Как боевой командир Роммель состоялся в горных войсках Баден-Вюртемберга, в окружении своих соотечественников, ведущих кровавые бои на фронтах 1-й мировой войны. Он принял под свое командование 2-ю роту Вюртембергского горнопехотного батальона, заслужив любовь и уважение всех чинов своей новой роты. Все без исключения восхищались молодым ротным командиром. По воспоминаниям сослуживцев, он был «строг и требователен на службе, общителен и приветлив вне казармы». В роте царил дух солдатской взаимовыручки и товарищества. После всесторонней общевойсковой подготовки и не менее тщательной специальной горнолыжной выучки в Арльберге (Роммель на всю оставшуюся жизнь стал поклонником этого военно-прикладного вида спорта и первоклассным лыжником) горный батальон был отправлен на фронт. Боевое крещение состоялось в конце 1915 года в Вогезах, в боях с французскими альпийскими стрелками и отборными частями противника. Как опытный скульптор оберлейтенант постепенно «вылепил из сырого материала» одно из самых боеспособных подразделений вюртембергской армии. Во время румынского похода горный батальон не посрамил честь боевого знамени в боях под Валарией, Одобешти и Кошной. Роммель временно исполнял обязанности командира батальона и особо отличился во время штурма Кошны. Несмотря на полученное ранение, он остался на переднем крае и продолжал руководить штурмующими вражеские укрепления войсками. В те далекие осенние дни 1916 года проявился особый дар Роммеля сполна использовать военную хитрость в бою. Уже в то время будущий полководец умел скрытно перебросить резервы, мастерски обойти неприятеля с флангов, прорваться в тыл, окружить, расчленить и уничтожить вражеское подразделение. Преисполненный боевого азарта, он мог лично возглавить батальон горных егерей, штурмующий боевые порядки врага, если того требовала логика боя. Суть его командирского таланта заключалась в умении найти парадоксальное и неожиданное для неприятеля, но логически безупречное решение боевой задачи любой степени сложности. На фронте проявилась еще одна ошеломляющая грань его воинского таланта: умение найти самое уязвимое место в обороне противника и, не оставляя ему времени на размышление, атаковать вопреки всем и всяческим ортодоксальным канонам воинского искусства — когда самым главным козырем становится… отсутствие козырей!
   Начавшийся сразу же после завершения румынской кампании поход в Италию стал очередной, еще более сложной проверкой на прочность для горного батальона Вюртембергской армии. Тяжелейшие горные баталии закалили характер и укрепили дух Роммеля, теперь молодой офицер не сомневался в том, что сделал правильный выбор в жизни — армия навсегда стала его судьбой. Чем сложнее и запутаннее становилась оперативная ситуация, тем изобретательнее действовал двадцатичетырехлетний «вундеркинд». Многие боевые операции Роммеля времен итальянской кампании уже отмечены печатью гениальности — он стал добиваться неслыханных для того времени тактических успехов, если исходить из численности бывших под его началом подразделений. 10 декабря 1917 года за решивший исход всего сражения захват населенного пункта Монт-Матажур Эрвин Роммель был награжден высшей германской наградой за храбрость — медалью «За заслуги». Прорыв под Толмейном, Лонгароном и Пиавом прославили молодого офицера и горную пехоту Баден-Вюртемберга! Не щадящий ни себя, ни противника, идущий напролом Роммель даже умудрился попасть в плен, когда в горячке рукопашного боя преследовал отступавшего врага и далеко оторвался от своих солдат. Удача не покинула его — очень скоро ему удалось совершить побег и вернуться в расположение германских войск. Блестящий молодой командир, идеальный пехотный офицер, он лишний раз доказал всем, что для него не существует слово «невозможно».
