Колин Александр. Мужики что надо

   Таким образом, ехать пришлось очень долго.
   Впрочем, Омар надеялся, что благодаря уловке и как нельзя более кстати подвернувшемуся на кладбище парню в камуфляже Старицкий еще, возможно, не понял, что его "кинули". Правда, недоверчивый майор вытащил сумку с оружием и таскал её с собой якобы для того, чтобы какиенибудь случайные воришки не залезли в салон.
   Однако ручной китайский пулемет остался в багажнике.
   Тряска, вибрация и невозможность развить нормальную скорость несказанно раздражали Маркиза, мешая ему думать. А поразмыслить-то Омару как раз и не мешало. Что сказать Ганджиеву? Сознайся в убийстве брата и Прохорова?
   Отпусти Жанну Голубеву?.. Если она ещё жива...
   Нет, в том случае, если она оказалась в руках Ганджиева, её не убьют... Каким бы плохим человеком ни был Сиявуш Мамедович, отдать приказ уничтожить девушку он не осмелится. А как с Ревякиным, виновным в смерти работника милиции, подорвавшегося на мине, которая предназначалась для него, Маркиза, и, конечно, для Коновалова? От экс-комитетчика Ганджиев может в случае чего и избавиться...
   Сто против одного, что Ганджиев скажет: я не убивал Артура и Прохорова, мои люди ничего не знают ни про какую Жанну Голубеву. Ревякин?
   Впервые слышу о таком. Крыса? Знать не знаю...
   Мало того что вибрация и дребезжание вытянули из Омара всю душу, всего в полукилометре от виллы Ганджиева, почти у самого поворота, Маркиз пробил колесо.
   Ключей у Омара не было, а багажник, где лежала запаска, оказался, конечно же, запертым.
   О пулемете приходилось забыть...
   "Приехали! - горько усмехнулся Маркиз. - Что будем делать? Пойдем в гости к господину Ганджиеву, только не с пулеметом, ас... зажигалкой. Что ж, дядя Сиявуш, посмотрим, хорошо ли тебя охраняют твои шавки?"
   * * *
   Ганджиев мысленно вернулся к событиям прошедшей ночи и дня. Скверным, очень скверным казался ему тот факт, что в распоряжении следствия оказался Семен Голубев, единственный уцелевший из троих парней, нанятых Ревякиным и Хоботовым для ограбления машины ФСБ.
   Хоботов уже ничего больше не скажет. А вот Ревякин... Надо поскорее избавиться от него, сделать так, чтобы он вообще на какое-то время исчез из города...
   Тут хозяин вновь подумал о пленнице: "Чтото надо делать с этой девкой, и немедленно. Но что именно?"
   Проще всего было бы утопить её в реке, но вынудить Сиявуша Ганджиева убить женщину могли только крайние обстоятельства. Лучше, пожалуй, продержать её здесь некоторое время, накачивая наркотиками, а затем переправить в какой-нибудь заграничный бордель. Что ж, в этом нет ничего невозможного...
   Уже стемнело, а он все сидел и размышлял, не зажигая света, в полном одиночестве.
   "Нет, держать девчонку на вилле нельзя. Необходимо удалить её отсюда куда-нибудь на время и приставить охрану, потому что... - Ганджиев ни за что не хотел признаваться себе в том, что боится, как бы Хафизов с Коноваловым не навестили его уже сегодня вечером. Итак, он принял решение: - Увезти девку и поручить это...
   Ревякину. Заодно пусть и он исчезнет. Экс-кагэбэшник, конечно, рвется в бой, ему до зарезу хочется прикончить Коновалова, боится, поганец, что мент отомстит ему..." Ганджиев злорадно усмехнулся: Ревякин раздражал его своими попытками вести себя независимо. Но взрывник не мог ничего поделать, хозяин был нужен ему, как и он хозяину, пока живы эти двое...
