Страница:
Тем не менее, Натаниэль на всякий случай, спросил:
– Ты пришел меня арестовать? – он сопроводил эти слова безмятежной улыбкой. – В таком случае, зачитай мне мои права, а также сообщи, в чем я обвиняюсь. И позволь позвонить.
– Адвокату? – поинтересовался Алон, не поднимая головы.
– Маме, в Россию. Заодно передам от тебя привет. Она там уже десять дней, скоро вернется. Так что с арестом ты бы мог подождать пару деньков, чтобы не волновать пожилую женщину. Между прочим, относящуюся к тебе незаслуженно хорошо.
Инспектор тяжело вздохнул и наконец-то посмотрел на приятеля.
– Брось паясничать, Натан, – сказал он. – Ты прекрасно понимаешь, что я пришел по делу, – он оглянулся на секретаря Натаниэля Офру, державшую в руках закопченную джезве и с любопытством прислушивавшуюся к разговору бывших сослуживцев.
– Что-то ты похудел, – участливо заметил Натаниэль, усаживаясь в свое кресло за письменным столом. – Осунулся. Нужно чаще бывать на свежем воздухе, Ронен, здоровья ни за какие деньги не купишь.
Самым интересным было то, что Розовски нисколько не погрешил против истины. Инспектор и вправду выглядел не лучшим образом. Обведенные темными кругами карие глаза ввалились и утратили привычный блеск. Щеки тоже запали и, что более поразило Натаниэля, были покрыты жесткой черной щетиной. Детективу вдруг пришло в голову, что его старый друг влип в неприятную историю и последние сутки провел в тюремной камере. «Уж не собирается ли он меня нанять для восстановления доброго имени?» – мелькнуло в голове Розовски.
– Тут похудеешь, – тоскливо произнес инспектор. Он допил кофе, кивком поблагодарил Офру. Та одарила инспектора любезной улыбкой и упорхнула в приемную.
– Дани Цедек, – сказал Алон. – Все пошло прахом. Он мертв, – искоса посмотрев на мгновенно окаменевшее лицо частного сыщика, он раздраженно добавил: – Ну да, что ты смотришь? Его вчера выпустили под залог. Под смехотворный залог, пять тысяч! Ну да. Ну да. Насколько удалось установить, из суда он отправился прямо домой. Мать рассказывает – кому-то позвонил, договорился о встрече. Видимо, в кафе, на углу, в ста метрах от дома. Вот там, во дворе этого кафе его утром и нашли… – инспектор закурил и отвернулся. – Можешь радоваться: ты сразу же сказал, что в убийстве Пеле не виновен.
– Как он умер? – спросил Натаниэль. – Ты чего-то не договариваешь, Ронен.
Инспектор медленно раздавил сигарету в пепельнице и только после этого ответил:
– Так же, как и раввин. Его задушили.
По спине Натаниэля пробежал неприятный холодок.
– Что тебе удалось выяснить по делу об убийстве раввина? – хмуро спросил инспектор. – По-моему, смерть Пеле не исключает его соучастия. С ним расправился сообщник.
– Все может быть… – Натаниэль устало потер руками лицо. – Все может быть. Но, как тебе известно, я убийствами не занимаюсь. В этом деле меня интересовали второстепенные детали.
– Предположим, – сказал инспектор. – В таком случае, не расскажешь ли мне об этих второстепенных деталях? Они меня, возможно, заинтересуют.
– Не могу, – ответил Розовски. – Не могу – без согласия клиента.
– Так спроси у него! – рявкнул инспектор, не желая больше сдерживаться. – Спроси, черт побери! Я оказался в идиотском положении! Эти свидетели… – тут он замолчал. Офра, испуганно заглянувшая было в кабинет, исчезла, повинуясь жесту шефа.
– Извини… – проворчал инспектор Алон. – Мне действительно нужна твоя помощь.
Натаниэль промолчал. Инспектор поднялся, буркнул: «Пока». Оставшись один, Розовски дал волю чувствам – в меру, разумеется. Он просто пошвырял в корзину одну за другой шесть квадратных папок, лежавших до того стопкой на краю стола. Из шести в цель попали только две, остальные разлетелись вокруг, добавив еще один штрих к экзотический беспорядок кабинета.
Странно, что такой вот дурацкий, по мнению самого Натаниэля, способ разрядки действительно помог. Он немного успокоился, набрал номера телефона эксперта-криминалиста, своего старого приятеля Нохума Бен-Шломо.
– Привет, доктор, – сказал Натаниэль. – Пролей-ка свет на одну туманную историю. Вернее, на две туманные истории.
– Ну, не знаю, – осторожно ответил д-р Бен-Шломо. – Если смогу.
– Ты знаешь об убийстве раввина в Кфар-Барух?
– Знаю, – доктор заговорил еще осторожнее. – Только, видишь ли, Натан, я не уверен…
– А об убийстве некоего Даниэля Цедека прошлой ночью?
Теперь д-р Бен-Шломо промолчал.
– Послушай, – сказал Натаниэль. – Только что от меня вышел Ронен. И он, между прочим, обратился ко мне с просьбой о помощи. Как раз по этим двум делам. Так что можешь смело отвечать на мои вопросы, начальство тебя не осудит.
Нохум Бен-Шломо вздохнул с явным облегчением.
– Собственно, я и так ответил бы, – сказал он. – Что именно тебя интересует?
– Странный способ убийства, ты не находишь? – осведомился Натаниэль. – Удушение.
– Ничего странного, – возразил эксперт. – Это не совсем удушение. Преступник провел такой прием – захват сзади. Нападавший обхватывает шею жертвы таким образом, что гортань оказывается как раз на внутреннем сгибе локтя убийцы. Сильное сжатие – и перелом хрящей гортани, что мы и наблюдали при вскрытии.
– В обоих случаях? – спросил детектив.
– В обоих. Стопроцентной уверенности у меня нет, но, скажем, на девяносто пять процентов я уверен в том, что оба убийства – дело рук одного человека.
После беседы с экспертом Розовски позвонил Каплану-младшему.
Тот отозвался сразу, словно ждал этого звонка.
– Господин Каплан, я бы хотел с вами встретиться, – сказал Натаниэль. – Скажем, через час, – он положил трубку.
Похоже, г-н Каплан еще не знал о происшедшем. Ничего удивительного, не такой значительной фигурой был покойный Пеле, чтобы о его смерти тотчас раструбили все газеты.
И значит, Натаниэлю придется выступить вестником малоприятного события.
