Клюева Варвара. Уникум (Язык мой - враг мой)

   Но Нинка, узнав о гибели мужа, с первой же секунды заговорила об убийстве. Ирочка соображает, что начнется расследование, Нинку будут расспрашивать о взаимоотношениях в компании, и рано или поздно история с адюльтером всплывет, а с ней - и мотив убийства. Стало быть, Нинку нужно заставить молчать. И, воспользовавшись первой же благоприятной возможностью, Ирочка решает эту задачу. Ну, что скажете?
   - Все это хорошо, - произнес после долгого молчания Леша, - но в твоей гипотезе есть одна маленькая неувязочка. Когда Мирон изливал на берегу моря свою злобу, то разговаривал он не с кем-нибудь, а с Ирочкиным мужем. И если Ирочка приняла слово "шлюха" на свой счет, то убивать Мирона было поздно: правда уже вылезла наружу.
   Я бессильно опустилась на камень. Справедливость Лешиного аргумента была очевидна. Моя стройная теория разбилась вдребезги. "Нет, не вычислить нам убийцу, - подумала я устало. - И мне никогда не снять с себя подозрения".
   - Да, жалко, - вздохнув, сказал Прошка. - Такая хорошая была версия!
   - Леша, а ты не помнишь, что именно говорила Нинка за столом? После какого ее высказывания все замолчали? - спросил вдруг Марк.
   Леша задрал голову и принялся изучать звездное небо.
   - М-м... сейчас подумаю. Прошка заметил, что ночное небо в горах выглядит совсем по-другому, и рассказал, как его возили в обсерваторию на Памире. Ирочка сказала: "А вот у меня была история..." Тут Нина ее перебила: "Как, еще одна? Ира, ты ошиблась в призвании. С таким фейерверком историй тебе надо было беллетристику писать". Ирочка осеклась, а Генрих попытался сгладить Нинину резкость и сказал: "Это не ошибка в призвании, а просто многогранность дарования. Я сам подумываю, не начать ли мне писать. Только это будет не беллетристика, а наиправдивейшие мемуары". Потом он рассказал, как они с другом собрались на рыбалку, и Генрих, который взялся разбудить друга в три часа ночи, залез не в то окно, дернул за чуб бабушку друга и пробормотал ей в ухо: "А ну вставай, лежебока!" Все посмеялись, а потом Татьяна сказала: "Я тоже однажды по ошибке угодила в очень неловкую историю", на что Нинка заметила: "По-моему, это история твоей жизни". Татьяна замолчала, и все, кроме Ирочки, смутились. А Ирочка защебетала о своих гастролях в Брянске, по приезде в который выяснилось, что на самом деле ее труппу ждут в Смоленске. Тут Нинка спросила: "А что, географический кретинизм - свойство людей вашей профессии или только вашей труппы?" И тогда все окончательно стушевались.
   Я почувствовала новый прилив возбуждения. Мы с Марком переглянулись, и он сказал:
   - Похоже, Варвара, твоя версия не так уж далека от истины.
   - Ты веришь, что Ирочка столкнула Мирона после его разговора с Ярославом? - удивился Леша.
   - Марк не Ирочку имеет в виду, - объяснила я внезапно севшим голосом.
   - Чушь! - Прошка даже вскочил от возмущения. - Татьяна не могла принять "шлюху" на свой счет!
   - Ничего не понимаю, - пробормотал Генрих.
   - Николай! - вспомнила я. - Машенька говорила, что он пожирал Татьяну влюбленными глазами.
   - И Нинка всегда относилась к Славке по-особому, - добавил Марк.
   - Может быть, кто-нибудь из вас объяснит вразумительно, в чем дело? полюбопытствовал Леша.
   Я открыла рот, но поняла, что не могу справиться с голосом, и кивнула Марку.