   Ганджиев включил настольную лампу, совершив это первое за последние полчаса действие, он как бы оживился и велел позвать к себе Ревякина, но узнав, что тот отсутствует, пригласил начальника охраны. Отдав ему распоряжения и отпустив, хозяин нажал на кнопку звонка, и из боковой двери кабинета, спустя минуту-другую, появился широкоплечий приземистый человек с короткой толстой шеей и длинными мускулистыми руками, на вид ему было лет пятьдесят или около того. Он молча приблизился к столу и так же молча поклонился сидевшему за ним человеку. Хозяин знал, что он пришел, но не шевельнулся и даже не поднял на него глаз. Вошедший же замер, не смея нарушить раздумий господина, и смиренно ожидал, когда тот решит заговорить с ним.
   - Здравствуй, Мурат, - нарушил наконец затянувшееся молчание Сиявуш Мамедович, поднимая глаза на своего личного палача Мурата Нуралибекова по кличке Бек.
   - Здравствуйте, хозяин, - ответил вошедший, вновь кланяясь.
   - Скучаешь? - спросил Ганджиев.
   - Нет, хозяин, - ответил Бек. - Дом большой, работа всегда есть.
   Кроме своей главной обязанности, Мурат ухаживал за цветами и газонами, а большую часть своего свободного времени занимался резьбой по дереву. Делал он это довольно неплохо и одну из работ подарил хозяину, который повесил её в своем кабинете. Вообще-то между Нуралибековым и его боссом сложились идеальнейшие отношения: по-собачьи преданного слуга и доброго господина. Пожалуй, оба они понимали, каждый по-своему, что нашли друг друга. Если ктонибудь в этом мире и готов был отдать жизнь за Сиявуша Ганджиева, так это Бек, который понимал, что хозяин никогда не предаст его, иначе как доведенный до крайности, а такого при его положении просто не могло произойти.
   При всей своей покорности хозяину Бек вовсе не отличался кротостью нрава. Прикажи Ганджиев, и Мурат с готовностью, а возможно, и радостью перережет половину охраны. Верный пес, признающий только одного хозяина, он был, по всей видимости, не вполне психически здоровым человеком и, возможно, как подозревал Ганджиев, прежде завсегдатаем соответствующих лечебных учреждений. Впрочем, бывший нефтяной директор ничего не знал о прошлом своего слуги. Поговаривали, что тот убил кого-то у себя на родине, в Казахстане, но Ганджиева все это не интересовало. В самые трудные минуты общение с Муратом придавало хозяину сил.
   - Хорошо, - одобрил старик. - У нас тут возникли некоторые трудности в связи с девчонкой, которую притащили Ревякин и Хоботов.
   - Хотите, чтобы я занялся ею, хозяин? - спросил палач.
   - Нет, Мурат, совсем не это. Ты помнишь Маркиза? - Бек кивнул. - Так вот, возможно, сегодня он появится здесь, и даже не один, надо быть готовым. Я прикажу Ревякину увезти девку, и у них не будет законного повода рыскать здесь, им придется убраться, но если разговор окажется чересчур жестким, может понадобиться и твоя помощь тоже. Четверо вчера погибли, ты знаешь, и теперь у меня недостаточно людей, чтобы охранять виллу...
   Палач молча слушал, и на его желтоватом лице казахского пастуха не отражалось никаких мыслей и чувств. Таким оно было всегда.
   У Нуралибекова оказался просто настоящий талант: нерадивые должники, да и любые другие строптивцы незамедлительно исправлялись, пообщавшись один на один с Муратом. Хозяин выделил своему помощнику небольшую комнатку в подвале своей виллы для удобства ведения "душеспасительных" бесед. Он никогда не заходил туда сам, но знал: если от кого-то надо чего-то добиться, это смело можно поручить Беку.
   - Это не входит в твои обязанности, но сегодня особый случай.
   - Вы же знаете, хозяин, для меня большая честь служить вам... - начал "пастух".
   - Благодарю тебя, Мурат, - сказал Ганджиев. - Я и не ждал от тебя иного ответа, а теперь иди и будь готов.
   Бек поклонился, тихонько отошел к выходу, открыл дверь и исчез.