   Появление оружия массового поражения и новейших средств ведения боевых действий уже в годы 1-й мировой войны угрожало превратить древнейшее искусство воевать в кровожадную привычку убивать своих ближних. И только высоко в горах, где не применялись новейшие системы вооружений, воюющие стороны соблюдали правила игры и воевали по неписаному кодексу рыцарской чести. Здесь каждый боец ощущал себя личностью, а не безымянным винтиком бездушной машины для убийства. В горах все было иначе, чем во Фландрии или в окопах Вердена, когда тысячи солдат и офицеров ждали неминуемой смерти во время массированного артиллерийского удара по площадям или после безжалостной газовой атаки. Монументальное величие устремленных в небо горных вершин, покой и возвышенная гармония природы навсегда остались в сердце Роммеля. Наверное, он не раз вспоминал свою боевую молодость и белоснежные пики далеких гор, когда четверть века спустя судьба бросила его в безбрежный океан африканских песков.
   В октябре 1918 года Эрвину Роммелю было присвоено очередное воинское звание гауптман, а после заключения перемирия он как опытный офицер-фронтовик продолжил службу в рейхсвере [5], командовал пулеметной ротой в Штутгарте… С 1929 года преподавал в пехотной школе Дрездена. Роммель всегда был аполитичным человеком, поэтому индифферентно воспринял известие о приходе к власти Адольфа Гитлера в 1933 году. Ханс фон Зеект, командующий рейхсвером, настойчиво рекомендовал своим подчиненным не «увлекаться» политикой даже во внеслужебное время, а всецело посвятивший себя армейской жизни гауптман Роммель совершенно не интересовался «политической злобой дня». Один из многочисленных биографов полководца так описывает его отношение к бурным политическим событиям того времени:
   — Он любил свое Отечество так, как это принято у большинства людей всего мира. Он никогда не был шовинистом или милитаристом, в 1918 — 1933 он страдал от выпавшего на долю его Родины унижения и надеялся, что Гитлер исправит эту несправедливость.
   Он вполне искренне считал, что вопросами внешней и внутренней политики должны заниматься профессиональные дипломаты и государственные деятели, поэтому никогда не стремился глубоко проникнуть в политическое «закулисье».
   В 1933 году Роммель стал майором, а в 1935 году был произведен в оберстлейтенанты и назначен старшим преподавателем пехотной школы Потсдама. В 1937 году получил чин оберста, а через год стал начальником военного училища в Винер-Нойштадте. После начала войны с Польшей, 1 сентября 1939 года, Роммель был произведен в генерал-майоры и назначен комендантом штаб-квартиры фюрера. Теперь в круг его знакомств стали входить люди, определявшие в то время судьбу немецкой армии и немецкого народа. Роммель стал одним из многих «новоиспеченных» генералов возрождающегося как птица Феникс вермахта. «Генеральское пополнение» поверило в предначертания Адольфа Гитлера и его счастливую звезду и не утруждало себя размышлениями о сути происходящего и закулисной политике нового канцлера Германии.
   «Старый вояка» Роммель не был вполне удовлетворен комендантской должностью. Его сердце осталось в действующей армии! Раз уж война началась, то он считал своим профессиональным долгом находиться на переднем крае. Зимой 1939/40 ему удалось уйти с престижной, но рутинной тыловой должности и добиться перевода в действующую армию: Ставка назначила его командиром 7-й танковой дивизии, которая была отправлена на Западный фронт во Францию.
   На этом этапе военной карьеры его характеру и амбициям, наверное, больше всего соответствовала служба в танковых частях вермахта. Этот род войск предназначен для ведения маневренной войны, для нанесения внезапного удара по противнику. Чтобы решить исход сражения в свою пользу, командир бронетанкового соединения должен находиться не на наблюдательном пункте, а в эпицентре событий. Законы танковой войны были законами Эрвина Роммеля! Он следовал им еще во время 1-й мировой войны, когда командовал горными пехотинцами. Он руководствовался этими законами, когда читал курс лекций по тактике в военных школах Дрездена, Потсдама и Винер-Нойштадта. В научном трактате «Пехота наступает», переведенном на многие европейские языки, Роммель обосновал эти законы с присущим его академической манере блеском.
   После преодоления «линии Мажино» на 7-ю танковую дивизию генерал-майора Роммеля была возложена ответственная задача: в авангарде наступающей танковой армии нанести удар в направлении атлантического побережья. Это была его стихия — задача его калибра! Само собой исчезло название «7-я танковая», и все заговорили о «дивизии призраков», от одного упоминания о которой у противника тряслись коленки — настолько яростно и ошеломляюще внезапно обрушивались на врага танки Роммеля!
