Страница:
3
Солдаты окружили лагерь культистов. Их было немного, всего семеро. Однако каждый управлял группой из нескольких боевых автоматов, висящих в воздухе словно стая гигантских летучих мышей. Каждая большая машина была сопряжена с сотнями малых роботов. Все вместе они образовали кольцо, сжимающееся вокруг руин Пооороза. Люди являлись командными центрами, большим автоматам предстояло сражаться, малые исполняли функции разведчиков, курьеров, специализированных «ищеек», могущих проводить разнообразные тесты и анализы. Танаторы называли такие группы «боевой сворой». Этот термин приняли на вооружение и их наследники.
Автоматы «своры» обследовали территорию. Проверяли, не расставили ли культисты ловушек, мик, охранных биоматов. Разгребали каменные руины в поисках укрытий, в которых могли затаиться люди либо размещаться оборудование. Микроавтоматы нападали на каждого встреченного» человека, впрыскивали ему под кожу парализующий токсин. Другие — стаскивали неподвижных людей в одно место. Затем подавали им противоядие. С одной из женщин случился эпилептический припадок — так отреагировали на токсины ее нелегально введенные имплантаты. Медицинские модули «своры» обрели новое занятие.
Вначале солдаты действовали систематично и спокойно. К схваченным людям относились без каких-либо эмоций. Целью поисков были не эти лысые, тощие, нахохлившиеся люди. Их следовало собрать в одну кучу, но так, чтобы не причинить вреда. Однако наконец микроботы поймали след, уловили аромат жертвы и передали соответствующий сигнал боевым чипам солдат. Чипы принялись возбуждать нервные центры людей. Вначале в соответствии со своими программами тонко и чуть-чуть, ибо не было уверенности в том, нужного ли человека нашли автоматы. Но вскоре импульсы их чипов повысят частоту и напряжение, будут запущены резервные гормональные инъекторы, растворенные в крови солдат, миниатюрные дозаторы дадут им дополнительные дозы энергии. Гончие псы поймают след. Жажда преследования и победы станет мотором их действий. Они не отдохнут, пока не поймают Дину Тиволи. «Свора», прочесывавшая Пооороз, была одним из лучших подразделений такого рода на Гладиусе.
Звуки взрывов и крики донеслись с северной стороны города. Десантники тут же принялись передислоцировать силы. Все это происходило мгновенно, в абсолютной тишине. Общались процессоры роботов и боевые чипы людей, чаще всего без их сознательного участия. В такие минуты думать некогда. Действует инстинкт. И сверхбыстрые компьютеры.
Какой-то культист успел сделать два выстрела из ручного гранатомета. Хотел задержать приближающиеся боевые автоматы, но стрелял вслепую и раздробил лишь несколько ближайших «изваяний». Токсин сковал его мускулы настолько, что третий раз нажимавший на спуск палец просто окаменел. Все кончилось бы хорошо, если б не невезение. Парализованный культист рухнул на землю. К несчастью, упал он так неудачно, что резкий удар на сантиметр передвинул палец. Зарывшийся в щебенку ствол выпустил очередной снаряд, тот взорвался, распылив двух ближайших роботов, гранатник, куски камня и парализованного токсичным снарядом культиста. Незадача.
«Своре» тоже не повезло: она потеряла след. Всего лишь несколько минут назад она принимала сигнал искомого человека. Его ароматический след можно было обнаружить во многих точках лагеря. В некоторых — например, и маленькой спальне — он был очень сильным. Там девушка, видимо, провела много времени, и в чешуйках эпидермиса, волосах, поте остался четкий генетический след. В определенный момент микроботы напали на новый, очень активный след Дины. «Свора» снова начала перемещать свои ряды, синхронно, быстро, ловко. Спустя мгновение обнаружился второй след, ведущий за пределы лагеря, потом третий, затем еще несколько. Беглецы подготовились хорошо. Скорее всего Дина использовала высококачественные бутафорские системы, которые, используя частицы тканей, имитировали многочисленные места ее присутствия.
«Свора» не дала сбить себя с толку. Анализировала. Обычно бутафорские системы используют иным образом — создается одна, но очень достоверная «тропа присутствия», как ее называли сыщики. Это могло направить погоню в неверную сторону, а беглецам дать возможность спастись. При условии, разумеется, что им удастся эффективно замести свой истинный след. Однако здесь, в Пооорозе, обнаружилось несколько искусственных следов. Зачем? Ведь, найдя их, «свора» должна была вскоре догадаться, что они фальшивые. С другой стороны, каждый мог оказаться и единственно правильным. Поэтому приходилось исследовать все.
Сейчас весь аналитический потенциал «своры» и экспертных систем, обслуживающих ее в центре, концентрировался на том, чтобы как можно быстрее выявить истинную трассу бегства, а также ответить на вопрос, куда направляется Дина и сопровождающий ее человек, скорее всего культист.
Охота в Пооорозе практически окончилась. Нескольких сторонников Вердекса де Вердекса собрали в одном месте. Они неподвижно лежали на земле, словно гусеницы, парализованные осами, которые вот-вот положат в их тела яйца.
Проверили тождественность большинства из них и даже послали сообщения с извинениями, в которых руководитель операции пояснял, что они стали случайными свидетелями существенной для безопасности планеты операции. Разыскиваемый же человек не был членом их религиозного братства.
Наконец анализы дали положительный результат. Волна микроботов ринулась по следу, который был признан правильным. Автоматы влетели в подземный коридор, расползлись по лабиринту проходов, залов и подвалов. «Свора» потребовала сведений об объекте и его схемах. Оказалось, что это был завод, где изготавливали компоненты Сетевого Интеллекта. На предприятии требовалась стерильная чистота, поэтому тут было установлено огромное количество шлюзов и переборок, а также высокоэффективных атмосферных фильтров. Завод, как и город, был разрушен во время боев с коргардами. Однако в подземной части особых повреждений не было, работали системы воздухообмена и очистки, а аварийные шлюзы сохранились полностью.
Вердекс де Вердекс давно уже считал завод местом, в котором можно спрятаться в случае опасности.
