Страница:
Шарисса прикрыла глаза, когда ее пальцы приблизились к пламени, потому что оно не только пылало так же ярко, как ее собственный магический шар, но еще и гипнотизировало ее.
— Ты провела меня прежде! Снова это не удастся! — прорычала она безобидного вида лампе.
Пламя поднялось высоко, едва не заставив Шариссу отдернуть пальцы, чтобы не обжечься. Однако она опомнилась и снова потянулась вперед, чтобы закончить сражение с хитроумной ловушкой.
— Не получилось!
Языки голодного пламени лизали ее руку, стремясь закоптить и сжечь ее тонкие пальцы, а затем превратить их в пепел. Так бы и случилось, окажись на месте Шариссы кто-либо другой. Вначале инстинкт заставил ее отдернуть руку, но мозг напомнил ей, что она, в конце концов, принадлежит к наиболее могучим волшебникам своего народа. Эта жалкая вещица перед нею была умно сделанной, но не такой уж и могучей игрушкой, и основная ее сила заключалась в ее неприметности. Теперь, когда она знала, какое оружие выбрал враг, все было легко. Лишь гипнотический свет лампы заставил ее так долго задержаться здесь.
Ее ладонь опустилась на язычок пламени и накрыла его — Шарисса держала ее, пока не появилась уверенность, что угрозы больше нет. Простая проверка с помощью высших чувств уверила ее, что лампа снова всего лишь лампа. Пока та не светила, она не могла воздействовать на разум Шариссы. Именно так волшебница в первый раз и уклонилась от ее коварства — для того, чтобы во второй раз оказаться его жертвой…
«Лохиван!»
Она знала, что гнев и растущая усталость могли привести к опрометчивым выводам в тот момент, когда ей следует мыслить ясно, но это, похоже, становилось неважным, чем больше она думала о предательстве. Лохивана она всегда считала хорошим другом, почти таким же, как Геррод… который предупредил ее, что хорошие отношения с его братом не значат ничего, когда глава клана отдает приказ.
— Лохиван, будь ты проклят!
Тезерени и в самом деле захватили Темного Коня. Она вспомнила теперь все, включая тот краткий контакт между нею и угольно-черным скакуном. Да, Шарисса не могла больше ощущать присутствие вечноживущего, но знала, что след приведет к дрейкам и их повелителям.
— Лохиван, тебе с Баракасом лучше молиться вашему Дракону Глубин, чтобы Темный Конь не совершил побег и не взялся за вас!
Это означало, что следовало бы применить заклинание для телепортации. За многие годы она пользовалась таким заклинанием лишь несколько раз: подсознательное опасение, что она окажется в какой-нибудь обители забвения вроде Пустоты, мешало ей делать это чаще. Однако Темный Конь нуждался в ее помощи. Ей не было известно, почувствовал ли ее отец, что его бывший сотоварищ в опасности, и у Шариссы не было времени, чтобы искать его — во всяком случае, не в ее нынешнем состоянии. Каждое прошедшее мгновение — а их и так уже прошло слишком много, пока она колебалась, — делало спасение призрачного скакуна все менее и менее вероятным.
Она подняла руки и глубоко вдохнула. Пора собраться с мыслями и — в путь.
Чувство тревоги лишь мелькнуло в ее мозгу. Что-то обвилось вокруг ее шеи, почти лишив дыхания.
Позади нее голос — голос Лохивана — спокойно сказал другому невидимому и непрошеному гостю:
— Как раз вовремя. Я же сказал, чтобы вы не сомневались во мне.
Мир Шариссы превратился в гудящее размытое пятно… а затем — пелена безмолвия и темноты.
Глава 7
— Ты провела меня прежде! Снова это не удастся! — прорычала она безобидного вида лампе.
Пламя поднялось высоко, едва не заставив Шариссу отдернуть пальцы, чтобы не обжечься. Однако она опомнилась и снова потянулась вперед, чтобы закончить сражение с хитроумной ловушкой.
— Не получилось!
Языки голодного пламени лизали ее руку, стремясь закоптить и сжечь ее тонкие пальцы, а затем превратить их в пепел. Так бы и случилось, окажись на месте Шариссы кто-либо другой. Вначале инстинкт заставил ее отдернуть руку, но мозг напомнил ей, что она, в конце концов, принадлежит к наиболее могучим волшебникам своего народа. Эта жалкая вещица перед нею была умно сделанной, но не такой уж и могучей игрушкой, и основная ее сила заключалась в ее неприметности. Теперь, когда она знала, какое оружие выбрал враг, все было легко. Лишь гипнотический свет лампы заставил ее так долго задержаться здесь.
Ее ладонь опустилась на язычок пламени и накрыла его — Шарисса держала ее, пока не появилась уверенность, что угрозы больше нет. Простая проверка с помощью высших чувств уверила ее, что лампа снова всего лишь лампа. Пока та не светила, она не могла воздействовать на разум Шариссы. Именно так волшебница в первый раз и уклонилась от ее коварства — для того, чтобы во второй раз оказаться его жертвой…
«Лохиван!»
Она знала, что гнев и растущая усталость могли привести к опрометчивым выводам в тот момент, когда ей следует мыслить ясно, но это, похоже, становилось неважным, чем больше она думала о предательстве. Лохивана она всегда считала хорошим другом, почти таким же, как Геррод… который предупредил ее, что хорошие отношения с его братом не значат ничего, когда глава клана отдает приказ.
— Лохиван, будь ты проклят!
Тезерени и в самом деле захватили Темного Коня. Она вспомнила теперь все, включая тот краткий контакт между нею и угольно-черным скакуном. Да, Шарисса не могла больше ощущать присутствие вечноживущего, но знала, что след приведет к дрейкам и их повелителям.
— Лохиван, тебе с Баракасом лучше молиться вашему Дракону Глубин, чтобы Темный Конь не совершил побег и не взялся за вас!
Это означало, что следовало бы применить заклинание для телепортации. За многие годы она пользовалась таким заклинанием лишь несколько раз: подсознательное опасение, что она окажется в какой-нибудь обители забвения вроде Пустоты, мешало ей делать это чаще. Однако Темный Конь нуждался в ее помощи. Ей не было известно, почувствовал ли ее отец, что его бывший сотоварищ в опасности, и у Шариссы не было времени, чтобы искать его — во всяком случае, не в ее нынешнем состоянии. Каждое прошедшее мгновение — а их и так уже прошло слишком много, пока она колебалась, — делало спасение призрачного скакуна все менее и менее вероятным.