   Еще при прорыве «линии Мажино» Роммель пересел в головной танк оберста Ротенбурга, командира одного из своих танковых полков, вырвался на оперативный простор и силами одного полка наголову разбил две французские дивизии. Он воевал не числом, а умением, опережая неприятеля на один переход, на один точный выстрел башенного орудия… Инстинкт охотника помог ему разработать новую тактику танкового прорыва. Роммель лично разработал принципиально новую топографическую систему привязки и целеуказания для своей дивизии: оперативные карты командиров экипажей были разбиты на квадраты со специальным цифровым и буквенным обозначением. Это позволяло танкистам быстро сориентироваться на местности и с помощью кода доложить командованию о своем местонахождении. Простота, надежность и оперативность «топографической системы Роммеля» привели к ее повсеместному распространению в вермахте.
   Танковая дивизия генерал-майора Эрвина Роммеля первой достигла атлантического побережья Франции в районе Сен-Валери, самой южной точки захлопнувшегося для британской армии «дюнкеркского котла». В последние безмятежные часы своей жизни, незадолго до начала операции вторжения, Роммель вспомнил события времен французской кампании в узком кругу своих друзей: во время беседы с захваченными в плен британскими и французскими офицерами седоволосый генерал французской армии по-отечески обнял его за плечи и признался:
   — Наконец-то я понял причину ваших успехов на Западе. Вы просто быстрее нас, значительно быстрее. Других причин нет!
   «Французская патетическая соната» закончилась для генерала Эрвина Роммеля мощным аккордом — он был награжден «Рыцарским крестом» за проявленные в боях мужество и героизм. Взошла яркая звезда «гения танковых атак». Нация с гордостью произносила его имя, но его полководческий час еще не пробил! Судьба по имени «Африка» продолжала ждать своего героя…
 
 

Глава 2.
 
ПОБЕДА И ПОРАЖЕНИЕ В ПУСТЫНЕ

НА ЧЕРНОМ КОНТИНЕНТЕ

   Начиная с 1940 года, геополитики национал-социалистического пошиба всесторонне изучали проект «маленького победоносного сафари в Северной Африке». Только таким способом можно было поставить на колени Британскую империю, пришедшую в себя после позора Дюнкерка и уже успевшую одержать первую победу в этой войне — в воздушной битве над Великобританией. Адольф Гитлер возлагал большие надежды на то, что разгром под Дюнкерком вынудит британцев как можно быстрее заключить перемирие с Германией, однако всем этим надеждам не суждено было сбыться, и Берлин наблюдал за развитием ситуации вокруг Соединенного королевства с возрастающим скепсисом. Обещания Германа Геринга очистить небо Европы от Королевских ВВС оказались не более чем пустым звуком. А после того, как люфтваффе понесли серьезные потери в небе над Францией и Польшей и вчистую проиграли воздушное сражение британским летчикам, стал возникать вопрос об их практической боеготовности и возможности использования «полупарализованных ВВС» в грядущих сражениях.
   Британская проблема требовала незамедлительного решения, и Гитлер пристально наблюдал за развитием египетской кампании своего итальянского партнера по «Оси».
   10 июня 1940 года, незадолго до успешного завершения плана «Гельб» [6]Муссолини объявил войну Франции и Англии, вскоре после этого без консультации с Берлином отправил экспедиционный корпус в Египет и атаковал английские войска. Дуче манили лакомый кусок «жизненного пространства» и надежды на легкую победу над недоукомплектованной «нильской группировкой» британского главнокомандующего, генерала Уэйвелла. По замыслу дуче активность на африканском фронте должна была стать важным вкладом Италии в геополитическую стратегию стран «Оси» и сковать значительные силы союзников в Африке. Итальянский маршал Грациани, триумфатор Абиссинии [7], возражал против несвоевременного начала боевых действий, но был вынужден подчиниться приказу диктатора и 5 августа во главе 250-тысячной армии пересек границу Киренаики [8]и Египта между Бардией и Эс-Саллумом. С самого начала операция выглядела безнадежной, а конечная цель — дельта Нила — недостижимой. Но удача сопутствовала итальянцам, и они начали побеждать: через некоторое время совершенно неожиданно пал мощный укрепрайон на средиземноморском побережье, Сиди-Эль-Баррани, и наметившееся было противостояние дуче — Грациани закончилось, так и не успев начаться. Теперь уже никто не вспоминал, что в ответ на приказ Муссолини перейти границу и нанести удар по британской группировке в Египте ошеломленный генерал воскликнул:
   — Но ведь это безумие! Англичане совсем не абиссинцы…
   В излюбленной манере диктаторов всех времен и народов Муссолини воззвал к чести, порядочности и чувству солдатского долга:
   — Грациани, ты солдат и принес присягу своему народу. Принимай армию, и вперед!
