Страница:
Выступление Артузова и его прогнозы не понравились Сталину. Он бросил упрек руководителю политической загранразведки, что его агентурные источники занимаются дезинформацией. И даже в конце 1933 г., когда обстановка в Центральной Европе уже достаточно прояснилась, генсек продолжал думать так же. В декабре 1933 г. отмечали очередную годовщину ВЧК-ОГПУ. На товарищеском ужине с руководителями ОГПУ в Кремле Сталин поднимал тост за каждого из приглашенных чекистов. Когда дошла очередь до Артузова, вождь в шутливом тоне сказал: «Ну как Ваши источники, или как Вы их называете, - все Вас дезинформируют?» Артузов смутился от такого «нетрадиционного» тоста и ответил, что постарается избежать дезинформации. Он решил, видимо, что замечание Сталина относится к польской работе, так как сводки источника Илинича кардинально расходились со взглядами НКИД и, особенно, со взглядами заведующего бюро международной информации ЦК К.Радека, утверждавшего, что Польша идет на искреннее сближение с СССР. «Поворот, а не маневрирование в сторону СССР», - тезис Радека. Сводки Илинича утверждали, что готовится сближение Польши с Германией, а СССР поляки стараются убаюкать просоветским маневром. Обстановка прояснилась в январе 1934 г., когда с подписанием германо-польского протокола о ненападении началось сближение двух стран, и антисоветская политика Польши стала достаточно откровенной. Предположения Артузова, высказанные им на совещании, полностью подтвердились.
Эти события и определили отношение генсека к начальнику ИНО. Накануне принятия решения Политбюро о работе Разведупра, то есть 25 мая 1934 г., Артузов был вызван в Кремль. Он вошел в кабинет Сталина в 13 ч 20 мин. Там уже были два наркома: Ворошилов и Ягода [180]. Подробная обстоятельная беседа продолжалась шесть часов. Конечно, уходить в другой наркомат, хотя и на родственную работу, с понижением в должности и без всяких перспектив продвижения по службе, не хотелось. Артузов понимал, что как штатский человек он никогда не станет начальником Разведупра. Но слова Сталина, сказанные ему во время беседы: «Еще при Ленине в нашей партии завелся порядок, в силу которого коммунист не должен отказываться работать на том посту, который ему предлагается», - исключали выражение недовольства в любой форме. Как послушный член партии, Артузов не мог спорить с генсеком. Хорошо зная обстановку и взаимоотношения в военном ведомстве, он сказал Сталину, что ему одному трудно будет вписаться в новый коллектив и сработаться с руководством военной разведки. Он попросил разрешения взять с собой группу сотрудников, которых отлично знал по работе в ИНО. Сталин дал согласие на этот переход [181].
Сейчас уже невозможно выяснить, сколько людей запрашивал Артузов. Вместе с ним на работу в Разведупр перешли первоначально 13 сотрудников ИНО, позднее к ним присоединилось еще более десятка чекистов. Очевидно, что запрашивал он больше, с запасом. Со Сталиным была согласована и расстановка новых людей в структурах Разведупра. Без приказа «хозяина» Ворошилов никогда бы не отдал «пришельцам» важнейшие посты в военной разведке.
Вместе с Артузовым в Разведывательное управление перешла большая группа чекистов: Ф.Я.Карин, О.О.Штейнбрюк, Л.Н.Мейер-Захаров, Б.Ш.Эльман, А.Ф.Маншейт, А.А.Ригин, М.М.Михалевский, П.Ф.Воропинов, М.Н.Панкратов, В.И.Федоров, Г.С.Тылис и другие, всего около 20-30 человек. Причем многих из пришедших в Разведупр чекисты сразу же поставили во главе ключевых отделов и направлений.
Наиболее крупными фигурами из 13 сотрудников были Ф.Я.Карин и О.О.Штейнбрюк. И не только потому, что они возглавили два важнейших отдела Разведупра. В ноябре 1935 г. в Красной Армии вводят персональные воинские звания. Звание комкора (что соответствует генерал-лейтенанту) получил новый начальник управления С.П.Урицкий. Звание корпусного комиссара (соответствует званию комкора) - бывший начальник Разведупра Берзин и Артузов. Такое же воинское звание присвоили Карину и Штейнбрюку. Начальники отделов по своим знаниям разведывательной службы и опыту работы в разведке были приравнены к руководству военной разведки. Уже по этим присвоениям воинских званий можно судить о том, что и Карин, и Штейнбрюк были специалистами высокого класса.
Переход в другое ведомство начальника и 13 лучших (а Артузов забрал с собой, конечно, самых талантливых и квалифицированных работников политической разведки) сотрудников значительно ослабил ИНО. Новый начальник отдела Слуцкий и по опыту, и по знаниям, не говоря уже об интеллекте, значительно уступал Артузову. Ослаблен был и общий состав отдела. Почему же Сталин согласился на такое перемещение? ОГПУ - вооруженный отряд партии, а разведчики ОГПУ - глаза и уши партии. Чем объяснить их резкое ослабление? Дать четкий и верный ответ, не зная того, о чем говорилось в кабинете у Сталина, невозможно. Остается только строить предположения с достаточной долей вероятности. Одно из таких предположений можно сделать, исходя из сложившейся к маю 1934 г. военно-политической обстановки в Европе.
В январе 1934 г. был заключен германо-польский договор о ненападении. Отношения между двумя странами нормализовались и началось сближение Германии и Польши во многих областях, в том числе и в военной. Стала вырисовываться возможность военного союза между этими странами и их совместного выступления против СССР. Япония, проводившая после захвата Маньчжурии и создания военного плацдарма у дальневосточных границ Советского Союза активную антисоветскую политику, тоже стремилась привлечь на свою сторону Польшу, обещая ей всяческие блага после разгрома СССР. Сложилась ситуация, когда эти три страны могли выступить совместно. В данных условиях значение военной разведки резко возрастало, а состояние ее резидентур и агентурной сети после многочисленных провалов в Европе оставалось тяжелым. Деятельность же ИНО ОГПУ, который в большинстве случае получал политическую информацию, отступала на задний план, и ее временным ослаблением можно было пренебречь.
