Страница:
Изменение положения крепостного крестьянства при Петре I
Мы знаем, какая перемена совершилась в положении крепостного населения в царствование Петра I: указы о первой ревизии юридически смешали два крепостных состояния, прежде различавшиеся по закону, крепостное холопство и крепостное крестьянство. Крепостной крестьянин был крепок лицу землевладельца, но при этом он был еще прикреплен и к своему состоянию, из которого не мог вывести его даже землевладелец: он был вечно обязанный государственный тяглец. Холоп, как и крепостной крестьянин, был лично крепок своему господину, но не нес государственного тягла, лежавшего на крепостном крестьянине. Законодательство Петра распространило государственное тягло крепостных крестьян и на холопов. Таким образом, изменился источник крепости: как вы знаете, прежде этим источником был личный договор холопа или крестьянина с господином; теперь таким источником стал государственный акт — ревизия. Крепостным считался не тот, кто вступил в крепостное обязательство по договору, а тот, кто записан за известным лицом в ревизской сказке. Этот новый источник, которым заменился прежний договор, сообщил крепостному состоянию чрезвычайную растяжимость. С тех пор как не стало ни холопов, ни крепостных крестьян, а оба эти состояния заменились одним состоянием — крепостных людей, или душ, стало возможным по усмотрению сокращать или расширять и количество крепостного населения и границы крепостной зависимости. Прежде крестьянское состояние создавалось договором лица с лицом; теперь оно поставлено было на основании правительственного акта.
Со смерти Петра крепостное состояние расширялось и в количественном и в качественном отношении, т.е. одновременно все большее количество лиц становилось в крепостную зависимость и все более расширялись границы власти владельца над крепостными душами. Оба эти процесса мы и должны проследить.
Со смерти Петра крепостное состояние расширялось и в количественном и в качественном отношении, т.е. одновременно все большее количество лиц становилось в крепостную зависимость и все более расширялись границы власти владельца над крепостными душами. Оба эти процесса мы и должны проследить.
Усиление крепостного права после Петра I
Крепостное состояние размножалось двумя способами — припиской и пожалованием. Приписка состояла в том, что люди, которые не успели примкнуть к основным классам общества, избрав себе постоянный род жизни, по указу Петра I обязаны были найти себе господина и положение, записаться в подушный оклад за каким-либо лицом либо обществом. В противном случае, когда они не находили такого лица или общества, их записывали простым полицейским распоряжением. Таким образом, по II и III ревизии (1742 и 1762 гг.) постепенно попали в крепостную зависимость разные мелкие разряды лиц, прежде свободных, — незаконнорожденные, вольноотпущенники, не помнящие родства и другие бродяги, дети солдат, заштатные церковнослужители, приемыши, пленные инородцы и т.п. В этом отношении обе ревизии продолжали ту очистку и упрощение общественного состава, какая началась еще в XVII столетии. Так как приписка иногда совершалась помимо воли приписываемых лиц, то здесь допускалось множество злоупотреблений. Впоследствии закон признал все эти злоупотребления, лишив насильно приписанных права жаловаться на незаконность их приписки. Дворянский Сенат, действуя в интересах господствующего сословия, смотрел сквозь пальцы на эти насилия, так что приписка, предпринятая с полицейской целью — с целью уничтожения бродяжничества, тогда получала характер расхищения общества высшим классом. Еще более умножалось количество крепостного населения путем пожалования, о котором сейчас скажу.