Они искупались в стерилизационной камере — в прошлом этой процедуре подвергался каждый человек, собиравшийся войти в зал выращивания Синтов. Потом натянули защитные комбинезоны. Если все эти операции они выполнили тщательно, то можно было серьезно надеяться на то, что «свора» потеряет их генетический след. Во всяком случае, потребуется немало времени, чтобы отыскать его вновь.
— Мы будем в безопасности. Никто нас не настигнет. — Ей показалось, что Вердекс опять покидает мир людей разумных. В его голосе ей почудилась дрожь сумасшествия, появляющаяся всякий раз, как только культист заговаривал о…
— Хочешь отвести меня в форт? — Она остановилась на полушаге. — Ты что, спятил, Вердекс?
— Это единственный шанс… Убежать туда, увидеть их лица! Идем!
— Ты действительно намерен отдаться коргардам? После всего, что они с тобой сделали? Вердекс, я с тобой говорю!
Ее охватило отчаяние. Она стояла на мертвом пустыре, среди ночи, позади были призрачные руины уничтоженного города, а впереди — радиоактивные зараженные поля и крепость существ, которым доставляло удовольствие видеть человеческие страдания. У нее, униженной, искалеченной, преданной братом, единственным провожатым и покровителем оказался свихнувшийся культист, который — как он сам сказал — прошел через ад, отнявший разум. А может быть, он уже раньше был сумасшедшим и сам себе создал этот ад. Она не сомневалась и в том, что «свора» прибыла в Пооороз именно за ней. Ее преследовали солдаты правительства, чиновником которого был ее брат, а серым кардиналом — изнасиловавшее ее чудовище.
— Послушай, Среброокая. — Резкий голос Вердекса вырвал ее из задумчивости. — У нас скафандры, мы приняли противоядие. Мы можем выйти на зараженное поле. Там их гончие автоматы спятят.
— Это нас убьет.
— Не убьет, самое большее — ослабит. Необходимо пойти туда.
— А потом? Они будут ждать. Поймают нас, как только…
— Не бойся, я знаю проходы.
Они стояли напротив друг друга в плотно охватывающих тела серых комбинезонах. Воздух вокруг слегка светился, ионизированный мощными защитными полями, которые генерировали их комбинезоны — скафандры. Их настоящие лица увидеть было невозможно, потому что в шлемах не было визиров, вообще не было ничего, что могло бы пропустить хоть квант опасного излучения. Территорию они могли видеть только благодаря голопроекции внутри шлемов. Изображение их лиц передавалось наружу, однако голоэкраны располагались на уровне груди. Поэтому Дина видела перед собой блестящий и подвижный манекен, из груди которого вырастала лысая голова Вердекса. Картина была чудовищной, вероятно, так же жутко выглядела и она.
— Ну, так что? Куда пойдем? Они рано или поздно настигнут нас. Единственное место, куда не доберутся солдаты, это… — она понизила голос, — это форт!
— Возможно, так и следует поступить. — Вердекс де Вердекс прикрыл глаза. Еще немного, и он погрузится в религиозную нирвану. — Возможно, мы должны поклониться богам и довериться им. Возможно…
— Возможно? — разозлилась она. Подскочила к Вердексу, помахала кулаком перед вырастающим из груди лицом. Изумленный культист пробовал что-то ответить, но она не дала себя прервать. — Как ты вообще все это себе представляешь? Ведь нас пытаются поймать правительственные солдаты. Они вот-вот вызовут подкрепление. Используют Сеть. Начнут наблюдения с орбиты. Выпустят роботов-ищеек. Они нас возьмут, как только мы высунем нос из этой треклятой сферы. А если пробудем дольше, то нам даже эти скафандры не помогут. Нас убьет радиация! Так зачем ты меня сюда тащишь? Я считала, ты что-то придумаешь. А ты, оказывается, просто вознамерился туда залезть, а потом — выбраться. Не получится. Я остаюсь.
Он ответил не сразу. Голопроекция его лица прикрыла глаза, бревноподобное тело покачнулось, послышался тихий шорох, словно он прошептал какую-то песенку или молитву.
— А если за тобой гонится он, Танкред Салерно? Он-то думал, что после всего случившегося ты будешь сидеть дома, отчаявшаяся, надломленная, неспособная пошевелиться. А ты сбежала, потому что ты сильнее, чем думаешь сама. Вот он и выслал ищеек. В этой «своре» его нет, он сидит в одном из своих тел, а может, во многих носителях сразу, но частицей своего разума управляет облавой. Поэтому как только ты сдашься, позволишь себя поймать, он окажется здесь. Снова глянет на тебя, снова будет забавляться твоим поражением. Ты этого хочешь? Ты и верно этого хочешь. Действительно хочешь ему это разрешить?
— Пошли, — сказала она после недолгого молчания. — У меня нет выхода. Если поймают, тут уж ничего не поделаешь.
— Ты храбрая. — Вердекс подошел ближе и погладил ее по руке. Странно, но, несмотря на толщину перчатки, она почувствовала его прикосновение. Теплое и мягкое, доверительное, но одновременно полное уважения.
— Благодарю, — тихо ответила она. Однако они не успели сделать ни шага. На холме перед ними появилась тень, рядом — другая. Дина резко повернулась. Три автомата висели в воздухе, вокруг них клубилось серое облако. Маленькие разведывательные машины готовились к операции и спустя минуту образовали полупрозрачную плоскость, накрывшую широкую территорию под собой. Созданная из тысячи маленьких роботов пластина двигалась в сторону Дины. Девушка хотела заставить Вердекса бежать, но тот ее не послушался. Он стоял неподвижно, больше похожий на изваяние из Пооороза, чем на человека.
— Я ничего не боюсь. Ни их, ни их машин, ни могущества Сети, проговорил он медленно. — Эти люди меня не испугают. Я уже побывал в восьмом круге. Но ты беги. Пожалуйста, Среброокая, беги. Если доберешься до той вон линии — уйдешь от них. — Он указал пальцем в то место, где серый камень сменялся другим, более светлым. Граница была резкой и ровной.
— Они меня не поймают?