   - Мы знаем, что Николай и Татьяна учились вместе, - начал Марк. Предположим, когда-то их связывали близкие отношения, но по независящим от них обстоятельствам дело так и не кончилось свадьбой. Они разъехались по разным городам, Татьяна встретила Славку и вышла замуж. Я не думаю, что она все эти годы помнила о Николае; мне кажется, Татьяна - человек цельный и не способна выйти замуж, лишь бы обзавестись семьей. Скорее всего, она действительно любит Славку. Но Николай, возможно, не разлюбил ее до сих пор. Как бы то ни было, неожиданная встреча, должно быть, потрясла их обоих.
   Допустим, в тот день, когда Славки и Мирон отправились к нам, Николай пришел к Татьяне объясниться. Неизвестно, как происходило это объяснение, но, надо полагать, Нинка застала их в самый неподходящий момент. Татьяна попыталась убедить ее, что она неправильно все истолковала, но Нинка в данном случае - человек пристрастный. Славка, который когда-то не ответил ей взаимностью, женился на Татьяне, а ненависть к удачливой сопернице - сильное чувство. Одним словом, Татьяна не получила от Нинки обещания молчать. Потом дамы и Генрих отправились сюда. Ирочкина болтливость избавила остальных от необходимости разговаривать, и таким образом Генрих не заметил напряженности в отношениях двух своих спутниц. А дальше все было так, как описала Варвара. Нинка по приходе сюда сразу же отправилась искать Мирона, потом Татьяна услышала разговор Мирона с Ярославом и оскорбление в адрес Варьки приняла на свой счет. Общая скованность за столом и Нинкины нападки, наверное, довели ее до состояния сжатой пружины. И когда Татьяна столкнулась с Мироном, спусковой механизм сработал.
   - Но какой имело смысл убивать Мирона, если Татьяна полагала, что он уже успел посвятить в ее тайну Ярослава? - спросил Генрих. - Ведь рано или поздно тайна бы открылась.
   - Во-первых, она могла не вполне отдавать себе отчет в своих действиях; во-вторых, как уже говорила Варька, убийца, возможно, рассчитывал, что все примут смерть Мирона за несчастный случай, и это событие полностью затмит собой всякие мелочи. Вроде неверности Татьяны.
   - И, поняв, что ее расчеты не оправдались, Татьяна решила убить Нинку? спросил Прошка. - Или она с самого начала планировала второе убийство?
   - Думаю, заранее она не планировала и первое, - ответила я за Марка. Пока Татьяна не встретила неожиданно Мирона возле тех кустов, она не знала, что ей делать. И Мирона столкнула в состоянии аффекта. Опомнившись, Татьяна, скорее всего, действительно понадеялась на благоприятное стечение обстоятельств. В конце концов, если бы Мирон скончался от сердечного приступа, его смерть действительно заслонила бы для Нинки все. Но когда прозвучало слово "убийцы", Татьяна почувствовала, что ее загоняют в угол. Теперь ей нужно было доводить дело до конца. А тут еще я рассказала ей правду о скандале с Мироном, и она поняла, что Нинка - единственный человек, посвященный в ее тайну. И тайна эта обязательно всплывет во время следствия.
   - Тогда понятно, почему Татьяна принесла с собой успокоительное, - мрачно прокомментировал Леша. - Она заранее знала, что оно понадобится.
   - И понятно, почему она так хладнокровно восприняла известие о гибели Мирона, - добавил Прошка.
   - Но ты не права, Варька! - воскликнул Генрих. - Нина не была единственной обладательницей Татьяниной тайны. А Николай? Если Нина застала их с Татьяной, Николай должен был сразу заподозрить неладное, когда она умерла. И - если он любит Татьяну - всеми силами проталкивать версию, что смерть Нины наступила по естественным причинам. А он сам настоял на вскрытии. Что-то у вас не сходится.