Пожалование развивалось из прежних поместных дач; но пожалование отличалось от поместной дачи и предметом владения и объемом владельческих прав. До Уложения поместная дача предоставляла служилому человеку лишь пользование казенной землей; с тех пор как утвердилась крепостная неволя на крестьян, следовательно, с половины XVII столетия, поместная дача предоставила помещикам пользование обязательным трудом поселенных в поместье крепостных крестьян. Помещик был временным владельцем поместья, порядившись за помещика, или записанный за ним в писцовой книге крепостной крестьянин укреплялся и за всеми его преемниками, потому что прикреплялся к тяглому крестьянскому союзу, или обществу, на помещичьей земле. Как прикрепленный к тяглому крестьянскому обществу, крепостной крестьянин обязан был работать на всякого помещика, которому земля отдавалась во владение. Так, повторяю, помещик приобретал по земле право на часть обязательной поземельной работы крепостного крестьянина. По мере того как поместья смешивались с вотчинами, во владение помещику поступал и этот обязательный труд крепостного крестьянина на одинаковом праве с землей — на праве полной наследственной собственности. Это смешение и повело к замене поместных дач пожалованиями — с Петра I. Совокупность повинностей, падавших по закону на крепостного человека, как по отношению к господину, так и по отношению к государству под ответственностью господина и составляла то, что с первой ревизии называлось крепостной душой. Поместная дача предоставляла землевладельцу лишь временное пользование казенной землей и крестьянским трудом, а пожалование отдавало во владение казенную землю вместе со значившимися на ней крестьянскими душами. Точно так же отличается поместная дача от пожалования и по объему права. В XVII столетии поместная дача отдавала казенную землю помещику во владение условное и временное, именно во владение, обусловливавшееся службой и продолжавшееся по смерть владельца с ограниченным правом распоряжения — ни отпускать, ни завещать, ни отказывать по душе. Но после закона 17 марта 1731 г., окончательно смешавшего поместья с вотчинами, пожалование предоставляло казенные земли с крепостными крестьянами в полную и наследственную собственность без таких ограничений. Пожалование и было в XVIII в. самым употребительным и деятельным средством размножения крепостного населения. Со времени Петра населенные казенные и дворцовые земли отдавались в частное владение по разным случаям. Сохраняя характер прежней поместной дачи, пожалование иногда имело значение награды либо пенсии за службу. Так, в 1737 г. офицерам-дворянам, служившим при казенных горных заводах, пожаловано было в прибавку к денежному жалованию по десяти дворов в дворцовых и казенных деревнях; офицерам из разночинцев — вдвое меньше. Тогда во дворе считалось средним числом четыре ревизские души; эти сорок или двадцать душ отдавались офицерам в наследственное владение, но с условием, чтобы не только они, но и их дети обязательно служили при казенных заводах. К половине XVIII в. прекратились и такие условные пожалования с поместным характером и продолжались только простые раздачи населенных земель в полную собственность по разным случаям: крестьяне с землей жаловались за победу, за удачное окончание кампании генералам или просто «для увеселения», на крест или зубок новорожденному. Каждое важное событие при дворе, дворцовый переворот, каждый подвиг русского оружия сопровождался превращением сотен и тысяч крестьян в частную собственность. Самые крупные землевладельческие состояния XVIII в. созданы были путем пожалования. Князь Меншиков, сын придворного дворцового конюха, по смерти Петра имел состояние, простиравшееся, по рассказам, до 100 тыс. душ. Точно так же сделались крупными землевладельцами и Разумовские в царствование Елизаветы; граф Кирилл Разумовский приобрел путем пожалования также до 100 тыс. душ.
Не только сами Разумовские, по происхождению простые казаки, но и мужья их сестер возводились в дворянское звание и получали богатые пожалования душами. Таковы были, например, закройщик Закревский, ткач Будлянский, казак Дараган. Сын Будлянского в 1783 г. имел более 3 тыс. душ крестьян Благодаря приписке и пожалованию значительное количество прежних вольных людей из сельского населения, как и дворцовых и казенных крестьян, попали в крепостное состояние, и к половине XVIII в. Россия, несомненно, стала гораздо более крепостной, чем какой была в начале этого столетия.
