Страница:
Мерси отвернулась от Джулиана, чтобы встретить девочку. Сердце этой женщины, жаждая в своем страшном одиночестве чего-нибудь, что могло полюбить безвредно, приветствовало спасенного найденыша на улицах, как утешение, посланное Богом. Мерси схватила изумленную девочку на руки.
— Поцелуй меня! — шепнула она в порыве тоски, — назови меня сестрой!
Девочка смотрела на нее, вытаращив глаза. Сестра, по ее понятиям, была только девочка постарше, довольно сильная, чтобы колотить ее.
Мерси поставила девочку на пол и обернулась бросить последний взгляд на человека, счастье которого она сгубила — из сострадания к нему.
Он не шевелился. Голова его была опущена, лица не видно. Мерси вернулась к нему.
— Другие ушли от меня без доброго слова. Можете вы простить мне?
Он протянул ей руку, не поднимая глаз. Хотя Мерси сильно его огорчила, его великодушная натура понимала ее. Верный ей с самого начала, он и теперь оставался ей верен.
— Господь да благословит вас и успокоит! — сказал Джулиан прерывающимся голосом. — На свете нет женщины благороднее вас.
Она встала на колени и поцеловала ласковую руку, пожавшую ее руку в последний раз.
— На этом свете еще нет конца, — шепнула она, — есть лучший мир.
Она встала и вернулась к девочке. Рука об руку, две гражданки божьего правления, отвергнутые людьми, медленно прошли всю длину комнаты, потом вышли в переднюю, потом в темноту. Тяжелый стук затворившейся двери, как погребальный звон, возвестил об их уходе. Они исчезли.
Но обыкновенная рутина в доме, неумолимая как смерть, шла своим чередом. Когда часы пробили надлежащий час, раздался колокол к обеду. Прошла минута, обозначавшая границу промежутка. Дворецкий появился в дверях столовой.
— Кушать подано, сэр.
Джулиан поднял глаза. Пустая комната бросилась ему в глаза. Что-то белое лежало на ковре возле него. Это был ее носовой платок, мокрый от слез. Он поднял его и прижал к губам. Неужели он в последний раз видел ее? Неужели она оставила его навсегда?
Врожденная энергия человека, вооруженная всей силой своей любви, закипела в нем опять. Нет! Пока жизнь оставалась в нем, пока впереди было время, он не терял надежду получить ее согласие.
Джулиан обратился к слуге, не заботясь о том, что могло обнаружиться на его лице.
— Где леди Джэнет?
— В столовой, сэр.
Джулиан думал с минуту. Его влияние не имело успеха. Посредством какого другого влияния мог он иметь теперь надежду подействовать на Мерси? Когда этот вопрос мелькнул в голове его, свет озарил его. Он увидел способ вернуться к ней — с помощью влияния леди Джэнет.
— Ее сиятельство ждет, сэр.
Он вошел в столовую.
ЭПИЛОГ
ВЫПИСКИ ИЗ ПЕРЕПИСКИ МИСС ГРЭС РОЗБЕРИ И ОРАСА ГОЛМКРОФТА
— Поцелуй меня! — шепнула она в порыве тоски, — назови меня сестрой!
Девочка смотрела на нее, вытаращив глаза. Сестра, по ее понятиям, была только девочка постарше, довольно сильная, чтобы колотить ее.
Мерси поставила девочку на пол и обернулась бросить последний взгляд на человека, счастье которого она сгубила — из сострадания к нему.
Он не шевелился. Голова его была опущена, лица не видно. Мерси вернулась к нему.
— Другие ушли от меня без доброго слова. Можете вы простить мне?
Он протянул ей руку, не поднимая глаз. Хотя Мерси сильно его огорчила, его великодушная натура понимала ее. Верный ей с самого начала, он и теперь оставался ей верен.
— Господь да благословит вас и успокоит! — сказал Джулиан прерывающимся голосом. — На свете нет женщины благороднее вас.
Она встала на колени и поцеловала ласковую руку, пожавшую ее руку в последний раз.
— На этом свете еще нет конца, — шепнула она, — есть лучший мир.
Она встала и вернулась к девочке. Рука об руку, две гражданки божьего правления, отвергнутые людьми, медленно прошли всю длину комнаты, потом вышли в переднюю, потом в темноту. Тяжелый стук затворившейся двери, как погребальный звон, возвестил об их уходе. Они исчезли.
Но обыкновенная рутина в доме, неумолимая как смерть, шла своим чередом. Когда часы пробили надлежащий час, раздался колокол к обеду. Прошла минута, обозначавшая границу промежутка. Дворецкий появился в дверях столовой.
— Кушать подано, сэр.
Джулиан поднял глаза. Пустая комната бросилась ему в глаза. Что-то белое лежало на ковре возле него. Это был ее носовой платок, мокрый от слез. Он поднял его и прижал к губам. Неужели он в последний раз видел ее? Неужели она оставила его навсегда?
Врожденная энергия человека, вооруженная всей силой своей любви, закипела в нем опять. Нет! Пока жизнь оставалась в нем, пока впереди было время, он не терял надежду получить ее согласие.
Джулиан обратился к слуге, не заботясь о том, что могло обнаружиться на его лице.
— Где леди Джэнет?
— В столовой, сэр.
Джулиан думал с минуту. Его влияние не имело успеха. Посредством какого другого влияния мог он иметь теперь надежду подействовать на Мерси? Когда этот вопрос мелькнул в голове его, свет озарил его. Он увидел способ вернуться к ней — с помощью влияния леди Джэнет.
— Ее сиятельство ждет, сэр.
Он вошел в столовую.
ЭПИЛОГ
ВЫПИСКИ ИЗ ПЕРЕПИСКИ МИСС ГРЭС РОЗБЕРИ И ОРАСА ГОЛМКРОФТА
От Ораса Голмкрофта к мисс Грэс Розбери
"Спешу поблагодарить вас, любезная мисс, за ваше доброе письмо, полученное мной вчера из Канады. Верьте мне, я ценю вашу великодушную готовность простить и забыть то, что я так грубо говорил вам в то время, когда происки искательницы приключений ослепляли меня. В любезности, с которой вы простили мне, я признаю врожденное чувство справедливости настоящей леди. Рождение и воспитание всегда дадут себя знать, я верю им, слава Богу, тверже прежнего.