   Прошло ещё минут пять-десять. В приемной раздался странный шум. Как будто кто-то упал.
   Затем дверь распахнулась.
   - Ты?.. - проговорил Ганджиев, и рука его потянулась к кнопке.
   - Не надо делать этого, - спокойно предупредил Омар. - Я пришел поговорить.
   * * *
   После звонка майора телефон какое-то время молчал, и Коновалов, опасливо косясь на аппарат, выпил стакан коньяку, закусил пирожком и налил себе еще.
   Приятное тепло, разлившись по телу, несколько успокоило капитана. Он добавил. Стало и вовсе хорошо. Жуя пирожок, Вася подумал, что "французского пойла" осталось меньше полбутылки, а следовательно, на четверых мужиков это ни то ни се.
   Коновалов безжалостно прикончил коньяк и, доев кусок пирога, позаботился об уничтожении следов своего пиршества. Он ещё раз с опаской посмотрел на жабу-телефон и подивился: молчит, гад! Василий поднял трубку - гудок есть.
   Странно. Он все ещё надеялся, что позвонит Омар, но вместе с тем понимал, что этого не произойдет. Если компаньон поперся на виллу к Ганджиеву сводить счеты, то Омар в беде. Теперь уже не приходилось гадать, там или нет Жанна Голубева, Ревякин с дедовым "наганом" и "Морская соль", надо было отправляться в гости к дяде Сиявушу для жесткой беседы.
   "А если его там нет? - спросил себя капитан. - Нас набирается четверо: один старик, один мальчишка, один контуженый ветеран, отец четверых детей, и я... Хорошенькая компания. Сколько народу у Ганджиева? Сколько бы ни было, получается по четыре-пять рыл на брата. Не хило..."
   Что делать? Звонить Михееву? Можно, конечно, тем более выяснилось, что микроавтобус "РАФ" числился на балансе одной из фирм, принадлежащих все тому же Ганджиеву. Правда, оформлены они были на подставных лиц. Но доказать-то можно?..
   Ну и что? Вася понимал, что кто-то, причем из милицейского и даже, возможно, фээсбэшного руководства стучит Ганджиеву. Не исключено, что и Хмельницкий. Если так, то никто не отправит опергруппу, возглавляемую Михеевым, на виллу - другой район, сообщат коллегам, но сначала позвонят самому подозреваемому. А за это время выловят Омарика внизу по течению через недельку-другую. Если вообще найдут...
   * * *
   - Неужели ты действительно считаешь, что можешь просто взять и уйти отсюда после того, что ты мне сказал, и после того, что тебе сказал я? - спросил Сиявуш Мамедович, глядя на Омара с нескрываемым сожалением.
   - Если я сумел беспрепятственно войти сюда, то я и уйду отсюда, господин Ганджиев, уйду, но вернусь, чтобы сделать то, что должен, - ответил Маркиз, спокойно глядя ему в глаза.
   В его словах сквозила вполне обоснованная уверенность. Шестеро вооруженных охранников, пытавшихся помешать ему проникнуть в кабинет бывшего шефа, остались лежать на полу. Остальные просто не успели вмешаться, так стремителен оказался натиск их бывшего коллеги. Ганджиев отлично понимал, что Маркиз вполне мог позаимствовать оружие у любого из стражей, и тогда ему, хозяину города, пришлось бы несладко.
   Несколько секунд они смотрели друг на друга - старик, положивший руки на массивную столешницу, и стоявший перед ним бывший охранник, пригретый и обласканный сын покойного друга. Ганджиев отвел глаза.
   Маркиз тоже посмотрел в сторону, и его взгляд остановился на висевшей на стене вырезанной из дерева картине, изображавшей весьма популярного христианского мученика - пронзенного стрелами святого Себастьяна. Омар пригляделся и увидел, что стрелы на этой картине Heдеревянные, а металлические и очень похожие на сильно уменьшенные копии настоящих стрел.
