…
Натаниэль невозмутимо продолжал:
– А соседом у дамочки как раз и является шамес синагоги «Ор Хумаш» Иосиф Дарницки. Он предложил вдове обратиться к раввину Каплану. Старший сын несчастной вдовы послушался и обратился к раввину Элиэзеру Каплану с просьбой угомонить неистового папашу. При жизни тот, кстати говоря, тоже отличался склочным характером. Раввин совершил процедуру изгнания неприкаянной души при большом скоплении верующих, по всем правилам, предписанным Каббалой. Процедура была заснята на видео и о ней даже сообщали по телевидению. Только не помню, по какому каналу.
– Боже мой, – в сердцах сказал Маркин. – Неужели в наше время кто-нибудь верит в эту чертовщину?
Натаниэль ответил не сразу.
– Наш Израиль – страна своеобразная, – задумчиво заметил он. – Вспомни: по-моему, только у нас могли арестовать человека за то, что он участвовал в процедуре наложения смертного заклятия на политического противника. Весьма любопытная процедура, я тебе как-нибудь в другой раз расскажу… Что же до истории с изгнанием диббука, так я всего лишь изложил содержание статьи из газеты «Шаар» месячной давности. Статью дал почитать господин Каплан-младший. Он же дополнил все это весьма неожиданным объяснением, – далее Натаниэль пересказал Маркину то, что услышал от рабби Давида относительно случаю Юдит Хаскин.
– Ф-фу-у… – облегченно вздохнул Маркин. – Прямо, камень с души. Значит, у дамочки просто тараканы в голове. Я всегда надеялся на то, что среди раввинов достаточно здравомыслящих людей. И надежды мои оправдались, – торжественным тоном добавил он. – Слава Богу.
– Да, – согласился Натаниэль. – Заниматься поисками материального преступника несравненно проще, чем потустороннее существо. Только вот одна странность: кроме процедуры так называемого изгнания диббука рабби Элиэзер, да будет благословенна его память, провел с госпожой Хаскин два сеанса гипноза. Сеансы, с ее согласия, были засняты на видео, так же, как и церемония в синагоге. Но, понимаешь ли, обе кассеты загадочным образом исчезли. Так что наш клиент теряется в догадках, кому и зачем они могли понадобиться… – Розовски посмотрел на часы. – Ладно, пора по домам, – он вернул Маркину ключи от машины. – Попробуй завтра покопать еще немного. И вот еще что… – Натаниэль немного помолчал. – Поробуй в дорожной полиции раздобыть копию протокола об одном дорожном происшествии. Оно имело место в мае прошлого года. Жертвой стал некий господин Йоэль Хаскин.
– Тот самый? – Маркин вертел на пальце ключи. – И как же я раздобуду протокол?
Они встретились в небольшом уютном ресторане «Средиземное море» на набережной. Квадратный зал был отделан под старинную кают-компанию. Может быть, дизайнеры имели в виду что-то другое, но Розовски воспринял стены, обшитые панелями по мореный дуб, небольшие квадратные окошки и висящую под потолком модель трехмачтового парусника, бронзовые пушечки которой посверкивали в лучах медленно вращавшегося светильника.
– Два часа назад меня угощали «Шато де Флери» и экзотическими блюдами французской кухни, – торжественно сообщил он.
– Ну и что?
– Да вот смотрю на тебя и думаю: почему ты ездишь на старой «субару», а не на новом «вольво»? Как, например, вчерашний мой гостеприимный хозяин господин Арье Фельдман. Замечательная личность, сама любезность… Да, и я не нахожу ответа на этот естественный вопрос. Разве что принять объяснение насчет переселения душ. То есть, в прежней жизни ты, например, был крутым мафиозо, а ныне искупаешь грехи тем, что против этих самых мафиозо борешься. И поскольку в прошлой жизни ты уже ездил на «вольво», то в нынешней тебе причитается максимум «субару».
– Интересно, интересно, – ехидно заметил Маркин. – А кем же в прошлой жизни был ты? Судя по тому, что у тебя нет даже такой машины, как у меня, а обитаешь ты вместе с мамой в амидаровской квартире тридцатилетнего возраста…
– …то я, скорее всего, был повелителем огромного царства, – подхватил Розовски. – Обширной империи. Купался в золоте и проявлял деспотические черты порочной натуры ежеутренними казнями приближенных.
Маркин фыркнул.
– Лучше расскажи, что тебе удалось узнать от Фельдмана? – спросил он. – Или он тебя настолько очаровал, что ты ни о чем его не спрашивал, кроме как о французском вине?
– Спрашивал, спрашивал. Он действительно накормил меня отменным обедом. Не таким, конечно, каким меня кормит мама, но для ресторана – вполне на уровне. Насчет Пеле… – Розовски похлопал себя по карманам. – Ч-черт, опять сигареты кончились. Ты бы носил запас, для начальника… Ага, есть… – он выцарапал из раздавленной пачки мятую сигарету. – Есть… Да, так вот, насчет Даниэля Цедека, старого своего друга, наш уважаемый господин Фельдман изволил сообщить следующее. Пеле впервые арестовали восемнадцать лет назад, случайно. Он оказался, как говорится, не в то время не в том месте. Зашел к Ицику Брому, державшему в те времена подпольное казино в Яффо, попытать счастья. Кстати, это произошло сразу после аферы с «Мигдалей-кесеф», я тебе о ней рассказывал.
Маркин кивнул.
– Ну, вот, – продолжил Натаниэль. – Даниэль Цедек был задержан вместе с прочими посетителями и подвергнут досмотру. У него в карманах была обнаружена толика белого вещества, оказавшегося наркотиком. Причем в количестве, могущим считаться торговым. Да. За что Пеле и огреб свой первый срок. Тот случай оказался для его дальнейшей карьеры роковым. Он почему-то счел свой арест грубой провокацией, подстроенной его другом-подельником Фельдманом. Видишь ли, сразу же после ареста исчезла подставная брокерская контора, куда наши мошенники сбросили деньги, полученные в кредит у «Мигдалей-кесеф» и превращенные все тем же несчастным банком в отступные для этих наглецов. Удивительное совпадение, верно? Из рассказа Фельдмана выходит так, что Пеле об этом узнал, уже находясь за решеткой. И для Даниэля Цедека известие об этом странном исчезновении оказалось веским подтверждением возникшего подозрения: Пеле, видишь ли, вбил себе в голову, что его друг и подельник Арье Фельдман подстроил арест, затем ликвидировал контору, предварительно скачав с ее счета долю Цедека… – Розовски на минуту замолчал, потом пояснил: – Свои двести тысяч зеленых Арье снял заранее.