Вы просите меня сообщать вам о действиях ослепленного любовью Джулиана Грэя и поведении Мерси Мерик относительно его.
Если б вы не сумели объяснить мне вашу цель, я, может быть, почувствовал бы некоторое удивление, получив от особы, находящейся в вашем положении, такую просьбу, но причины, руководящие вами, неоспоримы. Существованию общества, как вы справедливо говорите, угрожает теперешнее печальное распространение либеральных идей на всей территории нашей страны. Мы можем только надеяться, что защитим себя против самозванцев, желающих занять положение среди людей нашего звания, ставших в некотором роде (как это ни неприятно) знакомыми с хитростями, при помощи которых самозванство слишком часто добивается успехов. Если вы желаете знать, до какой изощренности может дойти хитрость, до какого жалкого ослепления может довести легковерие, то мы должны понаблюдать за поступками, хотя гнушаемся ими, Мерси Мерик и Джулиана Грэя.
Принимаясь опять за мой рассказ с того места, на котором я остановился в моем последнем письме, осмеливаюсь вывести вас из заблуждения в одном отношении.
Некоторые выражения, вышедшие из-под вашего пера, подают мне мысль, что вы осуждаете Джулиана Грэя за то, что он был причиной прискорбной поездки леди Джэнет в приют на другой день после того, как Мерси Мерик оставила ее дом. Это несправедливо. Джулиан, как вы сейчас увидите, достаточно виноват и без ответственности за заблуждения, в которых он не имел никакого участил. Леди Джэнет (как она сама сказала мне) ездила в приют по собственной воле просить прощения Мерси Мерик за те слова, которые она произнесла накануне.
«Я провела такую несчастную ночь, какую никакими словами не опишешь — уверяю вас, ее сиятельство действительно сказала мне это, — думая о том, что моя гнусная гордость, эгоизм и упрямство заставили меня говорить и делать. Я готова была стать на колени и просить ее прощения, если б она допустила меня до этого. Моя первая счастливая минута была та, когда я получила ее согласие навещать меня иногда в Мэбльторне».
Я уверен, вы согласитесь со мной, что такое сумасбродство заслуживает скорее сострадания, чем порицания. Как грустно видеть упадок умственных способностей в преклонных летах! Стоит подумать и о том, долго ли бедная леди Джэнет будет в состоянии управлять своими собственными делами. Я воспользуюсь случаем деликатно намекнуть на это, когда увижусь с ее поверенным.
Я отступаю от предмета моего письма. И — не странно ли это? — я пишу вам так доверчиво, как будто мы с вами старые друзья.
Вернемся к Джулиану Грэю. Будучи невиновен в первой поездке его тетки в приют, он виновен в том, что уговорил ее отправиться туда во второй раз, на другой день после того, как я отправил к вам мое последнее письмо. Цель леди Джэнет в этом случае была не более, не менее, как ходатайствовать за племянника, смиренно просившего руки Мерси Мерик. Представьте себе женщину, происходящую из одной из стариннейших фамилий Англии, уговаривающую искательницу приключений в приюте осчастливить пастора англиканской церкви, став его женой! В какие времена живем мы! Моя милая матушка пролила слезы стыда, услышав об этом. Как вы любили бы мою мать и как восхищались бы ей!
Я обедал в Мэбльторне в тот день, когда леди Джэнет вернулась, исполнив свое самое унизительное поручение.
— Ну что? — спросил я, подождав, разумеется, чтобы слуга вышел из комнаты.
— Ну, Джулиан был совершенно прав, — ответила леди Джэнет.
— Совершенно прав в чем?
— Говоря, что на свете нет женщины благороднее Мерси Мерик.
— Она опять отказала ему?
— Опять отказала.
— Слава Богу!
Я горячо это прочувствовал и сказал искренне. Леди Джэнет положила нож и вилку и вперила в меня свирепый взгляд.
— Может быть, вы не виноваты, Орас, — сказала она, — что ваша натура неспособна понимать величие и великодушие других натур выше вашей. Но вы можете, по крайней мере, не доверять вашей способности оценивать других. Впредь оставляйте при себе, не мудрствуя лукаво ваши мнения (в вопросах, которых вы не понимаете). Я питаю к вам нежные чувства в память вашего отца и самым снисходительным образом сужу ваше поведение относительно Мерси Мерик. Я откровенно считаю его поведением дурака. — (Ее собственные слова, мисс Розбери. Уверяю вас, ее собственные слова.) — Но не слишком рассчитывайте на мое снисхождение, не намекайте опять, будто женщина, которая достойна, (если бы она умерла в нынешнюю ночь) пойти на небеса, не достойна стать женой моего племянника.
Некоторое время назад я высказал вам свое убеждение, что вряд ли долго леди Джэнет будет в состоянии управлять своими делами. Может быть, вы сочли меня тогда опрометчивым. Что вы думаете теперь?
Разумеется, бесполезно было отвечать серьезно на странный выговор, полученный мною. Кроме того, я приведен был в негодование упадком нравов, слишком ясно происходившим от ослабления умственных способностей. Я дал спокойный и почтительный ответ и взамен решил рассказать о том, что случилось в приюте. Моя мать и мои сестры с отвращением слушали, когда я повторял им услышанные мною подробности. Вы тоже почувствуете отвращение.
Интересную кающуюся (ожидавшую посещения леди Джэнет), разумеется, нашли в трогательном положении. Она держала на коленях спящего младенца и учила азбуке безобразную девочку, с которой познакомилась на улице. Очень искусная живая картина, чтоб произвести впечатление на старуху, — не правда ли?
Вы поймете, что последовало, когда леди Джэнет приступила к сватовству. Совершенствовавшаяся в своей роли, Мерси Мерик, надо отдать ей справедливость, не могла разыграть ее дурно. Самые великодушные чувства выражало ее лицо. Она объявила, что ее будущая жизнь посвящена благотворительным делам, образцом которых были, разумеется, младенец и безобразная девочка. Как ни страдала бы она лично, как ни жертвовала бы своими чувствами — заметьте, какой это искусный намек на то, что она сама влюблена в него! — она не могла принять от мистера Джулиана Грэя предложение, которого она недостойна. Ее признательность Джулиану и участие к нему равно запрещают ей компрометировать его блистательную будущность согласием на брак, который унизит его в мнении всех его друзей. Она благодарила его (со слезами), она благодарила леди Джэнет (еще с большими слезами), но не смела, из участия к его чести и его счастью, принять руку, которую он предлагал ей. Господь да благословит и утешит его, а ей да поможет Господь переносить свою тяжелую участь!