Кстати появившийся Маркин отвез шефа в Кфар-Барух, на улицу Чаплина, где жил сын покойного рабби Давид Каплан. Среди прочих качеств, Натаниэль обладал врожденной, как он уверял, идиосинкразией к вождению автомобиля. Причем идиосинкразия эта относилась исключительно к вождению собственного автомобиля, которого Розовски и не покупал по вышеуказанной причине. Чужой автомобиль – в частности, видавшую виды «субару», принадлежавшую Маркину, он водил без особых проблем и даже два или три раза попал в дорожные происшествия – как то и случается с нормальным водителем.
Остановившись у двухэтажного здания с причудливым размещением балконов, делавшим его похожим на окаменевший фонтан, Маркин спросил:
– Тебя подождать? Или как?
– Да нет, мне тут недалеко. Встретимся вечером, в конторе. В случае чего – звони, – Натаниэль выбрался из «субару», подошел к подъезду. Нажал кнопку домофона, на которой стояла фамилия Каплан. Тотчас зажужжал замок. У нужной двери Розовски собрался позвонить, но дверь внезапно распахнулась, и из квартиры, оглушительно тараторя, высыпала целая толпа детишек – крохотных девчушек в длинных платьицах и мальчиков в белых рубашках, темных брюках и расшитых бисером ермолках. Они едва не снесли с ног детектива, не обратив на него ровным счетом никакого внимания.
Натаниэль проводил их чуть ошалевшим взглядом.
– Проходите, – услышал он. Давид Каплан стоял на пороге и выжидательно смотрел на гостя. Розовски вошел в комнату.
– Я попросил детей погулять во дворе, – объяснил хозяин. – Знаете, они обожают приставать к гостям с вопросами, и помешают нашему разговору. А одергивать их я не люблю.
– Это все ваши? – спросил Розовски. – Сколько же их?
– Девять, – ответил господин Каплан. – А у вас?
– Один, – ответил Натаниэль и немного помрачнел. Его единственный сын уже более десяти лет жил с матерью в Америке и лишь иногда приезжал на праздники к отцу и бабушке, оставшимся в Израиле.
– Не стойте у двери, – рабби Давид сделал приглашающий жест. – Проходите, садитесь, вот на этот диван, так удобнее. Хотите чаю? Или кофе? Не стесняйтесь.
– Я не стесняюсь, – детектив сел на предложенное место. – Чай я не люблю, а норму по кофе на сегодня уже выполнил. Так что спасибо.
– Как хотите.
Господин Каплан сел напротив.
– Я так понимаю, у вас появились какие-то вопросы ко мне?
– И это тоже, – ответил Натаниэль. – Но прежде я должен сообщить вам, что наши отношения претерпели изменения. Вы более не являетесь моим клиентом, и договор, подписанный вами, можно считать утратившим силу. Я подготовил отчет о проделанной работе, вы вольны его принять или не принять. В случае принятия, часть аванса мы удержим, часть я вам возвращаю, – он расстегнул прихваченную с собой папку, вынул оттуда лист отчета, протянул его клиенту – уже бывшему. Рабби Давид взял отчет, но читать не стал. Натаниэль извлек бумажник, вынул оттуда заранее заполненный чек – сумма возврата и тоже подал его г-ну Каплану. – Вот, – сказал он.
– Проверьте, примите решение. Потом я задам вам несколько вопросов. А вы ответите на них. Или не ответите – как сочтете нужным.
Господин Каплан озадаченно посмотрел на отчет, потом на чек. И снова на сыщика.
– Вы можете объяснить, что случилось?
– Могу. К сожалению, сбор информации, свидетельствующей в пользу Даниэля Цедека, ныне утратил актуальность. Вчера вечером – можно сказать, ночью, – Дани Цедек был убит неизвестным или неизвестными. Задушен. Так же, как рабби Элиэзер. Извините. Я не хотел вам напоминать об этом.
Пальцы Каплана-младшего судорожно сжались, скомкав отчет. Он положил бумагу на стол, аккуратно разгладил ее.
– Как это произошло? – севшим голосом спросил рабби Давид.
– Подробности мне неизвестны, – Натаниэль машинально извлек из кармана пачку сигарет, потом, кашлянув, спрятал ее, не распечатывая.
– Курите, – рабби Давид махнул рукой. – У нас в доме всегда курили. Отец курил, да и я тоже. Бросил год назад. Курите, не стесняйтесь. Вот пепельница.
– Да нет, это я так… Вчера его освободили под залог. Вечером Цедек назначил с кем-то встречу в кафе. На него наткнулся ночной охранник – во дворе кафе, в сотне метров от дома.
– Боже мой… – прошептал Каплан-младший. – Боже мой, какой ужас…
– Действительно, ужас, – согласился Натаниэль. – Самое неприятное в этой истории то, что, с точки зрения полиции, гибель подозреваемого не снимает с него подозрений. Они полагают, что у Дани Цедека мог быть соучастник, который и убил его… Впрочем, это уже не моя прерогатива. Расследовать убийство я не могу, этим занимается полиция. Мне, как частному детективу, этим заниматься запрещено по закону. Следовательно, я свободен от обязательств перед вами, а вы – передо мной.
Давид Каплан протянул ему помятый отчет и чек.
– Возьмите, – сказал он. – Я не собираюсь читать, я все принимаю так, как вы указываете. Так что можете оставить аванс себе. И я вовсе не собираюсь отказываться от продолжения расследования, с какой стати? Мы ведь договаривались не о расследовании убийства, а о доказательствах невиновности Даниэля Цедека – да будет благословенна его память. Так продолжайте! Найдите подтверждения непричастности его к смерти моего отца. Я понимаю, что это сделать труднее – увы, мертвые ничего не говорят живым, – но сделайте! Я прошу вас не расторгать наш контракт, но, напротив, изменить сумму гонорара. И конечно же, я готов ответить на любые ваши вопросы, – произнося эту горячую речь, господин Каплан несколько пришел в себя. Щеки его порозовели, взгляд обрел уравновешенность.
– Н-ну что же, – Розовски в некоторой растерянности поскреб мизинцем переносицу, – давайте попробуем. Гонорар изменять не будут – у меня есть некоторые обязательства и перед памятью вашего отца, и перед памятью несчастного Пеле, не связанные с финансовой стороной, – он аккуратно сложил отчет в папку. Чек порвал и обрывки его высыпал в пепельницу. Все это он делал нарочито медленно, чтобы собраться с мыслями. Ибо понимал: вопросы, которые он должен задать рабби Давиду, не относятся к числу обычных.