Она подняла руки и глубоко вдохнула. Пора собраться с мыслями и — в путь.
Чувство тревоги лишь мелькнуло в ее мозгу. Что-то обвилось вокруг ее шеи, почти лишив дыхания.
Позади нее голос — голос Лохивана — спокойно сказал другому невидимому и непрошеному гостю:
— Как раз вовремя. Я же сказал, чтобы вы не сомневались во мне.
Мир Шариссы превратился в гудящее размытое пятно… а затем — пелена безмолвия и темноты.
Глава 7
— Геррод.
Чародей поднял глаза на своего неожиданного гостя; глубокий капюшон позволял скрыть удивление, появившееся на лице отшельника появлением гостя.
— Господин мой Дру.
В свете, который с трудом проникал в хижину, Дру Зери выглядел устрашающе. Глаза Геррода сузились. Волосы волшебника поседели, а лицо избороздили морщины. Да, он несколько постарел; но Геррод распознал кое-что еще — то, на что те, кто видели Дру Зери каждый день, не обратили бы внимания — потому что они и сами, вероятно, претерпевали подобные изменения.
Волшебник старел. Не так быстро, как сам Геррод, но тем не менее старел. Геррод поежился. Это еще раз подтверждало его опасения относительно воздействия этой страны. «И все же, — чародей не мог не подумать с завистью, — Дру Зери, по крайней мере, досталась роскошь обладания нормальной продолжительностью жизни в несколько тысяч лет или около того. Почему же именно я так обманут?»
— Я нуждаюсь в твоей помощи, Геррод Тезерени. Ты знаешь его лучше, чем я, и я думаю, что ты обладаешь сообразительностью, которая позволит тебе найти его там, куда он скрылся с ней — где бы это место ни находилось.
Чародей пошевелился, зная, что он выглядит скорее как сверток ткани, чем как человек. Ему было все равно. Плащ и капюшон позволяли ему на какое-то время отгораживаться от окружающего мира. А те немногие, кто посещал его, были склонны думать, что такой внешний вид его рассчитан на то, чтобы выбить их из колеи.
— Вы могли бы немного объяснить, в чем заключается смысл ваших слов?
Дру вздохнул, пробуя сохранить спокойствие.
— Шарисса у Баракаса. Я уверен в этом. Вопреки старанию сдержаться, Геррод резко выпрямился.
— Что вы хотите сказать? Он думает, что сможет удерживать ее в своем подобии Королевства? Мой родитель всегда был безумцем, но не глупцом! Что произошло? Наконец началась гражданская война?
Посетитель жестом призвал его к молчанию.
— Позволь мне… позволь мне объяснить получше. — Дру явно собирался с мыслями. — В какой-то момент, вероятно, три дня назад, Шарисса и Темный Конь исчезли… — Он покачал головой. — Ты не знаешь о Темном Коне, да? Мне, наверное, придется объяснить, кто это…
— Я знаю его. Продолжайте.
На лице Дру промелькнуло озадаченное выражение — и исчезло, когда он продолжил свой рассказ.
— Они пропали. Заметили это только на следующий день. Мне бы следовало догадаться об этом раньше, но Шарисса часто целыми ночами засиживалась за своими планами. Что касается Темного Коня, то моя крошечная вселенная, в которой находится Сирвэк Дрэгот, похоже, притупила мое восприятие. И только когда я оставил крепость и возвратился в этот мир, то обратил внимание на отсутствие Темного Коня. Вскоре после того люди начали спрашивать о Шариссе. Я обнаружил, что она выехала из города в этом направлении…
— Она посетила меня. Именно так я и познакомился с вашим Темным Конем. — Геррод выбирал слова с осторожностью, не желая, чтобы отец Шариссы знал, насколько произошедшее огорчает его самого. Волшебник мог бы спросить себя, с чего бы этому Тезерени так тревожиться из-за исчезновения его дочери. Разумеется, они, как известно, были друзьями, но все же…
— Из этой поездки она возвратилась. Об этом я узнал позже. Опросив нескольких из тех, кто все же заслуживает доверия, я выяснил, что последнее, что о ней знают, — это то, что она работала в своих комнатах. Кто-то сказал, что мне следует искать человека по имени Беткен, который — и это несомненно — стремился зачем-то повидать Шариссу. Но я не смог его найти. Его жилище было пусто. Все, что он мог унести с собой, исчезло.
— Вы думаете, что он находится где-то под защитой моего отца.
Дру глубоко вздохнул. Геррод знал, что самое худшее еще впереди, и ему пришлось восхититься способностью Дру Зери связно говорить о том, что несомненно было для него величайшим мучением.
— Я направился к восточному кварталу города, не желая думать, что глава клана предпринял что-либо настолько глупое; но слухи — и не беспочвенные — продолжали настойчиво утверждать противоположное. — Волшебник покачал головой. — Я не буду подробно говорить о том, что я обнаружил относительно Темного Коня, кроме того, что он, я думаю, тоже сделался жертвой вашего клана. Он исчез… совсем исчез…
Великий волшебник коснулся виска, подтверждая, что не может уловить Темного Коня даже своими высшими чувствами. У Геррода уже тоже появилось похожее подозрение. И он, проснувшись этим утром, ощутил отсутствие Темного Коня. Геррод мог лишь предположить, что тот отправился куда-то с Шариссой. Это было бы совсем неудивительно. Она ненавидела телепортацию, а призрачный скакун позволял ей быстро преодолевать большие расстояния.
Геррод поднял глаза и увидел Дру, с тревогой ждущего, пока он осознает сказанное.
— И что сказал обо всем этом мой отец? Я полагаю, что он произнес перед вами некую выспреннюю речь.
— Квартал был пуст. Все они исчезли.
— Что? — В волнении чародей задел рукой стопку листов со своими заметками, и они рассыпались по каменному полу. Он не обратил на них внимания. — Что Вы хотите сказать? Исчезли? Нелепость! — Однако, вопреки сказанному, Геррод по собственному опыту знал, как быстро клан мог в случае желания переменить свое местоположение. Это был один из многих приемов, которыми пользовался его отец в постоянных играх в войну, — сделать ход, когда внимание врага отвлечено.
Переместить более чем тысячу людей посреди ночи? Предводитель клана едва ли покинул бы своих последователей, если бы не планировал создание новой Империи.
— Куда они направились? Похоже, на восток.
— Я не могу сказать с уверенностью. Присутствие Темного Коня, я полагаю, вполне могли бы как-то скрыть от меня.