Цель этой презренной комедии довольно для меня ясна. Она просто отнекивается (Джулиан, как вам известно, человек бедный) до тех пор, пока убеждения леди Джэнет не подкрепятся ее кошельком. Словом — она ждет, что ей будет предложено закрепить за ней в брачном контракте. Если б не осквернение священных чувств на языке этой женщины и не плачевное легковерие бедной старушки, это было бы прекрасным предметом для фарса.
Но самая грустная часть моего рассказа еще впереди. Решение это было сообщено Джулиану Грэю. Он тотчас же лишился рассудка. Поверите ли, он отказался от своего места! В такое время, когда в церкви каждое воскресенье толпа стремится слушать его проповеди, этот сумасброд запирает дверь и сходит с кафедры. Даже леди Джэнет не проявила безрассудства потакать ему в этом. Она увещевала его, как и все его друзья. Совершенно бесполезно! У него был только один ответ на все, что ни говорили: "Моя карьера кончена! " Какой вздор!
Вы спросите, вполне естественно, что теперь будет делать этот совратившийся с истинного пути человек. Я не сомневаясь говорю, что он намерен совершить самоубийство. Пожалуйста, не пугайтесь! Нечего опасаться ни пистолета, ни веревки, ни реки. Джулиан просто стремится к смерти в границах закона.
Я знаю, что это сильное выражение. Вы узнаете факты и будете судить сами.
Отказавшись от своего места, он тотчас же отправился предложить свои услуги как волонтер новой экспедиции, предпринимаемой на западном побережье Африки. Люди, находящиеся во главе экспедиции, к счастью, оказались вполне понимающими свои обязанности. Выразив свое убеждение в самых прекрасных выражениях о том, как драгоценна была бы для них помощь Джулиана, они, однако, поставили условием, чтобы его осмотрел сведущий врач. После некоторого колебания он согласился на это. Врач высказался решительно, что при теперешнем состоянии здоровья Джулиана климат западной Африки, по всей вероятности, убил бы его за три месяца.
Потерпев неудачу в своей первой попытке, он обратился к лондонской миссии. Тут, к сожалению, нельзя было поднять вопрос о климате, и я должен сказать с сожалением, что Джулиан добился своего.
Он теперь трудится, другими словами, он умышленно рискует своей жизнью, в миссии Полей Зеленого Якоря. Округ, известный под этим названием, находится в отдаленной части Лондона, близ Темзы. Он знаменит самыми отчаянными и подлыми злодеями во всем столичном населении и так густо населен, что почти всегда в нем свирепствует эпидемия какой-нибудь заразной болезни. В этом ужасном месте, между этими опасными людьми Джулиан теперь работает с утра до вечера. Никто из его прежних друзей не видит его. После того как присоединился к этой миссии, он даже не был у леди Джэнет Рой.
Я сдержал слово — факты пред вами. Ошибаюсь ли я в моем мрачном взгляде на будущее? Я не могу забыть, что этот несчастный человек был когда-то моим другом, и, право, не вижу никакой надежды для него в будущем. Добровольно подвергает он себя опаснейшим покушениям злодеев и болезней. Кто же избавит его от этого неприятного положения? Единственная женщина, которая может это сделать, та же самая, союз с которой погубит его, — Мерси Мерик. Богу одному известно, о каких несчастьях предстоит в силу моих тягостных обязанностей сообщить вам в следующем письме.
Вы так добры, что просите меня рассказать вам что-нибудь обо мне и моих планах.
Я очень мало могу сказать и о том, и о другом. После того, что я выстрадал, мои чувства растоптали ногами, моему доверию изменили, я еще не в силах решить, что мне делать. О том, чтобы вернуться к моей прежней профессии — военной службе — не может быть и речи в эти дни равенства, когда всякий ничтожный человек, который способен выдержать экзамен, может называться моим товарищем, а когда-нибудь даже моим начальником. Если я выберу себе карьеру, то это будет карьера дипломата. Рождение и воспитание еще считаются необходимыми принадлежностями в этой области государственной деятельности.
Моя мать и сестры просят меня передать вам, что если вы вернетесь в Англию, то знакомство с вами доставит им величайшее удовольствие. Сочувствуя мне, они не забывают и о том, что выстрадали вы. Горячий прием ждет вас при первом посещении нашего дома.
Искренно преданный вам О рас Голмкрофт. "
От мисс Грэс Розбери к мистеру Орасу Голмкрофту
"Любезный мистер Голмкрофт!
Отрываюсь на несколько минут от других моих занятий, чтобы поблагодарить вас за ваше интересное, восхитительное письмо. Как хорошо вы все описываете, как верно вы судите!
Если б профессия литератора стояла несколько выше в обществе, я наверняка посоветовала бы вам избрать ее. Но нет! Если б вы вступили в литературу, как могли бы вы поддерживать сношения с такими людьми, с какими вам, по всей вероятности, пришлось бы встречаться?
Между нами, я всегда думала, что мистера Джулиана Грэя ценят не по заслугам. Я не скажу, чтобы он оправдал мое мнение. Я только скажу, что сожалею о нем. Но, любезный мистер Голмкрофт, как вы можете, при вашем здравом суждении, ставить на один уровень грустный выбор, теперь предстоящий ему? Умереть на Полях Зеленого Якоря или попасть в когти гнусной интриганки — разве может быть сравнение между тем и другим? Лучше тысячу раз умереть, исполняя свои обязанности, чем жениться на Мерси Мерик.
Так как я уже написала имя этой твари, я могу прибавить, чтобы поскорее покончить с этим предметом, что с нетерпением буду ожидать вашего следующего письма. Не предполагайте, чтобы я испытывала хоть малейшее любопытство к этой низкой и коварной женщине. Мое участие к ней чисто религиозное. Для людей с моим набожным образом мыслей она служит ужасным предостережением.
Когда я почувствую сатану возле себя — каким средством спасения будет мысль о Мерси Мерик!
