— Это трудно назвать разговором, — призналась Лариса, пылая. — Когда я наткнулась на кассету, мне, как вы понимаете, было не до нее… А потом кто-нибудь все время находился со мной рядом. Только после звонка Варвары, попросившей принести в сторожку молока, мы с Наташей смогли уединиться, и я рассказала ей о Леве и о кассете. Мы забежали ко мне в номер, включили магнитофон, и… я пожалела, что Наташа рядом. Запись не оставляет сомнений в том, какие отношения связывали меня с Борей. Полагаю, Лев собирался отдать ее следователю, если бы у того возник вопрос о причине моего самоубийства. Боря умер, а я не вынесла горя и приняла яд.
   — М-м, — промычал Прошка. — Но осталась бы другая загадка. Смерть Бориса наверняка показалась бы следователю подозрительной, а с ней вся его история.
   — Если бы тело не нашли, никто никогда не доказал бы, что смерть была насильственной, — ответил ему Леша.
   — Но Наталья знала, что ее брат жив. Она не поверила бы в самоубийство Ларисы!
   Все посмотрели на Наталью.
   — Может быть, мне тоже предстояло «покончить с собой», — тихо сказала она. — Или погибнуть от несчастного случая. Теперь мы этого никогда не узнаем…
   В комнате воцарилось тяжелое молчание. За посветлевшими окнами шумел, набирая силу, дождь. Небо, затянутое тучами до самого горизонта, давило на озеро, словно бетонная плита. В угрюмом свете ненастного утра яркая зелень травы потускнела и больше не радовала глаз. Какая-то пичуга несмело чирикнула из-под крыши и испуганно смолкла, как будто боялась накликать беду.
   — Да, — заговорил Генрих, запоздало соглашаясь с Натальей. — Остались белые пятна, которые нам не заполнить. Например, неизвестно, почему Борис вернулся в отель. Усомнился в мудрости своего плана, хотел предупредить о чем-то вас с Ларисой или просто заблудился? Как вышло, что он попался Льву на глаза? Почему не зашел в отель и не спрятался там?
   — Из-за Вальдемара, — мрачно обронила я.
   — Из-за Володи? — Наталья нахмурилась. — Но почему?
   — Ваш муж всю ночь просидел в баре с включенным светом. Из-за опущенной шторы Борис не мог видеть, что там происходит, и побоялся войти в отель — ведь случайная встреча с любым обитателем, кроме вас и Ларисы, неминуемо сводила на нет все ваши усилия и, более того, усугубляла опасность. Он ждал, а свет все не гаснул. Борис, должно быть, промок до нитки, замерз и, чтобы окончательно не закоченеть, попробовал осторожно пройтись вокруг отеля. Тогда-то его и услышал Павел Сергеевич. А вот каким образом его выследил Лева, не знаю.
   — Я знаю, — плача, сказала Лариса. — Когда Льва мучила бессонница, он обычно ненадолго выходил на воздух. В ту ночь я приняла снотворное, а муж, конечно, заснуть не смог. Он думал, что Боря добрался до Москвы и, может быть, уже сообщил кому следует, кто такой на самом деле Лев Ломов. Ведь Лева не знал, как много я рассказала Боре… Он вышел на улицу и… — Рыдания оборвали ее фразу.
   Наталья обняла Ларису и что-то зашептала ей на ухо. Я, полагая, что разговор окончен, встала, взяла свою скамеечку под мышку и открыла дверь.
   — Подождите, Варвара, — окликнула меня Наталья. — Нам необходимо решить, что делать дальше.
   — По-моему, это решать вам и Ларисе. Но, на мой взгляд, было бы разумнее рассказать следователю всю правду. Если нас поймают на противоречиях или неточностях, потом, наверное, не поверят уже ничему. А правда никому из нас ничем плохим не грозит. Ларису даже формально нельзя обвинить в убийстве мужа, поскольку, поворачивая столешницу, она не знала наверняка, есть ли в ее бокале яд.
   — Если Лариса расскажет правду, у нее отнимут все деньги мужа, а возможно, и обвинят в соучастии, — медленно и веско произнесла Наталья.
   Я поставила скамеечку на место и плюхнулась на отсиженный зад.
