Страница:
— Угадал, я вдобавок ещё заказал себе новую левую руку с шестью пальцами и рецепторами магнетизма.
— А может, тебе встроили и биолокатор дамочек, у которых ты вызываешь аппетит!
— Боюсь, ещё долго я не вызову аппетита ни у одной дамочки.
— Что ты знаешь о женщинах! — возмутился Карлсон. — В средневековье у придворных карликов всегда была масса наложниц. Монстр, диковинка, чудо-юдо какое-нибудь — это их привлекает.
— Благодарю, друг, — сказал Даниель и включил сервер головизора.
— Ха, ну конечно… — бормотал себе под нос Карлсон, явно обескураженный.
Девушка шла медленно, наклонив голову, словно задумалась. Ее прямые черные волосы падали на лицо, заслоняя имплантаты в районе глаз. На коляску Даниеля она обратила внимание, только когда между ними осталось всего несколько метров. Вначале она Даниеля не узнала, отошла к краю тротуара, чтобы не мешать коляске проехать.
— Привет! — сказал Даниель.
Она вздрогнула от неожиданности.
— Это… — Она понизила голос. — Это ты?!
— Я, — кивнул он, поудобнее усаживаясь в коляске и чувствуя, как её спинка подстраивается к форме спины, а поручни подлаживаются к рукам.
— Что с тобой?
— Жучья судьба. Пришли, оторвали лапки и обломали крылышки.
— Ты был там?
— Это где же — «там»?
— Ну, участвовал в штурме форта?
— А как же, был. И мне ещё повезло. Три четверти моих дружков испарились, не считая тех, которые были спрессованы в лепешки толщиной в полмиллиметра.
— Это было бессмысленно! Вся ваша операция! — Дина повысила голос. Погибло так много мирных граждан.
— Война, дорогая соседушка. Люди погибают.
— Возможно, солдатам так и положено. Это ваша профессия. Но вы отправили на тот свет простых людей.
— А вы в одну неделю подчинились без борьбы. Что, целовать задницы солярным чиновникам приятнее?
— Да ты… — Девушка наклонилась над коляской. Ее лицо оказалось рядом с лицом Даниеля. — Не тебе поучать меня, жук!
— Почему же? — Впервые он видел её лицо так близко. Видел тонкую серебряную сеточку, прикрывающую глаза девушки. У Дины были ровные белые зубы, тонкие губы и, возможно, немного пухловатые щечки. Ее лицо, несмотря на странное выражение, создаваемое имплантатами, можно было считать интересным.
— Тебя послали на смерть! Велели драться с врагом, хоть у тебя не было никаких шансов выжить! Вы не пожелали воспользоваться помощью, которую могли получить! И ты ещё говоришь, что все, мол, в порядке? Иди спроси об этом у тех людей, у которых ударной волной снесло дома. Если они выжили…
— Мы уничтожили коргардский фронт! Их можно побеждать! Нам удалось всыпать им! А что в это время делали твои, стоящие навытяжку по стойке «смирно», дружки? Устраивали заговоры! Комбинировали! И наконец перехватили власть и добились своего. Сделали то, о чем всегда мечтали. Преподнесли нас Доминии. Неужели ты не понимаешь?! Они впустили сюда чужих солдат, отдали находящиеся под нашей опекой колонии, уничтожили нашу систему власти! Это предатели!
— Нет, это ты меня послушай, солдатик! Всю жизнь ты сидишь в казармах, тебя возят на спецскользерах, о твоей безопасности заботится армия. А знаешь ли ты, что творится на Гладиусе? Ты видел город, охваченный паникой эвакуации? Ты жил не неделю и даже не год, а пятнадцать лет с сознанием, что в любой момент может появиться что-то, что уничтожит твой дом, твоих близких и твою жизнь?! Если нет, то не говори глупостей о свободе. Теперь — у нас свобода. Свобода от страха. — Она взглянула на часы. — А вообще-то мне надо идти. Привет!
Она повернулась и пошла прочь.
— Эй! — ещё успел крикнуть ей вслед Даниель, размахивая заточенной в кокон рукой. — Эй! Ты забыла спросить, как я себя чувствую!
Еще совсем недавно ситуация на Гладиусе выглядела следующим образом: в Совете Электоров преимущество всегда было на стороне приверженцев строгого следования положениям поселенческого кодекса двухвековой давности. Иногда случалось, что перевес ослабевал либо Совет позволял себе немного свободнее подходить к таким вопросам, однако после очередных выборов все возвращалось на круги своя. Традиционалисты твердо стояли за независимость Гладиуса, соблюдение статуса других планет системы, патронат над свободными колониями и контроль над гиперпространственным проходом, расположенным в четырех световых месяцах от Мультона. Они не соглашались на поблажки при присуждении электорских пунктов. Стремились к строгому ограничению допустимых преобразований организма и требовали контроля генетических изменений. Наконец, что было особо важно для танаторов, они требовали соблюдения поселенческого кодекса также и по линии законности и наказания преступников.
Традиционалисты, которых именовали «несгибаемыми», неизменно пользовались поддержкой большинства граждан и, уж во всяком случае, большинства электоров, имеющих право голоса. Однако СМИ находились в руках противников. Это была чрезвычайно влиятельная группа лоббистов: художников, виртуальных актеров, журналистов, занимающихся головизионными и сетевыми передачами, руководителей различных религиозных сект, молодежных «идолов», наконец, идеологических добряков, считавших, что они приносят миру добро. Отдельные группы делали упор на другие проблемы и боролись с различными — в их понимании — угрозами. Были среди них сторонники неограниченного вмешательства в организм человека, «нырки», проводившие всю жизнь в виртуальных имитациях, были противники наказания преступников, сторонники генетического совершенствования человеческой расы, противники господствовавшей на Гладиусе электорской системы, спятившие пророки, «звезды» виртуалов, бойцы за равноправие клонов, а также люди, воспевшие блага объединения с Доминией, которых называли «покорными». Все вместе взятые они составляли огромнейшую артистическо-политическую группировку, присвоившую себе монополию на безгрешность, культурность, изысканность и моральность.