Дина прыгнула. Вниз по каменной осыпи. Камни катились рядом, подскакивали, иногда сильно били по бедрам и животу. Впереди маячила граница между серостью и светом. Необходимо было добежать до того места на Гладиусе, которое реже всего посещали люди — непосредственной сферы форта. Там микроавтоматы — проводники «своры» будут разрушены, сожжены радиацией. А Дина сотрет из памяти компьютеров свой генетический след.
Она уже была совсем недалеко от цели, когда «свора» настигла ее. Луч контролера скользнул по ее руке. Хватило мгновения, чтобы прибор сумел выпустить вирусные щупальца, отключая от скафандра функции, поддерживающие жизнь.
Дина упала, когда в баллонах кончился кислород. Опустилась на колени, уперлась руками в землю и пыталась восстановить дыхание.
— Дина, встань, прошу тебя, Дина. — Только этот голос привел ее в себя. Потом она почувствовала, как сильные руки поднимают ее с земли и расстегивают крепления шлема, чтобы дать ей свободно дышать. Когда холодный воздух ворвался в легкие, она закашлялась.
Он погладил ее по волосам, наклонил голову, смочил губы, его пальцы нежно коснулись повязки, прикрывающей глаз.
— Господи, Дина, какое счастье, что я нашел тебя. Прости меня, прости… — Рамзес Тиволи обнимал ее, гладил, прикасался, проверяя, цела ли она.
— Это твои люди? — спросила она.
— Мои. Правительственные. То есть… общественные службы, мои. Я их выслал. Нам надо поговорить, Дина. Нам надо принять очень важное решение.
Автоматы «своры» обследовали территорию. Проверяли, не расставили ли культисты ловушек, мик, охранных биоматов. Разгребали каменные руины в поисках укрытий, в которых могли затаиться люди либо размещаться оборудование. Микроавтоматы нападали на каждого встреченного» человека, впрыскивали ему под кожу парализующий токсин. Другие — стаскивали неподвижных людей в одно место. Затем подавали им противоядие. С одной из женщин случился эпилептический припадок — так отреагировали на токсины ее нелегально введенные имплантаты. Медицинские модули «своры» обрели новое занятие.
Вначале солдаты действовали систематично и спокойно. К схваченным людям относились без каких-либо эмоций. Целью поисков были не эти лысые, тощие, нахохлившиеся люди. Их следовало собрать в одну кучу, но так, чтобы не причинить вреда. Однако наконец микроботы поймали след, уловили аромат жертвы и передали соответствующий сигнал боевым чипам солдат. Чипы принялись возбуждать нервные центры людей. Вначале в соответствии со своими программами тонко и чуть-чуть, ибо не было уверенности в том, нужного ли человека нашли автоматы. Но вскоре импульсы их чипов повысят частоту и напряжение, будут запущены резервные гормональные инъекторы, растворенные в крови солдат, миниатюрные дозаторы дадут им дополнительные дозы энергии. Гончие псы поймают след. Жажда преследования и победы станет мотором их действий. Они не отдохнут, пока не поймают Дину Тиволи. «Свора», прочесывавшая Пооороз, была одним из лучших подразделений такого рода на Гладиусе.
Звуки взрывов и крики донеслись с северной стороны города. Десантники тут же принялись передислоцировать силы. Все это происходило мгновенно, в абсолютной тишине. Общались процессоры роботов и боевые чипы людей, чаще всего без их сознательного участия. В такие минуты думать некогда. Действует инстинкт. И сверхбыстрые компьютеры.
Какой-то культист успел сделать два выстрела из ручного гранатомета. Хотел задержать приближающиеся боевые автоматы, но стрелял вслепую и раздробил лишь несколько ближайших «изваяний». Токсин сковал его мускулы настолько, что третий раз нажимавший на спуск палец просто окаменел. Все кончилось бы хорошо, если б не невезение. Парализованный культист рухнул на землю. К несчастью, упал он так неудачно, что резкий удар на сантиметр передвинул палец. Зарывшийся в щебенку ствол выпустил очередной снаряд, тот взорвался, распылив двух ближайших роботов, гранатник, куски камня и парализованного токсичным снарядом культиста. Незадача.
«Своре» тоже не повезло: она потеряла след. Всего лишь несколько минут назад она принимала сигнал искомого человека. Его ароматический след можно было обнаружить во многих точках лагеря. В некоторых — например, и маленькой спальне — он был очень сильным. Там девушка, видимо, провела много времени, и в чешуйках эпидермиса, волосах, поте остался четкий генетический след. В определенный момент микроботы напали на новый, очень активный след Дины. «Свора» снова начала перемещать свои ряды, синхронно, быстро, ловко. Спустя мгновение обнаружился второй след, ведущий за пределы лагеря, потом третий, затем еще несколько. Беглецы подготовились хорошо. Скорее всего Дина использовала высококачественные бутафорские системы, которые, используя частицы тканей, имитировали многочисленные места ее присутствия.
«Свора» не дала сбить себя с толку. Анализировала. Обычно бутафорские системы используют иным образом — создается одна, но очень достоверная «тропа присутствия», как ее называли сыщики. Это могло направить погоню в неверную сторону, а беглецам дать возможность спастись. При условии, разумеется, что им удастся эффективно замести свой истинный след. Однако здесь, в Пооорозе, обнаружилось несколько искусственных следов. Зачем? Ведь, найдя их, «свора» должна была вскоре догадаться, что они фальшивые. С другой стороны, каждый мог оказаться и единственно правильным. Поэтому приходилось исследовать все.
Сейчас весь аналитический потенциал «своры» и экспертных систем, обслуживающих ее в центре, концентрировался на том, чтобы как можно быстрее выявить истинную трассу бегства, а также ответить на вопрос, куда направляется Дина и сопровождающий ее человек, скорее всего культист.
Охота в Пооорозе практически окончилась. Нескольких сторонников Вердекса де Вердекса собрали в одном месте. Они неподвижно лежали на земле, словно гусеницы, парализованные осами, которые вот-вот положат в их тела яйца.
Проверили тождественность большинства из них и даже послали сообщения с извинениями, в которых руководитель операции пояснял, что они стали случайными свидетелями существенной для безопасности планеты операции. Разыскиваемый же человек не был членом их религиозного братства.