Дру Зери устал, очень устал. Геррод мог посочувствовать ему, поскольку сам был в таком же напряженном состоянии. Если бы хоть кто-то знал о его изысканиях — и о надеждах, и страхах, которые пробуждают в нем кое-какие из них, — у него мог бы возникнуть соблазн покончить с чародеем… или превозносить его как героя для собственного народа. Геррод не желал ни той, ни другой судьбы. Ему даже было не по себе от собственных великих открытий. Они в равной степени обещали и смерть, и жизнь.
— Они должны были оставить какой-то след!
— Чего-то тут не хватало. Чего-то, о чем великий маг еще не сказал ему.
Ответ он получил почти сразу же.
— Имеется след, неотчетливый и, возможно, ложный, но мне недостает умения, чтобы пройти по нему до конца. Я ведь говорил тебе о том времени, которое я провел в Пустоте, и как я в конце концов вырвался оттуда?
— Вы, конечно же, не предполагаете, что…
— Темный Конь мог открывать… пути… в другие царства. Однажды он сделал это для меня. — Черты Дру на мгновение смягчились под действием воспоминаний; затем, вспомнив про положение, в котором оказалась его дочь, волшебник продолжил:
— Я, возможно, сошел с ума, но это объясняет, почему мне не удается найти никакого следа. Я, насколько удалось, искал их на востоке; но с самого начала знал, что они направились не туда. Нет, я думаю, что, возможно — именно потому, что они захватили Шариссу, — Баракасу удалось вынудить Темного Коня создать путь, по которому могли бы пройти Тезерени, — путь, который, я полагаю, должен вести не куда-либо на этом континенте, а к владению, о котором предводитель клана так и не смог позабыть — невзирая на последние пятнадцать лет.
— Драконье царство? — Геррод произнес это холодным тоном, похожим на тот, каким он мог бы приветствовать своего отца, главу клана. В это было почти невозможно поверить, но Баракас как раз и был способен замыслить такое безумие и осуществить его. Найти пути из этого мира, ведущие в Драконье царство. Его отец, после долгих лет жестоких утрат, наконец получил возможность построить для себя великую Империю. Волшебство существа по имени Темный Конь с легкостью сделало то, что, по мнению чародея, было бы деянием, которое враады — даже во времена своего могущества — могли бы осуществить лишь с трудом. Шарисса похищена.
— Ты будешь помогать мне? — с надеждой спросил Дру.
— А чего вы хотите от меня?
— Способ найти их следы. Я знаю, что у тебя должно быть какое-то предположение. У нас с Силести добровольцев больше чем достаточно. На этот раз дрейка и его детей ждет расплата! — Руки Дру излучали волшебную силу.
Геррод восхищался этой силой, хотя одновременно она и вызывала у него отвращение. Каждый раз, когда Шарисса навещала его, он не мог не думать, что та же самая сила, которой управляли основатели, создавала из людей, подобных враадам, существа вроде искателей.
— Вы кажетесь гораздо более способным сделать это, чем я, — сказал он.
— Если у кого-нибудь такая способность есть — то у тебя.
Сияние, исходившее от рук великого мага, погасло так внезапно, что Геррод замигал. Дру охватил лицо руками.
— Я не могу! У меня не хватает знаний!
— Ваши безликие союзники…
— Разгуливают кругом, как будто в этом мире все в порядке! Если бы я меньше доверял им, я мог бы счесть, что они — отчасти — ответственны за то, что никто не узнал о происшедшем до тех пор, пока не оказалось слишком поздно! Тысяча людей — и кто знает, сколько дрейков и других животных… и они внезапно исчезли, за одну ночь!
Чародей припомнил, как магические прислужники основателей вели себя по отношению к существу, вернувшемуся из Пустоты, в конце концов изгнав его, как предполагалось, навсегда. Он не сомневался, что с самого начала нелюди видели в Темном Коне некую случайность, могущую нарушить их тщательно продуманный план. Ему нетрудно было представить себе их удовольствие при внезапном исчезновении призрачного скакуна. А Шариссу прихватили просто заодно.
Геррод знал, что это убеждение было основано на его собственной неприязни к этим безликим существам, но его это ни капли не беспокоило. Они, с его точки зрения, были врагами. Это был один из немногих случаев, когда он сходился во мнении со своим бывшим кланом.
Он смотрел какое-то время на единственного, помимо Шариссы, враада, которым он действительно восхищался. Дру провел руками по своим седеющим волосам; серебряная прядь при этом осталась непотревоженной. Геррод понял, что Дру, вероятно, не спал начиная с того момента, как обнаружилось, что исчезновение Шариссы совпало с тайным переселением Тезерени. Великого мага тревожила также и судьба чудища, которого он называл другом. Геррода, однако, мало интересовала судьба черного скакуна. Для него имела значение лишь Шарисса.
Чародей принял решение. Оно ему не нравилось, но приходилось признать, что другое он выбрать не мог.
— Я, возможно, смогу кое-что сделать. Мне нужно пять дней.
— Пять дней. — Голос великого мага был безжизненным. Дру Зери, несомненно, думал о том, что могло произойти за пять дней. Его дочь могла быть уже мертва.
А также, подумал про себя Геррод, ее могла ожидать судьба и хуже смерти. Стать Тезерени — путем брака с одним из его братьев, вероятно с Риганом.
Не было секретом, что глава клана зарился на ее способности. Он, вероятно, был убежден, что она передаст их своим детям; эту возможность нужно рассмотреть, признал в душе чародей. Дру видел в Шариссе лишь заложницу, захваченную с целью склонить к сотрудничеству Темного Коня; это было тоже вероятно. Если бы у него было время, чтобы прийти в себя, он вспомнил бы и еще об одной возможной причине. Геррод, однако, надеялся, что к тому времени обстоятельства изменятся.
— Да, пять дней. Я хочу, чтобы вы сделали для меня кое-что в течение этого времени.
— Что?
Геррод наклонился вперед и прошептал — как будто за ними следили… и кто мог бы сказать с уверенностью, что это не так?
— Попристальнее приглядывайте за нелюдьми. Обратите внимание на то, что они делают и чего не делают. Наблюдайте за тем же, за чем наблюдают они.
— И что, по-твоему, я смогу обнаружить? — Дру Зери, когда получил задание, воспрянул. Любовь к дочери была его слабостью, но Геррод знал, что она могла стать и силой. Однако чародей — если иметь в виду его самого — считал, что любовь сама по себе прекрасна, но не тогда, когда становится настолько глубокой, что мешает ясно мыслить. Он считал удачей, что никогда не доходил до таких крайностей. Те, для которых кто-то другой — будь то кровный родственник или возлюбленный — значили слишком много, были способны на безрассудство, могли позволить этому чувству вовлечь себя в затруднительное положение.