Они-то и были «выразителями общественного мнения», а одновременно являли собой привлекательный в смысле общения слой населения. Нельзя сказать, что эта стихия управлялась каким-то единым центром. Тем не менее группа влиятельных людей, несколько медиальных звеньев, пара-другая организаций сплачивали вокруг себя целый ореол аколитов и последователей, которые не покладая рук трудились над осуществлением идей своей группы и её руководителей. Подчеркивали свои заслуги, сами себя провозглашали при поддержке различных СМИ «людьми года» или «этическими авторитетами». Беспардонно используя при этом правоверных и достойных уважения, но наивных людей. Многие колеблющиеся позволяли поймать себя на прелестно звучащие и несомненно благородные лозунги, прикрывающие силой своего авторитета значительные массы карьеристов и ловкачей. Пропагандисты силились вдолбить простым людям, что если те не примут их идей и не станут поклоняться их гуру, то скатятся в бездну невежества, ненависти и ханжества. Многим юным журналистам и артистам, пытающимся найти свое место в информационном либо развлекательном бизнесе, казалось, что, только присоединившись к всемогущей братии, они смогут обеспечить себе дальнейшую успешную карьеру.
Бондари с возрастающим беспокойством наблюдал за социотехническими махинациями «покорных» и за их влиянием на взгляды гладиан. Взять хотя бы громкое в последнее время дело спятивших сектантов, нападавших на людей и убивавших их, вырезая из тела имплантаты. В СМИ таких называли не иначе как «крайние традиционалисты» или «несгибаемые экстремисты», намекая тем самым на то, что именно к таким изуверствам неизбежно должно приводить слепое следование правовым ограничениям, касающимся переделывания тела. Либо все чаще случающаяся «охота и травля», в спонтанность и случайность которой было трудно поверить. Копались в биографии жертвы, пытаясь выискать друзей, которые уже в школьные годы имели о ней самое скверное мнение, стремились разглядеть в её глазах признаки психопатии и мстительности. Использовались в обращении гадости и грубости, обычно выряженные в умелые и шутливые слова. «Забывали» обо всех достижениях преследуемого. Тех, кто брался защищать, также подвергали преследованию, а их аргументы игнорировали.
Даниель прекрасно помнил события десятилетней давности, в определенной степени коснувшиеся его. СМИ всегда выдавали танаторские операции за варварский негуманный метод обращения со злоумышленниками. Однако во времена, предшествовавшие прибытию коргардов, а также в первые годы оккупации эти обвинения не находили сколько-нибудь широкого одобрения общественности. Возможно, потому, что операции, в которых могла бы принять участие небольшая группка правительственных полицейских судей, практически не случались. Танаторское формирование в принципе было элитной группой десантников специального назначения, используемой в особо опасных полицейских операциях. Физическая же ликвидация преступников, что являлась основной обязанностью танаторов, случалась чрезвычайно редко. Да и тогда органы СМИ незамедлительно поднимали шумиху, вещая о жестокости и безграмотности «правительственных убийц», что, впрочем, было одним из самых мягких эпитетов. Когда на Гладиусе высадились коргарды и началась широкомасштабная миграция, крупные волнения и заметное снижение жизненного уровня, тогда-то преступность, в том числе организованная, расцвела махровым цветом. Возникли гангстерские кланы, грабившие опустевшие дома и посадки, нападавшие на беженцев, требовавшие выплаты разного рода откупных. Дошло также до серии покушений, организованных радикальными сторонниками подчинения Гладиуса Доминии. Полиция и суды не справлялись со стихией. Тогда командор Гельсинг, тогдашний командир танаторов, отдал приказ, обязывающий подчиненных, не колеблясь, использовать права и выполнять обязанности, предписанные им поселенческим кодексом. Это означало увеличение численного состава формирования, расходов на обучение и вооружение, наконец, предоставление танаторам полномочий безапелляционной ликвидации преступников.
Что тут началось! Гельсинга и его подчиненных сравнивали с самыми мерзкими убийцами, ахали и охали над судьбами их будущих жертв, пугали возможностью ошибок и гибели невинных людей, заявляли, что расширение компетенции судей — первый шаг к нарушению гражданских свобод Гладиуса.
Никто не желал слушать аргументов Гельсинга, заявлявшего, что государство сейчас должно бросить все силы на борьбу с коргардами. Что эвакуационная машина на всей территории континента должна работать исправно и безопасно. Что когда под угрозой находится жизнь и имущество простых, порядочных граждан, государство обязано встать на их защиту, а не на сторону преступников. Впустую! Кто-то сравнил одетого в боевой скафандр и перемещающегося внутри силовой сферы танатора с навозным жуком. С той поры во враждебных «несгибаемым» средствах массовой информации судей называли не иначе как «жуки».
Первой танаторской операцией, проведенной в соответствии с новыми принципами, была ликвидация группы сектантов из «Коргардской Церкви», ответственных за уничтожение нескольких эвакуационных машин во время одной из коргардских акций. Эта Церковь исходила из того, что агрессоры — дар Божий и сопротивляться им не следует. Больше того, наоборот, самому стремиться к слиянию с ними. Сектанты уничтожили колонну машин, направленных на помощь эвакуированному городу Колькорт. Однако как только они увидели «панцирки» Чужаков — тут же постарались сбежать. И чем же они впоследствии объясняли свое бегство? Проще простого: адептов Церкви на свете слишком мало, чтобы они могли вернуться в лоно «Коргардской Матери». Нет, они должны жить на Гладиусе, распространяя свою веру.
Танаторы, руководимые самим Гельсингом, настигли драпающих сектантов и вынесли им приговор на основании того, что те косвенным образом привели к смерти тех колькортцев, эвакуационные машины которых были уничтожены. Приговор был приведен в исполнение и получил одобрение большинства жителей Гладиуса. Но контролируемые оппозиционерами центры развернули крупную акцию, рисующую танаторов в самом мрачном свете, почти уравнивающем их действия с коргардскими жестокостями.