Наконец анализы дали положительный результат. Волна микроботов ринулась по следу, который был признан правильным. Автоматы влетели в подземный коридор, расползлись по лабиринту проходов, залов и подвалов. «Свора» потребовала сведений об объекте и его схемах. Оказалось, что это был завод, где изготавливали компоненты Сетевого Интеллекта. На предприятии требовалась стерильная чистота, поэтому тут было установлено огромное количество шлюзов и переборок, а также высокоэффективных атмосферных фильтров. Завод, как и город, был разрушен во время боев с коргардами. Однако в подземной части особых повреждений не было, работали системы воздухообмена и очистки, а аварийные шлюзы сохранились полностью.
Вердекс де Вердекс давно уже считал завод местом, в котором можно спрятаться в случае опасности.
Они искупались в стерилизационной камере — в прошлом этой процедуре подвергался каждый человек, собиравшийся войти в зал выращивания Синтов. Потом натянули защитные комбинезоны. Если все эти операции они выполнили тщательно, то можно было серьезно надеяться на то, что «свора» потеряет их генетический след. Во всяком случае, потребуется немало времени, чтобы отыскать его вновь.
* * *
— Куда мы идем? — спросила Дина, когда они покинули коридоры давней лаборатории.— Мы будем в безопасности. Никто нас не настигнет. — Ей показалось, что Вердекс опять покидает мир людей разумных. В его голосе ей почудилась дрожь сумасшествия, появляющаяся всякий раз, как только культист заговаривал о…
— Хочешь отвести меня в форт? — Она остановилась на полушаге. — Ты что, спятил, Вердекс?
— Это единственный шанс… Убежать туда, увидеть их лица! Идем!
— Ты действительно намерен отдаться коргардам? После всего, что они с тобой сделали? Вердекс, я с тобой говорю!
Ее охватило отчаяние. Она стояла на мертвом пустыре, среди ночи, позади были призрачные руины уничтоженного города, а впереди — радиоактивные зараженные поля и крепость существ, которым доставляло удовольствие видеть человеческие страдания. У нее, униженной, искалеченной, преданной братом, единственным провожатым и покровителем оказался свихнувшийся культист, который — как он сам сказал — прошел через ад, отнявший разум. А может быть, он уже раньше был сумасшедшим и сам себе создал этот ад. Она не сомневалась и в том, что «свора» прибыла в Пооороз именно за ней. Ее преследовали солдаты правительства, чиновником которого был ее брат, а серым кардиналом — изнасиловавшее ее чудовище.
— Послушай, Среброокая. — Резкий голос Вердекса вырвал ее из задумчивости. — У нас скафандры, мы приняли противоядие. Мы можем выйти на зараженное поле. Там их гончие автоматы спятят.
— Это нас убьет.
— Не убьет, самое большее — ослабит. Необходимо пойти туда.
— А потом? Они будут ждать. Поймают нас, как только…
— Не бойся, я знаю проходы.
Они стояли напротив друг друга в плотно охватывающих тела серых комбинезонах. Воздух вокруг слегка светился, ионизированный мощными защитными полями, которые генерировали их комбинезоны — скафандры. Их настоящие лица увидеть было невозможно, потому что в шлемах не было визиров, вообще не было ничего, что могло бы пропустить хоть квант опасного излучения. Территорию они могли видеть только благодаря голопроекции внутри шлемов. Изображение их лиц передавалось наружу, однако голоэкраны располагались на уровне груди. Поэтому Дина видела перед собой блестящий и подвижный манекен, из груди которого вырастала лысая голова Вердекса. Картина была чудовищной, вероятно, так же жутко выглядела и она.
— Ну, так что? Куда пойдем? Они рано или поздно настигнут нас. Единственное место, куда не доберутся солдаты, это… — она понизила голос, — это форт!
— Возможно, так и следует поступить. — Вердекс де Вердекс прикрыл глаза. Еще немного, и он погрузится в религиозную нирвану. — Возможно, мы должны поклониться богам и довериться им. Возможно…
— Возможно? — разозлилась она. Подскочила к Вердексу, помахала кулаком перед вырастающим из груди лицом. Изумленный культист пробовал что-то ответить, но она не дала себя прервать. — Как ты вообще все это себе представляешь? Ведь нас пытаются поймать правительственные солдаты. Они вот-вот вызовут подкрепление. Используют Сеть. Начнут наблюдения с орбиты. Выпустят роботов-ищеек. Они нас возьмут, как только мы высунем нос из этой треклятой сферы. А если пробудем дольше, то нам даже эти скафандры не помогут. Нас убьет радиация! Так зачем ты меня сюда тащишь? Я считала, ты что-то придумаешь. А ты, оказывается, просто вознамерился туда залезть, а потом — выбраться. Не получится. Я остаюсь.
Он ответил не сразу. Голопроекция его лица прикрыла глаза, бревноподобное тело покачнулось, послышался тихий шорох, словно он прошептал какую-то песенку или молитву.
— А если за тобой гонится он, Танкред Салерно? Он-то думал, что после всего случившегося ты будешь сидеть дома, отчаявшаяся, надломленная, неспособная пошевелиться. А ты сбежала, потому что ты сильнее, чем думаешь сама. Вот он и выслал ищеек. В этой «своре» его нет, он сидит в одном из своих тел, а может, во многих носителях сразу, но частицей своего разума управляет облавой. Поэтому как только ты сдашься, позволишь себя поймать, он окажется здесь. Снова глянет на тебя, снова будет забавляться твоим поражением. Ты этого хочешь? Ты и верно этого хочешь. Действительно хочешь ему это разрешить?
— Пошли, — сказала она после недолгого молчания. — У меня нет выхода. Если поймают, тут уж ничего не поделаешь.
— Ты храбрая. — Вердекс подошел ближе и погладил ее по руке. Странно, но, несмотря на толщину перчатки, она почувствовала его прикосновение. Теплое и мягкое, доверительное, но одновременно полное уважения.