– Это ровным счетом ничего не значит, – безнадежным тоном ответил Розовски. – Моя мама вездесуща. Она будет незримо присутствовать в этой комнате и в моем служебном кабинете, она будет преследовать меня до тех пор, пока я не сделаю все, что должен сделать – с ее точки зрения.
Маркин проворчал:
– По-моему, для того чтобы втянуть тебя в авантюру, много усилий не требуется… Ладно, мне-то что. Ты приказываешь, я исполняю… А что у тебя? Каплан-младший что-нибудь рассказал?
– Он рассказал мне много интересного, – ответил Розовски. – Вот, например, известно ли тебе, Саша, что максимальный срок пребывания грешной души в аду, согласно еврейским представлениям, не может превышать двенадцати месяцев?
– Здорово, – восхитился Маркин. – Всего год? Вполне можно вытерпеть! После такой-то жизни!
– Рано радуешься, – зловеще произнес Розовски. – Знаешь ли ты, что такое диббук?
Маркин помотал головой.
– Ага, – удовлетворенно протянул Натаниэль. – Так вот, Саша, поскольку, как ты правильно заметил, такой ад нашему брату не страшен, его надо еще заслужить. Есть категории грешников, чьи души даже черти принимать не желают. Вот эти особо грешные души болтаются себе между адом и землей и испытывают, говорят, мучения куда более страшные, нежели грешники в самом аду. И для того, чтобы прекратилась эта пытка неизвестностью, грешной душе надобно исправить хотя бы часть своих прежних малопочтенных деяний. Для этого-то она и вселяется в чье-то подходящее тело и начинает им распоряжаться по собственному усмотрению. Вот такое явление – а заодно и эта грешная душа – называется диббук. Читай пьесу классика еврейской литературы Анского «Диббук» или смотри американский фильм «Стигмата» – очень похоже… Вот, кстати, – Натаниэль оживился, – ты, например, типичный образчик великого грешника. Столько крови у меня попил за годы совместной работы, что я наверняка вселюсь в тебя после смерти. Тут-то ты у меня получишь. На всю катушку, – пообещал Розовски и зловеще ухмыльнулся. – Уж я тебя заставлю подергаться!
– Во-первых, кто у кого попил кровь – это вопрос, – огрызнулся Маркин. – А во-вторых, не радуйся, может, я умру раньше и сам в тебя вселюсь.
– Раньше умру я, – убежденно сказал Натаниэль. – Вы с Офрой совместными усилиями скоро сведете меня в могилу… Так вот, представь себе, шамес Дарницки и еще два свидетеля убеждены в том, что убийцей раввина синагоги «Ор-Хумаш» является диббук.
Маркин внимательно посмотрел на своего начальника и с беспокойством отметил появившийся в глазах лихорадочный блеск. «Вот только свихнувшегося шефа мне и не хватало», – подумал он.
– Ага, – удовлетворенно сказал Натаниэль. – Ты уже решил, что твой начальник рехнулся. Но они действительно считают, что виновником стала душа умершего, вселявшаяся в чужое тело по причине прижизненной греховности. И связывают они свое утверждение с очень странным событием. В начале января сего года с некоей дамой по имени Юдит Хаскин, живущей в том же районе, случилось несчастье. В нее вселился дух покойного мужа.
Фраза прозвучала по-идиотски. Маркин прыснул.
– Смейся, смейся, – проворчал детектив. – Я тоже смеялся… Так вот, сей дух впервые проявил свое присутствие однажды в полночь…
– …Когда дамочка искала утешения в объятиях соседа, – подхватил Маркин. Он явно не желал настраиваться на серьезный лад. – Правильно, я бы тоже явился. Я бы такое устроил – пусть бы мне дали второй срок в аду…
Натаниэль невозмутимо продолжал:
– А соседом у дамочки как раз и является шамес синагоги «Ор Хумаш» Иосиф Дарницки. Он предложил вдове обратиться к раввину Каплану. Старший сын несчастной вдовы послушался и обратился к раввину Элиэзеру Каплану с просьбой угомонить неистового папашу. При жизни тот, кстати говоря, тоже отличался склочным характером. Раввин совершил процедуру изгнания неприкаянной души при большом скоплении верующих, по всем правилам, предписанным Каббалой. Процедура была заснята на видео и о ней даже сообщали по телевидению. Только не помню, по какому каналу.
– Боже мой, – в сердцах сказал Маркин. – Неужели в наше время кто-нибудь верит в эту чертовщину?
Натаниэль ответил не сразу.
– Наш Израиль – страна своеобразная, – задумчиво заметил он. – Вспомни: по-моему, только у нас могли арестовать человека за то, что он участвовал в процедуре наложения смертного заклятия на политического противника. Весьма любопытная процедура, я тебе как-нибудь в другой раз расскажу… Что же до истории с изгнанием диббука, так я всего лишь изложил содержание статьи из газеты «Шаар» месячной давности. Статью дал почитать господин Каплан-младший. Он же дополнил все это весьма неожиданным объяснением, – далее Натаниэль пересказал Маркину то, что услышал от рабби Давида относительно случаю Юдит Хаскин.
– Ф-фу-у… – облегченно вздохнул Маркин. – Прямо, камень с души. Значит, у дамочки просто тараканы в голове. Я всегда надеялся на то, что среди раввинов достаточно здравомыслящих людей. И надежды мои оправдались, – торжественным тоном добавил он. – Слава Богу.
– Да, – согласился Натаниэль. – Заниматься поисками материального преступника несравненно проще, чем потустороннее существо. Только вот одна странность: кроме процедуры так называемого изгнания диббука рабби Элиэзер, да будет благословенна его память, провел с госпожой Хаскин два сеанса гипноза. Сеансы, с ее согласия, были засняты на видео, так же, как и церемония в синагоге. Но, понимаешь ли, обе кассеты загадочным образом исчезли. Так что наш клиент теряется в догадках, кому и зачем они могли понадобиться… – Розовски посмотрел на часы. – Ладно, пора по домам, – он вернул Маркину ключи от машины. – Попробуй завтра покопать еще немного. И вот еще что… – Натаниэль немного помолчал. – Поробуй в дорожной полиции раздобыть копию протокола об одном дорожном происшествии. Оно имело место в мае прошлого года. Жертвой стал некий господин Йоэль Хаскин.