— Пока слишком рано об этом судить, — помедлив, ответил Геррод. Чародей был рад, что его лицо оставалось более или менее скрытым от собеседника. Было бы очень некстати, если бы Дру увидел выражение его лица в этот момент. — Поверьте мне, что так надо.
— Хорошо.
— Тогда больше не о чем говорить. Удачи вам, господин мой Зери. — Геррод отвернулся и сделал вид, что разбирает свои заметки.
Дру немного помедлил — как будто не вполне понимая, как истолковать это не слишком любезное прощание. Геррод продолжал в нерешительности разбирать записи. Молчание несколько затянулось. Наконец он с небрежным видом повернулся к Дру. Волшебника не было. Чародей покачал головой. При всех своих дарованиях Дру Зери не мог обойтись без помощи Геррода. В других обстоятельствах это могло бы даже показаться смешным.
Геррод принялся искать в своем немногочисленном имуществе шкатулку, которую он потихоньку похитил из крепости Зери в Нимте. Дру Зери мог догадаться, что просьба предоставить ему пять дней была уловкой — хотя чародей и сам сомневался в этом. Однако лучше всего было бы начать сейчас, учитывая некоторую вероятность того, что волшебник мог вернуться раньше — по другой причине. В этом случае Дру обнаружил бы, что Геррод несколько преувеличил, говоря, что ему необходимо пять дней на подготовку, скорее, пять минут или вообще нисколько… если ему удастся найти шкатулку прямо сейчас.
Геррод отодвинул рваную тряпку, которая некогда была мешком, и увидел то, что искал. Он осторожно взял шкатулку, поставил на пол и, опустившись на колени, открыл ее.
Разглядывая содержимое шкатулки, чародей пробормотал несколько бессмысленных слов, и они медленно пробудили дремлющую в нем магическую силу. Из шкатулки он вынул один безупречный кристалл, некогда бывший украшением утраченного собрания Дру Зери. «Я думаю, для того, чтобы навести на цель, ты подойдешь». Что сделали бы другие враады, если бы узнали, что ему удалось снова завладеть кое-чем из того, чего они лишились при переселении из Нимта? Что они предложили бы ему за возврат хотя бы тени их былой славы, их богоподобия?
Что они могли предложить ему за возможность полностью использовать колдовские силы враадов — вместо расходования их собственной жизненной силы?
Ничего из того, чего ему бы хотелось.
Его нос начал чесаться. Геррод принюхался. Если бы он закрыл глаза, то мог бы почти поверить, что вернулся в Нимт. Тот же самый сладковатый запах гниения пропитывал все. Так было всегда, когда он осмеливался восстанавливать ту связь, которую так долго и тщательно воссоздавал. Казавшийся непроницаемым барьер, который волшебные слуги основателей соорудили вокруг Нимта, в конце концов поддался ему, хотя и дорогой ценой. Геррод мог теперь вытягивать магическую силу из своего родного мира и пользоваться ею в этом — а не губить собственную жизненную силу, как делали его собратья. Однако здесь существовали и свои пределы. Хотя чародей и проделал в барьере брешь, расширить ее он не мог. Он неоднократно пытался это сделать, рискуя загрязнить следами колдовства враадов свою новую родину… и себя самого. Возможно, ему это не удавалось из-за неосознанной нерешительности.
И вес же того, что он достиг, было недостаточно. Со временем, он полагал, ему удастся увеличить продолжительность собственной жизни, но отнюдь не достигнуть бессмертия, которого он стал желать. Должен открыться иной путь.
«А что если удастся связать волшебство двух царств вместе?..» — внезапно задал себе вопрос Геррод. Он проклял свою дерзость и выпроводил такие опасные мысли из головы. Он спасет Шариссу и создание по имени Темный Конь — и это будет все. Осуществлению его других целей, его мечтаний, придется подождать, пока он найдет другое решение. Прикоснуться к жизненной силе этого мира означало бы покориться — так делали остальные, один за другим. В результате судьба, худшая, чем смерть, — стать чудищем, подобно искателям.
Тезерени знал, что медлит, что глубоко в душе он боится сделать последние шаги.
«Шарисса». Его кровная родня держала ее в заточении. Повелитель дрейков и его дети. Его отец. Он удерживал Шариссу.
Геррод стукнул кристаллом об пол, зная, что для того, чтобы расколоть его, потребовался бы удар посильнее. Да, он боится, но медлить он больше не будет. Даже если больше ему ничего и не удастся, он сделает все для ее спасения — не просто ради этой женщины, но для того, чтобы разрушить самонадеянные мечты людей, к которым он раньше принадлежал… и особенно не слишком дорогого ему отца.
При последней мысли он улыбнулся.
— Всего этого там не было, когда мы шли сюда, — заметил Рейк. — Да, думаю, я обратил бы внимание, — ответил Фонон с той же колкой интонацией. И тут же упрекнул себя, зная, что реплика Рейка была реакцией на неопределенность ситуации, возможно, даже вызвана легкой тревогой. Фонон не мог обвинять его или любого из группы за это чувство; причина поспешности его собственного ответа заключалась в том же.
— Откуда она взялась? — спросил один из эльфов. Предводитель был уверен, что каждый член их группы в течение последнего часа не раз задавал себе тот же самый вопрос. «Ну? — спросил он себя. — И откуда же она взялась?» Сквозь лес они видели огромную каменную крепость — сооружение искусное, однако вида гнетущего. Выглядело оно достаточно массивным для того, чтобы вместить несколько тысяч человек, а главная башня поднималась так высоко, что Фонон едва не спросил себя, не выше ли она, чем некоторые из горных пиков. Он знал, что это лишь кажущееся впечатление, но все же…
— Ни один эльф не сооружал ничего подобного! И ни один искатель! — Рука Рейка сжала рукоять меча. — И всего лишь за несколько дней.
— Посмотри туда! — прошептал молодой эльф справа от Фонона. В небо поднялся дрейк. Эльфы в принципе избегали их; это были чудища со скверным нравом, имевшие привычку хватать зубами все, что движется. А мясо дрейка было не слишком вкусным. Внимание, однако, эльфы обратили не на саму тварь, а на то, что передвигалось вместе с нею.
