Страница:
ИМПЕРИЯ ГРУ
Очерки истории российской военной разведки
Том 1
Военная разведка в России до 1917 г.
Существует мнение, что разведка - одна из старейших профессий на земле. В доказательство этого часто приводят цитаты из Ветхого завета или из шумерского эпоса о Гильгамеше. Во многом это утверждение правомерно. Действительно, слово «разведка» в своем изначальном смысле предполагает проведение какого-либо тайного обследования со специальной целью. Но гораздо важнее другое: то, что разведка - это необходимый механизм для решения важнейших государственных задач. Это доказано историей, это подтверждает и современность.
Говоря о России, надо отметить, что с момента образования Киевской Руси разведка была делом государственным и велась на двух уровнях - внешнеполитическими и военными ведомствами. Для сбора разведывательных сведений использовались русские подданные: послы и сотрудников посольств, направляемых для переговоров, с XVII века - члены постоянных миссий за границей, гонцы, торговые люди, представители духовенства, жители пограничных областей, крупные и мелкие воинские отряды, а также отдельные военнослужащие. Привлекались для ведения разведки и иностранцы, в том числе и проживающие на территории русского государства (купцы, церковнослужители, сотрудники зарубежных представительств, перебежчики и военнопленные).
В ХVI веке в России появляются первые органы центрального управления, организующие и ведущие разведку, благодаря чему осведомленность руководства государства о замыслах и намерениях противника возросла. По мере роста влияния России на международные дела возрастала и роль разведки. В 1654 г. по указу царя Алексея Михайловича основан Приказ тайных дел, где сосредотачивается управление разведкой. Руководителями Приказа - дъяками - были Д.М.Башмаков, Ф.М.Ртищев, Д.Л.Полянский и Ф.Михайлов. Преображенским приказом (1686-1729), осуществлявшим функции тайной полиции, в том числе и разведывательные, руководили отец и сын князья Ромодановские - Федор Юрьевич (1686-1717) и Иван Федорович (1717-1729).
Петр I в воинском уставе 1716 г. впервые подводит законодательную и правовую базу под разведывательную работу.
Усиление военных действий в конце XVIII - начале ХIХ веков ставит перед разведкой новые задачи, а к ее ведению привлекаются все новые силы и средства. Это потребовало создания специального центрального органа разведки, особенно военной, который соединил бы в себе как добывающие, так и обрабатывающие функции агентурной стратегической и войсковой разведок. Решающим же толчком к организации постоянно действующего центрального органа российской военной разведки послужили кровопролитные войны, которые Россия с 1805 г. вела с наполеоновской Францией. На этом периоде истории российской военной разведки мы остановимся более подробно.
Поражение русских войск в компаниях 1805 и 1806-1807 гг. закончилось заключением 25 июня 1807 г. Тильзитского мира с Францией. Но подписание мирного договора, во многом ущемляющего русские интересы, вовсе не означало для России, что войны с французским императором больше не будет никогда. Это прекрасно понимал император Александр I и все русские государственные деятели. В связи с этим своевременное получение информации о политических и военных планах Наполеона приобрело первостепенное значение. Поэтому, когда генерал М.Барклай-де-Толли в 1810 г. стал военным министром и приступил к укреплению армии, он начал огромное внимание уделять организации военной стратегической разведки.
Большую роль в создании военной разведки в России сыграл генерал-адъютант князь П.М.Волконский, будущий начальник квартирмейстерской части Главного штаба русской армии. В 1807-1810 гг. он находился в заграничной командировке, по возвращении из которой представил отчет «О внутреннем устройстве французской армии генерального штаба». Находясь под влиянием этого отчета, Барклай-де-Толли поставил перед Александром I вопрос об организации постоянного органа стратегической военной разведки.
И первым таким органом стала Экспедиция секретных дел при военном министерстве, созданная по инициативе Барклая-де-Толли в январе 1810 г. В январе 1812 г. ее переименовали в Особенную канцелярию при военном министре. По его мнению, Экспедиция секретных дел должна была решать следующие задачи: ведение стратегической разведки (сбор стратегически важных секретных сведений за рубежом), оперативно-тактической разведки (сбор данных о войсках противника на границах России) и контрразведки (выявление и нейтрализация агентуры противника) [1]. Первыми руководителями военной разведки России поочередно становились три близких к военному министру человека: с 29 сентября 1810 г. - флигель-адъютант полковник А.В.Воейков, с 19 марта 1812 г. - полковник А.А.Закревский, с 10 января 1813 г. - полковник П.А.Чуйкевич [2].
В том же январе 1810 г. Барклай-де-Толли разговаривает с Александром I о необходимости организации стратегической военной разведки за границей и попросил разрешение направить в русские посольства специальных военных агентов, с тем чтобы собирать сведения «о числе войск, об устройстве, вооружении и духе их, о состоянии крепостей и запасов, способностях и достоинствах лучших генералов, а также о благосостоянии, характере и духе народа, о местоположении и произведениях земли, о внутренних источниках держав или средствах к продолжению войны и о разных выводах, предоставляемых к оборонительным и наступательным действиям» [3]. Эти военные агенты должны были находиться при дипломатических миссиях под видом адъютантов при послах-генералах или гражданских чиновников и служащих министерства иностранных дел.