Те же самые механизмы наблюдал Даниель и теперь. Все громче в СМИ звучал тезис, сводящийся к тому, что в сложившейся на планете ситуации повинны традиционалисты. Тотально критиковалась последняя операция, а её руководители и штабники обвинялись в саботаже, глупости и бездарности. Большая часть жителей клюнула на эту чепуху, не потрудившись подумать, что обвинение в бездарности и одновременно в саботаже лишено смысла. Но (что Даниель знал уже давно) в пропаганде важен не смысл, а напор, увлекательная подача материала и многократность повторения психоклипа.
Он подозревал, что новое руководство Гладиуса готовится осуществить крупные персональные и структурные изменения как в армии, так и в институте гражданской администрации. Чтобы получить возможность это сделать, руководителям необходимо было подыскать козла отпущения, на которого можно было бы свалить вину за все поражения в борьбе с коргардами, смерть людей и разрушения. Это дало бы прекрасный повод к увольнениям и понижениям, а поскольку предварительно все будет предано огласке, постольку не придется объяснять электорам свои поступки.
«Что? Выкинули их из насиженных кресел?» Через несколько недель массированной информационной атаки средний гладианин станет невосприимчивым к злу, которое разыграется вокруг. «Значит, — скажет, заслужили, а, впрочем, мне-то какое дело, в любом случае найдется, кому греть задницу в освободившемся кресле».
— А может, тебе встроили и биолокатор дамочек, у которых ты вызываешь аппетит!
— Боюсь, ещё долго я не вызову аппетита ни у одной дамочки.
— Что ты знаешь о женщинах! — возмутился Карлсон. — В средневековье у придворных карликов всегда была масса наложниц. Монстр, диковинка, чудо-юдо какое-нибудь — это их привлекает.
— Благодарю, друг, — сказал Даниель и включил сервер головизора.
— Ха, ну конечно… — бормотал себе под нос Карлсон, явно обескураженный.
* * *
Первой девушкой, которую он встретил на прогулке, оказалась Дина. На ней было облегающее, длинное, до земли, платье, по которому плавали разноцветные тени. Немного авангардная мода — живые ткачи беспрерывно ползали по материалу, поедая его, а на съеденные места вплетали разноцветные нити. Благодаря этому платье изменялось день ото дня. Дело тут было вовсе не в экономии — платье из живых тканей стоило целое состояние.Девушка шла медленно, наклонив голову, словно задумалась. Ее прямые черные волосы падали на лицо, заслоняя имплантаты в районе глаз. На коляску Даниеля она обратила внимание, только когда между ними осталось всего несколько метров. Вначале она Даниеля не узнала, отошла к краю тротуара, чтобы не мешать коляске проехать.
— Привет! — сказал Даниель.
Она вздрогнула от неожиданности.
— Это… — Она понизила голос. — Это ты?!
— Я, — кивнул он, поудобнее усаживаясь в коляске и чувствуя, как её спинка подстраивается к форме спины, а поручни подлаживаются к рукам.
— Что с тобой?
— Жучья судьба. Пришли, оторвали лапки и обломали крылышки.
— Ты был там?
— Это где же — «там»?
— Ну, участвовал в штурме форта?
— А как же, был. И мне ещё повезло. Три четверти моих дружков испарились, не считая тех, которые были спрессованы в лепешки толщиной в полмиллиметра.
— Это было бессмысленно! Вся ваша операция! — Дина повысила голос. Погибло так много мирных граждан.
— Война, дорогая соседушка. Люди погибают.
— Возможно, солдатам так и положено. Это ваша профессия. Но вы отправили на тот свет простых людей.
— А вы в одну неделю подчинились без борьбы. Что, целовать задницы солярным чиновникам приятнее?
— Да ты… — Девушка наклонилась над коляской. Ее лицо оказалось рядом с лицом Даниеля. — Не тебе поучать меня, жук!
— Почему же? — Впервые он видел её лицо так близко. Видел тонкую серебряную сеточку, прикрывающую глаза девушки. У Дины были ровные белые зубы, тонкие губы и, возможно, немного пухловатые щечки. Ее лицо, несмотря на странное выражение, создаваемое имплантатами, можно было считать интересным.
— Тебя послали на смерть! Велели драться с врагом, хоть у тебя не было никаких шансов выжить! Вы не пожелали воспользоваться помощью, которую могли получить! И ты ещё говоришь, что все, мол, в порядке? Иди спроси об этом у тех людей, у которых ударной волной снесло дома. Если они выжили…
— Мы уничтожили коргардский фронт! Их можно побеждать! Нам удалось всыпать им! А что в это время делали твои, стоящие навытяжку по стойке «смирно», дружки? Устраивали заговоры! Комбинировали! И наконец перехватили власть и добились своего. Сделали то, о чем всегда мечтали. Преподнесли нас Доминии. Неужели ты не понимаешь?! Они впустили сюда чужих солдат, отдали находящиеся под нашей опекой колонии, уничтожили нашу систему власти! Это предатели!
— Нет, это ты меня послушай, солдатик! Всю жизнь ты сидишь в казармах, тебя возят на спецскользерах, о твоей безопасности заботится армия. А знаешь ли ты, что творится на Гладиусе? Ты видел город, охваченный паникой эвакуации? Ты жил не неделю и даже не год, а пятнадцать лет с сознанием, что в любой момент может появиться что-то, что уничтожит твой дом, твоих близких и твою жизнь?! Если нет, то не говори глупостей о свободе. Теперь — у нас свобода. Свобода от страха. — Она взглянула на часы. — А вообще-то мне надо идти. Привет!
Она повернулась и пошла прочь.
— Эй! — ещё успел крикнуть ей вслед Даниель, размахивая заточенной в кокон рукой. — Эй! Ты забыла спросить, как я себя чувствую!