– Тот самый? – Маркин вертел на пальце ключи. – И как же я раздобуду протокол?
* * *
Утром следующего дня Натаниэль позвонил Арье Фельдману и сообщил, что нужно встретиться и поговорить. Тот сразу же предложил детективу вместе пообедать, не спрашивая подробностей. Словно просто соскучился по старому другу и рад был поводу встретиться и поболтать. Если считать старой дружбой попытки трех арестов (неудачные, как уже говорилось – Фельдмана ни разу не смогли ни арестовать, ни предъявить обвинение), то Розовски мог считать своими друзьями добрую треть почтенных граждан, имена которых украшали полицейскую картотеку – и не только израильскую.Они встретились в небольшом уютном ресторане «Средиземное море» на набережной. Квадратный зал был отделан под старинную кают-компанию. Может быть, дизайнеры имели в виду что-то другое, но Розовски воспринял стены, обшитые панелями по мореный дуб, небольшие квадратные окошки и висящую под потолком модель трехмачтового парусника, бронзовые пушечки которой посверкивали в лучах медленно вращавшегося светильника.
Ресторан был пуст, если не считать сидевшего за угловым столиком Фельдмана. Отсутствовала даже охрана. Ничего удивительного – ресторан принадлежал Арье.
Фельдман сделал приветственный жест рукой, и Натаниэль подошел к его столику.
– Знаешь, я уже все заказал – на свой вкус, – сообщил Арье. – Если что-то не понравится – заменим.
– Вообще-то я не хочу есть.
– Ну нет, – Фельдман от возмущения даже замахал руками. – Мы же договорились именно пообедать вместе. Вот и пообедаем, – он щелкнул пальцами, и неведомо откуда возникший официант неслышно приблизился к ним с подносом в руке. Ароматы обильно сдобренных специями яств были столь сильны, что у Натаниэля, минуту назад не испытывавшего чувство голода, вдруг засосало под ложечкой. Он принял предложение. Пока официант расставлял тарелки и раскладывал приборы, детектив внимательно разглядывал своего визави. Арье Фельдман был очень красив, но красота эта, по мнению Натаниэля, должна была отталкивать окружающих. Он выглядел так, как выглядит красивый убийца – типично южное смуглое лицо с тонкими чертами – и холодные светлые глаза. Вполне располагающая белозубая улыбка – и обманчивая скупость и точность движений.
При всем том, убийцей Арье не был. Его криминальная специализация относилась к области афер, мошенничества, а с некоторых пор – подпольным играм, тотализатору, проституции и тому подобному.
Фельдман по-своему оценил внимательный взгляд Натаниэля, коротко улыбнулся:
– Что, постарел?
– По-моему, не очень.
– А ты постарел. Как идет бизнес? Сейчас ты имеешь больше, чем получал в полиции?
– Мне хватает, – ответил Розовски.
Фельдман кивнул.
– Богат тот, кому хватает, – философски заметил он. – Я всегда так считал. Вот – сырное ассорти, – Арье пододвинул сыщику плоское овальное блюдо, напоминавшее палитру художника-баталиста после окончания последним работы над полотном «Народы мира приветствуют въезд Мессии в Иерусалим». – Двадцать один сорт сыра. Розовски рассматривал блюдо с естественным сомнением: цвет некоторых сортов расходился с его представлением о том, как должен выглядеть этот популярный молочный продукт.
– Вот это – суп, не помню названия, повар говорит – французская кухня.
Странная расцветка сыров вполне сочеталась с якобы супом, больше походившим на густую манную кашу с малиновым вареньем.
После весьма долгого раздумья (за это время официант успел наполнить бокалы из узкогорлой зеленой бутылки; к счастью вино выглядело так, как и следовало выглядеть вину).
Розовски осторожно потянул к себе круглую тарелку, в которой лежал, как ему показалось, обычный омлет.
Фельдман одобрительно кивнул:
– Очень вкусно. Это блинчики с грибами.
Рука детектива замерла. Он все-таки попробовал блинчики, ничего общего с блинчиками не имевшие. Оказалось, вполне прилично – мелко нарезанные шампиньоны, запеченные в кляре и посыпанные сверху тертым сыром.
Розовски приободрился и принялся уже с большей смелостью пробовать прочие яства. Лишь к супу-пюре он так и не притронулся – по соображениям скорее эстетическим. Каждый человек имеет малообъяснимую и вполне индивидуальную склонность к тем или одним цветам и неприятие других. Натаниэль не воспринимал розовый и фиолетовый со всеми оттенками, а блюдо переливалось именно этой гаммой. Фельдман, радушно угощая гостя, не переставая болтал о пустяках – счете последнего футбольного матча, погоде, каких-то сплетнях артистического мира. Натаниэль поддакивал. Официанты призраками вырастали из-под земли, ловко уносили отвергнутые или опробованные кушанья, наполняли бокалы.
Спустя какое-то время столик преобразился до неузнаваемости. Теперь здесь стояли хрустальные вазочки с фруктовым салатом, керамических тарелочки с фисташками, кофейник и две чашки.
В то же мгновение Арье перебил сам себя – он рассказывал какой-то, по мнению Натаниэля, несмешной и довольно глупый анекдот. Налив сыщику полчашечки густого и очень сладкого кофе, он спросил:
– Так что у тебя стряслось?
– У меня? Ровным счетом ничего, – ответил Розовски, помешивая ложечкой кофе. – Просто есть кое-какая информация, и я хочу ею поделиться с тобой…
При первых же словах рассказа о странных рэкетирах, смуглое лицо Фельдмана словно окаменело. Эмоции он выразил лишь дважды: первый раз – когда Натаниэль упомянул двух избитых девушек, и второй – когда сыщик заговорил о нем, ни разу не называя по имени.
Подробно рассказав обо всем, что удалось выкопать Маркину, Розовски наклонился к портфелю и неторопливо положил на стол небольшой пакет.
– Здесь аудиокассеты с записями переговоров, – объяснил он, – видеосъемка передачи денег. Ну и конечно дискета с полным отчетом моего помощника.
Фельдман посмотрел на пакет. Потом снова на сыщика.
– Сколько? – коротко спросил он.
Розовски покачал головой.
– Арье, – сказал он, – разве я похож на шантажиста?
Фельдман коротко улыбнулся:
– Нет, ты не похож на шантажиста. Но ты похож на человека, нуждающегося в помощи. Я угадал?
– Более или менее. Я отдаю все это тебе, – Натаниэль пододвинул пакет Арье Фельдману. – И надеюсь, что подобные вещи больше не повторятся. Особенно в отношении несчастных женщин.
