Страница:
— Сколько осталось загадок? Четыре? Всего-то! Тем более что одну мы можем решить немедленно. — Прошка обвел нас победным взглядом. — Что нам мешает сходить к истопнику и справиться у него об известии, которое он сообщил Борису по приезде?
— Вообще-то в твоем предложении есть рациональное зерно, — подумав, вынес вердикт Марк. — Даже если Борис хотел скрыть от нас правду и попросил Павла Сергеевича помалкивать, со смертью хозяина молчание истопника наверняка утратило смысл.
— А мне кажется, сейчас не стоит заваливаться к Павлу Сергеевичу и терзать его вопросами, — высказался Генрих. — Когда мы вернулись, он едва на ногах держался. Пусть немного отдохнет.
— Ладно, отложим до завтра, — сжалился Прошка. — Нам, между прочим, тоже отдохнуть не мешает. Когда мы вчера легли? Часа в четыре? А в девять доблестный Георгий устроил концерт. Я уже не говорю о том, какой сегодня выдался день. И почему у нас всегда все не как у людей? Подумать только, в кои-то веки выпал случай насладиться природой, покоем и роскошью, и на тебе… Не проходит и суток, как выясняется, что нас окружают параноики, уголовники, покойники и чертова пропасть загадок. Проклятие над нами висит, что ли?
Я вздохнула:
— Насчет проклятья не знаю, но одно могу сказать точно: с тех пор как я связалась с вами, моя жизнь стала похожа на гибрид театра абсурда и фильма ужасов.
— Нет, как вам это нравится! — возмутился Прошка. — Ради этой бесстыжей нахалки мы поперлись невесть в какую глушь, ежечасно рискуем жизнью и здоровьем, и вот благодарность! Мы же еще и виноваты! Она то и дело ввязывается в какие-нибудь идиотские истории, из которых никогда бы без нас не выпуталась, а мы, стало быть, превращаем ее жизнь в кошмар. Да если бы не мы, на тебя уже лет пятнадцать назад надели бы смирительную рубашку!
— Думаю, в смирительной рубашке мне было бы куда уютнее, чем в твоем скандальном обществе, — скорее по привычке, вяло огрызнулась я.
Прошка, уловив недостаток темперамента в моем ответе, утратил интерес к продолжению пикировки. Общий разговор тоже вскоре заглох. Убрав посуду, все отправились на боковую.
Я устроилась на кожаном диване в кабинете, немного почитала, потом долго ворочалась, но в конце концов уснула.
Разбудил меня кошмар: дверь кабинета, где я спала, медленно открылась, и в комнату бесшумно проскользнул Борис, весь в ряске и болотной грязи. «Заждалась, дорогая?» — игриво прошептал он и расставил руки, чтобы сгрести меня в охапку. Я ускользнула из его мокрых объятий и проблеяла дрожа: «Вообще-то я думала, что ты умер». «Разве для нас это что-то меняет?» — спросил он, глумливо подмигнув, и снова двинулся на меня. «Да. По-моему, твоя смерть — достаточное препятствие для нашего брака». — «Не думал я, что ты такая формалистка. — Борис неожиданно рассвирепел. — Придется тебе тоже умереть». Он бросился на меня, и тут я проснулась.
Кошмар был настолько отчетливым и ярким, что я побоялась снова засыпать. Полежав немного, я встала и, подойдя к окну, отодвинула штору. По небу быстро неслись тучи, то скрывая, то обнажая полную луну. На черной воде озера плясали серебряные блики. Я перевела взгляд на лужайку и обмерла. Почти под моим окном чернел силуэт крупного, рослого человека. Выглянувшая луна окрасила его светлые волосы в мертвенно-голубоватый оттенок. Я шумно вдохнула, в это мгновение человек поднял голову и на меня уставились большие выпученные глаза.
Думайте обо мне, что хотите, но я завизжала.
Глава 10
Глава 11
— Вообще-то в твоем предложении есть рациональное зерно, — подумав, вынес вердикт Марк. — Даже если Борис хотел скрыть от нас правду и попросил Павла Сергеевича помалкивать, со смертью хозяина молчание истопника наверняка утратило смысл.
— А мне кажется, сейчас не стоит заваливаться к Павлу Сергеевичу и терзать его вопросами, — высказался Генрих. — Когда мы вернулись, он едва на ногах держался. Пусть немного отдохнет.
— Ладно, отложим до завтра, — сжалился Прошка. — Нам, между прочим, тоже отдохнуть не мешает. Когда мы вчера легли? Часа в четыре? А в девять доблестный Георгий устроил концерт. Я уже не говорю о том, какой сегодня выдался день. И почему у нас всегда все не как у людей? Подумать только, в кои-то веки выпал случай насладиться природой, покоем и роскошью, и на тебе… Не проходит и суток, как выясняется, что нас окружают параноики, уголовники, покойники и чертова пропасть загадок. Проклятие над нами висит, что ли?
Я вздохнула:
— Насчет проклятья не знаю, но одно могу сказать точно: с тех пор как я связалась с вами, моя жизнь стала похожа на гибрид театра абсурда и фильма ужасов.
— Нет, как вам это нравится! — возмутился Прошка. — Ради этой бесстыжей нахалки мы поперлись невесть в какую глушь, ежечасно рискуем жизнью и здоровьем, и вот благодарность! Мы же еще и виноваты! Она то и дело ввязывается в какие-нибудь идиотские истории, из которых никогда бы без нас не выпуталась, а мы, стало быть, превращаем ее жизнь в кошмар. Да если бы не мы, на тебя уже лет пятнадцать назад надели бы смирительную рубашку!
— Думаю, в смирительной рубашке мне было бы куда уютнее, чем в твоем скандальном обществе, — скорее по привычке, вяло огрызнулась я.
Прошка, уловив недостаток темперамента в моем ответе, утратил интерес к продолжению пикировки. Общий разговор тоже вскоре заглох. Убрав посуду, все отправились на боковую.
Я устроилась на кожаном диване в кабинете, немного почитала, потом долго ворочалась, но в конце концов уснула.
Разбудил меня кошмар: дверь кабинета, где я спала, медленно открылась, и в комнату бесшумно проскользнул Борис, весь в ряске и болотной грязи. «Заждалась, дорогая?» — игриво прошептал он и расставил руки, чтобы сгрести меня в охапку. Я ускользнула из его мокрых объятий и проблеяла дрожа: «Вообще-то я думала, что ты умер». «Разве для нас это что-то меняет?» — спросил он, глумливо подмигнув, и снова двинулся на меня. «Да. По-моему, твоя смерть — достаточное препятствие для нашего брака». — «Не думал я, что ты такая формалистка. — Борис неожиданно рассвирепел. — Придется тебе тоже умереть». Он бросился на меня, и тут я проснулась.