Пожалование развивалось из прежних поместных дач; но пожалование отличалось от поместной дачи и предметом владения и объемом владельческих прав. До Уложения поместная дача предоставляла служилому человеку лишь пользование казенной землей; с тех пор как утвердилась крепостная неволя на крестьян, следовательно, с половины XVII столетия, поместная дача предоставила помещикам пользование обязательным трудом поселенных в поместье крепостных крестьян. Помещик был временным владельцем поместья, порядившись за помещика, или записанный за ним в писцовой книге крепостной крестьянин укреплялся и за всеми его преемниками, потому что прикреплялся к тяглому крестьянскому союзу, или обществу, на помещичьей земле. Как прикрепленный к тяглому крестьянскому обществу, крепостной крестьянин обязан был работать на всякого помещика, которому земля отдавалась во владение. Так, повторяю, помещик приобретал по земле право на часть обязательной поземельной работы крепостного крестьянина. По мере того как поместья смешивались с вотчинами, во владение помещику поступал и этот обязательный труд крепостного крестьянина на одинаковом праве с землей — на праве полной наследственной собственности. Это смешение и повело к замене поместных дач пожалованиями — с Петра I. Совокупность повинностей, падавших по закону на крепостного человека, как по отношению к господину, так и по отношению к государству под ответственностью господина и составляла то, что с первой ревизии называлось крепостной душой. Поместная дача предоставляла землевладельцу лишь временное пользование казенной землей и крестьянским трудом, а пожалование отдавало во владение казенную землю вместе со значившимися на ней крестьянскими душами. Точно так же отличается поместная дача от пожалования и по объему права. В XVII столетии поместная дача отдавала казенную землю помещику во владение условное и временное, именно во владение, обусловливавшееся службой и продолжавшееся по смерть владельца с ограниченным правом распоряжения — ни отпускать, ни завещать, ни отказывать по душе. Но после закона 17 марта 1731 г., окончательно смешавшего поместья с вотчинами, пожалование предоставляло казенные земли с крепостными крестьянами в полную и наследственную собственность без таких ограничений. Пожалование и было в XVIII в. самым употребительным и деятельным средством размножения крепостного населения. Со времени Петра населенные казенные и дворцовые земли отдавались в частное владение по разным случаям. Сохраняя характер прежней поместной дачи, пожалование иногда имело значение награды либо пенсии за службу. Так, в 1737 г. офицерам-дворянам, служившим при казенных горных заводах, пожаловано было в прибавку к денежному жалованию по десяти дворов в дворцовых и казенных деревнях; офицерам из разночинцев — вдвое меньше. Тогда во дворе считалось средним числом четыре ревизские души; эти сорок или двадцать душ отдавались офицерам в наследственное владение, но с условием, чтобы не только они, но и их дети обязательно служили при казенных заводах. К половине XVIII в. прекратились и такие условные пожалования с поместным характером и продолжались только простые раздачи населенных земель в полную собственность по разным случаям: крестьяне с землей жаловались за победу, за удачное окончание кампании генералам или просто «для увеселения», на крест или зубок новорожденному. Каждое важное событие при дворе, дворцовый переворот, каждый подвиг русского оружия сопровождался превращением сотен и тысяч крестьян в частную собственность. Самые крупные землевладельческие состояния XVIII в. созданы были путем пожалования. Князь Меншиков, сын придворного дворцового конюха, по смерти Петра имел состояние, простиравшееся, по рассказам, до 100 тыс. душ. Точно так же сделались крупными землевладельцами и Разумовские в царствование Елизаветы; граф Кирилл Разумовский приобрел путем пожалования также до 100 тыс. душ.
Не только сами Разумовские, по происхождению простые казаки, но и мужья их сестер возводились в дворянское звание и получали богатые пожалования душами. Таковы были, например, закройщик Закревский, ткач Будлянский, казак Дараган. Сын Будлянского в 1783 г. имел более 3 тыс. душ крестьян Благодаря приписке и пожалованию значительное количество прежних вольных людей из сельского населения, как и дворцовых и казенных крестьян, попали в крепостное состояние, и к половине XVIII в. Россия, несомненно, стала гораздо более крепостной, чем какой была в начале этого столетия.
Расширение помещичьей власти
Одновременно с этим расширялись и пределы крепостной зависимости. Юридическим содержанием крепостного права была власть землевладельца над личностью и трудом крепостной души в указанных законом границах. Но какие были эти границы власти? Что такое было крепостное право около половины XVIII столетия? Это составляет один из наиболее трудных вопросов в истории нашего права. До сих пор исследователи-юристы не пытались точно формулировать состав и объем крепостной зависимости. Существенной чертой крепостного права, как его понимали люди XVIII в., был взгляд на крепостного крестьянина, как на личную полную собственность владельца. Трудно проследить, как развивался этот взгляд, но несомненно, что он не вполне согласен с законодательством, установившим крепостную неволю крестьян. В XVII в., когда установилась эта неволя, крестьянин вступал по ссуде в подобную зависимость от владельца, в какую становились кабальные холопы. Но кабальный холоп был временной, зато полной собственностью владельца, такой же собственностью представлял владелец и крепостного крестьянина.