– В этом можешь не сомневаться, – проворчал Арье. – Мерзавцы, тут они переиграли… – это замечание показало, что Фельдман и не думает скрывать от Натаниэля свою причастность к псевдорэкету. – Но ведь у тебя, наверное, остались копии? – он нахмурился. – Я бы купил весь комплект.
– Я уже сказал – все это ты получаешь бесплатно. То, что осталось у меня – считай это страховым полисом. Не то, чтобы я не доверял твоему слову, но у меня есть свои правила. В частности, я всегда храню копии собранной информации в архиве.
Фельдман снова посмотрел на пакет.
– Да ты не волнуйся, – искренне сказал Розовски. – Я не собираюсь их использовать. Сам посуди: как и зачем я могу это сделать?
– Ладно, – Арье махнул рукой. – Я тебе всегда доверял. Так что же ты хочешь получить взамен?
Прежде, чем ответить, Натаниэль закурил. Сделав несколько затяжек, он откинулся на спинку кресла и лишь после этого ответил:
– Арье, в обмен на информацию я хочу получить информацию. Товар за товар.
Фельдман насторожился.
– Что именно тебя интересует?
– Был у тебя друг. Давным-давно, лет двадцать назад, – неторопливо произнес Розовски. – Звали его Даниэль Цедек.
Вчера его похоронили. Меня интересует твое мнение о нем. Расскажи.
– Рассказать о Пеле? – Фельдман был искренне удивлен. – Зачем он тебе? Его больше нет.
– Меня интересует его прошлое, – согласился Натаниэль. – Когда-то он был неплох, верно?
Арье Фельдман молча смотрел на сыщика. Лицо его было непроницаемым.
– Ладно, – сказал он. – Я так понимаю, ты хочешь добраться до тех, кто его прикончил. Пеле был моим другом. Когда-то… Надо же, какая чушь! Чтобы Пеле прикончил раввина! – он негодующе фыркнул.
– Ближе к делу, – попросил Розовски. – У меня мало времени. А о том, в чем его обвинили, я и так знаю. Давай о самом Цедеке.
– Мы не общались с Пеле ровно восемнадцать лет, – неохотно сообщил Фельдман. – С его первой отсидки. Не знаю, помнишь ты или нет. Его взяли во время облавы в казино в Яффо. Всех отпустили, а у Пеле нашли наркотики… – Фельдман прищурился. – Я думаю, ваши же ему их и подкинули – крохотный такой пакетик. Пеле решил, что это я его сдал.
– Он ошибается? – спросил Розовски.
– Конечно, ошибается! С чего бы я его сдавал? Он мне был как брат. Мы вместе выросли… – лицо Фельдмана потемнело. – Просто в тот вечер так получилось – мы должны были встретиться. Но я прийти не смог – у меня были дела. Так Дани решил, что я знал насчет облавы, а его не предупредил. Но я-то не знал ничего, клянусь здоровьем моих детей! Я так ему и сказал.
– Погоди-ка, это же случилось сразу после аферы с «Мигдалей-кесеф», так? – Розовски отодвинул кофейную чашку, полез за сигаретами. – Чуть ли не на той же неделе, верно?
Фельдман помедлил немного, чуть усмехнулся и кивнул головой.
Тот давний случай, при всей явной криминальности его сути, не подпадал ни под какие уголовные статьи – банк наказал сам себя. Сами мошенники, с точки зрения закона, таковыми не считались. Поэтому Фельдман и не скрывал особенно своего участия – даже перед полицейским, не говоря о частном детективе. Они были чисты, как младенцы – и он, и Даниэль Цедек, и третий участник операции.
– Как, кстати, звали третьего? – спросил Розовски. Не потому, что ему так уж необходимы были эти сведения – скорее, машинально.
– Третьего? Ах, да. Дов его звали. Дов Ливни. Но он сразу после дела куда-то сорвался. Я с ним с тех пор больше и не встречался. Кстати, его нашел и взял в дело Пеле, это был его дружок… Так вот, свою долю я тогда взял сразу. А доля Пеле оставалась…
– Погоди, – сказал Натаниэль. – Насколько я помню, деньги были переведены банком на счет брокерской фирмы. Которую вы же открыли. Незадолго до операции.
Фельдман оценивающе посмотрел на детектива. Розовски понимал, что собеседник прикидывает – стоит ли посвящать его в детали старой истории. Решив, что можно, сказал:
– Кредит мы получили на счет, открытый в самом «Мигдалей-кесеф». И перевели его сразу же на эту самую фирму. А что? Ни малейшего нарушения закона мы не совершили.
– Да знаю я, знаю, – проворчал Розовски. – Никто вам никаких претензий официально не предъявлял и предъявлять не намерен. И что же? Какова была судьба этой фирмы?
– В том-то и дело, – сказал Фельдман, – в том-то и дело, что я успел получить свою долю. А Пеле почему-то мешкал. То ли у него были какие-то свои планы, то ли еще что. Словом, когда его посадили, деньги еще находились на счету. Его деньги, – пояснил Арье. А почти сразу же после ареста Пеле фирма исчезла. Никаких следов. Я, во всяком случае, не нашел. Понимаешь? Дани вбил себе в голову, что я решил завладеть его деньгами, и для того специально не предупредил его о полицейском налете. Или даже сам навел полицию на заведение Ицика! – Арье негодующе фыркнул, тоже вытащил пачку «Мальборо». Натаниэль с удивлением отметил, что у него дрожат руки. – А потом провернул какую-то махинацию с счетом фирмы. Ты понимаешь, я сделал глупость: я навестил его в тюрьме – он сидел в Абу-Кабире – и спросил, куда делись деньги? И вот после этого Пеле окончательно решил, что я его сдал!
«Да он до сих пор переживает эту историю, – подумал Розовски. – Интересно, что его все-таки выводит из равновесия – ссора с другом или исчезновение денег?»
– Большая сумма? – поинтересовался Натаниэль.
– Двести тысяч долларов. То есть, всего там оставалось четыреста или чуть больше, я сейчас говорю о доле Пеле. Треть от общей суммы. Для нас по тем временам – целое состояние!
– Интересно, – сказал Натаниэль. – И они исчезли?
– Как в воду канули. Вместе с фирмой.
– Так… И это была доля Пеле. А как насчет доли вашего третьего?
– Понятия не имею. Думаю, он снял ее заблаговременно. До исчезновения.
