Колин Александр. Мужики что надо

   - Да пошел ты... - начал было Череп, но прилизанный тип в дорогом костюме, свалившийся так неожиданно на Мишину голову, резко повернул его запястье.
   - Эй, ты сломаешь мне руку! - завопил Черепанов.
   - И не только эту... Я искалечу тебя, если вздумаешь вилять со мной. Однако есть и другой выход. Ты можешь заработать.
   - А сколько я получу, если скажу, что ты хочешь, не доставляя тебе лишних хлопот с моими конечностями? - спросил Черепанов, всегда отличавшийся чувством юмора. Похмельная смурь мало способствовала проявлению остроумия, однако инстинкт самосохранения у Миши всегда наличествовал. Понимая, что лишние вопросы могут послужить причиной лишней боли, он все же спросил: - Ты - мафия?
   - Можешь думать все, что хочешь. Если не будешь мне врать, получишь сотню, если...
   - Тысяч? - прервал гостя Череп, округляя загоревшиеся огнем глаза.
   - Сотню "зеленых".
   - Да ты... Что нужно-то?.. Что ж ты сразуто... А то руки ломать... Спрашивайте, мы отвечаем!
   - Ты сидел в тюрьме двенадцать лет назад? - спросил Омар.
   - Эй, приятель, а нельзя ли поконкретнее? А то ведь я там бывал довольно часто, назови год...
   - Восемьдесят второй, тебя ещё потом досрочно освободили.
   - А-а... - ответил Миша, мрачнея лицом. - Я знал, что меня когда-нибудь спросят об этом.
   - С тобой вместе там был ещё один мужик, Мармышка, или как его там, и вместе с ним вы обделали одно дельце, - произнес гость, и Черепанов, как ни застилало мутью его глаза, увидел, что последние слова дались посетителю с некоторым трудом.
   - Было дело... - выдавил из себя Михаил.
   - Я спрашиваю тебя об Артуре Хафизове.
   - Чернявый, как ты, но только высокий. Он что, твой родственник? - спросил Череп, в тяжелой голове которого вдруг мелькнула догадка.
   - Не имеет значения. Ты знал Артура?
   - Его все звали Турком... Да знал, знал, - быстро добавил он, чувствуя, как тяжелеет взгляд гостя.
   - Вы его убили?
   - Это Мармышка, это все он... я...
   - Мне нужна только правдивая информация, я не собираюсь тебя убивать.
   - Но это точно Жорик! Один раз он мне говорит: надо, мол, пришить фраера, только так, чтобы выглядело как несчастный случай, - Череп опасливо покосился на гостя, который слушал молча, и продолжал: - Я говорю: это ведь мокруха. Если докопаются, нам с тобой - крышка, а он говорит, что если чисто сделать, то никто не догадается, что, мол, я ему для этого и нужен. А просто пришить кого-нибудь он и сам может... Он и правда мог, здоровый был. Зарезали его полгода спустя после того дела.
   - Я знаю. Меня интересует, кто вас нанял.
   - Парень один. Жорик с ним договаривался.
   - А ты его не видел?
   - Нет, но Мармышка сказал, что он работает на кого-то очень крутого в нашем городе, может быть, на самого крутого, на этого, как его...
   - На кого?
   - На Нефть.
   - На Ганджиева?
   - Да... Вроде того...
   - Как он погиб? - спросил Омар, хотя знал, что брат сорвался со строительных лесов: он работал чернорабочим.
   Хозяин, то и дело бросая на гостя испуганные взгляды, рассказал, как все случилось. История эта мало обогатила Маркиза фактами.
   - Благодарю тебя, - сказал он, поднимаясь.
   - Э... - замялся Череп, - а как насчет деньжат? Ты же говорил...
   - Возьми, - брезгливо процедил Маркиз, доставая из бумажника и бросая на кровать две купюры.
   - Э... - несколько увереннее сказал осмелевший Череп, разглядывая портреты президента Гранта. - Меня ведь могут пришить из-за этого, может, ты... - он осекся, встретившись взглядом с глазами гостя.