Этот взгляд находил себе границу лишь в государственном тягле, падавшем на крепостного крестьянина. Такой взгляд мог держаться, пока закон допускал безграничное распоряжение вольного человека своею личностью, свободой; по договору вольный человек мог отдаваться в холопство другому, но Уложение уничтожило такое право вольного человека распоряжаться своей личной свободой. По Уложению вольный человек обязан служить государству личной службой или тяглом и не мог отдаваться в частную собственность по личному договору. Это законодательство превратило крепостную неволю крестьянина из зависимости по договору в зависимость по закону. Крепостная неволя не освобождала крестьянина от государственных повинностей, как освобождала холопа. Первая ревизия окончательно сгладила это различие, наложив и на холопов одинаковые с крестьянскими государственные повинности. Те и другие по закону образовали одинаковые состояния крепостных людей, или крепостных душ. По закону власть владельца над крепостной душой слагалась из двух элементов, соответствовавших двоякому значению, какое имел для крепостного крестьянина владелец. Землевладелец был, во-первых, ближайший управитель крепостного, которому государство поручало надзор за хозяйством и поведением крепостного с ответственностью за исправное отбывание им государственных повинностей, во-вторых, землевладелец имел право на труд крестьянина как собственник земли, которой пользовался крестьянин, и как его кредитор, давший ему ссуду, с помощью которой работал крестьянин. Как правительственный агент помещик собирал казенные подати с своих крепостных крестьян и надзирал за их поведением и хозяйством, судил и наказывал их за проступки — это полицейская власть помещика над личностью крестьянина по поручению государства. Как землевладелец и кредитор помещик облагал крестьянина работой или оброком в свою пользу — это хозяйственная власть над трудом крестьянина по гражданским поземельным обязательствам. Так можно определить границы власти помещика по закону до конца царствования Петра.
Этот взгляд находил себе границу лишь в государственном тягле, падавшем на крепостного крестьянина. Такой взгляд мог держаться, пока закон допускал безграничное распоряжение вольного человека своею личностью, свободой; по договору вольный человек мог отдаваться в холопство другому, но Уложение уничтожило такое право вольного человека распоряжаться своей личной свободой. По Уложению вольный человек обязан служить государству личной службой или тяглом и не мог отдаваться в частную собственность по личному договору. Это законодательство превратило крепостную неволю крестьянина из зависимости по договору в зависимость по закону. Крепостная неволя не освобождала крестьянина от государственных повинностей, как освобождала холопа. Первая ревизия окончательно сгладила это различие, наложив и на холопов одинаковые с крестьянскими государственные повинности. Те и другие по закону образовали одинаковые состояния крепостных людей, или крепостных душ. По закону власть владельца над крепостной душой слагалась из двух элементов, соответствовавших двоякому значению, какое имел для крепостного крестьянина владелец. Землевладелец был, во-первых, ближайший управитель крепостного, которому государство поручало надзор за хозяйством и поведением крепостного с ответственностью за исправное отбывание им государственных повинностей, во-вторых, землевладелец имел право на труд крестьянина как собственник земли, которой пользовался крестьянин, и как его кредитор, давший ему ссуду, с помощью которой работал крестьянин. Как правительственный агент помещик собирал казенные подати с своих крепостных крестьян и надзирал за их поведением и хозяйством, судил и наказывал их за проступки — это полицейская власть помещика над личностью крестьянина по поручению государства. Как землевладелец и кредитор помещик облагал крестьянина работой или оброком в свою пользу — это хозяйственная власть над трудом крестьянина по гражданским поземельным обязательствам. Так можно определить границы власти помещика по закону до конца царствования Петра.