Бедная леди Джэнет! Я заметила эти признаки умственного упадка, на которые вы намекаете с таким чувством, при последнем свидании с ней в Мэбльторне. Если вы найдете случай, скажите ей, что я желаю ей всякого благополучия и на этом свете, и на том, и, пожалуйста, прибавьте, что я не забываю ее в моих молитвах.
В конце осени я надеюсь побывать в Англии. Мое положение изменилось к лучшему после моего последнего письма. Я взята чтицей и компаньонкой к жене одного из высоких судебных сановников в этой части света. Им я не очень интересуюсь, он, как говорится, сам вышел в люди. Жена его очаровательна. Кроме того, что это женщина высокообразованная и умная, она гораздо выше своего мужа по происхождению, вы это поймете, когда я скажу вам, что она в родстве с Гомери Померийскими, а не с Помори Гомерийскими, которые (ваше знание наших старинных фамилий объяснит вам это) только имеют право на родство с младшими представителями этого древнего рода.
В изысканном и высоконравственном обществе, которым я теперь наслаждаюсь, я была бы совершенно счастлива, не будь одного неприятного обстоятельства. Климат Канады вреден моей доброй покровительнице, и доктора советуют ей провести зиму в Лондоне. В таком случае я поеду с ней. Нужно ли прибавлять, что мой первый визит будет в ваш дом? Я уже чувствую себя соединенной взаимной симпатией с вашей матушкой и с вашими сестрами. Между женщинами благородного общества есть некоторое франкмасонство, не так ли? С признательностью, с просьбой помнить обо мне и в нетерпеливом ожидании вашего следующего письма, остаюсь, любезный мистер Голмкрофт, искренно вам преданная Грэс Розбери. "
От мистера Ораса Голмкрофта к мисс Грэс Розбери
"Любезная мисс Розбери!
Пожалуйста извините мое продолжительное молчание. Я откладывал ответ день за днем в надежде сообщить вам, наконец, какое-нибудь приятное известие. Бесполезно ждать дольше. Самые худшие мои предчувствия сбылись.
Тягостная обязанность вынуждает меня написать письмо, которое удивит и приведет вас в негодование.
Позвольте мне описать события по порядку. Таким образом я могу надеяться постепенно приготовить все к тому, что вы узнаете.
Недели через три после того, как я писал вам в последний раз, Джулиан Грэй поплатился за свою безумную опрометчивость. Я подразумеваю не то, что он пострадал от насилия людей, между которыми вздумал поселиться. Напротив, ему удалось, как ни невероятно может это показаться, произвести благоприятное впечатление на злодеев, окружавших его. Я слышал, что они сначала стали уважать его за то мужество, с каким он осмеливался один расхаживать между ними, а затем увидели, что он действительно старается повысить их благосостояние. Он пал жертвой другой опасности, на которую я указывал в моем последнем письме, — болезни. Вскоре после того, как он начал работать в этом округе, там вспыхнула эпидемия горячки. Мы только тогда услышали, что Джулиана поразила горячка, когда было уже слишком поздно перевезти его с квартиры, занимаемой им в тех местах. Я сам лично навел справки, как только это известие дошло до нас. Доктор, лечивший его, не ручался за его жизнь.
При таком опасном положении дел бедная леди Джэнет, впечатлительная и безрассудная по обыкновению, непременно захотела выехать из Мэбльторна и поселиться близ племянника.
Увидев, что невозможно отговорить ее от безумства оставить свой дом с его удобствами в ее лета, я счел своей обязанностью сопровождать ее. Мы нашли помещение (какое смогли) в прибрежной гостинице, в которой останавливаются капитаны судов и путешествующие купцы. Я взял на себя заботу пригласить самого лучшего доктора. Безумное предубеждение леди Джэнет против докторов заставило ее оставить эту важную часть хлопот полностью на моих руках.
Бесполезно утомлять вас подробностями о болезни Джулиана.
Горячка проходила своим обыкновенным развитием и чередовалась обычными промежутками бреда и упадка сил, сменявшими друг друга. Последующие события, о которых, к несчастью, необходимо вам рассказать, не оставляют мне другого выбора, как распространиться (как можно короче) о тягостном бреде. В большинстве случаев бред страдающих горячкой людей, как мне рассказали, довольно разнообразен. У Джулиана он ограничивался одним предметом. Он беспрерывно говорил о Мерси Мерик. Он постоянно просил доктора послать за ней, чтоб она ухаживала за ним. День и ночь в голове его была одна эта идея и на губах одно это имя.
Доктора, натурально, расспрашивали об этой отсутствующей особе. Я был принужден прямо рассказать им все обстоятельства (по секрету).
Знаменитый врач, которого я пригласил наблюдать за лечением, поступил прекрасно. Хотя он из низкого сословия, у него, должен сказать, инстинкты джентльмена. Он отлично понял наше деликатное положение и чувствовал всю важность помешать такой женщине, как Мерси Мерик, воспользоваться этим случаем, чтобы проникнуть в комнату больного. Успокоительное лекарство (он позволил мне сказать это) — вот все, что требовалось больному его пациенту. Местный доктор, с другой стороны, молодой человек (очевидно, красный радикал), оказался упрямцем и, соответственно его положению, дерзким даже.
— Мне никакого нет дела до репутации этой женщины и вашего мнения о ней, — сказал он мне. — Я должен только указать вам на самый верный способ, по моему мнению, спасти жизнь больного. Наше искусство уже использовало все свои средства. Пошлите за Мерси Мерик, все равно кто бы она ни была. Есть надежда, особенно если она окажется умной женщиной и хорошей сиделкой, что он удивит вас всех, узнав ее. Только в таком случае выздоровление его вероятно. Если вы будете продолжать не обращать внимания на его просьбы, если вы допустите, чтобы бред продолжался еще сутки, он умрет.
К несчастью, леди Джэнет присутствовала при выражении этого дерзкого мнения у постели больного.
Нужно ли мне говорить вам о последствиях? Когда она должна была выбирать между предложением доктора, получающего от практики пять тысяч в год и ожидающего титула баронета, и советом неизвестного лекаря из восточной части Лондона, врача, не имеющего и пятисот фунтов в год, — нужно ли мне сообщать вам о том, на что решилась ее сиятельство? Вы знаете ее и слишком хорошо поймете, что она тотчас же в третий раз отправилась в приют.