Для доказательства возможности такого предположения можно сослаться на план стратегического развертывания на Западе и Востоке, составленный Генштабом в марте 1938 г. Через четыре года после описываемых событий начальник Генштаба Б.М.Шапошников считал, что Советскому Союзу надо быть готовым к войне на два фронта: на Западе - против Германии, Италии и Польши, и на Востоке - против Японии. Главным считался западный театр военных действий, на котором против Красной Армии выступали совместно вооруженные силы Германии и Польши. Если начальник Генштаба высказал в таком документе уверенность в выступлении Польши против СССР, то у него наверняка были для этого достаточные основания.
Новый заместитель приступил к работе. Времени на раскачку не было. Ему предстояло проанализировать работу Управления, выявить все недостатки, разработать и предложить свои рекомендации по реорганизации центрального аппарата военной разведки. На все про все отводился месяц. И уже 23 июня 1934 г. подробный доклад был готов. Основные соображения доклада в предварительном порядке Артузов изложил наркому обороны Ворошилову. Возражений с его стороны не последовало. Нарком, будучи опытным политиком, спорить с посланцем Сталина в Разведупре не стал.
Объемный, на 16 страницах, доклад о состоянии агентурной работы Управления и мерах по ее улучшению был адресован: «Секретарю ЦК ВКП(б) тов. Сталину». Второй экземпляр доклада предназначался наркому обороны Ворошилову. Сейчас невозможно определить, был ли в это время в Москве начальник Разведупра Берзин. Но если был, то сам факт обращения с докладом через его голову, да и через голову наркома обороны непосредственно к Сталину является беспрецедентным. В 1936 г. в разговоре с Б.И.Гудзем Артузов обронил: «Сталин, направляя меня в Разведупр, сказал, что я должен быть там его глазами и ушами». Только таким указанием и можно объяснить чинопочитание Артузова, пославшего свой первый доклад в новой должности на самый «верх».
В военной разведке Артузов был человеком новым, никакой ответственности за провалы он не нес, и поэтому ему не пришлось ничего скрывать или приукрашивать, анализируя работу Разведупра. В докладе отмечалось, что после провалов нелегальная агентурная разведка Управления фактически перестала существовать в Румынии, Латвии, Франции, Финляндии, Эстонии, Италии. Нелегальная агентурная сеть сохранилась лишь в Германии, Польше, Китае и Маньчжурии. В некоторых странах (Турция, Персия, Афганистан, Корея) агентурная разведка ведется полулегальным путем, когда резидент и его помощники являются сотрудниками посольств, консульств и торговых представительств.
Говоря о разведывательной работе в Германии, Артузов отмечал, что там имеется несколько ценных агентов, передающих документы об организации, вооружении и боевой подготовке Рейхсвера, а также данные германских военных атташе об иностранных армиях (в частности, и о Красной Армии). Одним из серьезных просчетов он считал то, что несколько подпольных работников нелегальной резидентуры были переданы в распоряжение Разведупра от ЦК Компартии Германии руководством военного аппарата. Иностранные коммунисты часто не исполняли приказы о прекращении всяких связей с партией в случае перехода на разведывательную работу. При провалах (а бывшему начальнику ИНО об этом было хорошо известно), полиция без труда доказывала эту связь. Артузов опасался, что в случае провала в Германии гестапо тоже легко может доказать связь между компартией и советской военной разведкой. Впрочем, его пожелание в докладе: «Как правило, не следует использовать на разведывательной работе в данной стране коммунистов данной страны», - осталось на бумаге, как и все пожелания такого рода.
Артузов считал, что Управление не обеспечило закрепление за собой кадров агентурных работников. Опытные разведчики, выросшие на агентурной работе, возвращаясь в СССР после нескольких лет проживания в другой стране, сталкивались с очень тяжелыми условиями и жизни, и работы. Управление не могло предоставить возвращающимся сотрудникам ни приличного жилья, ни хорошего денежного содержания. Окончить академию и получить высшее военное образование, что очень содействовало продвижению по служебной лестнице, вернувшиеся разведчиков тоже не могли. Время было тревожное, квалифицированных кадров с опытом зарубежной работы мало, и поэтому долго их в Советском Союзе не держали. После короткого отдыха и переподготовки снова отправляли за рубеж. В таком режиме работали тогда и разведчики Разведупра, и разведчики ИНО ОГПУ.
Не удивительно, что такие условия жизни и такой режим работы устраивал не всех. Кто-то покорно нес свой крест, кто-то пытался вырваться и уйти. Некоторым это удавалось. А поскольку нелегальная агентурная работа очень способствовала быстрому общему развитию разведчиков, то уходили они, как правило, на хорошо оплачиваемую и выгодную работу и делали вне Разведупра неплохую карьеру. В докладе Сталину Артузов упоминает несколько фамилий сотрудников Управления, покинувших военную разведку. И.Зильберт стал начальником научно-исследовательского института военно-воздушных сил РККА, А.Тылтынь - командиром механизированной бригады, В.Горев - помощником командующего бронетанковых войск ЛВО, В.Коханский - командиром особой авиабригады. В докладе предлагалось хотя бы некоторую часть утерянных кадров вернуть на агентурную работу.
Серьезные претензии Артузов предъявил и к подготовке иностранных коммунистов, привлекаемых Управлением для агентурной работы. Как правило, их отличали болтливость, отсутствие навыков конспирации, невыполнение требований Управления. Вот один из характерных случаев, который приводится в докладе. Посланный в Париж в качестве отдельного резидента немецкий коммунист, встретил там знакомого венгерского коммуниста, географа Шандора Радо, и рассказал ему все о своей работе, а также назвал человека, выходящего с ним на связь. Узнав об этом, начальник Управления приказал освободить резидента от всех заданий и разорвать с ним контакт. Знаменитый теперь Радо тоже разоткровенничался с парижским резидентом о своей работе на советскую разведку, в том числе и о секретной. Что выболтал Радо немецкому коммунисту, осталось тайной для руководства военной разведки. Поэтому его, к счастью, решили не отстранять, и Разведупр получил великолепную разведывательную группу «Дора».