Наконец, когда молчание стало чрезмерным, он вздохнул и начал:
– Рабби Давид, может быть, мой вопрос покажется странным. Расскажите мне о диббуке.
Вопрос действительно удивил рабби Давида.
– Вы имеете в виду феномен проявления души умершего в чужом теле вообще? – спросил он.
– Да, – ответил Розовски. – Я беседовал с шамесом Дарницки. Признаться, он меня огорошил. Он заявил, что рабби Элиэзера убил диббук. Потом я вспомнил о какой-то истории, связанной с этим понятием. Истории, имевшей место два месяца назад или около того и об участии в ней вашего отца, да будет благословенна его память. Обратите внимание: погибает ваш отец, затем арестованного полицией человека выпускают под залог, и в тот же день его убивают, причем, заметьте, рабби Давид, все тут же странный способ убийства… – Розовски развел руками. – Согласитесь, я должен выяснить, что же это такое и что, все-таки, произошло около двух месяцев назад в синагоге «Ор Хумаш». Теперь решайте сами. Если необходимо прослушать подробную лекцию о сущности переселения душ, о явлении, называемом диббук, об изгнании духа, незаконно так сказать, вселившегося в чужое тело – я с готовностью выслушаю. Если вы можете объяснить то, что меня интересует, не прибегая к длинной лекции – я, честно признаюсь, буду вам благодарен. В любом случае, выбираете вы…
Господин Каплан задумчиво посмотрел на сыщика.
– Хорошо, я вам объясню, – он поднялся с места, потер руки. Прошелся взад вперед по комнате. Остановился напротив детектива. – Боюсь, без небольшой вступительной лекции все-таки не обойтись.
Розовски обреченно кивнул и приготовился слушать.
– Вы, полагаю, знаете, что одним из краеугольных камней нашей религии является понятие гилгул нешамот – круговращение душ. Или, как это принято называть сейчас, учение о реинкарнации. Согласно этому учению, душа после смерти вновь возрождается на земле. Не всегда и не всякая, разумеется. Души праведников – настоящих праведников – обретаются в раю, души грешников – в аду. Не знаю, известно ли вам, но максимальное пребывание в нем составляет двенадцать месяцев.
Натаниэлю понравился еврейский ад. Всего год – можно потерпеть. После такой жизни…
– Но даже его требуется заслужить. Есть категории грешников, чьи души даже ад принимать не желают. Вот они-то и оказываются в самом страшном положении – ни рай, ни ад их не принимают, они испытывают чудовищные мучения. Такие души принято называть «неприкаянными» или «обнаженными».
Розовски хмыкнул. Видимо, сдержать своего скепсиса он не мог. Раввин отреагировал на его усмешку спокойно.
– Вы зря так скептически относитесь к этой части еврейского учения, – заметил он. – Есть некоторые явления, которые не в состоянии объяснить наука, но которые логично и здраво объясняются в рамках представления о гилгул нешамот.
– Например? – спросил Натаниэль.
– Например, такое явление, как гомосексуализм. Ученые пытаются дать этому самые разные объяснения – и психологические, и генетические, и прочие, прочие. Мы же объясняем его, исходя из учения о реинкарнации как части посмертного воздаяния. Согласно мнению некоторых каббалистов, особо грешная женщина, которая была при жизни распутницей и за это подлежит наказания на том свете, получает шанс исправить свое положение и свой грех, возродившись в теле мужчины. Это серьезное испытание, ибо она продолжает испытывать сексуальную склонность к мужчинам – как это было в ее предыдущем существовании. Если она – он – поддастся влечению, уступит страсти – то наказание ее душе лишь усугубится. Если же она в своем новом обличье осознает греховность влечения и проживет жизнь, борясь с искушением – ее душа получит прощение. Существуют специально разработанные каббалистические методики, помогающие таким людям победить нечистую страсть. И многие раввины владеют ими и могут научить. Правда, для этого человек должен осознавать противоестественность своих желаний и искренне желать победы над ними…
Рабби Давид увлекся, он говорил громко, хорошо поставленным голосом, сопровождая речь скупыми отработанными жестами.
– Да, – сказал Натаниэль. – Очень любопытный пример. И вполне логичный, если принять учение о реинкарнации. Но давайте-ка мы вернемся к явлению диббука.
– Да, хорошо… – пробормотал г-н Каплан. – Вы правы, я увлекся. Знаете, не так давно меня пригласили прочесть лекцию на эту тему в объединение, созданное лесбиянками и гомосексуалистами, желающими вести устраивающие их сексуальные отношения, но при этом не быть отринутыми синагогой. Боюсь, они восприняли мои слова как оскорбление. Хотя у меня и в мыслях не было… – он развел руками. – Действительно, продолжим… Да, так вот. Чтобы прекратить пытку неизвестностью, неопределенностью, обнаженная душа должна попытаться исправить хотя бы одно из своих греховных деяний. Но ведь душа бесплотна! Она ничего не может сделать здесь – в материальном мире. И тогда она стремится завладеть – хотя бы временно – чужим телом. Если ей удается, то мы и получаем явление диббук. То есть – приклеивание. Грешная душа как бы приклеивается к другой душе и временами управляет не принадлежащим ей телом. Чаще всего такое это происходит с родственником, может быть, потомком умершего. Исправление греха так и называется – тиккун, – рабби Давид подошел к книжному шкафу, снял с полки большого формата том в тисненном переплете. – В книге «Хамса», например, рассказывается о некоторых документально зафиксированных случаях явления диббука, подтвержденных уважаемыми раввинами и многочисленными свидетелями. Обычно диббук вселяется в человека, совершившего тайный грех и тем самым открывший свою душу для воздействия нечистой силы. Если нет возможности совершить тиккун, опытный раввин, сведущий в Каббале, способен низвергнуть чужую душу в ад. Кстати говоря, даже низвержение в ад можно рассматривать как облегчение участи грешной души. Последний случай изгнания диббука был зарегистрирован в Иерусалиме в 1904 году. Тогда душа грешника вселилась в тело пятилетней девочки. Девочка начала скверно ругаться, поносить родителей, говоря современным языком, – неадекватно себя вести. Далее… – он вдруг оборвал сам себя. – Извините, я вновь увлекся. Что мы будем ходить вокруг да около, – в голосе рабби Давида появились нотки усталости. – Насколько я понимаю, вас интересуют не теоретические рассуждения и не то, что случилось сто или тысячу лет назад. Вас интересует случай, связанный с моим отцом. Верно? И реб Иосиф уже, видимо, что-то рассказал вам.