* * *
Даниель всегда с изумлением замечал, насколько люди податливы на пропаганду. И не мог понять, как интеллигентный, практичный в жизненных вопросах человек может ничтоже сумняшеся принимать глупость за мудрость. Пропаганду Даниель считал модным оружием, а на тех, кто овладел её секретами, поглядывал с недоверием.Еще совсем недавно ситуация на Гладиусе выглядела следующим образом: в Совете Электоров преимущество всегда было на стороне приверженцев строгого следования положениям поселенческого кодекса двухвековой давности. Иногда случалось, что перевес ослабевал либо Совет позволял себе немного свободнее подходить к таким вопросам, однако после очередных выборов все возвращалось на круги своя. Традиционалисты твердо стояли за независимость Гладиуса, соблюдение статуса других планет системы, патронат над свободными колониями и контроль над гиперпространственным проходом, расположенным в четырех световых месяцах от Мультона. Они не соглашались на поблажки при присуждении электорских пунктов. Стремились к строгому ограничению допустимых преобразований организма и требовали контроля генетических изменений. Наконец, что было особо важно для танаторов, они требовали соблюдения поселенческого кодекса также и по линии законности и наказания преступников.
Традиционалисты, которых именовали «несгибаемыми», неизменно пользовались поддержкой большинства граждан и, уж во всяком случае, большинства электоров, имеющих право голоса. Однако СМИ находились в руках противников. Это была чрезвычайно влиятельная группа лоббистов: художников, виртуальных актеров, журналистов, занимающихся головизионными и сетевыми передачами, руководителей различных религиозных сект, молодежных «идолов», наконец, идеологических добряков, считавших, что они приносят миру добро. Отдельные группы делали упор на другие проблемы и боролись с различными — в их понимании — угрозами. Были среди них сторонники неограниченного вмешательства в организм человека, «нырки», проводившие всю жизнь в виртуальных имитациях, были противники наказания преступников, сторонники генетического совершенствования человеческой расы, противники господствовавшей на Гладиусе электорской системы, спятившие пророки, «звезды» виртуалов, бойцы за равноправие клонов, а также люди, воспевшие блага объединения с Доминией, которых называли «покорными». Все вместе взятые они составляли огромнейшую артистическо-политическую группировку, присвоившую себе монополию на безгрешность, культурность, изысканность и моральность.
Они-то и были «выразителями общественного мнения», а одновременно являли собой привлекательный в смысле общения слой населения. Нельзя сказать, что эта стихия управлялась каким-то единым центром. Тем не менее группа влиятельных людей, несколько медиальных звеньев, пара-другая организаций сплачивали вокруг себя целый ореол аколитов и последователей, которые не покладая рук трудились над осуществлением идей своей группы и её руководителей. Подчеркивали свои заслуги, сами себя провозглашали при поддержке различных СМИ «людьми года» или «этическими авторитетами». Беспардонно используя при этом правоверных и достойных уважения, но наивных людей. Многие колеблющиеся позволяли поймать себя на прелестно звучащие и несомненно благородные лозунги, прикрывающие силой своего авторитета значительные массы карьеристов и ловкачей. Пропагандисты силились вдолбить простым людям, что если те не примут их идей и не станут поклоняться их гуру, то скатятся в бездну невежества, ненависти и ханжества. Многим юным журналистам и артистам, пытающимся найти свое место в информационном либо развлекательном бизнесе, казалось, что, только присоединившись к всемогущей братии, они смогут обеспечить себе дальнейшую успешную карьеру.
Бондари с возрастающим беспокойством наблюдал за социотехническими махинациями «покорных» и за их влиянием на взгляды гладиан. Взять хотя бы громкое в последнее время дело спятивших сектантов, нападавших на людей и убивавших их, вырезая из тела имплантаты. В СМИ таких называли не иначе как «крайние традиционалисты» или «несгибаемые экстремисты», намекая тем самым на то, что именно к таким изуверствам неизбежно должно приводить слепое следование правовым ограничениям, касающимся переделывания тела. Либо все чаще случающаяся «охота и травля», в спонтанность и случайность которой было трудно поверить. Копались в биографии жертвы, пытаясь выискать друзей, которые уже в школьные годы имели о ней самое скверное мнение, стремились разглядеть в её глазах признаки психопатии и мстительности. Использовались в обращении гадости и грубости, обычно выряженные в умелые и шутливые слова. «Забывали» обо всех достижениях преследуемого. Тех, кто брался защищать, также подвергали преследованию, а их аргументы игнорировали.
Даниель прекрасно помнил события десятилетней давности, в определенной степени коснувшиеся его. СМИ всегда выдавали танаторские операции за варварский негуманный метод обращения со злоумышленниками. Однако во времена, предшествовавшие прибытию коргардов, а также в первые годы оккупации эти обвинения не находили сколько-нибудь широкого одобрения общественности. Возможно, потому, что операции, в которых могла бы принять участие небольшая группка правительственных полицейских судей, практически не случались. Танаторское формирование в принципе было элитной группой десантников специального назначения, используемой в особо опасных полицейских операциях. Физическая же ликвидация преступников, что являлась основной обязанностью танаторов, случалась чрезвычайно редко. Да и тогда органы СМИ незамедлительно поднимали шумиху, вещая о жестокости и безграмотности «правительственных убийц», что, впрочем, было одним из самых мягких эпитетов. Когда на Гладиусе высадились коргарды и началась широкомасштабная миграция, крупные волнения и заметное снижение жизненного уровня, тогда-то преступность, в том числе организованная, расцвела махровым цветом. Возникли гангстерские кланы, грабившие опустевшие дома и посадки, нападавшие на беженцев, требовавшие выплаты разного рода откупных. Дошло также до серии покушений, организованных радикальными сторонниками подчинения Гладиуса Доминии. Полиция и суды не справлялись со стихией. Тогда командор Гельсинг, тогдашний командир танаторов, отдал приказ, обязывающий подчиненных, не колеблясь, использовать права и выполнять обязанности, предписанные им поселенческим кодексом. Это означало увеличение численного состава формирования, расходов на обучение и вооружение, наконец, предоставление танаторам полномочий безапелляционной ликвидации преступников.