В начале 30-х гг. Управление возобновило подготовку к активной разведке на случай войны, то есть к проведению партизанских и диверсионных действий в тылу будущих противников как на Западе, так и на Востоке [182]. Этой работой в Центре руководили Христофор Салнынь, а затем Хаджи Мамсуров и Гайк Туманян.
Для активных действий против западных противников отбирались люди из числа болгарских коммунистов, эмигрировавших из своей страны после провала восстания в апреле 1925 г. Так вот: эти люди сумели провалиться, еще до того, как приступили к работе. Как удалось выяснить Артузову, причинами провала в Австрии ( именно там находилась самая многочисленная колония болгарских эмигрантов) стало то, что болгары, вопреки запрету, по собственной инициативе, вели разведку. Другая причина провала заключалась в том, что опять-таки, невзирая на запреты, они продолжали заниматься партийной работой. Эмигранты состояли на учете в австрийской полиции, и возобновление партийной работы было достаточным поводом для начала арестов. Правда, на момент составления доклада, по данным агентуры ИНО, австрийская полиция обвиняла арестованных болгар только в коммунистической деятельности, а не на советскую разведку.
Для улучшения работы Управления Артузов предложил прекратить текучесть агентурных кадров. Для этого предполагалась простая мера - ввести особое положение о продвижении агентурных сотрудников по службе. Работа за кордоном приравнивалась к службе в действующей армии на фронте со всеми вытекающими отсюда привилегиями. Предлагалось также разрешить агентам разведки учебу в военных академиях с годовыми перерывами для заграничной деятельности. Создавался особый жилой фонд для возвращавшихся из-за рубежа, улучшалось их материальное положение и денежное содержание. Все эти меры подействовали, и утечку опытных разведчиков из Управления удалось приостановить.
Наиболее серьезные предложения Артузова касались изменения структуры центрального аппарата Разведупра. Эта структура сложилась в середине 20-х гг., и до 1934 г. не менялась. В Управлении было четыре отдела и несколько отделений. Наиболее сильным и по составу, и по квалификации сотрудников считался 3-й информационно-статистический отдел, возглавляемый с 1925 г. А.М.Никоновым.
Третий отдел являлся аналитическим центром военной разведки, который систематизировал, обобщал и анализировал всю поступающую информацию, давал свою оценку текущим событиям в Европе и мире. Из этого отдела поступали заявки во 2-й агентурный отдел на получение информации по военным и политическим проблемам, интересовавшим высшее военное руководство страны. Недостатком этой структуры было то, что в 3-м отделе при составлении заявок на информацию плохо представляли агентурные возможности 2-го отдела. А во 2-м отделе почти не видели результатов своего труда.
Кроме 2- го и 3-го отделов, в Разведупре существовал 1-й отдел, занимавшийся войсковой разведкой и 4-й отдел, осуществлявший контакты с иностранными военными атташе. В 1935 г. этот отдел стал называться Отделом внешних сношений Наркомата Обороны, его возглавлял комкор А.И.Геккер.
Артузов предложил сократить аппарат Управления и ликвидировать деление на добывающий и обрабатывающий аппараты, то есть расформировать сложившиеся и имевшие многолетний опыт работы 2-й и 3-й отделы. Сейчас трудно сказать чем он руководствовался, предлагая полностью сломать сложившуюся структуру организации центрального аппарата военной разведки. Может быть, он хотел видеть в Разведупре хорошо знакомую ему схему ИНО ОГПУ, который не имел сильной аналитической службы? [183]Структура ИНО без такой службы сохранялась и в последующие годы, вплоть до начала войны, и платой за это стали серьезные промахи и ошибки в предвоенные месяцы 1941 г. (Отсутствие аналитической службы и связанные с этим грубейшие просчеты и ошибки были официально признаны службой внешней разведки России только спустя 60 лет [184]). Артузов, безусловно, не обязан был обладать даром предвидения на годы вперед, но тщательно проанализировать работу аналитического аппарата Разведупра, прежде чем предлагать его ликвидировать, был обязан. Этого сделано не было, и это стало крупным просчетом Артузова.
Новый заместитель предложил создать два отдела стратегической разведки: в европейских странах (первый отдел) и странах востока (второй отдел). Агентура этих отделов действовала в Европе, а также в Турции, Персии, Афганистане, Китае, Маньчжурии, Японии и США. Отдел технической разведки должен был вербовать агентов на военных заводах, в секретных конструкторских бюро и лабораториях и добывать данные о новой военной технике. На отдел активных действий за рубежом возлагалась подготовка кадров партизан для работы в тылу противника в случае войны. На отдел по руководству разведкой округов, как следует из названия, - руководство разведотделами пограничных округов, через которые периферийная агентура внедрялась в соседние страны для непосредственного наблюдения за действиями в пограничной полосе. Таковы были функции пяти ведущих отделов по новой схеме организации, предложенной Артузовым.
Доклад отправили Сталину. Генсек внимательно ознакомился с документом. Замечаний с его стороны не последовало, и с резолюцией на первой странице: «Мой архив. И.Ст» он был упрятан в святая святых - личный архив Сталина. Уже через месяц было разработано и введено в действие «Положение о прохождении службы в РККА оперативными работниками разведорганов» [185]. В этом документе были учтены все предложения, изложенные в докладе Артузова. 27 ноября 1935 г. Нарком утвердил новые штаты Разведывательного Управления РККА. В управлении создается 12 отделов. В первом (западном) было 5 отделений и 36 человек. Второй (восточный) тоже имел 5 отделений и 43 человека. Общая численность сотрудников не только не сократилась, как предлагал Артузов, но, наоборот, увеличилась на 100 человек. По новому штату в Управлении было 403 сотрудника. Реорганизация закончилась. Руководителями ведущих отделов назначили сотрудников ИНО, пришедших с Артузовым в военную разведку. И началась повседневная работа.