– Меня действительно интересует случай, имевший место в начале января этого года, – согласился Розовски. – Поскольку шамес Дарницки, не совсем понятным для меня способом связывает гибель вашего отца – а значит, и гибель Даниэля Цедека – с этим не таким далеким событием. Что же до его рассказа – честно говоря, я из него ничего не понял. Поэтому давайте перейдем к этому случаю, и я послушаю, что вы можете о нем рассказать… Кстати, – он вдруг нахмурился. – Вы говорите, в 1904 году был последний случай. Наверное, вы оговорились? Вы, видимо, хотели сказать – предпоследний случай. А последний как раз и произошел около двух месяцев назад!
– Я хочу сказать следующее. Изучив множество рассказов об изгнании диббука – и в книгах рабби Хаима Виталя, ученика святого Ари а-Кодеша, и в книгах Менаше бен-Исраэля, и других, я нисколько не сомневаюсь, что никак и ни при каких обстоятельствах грешная душа не могла бы стать убийцей – убить человека в нашем, материальном, мире, да еще и оставить при этом следы. Надеюсь, вы и сами понимаете.
– Ну, а если предположить, что грешная душа – душа какого-нибудь злодея – вселилась в чье-то тело, заставила человека стать убийцей, а потом удрала, и… – Натаниэль сам почувствовал, что несет откровенную чушь и остановился. Ему казалось, что раввин сейчас рассмеется прямо в лицо. Но рабби Давид только покачал головой и ответил:
– Такое иногда описывается в откровенных сказках – например, в историях, вошедших в «Маасе-бух». Но, повторяю еще раз, диббук это душа, бесплотный дух. Он никого не может убить. Кроме, разве что, законного владельца своего временного обиталища – известны несколько случаев, когда изгоняемый дух удушал несчастного, в тело которого вселялся. И я полагаю, что плохое знание данного вопроса и подвело шамеса, – убежденно произнес рабби Давид. – Он слышал о том, что диббук может удушить свою жертву, и решил, что имеется в виду реальное удушение.
Действительно, следы на шее несчастного раввина оставило существо более чем материальное, с сильными руками. И Пеле тоже был задушен никак не духом.
– Теперь по поводу истории госпожи Юдит Хаскин, – продолжил рабби Давид. – Суть ее в следующем. Десятого января сего года к моему отцу обратился Игаль Хаскин с просьбой помочь его матери. По его словам, с ней происходит что-то странное и страшное, родственники говорят, что необходимо вмешательство опытного и знающего раввина, знатока Каббалы. Юноша уверял, что в его мать вселился дух отца, погибшего за полгода до того в результате несчастного случая – Йоэль Хаскин попал под машину… – голос рабби Давида дрогнул. – Ужасная смерть. Впрочем, он все равно скончался бы через полгода, максимум – через восемь месяцев.
– Почему вы так считаете? – удивился Натаниэль.
– Цирроз печени. Собственно, уже распад, – ответил раввин. – Йоэль Хаскин был хроническим алкоголиком. Под машину он, насколько я понимаю, тоже попал в состоянии сильного алкогольного опьянения… Да, так вот. Из рассказа Игаля следовало, что впервые дух покойного проявился в полночь, через полгода после смерти. Юдит Хаскин сидела и смотрела телевизор. Когда пробило двенадцать часов, она вдруг начала биться в судорогах, чем здорово напугала детей – кроме нее в комнате в тот момент были два сына, восьми и двенадцати лет. Остальные спали.
– Остальные? – переспросил сыщик. – А кто это – остальные?
– В семье пятеро детей. Младшие, четырехлетний Юваль и шестилетняя дочь Наама спали в соседней комнате. Самый старший, восемнадцатилетний Игаль, был на вечеринке. Так вот, после первого, вполне естественного испуга, Шломо и Бени – те два мальчика, которые тоже сидели у телевизора, – хотели вызвать скорую. Но у матери судороги прекратились, зато она вдруг заговорила низким мужским голосом, по словам детей – очень страшным…
– И что же она говорила? – с интересом спросил Саша.
– Во-первых, запретила им вызывать врача. Пригрозила забрать в загробный мир всю семью… Мальчики уже не помнили себя от страха. Они всерьез поверили, что слышат действительно голос своего умершего отца. Тут как раз вернулся с вечеринки Игаль. С его появлением одержимая на несколько мгновений потеряла сознание, а когда очнулась, то не помнила ничего. Через две недели история повторилась, уже в присутствии посторонних – соседей по лестничной площадке. Кстати говоря, соседом у них шамес синагоги «Ор Хумаш» Иосиф Дарницки. Он предложил вдове обратиться к рабби Элиэзеру. Старший сын несчастной вдовы послушался и обратился к моему отцу с просьбой что-нибудь сделать, – г-н Каплан-младший иногда говорил «отец», иногда – «рабби Элиэзер». – Он попросил, чтобы отец совершил процедуру изгнания диббука.
Сыщику почудилось, что он попал внутрь какого-то фантасмагорического фильма: изгнание духов, явление умершего… Он бы не стал слушать всего этого, если бы не два убийства, так или иначе связанные с экзотической процедурой экзорцизма.
Рабби Давид, похоже, все это прочел на его лице и неожиданно предложил:
– Вместо того, чтобы рассказывать, давайте-ка я вам кое-что покажу, – с этими словами он вновь вскочил со своего места, быстро подошел – почти подбежал к полке, на которой стояли видеокассеты, быстро просмотрел наклейки с названиями, выбрал одну.
– Процедуру изгнания диббука из госпожи Юдит Хаскин снимали на видео, – сказал рабби Давид. – Вот я вам сейчас эту видеозапись и продемонстрирую. А потом кое-что объясню. Впрочем, я думаю, вы поймете все без всяких объяснений… – он быстро перекатил столик с видеомагнитофоном и телевизором так, чтобы тот встал как раз напротив детектива. Вставил кассету, отошел, устроился рядом с Натаниэлем, щелкнул кнопкой включения. – Смотрите и слушайте внимательно, – сказал он. – Потом поговорим.
На экране появилось помещение, в котором Натаниэль сразу же узнал синагогу, которую он посетил накануне. Синагога была заполнена до отказа. В одном из первых рядов Розовски увидел шамеса Дарницки, рядом – двух других стариков, с которыми беседовал давеча. Камера пару раз спанорамировала по рядам собравшихся, ни на ком особо не задерживаясь. В какой-то момент детективу показалось, что на заднем плане мелькнул Дани Цедек, затем кто-то, похожий на парня по имени Игаль.