Пределы помещичьей власти
Но еще в древней Руси оба права, и полицейское и хозяйственное, т.е. и право надзора, и суда, и право облагать крепостных работой или оброком, поставлены были в известные границы. Так, например, юрисдикция помещика в XVII столетии ограничивалась лишь «крестьянскими делами», т.е. делами, возникавшими из поземельных отношений, гражданскими и другими мелкими тяжбами, какие теперь ведает мировой суд. Но помещик не имел права разбирать уголовные преступления своих крестьян. Котошихин прямо говорит, что в важных уголовных делах «сыскивати и указ чинити вотчинниками и помещиками не велено». В Уложении находится постановление, что помещик, который сам накажет своего крепостного за разбой, не представив его в губной суд, лишается поместья, а если владелец крепостного разбойника не имеет поместья, то за самовольную расправу с ним подвергается наказанию кнутом. Точно так же были обычаи или законы, ограждавшие и крестьянский труд от произвола землевладельца. У землевладельца, разорявшего своих крестьян поборами, землю с крестьянами отбирали в казну и отдавали его родственникам, если то была вотчинная купленная земля. Наконец, в XVII столетии за крестьянами признавалось право жаловаться правительству на своих владельцев. По смерти Петра эти границы крепостного права постепенно стирались благодаря неполноте и непоследовательности законодательства. Законодательство XVIII в. не старалось точнее обозначить пределы помещичьей власти, даже в иных отношениях расширяло их, усиливая власть помещика. Этот пробел и открыл широкий простор развитию в помещичьей среде такого же отношения к крепостным крестьянам, в каком стояли землевладельцы XVI и XVII вв. к холопам.
Законодательство о крестьянах при преемниках Петра I
Скудное законодательство преемников Петра, касавшееся отношений крепостных крестьян к землевладельцу, рассматривало эти отношения лишь с двух сторон: определяя, во-первых, власть землевладельца над личностью крестьянина и, во-вторых, господское право хозяйственного распоряжения крестьянским трудом. Помещик и по законодательству XVIII в. оставался правительственным агентом, надзирателем крестьянского хозяйства и сборщиком казенных податей. Юрисдикция его, и прежде недостаточно определенная, теперь стала расширяться иногда даже помимо закона; так, в первой половине XVIII в. помещики стали присвоять себе уголовную юрисдикцию над крестьянами с правом подвергать их соответствующему вине наказанию. В царствование Елизаветы помещичье право наказывать крепостных было расширено законом: указом 1760 г. землевладельцам было предоставлено ссылать своих крестьян «за предерзостные поступки» в Сибирь на поселение. Это право дано было землевладельцам в интересах усиления колонизации Сибири, где было много удобных к обработке пустых земель. Но право это было стеснено известными условиями: землевладелец мог сослать крестьянина только на поселение, притом крестьянина здорового, годного к работе и не старше 45 лет. Жена по закону следовала за ссыльным; но малолетних детей помещик мог удержать при себе; если он отпускал их вместе с родителями, его казна вознаграждала по установленной таксе. Оставалось неопределенным и право на хозяйственное распоряжение крестьянским трудом. Еще в XVII столетии землевладелец свободно переводил своих крестьян с участка на участок, продавал их с землей и без земли, менялся ими, завещал их. Право своза и право продажи при Петре не было отменено, но право своза Петр старался стеснить известными условиями. Так, например, землевладелец, желавший перевести своего крестьянина из одной деревни в другую, должен был подать о том прошение в Камер-коллегию и обязывался платить за переводимого подушную подать по старому его местожительству. Эта сложная процедура удерживала помещиков от крестьянских переводов. В царствование Петра III это стеснение было устранено сенатским указом в январе 1762 г. Сенат, «избирая ко удовольствию землевладельцев легчайший способ», предоставил им право перевозить крестьян, только заявив о том местным полковым сборщикам подушной подати.