Через девять месяцев события, приведшие к назначению нового зама в Разведупр, повторились. Произошел новый позорнейший провал, который смело можно считать крупнейшим провалом за всю историю советских спецслужб. На этот раз скандал разразился в Дании. 19 февраля 1935 г. датская полиция арестовала советского агента, американца Джорджа Минка. Во время двух обысков, произведенных у него на квартире 19 и 20 февраля, полиция организовала там засаду и арестовала четырех работников Центра и десять иностранных агентов IV Управления (одного американца, помимо самого Минка, и восемь датчан). Главной фигурой среди арестованных стал Улановский - старый работник Разведупра и руководитель резидентуры связи в Дании. В его основную задачу входило получение нелегальным путем материалов от резидентур в Германии и их пересылка в Советский Союз. Четверо из арестованных иностранцев должны были возить почту. На этой вербовке старый разведупровский волк и погорел во второй раз.
Нельзя дважды совершать одну ошибку - привлекать для работы в стране местных членов компартии. У них и дисциплина на порядок ниже, чем в разведке, и навыков разведывательной работы почти нет. Но самое главное - члены партии, как правило, находятся «под колпаком» у полиции. В случае малейших подозрений в шпионаже за коммунистом устанавливается наружное наблюдение, и разведчик, выходящий с ним на связь, рискует нарваться на крупные неприятности или быть арестованным с поличным. Все эти истины были хорошо известны и работникам Разведупра, и работникам ИНО ОГПУ. Знали они и о громких, освещаемых в европейских газетах, провалах резидентов военной разведки в 20-х гг. После ноябрьского 1926 г. провала Разведупра в Праге ЦК 8 декабря 1926 г. принял специальное постановление, запрещавшее вербовать агентов из числа членов компартий зарубежных стран. Но людей с подлинными иностранными паспортами, свободно владевших языками, великолепно знавших условия жизни и работы в зарубежных странах катастрофически не хватало ни Разведупру, ни Иностранному отделу. И декабрьское постановление нарушали и там, и там. Если при этом провалов не случалось, то для нарушителей все кончалось благополучно - разведывательное начальство закрывало на их нарушения глаза. А если все-таки кто-то опять проваливался, то начиналась очередная разборка на высшем уровне.
Так произошло, например, в 1931 г. После очередного провала - на этот раз в Германии - Берзина вызвал к себе Сталин. В присутствии Ягоды и Ежова он полтора часа отвечал на вопросы Сталина, касающиеся провала. На следующий день, 10 ноября, на очередном заседании Политбюро обсуждался вопрос: «О заявлении немцев». (Очевидно, провал наделал много шума, и немецкое правительство выразило официальный протест.) На заседании опять объяснялся Берзин, выступали Сталин, Молотов, Ворошилов. Для выяснения всех обстоятельств дела создали комиссию в составе Кагановича, Ворошилова, Мануильского и Пятницкого. 20 ноября комиссия на очередном заседании Политбюро доложила о результатах своей работы, допросив вызванных из Германии виновников провала - Гришина и Улановского. Берзину удалось оправдаться и доказать, что он «давал указания своим работникам в духе решения ЦК от 1926 г.». А вот Гришину и Улановскому досталось. Их предупредили, что «… малейшие попытки обойти решение ЦК повлекут исключение их из партии».
Но на Улановского вся эта история не подействовала. Через четыре года все свои берлинские ошибки он повторил в Копенгагене. Несмотря на категорический запрет вербовать членов компартий, все пятеро его связников были американскими и датскими коммунистами. Этот факт Улановский скрыл от центра. Из Коминтерна сообщили, что американец Френк (Минк) вербует датских матросов-коммунистов. Улановский признал этот факт, после чего ему приказали вербовку прекратить, а Минка послать через США в СССР на учебу. Но Улановский приказ не выполнил и продолжал осуществлять через Минка связь с датчанами. Один из них, по всей видимости Нильсен, оказался агентом полиции. За конспиративной квартирой, которой пользовался Улановский и на адрес которой поступала почта из Германии, было установлено наблюдение.
Вопреки всем правилам конспирации, Улановский принимал всех завербованных иностранцев на этой квартире. Там их и арестовала датская полиция. На той же квартире взяли и троих других работников Центра. Первый их них - Давид Угер, старый работник Разведупра, назначенный одним из резидентов в Германии. Ехал он туда через Данию и прошел через явку Улановского. Благополучно приняв резидентуру, Угер возвращался с докладом в СССР. На обратном пути, не имея никакой нужды связываться с кем-либо в Дании, но зная адрес явки, он решил навестить Улановского, там попал в засаду и погорел. Второй - Макс Максимов, тоже старый работник Разведупра. Он сдал свою разветвленную резидентуру в Германии, которую вел более двух лет, трем отдельным резидентам и возвращался через Данию в СССР. Так же, как и Угер, он не должен был ни с кем видеться в Дании, поскольку имел явку в Швеции, но тоже решил встретиться с Улановским. В результате опытный резидент, избежавший провала в Германии, попался в транзитной стране. (Сразу же после провала Артузову пришлось писать подробный доклад Наркому обороны. По поводу ареста Угера и Максимова он отмечал: «Очевидно, обычай навещать всех своих друзей, как у себя на родине, поддается искоренению с большим трудом»). Третий работник Центра - помощник начальника первого отдела Разведупра Д.Львович. В ноябре 1933 г. он вернулся из Германии, куда был командирован для реорганизации разведки, и его послали в Данию для налаживания связи с Германией через малые страны. Считая себя в Дании в полной безопасности, Львович без проверки явился на конспиративную квартиру Улановского, где и «сгорел». Помимо них был арестован американец - адвокат Леон Джозефсон, он направлялся из США на работу в Чехословакию.
Копенгагенский провал, получивший название «совещание резидентов», стал одним из крупнейших в истории советской военной разведки. Разведупр потерял четырех опытных нелегалов, которых уже нельзя было использовать на заграничной работе. Была разгромлена резидентура связи в Дании, и всю нелегальную почту из Германии пришлось направлять в Москву по другим каналам и через другие страны. О причинах провалов в своем докладе Артузов писал: «Наиболее характерным моментом во всем деле является то, что наши работники, неплохо работавшие в фашистской Германии, по прибытии в «нейтральную» страну пренебрегли элементарными правилами конспирации». Единственным утешением в этой истории было то, что, поскольку «никаких дел, направленных против интересов Дании, арестованные разоблачить не могут (таких дел не было), то надо полагать, что датчане не найдут оснований для каких-либо претензий к советскому государству.» Под этим докладом врид (временно исполняющему должность) начальника Разведупра (Берзина, очевидно, не было в Москве) Артузову 16 марта 1935 г. пришлось поставить свою подпись. На следующий день Нарком обороны ознакомился с докладом и «выдал» подробную резолюцию для генсека, которую следует привести полностью: «Из этого сообщения (не совсем внятного и наивного) видно, что наша зарубежная разведка все еще хромает на все четыре ноги. Мало что дал нам и т. Артузов в смысле улучшения этого серьезного дела. На днях доложу меры, принимаемые для избежания повторения случаев, подобных копенгагенскому». Доклад с сопроводительным письмом и резолюцией, в которой проглядывался упрек в силовом назначении Артузова в Разведупр, был направлен Сталину.