   — Не нужны мне эти деньги! — воскликнула Лариса, отрывая заплаканное лицо от Натальиного платья.
   — Нужны, — спокойно возразила ей Наталья. — У вас на руках мать-инвалид. А работы нет. Кроме того, если все тут из-за оползня рухнет, Павел Сергеевич останется без жилья. Боря никогда бы этого не допустил.
   Павел Сергеевич вздохнул. Лариса притихла.
   — Я, безусловно, сама помогла бы вам и Павлу Сергеевичу, — продолжала Наталья. — Но боюсь, Борино наследство уйдет на покрытие долгов моего мужа. — Она бросила предостерегающий взгляд на Георгия, который при последних словах вскинул голову. — Я знаю, Гоша, что вышла замуж неудачно, но давай не будем это сейчас обсуждать.
   — Я хотел сказать, что тоже кое-что теряю, если отель погибнет, — брюзгливо произнес Замухрышка.
   Наталья усмехнулась — горько и неприязненно, но Лариса предупредила ее реплику:
   — Я уверена: Боря непременно вернул бы вам потерянное, Георгий. И если мне оставят деньги мужа, я позабочусь, чтобы вы не потерпели убытков. А остаток… отдам на какое-нибудь хорошее дело.
   Наталья обвела всех присутствующих строгим взглядом.
   — Итак, нельзя допустить, чтобы правда открылась. Предлагаю держаться такой версии: Лев был очень ревнив. Любой из его знакомых, несомненно, это подтвердит. Как вы верно заметили, милиция без труда выяснит, что он нанимал детектива для слежки за женой и Борисом. Кроме того, у нас есть эта кассета… (Лариса вспыхнула) …и мы нашли подслушивающее устройство, встроенное в телефонный аппарат в Борином номере. Лариса, вы должны признаться, что у вас была связь с моим братом. Расскажете о соседней квартире, снятой агентом, о пробитой стене, о еженедельных свиданиях… Молчать об этом нельзя: оперативники выяснят все и без вашей помощи. Еще вы признаетесь, что здесь, в отеле, опоили мужа снотворным и провели ночь у Бори. На следующий день Боря пропал, пропали и радиотелефоны — наша связь с остальным миром, — а Павла Сергеевича нашли на лужайке с разбитой головой. Мы попытались добраться до шоссе на машине, но машина увязла в болоте и затонула, а нам пришлось вернуться. Павел Сергеевич, который раньше по просьбе Бориса скрывал от нас правду о затопленном подвале, придя в себя, узнал об исчезновении патрона и все рассказал. Мы спустились в подвал и наткнулись на Борю… убитого… После этого Лев поднялся к себе в номер, а спустя какое-то время Лариса нашла его мертвым. В кармане его пиджака лежали капсулы с ядом и кассета. — Наталья помолчала. — Если вы согласны, давайте обсудим в подробностях, кто что видел и делал. Думаю, в основном лучше рассказывать правду, но придется ее слегка подправить и опустить некоторые подробности…
   — Ничего не выйдет, — мрачно объявила я, покосившись на Лешу. — Среди нас есть человек, не умеющий врать. Абсолютно. Он, разумеется, понимает, что это нехорошо, но поделать с собой ничего не может.
   Наталья растерялась:
   — Но… что же нам делать?
   — По-моему, будет лучше, если мы сейчас же уйдем, — высказался Марк. — Все равно нужно вызвать помощь. Павел Сергеевич болен, продукты кончаются, дорогу с каждым днем развозит все больше. В кемпинге могут спохватиться нескоро. Они же знают, что у нас есть телефон… даже два.
   — Да, а куда вы спрятали телефоны? — встрепенулся Прошка.
   — Боря бросил их в озеро. Сначала думал спрятать, а потом побоялся, что кто-нибудь наткнется на них во время поисков, после объявления о его болезни, — объяснила Наталья.
   — Скажите, — полюбопытствовала и я, — а почему Борис так плохо выглядел в то утро? Мы ведь ни на миг не усомнились в его болезни.
   — Он до утра не спал, а последние два часа пил рвотное.
   — А… — снова открыл рот Прошка.
   — Довольно! — не выдержал Марк, разозленный нашей бестактностью. — Нам пора.