– Ты пришел меня арестовать? – он сопроводил эти слова безмятежной улыбкой. – В таком случае, зачитай мне мои права, а также сообщи, в чем я обвиняюсь. И позволь позвонить.
– Адвокату? – поинтересовался Алон, не поднимая головы.
– Маме, в Россию. Заодно передам от тебя привет. Она там уже десять дней, скоро вернется. Так что с арестом ты бы мог подождать пару деньков, чтобы не волновать пожилую женщину. Между прочим, относящуюся к тебе незаслуженно хорошо.
Инспектор тяжело вздохнул и наконец-то посмотрел на приятеля.
– Брось паясничать, Натан, – сказал он. – Ты прекрасно понимаешь, что я пришел по делу, – он оглянулся на секретаря Натаниэля Офру, державшую в руках закопченную джезве и с любопытством прислушивавшуюся к разговору бывших сослуживцев.
– Что-то ты похудел, – участливо заметил Натаниэль, усаживаясь в свое кресло за письменным столом. – Осунулся. Нужно чаще бывать на свежем воздухе, Ронен, здоровья ни за какие деньги не купишь.
Самым интересным было то, что Розовски нисколько не погрешил против истины. Инспектор и вправду выглядел не лучшим образом. Обведенные темными кругами карие глаза ввалились и утратили привычный блеск. Щеки тоже запали и, что более поразило Натаниэля, были покрыты жесткой черной щетиной. Детективу вдруг пришло в голову, что его старый друг влип в неприятную историю и последние сутки провел в тюремной камере. «Уж не собирается ли он меня нанять для восстановления доброго имени?» – мелькнуло в голове Розовски.
– Тут похудеешь, – тоскливо произнес инспектор. Он допил кофе, кивком поблагодарил Офру. Та одарила инспектора любезной улыбкой и упорхнула в приемную.
– Дани Цедек, – сказал Алон. – Все пошло прахом. Он мертв, – искоса посмотрев на мгновенно окаменевшее лицо частного сыщика, он раздраженно добавил: – Ну да, что ты смотришь? Его вчера выпустили под залог. Под смехотворный залог, пять тысяч! Ну да. Ну да. Насколько удалось установить, из суда он отправился прямо домой. Мать рассказывает – кому-то позвонил, договорился о встрече. Видимо, в кафе, на углу, в ста метрах от дома. Вот там, во дворе этого кафе его утром и нашли… – инспектор закурил и отвернулся. – Можешь радоваться: ты сразу же сказал, что в убийстве Пеле не виновен.
– Как он умер? – спросил Натаниэль. – Ты чего-то не договариваешь, Ронен.
Инспектор медленно раздавил сигарету в пепельнице и только после этого ответил:
– Так же, как и раввин. Его задушили.
По спине Натаниэля пробежал неприятный холодок.
– Что тебе удалось выяснить по делу об убийстве раввина? – хмуро спросил инспектор. – По-моему, смерть Пеле не исключает его соучастия. С ним расправился сообщник.
– Все может быть… – Натаниэль устало потер руками лицо. – Все может быть. Но, как тебе известно, я убийствами не занимаюсь. В этом деле меня интересовали второстепенные детали.
– Предположим, – сказал инспектор. – В таком случае, не расскажешь ли мне об этих второстепенных деталях? Они меня, возможно, заинтересуют.
– Не могу, – ответил Розовски. – Не могу – без согласия клиента.
– Так спроси у него! – рявкнул инспектор, не желая больше сдерживаться. – Спроси, черт побери! Я оказался в идиотском положении! Эти свидетели… – тут он замолчал. Офра, испуганно заглянувшая было в кабинет, исчезла, повинуясь жесту шефа.
– Извини… – проворчал инспектор Алон. – Мне действительно нужна твоя помощь.
Натаниэль промолчал. Инспектор поднялся, буркнул: «Пока». Оставшись один, Розовски дал волю чувствам – в меру, разумеется. Он просто пошвырял в корзину одну за другой шесть квадратных папок, лежавших до того стопкой на краю стола. Из шести в цель попали только две, остальные разлетелись вокруг, добавив еще один штрих к экзотический беспорядок кабинета.
Странно, что такой вот дурацкий, по мнению самого Натаниэля, способ разрядки действительно помог. Он немного успокоился, набрал номера телефона эксперта-криминалиста, своего старого приятеля Нохума Бен-Шломо.
– Привет, доктор, – сказал Натаниэль. – Пролей-ка свет на одну туманную историю. Вернее, на две туманные истории.
– Ну, не знаю, – осторожно ответил д-р Бен-Шломо. – Если смогу.
– Ты знаешь об убийстве раввина в Кфар-Барух?
– Знаю, – доктор заговорил еще осторожнее. – Только, видишь ли, Натан, я не уверен…
– А об убийстве некоего Даниэля Цедека прошлой ночью?
Теперь д-р Бен-Шломо промолчал.
– Послушай, – сказал Натаниэль. – Только что от меня вышел Ронен. И он, между прочим, обратился ко мне с просьбой о помощи. Как раз по этим двум делам. Так что можешь смело отвечать на мои вопросы, начальство тебя не осудит.
Нохум Бен-Шломо вздохнул с явным облегчением.
– Собственно, я и так ответил бы, – сказал он. – Что именно тебя интересует?
– Странный способ убийства, ты не находишь? – осведомился Натаниэль. – Удушение.
– Ничего странного, – возразил эксперт. – Это не совсем удушение. Преступник провел такой прием – захват сзади. Нападавший обхватывает шею жертвы таким образом, что гортань оказывается как раз на внутреннем сгибе локтя убийцы. Сильное сжатие – и перелом хрящей гортани, что мы и наблюдали при вскрытии.
– В обоих случаях? – спросил детектив.
– В обоих. Стопроцентной уверенности у меня нет, но, скажем, на девяносто пять процентов я уверен в том, что оба убийства – дело рук одного человека.
После беседы с экспертом Розовски позвонил Каплану-младшему.
Тот отозвался сразу, словно ждал этого звонка.
– Господин Каплан, я бы хотел с вами встретиться, – сказал Натаниэль. – Скажем, через час, – он положил трубку.
Похоже, г-н Каплан еще не знал о происшедшем. Ничего удивительного, не такой значительной фигурой был покойный Пеле, чтобы о его смерти тотчас раструбили все газеты.
И значит, Натаниэлю придется выступить вестником малоприятного события.