Что тут началось! Гельсинга и его подчиненных сравнивали с самыми мерзкими убийцами, ахали и охали над судьбами их будущих жертв, пугали возможностью ошибок и гибели невинных людей, заявляли, что расширение компетенции судей — первый шаг к нарушению гражданских свобод Гладиуса.
Никто не желал слушать аргументов Гельсинга, заявлявшего, что государство сейчас должно бросить все силы на борьбу с коргардами. Что эвакуационная машина на всей территории континента должна работать исправно и безопасно. Что когда под угрозой находится жизнь и имущество простых, порядочных граждан, государство обязано встать на их защиту, а не на сторону преступников. Впустую! Кто-то сравнил одетого в боевой скафандр и перемещающегося внутри силовой сферы танатора с навозным жуком. С той поры во враждебных «несгибаемым» средствах массовой информации судей называли не иначе как «жуки».
Первой танаторской операцией, проведенной в соответствии с новыми принципами, была ликвидация группы сектантов из «Коргардской Церкви», ответственных за уничтожение нескольких эвакуационных машин во время одной из коргардских акций. Эта Церковь исходила из того, что агрессоры — дар Божий и сопротивляться им не следует. Больше того, наоборот, самому стремиться к слиянию с ними. Сектанты уничтожили колонну машин, направленных на помощь эвакуированному городу Колькорт. Однако как только они увидели «панцирки» Чужаков — тут же постарались сбежать. И чем же они впоследствии объясняли свое бегство? Проще простого: адептов Церкви на свете слишком мало, чтобы они могли вернуться в лоно «Коргардской Матери». Нет, они должны жить на Гладиусе, распространяя свою веру.
Танаторы, руководимые самим Гельсингом, настигли драпающих сектантов и вынесли им приговор на основании того, что те косвенным образом привели к смерти тех колькортцев, эвакуационные машины которых были уничтожены. Приговор был приведен в исполнение и получил одобрение большинства жителей Гладиуса. Но контролируемые оппозиционерами центры развернули крупную акцию, рисующую танаторов в самом мрачном свете, почти уравнивающем их действия с коргардскими жестокостями.
Те же самые механизмы наблюдал Даниель и теперь. Все громче в СМИ звучал тезис, сводящийся к тому, что в сложившейся на планете ситуации повинны традиционалисты. Тотально критиковалась последняя операция, а её руководители и штабники обвинялись в саботаже, глупости и бездарности. Большая часть жителей клюнула на эту чепуху, не потрудившись подумать, что обвинение в бездарности и одновременно в саботаже лишено смысла. Но (что Даниель знал уже давно) в пропаганде важен не смысл, а напор, увлекательная подача материала и многократность повторения психоклипа.
Он подозревал, что новое руководство Гладиуса готовится осуществить крупные персональные и структурные изменения как в армии, так и в институте гражданской администрации. Чтобы получить возможность это сделать, руководителям необходимо было подыскать козла отпущения, на которого можно было бы свалить вину за все поражения в борьбе с коргардами, смерть людей и разрушения. Это дало бы прекрасный повод к увольнениям и понижениям, а поскольку предварительно все будет предано огласке, постольку не придется объяснять электорам свои поступки.
«Что? Выкинули их из насиженных кресел?» Через несколько недель массированной информационной атаки средний гладианин станет невосприимчивым к злу, которое разыграется вокруг. «Значит, — скажет, заслужили, а, впрочем, мне-то какое дело, в любом случае найдется, кому греть задницу в освободившемся кресле».
3
Он снова умел ходить. Правда, ещё не овладел этим искусством в такой степени, как раньше, однако ему уже удалось передвигаться достаточно уверенно, чтобы прохожие перестали то и дело предлагать ему помощь. Карлсона отозвали. Даниель остался в одиночестве. Пока что это ему не мешало, если не считать тех коротких часов, когда он смотрел информсервисы и чувствовал отсутствие дружка, с которым мог бы на пару ругать новый Совет Электоров. Его лечебный отпуск должен был продлиться ещё месяц, потом — реабилитационный лагерь. Он предполагал, что именно там получит приказ о переводе в другой тарифный разряд, тогда можно будет при желании уйти на пенсию. Но можно и остаться в армии в качестве наставника призывников либо штабной крысы. Трудно сказать, что хуже. Впрочем, времени подумать о выборе было предостаточно.
Поэтому он очень удивился, когда в своем сетеприемнике обнаружил знакомый сигнал — трехмерную проекцию: утку, плавающую в бассейне, полном монет. В пакете оказалась реклама виртуала, в котором игрок мог стать именно таким невероятно богатым селезнем. Однако суть сообщения значения не имела. Значимую информацию содержало само лого программы. Когда селезень нырнул в монетное озеро, денежки брызнули на экран прямо-таки золотым фонтаном. Несколько монеток выпало на передний план и на секунду повисло перед глазами Даниеля. Он прочел номинал. Этим кодом обозначался один из самомодифицирующихся планов, разработанных для нужд операции «Ураган». Ему уже доводилось использовать два из таких кодов — когда его вызвали на учебу и когда он отправлялся на фронт.
«Стало быть, проект продолжает жить, — подумал он. — Вот и вся политика. Официально они осуждают наши действия, а в секретном порядке уже подготавливают очередные акции».