Кошмар был настолько отчетливым и ярким, что я побоялась снова засыпать. Полежав немного, я встала и, подойдя к окну, отодвинула штору. По небу быстро неслись тучи, то скрывая, то обнажая полную луну. На черной воде озера плясали серебряные блики. Я перевела взгляд на лужайку и обмерла. Почти под моим окном чернел силуэт крупного, рослого человека. Выглянувшая луна окрасила его светлые волосы в мертвенно-голубоватый оттенок. Я шумно вдохнула, в это мгновение человек поднял голову и на меня уставились большие выпученные глаза.
Думайте обо мне, что хотите, но я завизжала.
Глава 10
В гостиной по соседству с кабинетом раздался тяжелый «бум», торопливое шлепанье босых ног, грохот опрокидываемой мебели и сдавленное проклятие. Потом дверь кабинета распахнулась, и Лешин голос из темного проема испуганно спросил:
— Варька, ты жива? Что…
Конца фразы я не расслышала, потому что в спальне началось светопреставление. Шумовые эффекты, созданные троицей, которая там расположилась, вполне годились для звукового оформления к картине «Гибель Помпеи». После серии ударов и воплей различной степени громкости светопреставление переместилось в гостиную. Сметая на своем пути оставшуюся после Леши мебель и сопровождая этот процесс нечленораздельными, но выразительными восклицаниями, троица добралась до кабинета. Я догадалась об этом потому, что Леша влетел в комнату пушечным ядром и громко приземлился на письменный стол.
Щелкнул выключатель, и изысканная люстра осветила живописную сцену: перед дверью, кутаясь в простыню, словно в тогу, стоял маленький взъерошенный Прошка и воинственно сжимал в руке тяжелую мраморную пепельницу. За его спиной, прижимая ладонь к груди и испуганно хлопая глазами, возвышался длинный Генрих. В дверном проеме маячил ошалелый Марк и, потирая лоб, таращился на меня безумными глазами. Леша наполовину стоял на полу, наполовину лежал на письменном столе, упираясь обеими руками в столешницу. На паласе валялись сброшенные им письменный прибор, пресс-папье и рассыпанная пачка бумаги.
Марк пришел в себя первым.
— В чем дело, Варвара? — спросил он сурово.
— Там… Борис. — Я слабо махнула рукой в сторону окна, за которым теперь ничего нельзя было разглядеть, поскольку в стекле отражалась люстра.
— Приехали! — мрачно возвестил Прошка. — И главное, до психушки сейчас не доберешься.
Генрих подошел и обнял меня за плечи:
— Успокойся, Варенька. Это просто кошмар.
— Кошмар мне тоже приснился, это верно. Из-за него я проснулась и подошла к окну. И увидела внизу Бориса. Наяву.
Прошка избавился от пепельницы, подскочил к нам и, заслонившись от света ладонями, прижал лицо к стеклу.
— Выключи-ка лампу, Марк. Ну вот, так я и думал: никого там нет. Врубайте свет. Я всегда подозревал, Варвара, что твоя склочность объясняется серьезными отклонениями в психике. Опять же эти странности в поведении… Лечиться тебе надо, голубушка. — Вынося приговор, он величественным жестом закинул край простыни на плечо.
— Может быть, — смиренно согласилась я. — И я даже обещаю последовать твоему совету, если ты сейчас же спустишься туда и осмотришь вон те кусты. Только в одиночку, пожалуйста.
Спеси у Прошки мигом поубавилось, но, желая спасти лицо, он не признал поражение сразу.
— И не подумаю, — отказался он с вызовом. — Я не сомневаюсь, что у тебя галлюцинации и за окном никого нет, но, может быть, по отелю бродит убийца.
— Мы проводим тебя до крыльца, — пообещала я сладким голосом.
— Да что я, придурок, чтобы лазить ночью по кустам, потакая истеричке с буйным воображением?! — деланно возмутился Прошка.
— Ты же так печешься о моем душевном здоровье, — кротко напомнила я. — Неужели тебе жалко ради исцеления друга совершить маленькую ночную прогулку? Даю честное слово в присутствии свидетелей: я соглашусь на полный курс лечения, только пройдись сейчас вдоль фасада и пошарь по кустам.
Свидетели с живым интересом ждали ответа. Прошка лихорадочно соображал, как ему выкрутиться, но никакие ухищрения уже не могли скрыть его активное нежелание проводить предложенный мною эксперимент.
— Ладно, хватит вам, — прервал затянувшуюся паузу Леша. — Мы только теряем время. Я, например, уверен, что Варька действительно кого-то видела. И пока мы тут препираемся, этот кто-то вполне успеет скрыться.
— А я не исключаю, что Прошка прав, — буркнул Марк. — Но в любом случае нужно пойти и проверить. А то мы до утра будем спорить.
Они пошли одеваться, я скинула халат и влезла в штаны со свитером. Через несколько минут пятерка отважных устремилась навстречу неведомому.
— Варька, ты уверена, что видела именно Бориса? — тихонько спросил Генрих, когда мы спускались по лестнице.
— Ну, этот тип под окном был таким высоким и грузным, со светлыми волосами. Никто из наших компаньонов под это описание не подходит. Замухрышка светлый, но маленький и щуплый. Вальдемар довольно высокий, но худой, к тому же шатен. Лева вообще почти брюнет…
— А лица ты не разглядела?
— Нет, только волосы и глаза. Нижняя часть лица оставалась в тени. Но глаза Борисовы. Большие и выпученные.
Мы вышли на воздух, остановились под освещенной крышей портика и прислушались, но шум ветра заглушал прочие звуки, даже если они и были. Я зябко поежилась.
— Ну что, приступим? Давайте разделимся на три группы: двое пойдут вдоль левой части фасада, двое — вдоль правой, а кто-нибудь останется здесь охранять вход на тот случай, если призрак Бориса ускользнет от обеих поисковых партий и попытается проникнуть в отель. Предлагаю доверить этот почетный пост Прошке.
— Почему это мне? — вскинулся Прошка. — Что я, рыжий, что ли?
— Вообще-то да, — сказала я, окинув критическим взглядом его светло-русую шевелюру. — Но цвет твоих волос не имеет отношения к делу. Просто твоя кандидатура самая подходящая. Ты ведь убежден, будто у меня была галлюцинация. Стало быть, бояться тебе нечего.
— Я и не боюсь. — Прошка опасливо стрельнул глазами в сторону кустов. — Но торчать тут столбом и ждать, пока вы завершите свою увеселительную прогулку, не собираюсь. В конце концов, тебе явился призрак Бориса, ты и стой тут на случай, если он не пожелает общаться с нами.