   — Но как же вы доберетесь до шоссе? На улице льет, дорогу затопило.
   — Как-нибудь доберемся. Отправим к вам трактор, а сами исчезнем. Кто-нибудь из кемпинга, наверное, согласится довезти нас до ближайшей автобусной остановки.
   — Если вы водите машину, я дам вам ключи от Бориного «сааба». Он оставил их мне, когда мы прощались…
   — Не знаю, справлюсь ли я с «саабом», — засомневалась я.
   — Справитесь. Это несложно, — заверила меня Наталья. — Бросьте его на первой же платной стоянке в черте города… Как вы считаете, следует ли нам рассказать следствию, что вы здесь были, или лучше умолчать?
   — Лучше рассказать, — решил Марк. — Не думаю, что нас сумеют разыскать. Фамилий наших вы не знаете, где мы работаем — тоже, а адрес Варвары постарайтесь забыть.
   — Черт, его может вспомнить Вальдемар, — вспомнила я. — Он же сидел в машине, когда Борис и Наталья заезжали за нами.
   — Да, Наташа, а как вы, кстати, внушите нужную версию мужу? — спросил Прошка. — Вы все обсудите, обо всем договоритесь, а он потом возьмет и ляпнет следователю, что Борис умер в машине у вас на руках. Сомневаюсь, что ему сейчас удастся что-нибудь запомнить, даже если вы совершите чудо и приведете его в чувство.
   Наталья усмехнулась:
   — С тех пор как мы приехали в отель, Володя пил не переставая. Я очень удивлюсь, если выяснится, что он хоть что-нибудь помнит. А если вспомнит, всегда можно сказать, что это ему пригрезилось спьяну. Когда мы вчера… нет, уже позавчера вернулись из леса, он был настолько хорош, что даже не спросил меня о Боре. А потом я выпила снотворное, и он отправился в этот проклятый бар продолжать пирушку. Утром я едва его добудилась, чтобы позвать сюда, в сторожку. И опять он и не подумал справиться, что происходит. Побрюзжал, поворчал, выпил прихваченного с собой виски и отключился там, на кухне, на топчане. Нет, о Володе можно не беспокоиться. Он не проговорится. И вашего адреса, Варвара, не вспомнит. А я покажу на какой-нибудь другой дом. Мы ведь в квартиру не поднимались, посигналили снизу, и только. Вы могли сидеть в гостях или просто караулить пустую квартиру кого-нибудь из знакомых. Да и я могла ошибиться. Похожих домов много. Только вот имена у вас редкие — Марк, Генрих, Варвара… Боюсь, найти вас будет не очень сложно.
   — Москва большая, — обнадежила я ее. — Авось не найдут.

Глава 23

   Осторожно ступая по размякшей, скользкой глине, мы уныло брели по сумрачному лесу. Вода струями лилась на капюшон дождевика, оглушала меня, ослепляла, стекала за вырез пленки у горла. Через час мы перестали останавливаться, чтобы вылить воду из сапог, только старались повыше поднимать ноги, подгибая их назад. А потом и в этом отпала необходимость, потому что мы добрались до заболоченной части леса.
   Проваливаясь по пояс в густую жижу, непрерывно падая и чертыхаясь, наша пятерка уже не шла, а скорее ползла вперед. Застывшие мышцы ног отказывались повиноваться, мокрая одежда липла к телу и стесняла движения, сапоги то и дело норовили остаться в глубинах грязного месива.
   — Вечно мы по твоей милости вляпываемся в какую-нибудь жуть, Варвара! — рычал Прошка, выползая из очередной ямы.
   — По моей?! — Я откинула назад бесполезный капюшон. — Так я и знала, что рано или поздно это произойдет! Перенесенные испытания лишили тебя последних жалких остатков разума, несчастный. Надо же, обвинить меня, воплощение кротости и невинности! Если тебе так уж нужен виновный, обрати свой гнев на Марка.
   — На меня? — Марк повернулся, тут же плюхнулся в лужу и не сумел бросить на меня убийственный взгляд. — Что за бред?
   — А кто молчал как рыба об лед, когда Лешу посетила гениальная идея принять приглашение Бориса? Если бы ты хоть подмигнул, мы никогда не вкусили бы прелестей отдыха в этом роскошном гадючьем гнезде!