И тут его охватили сомнения. Не так давно он обманул людей из Департамента Общественной Безопасности. Обманул государственных чиновников! Оказался между молотом и наковальней. С одной стороны, его обязывала лояльность по отношению к прямым начальникам и необходимость хранить тайну. Он участвовал в операции первой степени секретности. В соответствии с существующим порядком он без согласия полковника Паццалета не имел права сообщать о своих действиях никому, даже членам Совета Электоров. С другой стороны, он знал, что времена изменились. Теперешние правители будут всячески пытаться перехватить влияние на армию и наверняка захотят использовать в своей игре все, что связано с операцией «Ураган». Вызов мог быть провокацией. Отправившись в назначенное место, Даниель тем самым подтвердит факт своего участия в секретной операции. Если Департамент Безопасности добрался до перечня кодов вызова, то может запросто выслать их каждому подозреваемому им солдату. Ответившие на вызов «сгорят». Бондари прекрасно понимал, что впутался в нечто, выходящее за рамки обычных солдатских обязанностей, где все определялось инструкциями и кодексом чести. Однако знал он и то, что если не выяснит реального состояния дел, то проведет остаток жизни в постоянных сомнениях. А Департамент Безопасности, если за этим стоит именно он, будет постоянно пытаться подцепить его и в конце концов придумает какой-нибудь фортель, на который Даниель даст себя поймать. Так что лучше уж сразу узнать, в чем тут дело.
Он ещё раз вошел в иконку, оживил ныряющего в бассейн селезня и пригляделся к постреливающим на экране монетам.
Две тысячи километров, отделяющих Переландру от Гарбона, курьерская пассажирская капсула преодолела за неполных три часа. В самом городе Даниель пересаживался в нескольких помеченных на контактной схеме местах и наконец добрался до небольшого ресторанчика для гомосексуалистов со специально выделенными изолированными кабинами. Входной автомат поведал, что в помещении находится только один человек и не без удивления попросил подтвердить заказ на изолированную кабину.
— Ты уверен в своем решении, дорогой гость? Ты подтверждаешь распоряжение? Ты ожидаешь кого-либо опаздывающего?
— Заткнись! — буркнул вконец обозлившийся Даниель. — Я гомоонанист и мне компания не нужна.
— О, в таком случае прими мои извинения, — ответил автомат. — Желаешь какое-либо изображение? Если да — включи сервер изображений. Эта услуга будет дополнительно стоить…
— Я же сказал, заткнись, — повторил Даниель. — С этой минуты ты будешь отвечать только на мои вопросы. Ясно?
— Как нельзя более. — Голос автомата заметно потускнел. Только теперь Даниель мог спокойно осмотреться. Это было небольшое овальное помещение, освещенное дуговыми лампами. Пол затянут эластичным тепловым покрытием, немного прогибающимся под ногами. По желанию клиента он мог вздыбливаться чуть ли не произвольным образом, изменяя при этом жесткость и температуру. Стены кабины в действительности были экранами. На единственном оказавшемся в кабине предмете мебели, маленьком столике, лежало четыре костюма для сетевых оргий. Даниель поежился. Он чувствовал себя так, словно попал внутрь чего-то влажного, липкого и горячего.
«Кошмар!» — подумал он, беря в руки один из комбинезонов.
Надевать всю одежду он не хотел, хотя, как предупредительно заверил автомат, все элементы, непосредственно соприкасающиеся с телом, заменяются после каждого клиента. И все же Даниель решился надеть лишь шлем.
Спустя несколько секунд на дисплее начали появляться картинки, приглашающие воспользоваться различными виртуалами.
— Кардинал! — бросил Даниель пароль.
— Желание номер сто двадцать семь, «Кардинал», — услышал он подтверждение заказа. Перед его глазами начало вырисовываться тело виртуала, представляющего собой пожилого человека, одетого в лохмотья некогда богато украшенной одежды. Рядом с силуэтом возник перечень кнопок и опций. — Прошу установить степень сопряжения, активности, агрессии, восприимчивости и воплощения. Отсутствие изменений будет означать принятие предложенных характеристик.
Даниель не надел перчаток, поэтому все распоряжения вынужден был отдавать голосом.
— Сопряжение косвенное. — Ему предстояло контактировать через изображение и звук, а не непосредственно через чип. Он продолжал цитировать установленную приказом формулу, определяющую напряженность и достоверность осуществляемых аппаратурой имитаций.
— Воплощение — полное, активность — один, агрессия — восемь, восприимчивость — один.
— Принял. — Фигура Кардинала рассыпалась на тысячи мерцающих точечек, мгновенно исчезнувших за пределами кадра. Даниеля окружила абсолютная тьма.
— Надень перчатку, — услышал он гудящий голос. — Мы ждем подтверждения идентичности.
Выхода не было. Пришлось снять шлем, взять со столика перчатку и натянуть на правую руку. Биосенсоры лизнули кожу и через мгновение приникли к ней своей холодной влажностью. Даниель опять надел шлем. Там уже не было темно. Перед его глазами раскинулся сельский пейзаж.
Он стоял на опушке леса, глядя на обширную равнину. Разноцветные пятна полей тянулись по самый горизонт. Кое-где виднелись небольшие группки сельских построек, а вдали — очень далеко — вздымались серые стены и башни замка. За спиной у Даниеля лес гудел и болтал на всех своих языках.
— Генетический контроль подтвержден, — наложился на шум деревьев и пение птиц гудящий голос. — Капитан Бондари — начало связи.
Даниель уловил позади какое-то движение. Кусты зашелестели и оттуда выглянула голова олененка.
— Сообщаю мой пароль, — сказал олененок, и его рожки скрылись. На их месте возникли цветы с лепестками, играющими всеми цветами радуги, за исключением зеленого.
— Соответствие пароля подтверждаю, — сказал Даниель. — Зачем меня вызвали?
— Война продолжается. Неудача «Урагана» и смена политической власти на планете не зачеркивают нашей программы. Коргарды не свернули ни одной своей базы. Правда, сейчас они не предпринимают наступательных операций, но это ничего не означает. Бывали и годовые перерывы в их действиях.
— А что на это скажет новый Совет Электоров?
— Операция с первой степенью секретности, солдат. Совет не может влиять на действия такого уровня.
— Но ведь Совет контролирует армию.
— Солдат, в принципе-то эти проблемы не должны тебя интересовать. Но ситуация требует, чтобы вопрос был поставлен ясно. Мы доверяем тебе, в противном случае тебе не поручили бы в проекте столь важной роли.