— Я знаю, зачем Варвара подняла нас истошным визгом, — объявил Марк. — Она соскучилась по грызне с Прошкой. А остальные понадобились ей в качестве восторженных зрителей.
— А Бориса, разгуливающего под окнами, я, по-твоему, выдумала?
— Конечно. История с Борисом — откровенное вранье. Перепуганная женщина не станет устраивать базар через пять минут после пережитого шока.
— Это нормальная женщина не станет, — возразил Прошка. — Варька будет базарить даже на собственных похоронах.
— Может, мы все-таки осмотрим лужайку, раз уж все равно вышли? — подал голос Леша. — А разделяться, по-моему, ни к чему. Вместе спокойнее, а за входом можно приглядывать. Он освещен, так что проскочить тут незамеченным будет сложно.
— Да, давайте поскорее покончим с этим неприятным делом, — поддержал его Генрих. — Куда пойдем сначала — направо или налево?
— Наверное, сначала лучше посмотреть под нашими окнами, — сообразила я.
Вычислить наши окна было несложно, поскольку во всем отеле горели только они. Поравнявшись с ними, все, кроме меня, сошли с гравийной дорожки и двинулись к кустам, я же осталась приглядывать за входом. Через две минуты до меня донеслось сдавленное восклицание Марка. Я похолодела и, забыв о входе, помчалась на его голос. Остальные меня опередили и сгрудились вокруг Марка, заслоняя обзор. Я протиснулась между Лешей и Генрихом и остановилась в недоумении.
Вся компания стояла перед каким-то кустом и испуганно таращилась на его основание. Пока я собиралась полюбопытствовать, чем их так заинтересовал этот экземпляр местной флоры, из-за туч показалась луна, и нужда задавать вопросы отпала.
В траве под кустом лежали два высоких кирзовых сапога. И что самое скверное — из голенищ сапог торчали ноги. Туловище и голову скрывал куст.
— Кто это? Борис? — прошептала я, зажмурившись.
— Определенно нет, — сердито ответил Марк. — Ты же присутствовала, когда его укладывали в машину. Никаких сапог на нем не было.
— Я помню эти сапоги, — угрюмо сказал Леша. — Сегодня, когда мы ходили в лес, они были на истопнике.
— Да, Варька, похоже, ты обозналась, — подавленно произнес Генрих. — Приняла седые волосы за светлые.
— Не может быть, — не поверила я. — Павел Сергеевич — худой старик, а тот, под окном, был здоровенный жлоб.
— Тебе так показалось. Из-за телогрейки. Она здорово увеличивает габариты.
— А глаза? Глаза она тоже увеличивает?
— Глаза у Павла Сергеевича совсем не маленькие. А тут он еще смотрел вверх. Брови, наверное, поднял…
— Подождите! — перебил его Прошка неожиданно визгливым голосом. — Вы хотите сказать, что этот человек еще несколько минут назад стоял у Варьки под окном? Значит, где-то здесь бродит убийца?! — Он заметно задрожал и бочком-бочком протиснулся в центр нашей группы.
— Может, он еще живой? — с надеждой спросил Генрих.
— Конечно живой, — буркнул Прошка. — С чего бы ему умирать? От раскаяния, что ли? Это было бы чересчур большой удачей.
Генрих, который говорил конечно же об истопнике, не понял, что Прошка имеет в виду убийцу, и посмотрел на него с изумлением.
— Почему? Что он тебе сделал?
— Пока, к счастью, ничего. Потому-то я и предпочел бы увидеть его мертвым.
Неожиданное заявление совершенно сбило Генриха с толку.
— Но… тебе не кажется, что это очень странная позиция? — начал он осторожно. — Желать человеку смерти только потому, что он ничего тебе пока не сделал? Конечно, никто не знает, какие сюрпризы может преподнести будущее, но…
— Твое мягкосердечие доходит до патологии, — сердито перебил его Прошка. — По-твоему, убийство двух человек — еще недостаточное основание, чтобы желать убийце смерти? Я должен подождать, пока он убьет меня, чтобы иметь право на такое желание?
Генрих, сообразивший, что произошло недоразумение, несколько успокоился. Марк, который все это время пытался пробраться к верхней половине Павла Сергеевича, негромко крикнул из кустов:
— Пульс есть! Но я не могу разглядеть, что с ним…
— С Павлом Сергеевичем, а не с пульсом, — быстро пояснила я, обращаясь к Прошке, дабы предотвратить еще один идиотский диалог.
— Так давайте вытащим его оттуда, — предложил Леша.
— Нельзя. Сначала нужно убедиться, что у него ничего не сломано.
— Не оставлять же человека здесь! — сказала я. — Тогда он уж точно загнется. И потом ты все равно сможешь диагностировать только открытый перелом. Нужен врач.
— Нужен-то он нужен, — проворчал Леша. — Только где его взять?
— За неимением лучшего придется, наверное, опять обращаться к Ларисе. — Я вздохнула. — Надеюсь, в медицинском училище учат распознавать переломы… Подождите здесь, я сейчас за ней сбегаю.
— С ума сошла? — прошипел Марк. — Сбегает она, как же! Наперегонки с убийцей.
— Думаешь, Варвара его не догонит? — с сомнением произнес Прошка. — Вообще-то бегает она неплохо. Хотя, конечно, увидев ее, любой поскачет быстрее зайца…
— Пойдем вместе, Варька, — сказал Леша, не обращая внимания на Прошкин треп.
— Ты полагаешь, вдвоем вы его одолеете? — обеспокоенно спросил Генрих. — Может быть, мне пойти с вами?
— А мы с Марком останемся с этим полутрупом? — вскинулся Прошка. — Ну уж нет! Тогда идемте все. Истопник вполне может полежать один. Он без сознания, ему уже не страшно.
— А если злодей вернется, чтобы его добить? Вдруг Павел Сергеевич остался в живых только потому, что мы вспугнули убийцу? — Я покачала головой. — Нет, всем уходить нельзя. Если ты боишься оставаться, отправляйся с Лешей вместо меня. Наверное, здесь действительно лучше остаться троим.
— Ничего я не боюсь, — обиделся храбрый Прошка, быстро сообразив, что три больше, чем два. — Идите скорее, что вы резину тянете? Вас только за смертью посылать…
Мы с Лешей вышли на гравийную дорожку.
— Если что, кричите! — долетел до нас встревоженный голос Генриха.
Мы резвой рысью помчались к парадному входу отеля, взбежали на третий этаж и, тяжело дыша, остановились перед дверью триста семнадцатого номера. На Лешин стук, негромкий и интеллигентный, ответа не последовало, поэтому я отодвинула его в сторону и забарабанила в дверь кулаками. Через минуту обитатели номера начали подавать признаки жизни, а еще через минуту перед нами предстал Лева — еще более злобный, чем обычно.