Эти события и определили отношение генсека к начальнику ИНО. Накануне принятия решения Политбюро о работе Разведупра, то есть 25 мая 1934 г., Артузов был вызван в Кремль. Он вошел в кабинет Сталина в 13 ч 20 мин. Там уже были два наркома: Ворошилов и Ягода [180]. Подробная обстоятельная беседа продолжалась шесть часов. Конечно, уходить в другой наркомат, хотя и на родственную работу, с понижением в должности и без всяких перспектив продвижения по службе, не хотелось. Артузов понимал, что как штатский человек он никогда не станет начальником Разведупра. Но слова Сталина, сказанные ему во время беседы: «Еще при Ленине в нашей партии завелся порядок, в силу которого коммунист не должен отказываться работать на том посту, который ему предлагается», - исключали выражение недовольства в любой форме. Как послушный член партии, Артузов не мог спорить с генсеком. Хорошо зная обстановку и взаимоотношения в военном ведомстве, он сказал Сталину, что ему одному трудно будет вписаться в новый коллектив и сработаться с руководством военной разведки. Он попросил разрешения взять с собой группу сотрудников, которых отлично знал по работе в ИНО. Сталин дал согласие на этот переход [181].
Сейчас уже невозможно выяснить, сколько людей запрашивал Артузов. Вместе с ним на работу в Разведупр перешли первоначально 13 сотрудников ИНО, позднее к ним присоединилось еще более десятка чекистов. Очевидно, что запрашивал он больше, с запасом. Со Сталиным была согласована и расстановка новых людей в структурах Разведупра. Без приказа «хозяина» Ворошилов никогда бы не отдал «пришельцам» важнейшие посты в военной разведке.
Вместе с Артузовым в Разведывательное управление перешла большая группа чекистов: Ф.Я.Карин, О.О.Штейнбрюк, Л.Н.Мейер-Захаров, Б.Ш.Эльман, А.Ф.Маншейт, А.А.Ригин, М.М.Михалевский, П.Ф.Воропинов, М.Н.Панкратов, В.И.Федоров, Г.С.Тылис и другие, всего около 20-30 человек. Причем многих из пришедших в Разведупр чекисты сразу же поставили во главе ключевых отделов и направлений.
Наиболее крупными фигурами из 13 сотрудников были Ф.Я.Карин и О.О.Штейнбрюк. И не только потому, что они возглавили два важнейших отдела Разведупра. В ноябре 1935 г. в Красной Армии вводят персональные воинские звания. Звание комкора (что соответствует генерал-лейтенанту) получил новый начальник управления С.П.Урицкий. Звание корпусного комиссара (соответствует званию комкора) - бывший начальник Разведупра Берзин и Артузов. Такое же воинское звание присвоили Карину и Штейнбрюку. Начальники отделов по своим знаниям разведывательной службы и опыту работы в разведке были приравнены к руководству военной разведки. Уже по этим присвоениям воинских званий можно судить о том, что и Карин, и Штейнбрюк были специалистами высокого класса.
Переход в другое ведомство начальника и 13 лучших (а Артузов забрал с собой, конечно, самых талантливых и квалифицированных работников политической разведки) сотрудников значительно ослабил ИНО. Новый начальник отдела Слуцкий и по опыту, и по знаниям, не говоря уже об интеллекте, значительно уступал Артузову. Ослаблен был и общий состав отдела. Почему же Сталин согласился на такое перемещение? ОГПУ - вооруженный отряд партии, а разведчики ОГПУ - глаза и уши партии. Чем объяснить их резкое ослабление? Дать четкий и верный ответ, не зная того, о чем говорилось в кабинете у Сталина, невозможно. Остается только строить предположения с достаточной долей вероятности. Одно из таких предположений можно сделать, исходя из сложившейся к маю 1934 г. военно-политической обстановки в Европе.
В январе 1934 г. был заключен германо-польский договор о ненападении. Отношения между двумя странами нормализовались и началось сближение Германии и Польши во многих областях, в том числе и в военной. Стала вырисовываться возможность военного союза между этими странами и их совместного выступления против СССР. Япония, проводившая после захвата Маньчжурии и создания военного плацдарма у дальневосточных границ Советского Союза активную антисоветскую политику, тоже стремилась привлечь на свою сторону Польшу, обещая ей всяческие блага после разгрома СССР. Сложилась ситуация, когда эти три страны могли выступить совместно. В данных условиях значение военной разведки резко возрастало, а состояние ее резидентур и агентурной сети после многочисленных провалов в Европе оставалось тяжелым. Деятельность же ИНО ОГПУ, который в большинстве случае получал политическую информацию, отступала на задний план, и ее временным ослаблением можно было пренебречь.
Для доказательства возможности такого предположения можно сослаться на план стратегического развертывания на Западе и Востоке, составленный Генштабом в марте 1938 г. Через четыре года после описываемых событий начальник Генштаба Б.М.Шапошников считал, что Советскому Союзу надо быть готовым к войне на два фронта: на Западе - против Германии, Италии и Польши, и на Востоке - против Японии. Главным считался западный театр военных действий, на котором против Красной Армии выступали совместно вооруженные силы Германии и Польши. Если начальник Генштаба высказал в таком документе уверенность в выступлении Польши против СССР, то у него наверняка были для этого достаточные основания.