– Какого исчезновения? – спросил Розовски. – Своего? Или фирмы?
– Знаешь, и того, и другого, – ответил Фельдман хмуро. – Не думай, у меня тоже мозги есть. Я сразу же сложил два и два. И высказал Пеле свое предположение – насчет того, что Дов мог провернуть дельце, оставив его ни с чем. Так он меня чуть не убил за одно предположение! Орал, что Дов никогда в жизни так не поступил бы, что их слишком много связывает, кроме этих паршивых денег.
– Занятно, занятно… – пробормотал Натаниэль. – А сам Пеле пытался отыскать следы? Денег, фирмы? Этого Дова? – осторожно спросил он. – Я имею в виду, когда вышел.
– Не знаю, – нехотя ответил Арье. – Слышал краем уха – да, искал. И тоже не нашел.
– Ты действительно не собирался подставлять Пеле? – спросил Натаниэль нарочито безразличным тоном. – Не тогда, может быть, потом. Ради этих денег. Нет?
Фельдман раздраженно раздавил в пепельнице недокуренную сигарету.
– Подставлять я никого не собирался, – ответил он. – И не подставлял… – и после паузы добавил, уже другим тоном: – Но, возможно, попробовал бы как-нибудь выдурить у него бабки… – он неожиданно рассмеялся. – Что ты хочешь – двести тысяч зеленых. А я был мальчишкой. Сразу же после дела подумал – мог бы и без них сработать, нанял бы пару парней тысяч за десять, – он вздохнул. – Наверняка, и Пеле такие мысли приходили в голову, не знаю. Дани, когда освободился, ни разу ко мне не пришел.
– А ты? Ты к нему заходил?
– Меня предупредили, что он не желает меня видеть, чтобы я лучше не ходил. Тут у него, видишь ли, была неприятная история с одной девушкой. Вроде бы, она от него отвернулась… – Фельдман задумчиво курил, глядя в сторону. – Знаешь, сказал он, – мне кажется, что тогда-то он и сломался. Сразу все. Неприятности с девушкой – чуть ли не с невестой. Была у него какая-то история… – Фельдман затянулся, сделал неопределенный жест рукой, в которой держал сигарету – то ли разгонял дым, то ли пытался подкрепить собственные слова. – Какая-то любовь. Что-то такое… романтичное и печальное. То ли она его не дождалась после той, первой отсидки, то ли умерла, то ли что-то еще. Плюс к тому подозрение насчет меня, старого друга – как же, предательство! Ну, и деньги исчезли. Да. Было от чего свихнуться. Вот он и свихнулся. С такой скоростью съехал, – Арье покачал головой. – Кто бы мог поверить! Даниэль Цедек, Пеле, умница – и вдруг крадет у какой-то рыночной торговки двести шекелей! Утаскивает с прилавка черствую питу! Путается с бродягами, колется всякой гадостью! И раз за разом садится, садится… Черт-те что! Иногда я чувствую себя виноватым, – неожиданно сказал он. – Я-то, сам понимаешь, обиделся на его подозрения. Ну, гордость заела – не желаю тебя знать, раз ты мог такое обо мне подумать! Надо было плюнуть на гордость, встретиться, поговорить…
– А до того он не баловался наркотиками?
Арье отрицательно качнул головой.
– Полиция все-таки не хочет отказываться от версии, что Пеле замешан в убийстве раввина. Теперь у них вызревает подозрение, что Пеле выступил либо наводчиком, либо сообщником. И расправились с ним, как с сообщником… Правда, они, по-моему, просто хотели отчитаться: дескать, следствие идет, меры приняты. Ты же и сам представляешь, какой может подняться шум – убили уважаемого раввина, главу ешивы, следом, сразу после освобождения под залог, убивают единственного подозреваемого… Беда в том, что Пеле категорически отказался ответить на вопрос – где он находился в момент убийства. Из чего полиция сделала вывод: значит, он был замешан. Если не в самом убийстве, то, во всяком случае, в соучастии. Как ты думаешь, выступить наводчиком Пеле мог?
– Если бы знал, что там будет убийство – нет. Никогда. Я же говорю, это не в его натуре. Если бы не знал… – Арье чуть прищурился. – Если бы не знал, почему бы и нет? Деньги-то каждому нужны. Ему – особенно.
– Почему он темнил с алиби? Кого-нибудь покрывал? Может быть, женщину?
Арье Фельдман нахмурился.
– Тут я ничего не могу тебе сказать, – медленно произнес он, закуривая новую сигарету. – Ничего. Не знаю. Если у него появилась женщина и его рассказ как-то ей бы навредил – может, он бы и темнил. Вполне возможно. Да, это похоже на него.
Они вышли на улицу. Холодный влажный воздух заставил сыщика зябко поежиться. Заметив это, Фельдман предложил:
– Подвезти тебя? Не стесняйся, я никуда не спешу.
– Нет, спасибо. Я хочу пройтись, – ответил Розовски. – После сытного обеда.
– Как знаешь. Тогда – до свиданья. Спасибо за информацию. Не волнуйся, я все улажу. Наездов больше не будет. Неприятностей у девочек – тоже. В общем, все будет тихо. Даю слово.
– Вот и отлично… – пробормотал Розовски, поглубже засовывая руки в карманы куртки. – Значит, договорились. Спасибо, Арье.
Фельдман сделал приветственный жест рукой, и Натаниэль подошел к его столику.
– Знаешь, я уже все заказал – на свой вкус, – сообщил Арье. – Если что-то не понравится – заменим.
– Вообще-то я не хочу есть.
– Ну нет, – Фельдман от возмущения даже замахал руками. – Мы же договорились именно пообедать вместе. Вот и пообедаем, – он щелкнул пальцами, и неведомо откуда возникший официант неслышно приблизился к ним с подносом в руке. Ароматы обильно сдобренных специями яств были столь сильны, что у Натаниэля, минуту назад не испытывавшего чувство голода, вдруг засосало под ложечкой. Он принял предложение. Пока официант расставлял тарелки и раскладывал приборы, детектив внимательно разглядывал своего визави. Арье Фельдман был очень красив, но красота эта, по мнению Натаниэля, должна была отталкивать окружающих. Он выглядел так, как выглядит красивый убийца – типично южное смуглое лицо с тонкими чертами – и холодные светлые глаза. Вполне располагающая белозубая улыбка – и обманчивая скупость и точность движений.
При всем том, убийцей Арье не был. Его криминальная специализация относилась к области афер, мошенничества, а с некоторых пор – подпольным играм, тотализатору, проституции и тому подобному.