— Вы знаете, сколько времени? — процедил он сквозь зубы.
При виде его физиономии у меня в мозгу немедленно взвыла сирена: «Опасность! Опасность! Опасность!» — а собственный страх всегда вызывает во мне ярость.
— Нет, как раз у вас хотели спросить, — процедила я. Лева собирался захлопнуть дверь, но я успела сунуть в щель ногу (благо кроссовки у меня прочные, крепкие, дверью их не раздавишь). — Да, спасибо, мы с удовольствием зайдем.
Леша понял, что должен взять инициативу в свои руки, иначе его сейчас вовлекут в драку.
— Извините, — промямлил он через мою голову. — У нас очередное ЧП. В кустах перед отелем лежит истопник, очевидно, раненый. Вы не могли бы позвать Ларису, чтобы она его осмотрела? К сожалению, она среди нас единственный медик.
Лева уперся в него тяжелым взглядом и долго молчал. Я уже собиралась возобновить штурм, когда он наконец ответил.
— Лариса выпила снотворного. — Он взялся за пояс халата. — Я сам пойду с вами.
— Ах, как же мы сразу не догадались, что вы с женой коллеги, доктор Айболит! — фыркнула я.
— Варька, уймись, — пробормотал Леша у меня над ухом и добавил, обращаясь к Леве:
— Вы медик?
— Нет. Но в ранах разбираюсь лучше жены. — И он все-таки захлопнул дверь перед моим носом.
— Никогда не думала, что киллеры проходят курс неотложной помощи, — буркнула я, адресуясь к двери.
— Что ты на него взъелась? — тихо спросил Леша, отводя меня в сторонку. — Ну отталкивающая у человека внешность, но почему обязательно киллер?
— Потому, — ответила я коротко и ясно.
Леша вздохнул.
— Ищешь на свою голову неприятностей, как будто у нас их без того мало. Зачем наживать врагов, когда в этом нет необходимости?
— От скуки. Здесь уже несколько минут ничего не происходит. Так можно совсем плесенью покрыться. А не послушать ли нам пока, что творится в других номерах? Если убийца пятнадцать минут назад находился там, под окнами, вряд ли он уже сладко спит. Свет нигде не зажигали, значит, возится он в темноте. Мы можем что-нибудь услышать.
— Вряд ли. Скорее всего, этот тип все еще там, снаружи. Когда ты завопила, истопник еще здравствовал, так? Через несколько минут мы вышли в коридор, на лестнице никого не встретили, а потом ты наблюдала за входом. Выходит, у него было от силы десять минут на то, чтобы напасть на Павла Сергеевича, оттащить его в кусты, вернуться в отель, подняться на третий этаж и закрыться в номере.
— По-твоему, десяти минут мало?
— Десять я назвал с запасом. Скорее всего, минут семь. Если он начал действовать, как только ты отвернулась от окна, мог уложиться. Но мы почти сразу включили свет. Он должен был испугаться, что кто-то увидел из окна нападение на истопника и тут же прибежит на помощь. Я бы на его месте не бросился в номер, рискуя нарваться на свидетелей, а отсиделся бы где-нибудь снаружи, подождал бы, пока уляжется суматоха.
— Ты упустил сразу несколько возможностей, — изрекла я менторским тоном. — Во-первых, убийца запросто мог избежать встречи с нами. Он напал на истопника, потом, заметив, что в окне зажегся свет, оттащил жертву в кусты, вошел в отель, спустился на один лестничный пролет, подождал, пока мы выбежим за дверь, и уже тогда спокойно поднялся к себе в номер. Во-вторых, я не все время следила за входом. Когда Марк вскрикнул, я бросилась к вам. Если убийца затаился где-нибудь рядом с дверью, он легко мог проскочить незамеченным, пока мы любовались на сапоги Павла Сергеевича. А это значит…
Раздался скрип открываемой двери, и я замолчала. Зловещий Лева присоединился к нам. Не обменявшись ни словом, мы зашагали к лестнице. В холле Лева нарушил молчание:
— Как это вам удалось наткнуться на раненого истопника ночью, в кустах? Что вы там делали?
— Это допрос, гражданин следователь? — передразнила я его, вспомнив наш предыдущий разговор.
— Нет, естественное любопытство, — в тон мне ответил Лева, показав, что тоже на память не жалуется.
Леша во избежание ненужных осложнений поспешил удовлетворить его любопытство:
— Мы его нарочно искали. То есть на самом деле, конечно, не его… Варвара минут двадцать назад проснулась, подошла к окну и увидела стоящего внизу человека. Ей почудилось, будто это Борис…
Лева резко остановился и смерил меня взглядом, который весьма красноречиво выразил все, что он думает по поводу истеричек, общающихся с потусторонними силами. Леша решил за меня вступиться:
— Она увидела светлые волосы и крупную фигуру. Павел Сергеевич седой, высокий, а толстая телогрейка скрыла его худобу, так что ошибка вполне понятна. Варвара испугалась, разбудила нас, и мы решили посмотреть, кто бы это мог быть. Пришли под окна ее номера и наткнулись на истопника.
— Уже раненного? — Лева хмыкнул. — Быстро. А больше вы никого не видели?
— Только вас, — сказала я сухо.
Лева опять остановился и бросил на меня злобный взгляд:
— Все шутки шутишь? Так можно дошутиться…
На этой многообещающей ноте наш разговор закончился. Я воздержалась от сакраментальной фразы «Мы с вами на брудершафт не пили», поскольку сильно сомневалась, что Левина эрудиция позволит ему вникнуть в ее смысл, а доступного его пониманию достойного ответа придумать не смогла, да, по правде говоря, и не стремилась.
Вскоре мы были на месте. На физиономии Прошки, ожидавшего увидеть в нашем с Лешей обществе красавицу Ларису, отразилось разочарование. Предупреждая его вопрос, почему мы вместо срочной доставки помощи раненому занимались поимкой убийцы, я быстро дала необходимые пояснения:
— Лариса вечером приняла снотворное. Мы привели другого эксперта.
Прошка, Генрих и Марк посмотрели на Леву с сомнением, но расступились. Лева вынул из кармана узкий фонарик и сунулся в кусты, но тут же отпрянул и схватился за глаз.
— Чертова ветка!
Ребята принялись отгибать ветки в стороны. В зарослях образовался тоннель, и свет фонарика выхватил тело человека, лежащего ничком. Лева нагнулся, внимательно осмотрел спину, потом перевел фонарик выше. В пятно света попала седая голова. В верхней части затылка, почти у самой макушки, среди белых волос зловеще темнело бурое пятно. Лева снова полез в карман и на этот раз вытащил упаковку с марлевым бинтом. Сорвав бумагу, он отмотал метровый кусок, оторвал бинт и сложил его в несколько слоев, потом опустился на колени и осторожно подполз к голове раненого. Мы, затаив дыхание, наблюдали, как он приложил белый квадратик к ране и осторожно ощупал ее пальцами.