Два часа спустя, даю вам честное слово, что я не преувеличиваю, Мерси Мерик расположилась у постели больного.
Предлогом, разумеется, было то, что она обязана, несмотря на свои собственные соображения, исполнить свой долг, когда доктор объявил, что она может спасти жизнь больного. Вы не удивитесь, услышав, что я сошел со сцены. Доктор последовал моему совету — прописав успокоительное лекарство и будучи грубо оскорблен отказом местного врача дать больному это лекарство. Я вернулся в карете доктора. Он говорил с большим чувством и очень пристойно. Хотя он не высказал определенного мнения, я мог видеть, что он не имел никакой надежды на выздоровление Джулиана.
— Мы в руках провидения, мистер Голмкрофт, — это были его последние слова, когда он высадил меня у дверей дома моей матери.
У меня едва хватает духу продолжать. Если б следовать моим желаниям, я готов бы остановиться здесь.
Позвольте мне, по крайней мере, поскорее дойти до конца. Дня через три я получил первое известие о больном и его сиделке. Леди Джэнет сообщила мне, что он узнал ее. Когда услышал об этом, я заранее уже знал, что будет. Потом сказали, что он набирается сил, а потом, что он вне опасности. Потом леди Джэнет вернулась в Мэбльторн. Я заходил туда неделю тому назад — и слышал, что его перевезли к морю. Я заходил вчера — и получил последнее сведение от ее сиятельства самой. Мое перо почти отказывается это написать. Мерси Мерик согласилась выйти за него замуж!
Оскорбление общества — вот как моя мать и мои сестры смотрят на это, вот как вы будете на это смотреть. Моя мать сама вычеркнула имя Джулиана из своего пригласительного списка. Слуги получили приказание, если он придет, отвечать: «Нет дома».
К несчастью, я слишком уверен, что этот бесславный брак — дело решенное. Леди Джэнет показала мне даже письма — одно от Джулиана, другое от самой Мерси Мерик. Представьте себе, Мерси Мерик переписывается с леди Джэнет Рой, называет ее «моя милая леди Джэнет Рой» и подписывается: «любящая вас»!
У меня не хватило терпения прочесть письма. Джулиан пишет тоном социалиста. По моему мнению, письмо следовало бы показать его епископу. А она играет свою роль так искусно пером, как играла языком.
"Не могу скрыть от себя, что поступаю дурно, соглашаясь… " "Грустные предчувствия наполняют мою душу, когда я думаю, о будущем… " «Я чувствую, что первый презрительный взгляд, брошенный на моего мужа, уничтожит мое счастье, хотя, может быть, не растревожит его» .. "Пока я была в разлуке с ним, я могла преодолевать собственную слабость, я могла покоряться моей тяжелой участи, но как могу я сопротивляться ему после того, как целые недели сидела у его постели? После того, как видела его первую улыбку и слышала его первые слова признания, когда помогала ему медленно возвращаться к жизни? "
"Спешу поблагодарить вас, любезная мисс, за ваше доброе письмо, полученное мной вчера из Канады. Верьте мне, я ценю вашу великодушную готовность простить и забыть то, что я так грубо говорил вам в то время, когда происки искательницы приключений ослепляли меня. В любезности, с которой вы простили мне, я признаю врожденное чувство справедливости настоящей леди. Рождение и воспитание всегда дадут себя знать, я верю им, слава Богу, тверже прежнего.
Вы просите меня сообщать вам о действиях ослепленного любовью Джулиана Грэя и поведении Мерси Мерик относительно его.
Если б вы не сумели объяснить мне вашу цель, я, может быть, почувствовал бы некоторое удивление, получив от особы, находящейся в вашем положении, такую просьбу, но причины, руководящие вами, неоспоримы. Существованию общества, как вы справедливо говорите, угрожает теперешнее печальное распространение либеральных идей на всей территории нашей страны. Мы можем только надеяться, что защитим себя против самозванцев, желающих занять положение среди людей нашего звания, ставших в некотором роде (как это ни неприятно) знакомыми с хитростями, при помощи которых самозванство слишком часто добивается успехов. Если вы желаете знать, до какой изощренности может дойти хитрость, до какого жалкого ослепления может довести легковерие, то мы должны понаблюдать за поступками, хотя гнушаемся ими, Мерси Мерик и Джулиана Грэя.
Принимаясь опять за мой рассказ с того места, на котором я остановился в моем последнем письме, осмеливаюсь вывести вас из заблуждения в одном отношении.
Некоторые выражения, вышедшие из-под вашего пера, подают мне мысль, что вы осуждаете Джулиана Грэя за то, что он был причиной прискорбной поездки леди Джэнет в приют на другой день после того, как Мерси Мерик оставила ее дом. Это несправедливо. Джулиан, как вы сейчас увидите, достаточно виноват и без ответственности за заблуждения, в которых он не имел никакого участил. Леди Джэнет (как она сама сказала мне) ездила в приют по собственной воле просить прощения Мерси Мерик за те слова, которые она произнесла накануне.
«Я провела такую несчастную ночь, какую никакими словами не опишешь — уверяю вас, ее сиятельство действительно сказала мне это, — думая о том, что моя гнусная гордость, эгоизм и упрямство заставили меня говорить и делать. Я готова была стать на колени и просить ее прощения, если б она допустила меня до этого. Моя первая счастливая минута была та, когда я получила ее согласие навещать меня иногда в Мэбльторне».
Я уверен, вы согласитесь со мной, что такое сумасбродство заслуживает скорее сострадания, чем порицания. Как грустно видеть упадок умственных способностей в преклонных летах! Стоит подумать и о том, долго ли бедная леди Джэнет будет в состоянии управлять своими собственными делами. Я воспользуюсь случаем деликатно намекнуть на это, когда увижусь с ее поверенным.
Я отступаю от предмета моего письма. И — не странно ли это? — я пишу вам так доверчиво, как будто мы с вами старые друзья.
Вернемся к Джулиану Грэю. Будучи невиновен в первой поездке его тетки в приют, он виновен в том, что уговорил ее отправиться туда во второй раз, на другой день после того, как я отправил к вам мое последнее письмо. Цель леди Джэнет в этом случае была не более, не менее, как ходатайствовать за племянника, смиренно просившего руки Мерси Мерик. Представьте себе женщину, происходящую из одной из стариннейших фамилий Англии, уговаривающую искательницу приключений в приюте осчастливить пастора англиканской церкви, став его женой! В какие времена живем мы! Моя милая матушка пролила слезы стыда, услышав об этом. Как вы любили бы мою мать и как восхищались бы ей!