   Несмотря на предстартовое волнение и неуверенность в своих силах, поход на Александрию обещал превратиться в «увеселительную прогулку». В самом начале наступления четвертьмиллионной итальянской группировке противостояли 30 000 англичан. Но Грациани знал все слабости, вверенной ему армии. Самым тяжелым вооружением его войск были легкие полевые пушки устаревшего образца, калибра 40 мм. Такие «хлопушки» пригодны для непосредственной поддержки пехоты, но не годятся для борьбы с тяжелой артиллерией противника или осадной войны.
   Слабая моторизация войсковых соединений делала итальянскую армию весьма уязвимой в случае огневого контакта с диверсионно-разведывательными или танковыми частями неприятеля.
   Абиссиния приучила итальянцев «нести бремя белого человека» с комфортом, поэтому они были не готовы к ожесточенному отпору. После захвата Сиди-Эль-Баррани итальянцы, к изумлению и облегчению англичан, не стали развивать успех, а начали возводить мощные фортификационные сооружения в районе средиземноморского побережья и неторопливо готовиться к будущей атаке дельты Нила.
   Тем временем генерал Уэйвелл получил свежее хорошо обученное пополнение и…40 танков! Впервые в военной истории и вопреки мнению авторитетнейших военных специалистов в пустыне появились танковые части. Танки не подвели, и Уэйвелл с блеском использовал представившийся ему шанс: в декабре он нанес внезапный двойной удар — фронтально и со стороны пустыни — и приступом взял укрепления итальянцев. Обезумевшее стадо вьючных мулов, верблюдов и солдат бросилось в беспорядочное бегство. Моторизованные батальоны англичан легко догоняли отступающих в пешем строю итальянцев и десятками тысяч захватывали в плен. Уэйвелл не только изгнал итальянцев из Египта, но и на плечах отступающего врага захватил Бардию и считавшуюся неприступной крепость Тобрук, а затем пала и вся Киренаика. Одним яростным ударом опрокинув врага (это станет стилем операций в Африке, такими ударами предстоит по несколько раз обменяться немцам и британцам) у Эль-Мекили, английская армия совершила марш-бросок через пустыню и вышла к Бенгази, окончательно похоронив все надежды итальянцев. За два месяца ожесточенных боев 160 000 итальянцев попали в плен. Жалкие остатки армии Грациани бежали в Триполи. Колониальное господство Италии в этой части света рухнуло под ударами генерала Уэйвелла. В своем трехтомном труде «Африканская трилогия» английский фронтовой репортер Алан Мурхед, которого я буду цитировать на страницах моей книги как «главного свидетеля защиты и обвинения противной стороны», проанализировал причины поражения итальянцев в Северной Африке:
   — Итальянцы слишком рано посчитали себя «владыками пустыни». Они обустраивали свой быт основательно и с комфортом — мостили улицы, строили дома из камня, а офицеры щеголяли в мундирах с иголочки и благоухали парфюмом. Они намеревались одержать верх над пустыней, но пески поглотили их… Мы не пытались покорить пустыню или жить здесь уютно и безмятежно, наоборот, все считали кочевую африканскую жизнь примитивной и неприемлемой для европейца. Но именно так примитивно, испытывая дискомфорт кочевой жизни, жила и воевала вся британская армия.