Точно так же закон не стеснял продажи крестьян целыми семьями и в розницу, с землей и без земли. Безземельная и розничная продажа крестьян смущала уже Петра, но он не надеялся на успех в борьбе с этим обычаем. В 1721 г. он высказал в указе Сенату только нерешительное желание, чтобы в будущее уложение, тогда готовившееся, внесена была статья, которая бы запрещала розничную продажу людей, «яко скотов, чего во всем свете не водится». Это так и осталось одним благожеланием преобразователя. Наконец, законодательство XVIII в. совсем не касалось важного вопроса о пределах власти помещика над имуществом крестьянина, как и над его трудом. В XVII в. закон, по-видимому, ясно определял «животы» крестьян, т.е. инвентарь крестьянина, как совместную собственность его с землевладельцем. Эти «животы» создавались крестьянским трудом, но с помощью помещичьей ссуды. Это совместное владение крестьянским имуществом выражалось в том, что помещик не мог лишать крестьян их движимости, точно так же и крестьянин не мог отчуждать свои «животы» без согласия землевладельца лицам, не принадлежавшим к числу крепостных крестьян землевладельца. В XVII в. в практике отношений такой взгляд на крестьянское имущество как совместную собственность обеих сторон держался обычаем и не был закреплен точным законом. В XVIII в. обычай стал колебаться и законодательство должно было бы определить границы, до которых идет власть помещика на имущество крестьянина и с которых начинается право последнего; но законодательство этого пробела не восполнило. Зато два закона помогли помещикам усвоить себе взгляд на имущество крестьянина, как на полную свою собственность. Петр обязал землевладельцев кормить нищих своих крепостных, облагая для того особым сбором зажиточных крестьян; закон императрицы Анны, изданный в 1734 г., обязывал землевладельцев кормить своих крестьян в голодные годы и снабжать их хлебом на обсеменение полей, «чтобы земля праздной не лежала». Благодаря этой новой обязанности, возложенной на помещиков, в их среде утвердился взгляд, что за крестьянином государство признает только труд, а собственность крестьянина создается и поддерживается землевладельцем. Точно так же не встречаем в продолжение первой половины XVIII в. узаконения о размере работ и оброчных платежей, какими землевладелец имеет право облагать своих крепостных. В древней Руси, по-видимому, не было побуждения устанавливать такие нормы законодательным путем, тогда хозяйственные отношения землевладельца и крестьян определялись борьбой спроса и предложения. Чем более требовал землевладелец со своего крестьянина, тем скорее последний мог уйти от него к другому землевладельцу, предлагавшему более льготные условия. В XVIII в., когда все крестьяне были прикреплены либо к лицам, либо к обществам, определение норм крестьянских работ и платежей в пользу помещиков становится существенным вопросом государственного порядка, но такие нормы не были установлены.
Точно так же закон не стеснял продажи крестьян целыми семьями и в розницу, с землей и без земли. Безземельная и розничная продажа крестьян смущала уже Петра, но он не надеялся на успех в борьбе с этим обычаем. В 1721 г. он высказал в указе Сенату только нерешительное желание, чтобы в будущее уложение, тогда готовившееся, внесена была статья, которая бы запрещала розничную продажу людей, «яко скотов, чего во всем свете не водится». Это так и осталось одним благожеланием преобразователя. Наконец, законодательство XVIII в. совсем не касалось важного вопроса о пределах власти помещика над имуществом крестьянина, как и над его трудом. В XVII в. закон, по-видимому, ясно определял «животы» крестьян, т.е. инвентарь крестьянина, как совместную собственность его с землевладельцем. Эти «животы» создавались крестьянским трудом, но с помощью помещичьей ссуды. Это совместное владение крестьянским имуществом выражалось в том, что помещик не мог лишать крестьян их движимости, точно так же и крестьянин не мог отчуждать свои «животы» без согласия землевладельца лицам, не принадлежавшим к числу крепостных крестьян землевладельца. В XVII в. в практике отношений такой взгляд на крестьянское имущество как совместную собственность обеих сторон держался обычаем и не был закреплен точным законом. В XVIII в. обычай стал колебаться и законодательство должно было бы определить границы, до которых идет власть помещика на имущество крестьянина и с которых начинается право последнего; но законодательство этого пробела не восполнило. Зато два закона помогли помещикам усвоить себе взгляд на имущество крестьянина, как на полную свою собственность. Петр обязал землевладельцев кормить нищих своих крепостных, облагая для того особым сбором зажиточных крестьян; закон императрицы Анны, изданный в 1734 г., обязывал землевладельцев кормить своих крестьян в голодные годы и снабжать их хлебом на обсеменение полей, «чтобы земля праздной не лежала». Благодаря этой новой обязанности, возложенной на помещиков, в их среде утвердился взгляд, что за крестьянином государство признает только труд, а собственность крестьянина создается и поддерживается землевладельцем. Точно так же не встречаем в продолжение первой половины XVIII в. узаконения о размере работ и оброчных платежей, какими землевладелец имеет право облагать своих крепостных. В древней Руси, по-видимому, не было побуждения устанавливать такие нормы законодательным путем, тогда хозяйственные отношения землевладельца и крестьян определялись борьбой спроса и предложения. Чем более требовал землевладелец со своего крестьянина, тем скорее последний мог уйти от него к другому землевладельцу, предлагавшему более льготные условия. В XVIII в., когда все крестьяне были прикреплены либо к лицам, либо к обществам, определение норм крестьянских работ и платежей в пользу помещиков становится существенным вопросом государственного порядка, но такие нормы не были установлены.