   — А почему это ты во всем винишь Марка? — вмешался Прошка. — Лешеньку своего драгоценного выгораживаешь? Между прочим, он обещал нам, что ничего плохого в этом отеле не произойдет. А, Леша?! Или, по-твоему, два трупа внесли приятное разнообразие в наши тоскливые серые будни?
   — Я говорил, что мы присмотрим за Варькой и ничего плохого не произойдет с ней, — сказал в свое оправдание Леша. — Как видишь, она жива и здорова.
   — Это ненадолго, — буркнул Марк, увидев, что я барахтаюсь в очередной грязевой ванне.
   — Напрасно ты так считаешь, — пробормотал Прошка, помогая мне подняться. — Варьку, как тараканов, ничто не берет. Это ж надо было додуматься, Леша: оберегать эту гарпию! Какой безумец отважится подойти к Варваре ближе, чем на пушечный выстрел?
   С этими словами Прошка звонко шлепнулся в лужу лицом и временно утратил красноречие. Воспользовавшись этим, я подробно и неспешно объяснила ему, кто он такой, где получил воспитание и какими у него будут дети. Прошка, отплевавшись, разразился ответным панегириком.
   — Может, вы ненадолго отложите куртуазную беседу? — поинтересовался Марк. — Подождете, пока мы окажемся в более располагающей обстановке?
   — Да, пожалуйста, не нужно сейчас ругаться, — попросил Генрих, меланхолично разглядывая ногу, которую только что вытащил из болота без сапога.
   — Ладно, — смиренно согласилась я. — Только взамен ты должен рассказать нам для поднятия духа какую-нибудь историю.
   — Да вы, наверное, все мои истории уже наизусть выучили, — грустно сказал Генрих. Потом помолчал и неожиданно ухмыльнулся. — Разве что ты позволишь мне рассказать о случае с Серегой Тихоновым.
   — Что?! — Прошка застыл на месте, словно цапля — с одной поднятой ногой. — У Варвары еще остались от нас секреты?
   — Это какой такой Тихонов? — насторожился Марк. — Не Тиша ли с кафедры небесной механики? Вот уж не поверю, что с ним могло случиться что-нибудь заслуживающее внимания!
   — И тем не менее… — Генрих снова обратился ко мне:
   — Ну так как, Варька? Даешь «добро»?
   — Хочешь продать меня с потрохами?
   У Прошки загорелись глаза.
   — Да будет тебе, Варвара! Наверняка все давно быльем поросло.
   — Тем более ни к чему вытаскивать на свет божий этот пропахший нафталином мелкий эпизод.
   — Эгоистка! На какие муки мы пошли ради нее! А ей жалко, если Генрих немного поднимет нам настроение?
   — Наоборот, сейчас это мое главное желание. Но для поднятия настроения гораздо больше годится случай с Солнышком.
   Прошка моментально стушевался.
   — Про Солнышко все уже слышали, — принял эстафету Марк. — Не вредничай, Варвара. От тебя не убудет.
   — Правда, Варька, не упрямься, — присоединился к общему хору Леша. — Веселее будет идти.
   Отказать Леше я не в состоянии.
   — Ладно, валяйте. Пейте мою кровушку.
   — Эту легенду я услышал от своего земляка и Серегиного соседа по комнате. Тиша поделился с ним своей бедой, а тот, зная о нашей с Варварой дружбе, пришел ко мне за советом. Я, в свою очередь, отправился к Варьке, мы поговорили, и она наложила на мои уста печать. Мой земляк, со своей стороны, тоже был связан словом, данным Тише. Так что, кроме нас четверых, ни одна душа на мехмате ничего не узнала.
   Удивительно, Марк, что ты вспомнил Тихонова. Человека незаметнее не нашлось бы на всем факультете. Вот уж действительно говорящая фамилия! Однажды я присутствовал на вечеринке, которая затянулась до утра, а когда уходил, чуть не упал от удивления, увидев в прихожей Тишу. Мы провели в одной комнате часов двенадцать, а я даже не подозревал, что он в числе приглашенных! Тиша совершенно терялся, когда на него обращали внимание. Если на семинаре преподаватель просил его решить задачу у доски, бедняга превращался в соляной столп, хотя парень был очень даже неглупый: на зачетах успевал подсказать решение половине группы.