Кстати появившийся Маркин отвез шефа в Кфар-Барух, на улицу Чаплина, где жил сын покойного рабби Давид Каплан. Среди прочих качеств, Натаниэль обладал врожденной, как он уверял, идиосинкразией к вождению автомобиля. Причем идиосинкразия эта относилась исключительно к вождению собственного автомобиля, которого Розовски и не покупал по вышеуказанной причине. Чужой автомобиль – в частности, видавшую виды «субару», принадлежавшую Маркину, он водил без особых проблем и даже два или три раза попал в дорожные происшествия – как то и случается с нормальным водителем.
Остановившись у двухэтажного здания с причудливым размещением балконов, делавшим его похожим на окаменевший фонтан, Маркин спросил:
– Тебя подождать? Или как?
– Да нет, мне тут недалеко. Встретимся вечером, в конторе. В случае чего – звони, – Натаниэль выбрался из «субару», подошел к подъезду. Нажал кнопку домофона, на которой стояла фамилия Каплан. Тотчас зажужжал замок. У нужной двери Розовски собрался позвонить, но дверь внезапно распахнулась, и из квартиры, оглушительно тараторя, высыпала целая толпа детишек – крохотных девчушек в длинных платьицах и мальчиков в белых рубашках, темных брюках и расшитых бисером ермолках. Они едва не снесли с ног детектива, не обратив на него ровным счетом никакого внимания.
Натаниэль проводил их чуть ошалевшим взглядом.
– Проходите, – услышал он. Давид Каплан стоял на пороге и выжидательно смотрел на гостя. Розовски вошел в комнату.
– Я попросил детей погулять во дворе, – объяснил хозяин. – Знаете, они обожают приставать к гостям с вопросами, и помешают нашему разговору. А одергивать их я не люблю.
– Это все ваши? – спросил Розовски. – Сколько же их?
– Девять, – ответил господин Каплан. – А у вас?
– Один, – ответил Натаниэль и немного помрачнел. Его единственный сын уже более десяти лет жил с матерью в Америке и лишь иногда приезжал на праздники к отцу и бабушке, оставшимся в Израиле.
– Не стойте у двери, – рабби Давид сделал приглашающий жест. – Проходите, садитесь, вот на этот диван, так удобнее. Хотите чаю? Или кофе? Не стесняйтесь.
– Я не стесняюсь, – детектив сел на предложенное место. – Чай я не люблю, а норму по кофе на сегодня уже выполнил. Так что спасибо.
– Как хотите.
Господин Каплан сел напротив.
– Я так понимаю, у вас появились какие-то вопросы ко мне?
– И это тоже, – ответил Натаниэль. – Но прежде я должен сообщить вам, что наши отношения претерпели изменения. Вы более не являетесь моим клиентом, и договор, подписанный вами, можно считать утратившим силу. Я подготовил отчет о проделанной работе, вы вольны его принять или не принять. В случае принятия, часть аванса мы удержим, часть я вам возвращаю, – он расстегнул прихваченную с собой папку, вынул оттуда лист отчета, протянул его клиенту – уже бывшему. Рабби Давид взял отчет, но читать не стал. Натаниэль извлек бумажник, вынул оттуда заранее заполненный чек – сумма возврата и тоже подал его г-ну Каплану. – Вот, – сказал он.
– Проверьте, примите решение. Потом я задам вам несколько вопросов. А вы ответите на них. Или не ответите – как сочтете нужным.
Господин Каплан озадаченно посмотрел на отчет, потом на чек. И снова на сыщика.
– Вы можете объяснить, что случилось?
– Могу. К сожалению, сбор информации, свидетельствующей в пользу Даниэля Цедека, ныне утратил актуальность. Вчера вечером – можно сказать, ночью, – Дани Цедек был убит неизвестным или неизвестными. Задушен. Так же, как рабби Элиэзер. Извините. Я не хотел вам напоминать об этом.
Пальцы Каплана-младшего судорожно сжались, скомкав отчет. Он положил бумагу на стол, аккуратно разгладил ее.
– Как это произошло? – севшим голосом спросил рабби Давид.
– Подробности мне неизвестны, – Натаниэль машинально извлек из кармана пачку сигарет, потом, кашлянув, спрятал ее, не распечатывая.
– Курите, – рабби Давид махнул рукой. – У нас в доме всегда курили. Отец курил, да и я тоже. Бросил год назад. Курите, не стесняйтесь. Вот пепельница.
– Да нет, это я так… Вчера его освободили под залог. Вечером Цедек назначил с кем-то встречу в кафе. На него наткнулся ночной охранник – во дворе кафе, в сотне метров от дома.
– Боже мой… – прошептал Каплан-младший. – Боже мой, какой ужас…
– Действительно, ужас, – согласился Натаниэль. – Самое неприятное в этой истории то, что, с точки зрения полиции, гибель подозреваемого не снимает с него подозрений. Они полагают, что у Дани Цедека мог быть соучастник, который и убил его… Впрочем, это уже не моя прерогатива. Расследовать убийство я не могу, этим занимается полиция. Мне, как частному детективу, этим заниматься запрещено по закону. Следовательно, я свободен от обязательств перед вами, а вы – передо мной.
Давид Каплан протянул ему помятый отчет и чек.
– Возьмите, – сказал он. – Я не собираюсь читать, я все принимаю так, как вы указываете. Так что можете оставить аванс себе. И я вовсе не собираюсь отказываться от продолжения расследования, с какой стати? Мы ведь договаривались не о расследовании убийства, а о доказательствах невиновности Даниэля Цедека – да будет благословенна его память. Так продолжайте! Найдите подтверждения непричастности его к смерти моего отца. Я понимаю, что это сделать труднее – увы, мертвые ничего не говорят живым, – но сделайте! Я прошу вас не расторгать наш контракт, но, напротив, изменить сумму гонорара. И конечно же, я готов ответить на любые ваши вопросы, – произнося эту горячую речь, господин Каплан несколько пришел в себя. Щеки его порозовели, взгляд обрел уравновешенность.
– Н-ну что же, – Розовски в некоторой растерянности поскреб мизинцем переносицу, – давайте попробуем. Гонорар изменять не будут – у меня есть некоторые обязательства и перед памятью вашего отца, и перед памятью несчастного Пеле, не связанные с финансовой стороной, – он аккуратно сложил отчет в папку. Чек порвал и обрывки его высыпал в пепельницу. Все это он делал нарочито медленно, чтобы собраться с мыслями. Ибо понимал: вопросы, которые он должен задать рабби Давиду, не относятся к числу обычных.