— Благодарю, — тихо ответила она. Однако они не успели сделать ни шага. На холме перед ними появилась тень, рядом — другая. Дина резко повернулась. Три автомата висели в воздухе, вокруг них клубилось серое облако. Маленькие разведывательные машины готовились к операции и спустя минуту образовали полупрозрачную плоскость, накрывшую широкую территорию под собой. Созданная из тысячи маленьких роботов пластина двигалась в сторону Дины. Девушка хотела заставить Вердекса бежать, но тот ее не послушался. Он стоял неподвижно, больше похожий на изваяние из Пооороза, чем на человека.
— Я ничего не боюсь. Ни их, ни их машин, ни могущества Сети, проговорил он медленно. — Эти люди меня не испугают. Я уже побывал в восьмом круге. Но ты беги. Пожалуйста, Среброокая, беги. Если доберешься до той вон линии — уйдешь от них. — Он указал пальцем в то место, где серый камень сменялся другим, более светлым. Граница была резкой и ровной.
— Они меня не поймают?
Дина прыгнула. Вниз по каменной осыпи. Камни катились рядом, подскакивали, иногда сильно били по бедрам и животу. Впереди маячила граница между серостью и светом. Необходимо было добежать до того места на Гладиусе, которое реже всего посещали люди — непосредственной сферы форта. Там микроавтоматы — проводники «своры» будут разрушены, сожжены радиацией. А Дина сотрет из памяти компьютеров свой генетический след.
Она уже была совсем недалеко от цели, когда «свора» настигла ее. Луч контролера скользнул по ее руке. Хватило мгновения, чтобы прибор сумел выпустить вирусные щупальца, отключая от скафандра функции, поддерживающие жизнь.
Дина упала, когда в баллонах кончился кислород. Опустилась на колени, уперлась руками в землю и пыталась восстановить дыхание.
— Дина, встань, прошу тебя, Дина. — Только этот голос привел ее в себя. Потом она почувствовала, как сильные руки поднимают ее с земли и расстегивают крепления шлема, чтобы дать ей свободно дышать. Когда холодный воздух ворвался в легкие, она закашлялась.
Он погладил ее по волосам, наклонил голову, смочил губы, его пальцы нежно коснулись повязки, прикрывающей глаз.
— Господи, Дина, какое счастье, что я нашел тебя. Прости меня, прости… — Рамзес Тиволи обнимал ее, гладил, прикасался, проверяя, цела ли она.
— Это твои люди? — спросила она.
— Мои. Правительственные. То есть… общественные службы, мои. Я их выслал. Нам надо поговорить, Дина. Нам надо принять очень важное решение.
4
Который уж раз за последний год он умирал? Сначала его убили коргарды. Казалось, окончательно и бесповоротно. Искорежили тело, остановили сердце, повредили мозг. К счастью, у армейских медицинских служб имелась техника, способная вернуть жизнь людям, оказавшимся в такой ситуации, как он. Он выжил, но восемьдесят процентов его товарищей погибли, и их реанимировать было уже невозможно.
Потом его схватили солярные солдаты. Он уже чувствовал ствол, вдавленный под затылок, и видел рядом трупы товарищей. Из хватки курносой его вырвал неожиданный приказ, отданный врагом, преследовавшим какую-то неведомую цель, а может, попросту исполнивший отчаянную просьбу любящей женщины.
В третий раз он умирал, когда оказался в виртуальной тюрьме, осужденный на пятнадцать лет одиночества в темной, крохотной камере. Тело его они сохранили в хорошем состоянии, но сознание, лишенное естественных раздражителей и ощущений, постепенно угасало. Он уцелел, потому что поклялся себе выжить. Даже не ради себя, а в память о преданных товарищах.
Потом на Танто на него устроили охоту соляры. Не поймав, принялись убивать ни в чем не повинных людей.
Лишь на Мече он начал умирать «на свой страх и риск».
Быть может, впервые — безвозвратно.
От пояса и ниже Даниель торчал в медицинском коконе, стандартном устройстве, используемом в малых внутрисистемных ракетах. Кокон был создан не для лечения таких серьезных телесных повреждений, как у него, и не для долговременной работы. Спустя несколько дней после ранения космонавт обычно попадал под наблюдение более совершенных автоматов. Даниелю, разумеется, такая возможность не светила. Любой контакт с обитаемым миром — пусть даже с самым «диким» горняцким астероидом — не мог не оставить электронного следа, тропиночки, по которой тут же ринулись бы гончие псы парксов и соляров. Поэтому он вынужден был держаться как можно дальше от людских поселений и коммуникаций.
В сознание Даниель приходил примерно на два, самое большее три часа в сутки. Тогда кокон очищал его кровь, проводил ряд анализов, проверял рефлексы. В это же время он мог проделать те простые действия, на которые ему хватало сил. Уже в первый день отправил сообщение Дине. Приходилось рисковать. Без поддержки извне его ждала смерть, а никого другого, кто мог бы ему помочь, он не знал. Он надеялся, что девушка догадается, от кого пришло сообщение: он воспользовался характерной иконкой, сообщение начал и окончил словами: «Благодарю, простите!» Только Дина могла помнить, что именно так приветствовал Даниеля ее дом во время их первой встречи.
Очнувшись в очередной раз, Даниель изменил траекторию полета. Вывел ракету из плоскости эклиптики Мультона, а потом выбрал путь к Поясу Фламберга. Это была не самая короткая трасса, но она гарантировала минимальную вероятность встречи с ракетами, зондами или исследовательскими аппаратами. Там он решил ждать.
После краткого периода активности всегда приходило одно и то же — боль, потом удар наркоза, темень сна. Перед пробуждением всегда возникали видения.
Чаще всего это были сны о доме. Он видел отца — высокого, плечистого мужчину, суховатого и сурового. Многого требовавшего от других, но еще большего от себя. Дирк редко улыбался, все намеченное выполнял в срок и скрупулезно. Не мог освободиться от своего сорманитского наследия, суровости обычаев, воспитания трудом и черно-белого восприятия мира. Единственный человек, который, будучи рядом с Дирком, мог совершать ошибки, была его жена, мать Даниеля. На ней сосредоточил Дирк все то, что стремился охранить от внешнего мира, — нежность, настроение, снисходительность.