   - Почему? - возразил Марк. - Во-первых, не исключено, что Николай не способен питать любовь к возможной убийце. Настаивая на вскрытии, он хотел избавиться от своих сомнений. Во-вторых, Прошка чуть ли не в глаза обвинил его в смерти Нинки. Кто знает, каков этот Николай на самом деле? Может быть, для него страх перед грязными слухами перевешивает страх за любимую женщину? В-третьих, возможно, он настолько боготворит Татьяну, что мысль о ее причастности к убийству кажется ему невероятной.
   - И правильно. Татьяна не похожа на убийцу, - убежденно заявил Генрих.
   - А по-моему, она единственная из нас, кого можно представить в этой роли, - не согласился Леша. - Хладнокровная, решительная, с сильным характером. Немудрено, что Белову не удалось ее раскрутить. Ирочка с ее самодовольством, истеричностью и глупостью наверняка попалась бы на первом же допросе. И потом - покушения на Марка. Ирочка до такого хода додуматься не могла. А если додумалась да еще сумела так убедительно разыграть страх перед неведомым маньяком и перед Варькой, то она просто гениальна. Если человеку, способному действовать быстро и решительно, умеющему просчитывать ситуацию на несколько ходов вперед, удается убедить окружающих в своей непроходимой глупости и легкомыслии, то тут уж, как говорится, просто мое почтение...
   - Да я вовсе не утверждаю, что убийца - Ирочка, - заволновался Генрих. Но Татьяна не могла...
   - Ну, что я говорил?! - перебил его Прошка. - Генрих в своем репертуаре. Предлагаю немедленно его связать, сунуть в рот кляп и уложить спать.
   - Думаешь, он заснет связанный и с кляпом во рту? - спросила я с сомнением. - Может, лучше отправим его за водой?
   - Я же не нарочно в другую сторону пошел! - жалобно воскликнул Генрих. Со всяким может случиться...
   - Ну, насчет всякого, ты, пожалуй, немного преувеличил, - совершенно серьезно сказал Прошка. - Ты еще скажи, что любой мог запросто перелезть через непроходимые скалы, не обратив на такую мелочь внимания.
   - Может, вы соблаговолите на минутку вернуться к предмету разговора? ядовито поинтересовался Марк. - Или выдающиеся способности Генриха, по-вашему, заслуживают куда большего внимания, чем какой-то там убийца? Что ты, собственно, имеешь в виду, Генрих, говоря, что ни Татьяна, ни Ирочка убить не могли? Варвара в твоем представлении куда больше похожа на убийцу? Или тебе кажется более вероятным, что коварный Славка, пришив лучшего друга и его жену, явился сюда свалить вину на Варьку? А может быть, тебя больше устраивает версия о Леше, убивающем из любви к искусству?
   - Так ты же сам ее предложил! - напомнил Прошка. - Разве Генрих может позволить себе усомниться в твоей гениальной интуиции?
   Леша, почуяв, что сейчас начнется базар, решил сказать свое веское слово:
   - Я не убивал.
   - Это каждый может...
   - Хватит! - отрезал Марк, затыкая Прошке рот. - Или вы будете говорить по существу, или отправляйтесь спать. Устроить балаган и завтра успеете.
   - А что тут говорить-то? - недоуменно спросил Леша. - Все и так ясно. Татьяна - единственный возможный ответ. На это указывает все: и ее характер, и поведение, и непонятная Нинкина озлобленность, на нее направленная. Татьяна принесла успокоительное, она не удивилась, узнав о гибели Мирона, она отправила его жену в медпункт, написав Николаю записку, в которой предлагала сделать Нине укол снотворного. Она находилась в медпункте дольше других. Она врач-хирург и наверняка сталкивалась со смертью. Она умная, решительная женщина, которая вполне способна противостоять следователю. Наконец, она не знала близко ни Мирона, ни Нину; они были ей чужими, посторонними людьми.
   После этой речи все погрузились в молчание.