— Кто-то едет на нем верхом! — выпалил Рейк. Он вовсю раскрыл глаза. Фонон в удивлении смотрел на наездника. Он был ростом примерно с эльфа, хотя сложением гораздо плотнее. Его темно-зеленые латы как бы сливались со шкурой дрейка, едва ли не превращая их обоих в одно целое. Устрашающего вида шлем, который был как две капли воды похож на зубастую морду того же дрейка, скрывал лицо наездника. Фонон не был даже уверен, что всадник внешне хоть сколько-нибудь напоминал эльфа. Хотя, казалось, фигурой он походил на эльфа, но то же самое можно было бы сказать о шикателях или квелях.
— Еще один! — прошептал кто-то.
— Их больше, — поправил Фонон. Позади второго всадника появились третий и четвертый.
— Это — дозор.
— Надо уходить, Фонон!
— Они могут обнаружить нас в любой момент…
— Тихо! — прошипел Рейк. — А то вы поможете им обнаружить вас еще скорее! — И обернулся к Фонону. — Что скажешь? Уходим или будем рисковать дальше? Старейшинам это должно показаться интересным!
— Но не ценой наших собственных жизней. Мы должны отойти подальше назад и потом к западу. Там будет более плотное укрытие, но гораздо лучший обзор.
Группа тут же последовала его решению. Фонон надеялся, что они чувствуют себя спокойнее, чем он сам. Он не был готов к тому, что здесь увидел. Когда он спрашивал себя, кем окажутся будущие владетели этих земель, то не рассчитывал получить ответ так скоро. Было совершенно очевидно, что эти пришельцы явились сюда с воинственным намерением построить Империю. Рано или поздно их пути и пути эльфов пересекутся. Это побуждало группу выяснить все, что удастся, об этих возможных — несомненных! — противниках.
Передвигаясь так тихо, что это сделало бы честь любому представителю их собственного Народа, эльфы покинули свою позицию. Да и к лучшему, как увидел Фонон. Всадники летели в направлении того места, которое покинули эльфы.'Если бы группа осталась там, воздушный дозор заметил бы их.
Фонон знал, что против летающего противника его группе не устоять. Требуется нечто большее, чем несколько стрел, чтобы пробить шкуру дрейка. Судя по умению, с которым фигуры в латах управляли животными, попасть в глаз или в пасть будет почти невозможно. Эти пришельцы надели доспехи не просто чтобы покрасоваться — они выглядели как прирожденные воины.
Время шло гораздо быстрее, чем хотелось бы Фонону. Он оглянулся назад и увидел, что дрейки еще не достигли покинутой эльфами позиции. Это показалось ему немного странным. К этому времени они должны были уже оказаться над лесистой местностью. Именно эта опасность и заставила эльфов быстро покинуть позицию.
Рейк догнал Фонона и попытался выяснить, что же того тревожит.
— В чем дело? Они нас заметили?
— Может быть, и ни в чем…
Они услышали слабый треск в лесу, к востоку от них. Для Фонона он прозвучал как предвестник смерти… да и для остальных тоже.
— Приготовиться! — прошептал он. — Они собираются атаковать нас!
Сразу после его предупреждения из леса вырвалось больше десятка зубастых чудовищ, на которых сидели фигуры в доспехах. Однако у эльфов было достаточно времени. Те из них, у кого были луки, выпустили стрелы в передних всадников. Каждый попал в одного из наездников, но, к несчастью, доспехи оказались слишком прочными. Хотя стрелы и были заговорены с помощью магии эльфов, они отскакивали от врагов — если исключить одно удачное попадание в глаз ближайшего наездника. Тот упал назад замертво, но стремена держали его, так что он болтался вверх-вниз, подобно жуткой марионетке, а тем временем его дрейк следовал за собратьями.
Чародей поднял глаза на своего неожиданного гостя; глубокий капюшон позволял скрыть удивление, появившееся на лице отшельника появлением гостя.
— Господин мой Дру.
В свете, который с трудом проникал в хижину, Дру Зери выглядел устрашающе. Глаза Геррода сузились. Волосы волшебника поседели, а лицо избороздили морщины. Да, он несколько постарел; но Геррод распознал кое-что еще — то, на что те, кто видели Дру Зери каждый день, не обратили бы внимания — потому что они и сами, вероятно, претерпевали подобные изменения.
Волшебник старел. Не так быстро, как сам Геррод, но тем не менее старел. Геррод поежился. Это еще раз подтверждало его опасения относительно воздействия этой страны. «И все же, — чародей не мог не подумать с завистью, — Дру Зери, по крайней мере, досталась роскошь обладания нормальной продолжительностью жизни в несколько тысяч лет или около того. Почему же именно я так обманут?»
— Я нуждаюсь в твоей помощи, Геррод Тезерени. Ты знаешь его лучше, чем я, и я думаю, что ты обладаешь сообразительностью, которая позволит тебе найти его там, куда он скрылся с ней — где бы это место ни находилось.
Чародей пошевелился, зная, что он выглядит скорее как сверток ткани, чем как человек. Ему было все равно. Плащ и капюшон позволяли ему на какое-то время отгораживаться от окружающего мира. А те немногие, кто посещал его, были склонны думать, что такой внешний вид его рассчитан на то, чтобы выбить их из колеи.
— Вы могли бы немного объяснить, в чем заключается смысл ваших слов?
Дру вздохнул, пробуя сохранить спокойствие.
— Шарисса у Баракаса. Я уверен в этом. Вопреки старанию сдержаться, Геррод резко выпрямился.
— Что вы хотите сказать? Он думает, что сможет удерживать ее в своем подобии Королевства? Мой родитель всегда был безумцем, но не глупцом! Что произошло? Наконец началась гражданская война?
Посетитель жестом призвал его к молчанию.
— Позволь мне… позволь мне объяснить получше. — Дру явно собирался с мыслями. — В какой-то момент, вероятно, три дня назад, Шарисса и Темный Конь исчезли… — Он покачал головой. — Ты не знаешь о Темном Коне, да? Мне, наверное, придется объяснить, кто это…
— Я знаю его. Продолжайте.
На лице Дру промелькнуло озадаченное выражение — и исчезло, когда он продолжил свой рассказ.