— Ну? — не вытерпел Прошка. — Что скажете? Это опасно?
— Жить будет, — уверенно ответил Лева, поднимаясь на ноги.
— Варька, ты жива? Что…
Конца фразы я не расслышала, потому что в спальне началось светопреставление. Шумовые эффекты, созданные троицей, которая там расположилась, вполне годились для звукового оформления к картине «Гибель Помпеи». После серии ударов и воплей различной степени громкости светопреставление переместилось в гостиную. Сметая на своем пути оставшуюся после Леши мебель и сопровождая этот процесс нечленораздельными, но выразительными восклицаниями, троица добралась до кабинета. Я догадалась об этом потому, что Леша влетел в комнату пушечным ядром и громко приземлился на письменный стол.
Щелкнул выключатель, и изысканная люстра осветила живописную сцену: перед дверью, кутаясь в простыню, словно в тогу, стоял маленький взъерошенный Прошка и воинственно сжимал в руке тяжелую мраморную пепельницу. За его спиной, прижимая ладонь к груди и испуганно хлопая глазами, возвышался длинный Генрих. В дверном проеме маячил ошалелый Марк и, потирая лоб, таращился на меня безумными глазами. Леша наполовину стоял на полу, наполовину лежал на письменном столе, упираясь обеими руками в столешницу. На паласе валялись сброшенные им письменный прибор, пресс-папье и рассыпанная пачка бумаги.
Марк пришел в себя первым.
— В чем дело, Варвара? — спросил он сурово.
— Там… Борис. — Я слабо махнула рукой в сторону окна, за которым теперь ничего нельзя было разглядеть, поскольку в стекле отражалась люстра.
— Приехали! — мрачно возвестил Прошка. — И главное, до психушки сейчас не доберешься.
Генрих подошел и обнял меня за плечи:
— Успокойся, Варенька. Это просто кошмар.
— Кошмар мне тоже приснился, это верно. Из-за него я проснулась и подошла к окну. И увидела внизу Бориса. Наяву.
Прошка избавился от пепельницы, подскочил к нам и, заслонившись от света ладонями, прижал лицо к стеклу.
— Выключи-ка лампу, Марк. Ну вот, так я и думал: никого там нет. Врубайте свет. Я всегда подозревал, Варвара, что твоя склочность объясняется серьезными отклонениями в психике. Опять же эти странности в поведении… Лечиться тебе надо, голубушка. — Вынося приговор, он величественным жестом закинул край простыни на плечо.
— Может быть, — смиренно согласилась я. — И я даже обещаю последовать твоему совету, если ты сейчас же спустишься туда и осмотришь вон те кусты. Только в одиночку, пожалуйста.
Спеси у Прошки мигом поубавилось, но, желая спасти лицо, он не признал поражение сразу.
— И не подумаю, — отказался он с вызовом. — Я не сомневаюсь, что у тебя галлюцинации и за окном никого нет, но, может быть, по отелю бродит убийца.
— Мы проводим тебя до крыльца, — пообещала я сладким голосом.
— Да что я, придурок, чтобы лазить ночью по кустам, потакая истеричке с буйным воображением?! — деланно возмутился Прошка.
— Ты же так печешься о моем душевном здоровье, — кротко напомнила я. — Неужели тебе жалко ради исцеления друга совершить маленькую ночную прогулку? Даю честное слово в присутствии свидетелей: я соглашусь на полный курс лечения, только пройдись сейчас вдоль фасада и пошарь по кустам.
Свидетели с живым интересом ждали ответа. Прошка лихорадочно соображал, как ему выкрутиться, но никакие ухищрения уже не могли скрыть его активное нежелание проводить предложенный мною эксперимент.
— Ладно, хватит вам, — прервал затянувшуюся паузу Леша. — Мы только теряем время. Я, например, уверен, что Варька действительно кого-то видела. И пока мы тут препираемся, этот кто-то вполне успеет скрыться.
— А я не исключаю, что Прошка прав, — буркнул Марк. — Но в любом случае нужно пойти и проверить. А то мы до утра будем спорить.
Они пошли одеваться, я скинула халат и влезла в штаны со свитером. Через несколько минут пятерка отважных устремилась навстречу неведомому.
— Варька, ты уверена, что видела именно Бориса? — тихонько спросил Генрих, когда мы спускались по лестнице.
— Ну, этот тип под окном был таким высоким и грузным, со светлыми волосами. Никто из наших компаньонов под это описание не подходит. Замухрышка светлый, но маленький и щуплый. Вальдемар довольно высокий, но худой, к тому же шатен. Лева вообще почти брюнет…
— А лица ты не разглядела?
— Нет, только волосы и глаза. Нижняя часть лица оставалась в тени. Но глаза Борисовы. Большие и выпученные.
Мы вышли на воздух, остановились под освещенной крышей портика и прислушались, но шум ветра заглушал прочие звуки, даже если они и были. Я зябко поежилась.
— Ну что, приступим? Давайте разделимся на три группы: двое пойдут вдоль левой части фасада, двое — вдоль правой, а кто-нибудь останется здесь охранять вход на тот случай, если призрак Бориса ускользнет от обеих поисковых партий и попытается проникнуть в отель. Предлагаю доверить этот почетный пост Прошке.
— Почему это мне? — вскинулся Прошка. — Что я, рыжий, что ли?
— Вообще-то да, — сказала я, окинув критическим взглядом его светло-русую шевелюру. — Но цвет твоих волос не имеет отношения к делу. Просто твоя кандидатура самая подходящая. Ты ведь убежден, будто у меня была галлюцинация. Стало быть, бояться тебе нечего.
— Я и не боюсь. — Прошка опасливо стрельнул глазами в сторону кустов. — Но торчать тут столбом и ждать, пока вы завершите свою увеселительную прогулку, не собираюсь. В конце концов, тебе явился призрак Бориса, ты и стой тут на случай, если он не пожелает общаться с нами.
— Я знаю, зачем Варвара подняла нас истошным визгом, — объявил Марк. — Она соскучилась по грызне с Прошкой. А остальные понадобились ей в качестве восторженных зрителей.
— А Бориса, разгуливающего под окнами, я, по-твоему, выдумала?
— Конечно. История с Борисом — откровенное вранье. Перепуганная женщина не станет устраивать базар через пять минут после пережитого шока.
— Это нормальная женщина не станет, — возразил Прошка. — Варька будет базарить даже на собственных похоронах.