   - Сколько вам заплатили?
   - Не знаю, наверное, Жорик что-нибудь получил, но мне он ни шиша не дал! Радуйся, говорит, что досрочно выйдешь - мне ведь тогда пятерку влепили...
   Омар кивнул.
   - Эй, мужик, - сказал Черепанов, понимая, что его не собираются лишать жизни. - Я и правда этого парня не убивал, я на стреме был...
   Маркиз молча достал из бумажника несколько лежавших вперемешку пяти-, десяти - и однодолларовых бумажек и не глядя бросил их на кровать, затем отвернулся и, не говоря больше ни слова, как-то странно ссутулившись, вышел в коридор.
   С человеком, с которым Маркиз договорился насчет оружия, встретиться не удалось - тот попросту не пришел на свидание. Оставался один выход - майор Григорий Сергеевич Старицкий, так навсегда и оставшийся для Омара лейтенантом Гришей Старицким.
   - Одному тебе до него не добраться, - покачал головой майор, когда они спустились к тайнику с оружием. - Трудно штурмовать в одиночку здание, которое охраняет десяток или полтора здоровых громил.
   Маркиз покачал головой.
   - Я не собираюсь штурмовать здание, - сказал он вдруг. - Просто хочу прийти туда и посмотреть кое-кому в глаза.
   - Тогда зачем тебе пулемет и гранаты? Ведь ты же не сможешь взять их с собой в здание, если попытаешься войти туда легальным путем.
   Тебя обыщут, даже пистолет отнимут.
   - Не знаю, - проговорил Маркиз после небольшой паузы. - С оружием как-то веселее. - Он опять на секунду умолк, а потом произнес каким-то виноватым тоном: - Ты ещё спроси меня, зачем я напялил форму, и я, наверное, отвечу тебе то же самое. - Сказав это, Омар улыбнулся.
   - Ну, такого вопроса я тебе задавать не стану, - неожиданно проговорил майор.
   - Почему? - удивился Маркиз.
   - Потому что там, в горах, ты обручился со смертью и это - твой наряд новобрачного.
   Маркиз не смог сдержать усмешки.
   - А я и не знал, что ты поэт, Гриша...
   Перед последним памятником Омар задержался особенно долго.
   Глядя на лицо брата, - на фотографии Артур был совсем не похож на себя, Маркиз представил себе его тело, распростертое на бетоне. Артур умер сразу, упав с четвертого этажа. Даже и без того, что сказал ему Черепанов, Омар уже не сомневался, что приказ, решивший судьбу его брата, отдал не кто иной, как нефтяной директор. Маркизу оставалось только одно: выполнить свой последний долг перед Артуром и Василием Прохоровым, чей прах покоился на другом кладбище Посетить могилу покойного друга Маркиз уже не успевал.
   Где-то здесь бродит Григорий Старицкий - ушел, чтобы не мешать. Это хорошо. Омар специально тянул время... На сей раз он не хотел, чтобы с ним шел даже Коновалов, не говоря уж о майоре. Здорово было бы пойти всем вместе, но нельзя.
   Маркиз услышал чьи-то шаги.
   "Черт! - мелькнуло в мозгу - Не успел."
   Он обернулся, ожидая увидеть Старицкого, но по тропинке медленно шел парень в такой же пятнистой форме, как у Омара.
   Вот уж, что называется, Бог послал!
   - Эй, земляк, - окликнул его Маркиз.
   * * *
   - Чего? - спросил парень, сбавляя и без того неспешный шаг. - Разговор есть.
   Домой Василий вернулся уже под вечер и с удивлением обнаружил, что в квартире пусто.
   Там всегда кто-то находился, а сейчас света нигде не было и вообще царила какая-то странная холодная пустота. Впрочем, удивляться холоду особых причин не было: в кухонном окне не осталось ни одного целого стекла, погода стояла ясная - днем жарко, вечером прохладно, утром холодно. Паровое отопление, разумеется, ещё не работало.
   Капитан прошел на кухню, включил свет.