Даниель немного побаивался отца, хоть знал, что может ему безоговорочно доверять. Если Дирк что-либо обещал, то делал это. Если не разрешал последовательно придерживался запрета. Когда Даниелю нужна была помощь, Дирк всегда был готов ее оказать. Он давал семье ощущение уверенности и безопасности. Когда он погиб, мать потеряла нечто большее, чем любимого мужчину. Она потеряла канву своих мыслей, начала терять разум. Умерла так, как другие засыпают, спокойно прикрыв глаза. Не пожелала оставаться в мире, который больше не был ее миром. Отправилась на встречу с мужем.
Даниель никогда не бунтовал против отца. Очень рано, еще будучи маленьким парнишкой, он понял, что он такой же, как Дирк. Так же реагирует на окружающий мир, на всеприсутствующую бездумность, на беспричинную жажду причинять другим зло, на отсутствие чувства долга. Он хотел быть таким, как отец. Понимал, чего это стоит, и знал, какие ограничения наложит на него отец. И счел эту цену не слишком высокой.
Когда психотропы расплывались по его телу, эти воспоминания возвращались с жуткой силой. Он снова видел свой дом в Переландре, мать, склонившуюся над грядкой ярких цветов, отца, идущего по улице пружинящим шагом. Форму и аромат руки, гладящей Даниеля по голове. Мамины глаза, напоминающие после смерти Дирка две льдинки.
Видений, связанных с родительским домом, было особенно много. Но возникали и другие, более страшные — картины битв, кровавых расправ с бандитами, жертв преступлений, людей, подвергнутых пыткам в коргардской базе. Все было так, словно недавно восстановленный сопроцессор нагнетает в сознание Даниеля все, что когда-либо сумел зафиксировать.
Коргардские панцирки поливают огнем, ставят силовые поля. Ораторы покорных верещат на сборищах, проклиная танаторов и армию. Строй горняцких тральщиков прочесывает Пояс Фламберга в поисках базы мятежников.
Десантники, подвешенные к крыльям своих летен, мчатся в атмосфере газового гиганта. Лица журналистов, на чем свет кроющих гладианские традиции и планетарные законы. Внутренность коргардской базы, заполненная костлявыми фигурами искалеченных людей. Паркс, лениво покачивающийся в мрачной глуби, отдающий распоряжения вибрацией мысли. Они всюду. Боже, когда началось их нашествие? Двести лет назад? Может, вчера на рассвете? Даниель утратил ощущение времени. Наркотические картины, боль, одиночество связали его душу черным узлом.
Стоило ли? Они пошли в бой за людей, которые от них потом отвернулись. Хотели дать им закон и свободу, но оказалось, что никому в действительности не требуется ни безопасность, ни свобода. Так ради кого они боролись? Ради кого погибали друзья, самые лучшие, способные пожертвовать собой? Готовые, как Риттер, лезть в пасть чудовища, чтобы спасать людей, безопасность которых им доверили? Для кого они это делали? Для статистических десяти процентов граждан, мыслящих подобно ему? А могут ли эти десять процентов решать судьбу всего народа, если народ отвергает свободу и надлежащие ему права?!
Даниель Бондари неподвижно торчал в кресле пилота. Он не находил покоя наяву, не было его и в мучивших его снах. Внутри кокона, под толстыми слоями перевязки, геля и вспомоществователей постепенно заживали его раны. Культи сожженных ног покоились в липкой массе, ускорявшей регенерацию тканей.
Даниель Бондари потерял обе ноги. Он был калекой. Но ноги можно будет восстановить. А вот реконструировать информацию, которую он носил в одной из них, не удастся.
Даниель не знал, что его угнетало больше: боль и наркотики или утрата последних крох надежды.
В краткие минуты просветления пытался следить за голосервисами. Многого узнать не доводилось. Продолжались столкновения с коргардами, во время которых правительственные соединения, поддерживаемые воинскими частями, присланными Доминией, добивались значительных успехов. Обнаружен очередной заговор против электоров, осужденный всеми общественными кругами. В нескольких точках системы строили новые трансмиссионные станции Сети, имеющие быть символом дружбы Гладиуса и Доминии. Гиперпространственная станция Дирак благодаря героическим усилиям технических служб уже приведена в полную готовность после варварского акта саботажа, поэтому в систему могут быть переброшены дополнительные контингента солярных сил, необходимые для борьбы с коргардами. Новые вливания стимулировали хозяйственное развитие. Очередные успехи в конфликте с Чужими усиливали ощущение безопасности гладиан и их доверие к электорам. Изменения, внесенные в избирательную систему, повышали весомость голосов особо заслуженных граждан в строительстве гладианско-солярной дружбы.
Самое большое впечатление на Даниеля произвели показы трансмиссионных узлов Сети. Их строили сразу несколько, в основном на орбитах вокруг Мультона. Движение узлов синхронизировали так, чтобы они покрывали максимально большую часть пространства системы, а прежде всего — чтобы в зоне их контроля оказались все планеты и другие центры, колонизированные людьми. В будущем система будет пополняться, и поток Сети, передаваемый со станции Дирак, дойдет до каждой точки системы Мультона.
Именно на этом всегда основывалась солярная реколонизация. Доминия расширяла сферу влияния. На гиперстанции размещались армейские подразделения. За счет поддержки местных агентств влияния осуществлялся нажим на власти свободной колонии. Когда возникала потребность — а так случилось на Гладиусе, — не колеблясь хватались за военные средства. Сеть росла.
Даниель разглядывал гигантский трансмиттер, двигающийся вокруг звезды Мультон по орбите, близкой к гладианской. Центр конструкции представлял собою прямоугольную призму. На одном из ее оснований располагалась следующая, размером поменьше, а на ней еще одна. С третьей призмы вырастал длинный золотистый шпиль.
На краях самой большой призмы размещались четыре квадратные антенны со сторонами свыше трехсот метров. Трансмиттер не вращался, хотя наверняка мог изменять положение. Вокруг него роились миллионы устройств поменьше, окружали станцию цветным облаком, образуя гало с явно различимым диском, перпендикулярным оси трансмиттера. Распыленные в пространстве малютки образовывали диск диаметром в несколько километров и являлись собственно антенной трансмиттера. Они улавливали даже самые ослабленные расстоянием сигналы и неустанно ретранслировали их по множеству направлений. Они же охраняли основное устройство от случайного повреждения метеоритом, аварии либо акта саботажа. Даже если какое-то количество элементов диска было бы уничтожено, их функции тут же принимали на себя другие, заполнив «прорехи» в процессе своеобразной диффузии. В таких случаях центр станции немедленно начинал продуцировать новые элементы и отправлять их в пространство для пополнения роя. В результате трансмиттер мог непрерывно высылать поток информации.