— Может, мы все-таки осмотрим лужайку, раз уж все равно вышли? — подал голос Леша. — А разделяться, по-моему, ни к чему. Вместе спокойнее, а за входом можно приглядывать. Он освещен, так что проскочить тут незамеченным будет сложно.
— Да, давайте поскорее покончим с этим неприятным делом, — поддержал его Генрих. — Куда пойдем сначала — направо или налево?
— Наверное, сначала лучше посмотреть под нашими окнами, — сообразила я.
Вычислить наши окна было несложно, поскольку во всем отеле горели только они. Поравнявшись с ними, все, кроме меня, сошли с гравийной дорожки и двинулись к кустам, я же осталась приглядывать за входом. Через две минуты до меня донеслось сдавленное восклицание Марка. Я похолодела и, забыв о входе, помчалась на его голос. Остальные меня опередили и сгрудились вокруг Марка, заслоняя обзор. Я протиснулась между Лешей и Генрихом и остановилась в недоумении.
Вся компания стояла перед каким-то кустом и испуганно таращилась на его основание. Пока я собиралась полюбопытствовать, чем их так заинтересовал этот экземпляр местной флоры, из-за туч показалась луна, и нужда задавать вопросы отпала.
В траве под кустом лежали два высоких кирзовых сапога. И что самое скверное — из голенищ сапог торчали ноги. Туловище и голову скрывал куст.
— Кто это? Борис? — прошептала я, зажмурившись.
— Определенно нет, — сердито ответил Марк. — Ты же присутствовала, когда его укладывали в машину. Никаких сапог на нем не было.
— Я помню эти сапоги, — угрюмо сказал Леша. — Сегодня, когда мы ходили в лес, они были на истопнике.
— Да, Варька, похоже, ты обозналась, — подавленно произнес Генрих. — Приняла седые волосы за светлые.
— Не может быть, — не поверила я. — Павел Сергеевич — худой старик, а тот, под окном, был здоровенный жлоб.
— Тебе так показалось. Из-за телогрейки. Она здорово увеличивает габариты.
— А глаза? Глаза она тоже увеличивает?
— Глаза у Павла Сергеевича совсем не маленькие. А тут он еще смотрел вверх. Брови, наверное, поднял…
— Подождите! — перебил его Прошка неожиданно визгливым голосом. — Вы хотите сказать, что этот человек еще несколько минут назад стоял у Варьки под окном? Значит, где-то здесь бродит убийца?! — Он заметно задрожал и бочком-бочком протиснулся в центр нашей группы.
— Может, он еще живой? — с надеждой спросил Генрих.
— Конечно живой, — буркнул Прошка. — С чего бы ему умирать? От раскаяния, что ли? Это было бы чересчур большой удачей.
Генрих, который говорил конечно же об истопнике, не понял, что Прошка имеет в виду убийцу, и посмотрел на него с изумлением.
— Почему? Что он тебе сделал?
— Пока, к счастью, ничего. Потому-то я и предпочел бы увидеть его мертвым.
Неожиданное заявление совершенно сбило Генриха с толку.
— Но… тебе не кажется, что это очень странная позиция? — начал он осторожно. — Желать человеку смерти только потому, что он ничего тебе пока не сделал? Конечно, никто не знает, какие сюрпризы может преподнести будущее, но…
— Твое мягкосердечие доходит до патологии, — сердито перебил его Прошка. — По-твоему, убийство двух человек — еще недостаточное основание, чтобы желать убийце смерти? Я должен подождать, пока он убьет меня, чтобы иметь право на такое желание?
Генрих, сообразивший, что произошло недоразумение, несколько успокоился. Марк, который все это время пытался пробраться к верхней половине Павла Сергеевича, негромко крикнул из кустов:
— Пульс есть! Но я не могу разглядеть, что с ним…
— С Павлом Сергеевичем, а не с пульсом, — быстро пояснила я, обращаясь к Прошке, дабы предотвратить еще один идиотский диалог.
— Так давайте вытащим его оттуда, — предложил Леша.
— Нельзя. Сначала нужно убедиться, что у него ничего не сломано.
— Не оставлять же человека здесь! — сказала я. — Тогда он уж точно загнется. И потом ты все равно сможешь диагностировать только открытый перелом. Нужен врач.
— Нужен-то он нужен, — проворчал Леша. — Только где его взять?
— За неимением лучшего придется, наверное, опять обращаться к Ларисе. — Я вздохнула. — Надеюсь, в медицинском училище учат распознавать переломы… Подождите здесь, я сейчас за ней сбегаю.
— С ума сошла? — прошипел Марк. — Сбегает она, как же! Наперегонки с убийцей.
— Думаешь, Варвара его не догонит? — с сомнением произнес Прошка. — Вообще-то бегает она неплохо. Хотя, конечно, увидев ее, любой поскачет быстрее зайца…
— Пойдем вместе, Варька, — сказал Леша, не обращая внимания на Прошкин треп.
— Ты полагаешь, вдвоем вы его одолеете? — обеспокоенно спросил Генрих. — Может быть, мне пойти с вами?
— А мы с Марком останемся с этим полутрупом? — вскинулся Прошка. — Ну уж нет! Тогда идемте все. Истопник вполне может полежать один. Он без сознания, ему уже не страшно.
— А если злодей вернется, чтобы его добить? Вдруг Павел Сергеевич остался в живых только потому, что мы вспугнули убийцу? — Я покачала головой. — Нет, всем уходить нельзя. Если ты боишься оставаться, отправляйся с Лешей вместо меня. Наверное, здесь действительно лучше остаться троим.
— Ничего я не боюсь, — обиделся храбрый Прошка, быстро сообразив, что три больше, чем два. — Идите скорее, что вы резину тянете? Вас только за смертью посылать…
Мы с Лешей вышли на гравийную дорожку.
— Если что, кричите! — долетел до нас встревоженный голос Генриха.
Мы резвой рысью помчались к парадному входу отеля, взбежали на третий этаж и, тяжело дыша, остановились перед дверью триста семнадцатого номера. На Лешин стук, негромкий и интеллигентный, ответа не последовало, поэтому я отодвинула его в сторону и забарабанила в дверь кулаками. Через минуту обитатели номера начали подавать признаки жизни, а еще через минуту перед нами предстал Лева — еще более злобный, чем обычно.
— Вы знаете, сколько времени? — процедил он сквозь зубы.
При виде его физиономии у меня в мозгу немедленно взвыла сирена: «Опасность! Опасность! Опасность!» — а собственный страх всегда вызывает во мне ярость.
— Нет, как раз у вас хотели спросить, — процедила я. Лева собирался захлопнуть дверь, но я успела сунуть в щель ногу (благо кроссовки у меня прочные, крепкие, дверью их не раздавишь). — Да, спасибо, мы с удовольствием зайдем.