   Чисто и убрано, но все равно как-то дико. Даже человеку бывалому, вроде Коновалова, не оченьто привычно лицезреть на стенах своего жилья дырки от пуль. Не оставалось никаких сомнений в том, что завтра в понедельник придется обращаться в жэк с тем, чтобы плотник не только заколотил парадное, но и вставил стекла на кухне.
   Вася открыл холодильник, взял кусок пирога, но есть его не стал.
   - Выпить бы чего, - сказал он почему-то вслух. - Неужели ничего не осталось?
   В холодильнике выпивки не оказалось. Выходить на улицу не хотелось Вася выругал себя за то, что не догадался прихватить бутылку по дороге.
   Весь день Коновалов потратил на поиски свидетелей того, как Ревякин минировал машину, и нашел-таки, да сразу двоих! Взрывника видела одна старушка из окна дома, с чердака которого Лео застрелил Хоботова, и ещё молодой человек, возвращавшийся домой от подруги. Показания их сходились в некоторых деталях, а самое главное, оба довольно точно называли время, когда устанавливалась бомба, - половина четвертого ночи. Ревякин приехал на "Волге" в сопровождении двух человек, один из которых и помогал ему, второй стоял на стреме.
   Загулявший молодой человек видел даже лицо взрывника. Парень подумал было, что мужики хотят угнать машину, и на всякий случай остановился. Его заметили, он побежал. На счастье, преследователь оказался тяжеловат, это и спасло свидетелю жизнь. Он не очень-то рвался давать показания, не слишком располагала его к этому и милицейская форма одного из оперативников (Михеев и Коновалов взяли с собой ещё одного сотрудника). Однако когда на него надавили, объяснив, что он пытается скрыть факты, важные для ведения следствия по делу о гибели работника милиции, а это - статья, парень сдался и рассказал все, как было.
   Минировал машину Маркиза действительно, судя по описаниям, Ревякин или кто-то похожий на него. Однако это само по себе мало что давало, так как просто заявиться на виллу к Ганджиеву и потребовать у бывшего нефтяного директора ответа на некоторые животрепещущие вопросы невозможно. Пройдоха Аксельбант развернет все так, что рад будешь, если при погонах останешься.
   Вася лично даже не был знаком с младшим сержантом милиции Поповым, но капитан являлся единственным из оперативников, которому не надо было беспокоиться о погонах. Он уже давно их не носил.
   - Где все, а? - обратился капитан с вопросом к дыркам на стенах и лишенным стекол рамам. - Где Омарик?
   Он набрал номер телефона своего друга. Тишина. Ох и не понравилась эта тишина Коновалову. Что-то происходило, но что?..
   - Где же все-таки выпивка? Должно хоть что-то быть в доме? - спрашивал себя Коновалов, удивляясь тому, кто это у него все время все выпивает.
   Звук телефонного звонка показался капитану почему-то особенно громким. Василий Андреевич взял трубку. Звонила Люси.
   - Что значит и есть, и нет? - рассердился Вася. Сначала он выяснил, кто звонил в его отсутствие. Секретарша покинула квартиру примерно три часа назад, сказав, что среди прочих граждан, добивавшихся внимания господина капитана, были Маркиз, которому Люси сообщила новость про его "девятку", и неуемный Копайгора. Последний казался одновременно чем-то и огорчен, и вместе с тем несказанно обрадован.
   Выяснив относительно звонивших, Коновалов задал вопрос, мучивший его с момента возвращения в квартиру. Ответ, который капитан получил, показался ему по меньшей мере странным.
   Он потребовал объяснений: - Что все это значит? Могу я узнать?
   Все немедленно разъяснилось, в арсенале имелся один-единственный снаряд бутылка французского коньяка. Подобные напитки знающие люди в холодильник не ставят, вот Вася его там и не обнаружил.
   - Черт с ним, - обреченно проговорил капитан в трубку. - Где это пойло?