Фельдман по-своему оценил внимательный взгляд Натаниэля, коротко улыбнулся:
– Что, постарел?
– По-моему, не очень.
– А ты постарел. Как идет бизнес? Сейчас ты имеешь больше, чем получал в полиции?
– Мне хватает, – ответил Розовски.
Фельдман кивнул.
– Богат тот, кому хватает, – философски заметил он. – Я всегда так считал. Вот – сырное ассорти, – Арье пододвинул сыщику плоское овальное блюдо, напоминавшее палитру художника-баталиста после окончания последним работы над полотном «Народы мира приветствуют въезд Мессии в Иерусалим». – Двадцать один сорт сыра. Розовски рассматривал блюдо с естественным сомнением: цвет некоторых сортов расходился с его представлением о том, как должен выглядеть этот популярный молочный продукт.
– Вот это – суп, не помню названия, повар говорит – французская кухня.
Странная расцветка сыров вполне сочеталась с якобы супом, больше походившим на густую манную кашу с малиновым вареньем.
После весьма долгого раздумья (за это время официант успел наполнить бокалы из узкогорлой зеленой бутылки; к счастью вино выглядело так, как и следовало выглядеть вину).
Розовски осторожно потянул к себе круглую тарелку, в которой лежал, как ему показалось, обычный омлет.
Фельдман одобрительно кивнул:
– Очень вкусно. Это блинчики с грибами.
Рука детектива замерла. Он все-таки попробовал блинчики, ничего общего с блинчиками не имевшие. Оказалось, вполне прилично – мелко нарезанные шампиньоны, запеченные в кляре и посыпанные сверху тертым сыром.
Розовски приободрился и принялся уже с большей смелостью пробовать прочие яства. Лишь к супу-пюре он так и не притронулся – по соображениям скорее эстетическим. Каждый человек имеет малообъяснимую и вполне индивидуальную склонность к тем или одним цветам и неприятие других. Натаниэль не воспринимал розовый и фиолетовый со всеми оттенками, а блюдо переливалось именно этой гаммой. Фельдман, радушно угощая гостя, не переставая болтал о пустяках – счете последнего футбольного матча, погоде, каких-то сплетнях артистического мира. Натаниэль поддакивал. Официанты призраками вырастали из-под земли, ловко уносили отвергнутые или опробованные кушанья, наполняли бокалы.
Спустя какое-то время столик преобразился до неузнаваемости. Теперь здесь стояли хрустальные вазочки с фруктовым салатом, керамических тарелочки с фисташками, кофейник и две чашки.
В то же мгновение Арье перебил сам себя – он рассказывал какой-то, по мнению Натаниэля, несмешной и довольно глупый анекдот. Налив сыщику полчашечки густого и очень сладкого кофе, он спросил:
– Так что у тебя стряслось?
– У меня? Ровным счетом ничего, – ответил Розовски, помешивая ложечкой кофе. – Просто есть кое-какая информация, и я хочу ею поделиться с тобой…
При первых же словах рассказа о странных рэкетирах, смуглое лицо Фельдмана словно окаменело. Эмоции он выразил лишь дважды: первый раз – когда Натаниэль упомянул двух избитых девушек, и второй – когда сыщик заговорил о нем, ни разу не называя по имени.
Подробно рассказав обо всем, что удалось выкопать Маркину, Розовски наклонился к портфелю и неторопливо положил на стол небольшой пакет.
– Здесь аудиокассеты с записями переговоров, – объяснил он, – видеосъемка передачи денег. Ну и конечно дискета с полным отчетом моего помощника.
Фельдман посмотрел на пакет. Потом снова на сыщика.
– Сколько? – коротко спросил он.
Розовски покачал головой.
– Арье, – сказал он, – разве я похож на шантажиста?
Фельдман коротко улыбнулся:
– Нет, ты не похож на шантажиста. Но ты похож на человека, нуждающегося в помощи. Я угадал?
– Более или менее. Я отдаю все это тебе, – Натаниэль пододвинул пакет Арье Фельдману. – И надеюсь, что подобные вещи больше не повторятся. Особенно в отношении несчастных женщин.
– В этом можешь не сомневаться, – проворчал Арье. – Мерзавцы, тут они переиграли… – это замечание показало, что Фельдман и не думает скрывать от Натаниэля свою причастность к псевдорэкету. – Но ведь у тебя, наверное, остались копии? – он нахмурился. – Я бы купил весь комплект.
– Я уже сказал – все это ты получаешь бесплатно. То, что осталось у меня – считай это страховым полисом. Не то, чтобы я не доверял твоему слову, но у меня есть свои правила. В частности, я всегда храню копии собранной информации в архиве.
Фельдман снова посмотрел на пакет.
– Да ты не волнуйся, – искренне сказал Розовски. – Я не собираюсь их использовать. Сам посуди: как и зачем я могу это сделать?
– Ладно, – Арье махнул рукой. – Я тебе всегда доверял. Так что же ты хочешь получить взамен?
Прежде, чем ответить, Натаниэль закурил. Сделав несколько затяжек, он откинулся на спинку кресла и лишь после этого ответил:
– Арье, в обмен на информацию я хочу получить информацию. Товар за товар.
Фельдман насторожился.
– Что именно тебя интересует?
– Был у тебя друг. Давным-давно, лет двадцать назад, – неторопливо произнес Розовски. – Звали его Даниэль Цедек.
Вчера его похоронили. Меня интересует твое мнение о нем. Расскажи.
– Рассказать о Пеле? – Фельдман был искренне удивлен. – Зачем он тебе? Его больше нет.
– Меня интересует его прошлое, – согласился Натаниэль. – Когда-то он был неплох, верно?
Арье Фельдман молча смотрел на сыщика. Лицо его было непроницаемым.
– Ладно, – сказал он. – Я так понимаю, ты хочешь добраться до тех, кто его прикончил. Пеле был моим другом. Когда-то… Надо же, какая чушь! Чтобы Пеле прикончил раввина! – он негодующе фыркнул.
– Ближе к делу, – попросил Розовски. – У меня мало времени. А о том, в чем его обвинили, я и так знаю. Давай о самом Цедеке.
– Мы не общались с Пеле ровно восемнадцать лет, – неохотно сообщил Фельдман. – С его первой отсидки. Не знаю, помнишь ты или нет. Его взяли во время облавы в казино в Яффо. Всех отпустили, а у Пеле нашли наркотики… – Фельдман прищурился. – Я думаю, ваши же ему их и подкинули – крохотный такой пакетик. Пеле решил, что это я его сдал.