Я обедал в Мэбльторне в тот день, когда леди Джэнет вернулась, исполнив свое самое унизительное поручение.
— Ну что? — спросил я, подождав, разумеется, чтобы слуга вышел из комнаты.
— Ну, Джулиан был совершенно прав, — ответила леди Джэнет.
— Совершенно прав в чем?
— Говоря, что на свете нет женщины благороднее Мерси Мерик.
— Она опять отказала ему?
— Опять отказала.
— Слава Богу!
Я горячо это прочувствовал и сказал искренне. Леди Джэнет положила нож и вилку и вперила в меня свирепый взгляд.
— Может быть, вы не виноваты, Орас, — сказала она, — что ваша натура неспособна понимать величие и великодушие других натур выше вашей. Но вы можете, по крайней мере, не доверять вашей способности оценивать других. Впредь оставляйте при себе, не мудрствуя лукаво ваши мнения (в вопросах, которых вы не понимаете). Я питаю к вам нежные чувства в память вашего отца и самым снисходительным образом сужу ваше поведение относительно Мерси Мерик. Я откровенно считаю его поведением дурака. — (Ее собственные слова, мисс Розбери. Уверяю вас, ее собственные слова.) — Но не слишком рассчитывайте на мое снисхождение, не намекайте опять, будто женщина, которая достойна, (если бы она умерла в нынешнюю ночь) пойти на небеса, не достойна стать женой моего племянника.
Некоторое время назад я высказал вам свое убеждение, что вряд ли долго леди Джэнет будет в состоянии управлять своими делами. Может быть, вы сочли меня тогда опрометчивым. Что вы думаете теперь?
Разумеется, бесполезно было отвечать серьезно на странный выговор, полученный мною. Кроме того, я приведен был в негодование упадком нравов, слишком ясно происходившим от ослабления умственных способностей. Я дал спокойный и почтительный ответ и взамен решил рассказать о том, что случилось в приюте. Моя мать и мои сестры с отвращением слушали, когда я повторял им услышанные мною подробности. Вы тоже почувствуете отвращение.
Интересную кающуюся (ожидавшую посещения леди Джэнет), разумеется, нашли в трогательном положении. Она держала на коленях спящего младенца и учила азбуке безобразную девочку, с которой познакомилась на улице. Очень искусная живая картина, чтоб произвести впечатление на старуху, — не правда ли?
Вы поймете, что последовало, когда леди Джэнет приступила к сватовству. Совершенствовавшаяся в своей роли, Мерси Мерик, надо отдать ей справедливость, не могла разыграть ее дурно. Самые великодушные чувства выражало ее лицо. Она объявила, что ее будущая жизнь посвящена благотворительным делам, образцом которых были, разумеется, младенец и безобразная девочка. Как ни страдала бы она лично, как ни жертвовала бы своими чувствами — заметьте, какой это искусный намек на то, что она сама влюблена в него! — она не могла принять от мистера Джулиана Грэя предложение, которого она недостойна. Ее признательность Джулиану и участие к нему равно запрещают ей компрометировать его блистательную будущность согласием на брак, который унизит его в мнении всех его друзей. Она благодарила его (со слезами), она благодарила леди Джэнет (еще с большими слезами), но не смела, из участия к его чести и его счастью, принять руку, которую он предлагал ей. Господь да благословит и утешит его, а ей да поможет Господь переносить свою тяжелую участь!
Цель этой презренной комедии довольно для меня ясна. Она просто отнекивается (Джулиан, как вам известно, человек бедный) до тех пор, пока убеждения леди Джэнет не подкрепятся ее кошельком. Словом — она ждет, что ей будет предложено закрепить за ней в брачном контракте. Если б не осквернение священных чувств на языке этой женщины и не плачевное легковерие бедной старушки, это было бы прекрасным предметом для фарса.
Но самая грустная часть моего рассказа еще впереди. Решение это было сообщено Джулиану Грэю. Он тотчас же лишился рассудка. Поверите ли, он отказался от своего места! В такое время, когда в церкви каждое воскресенье толпа стремится слушать его проповеди, этот сумасброд запирает дверь и сходит с кафедры. Даже леди Джэнет не проявила безрассудства потакать ему в этом. Она увещевала его, как и все его друзья. Совершенно бесполезно! У него был только один ответ на все, что ни говорили: "Моя карьера кончена! " Какой вздор!
Вы спросите, вполне естественно, что теперь будет делать этот совратившийся с истинного пути человек. Я не сомневаясь говорю, что он намерен совершить самоубийство. Пожалуйста, не пугайтесь! Нечего опасаться ни пистолета, ни веревки, ни реки. Джулиан просто стремится к смерти в границах закона.
Я знаю, что это сильное выражение. Вы узнаете факты и будете судить сами.
Отказавшись от своего места, он тотчас же отправился предложить свои услуги как волонтер новой экспедиции, предпринимаемой на западном побережье Африки. Люди, находящиеся во главе экспедиции, к счастью, оказались вполне понимающими свои обязанности. Выразив свое убеждение в самых прекрасных выражениях о том, как драгоценна была бы для них помощь Джулиана, они, однако, поставили условием, чтобы его осмотрел сведущий врач. После некоторого колебания он согласился на это. Врач высказался решительно, что при теперешнем состоянии здоровья Джулиана климат западной Африки, по всей вероятности, убил бы его за три месяца.
Потерпев неудачу в своей первой попытке, он обратился к лондонской миссии. Тут, к сожалению, нельзя было поднять вопрос о климате, и я должен сказать с сожалением, что Джулиан добился своего.
Он теперь трудится, другими словами, он умышленно рискует своей жизнью, в миссии Полей Зеленого Якоря. Округ, известный под этим названием, находится в отдаленной части Лондона, близ Темзы. Он знаменит самыми отчаянными и подлыми злодеями во всем столичном населении и так густо населен, что почти всегда в нем свирепствует эпидемия какой-нибудь заразной болезни. В этом ужасном месте, между этими опасными людьми Джулиан теперь работает с утра до вечера. Никто из его прежних друзей не видит его. После того как присоединился к этой миссии, он даже не был у леди Джэнет Рой.