Новый заместитель приступил к работе. Времени на раскачку не было. Ему предстояло проанализировать работу Управления, выявить все недостатки, разработать и предложить свои рекомендации по реорганизации центрального аппарата военной разведки. На все про все отводился месяц. И уже 23 июня 1934 г. подробный доклад был готов. Основные соображения доклада в предварительном порядке Артузов изложил наркому обороны Ворошилову. Возражений с его стороны не последовало. Нарком, будучи опытным политиком, спорить с посланцем Сталина в Разведупре не стал.
Объемный, на 16 страницах, доклад о состоянии агентурной работы Управления и мерах по ее улучшению был адресован: «Секретарю ЦК ВКП(б) тов. Сталину». Второй экземпляр доклада предназначался наркому обороны Ворошилову. Сейчас невозможно определить, был ли в это время в Москве начальник Разведупра Берзин. Но если был, то сам факт обращения с докладом через его голову, да и через голову наркома обороны непосредственно к Сталину является беспрецедентным. В 1936 г. в разговоре с Б.И.Гудзем Артузов обронил: «Сталин, направляя меня в Разведупр, сказал, что я должен быть там его глазами и ушами». Только таким указанием и можно объяснить чинопочитание Артузова, пославшего свой первый доклад в новой должности на самый «верх».
В военной разведке Артузов был человеком новым, никакой ответственности за провалы он не нес, и поэтому ему не пришлось ничего скрывать или приукрашивать, анализируя работу Разведупра. В докладе отмечалось, что после провалов нелегальная агентурная разведка Управления фактически перестала существовать в Румынии, Латвии, Франции, Финляндии, Эстонии, Италии. Нелегальная агентурная сеть сохранилась лишь в Германии, Польше, Китае и Маньчжурии. В некоторых странах (Турция, Персия, Афганистан, Корея) агентурная разведка ведется полулегальным путем, когда резидент и его помощники являются сотрудниками посольств, консульств и торговых представительств.
Говоря о разведывательной работе в Германии, Артузов отмечал, что там имеется несколько ценных агентов, передающих документы об организации, вооружении и боевой подготовке Рейхсвера, а также данные германских военных атташе об иностранных армиях (в частности, и о Красной Армии). Одним из серьезных просчетов он считал то, что несколько подпольных работников нелегальной резидентуры были переданы в распоряжение Разведупра от ЦК Компартии Германии руководством военного аппарата. Иностранные коммунисты часто не исполняли приказы о прекращении всяких связей с партией в случае перехода на разведывательную работу. При провалах (а бывшему начальнику ИНО об этом было хорошо известно), полиция без труда доказывала эту связь. Артузов опасался, что в случае провала в Германии гестапо тоже легко может доказать связь между компартией и советской военной разведкой. Впрочем, его пожелание в докладе: «Как правило, не следует использовать на разведывательной работе в данной стране коммунистов данной страны», - осталось на бумаге, как и все пожелания такого рода.
Артузов считал, что Управление не обеспечило закрепление за собой кадров агентурных работников. Опытные разведчики, выросшие на агентурной работе, возвращаясь в СССР после нескольких лет проживания в другой стране, сталкивались с очень тяжелыми условиями и жизни, и работы. Управление не могло предоставить возвращающимся сотрудникам ни приличного жилья, ни хорошего денежного содержания. Окончить академию и получить высшее военное образование, что очень содействовало продвижению по служебной лестнице, вернувшиеся разведчиков тоже не могли. Время было тревожное, квалифицированных кадров с опытом зарубежной работы мало, и поэтому долго их в Советском Союзе не держали. После короткого отдыха и переподготовки снова отправляли за рубеж. В таком режиме работали тогда и разведчики Разведупра, и разведчики ИНО ОГПУ.
Не удивительно, что такие условия жизни и такой режим работы устраивал не всех. Кто-то покорно нес свой крест, кто-то пытался вырваться и уйти. Некоторым это удавалось. А поскольку нелегальная агентурная работа очень способствовала быстрому общему развитию разведчиков, то уходили они, как правило, на хорошо оплачиваемую и выгодную работу и делали вне Разведупра неплохую карьеру. В докладе Сталину Артузов упоминает несколько фамилий сотрудников Управления, покинувших военную разведку. И.Зильберт стал начальником научно-исследовательского института военно-воздушных сил РККА, А.Тылтынь - командиром механизированной бригады, В.Горев - помощником командующего бронетанковых войск ЛВО, В.Коханский - командиром особой авиабригады. В докладе предлагалось хотя бы некоторую часть утерянных кадров вернуть на агентурную работу.
Серьезные претензии Артузов предъявил и к подготовке иностранных коммунистов, привлекаемых Управлением для агентурной работы. Как правило, их отличали болтливость, отсутствие навыков конспирации, невыполнение требований Управления. Вот один из характерных случаев, который приводится в докладе. Посланный в Париж в качестве отдельного резидента немецкий коммунист, встретил там знакомого венгерского коммуниста, географа Шандора Радо, и рассказал ему все о своей работе, а также назвал человека, выходящего с ним на связь. Узнав об этом, начальник Управления приказал освободить резидента от всех заданий и разорвать с ним контакт. Знаменитый теперь Радо тоже разоткровенничался с парижским резидентом о своей работе на советскую разведку, в том числе и о секретной. Что выболтал Радо немецкому коммунисту, осталось тайной для руководства военной разведки. Поэтому его, к счастью, решили не отстранять, и Разведупр получил великолепную разведывательную группу «Дора».
В начале 30-х гг. Управление возобновило подготовку к активной разведке на случай войны, то есть к проведению партизанских и диверсионных действий в тылу будущих противников как на Западе, так и на Востоке [182]. Этой работой в Центре руководили Христофор Салнынь, а затем Хаджи Мамсуров и Гайк Туманян.
Для активных действий против западных противников отбирались люди из числа болгарских коммунистов, эмигрировавших из своей страны после провала восстания в апреле 1925 г. Так вот: эти люди сумели провалиться, еще до того, как приступили к работе. Как удалось выяснить Артузову, причинами провала в Австрии ( именно там находилась самая многочисленная колония болгарских эмигрантов) стало то, что болгары, вопреки запрету, по собственной инициативе, вели разведку. Другая причина провала заключалась в том, что опять-таки, невзирая на запреты, они продолжали заниматься партийной работой. Эмигранты состояли на учете в австрийской полиции, и возобновление партийной работы было достаточным поводом для начала арестов. Правда, на момент составления доклада, по данным агентуры ИНО, австрийская полиция обвиняла арестованных болгар только в коммунистической деятельности, а не на советскую разведку.