   Деревянные мышцы в тех местах, в которых утонули наконечники этих крошечных стрелок, вздулись бугорками. Маркиз не был знатоком такого рода произведений искусства, но в этой работе чувствовалось, что любая деталь, связанная с физической болью, испытываемой изображенным на нем человеком, выписана с какой-то особенной любовью.
   Маркиз не видел раньше этой картины. Скорее всего святой Себастьян - новый шедевр палача: не мог Омар её просто не заметить. Он как зачарованный не сводил глаз с мастерски изображенной фигурки мученика, страдания которого, казалось, ощущал физически.
   В его голове вдруг, как на кинопленке, стала прокручиваться только что произошедшая сцена.
   - Да, я отдал приказ убить твоего брата, но он должен был понимать, что у него за работа.
   Многие люди вынуждены тяжело трудиться, чтобы только на старости лет получить то, что он получал легко уже молодым. А Прохоров... когда чемпион так ломается из-за женщины... Думаю, я избавил его от лишних мучений. Он перестал быть человеком, спился, превратившись в животное.
   Артур? От него требовалось только одно: когда случились неприятности - а они могут случиться в нашем деле, - молчать! Неприятности - это обратная сторона той сладкой жизни, которую вел твой брат, это горькая пилюля, которую мужчина должен проглотить не поморщившись, какой бы отвратительной на вкус она ни оказалась... Есть законы, не те, которые легко обходят адвокаты, а те, которые нигде не записаны. Нигде. Тем не менее невыполнение их неизбежно ведет к краху того, кто их однажды принял.
   Я был другом твоего отца многие годы. Самые лучшие годы в моей жизни! Сейчас я уже стар, моя жизнь прожита, но я не хотел бы окончить её за тюремной решеткой...
   Твой брат поставил под удар жизнь и свободу хороших людей, которые, не щадя себя, трудились, чтобы прокормить свои семьи. Мне пришлось остановить его... Я наказал человека, который убил твоего отца. Большего я уже не мог сделать для Марата. Ты также прекрасно знаешь, что, если бы ты не вернулся из Афганистана, твоей матери до конца жизни не пришлось бы ни в чем нуждаться. Ты вернулся, и я взял тебя на работу. Ты был одним из лучших, но ты прокололся. А я опять дал тебе шанс...
   - Да, - прервал Омар монолог своего бывшего босса, - это был мой шанс. Вы сдали мне крапленые карты, но я выиграл, и теперь вы решили, что меня надо убрать...
   - Кто сказал тебе об этом?
   - Покойный Хоботов. У него не было причин врать мне, он держал меня на мушке и в любую секунду мог спустить курок.
   - Ты поверил Хоботову? Человеку, который ненавидел тебя за свой позор? Он держал тебя на мушке, как ты говоришь, он собирался нажать на курок, но ему мало было убить тебя, он хотел перед этим уничтожить тебя морально! Разве ты не понимаешь?
   - А Крыса?
   В ответ Ганджиев так ловко изобразил удивление, что Омар на некоторое время даже усомнился в правдивости Хоботова. В том, что говорил дядя Сиявуш, имелось рациональное зерно.
   Однако нельзя было забывать и то, что сказал Пилот про убитого им "коллегу". А Аксельбант?!
   - У меня были и другие подтверждения! - выпалил Маркиз, слишком поздно сообразив, что подставляет под удар того, кто не сделал ему ничего плохого, а даже, наоборот, помог.
   - Какие же? - спросил бывший нефтяной директор с нарочитой незаинтересованностью.
   - Неважно, - отрезал Маркиз.
   - Нравится? - поинтересовался Ганджиев, усмехаясь, когда Омар, засмотревшийся на святого Себастьяна, с трудам оторвал взгляд от картины и их глаза встретились вновь. - Тебе, наверное, известен автор?
   От Маркиза не ускользнул неприятный холодный огонек, мелькнувший в глазах его бывшего шефа.
   - Прежде чем я уйду, я хочу услышать ответы на некоторые вопросы, - жестко сказал Маркиз. - Где Жанна Голубева?