   Самую важную и специфическую черту войны в пустыне против Великобритании подметил один итальянский журналист:
   — Мы вели эту войну так, как если бы это была обычная колониальная война в Африке. Воевали-то мы действительно на Черном континенте, но с европейским врагом и с помощью европейского оружия. Но мы не обращали на это никакого внимания — строили роскошные каменные крепости и обставляли мебелью свои офицерские квартиры. Мы забыли, что имеем дело не с абиссинцами…
   Сопоставляя две точки зрения на колониальный образ жизни и вытекающие отсюда два диаметрально противоположных способа ведения боевых действий, начинаешь понимать, что армия Грациани была обречена на поражение с самого начала. Вот как описывает свои впечатления об отбитом у итальянцев Сиди-Эль-Баррани все тот же Мурхед:
   — Никто не отрицает, что итальянцы храбрые солдаты. Во всяком случае, до известных пределов. Поражает их смехотворная тяга к роскоши. Когда британцы вошли в лагерь, то не поверили своим глазам: у каждого итальянского солдата была индивидуальная кофеварка «Эспрессо», чтобы после еды сварить себе напиток по вкусу и посмаковать из индивидуальной чашечки! За несколько месяцев боевых действий наши бригадные генералы не жили и одного дня в таких роскошных условиях, как итальянские унтер-офицеры. В английских окопах не знали, что такое покрывало или парадная форма одежды, и уж наверняка, здесь не пользовались мужской парфюмерией! Командир британской бригады носил бриджи цвета хаки и такой же расцветки рубашку. На завтрак он ел шпик, на обед — гуляш и консервированный компот, на ужин — то же самое! Вся «роскошь» для него исчерпывалась радиоприемником, сигаретами и виски с… теплой водой. А вино, ликеры, ветчина или хлеб свежей выпечки — нет, этого не бывало никогда, или же крайне редко…
   Причины поражения итальянской армии исчерпывающе разъяснены в этих коротких свидетельствах очевидцев. И только когда Роммель привел своих солдат в Северную Африку, на поле боя сошлись достойные противники — равные по силе, по выносливости и по готовности мужественно и с достоинством претерпевать любые трудности и лишения войны в пустыне.
   Наконец, до итальянцев дошло, что они уже не в состоянии остановить лавину Уэйвелла своими силами. Когда английский генерал продолжил движение в сторону Триполи, это стало означать для них не только потерю Триполитании и Ливии, но и создавало непосредственную угрозу континентальной Италии. Перепуганный Муссолини обратился за помощью к верной своему союзническому долгу Германии. Через военного атташе немецкого посольства в Риме, генерала Ринтелена, дуче обратился к Адольфу Гитлеру с просьбой отправить в Африку германские дивизии. Как выразился Муссолини — «только им по силам спасти нас, если вообще можно что-нибудь спасти…». А ведь еще совсем недавно во время встречи с Гитлером во Флоренции у него было совсем другое настроение, когда «триумфатор» хвастливо разъяснял Гитлеру, что ему приходится буквально подгонять Грациани:
   — …Я категорически потребовал от него захватить Сиди-Эль-Баррани в октябре. Что он и сделал после настойчивых указаний. Я назначил ему последний срок, 30 ноября — к этому времени мы должны захватить Умм-эр-Рахам и Мерса-Матрух, чтобы к Рождеству начать сражение за дельту Нила… Военные любят размышлять и сомневаться, нужно почаще отдавать им приказы, чтобы сдвинуть дело с мертвой точки…
   В начале февраля 1941 года, не сделав ни одного выстрела, сложил оружие гарнизон крепости Тобрук. В последующие несколько месяцев название самой мощной и укрепленной цитадели в мире часто упоминалось в сводках информационных агентств. Немногочисленный гарнизон оазиса Джарабуб, проявив чудеса мужества и героизма, продлил агонию итальянского владычества в Триполитании еще на несколько недель. Адольф Гитлер наблюдал за развитием ситуации в Африке со все возрастающим беспокойством. С безудержной жадностью голодающего Италия набросилась на «средиземноморский пирог власти» и отхватила кусок, который оказался ей не по горлу! Италия продемонстрировала свою несостоятельность и слабость как союзная держава, потеряв статус равноправного стратегического партнера, она все больше превращалась в зависимое вассальное государство.