   Как верно подмечено, люди обычно тянутся к своим противоположностям. И Тиша не был исключением. Его пленила наша Варька.
   — При чем тут «противоположность»? — возмутилась я. — Мы с Тишей похожи, как однояйцевые близнецы. И ростом, и статью, и кротким нравом. И вообще… — Я не договорила, потому что мое внимание привлекли громкий плеск и хлюпанье.
   — Помолчи, Варвара, — велел Марк, когда все четверо встали на ноги. — Сейчас не твое выступление. Продолжай, Генрих.
   — Долгое время Тиша обожал Варьку издали, словно богиню Олимпа. Но потом сила чувства толкнула его на дерзкий поступок. Он потратил всю стипендию, купив у спекулянта два билета в «Ленком», подошел к Варваре после лекции и, обмирая, пролепетал: «У меня случайно оказался лишний билетик на „Юнону и Авось“. Если у вас завтра не занят вечер… может быть… я подумал…» Пока Тиша беспомощно барахтался, пытаясь закончить фразу, Варька решила, что ради похода на «Юнону и Авось» дела можно и отложить, выхватила билет из дрожащей руки Сергея и сказала: «Да, спасибо. Сколько я тебе должна?» Однако, увидев Тишино лицо, она все же поняла, какую допустила оплошность. Пристыженная и растроганная, она заговорила с робким Ромео чрезвычайно ласково и с благодарностью приняла его приглашение.
   С этого все и началось. В следующий раз Тиша пригласил свое божество на концерт, потом на выставку, потом в кино и так далее. В один прекрасный день он решил обойтись без культурной программы и предложил Варьке просто погулять. Они отправились на Воробьевы горы. Стоял дивный майский вечер, теплый и душистый. В небе появились первые звезды, набережная внизу осветилась огнями. Тиша с Варькой брели по пустынной аллее и беседовали о Куприне. Потом в разговоре возникла заминка, и Тиша, шалея от собственной смелости, взял любимую девушку за руку. Варька руки не отняла. Тогда, совсем расхрабрившись, Тиша сиплым от волнения голосом предложил ей посидеть на скамейке. Варька согласилась. С колотящимся сердцем Тиша подвел любимую к скамейке, сел рядом и… обнял дрожащей рукой за талию. Варька, измученная зачетной сессией и ранними вылазками с метлой, доверчиво положила голову кавалеру на плечо и безмятежно заснула. А тем временем ничего не подозревающий Тиша млел от счастья и собирался с духом, чтобы сделать следующий шаг. И вот наконец он приблизил губы к Варькиному ушку и прошептал: «Выходи за меня замуж». Сон мигом слетел с Варвары. «Ты спятил!» — заорала она и распрямилась — стремительно, как согнутая пополам пила. Пока потрясенный, наполовину оглохший Тиша по-рыбьи открывал и закрывал рот, Варька быстроногой ланью умчалась прочь.
   — Так эта фобия появилась у нее уже давно! — смекнул Прошка, выныривая из очередной ямы. — Надо сказать, Варвара, твоя изобретательность за какие-то полтора десятка лет достигла запредельных высот. Если от первого жениха ты избавилась, просто лишив беднягу слуха, то предпоследний уже угодил за решетку, а последний и вовсе приказал долго жить. Интересно, что сталось с промежуточными? Где они теперь, эти сирые, убогие, покалеченные? Сколько их было? Знаешь, Варька, я бы на твоем месте написал книгу — что-то вроде справочного руководства. Название я уже придумал: «Как избежать замужества».
   — Хорошо, — согласилась я, потому что друзьям всегда иду навстречу. — Так я и сделаю. Только не забудь потом, что это была твоя идея. У меня и свидетели есть.
   — Эй-эй! — возмущенно вскричал Прошка. — Попробуй только сделать из меня посмешище! Я подам на тебя в суд за клевету. До конца жизни не расплатишься!
   — Что ты, Прошка, при чем тут клевета? Клянусь тебе: каждое слово в этой книге будет правдой, одной только правдой и ничем, кроме правды.