Взгляд на крепостного крестьянина, как на полную собственность владельца
Вообще в законодательстве первой половины XVIII в. о крепостных крестьянах более пробелов и недомолвок, чем ясных и точных определений. Эти недомолвки и пробелы и дали возможность установиться взгляду на крестьянина, как на полную собственность владельца. Припомним, что землевладельческие понятия и привычки древней Руси выработались на рабовладении; древние землевладельцы эксплуатировали свои вотчины преимущественно при помощи рабов. Пользуясь недомолвками закона, эти понятия и привычки они постепенно стали переносить и на крепостных крестьян, вопреки закону, смотревшему на крестьян, как на государственных податных плательщиков. К половине XVIII в. такой взгляд был уже вполне готов и его усвояют правительственные лица. В наказе одного правительственного учреждения депутату в комиссию 1767 г. мы встречаем заявление желания, чтобы был установлен закон, как поступать с помещиком, от побоев которого причиняется смерть крестьянину. Это желание поражает своею странностью: каким образом могли забыть закон XVII в., который точно разрешал этот случай? Помещик по Уложению, от истязаний которого умрет крестьянин, сам подвергался смертной казни, а осиротелая семья крестьянина обеспечивалась из имущества убийцы. Екатерина в своем «Наказе» выразила желание, чтобы законодательство сделало нечто полезное и «для собственного рабов имущества». Каким образом могла прийти Екатерине мысль, что крепостной крестьянин есть раб, когда она знала, что этот крестьянин нес государственное тягло, а рабы не подлежат тяглу? В том же «Наказе» Екатерина высказывает мысль, что земледелие не может там процветать, где «никто не имеет ничего собственного»; речь, очевидно, идет о крепостных крестьянах. Но разве закон объявил имущество крестьянина полной собственностью владельца? Такого закона не существовало; напротив, известно, что при Петре казна вступала в сделки с крепостными крестьянами, которые брали казенные подряды и сами отвечали на суде за принятые обязательства. Таким образом, сами правительственные люди во второй половине XVIII в. признавали уже известные последствия взгляда на крепостных, незаметно установившегося в первой половине века.
Екатерина II и крестьянский вопрос
Теперь легко понять, какая задача предстояла законодательству Екатерины при устройстве отношений землевладельцев с крепостным крестьянством: задача эта состояла в восполнении пробелов, допущенных в законодательстве о поземельных отношениях обеих сторон. Екатерине предстояло провозгласить общие начала, которые должны были лечь в основание их поземельных отношений, и согласно с этими началами указать точные границы, до которых простирается власть землевладельца над крестьянами и с которых начинается власть государства. Определение этих границ, по-видимому, занимало императрицу в начале царствования. В комиссии 1767 г. послышались с некоторых сторон смелые притязания на крепостной крестьянский труд: требовали расширения крепостного права классы, его не имевшие, например купцы, казаки, даже духовные, к их стыду. Эти рабовладельческие притязания раздражали императрицу, и раздражение это выразилось в одной коротенькой записке, дошедшей до нас от того времени. Эта записка гласит: «Если крепостного нельзя персоной признать, следовательно, он не человек; так скотом извольте его признавать, что к немалой славе и человеколюбию от всего света нам приписано будет». Но это раздражение осталось мимолетной патологической вспышкой гуманной правительницы. Люди, близкие и влиятельные, знакомые с положением дел, также советовали ей вмешаться в отношения крестьян к помещикам. Можно предполагать, что освобождение, полная отмена крепостной неволи [была] тогда еще не под силу правительству, но можно было провести в умы и законодательство мысль о обоюдно безобидных нормах отношений и, не отменяя права, сдержать произвол.