Для улучшения работы Управления Артузов предложил прекратить текучесть агентурных кадров. Для этого предполагалась простая мера - ввести особое положение о продвижении агентурных сотрудников по службе. Работа за кордоном приравнивалась к службе в действующей армии на фронте со всеми вытекающими отсюда привилегиями. Предлагалось также разрешить агентам разведки учебу в военных академиях с годовыми перерывами для заграничной деятельности. Создавался особый жилой фонд для возвращавшихся из-за рубежа, улучшалось их материальное положение и денежное содержание. Все эти меры подействовали, и утечку опытных разведчиков из Управления удалось приостановить.
Наиболее серьезные предложения Артузова касались изменения структуры центрального аппарата Разведупра. Эта структура сложилась в середине 20-х гг., и до 1934 г. не менялась. В Управлении было четыре отдела и несколько отделений. Наиболее сильным и по составу, и по квалификации сотрудников считался 3-й информационно-статистический отдел, возглавляемый с 1925 г. А.М.Никоновым.
Третий отдел являлся аналитическим центром военной разведки, который систематизировал, обобщал и анализировал всю поступающую информацию, давал свою оценку текущим событиям в Европе и мире. Из этого отдела поступали заявки во 2-й агентурный отдел на получение информации по военным и политическим проблемам, интересовавшим высшее военное руководство страны. Недостатком этой структуры было то, что в 3-м отделе при составлении заявок на информацию плохо представляли агентурные возможности 2-го отдела. А во 2-м отделе почти не видели результатов своего труда.
Кроме 2- го и 3-го отделов, в Разведупре существовал 1-й отдел, занимавшийся войсковой разведкой и 4-й отдел, осуществлявший контакты с иностранными военными атташе. В 1935 г. этот отдел стал называться Отделом внешних сношений Наркомата Обороны, его возглавлял комкор А.И.Геккер.
Артузов предложил сократить аппарат Управления и ликвидировать деление на добывающий и обрабатывающий аппараты, то есть расформировать сложившиеся и имевшие многолетний опыт работы 2-й и 3-й отделы. Сейчас трудно сказать чем он руководствовался, предлагая полностью сломать сложившуюся структуру организации центрального аппарата военной разведки. Может быть, он хотел видеть в Разведупре хорошо знакомую ему схему ИНО ОГПУ, который не имел сильной аналитической службы? [183]Структура ИНО без такой службы сохранялась и в последующие годы, вплоть до начала войны, и платой за это стали серьезные промахи и ошибки в предвоенные месяцы 1941 г. (Отсутствие аналитической службы и связанные с этим грубейшие просчеты и ошибки были официально признаны службой внешней разведки России только спустя 60 лет [184]). Артузов, безусловно, не обязан был обладать даром предвидения на годы вперед, но тщательно проанализировать работу аналитического аппарата Разведупра, прежде чем предлагать его ликвидировать, был обязан. Этого сделано не было, и это стало крупным просчетом Артузова.
Новый заместитель предложил создать два отдела стратегической разведки: в европейских странах (первый отдел) и странах востока (второй отдел). Агентура этих отделов действовала в Европе, а также в Турции, Персии, Афганистане, Китае, Маньчжурии, Японии и США. Отдел технической разведки должен был вербовать агентов на военных заводах, в секретных конструкторских бюро и лабораториях и добывать данные о новой военной технике. На отдел активных действий за рубежом возлагалась подготовка кадров партизан для работы в тылу противника в случае войны. На отдел по руководству разведкой округов, как следует из названия, - руководство разведотделами пограничных округов, через которые периферийная агентура внедрялась в соседние страны для непосредственного наблюдения за действиями в пограничной полосе. Таковы были функции пяти ведущих отделов по новой схеме организации, предложенной Артузовым.
Доклад отправили Сталину. Генсек внимательно ознакомился с документом. Замечаний с его стороны не последовало, и с резолюцией на первой странице: «Мой архив. И.Ст» он был упрятан в святая святых - личный архив Сталина. Уже через месяц было разработано и введено в действие «Положение о прохождении службы в РККА оперативными работниками разведорганов» [185]. В этом документе были учтены все предложения, изложенные в докладе Артузова. 27 ноября 1935 г. Нарком утвердил новые штаты Разведывательного Управления РККА. В управлении создается 12 отделов. В первом (западном) было 5 отделений и 36 человек. Второй (восточный) тоже имел 5 отделений и 43 человека. Общая численность сотрудников не только не сократилась, как предлагал Артузов, но, наоборот, увеличилась на 100 человек. По новому штату в Управлении было 403 сотрудника. Реорганизация закончилась. Руководителями ведущих отделов назначили сотрудников ИНО, пришедших с Артузовым в военную разведку. И началась повседневная работа.
Через девять месяцев события, приведшие к назначению нового зама в Разведупр, повторились. Произошел новый позорнейший провал, который смело можно считать крупнейшим провалом за всю историю советских спецслужб. На этот раз скандал разразился в Дании. 19 февраля 1935 г. датская полиция арестовала советского агента, американца Джорджа Минка. Во время двух обысков, произведенных у него на квартире 19 и 20 февраля, полиция организовала там засаду и арестовала четырех работников Центра и десять иностранных агентов IV Управления (одного американца, помимо самого Минка, и восемь датчан). Главной фигурой среди арестованных стал Улановский - старый работник Разведупра и руководитель резидентуры связи в Дании. В его основную задачу входило получение нелегальным путем материалов от резидентур в Германии и их пересылка в Советский Союз. Четверо из арестованных иностранцев должны были возить почту. На этой вербовке старый разведупровский волк и погорел во второй раз.