— Доверяем? Мы? Это кто же?
— Послушай, солдат. — Олененок раздраженно покрутил головой. — Наш мир изменился. Очень. Уже предприняты действия, которые ускорят эти изменения. Нашим колониям на спутниках навяжут солярных инспекторов. Совет принял секретное решение, позволяющее резиденту Доминии в восемь раз увеличить свой контингент на острове. Правительственные администраторы систематически сменяют супервизоров сетевых узлов и коды доступа. Информация, касающаяся всего этого, блокируется пропагандистским шумом СМИ.
— Я заметил…
— Ты обратил внимание на процесс над руководителями эвакуаторских формирований, подкачавших во время «Урагана»? Это первый показной процесс. Требуется подкинуть людям несколько жертв на съедение, попутно получив прекрасный повод для постоянного очернения предыдущего Совета и руководителей. Обрати внимание, вас, солдат, готовят на роль героев-самоубийц, посылаемых на верную смерть. А вот от штаба они не оставят камня на камне.
— Откуда у СМИ столько сведений об акции?
— Специальная комиссия, агенты, доступность документов. Официально сама операция обладала третьей степенью секретности.
— Куда все это ведет?
— В ближайшей перспективе — к замешательству в обществе и укреплению власти «покорных», а в дальнейшем… — Олененок замялся.
— Можешь не продолжать. Я знаю. Эти сукины сыны хотят отдать нас Доминии, — спокойно сказал Даниель. — У меня побывали люди из Департамента.
— Мы получили эту информацию, — качнул рожками олененок.
— Зачем, — вернулся Даниель к основной теме разговора, — меня сюда вызвали?
— По окончании лечебного отпуска ты собираешься уйти со службы. Какие у тебя планы на будущее?
— Еще не знаю.
— Мы предлагаем тебе остаться в группе «Ураган». Будешь продолжать работу против коргардов в прежнем коллективе.
— Действия легальные?
— Пока — да.
— Пока?
— Легальные, солдат, легальные.
Поэтому он очень удивился, когда в своем сетеприемнике обнаружил знакомый сигнал — трехмерную проекцию: утку, плавающую в бассейне, полном монет. В пакете оказалась реклама виртуала, в котором игрок мог стать именно таким невероятно богатым селезнем. Однако суть сообщения значения не имела. Значимую информацию содержало само лого программы. Когда селезень нырнул в монетное озеро, денежки брызнули на экран прямо-таки золотым фонтаном. Несколько монеток выпало на передний план и на секунду повисло перед глазами Даниеля. Он прочел номинал. Этим кодом обозначался один из самомодифицирующихся планов, разработанных для нужд операции «Ураган». Ему уже доводилось использовать два из таких кодов — когда его вызвали на учебу и когда он отправлялся на фронт.
«Стало быть, проект продолжает жить, — подумал он. — Вот и вся политика. Официально они осуждают наши действия, а в секретном порядке уже подготавливают очередные акции».
И тут его охватили сомнения. Не так давно он обманул людей из Департамента Общественной Безопасности. Обманул государственных чиновников! Оказался между молотом и наковальней. С одной стороны, его обязывала лояльность по отношению к прямым начальникам и необходимость хранить тайну. Он участвовал в операции первой степени секретности. В соответствии с существующим порядком он без согласия полковника Паццалета не имел права сообщать о своих действиях никому, даже членам Совета Электоров. С другой стороны, он знал, что времена изменились. Теперешние правители будут всячески пытаться перехватить влияние на армию и наверняка захотят использовать в своей игре все, что связано с операцией «Ураган». Вызов мог быть провокацией. Отправившись в назначенное место, Даниель тем самым подтвердит факт своего участия в секретной операции. Если Департамент Безопасности добрался до перечня кодов вызова, то может запросто выслать их каждому подозреваемому им солдату. Ответившие на вызов «сгорят». Бондари прекрасно понимал, что впутался в нечто, выходящее за рамки обычных солдатских обязанностей, где все определялось инструкциями и кодексом чести. Однако знал он и то, что если не выяснит реального состояния дел, то проведет остаток жизни в постоянных сомнениях. А Департамент Безопасности, если за этим стоит именно он, будет постоянно пытаться подцепить его и в конце концов придумает какой-нибудь фортель, на который Даниель даст себя поймать. Так что лучше уж сразу узнать, в чем тут дело.
Он ещё раз вошел в иконку, оживил ныряющего в бассейн селезня и пригляделся к постреливающим на экране монетам.
* * *
Вызов по сети устанавливал срок встречи на полдень следующих суток. Однако указанный в программе город Гарбон находился почти на другом конце континента. Автомед не дал бы согласия на столь дальний переезд, впрочем, Даниель не мог согласиться и на то, чтобы аппаратура зарегистрировала трассу. Поэтому, прежде чем выйти из дому, он просто отключил аппараты. Всегда можно будет сказать, дескать, пошел спать и не заметил, что присоски датчиков отклеились от кожи.Две тысячи километров, отделяющих Переландру от Гарбона, курьерская пассажирская капсула преодолела за неполных три часа. В самом городе Даниель пересаживался в нескольких помеченных на контактной схеме местах и наконец добрался до небольшого ресторанчика для гомосексуалистов со специально выделенными изолированными кабинами. Входной автомат поведал, что в помещении находится только один человек и не без удивления попросил подтвердить заказ на изолированную кабину.
— Ты уверен в своем решении, дорогой гость? Ты подтверждаешь распоряжение? Ты ожидаешь кого-либо опаздывающего?
— Заткнись! — буркнул вконец обозлившийся Даниель. — Я гомоонанист и мне компания не нужна.
— О, в таком случае прими мои извинения, — ответил автомат. — Желаешь какое-либо изображение? Если да — включи сервер изображений. Эта услуга будет дополнительно стоить…
— Я же сказал, заткнись, — повторил Даниель. — С этой минуты ты будешь отвечать только на мои вопросы. Ясно?