   - Что за неумеренное любопытство, Омар?
   Она что, твоя симпатия, подружка?
   - Это дочь одного очень несчастного человека, господин Ганджиев. Девушку против её воли увезли ваши люди. Предупреждаю, ей нет даже и шестнадцати лет.
   Сиявуш Мамедович рассмеялся.
   - Вот уж верно говорят: с кем поведешься, от того и наберешься, проговорил он. - Ты стал ментом, мальчик мой. Чего не ожидал, того не ожидал. Впрочем, неудивительно, если в человеке нет стержня, он склоняется под любым ветерком, легко поддается чужому влиянию. А насчет девушки... хм... думаю, тот факт, что ей нет шестнадцати, - это единственное, что тебе удалось бы доказать на суде. Впрочем, какой суд, а?
   Ганджиев явно наслаждался ситуацией.
   Щенок ошибается! То, что ему удалось пройти сюда, вовсе не означает, что он отсюда выйдет.
   Опомнившиеся охранники - они свое получат - примчались сюда следом через минуту после его появления. Он и сам не дурак, должен понимать, что они сейчас за дверью, ждут сигнала. Оружия у Омара нет...
   - Немедленно отдайте приказ своим людям привести её сюда! Девочка должна быть возвращена отцу. Могу обещать вам, что постараюсь убедить его не подавать на вас в суд...
   Беседа стала утомлять Ганджиева. В тихом омуте черти водятся! Сиявуш Мамедович не помнил, чтобы Маркиз, служа у него, когда-нибудь так много болтал. Вот уж действительно, пока человек сидит, не узнаешь, хром ли он, пока молчит, не поймешь, глуп он или умен. И всетаки, кто же сказал ему? Кто-то стукнул, но кто?
   Значит, Омар поживет ещё столько времени, сколько потребуется ему для того, чтобы ответить на вопрос, который задаст ему Бек, - кто?
   - Знаешь, щенок, почему я до сих пор сижу тут и слушаю твой бред? - жестко произнес хозяин кабинета и, не дав собеседнику ответить, продолжал: - Только потому, что меня все это развлекает. Ты сейчас очень напоминаешь мне своего отца, который предпочел скучать в бесперспективной заводской конторе, учить музыке разных бездарей, вместо того чтобы добиваться богатства и власти. Он проиграл. Разве он мог бы погибнуть так нелепо, если бы у него была сила и власть? Вместо мишуры для слабаков. Честь?
   Правда? Чистая совесть? Очень удобные отговорки для трусов и бездельников, не желающих трудиться до седьмого пота. Еще - чистые руки.
   Чистеньким вообще быть очень удобно, да только не получается никогда и ни у кого! Как мало времени понадобилось тебе, чтобы ухитриться потерять все, что ты имел. Ты думаешь, что, перестав помогать мне, сделался добропорядочным членом общества? Стал чистеньким? Тебе что-то такое в голову ударило, наверное, слава народного героя, в которого тебя и твоего приятеля превратила пресса. Поверь, что, если будет надо, эта же самая пресса так заплюет тебя, что никто и добрым словом не вспомнит. Приходить ко мне и пугать меня судом! До этого мог додуматься только твой приятель, милиционер-неудачник. Но, видимо, не зря говорят, что дурь заразна, и твой пример тому подтверждение. У вас у всех это проявляется, но по-разному. Что до Марата и Артура, тут уж сомневаться не приходилось, но я думал, хотя бы ты-то умнее...
   Впрочем, я мог бы догадаться, что ошибался, когда ты приперся сюда в этом маскарадном костюме, а ведь я не звал ряженых! Так зачем ты явился, глупец?
   - Кроме местонахождения Жанны Голубевой, меня интересуют ещё две вещи, проговорил Маркиз, точно он и не слышал презрительного монолога Ганджиева. Куда девалась "Морская соль" и где Ревякин, который не только убил сотрудника милиции, подложив бомбу в мою машину, но и задолжал моему другу, похитив его реликвию - дедушкин "наган".