— Они пропали. Заметили это только на следующий день. Мне бы следовало догадаться об этом раньше, но Шарисса часто целыми ночами засиживалась за своими планами. Что касается Темного Коня, то моя крошечная вселенная, в которой находится Сирвэк Дрэгот, похоже, притупила мое восприятие. И только когда я оставил крепость и возвратился в этот мир, то обратил внимание на отсутствие Темного Коня. Вскоре после того люди начали спрашивать о Шариссе. Я обнаружил, что она выехала из города в этом направлении…
— Она посетила меня. Именно так я и познакомился с вашим Темным Конем. — Геррод выбирал слова с осторожностью, не желая, чтобы отец Шариссы знал, насколько произошедшее огорчает его самого. Волшебник мог бы спросить себя, с чего бы этому Тезерени так тревожиться из-за исчезновения его дочери. Разумеется, они, как известно, были друзьями, но все же…
— Из этой поездки она возвратилась. Об этом я узнал позже. Опросив нескольких из тех, кто все же заслуживает доверия, я выяснил, что последнее, что о ней знают, — это то, что она работала в своих комнатах. Кто-то сказал, что мне следует искать человека по имени Беткен, который — и это несомненно — стремился зачем-то повидать Шариссу. Но я не смог его найти. Его жилище было пусто. Все, что он мог унести с собой, исчезло.
— Вы думаете, что он находится где-то под защитой моего отца.
Дру глубоко вздохнул. Геррод знал, что самое худшее еще впереди, и ему пришлось восхититься способностью Дру Зери связно говорить о том, что несомненно было для него величайшим мучением.
— Я направился к восточному кварталу города, не желая думать, что глава клана предпринял что-либо настолько глупое; но слухи — и не беспочвенные — продолжали настойчиво утверждать противоположное. — Волшебник покачал головой. — Я не буду подробно говорить о том, что я обнаружил относительно Темного Коня, кроме того, что он, я думаю, тоже сделался жертвой вашего клана. Он исчез… совсем исчез…
Великий волшебник коснулся виска, подтверждая, что не может уловить Темного Коня даже своими высшими чувствами. У Геррода уже тоже появилось похожее подозрение. И он, проснувшись этим утром, ощутил отсутствие Темного Коня. Геррод мог лишь предположить, что тот отправился куда-то с Шариссой. Это было бы совсем неудивительно. Она ненавидела телепортацию, а призрачный скакун позволял ей быстро преодолевать большие расстояния.
Геррод поднял глаза и увидел Дру, с тревогой ждущего, пока он осознает сказанное.
— И что сказал обо всем этом мой отец? Я полагаю, что он произнес перед вами некую выспреннюю речь.
— Квартал был пуст. Все они исчезли.
— Что? — В волнении чародей задел рукой стопку листов со своими заметками, и они рассыпались по каменному полу. Он не обратил на них внимания. — Что Вы хотите сказать? Исчезли? Нелепость! — Однако, вопреки сказанному, Геррод по собственному опыту знал, как быстро клан мог в случае желания переменить свое местоположение. Это был один из многих приемов, которыми пользовался его отец в постоянных играх в войну, — сделать ход, когда внимание врага отвлечено.
Переместить более чем тысячу людей посреди ночи? Предводитель клана едва ли покинул бы своих последователей, если бы не планировал создание новой Империи.
— Куда они направились? Похоже, на восток.
— Я не могу сказать с уверенностью. Присутствие Темного Коня, я полагаю, вполне могли бы как-то скрыть от меня.
Дру Зери устал, очень устал. Геррод мог посочувствовать ему, поскольку сам был в таком же напряженном состоянии. Если бы хоть кто-то знал о его изысканиях — и о надеждах, и страхах, которые пробуждают в нем кое-какие из них, — у него мог бы возникнуть соблазн покончить с чародеем… или превозносить его как героя для собственного народа. Геррод не желал ни той, ни другой судьбы. Ему даже было не по себе от собственных великих открытий. Они в равной степени обещали и смерть, и жизнь.
— Они должны были оставить какой-то след!
— Чего-то тут не хватало. Чего-то, о чем великий маг еще не сказал ему.
Ответ он получил почти сразу же.
— Имеется след, неотчетливый и, возможно, ложный, но мне недостает умения, чтобы пройти по нему до конца. Я ведь говорил тебе о том времени, которое я провел в Пустоте, и как я в конце концов вырвался оттуда?
— Вы, конечно же, не предполагаете, что…
— Темный Конь мог открывать… пути… в другие царства. Однажды он сделал это для меня. — Черты Дру на мгновение смягчились под действием воспоминаний; затем, вспомнив про положение, в котором оказалась его дочь, волшебник продолжил:
— Я, возможно, сошел с ума, но это объясняет, почему мне не удается найти никакого следа. Я, насколько удалось, искал их на востоке; но с самого начала знал, что они направились не туда. Нет, я думаю, что, возможно — именно потому, что они захватили Шариссу, — Баракасу удалось вынудить Темного Коня создать путь, по которому могли бы пройти Тезерени, — путь, который, я полагаю, должен вести не куда-либо на этом континенте, а к владению, о котором предводитель клана так и не смог позабыть — невзирая на последние пятнадцать лет.
— Драконье царство? — Геррод произнес это холодным тоном, похожим на тот, каким он мог бы приветствовать своего отца, главу клана. В это было почти невозможно поверить, но Баракас как раз и был способен замыслить такое безумие и осуществить его. Найти пути из этого мира, ведущие в Драконье царство. Его отец, после долгих лет жестоких утрат, наконец получил возможность построить для себя великую Империю. Волшебство существа по имени Темный Конь с легкостью сделало то, что, по мнению чародея, было бы деянием, которое враады — даже во времена своего могущества — могли бы осуществить лишь с трудом. Шарисса похищена.
— Ты будешь помогать мне? — с надеждой спросил Дру.
— А чего вы хотите от меня?
— Способ найти их следы. Я знаю, что у тебя должно быть какое-то предположение. У нас с Силести добровольцев больше чем достаточно. На этот раз дрейка и его детей ждет расплата! — Руки Дру излучали волшебную силу.
Геррод восхищался этой силой, хотя одновременно она и вызывала у него отвращение. Каждый раз, когда Шарисса навещала его, он не мог не думать, что та же самая сила, которой управляли основатели, создавала из людей, подобных враадам, существа вроде искателей.
— Вы кажетесь гораздо более способным сделать это, чем я, — сказал он.
— Если у кого-нибудь такая способность есть — то у тебя.
Сияние, исходившее от рук великого мага, погасло так внезапно, что Геррод замигал. Дру охватил лицо руками.
— Я не могу! У меня не хватает знаний!
— Ваши безликие союзники…
— Разгуливают кругом, как будто в этом мире все в порядке! Если бы я меньше доверял им, я мог бы счесть, что они — отчасти — ответственны за то, что никто не узнал о происшедшем до тех пор, пока не оказалось слишком поздно! Тысяча людей — и кто знает, сколько дрейков и других животных… и они внезапно исчезли, за одну ночь!