   Гитлер резонно опасался, что вооруженное вмешательство Германии повлечет за собой непредсказуемые последствия и может привести к изменению баланса сил на европейском театре военных действий. Хотя с другой стороны, африканская эпопея предоставила ему хорошую возможность провести «разведку боем» и на южном направлении, также попавшем в сферу геополитических интересов ненасытного фюрера.
 

КОМАНДИР АФРИКАНСКОГО КОРПУСА

   3 февраля 1940 года в Ставке фюрера состоялось секретное совещание высшего военного руководства «Третьего рейха». Наряду с планом нападения на Советский Союз, так называемым планом «Барбаросса», на повестке дня стоял вопрос отправки ограниченного контингента германских войск в Северную Африку. Эта совершенно секретная операция получила кодовое обозначение «Подсолнечник». И хотя запланированное вторжение в СССР и так заставляло работать на повышенных оборотах гигантскую военную машину Гитлера, Главнокомандование уделяло должное внимание африканской проблеме, опасаясь возникновения очередного очага напряженности в Средиземноморье (ровно два года спустя эта проблема все равно заявила о себе во весь голос).
   Так, уже зимой 1941 года, отправляя Африканский корпус в Триполи, Гитлер предпринимал отчаянные попытки удержать на плаву получивший ощутимую пробоину корабль итальянской государственности. Призрак потери Северной Африки и угроза вторжения в Италию, самое слабое звено фашистской «Оси», уже тогда стали посещать фюрера в его самых кошмарных сновидениях.
   Стенограмма секретного совещания от 3 февраля, преданная гласности на Нюрнбергском процессе, проясняет позицию руководства рейха по «африканскому вопросу»:
   — …Возможная потеря североафриканского плацдарма болезненна в стратегическом отношении, но все же вполне переносима. Гораздо более серьезными представляются психологические последствия «эффекта бумеранга»: захватив Северную Африку, британцы получат прекрасную возможность шантажировать Муссолини — или перемирие, или бомбардировки. Такой вариант для нас неприемлем — наше положение в Южной Франции и так оставляет желать лучшего, а если англичане еще и усилятся за счет скованных в данный момент дивизий (против Италии действуют никак не меньше дюжины дивизий), это может привести к катастрофическим последствиям — оккупации Сирии, например. Мы должны воспрепятствовать этому, поддержать Италию и оказать ей действенную помощь в Африке. Итальянцы собираются обороняться в Триполи. Такой вариант нас не устраивает — там мы не сможем задействовать люфтваффе. Мы должны изменить диспозицию и значительно расширить зону ответственности, поскольку эффективность действий заградительного соединения напрямую связана с возможностями быстрого маневра. Высадка войсковых соединений произойдет позже, и здесь важно не опоздать. В Ливии необходимо построить временные взлетно-посадочные полосы и обеспечить условия для выброски воздушного и высадки морского десанта… А если это возможно — то придать дополнительно несколько эскадрилий «ШТУКАС» [9]. Если этих сил окажется недостаточно, нужно будет усилить заградительное соединение моторизованными частями — отборной танковой дивизией. Англичане вымотаны в ходе боев, изношена или требует ремонта и их техника. Положение должно измениться, как только британцы столкнутся со свежими и хорошо оснащенными немецкими войсками…
   Вопрос Главнокомандующему сухопутными войсками Германии (ГсвГ):
   — Можем мы сейчас отправить туда танковую дивизию?
   Ответ ГсвГ:
   — Было бы нежелательно ослаблять «Мариту» [10].
   Гитлер:
   — Об этом не может быть и речи.
   ГсвГ:
   — В таком случае остается только «Барбаросса».
   Гитлер:
   — Итак, что нам необходимо сделать? Если мы все же решим идти в Африку, то нужно делать это прямо сейчас. Итальянцы просили о помощи — и нам нужно оказаться там раньше, чем подойдет их подкрепление. Первостепенный вопрос — могут ли люфтваффе начать немедленно? Это нужно выяснить с самого начала. Потом снабжение и транспортная авиация, заградительное соединение и танки. И обязательно метеорологические условия.