Александр I согласился с предложениями Барклая де Толли, и для выполнения секретных поручений в зарубежные командировки были направлены следующие офицеры:
- полковник А.И.Чернышев (Париж);
- полковник Ф.В.Тейль фон Сераскерен (Вена);
- полковник Р.Е.Ренни (Берлин);
- поручик М.Ф.Орлов (Берлин);
- майор В.А.Прендель (Дрезден);
- поручик П.Х.Граббе (Мюнхен);
- поручик П.И.Брозин (Кассель, потом Мадрид).
Разведывательные задачи им надлежало выполнять тайно. Например, в инструкции майору Пренделю указывалось:
«… настоящее поручение ваше должно подлежать непроницаемой тайне, посему во всех действиях ваших вы должны быть скромны и осторожны. Главнейшая цель вашего тайного поручения должна состоять, чтобы… приобрести точные статистические и физические познания о состоянии Саксонского королевства и Варшавского герцогства, обращая особое внимание на военное состояние… а также сообщать о достоинствах и свойствах военных генералов» [4].
Особо отличился на этом поприще полковник А.И.Чернышев, офицер Особенной канцелярии квартирмейстерской части Главного штаба. За короткий срок ему удалось создать во Франции сеть информаторов в правительственной и военной сферах и получать от них, часто за большое вознаграждение, интересующие Москву сведения. Так, 23 декабря 1810 г. он писал, что «Наполеон уже принял решение о войне против России, но пока что выигрывает время из-за неудовлетворительного положения его дел в Испании и Португалии» [5].
Вот еще одно донесение Чернышева в Петербург, где он, давая характеристику маршалу Франции Даву, выказывает себя внимательным и умным наблюдателем:
«Даву, герцог Ауэрштадтский, князь Экмюльский. Маршал Империи, главнокомандующий войсками на севере Германии. Человек грубый и жестокий, ненавидимый всеми, кто окружает Императора Наполеона; усердный сторонник поляков, он большой враг России. В настоящее время это тот маршал, который имеет наибольшее влияние на Императора. Ему Наполеон более чем всем другим доверяет и которым он пользуется наиболее охотно, будучи уверен, что, каковы бы ни были его приказы, они будут всегда исполнены точно и буквально.
Не обнаруживая под огнем особо блестящей храбрости, он очень настойчив и упорен и, сверх того, умеет всех заставить повиноваться себе. Этот маршал имеет несчастье быть чрезвычайно близоруким» [6].
Одним из информаторов Чернышева являлся работник военного министерства Франции М.Мишель. Он входил в группу сотрудников, которые раз в две недели составляли лично для Наполеона в единственном экземпляре сводку о численности и дислокации французских вооруженных сил. Копию этой сводки Мишель передавал Чернышеву, а тот отправлял ее в Петербург. К сожалению, деятельность Чернышева в Париже закончилась в 1811 г. В тот момент, когда он находился в Петербурге, французская полиция обнаружила при негласном обыске его парижского дома записку М.Мишеля. В результате Чернышева обвинили в шпионаже, и он не смог вернуться во Францию, а Мишеля приговорили к смертной казни.
Еще одним ценным русским агентом во Франции был, как это не покажется удивительным, князь Шарль-Морис Талейран, бывший министр иностранных дел Наполеона. В сентябре 1808 г. во время Эрфуртского свидания Александра I и Наполеона он сам предложил свои услуги русскому императору. Первоначально Александр недоверчиво относился к словам Талейрана, но после конфиденциальной встречи его подозрения рассеялись. За огромное по тем временам вознаграждение Талейран сообщал о состоянии французской армии, давал советы относительно укрепления российской финансовой системы и т.д. А в декабре 1810 г. он написал Александру I, что Наполеон готовится к нападению на Россию и даже назвал конкретную дату - апрель 1812 г.
Но несмотря на то, что переписка Талейрана с Александром велась с соблюдением всех правил конспирации, к началу 1809 г. у Наполеона появились подозрения в двойной игре Талейрана. В январе Наполеон неожиданно передал командование испанскими армиями маршалам, а сам возвратился в Париж. 28 января 1809 г. произошла знаменитая сцена, многократно приводившаяся в мемуарной литературе. Император в буквальном смысле набросился на Талейрана со словами:
«Вы вор, мерзавец, бесчестный человек! Вы не верите в бога, вы всю вашу жизнь нарушали все ваши обязательства, вы всех обманывали, всех предавали, для вас нет ничего святого, вы бы продали вашего родного отца!… Почему я вас еще не повесил на решетке Карусельской площади? Но есть, есть еще для этого достаточно времени! Вы - грязь в шелковых чулках! Грязь! Грязь!…» [7].
Однако, у Наполеона не было конкретных доказательств предательства Талейрана, гроза прошла стороной, и Талейран до самого начала войны передавал в Россию важную информацию.