   Глаза Сиявуша Мамедовича сузились. Щенок говорил так, словно это он тут главный, словно сила на его стороне. Что ж, недолго осталось тешить себя иллюзиями.
   - Хочу напомнить, если ты забыл, - проговорил бывший нефтяной директор, едва сдерживая злость и раздражение, - что задавать здесь вопросы имею право только я. Я бы с удовольствием выгнал тебя, но я хочу знать, от кого тебе стало известно про Крысу. Ты прав, я приказал Хоботову нанять кого-нибудь...
   - Мне, наверное, придется убить вас, дядя Сиявуш, - произнес Маркиз с интонацией Васи Коновалова, делая ударение на слове "дядя". Он удивился тому, как спокойно звучит его голос, - в душе его больше не было места сомнениям. Я не собираюсь отвечать ни на какие ваши вопросы, пока не получу ответы на свои.
   - Для того чтобы убить меня, тебе понадобится какое-нибудь оружие, не так ли? А кто тебя за ним отсюда выпустит?
   - Для того чтобы убить человека, мне вовсе не нужно оружия, господин Ганджиев. Я неплохо умею делать это голыми руками, - негромко ответил Омар, глядя прямо в глаза бывшему боссу.
   Все то время, пока шла их беседа, Маркиз видел перед собой лица разных людей. То перед ним в кресле сидел добрый дядюшка, терпеливо объяснявший племяннику сложности и трудности жизни, то разгневанный монарх, глумившийся над надерзившим рабом, было и ещё несколько масок - строгого директора, распекавшего проштрафившегося молодого специалиста, проповедника новой (уж не специально ли для бандитов изобретенной?) религии, но впервые на секунду-другую перед Омаром мелькнула не маска, а настоящее лицо, искаженное гримасой страха, и лицо это показалось ему омерзительным.
   Надо было отдать должное хозяину, он быстро взял себя в руки. Надменно и презрительно улыбаясь, он вернул на свое лицо маску монарха и коснулся пальцем нижней части крышки своего стола.
   Обе двери кабинета мгновенно распахнулись, и в помещение решительно вбежали пятеро охранников с оружием на изготовку.
   - К Беку его, - приказал хозяин.
   Маркиз мгновенно оценил ситуацию, он был окружен. Охранник, стоявший прямо перед ним, спиной к столу, за которым сидел его босс, сделал шаг вперед, тыча в Омара дулом автомата.
   Не тратя времени на раздумья, Маркиз схватил направленное ему в грудь оружие и дернул его рывком на себя, одновременно отводя влево.
   Прежде чем охранник успел что-либо сообразить, Омар ударил его коленом в пах. Парень взвыл, правая кисть его инстинктивно сжалась, и указательный палец невольно надавил на курок. Жерло готового к бою автомата изрыгнуло порцию свинца. Кто-то, стоявший слева за спиной Маркиза, вскрикнул, заваливаясь набок.
   Как раз в эту секунду Маркиз нанес противнику мощный удар снизу кулаком в лицо. Тот полетел навзничь, сметая предметы, лежавшие на столе хозяина.
   Омар выхватил из ослабевших рук охранника оружие и, разворачиваясь на сто восемьдесят градусов, ударил стоявшего к нему ближе всех прикладом. По раздавшемуся тотчас же громкому вскрику Маркиз понял, что попал удачно.
   Теперь он оказался возле окна, спиной к нему, и перехватил автомат так, что дуло "Калашникова" пришлось двинувшемуся на Омара охраннику прямо в грудь. Тот застонал, отлетая далеко назад.
   Маркиз вскинул автомат, но в этот момент другой охранник, находившийся прежде за спиной у Омара, а теперь оказавшийся справа и сбоку, изо всех сил размахнувшись, ударил по стволу "Калашникова". Омар не удержал оружия, - и оно с глухим стуком упало на ковер.
   Он успел уклониться от следующего удара, и ружейный приклад просвистел у него прямо перед носом. Нападавший вложил в свое движение слишком много силы, промахнувшись, он потерял равновесие, и Маркиз ударил его по лицу правой, левой и опять правой, тот рухнул на пол.