Леша понял, что должен взять инициативу в свои руки, иначе его сейчас вовлекут в драку.
— Извините, — промямлил он через мою голову. — У нас очередное ЧП. В кустах перед отелем лежит истопник, очевидно, раненый. Вы не могли бы позвать Ларису, чтобы она его осмотрела? К сожалению, она среди нас единственный медик.
Лева уперся в него тяжелым взглядом и долго молчал. Я уже собиралась возобновить штурм, когда он наконец ответил.
— Лариса выпила снотворного. — Он взялся за пояс халата. — Я сам пойду с вами.
— Ах, как же мы сразу не догадались, что вы с женой коллеги, доктор Айболит! — фыркнула я.
— Варька, уймись, — пробормотал Леша у меня над ухом и добавил, обращаясь к Леве:
— Вы медик?
— Нет. Но в ранах разбираюсь лучше жены. — И он все-таки захлопнул дверь перед моим носом.
— Никогда не думала, что киллеры проходят курс неотложной помощи, — буркнула я, адресуясь к двери.
— Что ты на него взъелась? — тихо спросил Леша, отводя меня в сторонку. — Ну отталкивающая у человека внешность, но почему обязательно киллер?
— Потому, — ответила я коротко и ясно.
Леша вздохнул.
— Ищешь на свою голову неприятностей, как будто у нас их без того мало. Зачем наживать врагов, когда в этом нет необходимости?
— От скуки. Здесь уже несколько минут ничего не происходит. Так можно совсем плесенью покрыться. А не послушать ли нам пока, что творится в других номерах? Если убийца пятнадцать минут назад находился там, под окнами, вряд ли он уже сладко спит. Свет нигде не зажигали, значит, возится он в темноте. Мы можем что-нибудь услышать.
— Вряд ли. Скорее всего, этот тип все еще там, снаружи. Когда ты завопила, истопник еще здравствовал, так? Через несколько минут мы вышли в коридор, на лестнице никого не встретили, а потом ты наблюдала за входом. Выходит, у него было от силы десять минут на то, чтобы напасть на Павла Сергеевича, оттащить его в кусты, вернуться в отель, подняться на третий этаж и закрыться в номере.
— По-твоему, десяти минут мало?
— Десять я назвал с запасом. Скорее всего, минут семь. Если он начал действовать, как только ты отвернулась от окна, мог уложиться. Но мы почти сразу включили свет. Он должен был испугаться, что кто-то увидел из окна нападение на истопника и тут же прибежит на помощь. Я бы на его месте не бросился в номер, рискуя нарваться на свидетелей, а отсиделся бы где-нибудь снаружи, подождал бы, пока уляжется суматоха.
— Ты упустил сразу несколько возможностей, — изрекла я менторским тоном. — Во-первых, убийца запросто мог избежать встречи с нами. Он напал на истопника, потом, заметив, что в окне зажегся свет, оттащил жертву в кусты, вошел в отель, спустился на один лестничный пролет, подождал, пока мы выбежим за дверь, и уже тогда спокойно поднялся к себе в номер. Во-вторых, я не все время следила за входом. Когда Марк вскрикнул, я бросилась к вам. Если убийца затаился где-нибудь рядом с дверью, он легко мог проскочить незамеченным, пока мы любовались на сапоги Павла Сергеевича. А это значит…
Раздался скрип открываемой двери, и я замолчала. Зловещий Лева присоединился к нам. Не обменявшись ни словом, мы зашагали к лестнице. В холле Лева нарушил молчание:
— Как это вам удалось наткнуться на раненого истопника ночью, в кустах? Что вы там делали?
— Это допрос, гражданин следователь? — передразнила я его, вспомнив наш предыдущий разговор.
— Нет, естественное любопытство, — в тон мне ответил Лева, показав, что тоже на память не жалуется.
Леша во избежание ненужных осложнений поспешил удовлетворить его любопытство:
— Мы его нарочно искали. То есть на самом деле, конечно, не его… Варвара минут двадцать назад проснулась, подошла к окну и увидела стоящего внизу человека. Ей почудилось, будто это Борис…
Лева резко остановился и смерил меня взглядом, который весьма красноречиво выразил все, что он думает по поводу истеричек, общающихся с потусторонними силами. Леша решил за меня вступиться:
— Она увидела светлые волосы и крупную фигуру. Павел Сергеевич седой, высокий, а толстая телогрейка скрыла его худобу, так что ошибка вполне понятна. Варвара испугалась, разбудила нас, и мы решили посмотреть, кто бы это мог быть. Пришли под окна ее номера и наткнулись на истопника.
— Уже раненного? — Лева хмыкнул. — Быстро. А больше вы никого не видели?
— Только вас, — сказала я сухо.
Лева опять остановился и бросил на меня злобный взгляд:
— Все шутки шутишь? Так можно дошутиться…
На этой многообещающей ноте наш разговор закончился. Я воздержалась от сакраментальной фразы «Мы с вами на брудершафт не пили», поскольку сильно сомневалась, что Левина эрудиция позволит ему вникнуть в ее смысл, а доступного его пониманию достойного ответа придумать не смогла, да, по правде говоря, и не стремилась.
Вскоре мы были на месте. На физиономии Прошки, ожидавшего увидеть в нашем с Лешей обществе красавицу Ларису, отразилось разочарование. Предупреждая его вопрос, почему мы вместо срочной доставки помощи раненому занимались поимкой убийцы, я быстро дала необходимые пояснения:
— Лариса вечером приняла снотворное. Мы привели другого эксперта.
Прошка, Генрих и Марк посмотрели на Леву с сомнением, но расступились. Лева вынул из кармана узкий фонарик и сунулся в кусты, но тут же отпрянул и схватился за глаз.
— Чертова ветка!
Ребята принялись отгибать ветки в стороны. В зарослях образовался тоннель, и свет фонарика выхватил тело человека, лежащего ничком. Лева нагнулся, внимательно осмотрел спину, потом перевел фонарик выше. В пятно света попала седая голова. В верхней части затылка, почти у самой макушки, среди белых волос зловеще темнело бурое пятно. Лева снова полез в карман и на этот раз вытащил упаковку с марлевым бинтом. Сорвав бумагу, он отмотал метровый кусок, оторвал бинт и сложил его в несколько слоев, потом опустился на колени и осторожно подполз к голове раненого. Мы, затаив дыхание, наблюдали, как он приложил белый квадратик к ране и осторожно ощупал ее пальцами.
— Ну? — не вытерпел Прошка. — Что скажете? Это опасно?
— Жить будет, — уверенно ответил Лева, поднимаясь на ноги.
Глава 11
На всех лицах отразилось облегчение, и только Прошка выказал недоверие.