Раковая опухоль, плесень, колония клеток — такие ассоциации приходили Даниелю в голову, когда он представлял себе Сеть. Он начал воспринимать ее как подобный муравейнику суперорганизм, образованный миллионами наделенных сознанием индивидуумов, совместно трудящихся над реализацией планов сверхсущества. Основной целью жизни Сети — как любого организма — был рост, размножение. Мозговая Сеть проникала в каждую систему через гиперпроход. Вблизи гравипровала она строила первый транслятор, жестко сопряженный с трансляторами, уже существующими при других провалах. Строились очередные трансмиттеры, и все большие объемы пространства колонизированной системы попадали в пределы инфосферы, а когда та уже охватывала все вновь обретенные объемы, Сеть собиралась с силами и наваливалась на очередную систему.
Потом его схватили солярные солдаты. Он уже чувствовал ствол, вдавленный под затылок, и видел рядом трупы товарищей. Из хватки курносой его вырвал неожиданный приказ, отданный врагом, преследовавшим какую-то неведомую цель, а может, попросту исполнивший отчаянную просьбу любящей женщины.
В третий раз он умирал, когда оказался в виртуальной тюрьме, осужденный на пятнадцать лет одиночества в темной, крохотной камере. Тело его они сохранили в хорошем состоянии, но сознание, лишенное естественных раздражителей и ощущений, постепенно угасало. Он уцелел, потому что поклялся себе выжить. Даже не ради себя, а в память о преданных товарищах.
Потом на Танто на него устроили охоту соляры. Не поймав, принялись убивать ни в чем не повинных людей.
Лишь на Мече он начал умирать «на свой страх и риск».
Быть может, впервые — безвозвратно.
От пояса и ниже Даниель торчал в медицинском коконе, стандартном устройстве, используемом в малых внутрисистемных ракетах. Кокон был создан не для лечения таких серьезных телесных повреждений, как у него, и не для долговременной работы. Спустя несколько дней после ранения космонавт обычно попадал под наблюдение более совершенных автоматов. Даниелю, разумеется, такая возможность не светила. Любой контакт с обитаемым миром — пусть даже с самым «диким» горняцким астероидом — не мог не оставить электронного следа, тропиночки, по которой тут же ринулись бы гончие псы парксов и соляров. Поэтому он вынужден был держаться как можно дальше от людских поселений и коммуникаций.
В сознание Даниель приходил примерно на два, самое большее три часа в сутки. Тогда кокон очищал его кровь, проводил ряд анализов, проверял рефлексы. В это же время он мог проделать те простые действия, на которые ему хватало сил. Уже в первый день отправил сообщение Дине. Приходилось рисковать. Без поддержки извне его ждала смерть, а никого другого, кто мог бы ему помочь, он не знал. Он надеялся, что девушка догадается, от кого пришло сообщение: он воспользовался характерной иконкой, сообщение начал и окончил словами: «Благодарю, простите!» Только Дина могла помнить, что именно так приветствовал Даниеля ее дом во время их первой встречи.
Очнувшись в очередной раз, Даниель изменил траекторию полета. Вывел ракету из плоскости эклиптики Мультона, а потом выбрал путь к Поясу Фламберга. Это была не самая короткая трасса, но она гарантировала минимальную вероятность встречи с ракетами, зондами или исследовательскими аппаратами. Там он решил ждать.
После краткого периода активности всегда приходило одно и то же — боль, потом удар наркоза, темень сна. Перед пробуждением всегда возникали видения.
Чаще всего это были сны о доме. Он видел отца — высокого, плечистого мужчину, суховатого и сурового. Многого требовавшего от других, но еще большего от себя. Дирк редко улыбался, все намеченное выполнял в срок и скрупулезно. Не мог освободиться от своего сорманитского наследия, суровости обычаев, воспитания трудом и черно-белого восприятия мира. Единственный человек, который, будучи рядом с Дирком, мог совершать ошибки, была его жена, мать Даниеля. На ней сосредоточил Дирк все то, что стремился охранить от внешнего мира, — нежность, настроение, снисходительность.
Даниель немного побаивался отца, хоть знал, что может ему безоговорочно доверять. Если Дирк что-либо обещал, то делал это. Если не разрешал последовательно придерживался запрета. Когда Даниелю нужна была помощь, Дирк всегда был готов ее оказать. Он давал семье ощущение уверенности и безопасности. Когда он погиб, мать потеряла нечто большее, чем любимого мужчину. Она потеряла канву своих мыслей, начала терять разум. Умерла так, как другие засыпают, спокойно прикрыв глаза. Не пожелала оставаться в мире, который больше не был ее миром. Отправилась на встречу с мужем.
Даниель никогда не бунтовал против отца. Очень рано, еще будучи маленьким парнишкой, он понял, что он такой же, как Дирк. Так же реагирует на окружающий мир, на всеприсутствующую бездумность, на беспричинную жажду причинять другим зло, на отсутствие чувства долга. Он хотел быть таким, как отец. Понимал, чего это стоит, и знал, какие ограничения наложит на него отец. И счел эту цену не слишком высокой.
Когда психотропы расплывались по его телу, эти воспоминания возвращались с жуткой силой. Он снова видел свой дом в Переландре, мать, склонившуюся над грядкой ярких цветов, отца, идущего по улице пружинящим шагом. Форму и аромат руки, гладящей Даниеля по голове. Мамины глаза, напоминающие после смерти Дирка две льдинки.
Видений, связанных с родительским домом, было особенно много. Но возникали и другие, более страшные — картины битв, кровавых расправ с бандитами, жертв преступлений, людей, подвергнутых пыткам в коргардской базе. Все было так, словно недавно восстановленный сопроцессор нагнетает в сознание Даниеля все, что когда-либо сумел зафиксировать.