   Распрощавшись с Люси, Коновалов извлек из кухонного буфета бутылку, которая стояла на виду. Странно, что Василий Андреевич сам не нашел её. На то, чтобы расправиться с коньяком и пирогом, очень кстати сохранившимися к этому случаю, в нормальных условиях ушло бы, наверное, минут десять-пятнадцать. Однако это в нормальных условиях.
   Не успел капитан наполнить стакан, как телефон снова зазвонил. Вот такого Вася не любил:
   по его глубокому убеждению, если кто-нибудь звонит, когда собираешься поднять стакан, так сказать, под руку, - это не к добру. Вася поднял трубку. Предчувствия его не обманули.
   На противоположном конце телефонного провода находилась Ирма Медне.
   - Где я был? Где я был?.. Да нет же! Ну при чем здесь она... Да какого черта? Что на тебя накатило сегодня?.. Это я хамлю? Ну знаешь!.. - Вася с треском опустил трубку на рычаг. Он помотал головой так, точно ему в уши налилась вода, и тяжело вздохнул.
   - Ну, вздрогнем, Василь Андреич, - торжественно проговорил капитан, поднимая стакан, он уже поднес его к губам, стараясь не принюхиваться, и открыл было рот, чтобы проглотить ненавистное пойло... - Твою мать! взвизгнул он, чуть не уронив стакан, так громко и неожиданно телефон зазвонил вновь.
   - Всю эту ночь, и предыдущую, и предпредыдущую, и вообще все то время, которое я провожу не с тобой, я трахаю все женское население города в возрасте от восемнадцати до сорока! - единым духом выпалил капитан в трубку, даже не затруднив себя приветствием.
   - Твоему здоровью, Коновалов, трудно не позавидовать, - произнес звонивший приятным, чуть насмешливым голосом.
   - Кто это еще?!
   - Майор Горшаков, следователь из Октябрьского, помнишь такого?
   С Павлом Александровичем у капитана отношения были неплохие, даже приятельские.
   - Ты что, мой семейный врач, что ли, Паша?
   Какое тебе дело до моего здоровья, и вообще что тебе надо? - Вася рассердился ещё больше. Стакан пришлось поставить на стол. Жидкость внутри его казалась уже вовсе и не гадкой, а даже, наоборот, желанной и вожделенной, как вода в пустыне, и столь же недостижимой... Коновалова не подпускали к оазису.
   - Мне нужен твой друг, он на месте? - спросил Горшаков.
   - Он, между прочим, здесь не живет, - отозвался капитан. - А мне он нужен и самому не меньше, чем тебе. Провалился куда-то как сквозь землю, не могу его нигде найти. А тебе-то он зачем?
   - У нас здесь есть задержанный, который уверяет, что какой-то тип, по описанию очень похожий на твоего приятеля, вчера вечером вывихнул ему руку возле "Звездного".
   - Это что ещё за сучий сын?
   - Да все тот же, у которого ты украл с одним дедом "Мерседес". Кстати, его фамилия мне тоже нужна, как его зовут?
   - Это Блохин, что ли? - спросил капитан и, не дожидаясь ответа, получается, что из-за этого подонка ему, Васе, выпить не дают, - крикнул: Передай ему, что я его уконтропуплю! Так и скажи, ишь чего удумал! Жаловаться на Омара!
   Майору вовсе не хотелось ссориться.
   - У него к тебе тоже претензии...
   - Что?! Он мне сам ключи...
   - Дело уже не в этом, - пояснил Горшаков. - Он говорит, что у него из салона свистнули магнитофон "Панасоник" стоимостью пятьсот долларов.
   - Слушай, Паш, от... вали, а? В меня тут стреляют все кому не лень. Я, понимаешь, всю ночь не спал...
   - Ты с этим поаккуратней, Андреич, а то, ейБогу, и до сорока не дотянешь.
   - ?
   - Да я о том, что ты мне только что сказал насчет... - майор хихикнул, насчет твоих отношений с... особами противоположного пола.
   - Да не морочь ты мне голову, а!
   - Ну и что же мне делать? - задумчиво проговорил Горшаков.
   - С кем? - поинтересовался Вася.
   - С Блохиным, с кем еще?