Чародей припомнил, как магические прислужники основателей вели себя по отношению к существу, вернувшемуся из Пустоты, в конце концов изгнав его, как предполагалось, навсегда. Он не сомневался, что с самого начала нелюди видели в Темном Коне некую случайность, могущую нарушить их тщательно продуманный план. Ему нетрудно было представить себе их удовольствие при внезапном исчезновении призрачного скакуна. А Шариссу прихватили просто заодно.
Геррод знал, что это убеждение было основано на его собственной неприязни к этим безликим существам, но его это ни капли не беспокоило. Они, с его точки зрения, были врагами. Это был один из немногих случаев, когда он сходился во мнении со своим бывшим кланом.
Он смотрел какое-то время на единственного, помимо Шариссы, враада, которым он действительно восхищался. Дру провел руками по своим седеющим волосам; серебряная прядь при этом осталась непотревоженной. Геррод понял, что Дру, вероятно, не спал начиная с того момента, как обнаружилось, что исчезновение Шариссы совпало с тайным переселением Тезерени. Великого мага тревожила также и судьба чудища, которого он называл другом. Геррода, однако, мало интересовала судьба черного скакуна. Для него имела значение лишь Шарисса.
Чародей принял решение. Оно ему не нравилось, но приходилось признать, что другое он выбрать не мог.
— Я, возможно, смогу кое-что сделать. Мне нужно пять дней.
— Пять дней. — Голос великого мага был безжизненным. Дру Зери, несомненно, думал о том, что могло произойти за пять дней. Его дочь могла быть уже мертва.
А также, подумал про себя Геррод, ее могла ожидать судьба и хуже смерти. Стать Тезерени — путем брака с одним из его братьев, вероятно с Риганом.
Не было секретом, что глава клана зарился на ее способности. Он, вероятно, был убежден, что она передаст их своим детям; эту возможность нужно рассмотреть, признал в душе чародей. Дру видел в Шариссе лишь заложницу, захваченную с целью склонить к сотрудничеству Темного Коня; это было тоже вероятно. Если бы у него было время, чтобы прийти в себя, он вспомнил бы и еще об одной возможной причине. Геррод, однако, надеялся, что к тому времени обстоятельства изменятся.
— Да, пять дней. Я хочу, чтобы вы сделали для меня кое-что в течение этого времени.
— Что?
Геррод наклонился вперед и прошептал — как будто за ними следили… и кто мог бы сказать с уверенностью, что это не так?
— Попристальнее приглядывайте за нелюдьми. Обратите внимание на то, что они делают и чего не делают. Наблюдайте за тем же, за чем наблюдают они.
— И что, по-твоему, я смогу обнаружить? — Дру Зери, когда получил задание, воспрянул. Любовь к дочери была его слабостью, но Геррод знал, что она могла стать и силой. Однако чародей — если иметь в виду его самого — считал, что любовь сама по себе прекрасна, но не тогда, когда становится настолько глубокой, что мешает ясно мыслить. Он считал удачей, что никогда не доходил до таких крайностей. Те, для которых кто-то другой — будь то кровный родственник или возлюбленный — значили слишком много, были способны на безрассудство, могли позволить этому чувству вовлечь себя в затруднительное положение.
— Пока слишком рано об этом судить, — помедлив, ответил Геррод. Чародей был рад, что его лицо оставалось более или менее скрытым от собеседника. Было бы очень некстати, если бы Дру увидел выражение его лица в этот момент. — Поверьте мне, что так надо.
— Хорошо.
— Тогда больше не о чем говорить. Удачи вам, господин мой Зери. — Геррод отвернулся и сделал вид, что разбирает свои заметки.
Дру немного помедлил — как будто не вполне понимая, как истолковать это не слишком любезное прощание. Геррод продолжал в нерешительности разбирать записи. Молчание несколько затянулось. Наконец он с небрежным видом повернулся к Дру. Волшебника не было. Чародей покачал головой. При всех своих дарованиях Дру Зери не мог обойтись без помощи Геррода. В других обстоятельствах это могло бы даже показаться смешным.
Геррод принялся искать в своем немногочисленном имуществе шкатулку, которую он потихоньку похитил из крепости Зери в Нимте. Дру Зери мог догадаться, что просьба предоставить ему пять дней была уловкой — хотя чародей и сам сомневался в этом. Однако лучше всего было бы начать сейчас, учитывая некоторую вероятность того, что волшебник мог вернуться раньше — по другой причине. В этом случае Дру обнаружил бы, что Геррод несколько преувеличил, говоря, что ему необходимо пять дней на подготовку, скорее, пять минут или вообще нисколько… если ему удастся найти шкатулку прямо сейчас.
Геррод отодвинул рваную тряпку, которая некогда была мешком, и увидел то, что искал. Он осторожно взял шкатулку, поставил на пол и, опустившись на колени, открыл ее.
Разглядывая содержимое шкатулки, чародей пробормотал несколько бессмысленных слов, и они медленно пробудили дремлющую в нем магическую силу. Из шкатулки он вынул один безупречный кристалл, некогда бывший украшением утраченного собрания Дру Зери. «Я думаю, для того, чтобы навести на цель, ты подойдешь». Что сделали бы другие враады, если бы узнали, что ему удалось снова завладеть кое-чем из того, чего они лишились при переселении из Нимта? Что они предложили бы ему за возврат хотя бы тени их былой славы, их богоподобия?
Что они могли предложить ему за возможность полностью использовать колдовские силы враадов — вместо расходования их собственной жизненной силы?
Ничего из того, чего ему бы хотелось.
Его нос начал чесаться. Геррод принюхался. Если бы он закрыл глаза, то мог бы почти поверить, что вернулся в Нимт. Тот же самый сладковатый запах гниения пропитывал все. Так было всегда, когда он осмеливался восстанавливать ту связь, которую так долго и тщательно воссоздавал. Казавшийся непроницаемым барьер, который волшебные слуги основателей соорудили вокруг Нимта, в конце концов поддался ему, хотя и дорогой ценой. Геррод мог теперь вытягивать магическую силу из своего родного мира и пользоваться ею в этом — а не губить собственную жизненную силу, как делали его собратья. Однако здесь существовали и свои пределы. Хотя чародей и проделал в барьере брешь, расширить ее он не мог. Он неоднократно пытался это сделать, рискуя загрязнить следами колдовства враадов свою новую родину… и себя самого. Возможно, ему это не удавалось из-за неосознанной нерешительности.
И вес же того, что он достиг, было недостаточно. Со временем, он полагал, ему удастся увеличить продолжительность собственной жизни, но отнюдь не достигнуть бессмертия, которого он стал желать. Должен открыться иной путь.