   Хафизов быстро нагнулся, чтобы поднять "Калашников", но в это время, как ни стремительно двигался Омар, последний державшийся на ногах охранник хватил его прикладом. Удар, нацеленный в затылок, пришелся Маркизу по спине, он застонал, но выпрямился и с разворота ударил нападавшего ногой, тот отлетел в сторону.
   - Не стрелять! - услышал он голос Ганджиева. - Взять его живым, идиоты! Он мне нужен живым!
   Над ухом Маркиза взвизгнули пули. Брызнули стекла разбившегося окна.
   Справа на Омара прыгнул здоровенный детина-охранник, уже успевший прийти в себя. Он попытался свалить Маркиза на пол, но тот успел уклониться и, схватив потерявшего равновесие громилу за полы спортивной куртки, развернул его, толкая на вооруженного "узи" охранника, когда тот нажал на курок. Свинец, вырвавшийся из автоматного жерла, застрял в спине детины, невольно прикрывшего собой Омара.
   - Не стрелять, идиот, не стрелять! - заорал Ганджиев ещё громче.
   Парень опустил оружие и растерянно уставился на лежавшее у его ног тело товарища. Омар не стал дожидаться, когда бывшие коллеги, опомнившись, вновь бросятся на него всей оравой.
   С силой оттолкнувшись от пола, он сделал прыжок и, вынося своим телом расколотое пулями стекло, прыгнул вниз со второго этажа.
   Приземляясь и глубоко приседая на корточки, чтобы не упасть, Омар в ту же секунду вскочил, но сразу же почувствовал, что нога его точно обожгло огнем и сковало. Он уже начал двигаться вперед и потому, потеряв равновесие, рухнул на землю лицом вниз. В следующую секунду кто-то сильно ударил его по затылку чемто тяжелым. Маркиз потерял сознание.
   Мурат Нуралибеков, улыбаясь, свернул длинный кнут и засунул его за пояс брюк.
   - Помоги мне, - сказал он стоявшему рядом охраннику. Тот все ещё сжимал в руках свой дробовик, прикладом которого он только что нанес выпрыгнувшему из окна человеку удар по затылку. Парень помог палачу взвалить неподвижное тело на плечо, и они оба медленно двинулись к черному ходу, огибая с торца здание виллы.
   ГЛАВА 17
   Недолго наслаждался Василий Андреевич Коновалов тишиной и покоем. Не успел он прикончить коньяк, как в дверь уже позвонили: первым пришел Копайгора с внуком-моряком, как признался парень позже, дед не разрешил ему снять бушлат и бескозырку, а так хотелось походить в гражданском - в отпуск ведь приехал.
   Кроме внука у Ивана Макаровича имелось при себе ружье двенадцатого калибра и целый патронташ, горделиво пересекавший грудь и объемистый живот старика полосой слева направо.
   Копайгора кричал что-то насчет того, что раз он не захотел поговорить со мной, как отец с отцом, то придется поговорить с ним, как мужчина с мужчиной. При этом старик потрясал двустволкой.
   Дед с внуком принесли бутылку "Столичной".
   Вася достал стаканы и резервный пирог, который, по счастью, не успела слопать оголодавшая догиня Кассандра. Едва чокнулись, как заявился Старицкий, который принес с собой сумку с двумя "Калашниковыми", несколькими рожками к ним и целой кучей гранат.
   Майор вкратце поведал собравшимся о гнусной выходке бывшего сержанта Хафизова.
   - Два часа стоял, - проговорил Григорий Сергеевич. - Ну, я, понятно, отошел в сторону, чтобы не мешать. Но из виду его не теряю, нетнет да и смотрю - все стоит. Вот я бдительность-то и утратил. Еще полчаса брожу, вернулся, все стоит на том же месте, уже стемнело...
   Решил в конце концов подойти. Вот гад, а? Не знал за ним такого, экий же коварный стал!