Нельзя дважды совершать одну ошибку - привлекать для работы в стране местных членов компартии. У них и дисциплина на порядок ниже, чем в разведке, и навыков разведывательной работы почти нет. Но самое главное - члены партии, как правило, находятся «под колпаком» у полиции. В случае малейших подозрений в шпионаже за коммунистом устанавливается наружное наблюдение, и разведчик, выходящий с ним на связь, рискует нарваться на крупные неприятности или быть арестованным с поличным. Все эти истины были хорошо известны и работникам Разведупра, и работникам ИНО ОГПУ. Знали они и о громких, освещаемых в европейских газетах, провалах резидентов военной разведки в 20-х гг. После ноябрьского 1926 г. провала Разведупра в Праге ЦК 8 декабря 1926 г. принял специальное постановление, запрещавшее вербовать агентов из числа членов компартий зарубежных стран. Но людей с подлинными иностранными паспортами, свободно владевших языками, великолепно знавших условия жизни и работы в зарубежных странах катастрофически не хватало ни Разведупру, ни Иностранному отделу. И декабрьское постановление нарушали и там, и там. Если при этом провалов не случалось, то для нарушителей все кончалось благополучно - разведывательное начальство закрывало на их нарушения глаза. А если все-таки кто-то опять проваливался, то начиналась очередная разборка на высшем уровне.
Так произошло, например, в 1931 г. После очередного провала - на этот раз в Германии - Берзина вызвал к себе Сталин. В присутствии Ягоды и Ежова он полтора часа отвечал на вопросы Сталина, касающиеся провала. На следующий день, 10 ноября, на очередном заседании Политбюро обсуждался вопрос: «О заявлении немцев». (Очевидно, провал наделал много шума, и немецкое правительство выразило официальный протест.) На заседании опять объяснялся Берзин, выступали Сталин, Молотов, Ворошилов. Для выяснения всех обстоятельств дела создали комиссию в составе Кагановича, Ворошилова, Мануильского и Пятницкого. 20 ноября комиссия на очередном заседании Политбюро доложила о результатах своей работы, допросив вызванных из Германии виновников провала - Гришина и Улановского. Берзину удалось оправдаться и доказать, что он «давал указания своим работникам в духе решения ЦК от 1926 г.». А вот Гришину и Улановскому досталось. Их предупредили, что «… малейшие попытки обойти решение ЦК повлекут исключение их из партии».
Но на Улановского вся эта история не подействовала. Через четыре года все свои берлинские ошибки он повторил в Копенгагене. Несмотря на категорический запрет вербовать членов компартий, все пятеро его связников были американскими и датскими коммунистами. Этот факт Улановский скрыл от центра. Из Коминтерна сообщили, что американец Френк (Минк) вербует датских матросов-коммунистов. Улановский признал этот факт, после чего ему приказали вербовку прекратить, а Минка послать через США в СССР на учебу. Но Улановский приказ не выполнил и продолжал осуществлять через Минка связь с датчанами. Один из них, по всей видимости Нильсен, оказался агентом полиции. За конспиративной квартирой, которой пользовался Улановский и на адрес которой поступала почта из Германии, было установлено наблюдение.
Вопреки всем правилам конспирации, Улановский принимал всех завербованных иностранцев на этой квартире. Там их и арестовала датская полиция. На той же квартире взяли и троих других работников Центра. Первый их них - Давид Угер, старый работник Разведупра, назначенный одним из резидентов в Германии. Ехал он туда через Данию и прошел через явку Улановского. Благополучно приняв резидентуру, Угер возвращался с докладом в СССР. На обратном пути, не имея никакой нужды связываться с кем-либо в Дании, но зная адрес явки, он решил навестить Улановского, там попал в засаду и погорел. Второй - Макс Максимов, тоже старый работник Разведупра. Он сдал свою разветвленную резидентуру в Германии, которую вел более двух лет, трем отдельным резидентам и возвращался через Данию в СССР. Так же, как и Угер, он не должен был ни с кем видеться в Дании, поскольку имел явку в Швеции, но тоже решил встретиться с Улановским. В результате опытный резидент, избежавший провала в Германии, попался в транзитной стране. (Сразу же после провала Артузову пришлось писать подробный доклад Наркому обороны. По поводу ареста Угера и Максимова он отмечал: «Очевидно, обычай навещать всех своих друзей, как у себя на родине, поддается искоренению с большим трудом»). Третий работник Центра - помощник начальника первого отдела Разведупра Д.Львович. В ноябре 1933 г. он вернулся из Германии, куда был командирован для реорганизации разведки, и его послали в Данию для налаживания связи с Германией через малые страны. Считая себя в Дании в полной безопасности, Львович без проверки явился на конспиративную квартиру Улановского, где и «сгорел». Помимо них был арестован американец - адвокат Леон Джозефсон, он направлялся из США на работу в Чехословакию.
Копенгагенский провал, получивший название «совещание резидентов», стал одним из крупнейших в истории советской военной разведки. Разведупр потерял четырех опытных нелегалов, которых уже нельзя было использовать на заграничной работе. Была разгромлена резидентура связи в Дании, и всю нелегальную почту из Германии пришлось направлять в Москву по другим каналам и через другие страны. О причинах провалов в своем докладе Артузов писал: «Наиболее характерным моментом во всем деле является то, что наши работники, неплохо работавшие в фашистской Германии, по прибытии в «нейтральную» страну пренебрегли элементарными правилами конспирации». Единственным утешением в этой истории было то, что, поскольку «никаких дел, направленных против интересов Дании, арестованные разоблачить не могут (таких дел не было), то надо полагать, что датчане не найдут оснований для каких-либо претензий к советскому государству.» Под этим докладом врид (временно исполняющему должность) начальника Разведупра (Берзина, очевидно, не было в Москве) Артузову 16 марта 1935 г. пришлось поставить свою подпись. На следующий день Нарком обороны ознакомился с докладом и «выдал» подробную резолюцию для генсека, которую следует привести полностью: «Из этого сообщения (не совсем внятного и наивного) видно, что наша зарубежная разведка все еще хромает на все четыре ноги. Мало что дал нам и т. Артузов в смысле улучшения этого серьезного дела. На днях доложу меры, принимаемые для избежания повторения случаев, подобных копенгагенскому». Доклад с сопроводительным письмом и резолюцией, в которой проглядывался упрек в силовом назначении Артузова в Разведупр, был направлен Сталину.