   - Но мы не вправе утверждать наверняка, что убийца - она, - сказал наконец Генрих. - Мы можем подозревать, догадываться, предполагать, но никаких доказательств справедливости наших предположений у нас нет.
   - Это как раз дело поправимое, - сказала я. - Думаю, если изложить Татьяне все наши доводы и намекнуть, что мы собираемся поделиться своими соображениями со Славками, она дрогнет. В конце концов, ради чего она весь огород городила, как не ради спасения своего брака? А передушить нас всех подушками за приемлемый срок ей удастся едва ли. При всех ее талантах.
   - Ты собираешься ее шантажировать? - ужаснулся Генрих.
   - Варька имеет на это полное моральное право, - решительно заявил Марк. Не забывай, Славки прямо обвинили ее в убийстве.
   - А мы сумеем выманить сюда Татьяну, да еще одну? - усомнился Прошка.
   - У нас есть замечательный предлог, - ответила я. - Она врач, а у Генриха ожоги и температура.
   - Не надо! - испуганно попросил Генрих.
   - Нельзя быть таким щепетильным, Генрих, - назидательно сказал Прошка. Ты хотя бы о Варьке подумал. Представляешь, каково ей сегодня пришлось, когда Славки тут свою стройненькую версию излагали?
   Генрих помолчал, потом тяжело вздохнул:
   - Только не слишком на нее наседайте, ладно?
   Глава 25
   Остаток ночи я провела в неравной борьбе с бессонницей. Мои успехи были временными и незначительными, ее победа - тотальной. Иногда мне удавалось впасть в тревожное забытье, но каждый раз минут через десять сердце ухало вниз или подпрыгивало к горлу, словом, настойчиво старалось извести собственную владелицу.
   Правильно ли мы угадали? В конце концов, Генрих прав: у нас нет ни единого доказательства, только зыбкое предположение связи между Татьяной и Николаем. А Татьяна совершенно непохожа на женщину, способную закрутить роман за спиной мужа. Тогда что могла увидеть Нинка? Ну, пускай даже обезумевший от любви Николай сгреб Татьяну в жаркие объятия. Если Татьяна никак его не поощряла, нечаянный свидетель в худшем случае мог поставить ее в неловкое положение, и только. Что ей грозило? Объяснение с мужем? В таких обстоятельствах это, конечно, малоприятно, но не смертельно. Славка ведь не Отелло какой-нибудь. А представить себе Татьяну подлой обманщицей я, хоть убей, не могу.
   Но и Леша тоже прав. Татьяна идеально соответствует психологическому портрету нашего убийцы: умный, решительный, с сильным характером. Как там говорил Прошка? Убийство чистое и аккуратное, совершивший его способен на мгновенную импровизацию. Или я ничего не понимаю, или это описание профессиональных качеств хорошего хирурга. А в том, что Татьяна - хирург хороший, у меня сомнений нет. Она относится к типу людей, которые блестяще делают все, за что ни берутся.
   Белов назвал убийцу "крепким орешком". С одной стороны, Татьяна под это определение очень подходит, а с другой - я уверена - она не умеет изворачиваться. Во всяком случае, я на это надеюсь. Иначе у нас ничего не выйдет - не добьемся мы от нее признания.
   Мои мысли переключились на предстоящий разговор с Татьяной. С чего начать, с какой стороны к ней подступиться? Как она себя поведет? Удастся ли вытащить ее сюда одну, или Славка увяжется с нами?
   Я вдруг поняла, что идти за Татьяной нужно мне. Леша просто не сможет соврать ей про Генриха, а если я буду врать в его присутствии, он отведет глаза и Славка точно не отпустит Татьяну одну. Да и Марк с Прошкой не смогут вести непринужденную беседу с человеком, которого собираются обвинить в убийстве. А я? Удастся ли мне держаться с Татьяной и Славками естественно, чтобы ни у кого из них не зародилось подозрения?