Коргардские панцирки поливают огнем, ставят силовые поля. Ораторы покорных верещат на сборищах, проклиная танаторов и армию. Строй горняцких тральщиков прочесывает Пояс Фламберга в поисках базы мятежников.
Десантники, подвешенные к крыльям своих летен, мчатся в атмосфере газового гиганта. Лица журналистов, на чем свет кроющих гладианские традиции и планетарные законы. Внутренность коргардской базы, заполненная костлявыми фигурами искалеченных людей. Паркс, лениво покачивающийся в мрачной глуби, отдающий распоряжения вибрацией мысли. Они всюду. Боже, когда началось их нашествие? Двести лет назад? Может, вчера на рассвете? Даниель утратил ощущение времени. Наркотические картины, боль, одиночество связали его душу черным узлом.
Стоило ли? Они пошли в бой за людей, которые от них потом отвернулись. Хотели дать им закон и свободу, но оказалось, что никому в действительности не требуется ни безопасность, ни свобода. Так ради кого они боролись? Ради кого погибали друзья, самые лучшие, способные пожертвовать собой? Готовые, как Риттер, лезть в пасть чудовища, чтобы спасать людей, безопасность которых им доверили? Для кого они это делали? Для статистических десяти процентов граждан, мыслящих подобно ему? А могут ли эти десять процентов решать судьбу всего народа, если народ отвергает свободу и надлежащие ему права?!
Даниель Бондари неподвижно торчал в кресле пилота. Он не находил покоя наяву, не было его и в мучивших его снах. Внутри кокона, под толстыми слоями перевязки, геля и вспомоществователей постепенно заживали его раны. Культи сожженных ног покоились в липкой массе, ускорявшей регенерацию тканей.
Даниель Бондари потерял обе ноги. Он был калекой. Но ноги можно будет восстановить. А вот реконструировать информацию, которую он носил в одной из них, не удастся.
Даниель не знал, что его угнетало больше: боль и наркотики или утрата последних крох надежды.
* * *
Он воспринимал множество сигналов. Врезался в развлекательные передачи и профессиональные сообщения пилотов, в сигналы радиобуев и частную болтовню людей, разделенных миллионами километров. Получал массу кодированной информации, пересылаемой как частными корпорациями, так и администрацией и армией.В краткие минуты просветления пытался следить за голосервисами. Многого узнать не доводилось. Продолжались столкновения с коргардами, во время которых правительственные соединения, поддерживаемые воинскими частями, присланными Доминией, добивались значительных успехов. Обнаружен очередной заговор против электоров, осужденный всеми общественными кругами. В нескольких точках системы строили новые трансмиссионные станции Сети, имеющие быть символом дружбы Гладиуса и Доминии. Гиперпространственная станция Дирак благодаря героическим усилиям технических служб уже приведена в полную готовность после варварского акта саботажа, поэтому в систему могут быть переброшены дополнительные контингента солярных сил, необходимые для борьбы с коргардами. Новые вливания стимулировали хозяйственное развитие. Очередные успехи в конфликте с Чужими усиливали ощущение безопасности гладиан и их доверие к электорам. Изменения, внесенные в избирательную систему, повышали весомость голосов особо заслуженных граждан в строительстве гладианско-солярной дружбы.
Самое большое впечатление на Даниеля произвели показы трансмиссионных узлов Сети. Их строили сразу несколько, в основном на орбитах вокруг Мультона. Движение узлов синхронизировали так, чтобы они покрывали максимально большую часть пространства системы, а прежде всего — чтобы в зоне их контроля оказались все планеты и другие центры, колонизированные людьми. В будущем система будет пополняться, и поток Сети, передаваемый со станции Дирак, дойдет до каждой точки системы Мультона.
Именно на этом всегда основывалась солярная реколонизация. Доминия расширяла сферу влияния. На гиперстанции размещались армейские подразделения. За счет поддержки местных агентств влияния осуществлялся нажим на власти свободной колонии. Когда возникала потребность — а так случилось на Гладиусе, — не колеблясь хватались за военные средства. Сеть росла.
Даниель разглядывал гигантский трансмиттер, двигающийся вокруг звезды Мультон по орбите, близкой к гладианской. Центр конструкции представлял собою прямоугольную призму. На одном из ее оснований располагалась следующая, размером поменьше, а на ней еще одна. С третьей призмы вырастал длинный золотистый шпиль.
На краях самой большой призмы размещались четыре квадратные антенны со сторонами свыше трехсот метров. Трансмиттер не вращался, хотя наверняка мог изменять положение. Вокруг него роились миллионы устройств поменьше, окружали станцию цветным облаком, образуя гало с явно различимым диском, перпендикулярным оси трансмиттера. Распыленные в пространстве малютки образовывали диск диаметром в несколько километров и являлись собственно антенной трансмиттера. Они улавливали даже самые ослабленные расстоянием сигналы и неустанно ретранслировали их по множеству направлений. Они же охраняли основное устройство от случайного повреждения метеоритом, аварии либо акта саботажа. Даже если какое-то количество элементов диска было бы уничтожено, их функции тут же принимали на себя другие, заполнив «прорехи» в процессе своеобразной диффузии. В таких случаях центр станции немедленно начинал продуцировать новые элементы и отправлять их в пространство для пополнения роя. В результате трансмиттер мог непрерывно высылать поток информации.
Раковая опухоль, плесень, колония клеток — такие ассоциации приходили Даниелю в голову, когда он представлял себе Сеть. Он начал воспринимать ее как подобный муравейнику суперорганизм, образованный миллионами наделенных сознанием индивидуумов, совместно трудящихся над реализацией планов сверхсущества. Основной целью жизни Сети — как любого организма — был рост, размножение. Мозговая Сеть проникала в каждую систему через гиперпроход. Вблизи гравипровала она строила первый транслятор, жестко сопряженный с трансляторами, уже существующими при других провалах. Строились очередные трансмиттеры, и все большие объемы пространства колонизированной системы попадали в пределы инфосферы, а когда та уже охватывала все вновь обретенные объемы, Сеть собиралась с силами и наваливалась на очередную систему.