   - Вывихни ему вторую руку, - пожал плечами Коновалов, с тоской глядя на стакан, не в силах долее выносить танталовых мук.
   - Дело возбуждать придется...
   - Ну и возбуждай! - рявкнул капитан и повесил трубку.
   Он поднял стакан.
   - Идите вы все к...! - прокричал Вася, потому что телефон зазвонил опять. Капитан стукнул толстым донышком своего граненого кубка о столешницу с такой силой, что часть жидкости пролилась. То, что сам сосуд уцелел, казалось просто удивительным. Крепка все-таки у нас отечественная посуда. - Коновалов слу... Да...
   Хорошо, хорошо... Что? Конечно, приезжайте...
   С внуком? Ради Бога... Конечно... Не пустили к Ганджиеву?.. Как отец с отцом?.. Уверены... Хорошо, Иван Макарыч... Хорошо, хорошо, хорошо!.. Я вас жду... Да, да... Все... Нет... Жду. Все...
   Уф!!! - Коновалов почувствовал, что на лбу у него выступил пот. - Да когда же это кончится?!
   На сей раз он не успел даже поднять стакан.
   Капитан с ужасом посмотрел на похожий на жабу пузатый старомодный дисковый телефонный аппарат, вновь взорвавшийся противными трелями.
   - Да, - обреченно проговорил капитан, практически уже совсем спокойно. Коновалов слушает... Старицкий? Чем могу?
   Василий Андреевич почти не задавал вопросов, только иногда говорил "да" или "нет", стараясь не прерывать звонившего.
   - Долг чести? - переспросил он в конце короткого разговора. - Так и сказал? Ну я ему покажу, засранцу! Подгребай сюда, майор. Только давай в темпе.
   ГЛАВА 16
   Шестидесятипятилетний Сиявуш Мамедович Ганджиев сидел в своем рабочем кабинете на втором этаже виллы, погруженный в не слишком веселые раздумья.
   Не такой, нет, не такой представлялась ему его осень: благородный седой старец, окруженный любящими детьми и оравой внуков, человек, которого все уважают, в котором нуждаются. Хозяин, которому есть кому передать с большим трудом налаженное дело и десятилетиями приумножаемый капитал...
   Он начал на пустом месте, как американские сапожники, превратившиеся потом в банкиров, имея лишь один костюм, две рубашки и... живой ум, неукротимую энергию, решимость. Ему не на кого было опереться... А они, наследники, получили бы все, о чем только может мечтать человек! Огромное состояние, почет и уважение, и им ничего не надо было бы зарабатывать, потому что все это уже заработал он!
   И что же получилось? Единственного сына не сумел привлечь, удержать, остановить. Мальчишка с детства бредил самолетами. Что ему было до отцовского дела? Гигантский мрачный и угрюмый завод, напоминавший картины ужасного будущего земли, нарисованные западными писателями-фантастами. Ежедневная работа с утра и до поздней ночи без выходных и практически без отдыха... суровая проза жизни.
   Деньги, деньги, деньги. Разве может это сравниться со сладостными минутами, когда ты паришь, проносясь на высоте десяти тысяч метров над землей, с затмевающей сознание скоростью, в послушной малейшему твоему движению машине?..
   Так или почти так сказал ему сын, когда они виделись в последний раз. Тогда Ганджиев-старший ещё надеялся, что Мамед, выйдя в отставку, приедет к нему и останется, не вечно же ему летать? Почему не осесть наконец в родном городе, чтобы утешить отца на старости лет, принять из его ослабевших рук крепкое дело? Жениться на хорошей девушке - а то ведь уже за тридцать, а все один, - которая нарожала бы ему, Сиявушу Мамедовичу, множество внуков...
   Летчик-испытатель подполковник Мамед Ганджиев погиб во время тренировочного полета.
   Одно утешение на старости лет, что его сын герой... Советского Союза. Награжден посмертно. А где он, тот Союз?
   Нет, не зря, не зря называют его хозяином.
   Он таков и есть, предвидел, чувствовал, знал.