   Задача, которая поначалу представлялась мне достаточно простой, неожиданно оказалась непосильным испытанием. Чтобы расставить точки над "i", требовалось заманить Татьяну сюда, причем без сопровождающих. А для этого, в свою очередь, требовался человек, в совершенстве умеющий притворяться. Такого среди нас не было.
   "Нет, я должна это сделать. Иначе никому из нас не будет покоя. Я разыграю свою партию без единой фальшивой ноты, даже если после этого умру от перенапряжения. Но идти за Татьяной мне придется одной".
   Рано утром я потихоньку выбралась из палатки и на цыпочках двинулась к тропе, ведущей к морю. Не успела я скрыться за можжевеловыми зарослями, как меня настиг Лешин окрик:
   - Варька! Ты куда это?
   Я обернулась, приложила палец к губам и махнула в сторону моря, надеясь, что Леша отвяжется. Но моя надежда не оправдалась.
   - Подожди, я с тобой!
   Что мне оставалось делать? Затеять свару? Тогда на шум сбежались бы все и мы препирались бы до вечера. Я решила спуститься с Лешей на берег и объясниться там.
   - Леша, я должна пойти в "Бирюзу" одна, - объявила я, когда мы отошли достаточно далеко от палаток. - Ни ты, ни Марк, ни Прошка не сумеете убедительно обставить вызов Татьяны к больному Генриху.
   - А ты сумеешь? Тоже мне гений лицедейства! Нет, одну я тебя не отпущу. Это может оказаться опасным.
   - Что за ерунда?
   - Ничего не ерунда. Тебе придется идти с Татьяной бок о бок на протяжении часа. Что бы ты ни думала о своих актерских способностях, я в них не верю ни на грош. Она догадается, что у тебя на уме.
   - Ну, допустим. Опасность-то в чем? Ты думаешь, Татьяна бросится меня душить? Какой в этом смысл? От моей смерти она ничего не выиграет, а проиграет все.
   - Кто знает, как может повести себя убийца, загнанный в угол? Если Татьяна потеряет голову...
   - Леша, ты сам говорил: Татьяна хладнокровная женщина с трезвым умом и сильным характером. Она не потеряет головы, пока не убедится, что у нас есть неопровержимые доказательства ее виновности. А поскольку у нас их нет, то ей проще повернуться и уйти, не отвечая на наши вопросы, чем подставлять себя под удар, снова пытаясь кого-нибудь убить. У меня одна надежда - на ее страх за свои отношения со Славкой. Пока Славке просто на ум не приходит подозревать жену - да и с чего бы? Татьяне не приходится лгать и изворачиваться. Но если мы зароним в его душе сомнение, для Татьяны начнется сущий ад. Она не больший гений лицедейства, чем я. А обманывать любимого мужа, с которым живешь постоянно, непросто даже для завзятой лицемерки. Она должна будет пойти на риск и рассказать нам все при условии, что Славка ни о чем не узнает. Но для этого нам нужно поговорить с ней без свидетелей. А как только Татьяна увидит твои бегающие глазки, она сразу сообразит, куда ветер дует, и изыщет какой-нибудь предлог, чтобы с нами не ходить. Нет, я должна пойти туда сама и сделать все возможное, чтобы у нее не зародилось подозрений, пока она не окажется у нас в лагере.
   - Одну я тебя не пущу! - уперся Леша. - Я согласен, риск нового убийства невелик, но он есть. И потом, почему ты думаешь, что Татьяна изыщет предлог не ходить с нами, если у нее возникнут подозрения? Ведь тогда мы можем рассказать о своей догадке Славкам. По твоим же собственным словам, она должна бояться этого хуже смерти.