– Он ошибается? – спросил Розовски.
– Конечно, ошибается! С чего бы я его сдавал? Он мне был как брат. Мы вместе выросли… – лицо Фельдмана потемнело. – Просто в тот вечер так получилось – мы должны были встретиться. Но я прийти не смог – у меня были дела. Так Дани решил, что я знал насчет облавы, а его не предупредил. Но я-то не знал ничего, клянусь здоровьем моих детей! Я так ему и сказал.
– Погоди-ка, это же случилось сразу после аферы с «Мигдалей-кесеф», так? – Розовски отодвинул кофейную чашку, полез за сигаретами. – Чуть ли не на той же неделе, верно?
Фельдман помедлил немного, чуть усмехнулся и кивнул головой.
Тот давний случай, при всей явной криминальности его сути, не подпадал ни под какие уголовные статьи – банк наказал сам себя. Сами мошенники, с точки зрения закона, таковыми не считались. Поэтому Фельдман и не скрывал особенно своего участия – даже перед полицейским, не говоря о частном детективе. Они были чисты, как младенцы – и он, и Даниэль Цедек, и третий участник операции.
– Как, кстати, звали третьего? – спросил Розовски. Не потому, что ему так уж необходимы были эти сведения – скорее, машинально.
– Третьего? Ах, да. Дов его звали. Дов Ливни. Но он сразу после дела куда-то сорвался. Я с ним с тех пор больше и не встречался. Кстати, его нашел и взял в дело Пеле, это был его дружок… Так вот, свою долю я тогда взял сразу. А доля Пеле оставалась…
– Погоди, – сказал Натаниэль. – Насколько я помню, деньги были переведены банком на счет брокерской фирмы. Которую вы же открыли. Незадолго до операции.
Фельдман оценивающе посмотрел на детектива. Розовски понимал, что собеседник прикидывает – стоит ли посвящать его в детали старой истории. Решив, что можно, сказал:
– Кредит мы получили на счет, открытый в самом «Мигдалей-кесеф». И перевели его сразу же на эту самую фирму. А что? Ни малейшего нарушения закона мы не совершили.
– Да знаю я, знаю, – проворчал Розовски. – Никто вам никаких претензий официально не предъявлял и предъявлять не намерен. И что же? Какова была судьба этой фирмы?
– В том-то и дело, – сказал Фельдман, – в том-то и дело, что я успел получить свою долю. А Пеле почему-то мешкал. То ли у него были какие-то свои планы, то ли еще что. Словом, когда его посадили, деньги еще находились на счету. Его деньги, – пояснил Арье. А почти сразу же после ареста Пеле фирма исчезла. Никаких следов. Я, во всяком случае, не нашел. Понимаешь? Дани вбил себе в голову, что я решил завладеть его деньгами, и для того специально не предупредил его о полицейском налете. Или даже сам навел полицию на заведение Ицика! – Арье негодующе фыркнул, тоже вытащил пачку «Мальборо». Натаниэль с удивлением отметил, что у него дрожат руки. – А потом провернул какую-то махинацию с счетом фирмы. Ты понимаешь, я сделал глупость: я навестил его в тюрьме – он сидел в Абу-Кабире – и спросил, куда делись деньги? И вот после этого Пеле окончательно решил, что я его сдал!
«Да он до сих пор переживает эту историю, – подумал Розовски. – Интересно, что его все-таки выводит из равновесия – ссора с другом или исчезновение денег?»
– Большая сумма? – поинтересовался Натаниэль.
– Двести тысяч долларов. То есть, всего там оставалось четыреста или чуть больше, я сейчас говорю о доле Пеле. Треть от общей суммы. Для нас по тем временам – целое состояние!
– Интересно, – сказал Натаниэль. – И они исчезли?
– Как в воду канули. Вместе с фирмой.
– Так… И это была доля Пеле. А как насчет доли вашего третьего?
– Понятия не имею. Думаю, он снял ее заблаговременно. До исчезновения.
– Какого исчезновения? – спросил Розовски. – Своего? Или фирмы?
– Знаешь, и того, и другого, – ответил Фельдман хмуро. – Не думай, у меня тоже мозги есть. Я сразу же сложил два и два. И высказал Пеле свое предположение – насчет того, что Дов мог провернуть дельце, оставив его ни с чем. Так он меня чуть не убил за одно предположение! Орал, что Дов никогда в жизни так не поступил бы, что их слишком много связывает, кроме этих паршивых денег.
– Занятно, занятно… – пробормотал Натаниэль. – А сам Пеле пытался отыскать следы? Денег, фирмы? Этого Дова? – осторожно спросил он. – Я имею в виду, когда вышел.
– Не знаю, – нехотя ответил Арье. – Слышал краем уха – да, искал. И тоже не нашел.
– Ты действительно не собирался подставлять Пеле? – спросил Натаниэль нарочито безразличным тоном. – Не тогда, может быть, потом. Ради этих денег. Нет?
Фельдман раздраженно раздавил в пепельнице недокуренную сигарету.
– Подставлять я никого не собирался, – ответил он. – И не подставлял… – и после паузы добавил, уже другим тоном: – Но, возможно, попробовал бы как-нибудь выдурить у него бабки… – он неожиданно рассмеялся. – Что ты хочешь – двести тысяч зеленых. А я был мальчишкой. Сразу же после дела подумал – мог бы и без них сработать, нанял бы пару парней тысяч за десять, – он вздохнул. – Наверняка, и Пеле такие мысли приходили в голову, не знаю. Дани, когда освободился, ни разу ко мне не пришел.
– А ты? Ты к нему заходил?
– Меня предупредили, что он не желает меня видеть, чтобы я лучше не ходил. Тут у него, видишь ли, была неприятная история с одной девушкой. Вроде бы, она от него отвернулась… – Фельдман задумчиво курил, глядя в сторону. – Знаешь, сказал он, – мне кажется, что тогда-то он и сломался. Сразу все. Неприятности с девушкой – чуть ли не с невестой. Была у него какая-то история… – Фельдман затянулся, сделал неопределенный жест рукой, в которой держал сигарету – то ли разгонял дым, то ли пытался подкрепить собственные слова. – Какая-то любовь. Что-то такое… романтичное и печальное. То ли она его не дождалась после той, первой отсидки, то ли умерла, то ли что-то еще. Плюс к тому подозрение насчет меня, старого друга – как же, предательство! Ну, и деньги исчезли. Да. Было от чего свихнуться. Вот он и свихнулся. С такой скоростью съехал, – Арье покачал головой. – Кто бы мог поверить! Даниэль Цедек, Пеле, умница – и вдруг крадет у какой-то рыночной торговки двести шекелей! Утаскивает с прилавка черствую питу! Путается с бродягами, колется всякой гадостью! И раз за разом садится, садится… Черт-те что! Иногда я чувствую себя виноватым, – неожиданно сказал он. – Я-то, сам понимаешь, обиделся на его подозрения. Ну, гордость заела – не желаю тебя знать, раз ты мог такое обо мне подумать! Надо было плюнуть на гордость, встретиться, поговорить…
– А до того он не баловался наркотиками?