   Понимал, сколь слаб колосс, что не устоит он, и тогда... Говорил речи на собраниях, депутатствовал, строил светлое будущее всего советского народа и... готовился к тому, что все закачается, затрещит по швам и рухнет.
   Копать начали сразу, как ушли старики и в Кремле сел молодой "государь". Впрочем, подкапывались под Ганджиева всегда, и он знал это.
   Но тут, дальше - больше, понял, что одолеют.
   К чему воевать? Ни к чему, особенно когда капитал для развертывания широкомасштабного частного предпринимательства уже набран. Ни один легальный бизнес не может реально устоять или хотя бы сколь-либо долго продержаться без нижней части "айсберга" - криминальной своей основы, но и той, более могущественной части, спрятанной под толщей темной или скорее уж мутной воды, не уцелеть в одиночку, ибо обе они - составляющие единого механизма или, что точнее, организма, живущего своей особой жизнью...
   Ганджиев ушел на пенсию в положенные шестьдесят, полный сил и энергии. Некоторые недоумевали - как может он оставить такое дело? Многим казалось это немыслимым. Те из заводских старожилов, кто помнил его молодым, плакали: как же, хозяин бросает, как без него?!
   Сам плакал и... все-таки ушел, так нужно было.
   Теперь, по прошествии пяти лет, становилось ясно, что поступил, как всегда, правильно.
   Пять лет. Сиявуш Мамедович подумал о том, что в следующем году сыну исполнилось бы сорок, но... не исполнится. Никогда... Никогда...
   А единственная дочь Роза! Покойная мать дала ей это имя... Счастье, что не дожила до позора, а вот он дожил.
   Дочь - актрисенка в безвестном театришке в далеком, холодном и чужом городе. Роза... дочь, родившая сына до брака от какого-то не то актеришки, не то режиссеришки. Позор. Мужчина, который не способен прокормить свою семью и обеспечить будущее своему ребенку, не мужчина, он... Подумав об этом, Сиявуш Мамедович поморщился.
   А этот ребенок ему нужен - наследник, внук, десятилетний Альберт или, как все его называют, Алик. Алик так Алик. Сына тоже все звали Мишей.
   Алик, Альберт Евгеньевич. Дед захотел забрать мальчика к себе. Но жалкий папаша воспротивился. Не раз и не два возникала у старика мысль - послать к актеришке "человека". Ребенку не нужен такой отец, у него есть дед, который способен заменить всех, дать образование и открыть широкую дорогу в будущее. Он, Сиявуш Ганджиев, силен и полон энергии, он поставит мальчишку на ноги! В случае же безвременной своей кончины хозяин знал, на кого оставит мальчика.
   Верный Аксельбант сумеет с этим справиться.
   Он, Алексей, справляется со всем и всегда. Бывали минуты, когда хозяину казалось, что ловкий адвокат-родственник послан ему судьбой, словно бы пытавшейся исправить несправедливость... И хотя Аксельбант наполовину еврей и старше покойного сына лет на пять, есть что-то общее, не во внешности даже, а в характере этих совершенно разных людей.
   Нет, все-таки хорошо, что не решился он послать человека в Питер. Жалкий муженек дочери спился и умер от цирроза печени, а ей самой стало, видимо, сложно справляться с взрослеющим ребенком, она уступила воле отца и отдала ему мальчика.
   Самой Розе в родительском доме места нет.
   Пусть живет там, где ей нравится, так, как ей нравится, но чтобы не упала ещё ниже, каждый месяц ей по почте будет высылаться перевод на сумму, достаточную для нормальной жизни.
   Чтобы беспутная дочь могла снять неплохое жилье - своей квартиры не нажили, - купить модную одежду и все остальное, что нужно женщине в её возрасте. А Алик, когда вырастет и станет хозяином, как дед, сумеет понять его. Должен понять...
   Да, не очень-то повезло ему с детьми, как и другу детских лет Марату Хафизову. Странным все-таки человеком был Марат. Бросил все, обменял квартиру, протирал штаны в какой-то конторе, пиликал на скрипке. Слабак!