Наконец, когда молчание стало чрезмерным, он вздохнул и начал:
– Рабби Давид, может быть, мой вопрос покажется странным. Расскажите мне о диббуке.
Вопрос действительно удивил рабби Давида.
– Вы имеете в виду феномен проявления души умершего в чужом теле вообще? – спросил он.
– Да, – ответил Розовски. – Я беседовал с шамесом Дарницки. Признаться, он меня огорошил. Он заявил, что рабби Элиэзера убил диббук. Потом я вспомнил о какой-то истории, связанной с этим понятием. Истории, имевшей место два месяца назад или около того и об участии в ней вашего отца, да будет благословенна его память. Обратите внимание: погибает ваш отец, затем арестованного полицией человека выпускают под залог, и в тот же день его убивают, причем, заметьте, рабби Давид, все тут же странный способ убийства… – Розовски развел руками. – Согласитесь, я должен выяснить, что же это такое и что, все-таки, произошло около двух месяцев назад в синагоге «Ор Хумаш». Теперь решайте сами. Если необходимо прослушать подробную лекцию о сущности переселения душ, о явлении, называемом диббук, об изгнании духа, незаконно так сказать, вселившегося в чужое тело – я с готовностью выслушаю. Если вы можете объяснить то, что меня интересует, не прибегая к длинной лекции – я, честно признаюсь, буду вам благодарен. В любом случае, выбираете вы…
Господин Каплан задумчиво посмотрел на сыщика.
– Хорошо, я вам объясню, – он поднялся с места, потер руки. Прошелся взад вперед по комнате. Остановился напротив детектива. – Боюсь, без небольшой вступительной лекции все-таки не обойтись.
Розовски обреченно кивнул и приготовился слушать.
– Вы, полагаю, знаете, что одним из краеугольных камней нашей религии является понятие гилгул нешамот – круговращение душ. Или, как это принято называть сейчас, учение о реинкарнации. Согласно этому учению, душа после смерти вновь возрождается на земле. Не всегда и не всякая, разумеется. Души праведников – настоящих праведников – обретаются в раю, души грешников – в аду. Не знаю, известно ли вам, но максимальное пребывание в нем составляет двенадцать месяцев.
Натаниэлю понравился еврейский ад. Всего год – можно потерпеть. После такой жизни…
– Но даже его требуется заслужить. Есть категории грешников, чьи души даже ад принимать не желают. Вот они-то и оказываются в самом страшном положении – ни рай, ни ад их не принимают, они испытывают чудовищные мучения. Такие души принято называть «неприкаянными» или «обнаженными».
Розовски хмыкнул. Видимо, сдержать своего скепсиса он не мог. Раввин отреагировал на его усмешку спокойно.
– Вы зря так скептически относитесь к этой части еврейского учения, – заметил он. – Есть некоторые явления, которые не в состоянии объяснить наука, но которые логично и здраво объясняются в рамках представления о гилгул нешамот.
– Например? – спросил Натаниэль.
– Например, такое явление, как гомосексуализм. Ученые пытаются дать этому самые разные объяснения – и психологические, и генетические, и прочие, прочие. Мы же объясняем его, исходя из учения о реинкарнации как части посмертного воздаяния. Согласно мнению некоторых каббалистов, особо грешная женщина, которая была при жизни распутницей и за это подлежит наказания на том свете, получает шанс исправить свое положение и свой грех, возродившись в теле мужчины. Это серьезное испытание, ибо она продолжает испытывать сексуальную склонность к мужчинам – как это было в ее предыдущем существовании. Если она – он – поддастся влечению, уступит страсти – то наказание ее душе лишь усугубится. Если же она в своем новом обличье осознает греховность влечения и проживет жизнь, борясь с искушением – ее душа получит прощение. Существуют специально разработанные каббалистические методики, помогающие таким людям победить нечистую страсть. И многие раввины владеют ими и могут научить. Правда, для этого человек должен осознавать противоестественность своих желаний и искренне желать победы над ними…
Рабби Давид увлекся, он говорил громко, хорошо поставленным голосом, сопровождая речь скупыми отработанными жестами.
– Да, – сказал Натаниэль. – Очень любопытный пример. И вполне логичный, если принять учение о реинкарнации. Но давайте-ка мы вернемся к явлению диббука.
– Да, хорошо… – пробормотал г-н Каплан. – Вы правы, я увлекся. Знаете, не так давно меня пригласили прочесть лекцию на эту тему в объединение, созданное лесбиянками и гомосексуалистами, желающими вести устраивающие их сексуальные отношения, но при этом не быть отринутыми синагогой. Боюсь, они восприняли мои слова как оскорбление. Хотя у меня и в мыслях не было… – он развел руками. – Действительно, продолжим… Да, так вот. Чтобы прекратить пытку неизвестностью, неопределенностью, обнаженная душа должна попытаться исправить хотя бы одно из своих греховных деяний. Но ведь душа бесплотна! Она ничего не может сделать здесь – в материальном мире. И тогда она стремится завладеть – хотя бы временно – чужим телом. Если ей удается, то мы и получаем явление диббук. То есть – приклеивание. Грешная душа как бы приклеивается к другой душе и временами управляет не принадлежащим ей телом. Чаще всего такое это происходит с родственником, может быть, потомком умершего. Исправление греха так и называется – тиккун, – рабби Давид подошел к книжному шкафу, снял с полки большого формата том в тисненном переплете. – В книге «Хамса», например, рассказывается о некоторых документально зафиксированных случаях явления диббука, подтвержденных уважаемыми раввинами и многочисленными свидетелями. Обычно диббук вселяется в человека, совершившего тайный грех и тем самым открывший свою душу для воздействия нечистой силы. Если нет возможности совершить тиккун, опытный раввин, сведущий в Каббале, способен низвергнуть чужую душу в ад. Кстати говоря, даже низвержение в ад можно рассматривать как облегчение участи грешной души. Последний случай изгнания диббука был зарегистрирован в Иерусалиме в 1904 году. Тогда душа грешника вселилась в тело пятилетней девочки. Девочка начала скверно ругаться, поносить родителей, говоря современным языком, – неадекватно себя вести. Далее… – он вдруг оборвал сам себя. – Извините, я вновь увлекся. Что мы будем ходить вокруг да около, – в голосе рабби Давида появились нотки усталости. – Насколько я понимаю, вас интересуют не теоретические рассуждения и не то, что случилось сто или тысячу лет назад. Вас интересует случай, связанный с моим отцом. Верно? И реб Иосиф уже, видимо, что-то рассказал вам.