Арье отрицательно качнул головой.
– Полиция все-таки не хочет отказываться от версии, что Пеле замешан в убийстве раввина. Теперь у них вызревает подозрение, что Пеле выступил либо наводчиком, либо сообщником. И расправились с ним, как с сообщником… Правда, они, по-моему, просто хотели отчитаться: дескать, следствие идет, меры приняты. Ты же и сам представляешь, какой может подняться шум – убили уважаемого раввина, главу ешивы, следом, сразу после освобождения под залог, убивают единственного подозреваемого… Беда в том, что Пеле категорически отказался ответить на вопрос – где он находился в момент убийства. Из чего полиция сделала вывод: значит, он был замешан. Если не в самом убийстве, то, во всяком случае, в соучастии. Как ты думаешь, выступить наводчиком Пеле мог?
– Если бы знал, что там будет убийство – нет. Никогда. Я же говорю, это не в его натуре. Если бы не знал… – Арье чуть прищурился. – Если бы не знал, почему бы и нет? Деньги-то каждому нужны. Ему – особенно.
– Почему он темнил с алиби? Кого-нибудь покрывал? Может быть, женщину?
Арье Фельдман нахмурился.
– Тут я ничего не могу тебе сказать, – медленно произнес он, закуривая новую сигарету. – Ничего. Не знаю. Если у него появилась женщина и его рассказ как-то ей бы навредил – может, он бы и темнил. Вполне возможно. Да, это похоже на него.
Они вышли на улицу. Холодный влажный воздух заставил сыщика зябко поежиться. Заметив это, Фельдман предложил:
– Подвезти тебя? Не стесняйся, я никуда не спешу.
– Нет, спасибо. Я хочу пройтись, – ответил Розовски. – После сытного обеда.
– Как знаешь. Тогда – до свиданья. Спасибо за информацию. Не волнуйся, я все улажу. Наездов больше не будет. Неприятностей у девочек – тоже. В общем, все будет тихо. Даю слово.
– Вот и отлично… – пробормотал Розовски, поглубже засовывая руки в карманы куртки. – Значит, договорились. Спасибо, Арье.
* * *
Натаниэль расслабленно откинулся в кресле и лишь после этого соизволил взглянуть на сидевшего в углу Маркина.– Два часа назад меня угощали «Шато де Флери» и экзотическими блюдами французской кухни, – торжественно сообщил он.
– Ну и что?
– Да вот смотрю на тебя и думаю: почему ты ездишь на старой «субару», а не на новом «вольво»? Как, например, вчерашний мой гостеприимный хозяин господин Арье Фельдман. Замечательная личность, сама любезность… Да, и я не нахожу ответа на этот естественный вопрос. Разве что принять объяснение насчет переселения душ. То есть, в прежней жизни ты, например, был крутым мафиозо, а ныне искупаешь грехи тем, что против этих самых мафиозо борешься. И поскольку в прошлой жизни ты уже ездил на «вольво», то в нынешней тебе причитается максимум «субару».
– Интересно, интересно, – ехидно заметил Маркин. – А кем же в прошлой жизни был ты? Судя по тому, что у тебя нет даже такой машины, как у меня, а обитаешь ты вместе с мамой в амидаровской квартире тридцатилетнего возраста…
– …то я, скорее всего, был повелителем огромного царства, – подхватил Розовски. – Обширной империи. Купался в золоте и проявлял деспотические черты порочной натуры ежеутренними казнями приближенных.
Маркин фыркнул.
– Лучше расскажи, что тебе удалось узнать от Фельдмана? – спросил он. – Или он тебя настолько очаровал, что ты ни о чем его не спрашивал, кроме как о французском вине?
– Спрашивал, спрашивал. Он действительно накормил меня отменным обедом. Не таким, конечно, каким меня кормит мама, но для ресторана – вполне на уровне. Насчет Пеле… – Розовски похлопал себя по карманам. – Ч-черт, опять сигареты кончились. Ты бы носил запас, для начальника… Ага, есть… – он выцарапал из раздавленной пачки мятую сигарету. – Есть… Да, так вот, насчет Даниэля Цедека, старого своего друга, наш уважаемый господин Фельдман изволил сообщить следующее. Пеле впервые арестовали восемнадцать лет назад, случайно. Он оказался, как говорится, не в то время не в том месте. Зашел к Ицику Брому, державшему в те времена подпольное казино в Яффо, попытать счастья. Кстати, это произошло сразу после аферы с «Мигдалей-кесеф», я тебе о ней рассказывал.
Маркин кивнул.
– Ну, вот, – продолжил Натаниэль. – Даниэль Цедек был задержан вместе с прочими посетителями и подвергнут досмотру. У него в карманах была обнаружена толика белого вещества, оказавшегося наркотиком. Причем в количестве, могущим считаться торговым. Да. За что Пеле и огреб свой первый срок. Тот случай оказался для его дальнейшей карьеры роковым. Он почему-то счел свой арест грубой провокацией, подстроенной его другом-подельником Фельдманом. Видишь ли, сразу же после ареста исчезла подставная брокерская контора, куда наши мошенники сбросили деньги, полученные в кредит у «Мигдалей-кесеф» и превращенные все тем же несчастным банком в отступные для этих наглецов. Удивительное совпадение, верно? Из рассказа Фельдмана выходит так, что Пеле об этом узнал, уже находясь за решеткой. И для Даниэля Цедека известие об этом странном исчезновении оказалось веским подтверждением возникшего подозрения: Пеле, видишь ли, вбил себе в голову, что его друг и подельник Арье Фельдман подстроил арест, затем ликвидировал контору, предварительно скачав с ее счета долю Цедека… – Розовски на минуту замолчал, потом пояснил: – Свои двести тысяч зеленых Арье снял заранее.