Я сдержал слово — факты пред вами. Ошибаюсь ли я в моем мрачном взгляде на будущее? Я не могу забыть, что этот несчастный человек был когда-то моим другом, и, право, не вижу никакой надежды для него в будущем. Добровольно подвергает он себя опаснейшим покушениям злодеев и болезней. Кто же избавит его от этого неприятного положения? Единственная женщина, которая может это сделать, та же самая, союз с которой погубит его, — Мерси Мерик. Богу одному известно, о каких несчастьях предстоит в силу моих тягостных обязанностей сообщить вам в следующем письме.
Вы так добры, что просите меня рассказать вам что-нибудь обо мне и моих планах.
Я очень мало могу сказать и о том, и о другом. После того, что я выстрадал, мои чувства растоптали ногами, моему доверию изменили, я еще не в силах решить, что мне делать. О том, чтобы вернуться к моей прежней профессии — военной службе — не может быть и речи в эти дни равенства, когда всякий ничтожный человек, который способен выдержать экзамен, может называться моим товарищем, а когда-нибудь даже моим начальником. Если я выберу себе карьеру, то это будет карьера дипломата. Рождение и воспитание еще считаются необходимыми принадлежностями в этой области государственной деятельности.
Моя мать и сестры просят меня передать вам, что если вы вернетесь в Англию, то знакомство с вами доставит им величайшее удовольствие. Сочувствуя мне, они не забывают и о том, что выстрадали вы. Горячий прием ждет вас при первом посещении нашего дома.
Искренно преданный вам О рас Голмкрофт. "
От мисс Грэс Розбери к мистеру Орасу Голмкрофту
"Любезный мистер Голмкрофт!
Отрываюсь на несколько минут от других моих занятий, чтобы поблагодарить вас за ваше интересное, восхитительное письмо. Как хорошо вы все описываете, как верно вы судите!
Если б профессия литератора стояла несколько выше в обществе, я наверняка посоветовала бы вам избрать ее. Но нет! Если б вы вступили в литературу, как могли бы вы поддерживать сношения с такими людьми, с какими вам, по всей вероятности, пришлось бы встречаться?
Между нами, я всегда думала, что мистера Джулиана Грэя ценят не по заслугам. Я не скажу, чтобы он оправдал мое мнение. Я только скажу, что сожалею о нем. Но, любезный мистер Голмкрофт, как вы можете, при вашем здравом суждении, ставить на один уровень грустный выбор, теперь предстоящий ему? Умереть на Полях Зеленого Якоря или попасть в когти гнусной интриганки — разве может быть сравнение между тем и другим? Лучше тысячу раз умереть, исполняя свои обязанности, чем жениться на Мерси Мерик.
Так как я уже написала имя этой твари, я могу прибавить, чтобы поскорее покончить с этим предметом, что с нетерпением буду ожидать вашего следующего письма. Не предполагайте, чтобы я испытывала хоть малейшее любопытство к этой низкой и коварной женщине. Мое участие к ней чисто религиозное. Для людей с моим набожным образом мыслей она служит ужасным предостережением.
Когда я почувствую сатану возле себя — каким средством спасения будет мысль о Мерси Мерик!
Бедная леди Джэнет! Я заметила эти признаки умственного упадка, на которые вы намекаете с таким чувством, при последнем свидании с ней в Мэбльторне. Если вы найдете случай, скажите ей, что я желаю ей всякого благополучия и на этом свете, и на том, и, пожалуйста, прибавьте, что я не забываю ее в моих молитвах.
В конце осени я надеюсь побывать в Англии. Мое положение изменилось к лучшему после моего последнего письма. Я взята чтицей и компаньонкой к жене одного из высоких судебных сановников в этой части света. Им я не очень интересуюсь, он, как говорится, сам вышел в люди. Жена его очаровательна. Кроме того, что это женщина высокообразованная и умная, она гораздо выше своего мужа по происхождению, вы это поймете, когда я скажу вам, что она в родстве с Гомери Померийскими, а не с Помори Гомерийскими, которые (ваше знание наших старинных фамилий объяснит вам это) только имеют право на родство с младшими представителями этого древнего рода.
В изысканном и высоконравственном обществе, которым я теперь наслаждаюсь, я была бы совершенно счастлива, не будь одного неприятного обстоятельства. Климат Канады вреден моей доброй покровительнице, и доктора советуют ей провести зиму в Лондоне. В таком случае я поеду с ней. Нужно ли прибавлять, что мой первый визит будет в ваш дом? Я уже чувствую себя соединенной взаимной симпатией с вашей матушкой и с вашими сестрами. Между женщинами благородного общества есть некоторое франкмасонство, не так ли? С признательностью, с просьбой помнить обо мне и в нетерпеливом ожидании вашего следующего письма, остаюсь, любезный мистер Голмкрофт, искренно вам преданная Грэс Розбери. "
От мистера Ораса Голмкрофта к мисс Грэс Розбери
"Любезная мисс Розбери!
Пожалуйста извините мое продолжительное молчание. Я откладывал ответ день за днем в надежде сообщить вам, наконец, какое-нибудь приятное известие. Бесполезно ждать дольше. Самые худшие мои предчувствия сбылись.
Тягостная обязанность вынуждает меня написать письмо, которое удивит и приведет вас в негодование.
Позвольте мне описать события по порядку. Таким образом я могу надеяться постепенно приготовить все к тому, что вы узнаете.
Недели через три после того, как я писал вам в последний раз, Джулиан Грэй поплатился за свою безумную опрометчивость. Я подразумеваю не то, что он пострадал от насилия людей, между которыми вздумал поселиться. Напротив, ему удалось, как ни невероятно может это показаться, произвести благоприятное впечатление на злодеев, окружавших его. Я слышал, что они сначала стали уважать его за то мужество, с каким он осмеливался один расхаживать между ними, а затем увидели, что он действительно старается повысить их благосостояние. Он пал жертвой другой опасности, на которую я указывал в моем последнем письме, — болезни. Вскоре после того, как он начал работать в этом округе, там вспыхнула эпидемия горячки. Мы только тогда услышали, что Джулиана поразила горячка, когда было уже слишком поздно перевезти его с квартиры, занимаемой им в тех местах. Я сам лично навел справки, как только это известие дошло до нас. Доктор, лечивший его, не ручался за его жизнь.