   - Она рискнет. Ведь посвятив Славок в свои измышления, мы ничего не выиграем. Татьяна проиграет - да; но если она решит отмалчиваться, сомнения у нас все равно останутся. И она это понимает. Понадеявшись на то, что среди нас нет людей, способных сделать человеку гадость просто так, без всякой пользы для себя и других, Татьяна попросту начнет избегать всякой возможности остаться с нами наедине. Это совсем нетрудно. Ведь не сегодня-завтра они уедут, а в Москве мы со Славками и до этой истории почти не пересекались. Леша, прошу тебя, не упрямься. Если мы сейчас Татьяну упустим, нам всю жизнь придется мучиться сомнениями.
   Мольба в моем голосе тронула Лешу, и он заколебался.
   - Давай так, - предложил он, подумав. - Я пойду с тобой и посижу где-нибудь в укромном месте. Когда вы с Татьяной пройдете, я пропущу вас подальше - метров на триста - и пойду следом. Но вы должны быть у меня на виду.
   - Но она может тебя заметить! Там, у пансионата, - еще ладно, там полно народу, а здесь, за мысом, - никого. Разве что нудисты. Ты ведь откажешься изображать нудиста?
   - Еще чего! Конечно откажусь.
   - Ну вот видишь...
   - Ничего я не вижу! Или ты соглашаешься на мое предложение, или я пойду с вами рядом.
   Поняв, что большего мне не добиться, я тяжело вздохнула и уступила.
   - Ладно, иди уж следом. Только постарайся на глаза не попадаться. Не топай, как слон, и не сворачивай на своем пути скалы.
   Перед дверью триста седьмого номера я простояла минуты три. Все никак не могла собраться с духом. Теперь я и сама ни на грош не верила в свои актерские способности. Но отступать было некуда. "В конце концов, почему я должна вести себя непринужденно? - мысленно подбадривала я себя. - Я волнуюсь за Генриха, а кроме того, оскорблена подозрениями, высказанными вчера Славками в мой адрес. Правда, меня при этом не было, но ребята могли мне все передать. В таких обстоятельствах скованность и нервозность естественны". И, подавив желание удрать, я храбро постучала в дверь.
   - Да? - произнесли одновременно два голоса - мужской и женский. Испытав острое разочарование (в глубине души я надеялась застать Татьяну одну), я толкнула дверь.
   Они сидели за столом и пили чай - Славка ко мне боком, Татьяна - спиной. Когда я вошла, и он, и она повернулись лицом к двери. При виде меня в глазах Славки мелькнуло удивление и настороженность; Татьяна же восприняла мое появление совершенно спокойно - только посмотрела вопросительно. "Если судить по их физиономиям, то убийца скорее Славка, чем Татьяна, - подумала я. - Хотя, если он считает убийцей меня, отсутствие признаков бурной радости на его лице вполне понятно".
   - Привет, - сказала я хмуро. - У нас опять ЧП. Генрих занедужил.
   - Здравствуй, Варвара, - сдержанно поприветствовал меня Славка. - Мне очень жаль. Можем мы чем-нибудь вам помочь?
   - Ты - нет. Разве что Татьяна... Мы думаем, он просто сильно обгорел, но хотелось бы на всякий случай показать его врачу. А сюда он не дойдет - ноги сбиты и высокая температура.
   - Но Таня - хирург, - напомнил Славка.
   - Конечно, я схожу, - сказала одновременно с ним Татьяна, вставая.
   - Тогда я с тобой, - быстро решил Славка и тоже встал.
   - Э-э... тебе не стоит идти, Славка, - промямлила я и стала лихорадочно соображать, почему не стоит. - Ты... видишь ли, ты расстроил вчера Генриха, и мы боимся, что твое появление ухудшит его состояние. - (Боже, какую чушь я несу!) - То есть... у Генриха совсем упадет настроение, а при болезни это ни к чему. Лучше пусть Татьяна одна со мной пойдет. Мы потом ее проводим.
   Славке совершенно не понравились ни мои слова, ни мое желание увести с собой его жену. Он было уже открыл рот, чтобы ответить категорическим отказом, но вмешалась Татьяна:
   - Варвара права, Владик. Больных, да еще с температурой, нельзя расстраивать. Это снижает иммунитет. И потом вы со Славой хотели ехать за билетами. Чтобы вернуться сегодня, надо отправляться сейчас.