— Вы уверены? — спросил он подозрительно.
Лева пожал плечами.
— Кость цела. Может быть сотрясение мозга, но от этого не умирают.
— Вы же не рентген. Откуда вам известно, что в черепе нет трещины?
— Мне неизвестно. — Лева начал раздражаться. — Но я видел людей, у которых мозги торчали наружу и которые потом… — Он осекся. — Трещина зарастет. Отлежится ваш истопник несколько дней и будет как новенький.
Эта длинная речь явно его утомила, и он перешел на язык жестов, а точнее, махнул рукой, показывая, что Павла Сергеевича нужно поднять и перенести в более подобающее место. Ребята засуетились, стараясь выполнить эту операцию как можно бережнее. Мне доверили держать фонарик. После целой серии взаимных обвинений в умственной отсталости и физической неполноценности им наконец удалось извлечь Павла Сергеевича из зарослей и относительно плавно поднять на руки.
— Куда понесем? В отель? — спросил Леша.
— Лучше в сторожку, — предложила я. — Думаю, ему будет приятнее очнуться в привычной обстановке.
Процессия медленно тронулась в путь и через несколько минут достигла бревенчатого домика, расположенного слева от отеля, если стоять к последнему лицом. Дверь оказалась открытой, и Павла Сергеевича беспрепятственно доставили в собственное жилище. Оно представляло собой маленькую комнату и кухоньку, большую часть которой занимала печь, обогревавшая сразу оба помещения, поскольку ее задняя стенка была одновременно стеной комнаты.
С Павла Сергеевича стащили телогрейку и сапоги и уложили его на кушетку, повернув голову так, чтобы раны ничто не касалось.
— А рану надо бы промыть и перевязать, — озабоченно сказал Генрих, глядя на окровавленный квадратик бинта.
Я обвела глазами комнату, увидела на шкафу автомобильную аптечку и кивком показала на нее Марку. Тот достал аптечку и вытащил из нее перевязочный пакет и перекись водорода.
— Ну как, сами справитесь? — поинтересовался Лева. — Тогда я пошел.
Никто не стал его удерживать. На пороге он обернулся и пообещал:
— Утром зайду. Если очнется, не позволяйте ему вставать. А я пока поработаю за истопника.
— Поразительное благородство, — заметила я, когда за ним закрылась дверь. — Надеюсь, мы не взлетим на воздух. Впрочем, в ближайшие несколько дней нам это не грозит, поскольку мы будем жить у Павла Сергеевича, а здесь нет парового отопления.
— Почему это мы будем жить у Павла Сергеевича? — встрепенулся Прошка.
— Потому что мы не можем оставить его без присмотра, пока он полностью не поправится, — терпеливо объяснил ему Марк, отвлекшись от промывания раны. — Может быть, только наше вмешательство спасло его от смерти и убийца ждет возможности довести дело до конца.
— Но здесь даже спать негде!
— На полу выспишься.
— На полу! Когда в двух шагах отсюда меня ждет роскошный люкс с шестиспальной кроватью!
— Ну, раз такое дело, конечно, отправляйся туда, — сказала я едко. — Мы не можем лишить тебя свидания с постелькой. Только на твоем месте я побежала бы до роскошного люкса на максимально возможной скорости и забаррикадировала дверь, как Георгий. Глядишь, убийца окажется не столь проворен и тебе удастся пережить сегодняшнюю ночь.
— Вы уверены? — спросил он подозрительно.
Лева пожал плечами.
— Кость цела. Может быть сотрясение мозга, но от этого не умирают.
— Вы же не рентген. Откуда вам известно, что в черепе нет трещины?
— Мне неизвестно. — Лева начал раздражаться. — Но я видел людей, у которых мозги торчали наружу и которые потом… — Он осекся. — Трещина зарастет. Отлежится ваш истопник несколько дней и будет как новенький.
Эта длинная речь явно его утомила, и он перешел на язык жестов, а точнее, махнул рукой, показывая, что Павла Сергеевича нужно поднять и перенести в более подобающее место. Ребята засуетились, стараясь выполнить эту операцию как можно бережнее. Мне доверили держать фонарик. После целой серии взаимных обвинений в умственной отсталости и физической неполноценности им наконец удалось извлечь Павла Сергеевича из зарослей и относительно плавно поднять на руки.
— Куда понесем? В отель? — спросил Леша.
— Лучше в сторожку, — предложила я. — Думаю, ему будет приятнее очнуться в привычной обстановке.
Процессия медленно тронулась в путь и через несколько минут достигла бревенчатого домика, расположенного слева от отеля, если стоять к последнему лицом. Дверь оказалась открытой, и Павла Сергеевича беспрепятственно доставили в собственное жилище. Оно представляло собой маленькую комнату и кухоньку, большую часть которой занимала печь, обогревавшая сразу оба помещения, поскольку ее задняя стенка была одновременно стеной комнаты.
С Павла Сергеевича стащили телогрейку и сапоги и уложили его на кушетку, повернув голову так, чтобы раны ничто не касалось.
— А рану надо бы промыть и перевязать, — озабоченно сказал Генрих, глядя на окровавленный квадратик бинта.
Я обвела глазами комнату, увидела на шкафу автомобильную аптечку и кивком показала на нее Марку. Тот достал аптечку и вытащил из нее перевязочный пакет и перекись водорода.
— Ну как, сами справитесь? — поинтересовался Лева. — Тогда я пошел.
Никто не стал его удерживать. На пороге он обернулся и пообещал:
— Утром зайду. Если очнется, не позволяйте ему вставать. А я пока поработаю за истопника.
— Поразительное благородство, — заметила я, когда за ним закрылась дверь. — Надеюсь, мы не взлетим на воздух. Впрочем, в ближайшие несколько дней нам это не грозит, поскольку мы будем жить у Павла Сергеевича, а здесь нет парового отопления.
— Почему это мы будем жить у Павла Сергеевича? — встрепенулся Прошка.
— Потому что мы не можем оставить его без присмотра, пока он полностью не поправится, — терпеливо объяснил ему Марк, отвлекшись от промывания раны. — Может быть, только наше вмешательство спасло его от смерти и убийца ждет возможности довести дело до конца.
— Но здесь даже спать негде!
— На полу выспишься.
— На полу! Когда в двух шагах отсюда меня ждет роскошный люкс с шестиспальной кроватью!
— Ну, раз такое дело, конечно, отправляйся туда, — сказала я едко. — Мы не можем лишить тебя свидания с постелькой. Только на твоем месте я побежала бы до роскошного люкса на максимально возможной скорости и забаррикадировала дверь, как Георгий. Глядишь, убийца окажется не столь проворен и тебе удастся пережить сегодняшнюю ночь.