При таком опасном положении дел бедная леди Джэнет, впечатлительная и безрассудная по обыкновению, непременно захотела выехать из Мэбльторна и поселиться близ племянника.
Увидев, что невозможно отговорить ее от безумства оставить свой дом с его удобствами в ее лета, я счел своей обязанностью сопровождать ее. Мы нашли помещение (какое смогли) в прибрежной гостинице, в которой останавливаются капитаны судов и путешествующие купцы. Я взял на себя заботу пригласить самого лучшего доктора. Безумное предубеждение леди Джэнет против докторов заставило ее оставить эту важную часть хлопот полностью на моих руках.
Бесполезно утомлять вас подробностями о болезни Джулиана.
Горячка проходила своим обыкновенным развитием и чередовалась обычными промежутками бреда и упадка сил, сменявшими друг друга. Последующие события, о которых, к несчастью, необходимо вам рассказать, не оставляют мне другого выбора, как распространиться (как можно короче) о тягостном бреде. В большинстве случаев бред страдающих горячкой людей, как мне рассказали, довольно разнообразен. У Джулиана он ограничивался одним предметом. Он беспрерывно говорил о Мерси Мерик. Он постоянно просил доктора послать за ней, чтоб она ухаживала за ним. День и ночь в голове его была одна эта идея и на губах одно это имя.
Доктора, натурально, расспрашивали об этой отсутствующей особе. Я был принужден прямо рассказать им все обстоятельства (по секрету).
Знаменитый врач, которого я пригласил наблюдать за лечением, поступил прекрасно. Хотя он из низкого сословия, у него, должен сказать, инстинкты джентльмена. Он отлично понял наше деликатное положение и чувствовал всю важность помешать такой женщине, как Мерси Мерик, воспользоваться этим случаем, чтобы проникнуть в комнату больного. Успокоительное лекарство (он позволил мне сказать это) — вот все, что требовалось больному его пациенту. Местный доктор, с другой стороны, молодой человек (очевидно, красный радикал), оказался упрямцем и, соответственно его положению, дерзким даже.
— Мне никакого нет дела до репутации этой женщины и вашего мнения о ней, — сказал он мне. — Я должен только указать вам на самый верный способ, по моему мнению, спасти жизнь больного. Наше искусство уже использовало все свои средства. Пошлите за Мерси Мерик, все равно кто бы она ни была. Есть надежда, особенно если она окажется умной женщиной и хорошей сиделкой, что он удивит вас всех, узнав ее. Только в таком случае выздоровление его вероятно. Если вы будете продолжать не обращать внимания на его просьбы, если вы допустите, чтобы бред продолжался еще сутки, он умрет.
К несчастью, леди Джэнет присутствовала при выражении этого дерзкого мнения у постели больного.
Нужно ли мне говорить вам о последствиях? Когда она должна была выбирать между предложением доктора, получающего от практики пять тысяч в год и ожидающего титула баронета, и советом неизвестного лекаря из восточной части Лондона, врача, не имеющего и пятисот фунтов в год, — нужно ли мне сообщать вам о том, на что решилась ее сиятельство? Вы знаете ее и слишком хорошо поймете, что она тотчас же в третий раз отправилась в приют.
Два часа спустя, даю вам честное слово, что я не преувеличиваю, Мерси Мерик расположилась у постели больного.
Предлогом, разумеется, было то, что она обязана, несмотря на свои собственные соображения, исполнить свой долг, когда доктор объявил, что она может спасти жизнь больного. Вы не удивитесь, услышав, что я сошел со сцены. Доктор последовал моему совету — прописав успокоительное лекарство и будучи грубо оскорблен отказом местного врача дать больному это лекарство. Я вернулся в карете доктора. Он говорил с большим чувством и очень пристойно. Хотя он не высказал определенного мнения, я мог видеть, что он не имел никакой надежды на выздоровление Джулиана.
— Мы в руках провидения, мистер Голмкрофт, — это были его последние слова, когда он высадил меня у дверей дома моей матери.
У меня едва хватает духу продолжать. Если б следовать моим желаниям, я готов бы остановиться здесь.
Позвольте мне, по крайней мере, поскорее дойти до конца. Дня через три я получил первое известие о больном и его сиделке. Леди Джэнет сообщила мне, что он узнал ее. Когда услышал об этом, я заранее уже знал, что будет. Потом сказали, что он набирается сил, а потом, что он вне опасности. Потом леди Джэнет вернулась в Мэбльторн. Я заходил туда неделю тому назад — и слышал, что его перевезли к морю. Я заходил вчера — и получил последнее сведение от ее сиятельства самой. Мое перо почти отказывается это написать. Мерси Мерик согласилась выйти за него замуж!
Оскорбление общества — вот как моя мать и мои сестры смотрят на это, вот как вы будете на это смотреть. Моя мать сама вычеркнула имя Джулиана из своего пригласительного списка. Слуги получили приказание, если он придет, отвечать: «Нет дома».
К несчастью, я слишком уверен, что этот бесславный брак — дело решенное. Леди Джэнет показала мне даже письма — одно от Джулиана, другое от самой Мерси Мерик. Представьте себе, Мерси Мерик переписывается с леди Джэнет Рой, называет ее «моя милая леди Джэнет Рой» и подписывается: «любящая вас»!
У меня не хватило терпения прочесть письма. Джулиан пишет тоном социалиста. По моему мнению, письмо следовало бы показать его епископу. А она играет свою роль так искусно пером, как играла языком.
"Не могу скрыть от себя, что поступаю дурно, соглашаясь… " "Грустные предчувствия наполняют мою душу, когда я думаю, о будущем… " «Я чувствую, что первый презрительный взгляд, брошенный на моего мужа, уничтожит мое счастье, хотя, может быть, не растревожит его» .. "Пока я была в разлуке с ним, я могла преодолевать собственную слабость, я могла покоряться моей тяжелой участи, но как могу я сопротивляться ему после того, как целые недели сидела у его постели? После того, как видела его первую улыбку и слышала его первые слова признания, когда помогала ему медленно возвращаться к жизни? "