– Меня действительно интересует случай, имевший место в начале января этого года, – согласился Розовски. – Поскольку шамес Дарницки, не совсем понятным для меня способом связывает гибель вашего отца – а значит, и гибель Даниэля Цедека – с этим не таким далеким событием. Что же до его рассказа – честно говоря, я из него ничего не понял. Поэтому давайте перейдем к этому случаю, и я послушаю, что вы можете о нем рассказать… Кстати, – он вдруг нахмурился. – Вы говорите, в 1904 году был последний случай. Наверное, вы оговорились? Вы, видимо, хотели сказать – предпоследний случай. А последний как раз и произошел около двух месяцев назад!
– Я хочу сказать следующее. Изучив множество рассказов об изгнании диббука – и в книгах рабби Хаима Виталя, ученика святого Ари а-Кодеша, и в книгах Менаше бен-Исраэля, и других, я нисколько не сомневаюсь, что никак и ни при каких обстоятельствах грешная душа не могла бы стать убийцей – убить человека в нашем, материальном, мире, да еще и оставить при этом следы. Надеюсь, вы и сами понимаете.
– Ну, а если предположить, что грешная душа – душа какого-нибудь злодея – вселилась в чье-то тело, заставила человека стать убийцей, а потом удрала, и… – Натаниэль сам почувствовал, что несет откровенную чушь и остановился. Ему казалось, что раввин сейчас рассмеется прямо в лицо. Но рабби Давид только покачал головой и ответил:
– Такое иногда описывается в откровенных сказках – например, в историях, вошедших в «Маасе-бух». Но, повторяю еще раз, диббук это душа, бесплотный дух. Он никого не может убить. Кроме, разве что, законного владельца своего временного обиталища – известны несколько случаев, когда изгоняемый дух удушал несчастного, в тело которого вселялся. И я полагаю, что плохое знание данного вопроса и подвело шамеса, – убежденно произнес рабби Давид. – Он слышал о том, что диббук может удушить свою жертву, и решил, что имеется в виду реальное удушение.
Действительно, следы на шее несчастного раввина оставило существо более чем материальное, с сильными руками. И Пеле тоже был задушен никак не духом.
– Теперь по поводу истории госпожи Юдит Хаскин, – продолжил рабби Давид. – Суть ее в следующем. Десятого января сего года к моему отцу обратился Игаль Хаскин с просьбой помочь его матери. По его словам, с ней происходит что-то странное и страшное, родственники говорят, что необходимо вмешательство опытного и знающего раввина, знатока Каббалы. Юноша уверял, что в его мать вселился дух отца, погибшего за полгода до того в результате несчастного случая – Йоэль Хаскин попал под машину… – голос рабби Давида дрогнул. – Ужасная смерть. Впрочем, он все равно скончался бы через полгода, максимум – через восемь месяцев.
– Почему вы так считаете? – удивился Натаниэль.
– Цирроз печени. Собственно, уже распад, – ответил раввин. – Йоэль Хаскин был хроническим алкоголиком. Под машину он, насколько я понимаю, тоже попал в состоянии сильного алкогольного опьянения… Да, так вот. Из рассказа Игаля следовало, что впервые дух покойного проявился в полночь, через полгода после смерти. Юдит Хаскин сидела и смотрела телевизор. Когда пробило двенадцать часов, она вдруг начала биться в судорогах, чем здорово напугала детей – кроме нее в комнате в тот момент были два сына, восьми и двенадцати лет. Остальные спали.
– Остальные? – переспросил сыщик. – А кто это – остальные?
– В семье пятеро детей. Младшие, четырехлетний Юваль и шестилетняя дочь Наама спали в соседней комнате. Самый старший, восемнадцатилетний Игаль, был на вечеринке. Так вот, после первого, вполне естественного испуга, Шломо и Бени – те два мальчика, которые тоже сидели у телевизора, – хотели вызвать скорую. Но у матери судороги прекратились, зато она вдруг заговорила низким мужским голосом, по словам детей – очень страшным…
– И что же она говорила? – с интересом спросил Саша.
– Во-первых, запретила им вызывать врача. Пригрозила забрать в загробный мир всю семью… Мальчики уже не помнили себя от страха. Они всерьез поверили, что слышат действительно голос своего умершего отца. Тут как раз вернулся с вечеринки Игаль. С его появлением одержимая на несколько мгновений потеряла сознание, а когда очнулась, то не помнила ничего. Через две недели история повторилась, уже в присутствии посторонних – соседей по лестничной площадке. Кстати говоря, соседом у них шамес синагоги «Ор Хумаш» Иосиф Дарницки. Он предложил вдове обратиться к рабби Элиэзеру. Старший сын несчастной вдовы послушался и обратился к моему отцу с просьбой что-нибудь сделать, – г-н Каплан-младший иногда говорил «отец», иногда – «рабби Элиэзер». – Он попросил, чтобы отец совершил процедуру изгнания диббука.
Сыщику почудилось, что он попал внутрь какого-то фантасмагорического фильма: изгнание духов, явление умершего… Он бы не стал слушать всего этого, если бы не два убийства, так или иначе связанные с экзотической процедурой экзорцизма.
Рабби Давид, похоже, все это прочел на его лице и неожиданно предложил:
– Вместо того, чтобы рассказывать, давайте-ка я вам кое-что покажу, – с этими словами он вновь вскочил со своего места, быстро подошел – почти подбежал к полке, на которой стояли видеокассеты, быстро просмотрел наклейки с названиями, выбрал одну.
– Процедуру изгнания диббука из госпожи Юдит Хаскин снимали на видео, – сказал рабби Давид. – Вот я вам сейчас эту видеозапись и продемонстрирую. А потом кое-что объясню. Впрочем, я думаю, вы поймете все без всяких объяснений… – он быстро перекатил столик с видеомагнитофоном и телевизором так, чтобы тот встал как раз напротив детектива. Вставил кассету, отошел, устроился рядом с Натаниэлем, щелкнул кнопкой включения. – Смотрите и слушайте внимательно, – сказал он. – Потом поговорим.
На экране появилось помещение, в котором Натаниэль сразу же узнал синагогу, которую он посетил накануне. Синагога была заполнена до отказа. В одном из первых рядов Розовски увидел шамеса Дарницки, рядом – двух других стариков, с которыми беседовал давеча. Камера пару раз спанорамировала по рядам собравшихся, ни на ком особо не задерживаясь. В какой-то момент детективу показалось, что на заднем плане мелькнул Дани Цедек, затем кто-то, похожий на парня по имени Игаль.