   Я пристально посмотрела на нее и поняла: Татьяна догадалась, зачем она нам понадобилась. Прав Леша: актриса из меня никудышная. Но почему Татьяна не увильнула? Не то что не увильнула, а прямо-таки полезла на рожон. Ведь Славкина позиция давала ей возможность избежать неприятного разговора, не шевельнув пальцем. Скажу сразу: ответа на этот вопрос я не знаю по сей день. Может быть, она не хотела всю жизнь прожить в неизвестности, а может быть, считала, что мы все-таки способны делать гадости бескорыстно. Но так или иначе, она отговорила Славку идти с нами, а сама пошла.
   Мы миновали ворота пансионата, ущелье, забитое туристами, и дошли до нагромождения крупных камней, за которым народу было значительно меньше. За все это время ни одна из нас не произнесла ни слова. Но когда мы перелезли через камни, Татьяна остановилась и посмотрела мне в глаза:
   - Генрих - это только предлог, да?
   - Да, - ответила я прямо.
   Она отвернулась к морю, потом медленно пошла дальше.
   - Я в общем-то догадывалась, что рано или поздно вы доберетесь до правды. Значит, мне не удалось сбить вас с толку? Жаль. Хотя, конечно, глупо было на это рассчитывать... Могу я спросить, что вы собираетесь предпринять?
   Татьяна говорила ровным, совершенно спокойным голосом. И выражение лица у нее было не встревоженным, а скорее грустным. На меня она не смотрела, но не потому, что избегала моего взгляда. Казалось, она просто любуется игрой солнечных бликов на рябой поверхности моря.
   - Не знаю, - ответила я после паузы. - Мы над этим как-то не думали. Пока что нам просто хотелось бы выслушать твою историю. Одно я могу обещать тебе твердо: доносов писать мы не будем.
   - В этом-то я не сомневаюсь, - Татьяна усмехнулась. - При всей своей многогранности на доносчиков вы не похожи. Знаешь, я никак не могу подобрать определение для вашей живописной компании. Вы представляетесь мне неким уникумом, некой популяцией, не имеющей аналогов в животном мире. Умственно отсталые гении, трезвомыслящие сумасброды, сентиментальные циники, суетливые пофигисты, взрослые дети - как вас назвать?
   - Группой даунов, - с готовностью подсказала я.
   - Как назвать ваши отношения? - продолжала Татьяна, пропустив мою реплику мимо ушей. - Дружескими? Родственными? По-моему, вы давно уже перешагнули "заветную черту", которая "есть в близости людей", и из отдельных личностей превратились в диковинный единый организм.
   - Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй. Вот ужас-то! Теперь я буду с криками по ночам просыпаться.
   Татьяна вдруг остановилась и посмотрела на меня жестко.
   - Варвара, я не могу рассказать свою историю вам всем. Может быть, это инстинкт самосохранения. Сейчас мы разговариваем без свидетелей, и при случае я смогу от всего отпереться. Но отпереться от слов, сказанных в присутствии пяти человек, очень трудно, если вообще возможно.
   - Даже если эти пять человек давным-давно превратились в сиамских близнецов?
   - Угу. Даже в этом случае. Скажи мне, Генрих может обойтись без медицинской помощи?
   - Надеюсь, что да. Ты решила оставить нас без объяснений? Предупреждаю сразу: этим ты сильно усугубишь свою вину. Пятеро ни в чем не повинных людей умрут от неутоленной жажды знаний. Неужели у тебя совсем нет сердца?
   - Ты невозможна, Варвара! Я практически созналась тебе в самом страшном преступлении, которое только может совершить человек. Где твои отвращение, негодование, ужас, наконец? Ты способна хоть в каких-нибудь обстоятельствах проявить серьезность?