«А что если удастся связать волшебство двух царств вместе?..» — внезапно задал себе вопрос Геррод. Он проклял свою дерзость и выпроводил такие опасные мысли из головы. Он спасет Шариссу и создание по имени Темный Конь — и это будет все. Осуществлению его других целей, его мечтаний, придется подождать, пока он найдет другое решение. Прикоснуться к жизненной силе этого мира означало бы покориться — так делали остальные, один за другим. В результате судьба, худшая, чем смерть, — стать чудищем, подобно искателям.
Тезерени знал, что медлит, что глубоко в душе он боится сделать последние шаги.
«Шарисса». Его кровная родня держала ее в заточении. Повелитель дрейков и его дети. Его отец. Он удерживал Шариссу.
Геррод стукнул кристаллом об пол, зная, что для того, чтобы расколоть его, потребовался бы удар посильнее. Да, он боится, но медлить он больше не будет. Даже если больше ему ничего и не удастся, он сделает все для ее спасения — не просто ради этой женщины, но для того, чтобы разрушить самонадеянные мечты людей, к которым он раньше принадлежал… и особенно не слишком дорогого ему отца.
При последней мысли он улыбнулся.
— Всего этого там не было, когда мы шли сюда, — заметил Рейк. — Да, думаю, я обратил бы внимание, — ответил Фонон с той же колкой интонацией. И тут же упрекнул себя, зная, что реплика Рейка была реакцией на неопределенность ситуации, возможно, даже вызвана легкой тревогой. Фонон не мог обвинять его или любого из группы за это чувство; причина поспешности его собственного ответа заключалась в том же.
— Откуда она взялась? — спросил один из эльфов. Предводитель был уверен, что каждый член их группы в течение последнего часа не раз задавал себе тот же самый вопрос. «Ну? — спросил он себя. — И откуда же она взялась?» Сквозь лес они видели огромную каменную крепость — сооружение искусное, однако вида гнетущего. Выглядело оно достаточно массивным для того, чтобы вместить несколько тысяч человек, а главная башня поднималась так высоко, что Фонон едва не спросил себя, не выше ли она, чем некоторые из горных пиков. Он знал, что это лишь кажущееся впечатление, но все же…
— Ни один эльф не сооружал ничего подобного! И ни один искатель! — Рука Рейка сжала рукоять меча. — И всего лишь за несколько дней.
— Посмотри туда! — прошептал молодой эльф справа от Фонона. В небо поднялся дрейк. Эльфы в принципе избегали их; это были чудища со скверным нравом, имевшие привычку хватать зубами все, что движется. А мясо дрейка было не слишком вкусным. Внимание, однако, эльфы обратили не на саму тварь, а на то, что передвигалось вместе с нею.
— Кто-то едет на нем верхом! — выпалил Рейк. Он вовсю раскрыл глаза. Фонон в удивлении смотрел на наездника. Он был ростом примерно с эльфа, хотя сложением гораздо плотнее. Его темно-зеленые латы как бы сливались со шкурой дрейка, едва ли не превращая их обоих в одно целое. Устрашающего вида шлем, который был как две капли воды похож на зубастую морду того же дрейка, скрывал лицо наездника. Фонон не был даже уверен, что всадник внешне хоть сколько-нибудь напоминал эльфа. Хотя, казалось, фигурой он походил на эльфа, но то же самое можно было бы сказать о шикателях или квелях.
— Еще один! — прошептал кто-то.
— Их больше, — поправил Фонон. Позади второго всадника появились третий и четвертый.
— Это — дозор.
— Надо уходить, Фонон!
— Они могут обнаружить нас в любой момент…
— Тихо! — прошипел Рейк. — А то вы поможете им обнаружить вас еще скорее! — И обернулся к Фонону. — Что скажешь? Уходим или будем рисковать дальше? Старейшинам это должно показаться интересным!
— Но не ценой наших собственных жизней. Мы должны отойти подальше назад и потом к западу. Там будет более плотное укрытие, но гораздо лучший обзор.
Группа тут же последовала его решению. Фонон надеялся, что они чувствуют себя спокойнее, чем он сам. Он не был готов к тому, что здесь увидел. Когда он спрашивал себя, кем окажутся будущие владетели этих земель, то не рассчитывал получить ответ так скоро. Было совершенно очевидно, что эти пришельцы явились сюда с воинственным намерением построить Империю. Рано или поздно их пути и пути эльфов пересекутся. Это побуждало группу выяснить все, что удастся, об этих возможных — несомненных! — противниках.
Передвигаясь так тихо, что это сделало бы честь любому представителю их собственного Народа, эльфы покинули свою позицию. Да и к лучшему, как увидел Фонон. Всадники летели в направлении того места, которое покинули эльфы.'Если бы группа осталась там, воздушный дозор заметил бы их.
Фонон знал, что против летающего противника его группе не устоять. Требуется нечто большее, чем несколько стрел, чтобы пробить шкуру дрейка. Судя по умению, с которым фигуры в латах управляли животными, попасть в глаз или в пасть будет почти невозможно. Эти пришельцы надели доспехи не просто чтобы покрасоваться — они выглядели как прирожденные воины.
Время шло гораздо быстрее, чем хотелось бы Фонону. Он оглянулся назад и увидел, что дрейки еще не достигли покинутой эльфами позиции. Это показалось ему немного странным. К этому времени они должны были уже оказаться над лесистой местностью. Именно эта опасность и заставила эльфов быстро покинуть позицию.
Рейк догнал Фонона и попытался выяснить, что же того тревожит.
— В чем дело? Они нас заметили?
— Может быть, и ни в чем…
Они услышали слабый треск в лесу, к востоку от них. Для Фонона он прозвучал как предвестник смерти… да и для остальных тоже.
— Приготовиться! — прошептал он. — Они собираются атаковать нас!
Сразу после его предупреждения из леса вырвалось больше десятка зубастых чудовищ, на которых сидели фигуры в доспехах. Однако у эльфов было достаточно времени. Те из них, у кого были луки, выпустили стрелы в передних всадников. Каждый попал в одного из наездников, но, к несчастью, доспехи оказались слишком прочными. Хотя стрелы и были заговорены с помощью магии эльфов, они отскакивали от врагов — если исключить одно удачное попадание в глаз ближайшего наездника. Тот упал назад замертво, но стремена держали его, так что он болтался вверх-вниз, подобно жуткой марионетке, а тем временем его дрейк следовал за собратьями.