— Как нельзя более. — Голос автомата заметно потускнел. Только теперь Даниель мог спокойно осмотреться. Это было небольшое овальное помещение, освещенное дуговыми лампами. Пол затянут эластичным тепловым покрытием, немного прогибающимся под ногами. По желанию клиента он мог вздыбливаться чуть ли не произвольным образом, изменяя при этом жесткость и температуру. Стены кабины в действительности были экранами. На единственном оказавшемся в кабине предмете мебели, маленьком столике, лежало четыре костюма для сетевых оргий. Даниель поежился. Он чувствовал себя так, словно попал внутрь чего-то влажного, липкого и горячего.
«Кошмар!» — подумал он, беря в руки один из комбинезонов.
Надевать всю одежду он не хотел, хотя, как предупредительно заверил автомат, все элементы, непосредственно соприкасающиеся с телом, заменяются после каждого клиента. И все же Даниель решился надеть лишь шлем.
Спустя несколько секунд на дисплее начали появляться картинки, приглашающие воспользоваться различными виртуалами.
— Кардинал! — бросил Даниель пароль.
— Желание номер сто двадцать семь, «Кардинал», — услышал он подтверждение заказа. Перед его глазами начало вырисовываться тело виртуала, представляющего собой пожилого человека, одетого в лохмотья некогда богато украшенной одежды. Рядом с силуэтом возник перечень кнопок и опций. — Прошу установить степень сопряжения, активности, агрессии, восприимчивости и воплощения. Отсутствие изменений будет означать принятие предложенных характеристик.
Даниель не надел перчаток, поэтому все распоряжения вынужден был отдавать голосом.
— Сопряжение косвенное. — Ему предстояло контактировать через изображение и звук, а не непосредственно через чип. Он продолжал цитировать установленную приказом формулу, определяющую напряженность и достоверность осуществляемых аппаратурой имитаций.
— Воплощение — полное, активность — один, агрессия — восемь, восприимчивость — один.
— Принял. — Фигура Кардинала рассыпалась на тысячи мерцающих точечек, мгновенно исчезнувших за пределами кадра. Даниеля окружила абсолютная тьма.
— Надень перчатку, — услышал он гудящий голос. — Мы ждем подтверждения идентичности.
Выхода не было. Пришлось снять шлем, взять со столика перчатку и натянуть на правую руку. Биосенсоры лизнули кожу и через мгновение приникли к ней своей холодной влажностью. Даниель опять надел шлем. Там уже не было темно. Перед его глазами раскинулся сельский пейзаж.
Он стоял на опушке леса, глядя на обширную равнину. Разноцветные пятна полей тянулись по самый горизонт. Кое-где виднелись небольшие группки сельских построек, а вдали — очень далеко — вздымались серые стены и башни замка. За спиной у Даниеля лес гудел и болтал на всех своих языках.
— Генетический контроль подтвержден, — наложился на шум деревьев и пение птиц гудящий голос. — Капитан Бондари — начало связи.
Даниель уловил позади какое-то движение. Кусты зашелестели и оттуда выглянула голова олененка.
— Сообщаю мой пароль, — сказал олененок, и его рожки скрылись. На их месте возникли цветы с лепестками, играющими всеми цветами радуги, за исключением зеленого.
— Соответствие пароля подтверждаю, — сказал Даниель. — Зачем меня вызвали?
— Война продолжается. Неудача «Урагана» и смена политической власти на планете не зачеркивают нашей программы. Коргарды не свернули ни одной своей базы. Правда, сейчас они не предпринимают наступательных операций, но это ничего не означает. Бывали и годовые перерывы в их действиях.
— А что на это скажет новый Совет Электоров?
— Операция с первой степенью секретности, солдат. Совет не может влиять на действия такого уровня.
— Но ведь Совет контролирует армию.
— Солдат, в принципе-то эти проблемы не должны тебя интересовать. Но ситуация требует, чтобы вопрос был поставлен ясно. Мы доверяем тебе, в противном случае тебе не поручили бы в проекте столь важной роли.
— Доверяем? Мы? Это кто же?
— Послушай, солдат. — Олененок раздраженно покрутил головой. — Наш мир изменился. Очень. Уже предприняты действия, которые ускорят эти изменения. Нашим колониям на спутниках навяжут солярных инспекторов. Совет принял секретное решение, позволяющее резиденту Доминии в восемь раз увеличить свой контингент на острове. Правительственные администраторы систематически сменяют супервизоров сетевых узлов и коды доступа. Информация, касающаяся всего этого, блокируется пропагандистским шумом СМИ.
— Я заметил…
— Ты обратил внимание на процесс над руководителями эвакуаторских формирований, подкачавших во время «Урагана»? Это первый показной процесс. Требуется подкинуть людям несколько жертв на съедение, попутно получив прекрасный повод для постоянного очернения предыдущего Совета и руководителей. Обрати внимание, вас, солдат, готовят на роль героев-самоубийц, посылаемых на верную смерть. А вот от штаба они не оставят камня на камне.
— Откуда у СМИ столько сведений об акции?
— Специальная комиссия, агенты, доступность документов. Официально сама операция обладала третьей степенью секретности.
— Куда все это ведет?
— В ближайшей перспективе — к замешательству в обществе и укреплению власти «покорных», а в дальнейшем… — Олененок замялся.
— Можешь не продолжать. Я знаю. Эти сукины сыны хотят отдать нас Доминии, — спокойно сказал Даниель. — У меня побывали люди из Департамента.
— Мы получили эту информацию, — качнул рожками олененок.
— Зачем, — вернулся Даниель к основной теме разговора, — меня сюда вызвали?
— По окончании лечебного отпуска ты собираешься уйти со службы. Какие у тебя планы на будущее?
— Еще не знаю.
— Мы предлагаем тебе остаться в группе «Ураган». Будешь продолжать работу против коргардов в прежнем коллективе.
— Действия легальные?
— Пока — да.
— Пока?
— Легальные, солдат, легальные.