Государственные дельцы советовали Екатерине законом определить размеры крестьянских платежей и работ, каких вправе требовать землевладельцы. Граф Петр Панин, один из лучших государственных людей времен Екатерины, в записке 1763 г. писал о необходимости ограничить беспредельную власть помещика над крестьянами и установить нормы работ и платежей крестьянина в пользу помещика. Такими нормами Панин признавал для барщины не более четырех дней в неделю, для оброка — не более 2 руб. с души, что составляет 14—16 руб. на наши деньги. Характерно, что Панин считал опасным обнародовать такой закон; он советовал сообщить его конфиденциально губернаторам, которые должны были секретно передать его помещикам к сведению и руководству. Другой делец, образцовый администратор времен Екатерины, новгородский губернатор Сиверс также находил помещичьи поборы с крестьян «превосходящими всякое вероятие». По его мнению, также нужно было определить размеры платежей и работ на помещика законом и предоставить крестьянам право за известную сумму выкупаться на волю.
Закон Петра III, изданный 18 февраля 1762 г., прибавил еще одно существенное, побуждение так или иначе разрешить вопрос. Крепостное право имело одной из своих опор обязательную службу дворянства; теперь, когда эта служба была снята с сословия и крепостное право в прежнем виде потеряло прежний смысл, свое главное политическое оправдание, [оно стало] средством без цели. Теперь, при такой разнице в побуждениях, любопытно видеть, как Екатерина отнеслась к тяжелому вопросу, доставшемуся ей от предшественников.
Государственные дельцы советовали Екатерине законом определить размеры крестьянских платежей и работ, каких вправе требовать землевладельцы. Граф Петр Панин, один из лучших государственных людей времен Екатерины, в записке 1763 г. писал о необходимости ограничить беспредельную власть помещика над крестьянами и установить нормы работ и платежей крестьянина в пользу помещика. Такими нормами Панин признавал для барщины не более четырех дней в неделю, для оброка — не более 2 руб. с души, что составляет 14—16 руб. на наши деньги. Характерно, что Панин считал опасным обнародовать такой закон; он советовал сообщить его конфиденциально губернаторам, которые должны были секретно передать его помещикам к сведению и руководству. Другой делец, образцовый администратор времен Екатерины, новгородский губернатор Сиверс также находил помещичьи поборы с крестьян «превосходящими всякое вероятие». По его мнению, также нужно было определить размеры платежей и работ на помещика законом и предоставить крестьянам право за известную сумму выкупаться на волю.
Закон Петра III, изданный 18 февраля 1762 г., прибавил еще одно существенное, побуждение так или иначе разрешить вопрос. Крепостное право имело одной из своих опор обязательную службу дворянства; теперь, когда эта служба была снята с сословия и крепостное право в прежнем виде потеряло прежний смысл, свое главное политическое оправдание, [оно стало] средством без цели. Теперь, при такой разнице в побуждениях, любопытно видеть, как Екатерина отнеслась к тяжелому вопросу, доставшемуся ей от предшественников.
Крепостное право на Украине
Из сказанного видно, какие задачи предстояло разрешить законодательству Екатерины II в вопросе об отношениях крепостного населения к землевладельческому классу. Крепостной труд крестьянина был для дворянства средством нести обязательную военную службу, следовательно, с прекращением этой повинности должна была сама собой прекратиться раздача населенных казенных земель в частное владение. Далее, крепостной крестьянский труд не весь был отдан дворянам в частное владение, часть этого труда была обложена государственной податью, следовательно, крестьянский крепостной труд был в совместном владении у помещиков с государством. Поэтому законодательству предстояло провести точные границы между правами владельцев и властью государства. Однако Екатерина не прекратила раздачи казенных земель с крестьянами в частное владение, напротив, раздавала их еще более щедрой рукой, чем ее предшественники. Вступление ее на престол сопровождалось пожалованием почти 18 тыс. душ 26 ее пособникам. В продолжение всего царствования шли эти пожалования, иногда крупными массами, создававшими быстро громадные землевладельческие состояния. Мелкий смоленский дворянин по происхождению, Потемкин кончил свою деятельность помещиком, владевшим, как рассказывают, тысячами двумястами крестьянских душ. Не перечисляя всех отдельных пожалований, я ограничусь лишь одним общим итогом: доселе приведено по документам в известность 400 тыс. ревизских душ, розданных при Екатерине из казенных и дворцовых имений в частное владение; 400 тыс. ревизских душ — почти миллион душ действительных.