   И оба сына его слабаки! Старший, Артур, устроил себе сладкую жизнь: кабаки, шмотки, тачки, девки...
   А на зоне показалось тяжко. Всего-то и надо было продержаться два года из пяти, определенных ему судом. Не выдержал, развязал язык и...
   упал со строительных лесов.
   Омар, тот иной, но все равно... Парень вполне мог бы добиться многого, но из-за замкнутости и некоммуникабельности дальше охранника не продвинулся. Причем, казалось, был вполне доволен своей жизнью.
   Правильно ли поступил он, хозяин, разгневавшись на Омара тогда в апреле? Не сам ли толкнул непредсказуемого, как внезапно выяснилось, человека в объятия такого же сумасшедшего типа, как и сам Омар, бывшего оперативника Василия Коновалова? Любой, кто знал ситуацию, мог бы с уверенностью предсказать - этим двоим крышка, в схватке с Джегоевым им не уцелеть. Но они победили, и получилось, что он, хозяин города, создал на свою голову двух народных героев местного масштаба.
   Уж кто-кто, а Ганджиев понимал: не тот человек Коновалов, чтобы остановиться на достигнутом. А после того, что случилось с его главным конкурентом Рахметом Джегоевым, Сиявуш Мамедович не был уверен, устоят ли в случае чего два десятка крепких парней, находившихся сегодня на вилле, против этих двух свихнувшихся на справедливости безумцев?
   Крыса и Хоботов погибли от руки неизвестного убийцы. Хотя уже не неизвестного: только что свой человек сообщил, что киллера, так некстати вмешавшегося в его, Ганджиева, планы, послал Веньяминов с той же самой целью! Нелепость цеплялась за нелепость.
   Почему все случилось в одно время? Кто похитил деньги и товар? Девка, которую притащили Ревякин с Хоботовым, бормочет про какогото демона по имени Генрих, говорит, что смотрела про него кино по "видику", там он будто бы был инопланетянином. Бред, конечно. Только инопланетян здесь и не хватало!
   Случайности? Опять случайности?! В них Ганджиев не очень-то верил. И тем не менее казалось, что в четко работавший механизм подсыпали немного песка, и...
   И куда теперь девать эту девку? Придурки!
   Притащили её на виллу. Видела их рожи? Черт бы их взял! Что теперь делать с ней? Ко всему прочему, она ещё и несовершеннолетняя...
   Еще этот сумасшедший старик на "Победе", который явился к Ганджиеву днем требовать, чтобы ему вернули ребенка! Маразм какой-то, ладно, у охраны хватило ума выставить психа.
   Однако почему он пришел на виллу? То, что этого старика видели в обществе Коновалова и Хафизова, наводило на весьма неприятные размышления.
   Ганджиев приказал охране усилить бдительность. Приближалось что-то очень и очень нехорошее, однако Сиявуш Мамедович, сидевший в своем рабочем кабинете, не знал, что именно, и это тревожило его больше всего.
   * * *
   Стемнело. Омару пришлось ехать медленно, дорогой ему все время казалось, что древняя "копейка" Старицкого вот-вот развалится: все в ней дребезжало, звенело и погрохатывало. Оставалось удивляться, как такой автомобиль ещё сохранял способность двигаться. Но если дареному коню в зубы не смотрят, то краденому тем более.
   А что ни говори, автомобиль у Григория Сергеевича Маркиз украл. Как жаль, что майор, неплохо зарабатывавший в коммерческой фирме, вбухал все свои средства в дом, о приобретении новой машины ему пока приходилось только мечтать.
   Когда автомобиль набирал скорость, где-то между пятьюдесятью и шестьюдесятью километрами в час он впадал в своеобразный флаттер (что такое этот самый флаттер Маркизу было известно из книг по авиации, прочитанных в детстве, когда он ещё мечтал стать летчиком, непременно военным). "Жигуленок" Старицкого начинало трясти так, что казалось, он вот-вот развалится. И избежать этого не представлялось возможным, автомобиль вообще не разгонялся больше восьмидесяти.