Большое внимание уделял Барклай-де-Толли и агентурной разведке, которую вели своими силами командующие полевыми армиями и командиры корпусов. 27 января 1812 г. Александр I подписал три секретных дополнения к «Учреждению для управления Большой действующей армией»: «Образование высшей воинской полиции», «Инструкция директору высшей воинской полиции» и «Инструкция Начальнику Главного штаба по управлению высшей воинской полицией». Эти документы вобрали в себя представления Барклая-де-Толли и его окружения о подходах к организации и ведению военной разведки и контрразведки накануне и во время боевых действий. В них особенное внимание обращается на ведение агентурной разведки. Так, в дополнении об «Образовании высшей воинской полиции» говорилось об постоянном использовании агентуры (п.13 «О лазутчиках»):
«1. Лазутчики на постоянном жалованье. Они… рассылаются в нужных случаях, под разными видами и в различных одеяниях. Они должны быть люди расторопные, хитрые и опытные. Их обязанность есть приносить сведения, за коими они отправляются, и набирать лазутчиков второго рода и разносчиков переписки.
2. Лазутчики второго рода должны быть предпочтительно обывателями нейтральных и неприятельских земель разных состояний, и в числе оных дезертиры. Они приносят сведения по требованию и по большей части местныя. Они получают особенную плату за каждое известие, по мере его важности» [8].
Там же давалась классификация агентов, чья задача заключалась «в собирании сведений о неприятельской армии и занимаемой ею земли:
- 1-е в земле союзной;
- 2-е в земле нейтральной;
- 3-е в земле неприятельской.»
При этом делались следующие разъяснения:
«- Агенты в земле союзной могут быть чиновники гражданские и военные той земли или от армии посланные.
- Агенты в земле нейтральной могут быть нейтральные подданные, имеющие знакомства и связи, и по оным, или за деньги снабжаемые аттестатами, паспортами и маршрутами, для переездов нужными. Они могут быть равным образом бургомистры, инспекторы таможен и проч.
- Агенты в земле неприятельской могут быть лазутчики, в оную отправляемые и постоянно там остающиеся, или монахи, продавцы, публичные девки, лекари и писцы, или мелкие чиновники, в неприятельской службе находящиеся» [9].
А в дополнении к «Инструкции Начальнику Главного штаба по управлению высшей воинской полицией» было и такое положение:
«В случае совершенной невозможности иметь известие о неприятеле в важных и решительных обстоятельствах должно иметь прибежище к принужденному шпионству. Оно состоит в склонении обещанием наград и даже угрозами местных жителей к проходу через места, неприятелем занимаемыя» [10].
Это положение появилось не случайно. Объяснение ему можно найти в письме де Лезера, занимавшегося организацией агентурной разведки на западной границе, Барклаю-де-Толли от 6 декабря 1811 г.:
«Крайняя осмотрительность, - пишет де Лезер, - которая проявляется жителями Герцогства (Варшавского княжества. - Прим. авт.) по отношению к путешественникам, создает для нас большие трудности по заведению агентов и шпионов, способных принести пользу» [11].
Но невзирая на все трудности, агентурная разведка в войсках перед началом войны велась достаточно активно и приносила много информации. Свидетельство тому докладная записка командующего 2-й Западной армией князя Багратиона Барклаю-де-Толли. Вот выдержка из нее:
«А как я намерен в сомнительные места для тайного разведывания делать посылки под иным каким предлогом достойных доверенности и надежных людей, то для свободного проезда за границу не угодно ли будет Вашему Высокопревосходительству прислать ко мне несколько бланков пашпортов за подписанием господина канцлера, дабы… удалить могущее пасть подозрение» [12].
Что касается войсковой разведки, то ведение ее практически не подверглось изменению. В основном она проводилась по старинке - конными разъездами. «Инструкция Начальнику Главного штаба по управлению высшей воинской полицией» предписывала вести войсковую разведку следующим образом:
«Вооруженное шпионство производится следующим образом. Командующий отряжает разные партии козаков… команды сии поручает он самым отважным офицерам и дает каждому расторопного лазутчика, который бы знал местное положение…» [13].
Следует сказать несколько слов и о контрразведывательных операциях, проводимых в России накануне войны 1812 г. В архивных документах есть сведения, что в период с 1810 по 1812 г. на территории Российской империи было задержано и обезврежено 39 военных и гражданских лиц, работавших на иностранные спецслужбы [14].
В результате принятых русским командованием мер к лету 1812 г., несмотря на сложные оперативные условия, разведка смогла достичь неплохих результатов. Так, ей удалось узнать точное время предполагаемого наступления французских войск, их численность, места дислокации основных подразделений, а также установить командиров армейских подразделений и дать им характеристики. Кроме того, она наладила агентурные связи на территориях, контролируемых неприятелем. Но, что следует отметить особо, данные, полученные разведкой, к сожалению, не оказали существенного влияния на выработку плана ведения военных действий. Оборонительный план Фуля, по которому стратегическая инициатива уступалась противнику, не только не соответствовал реальной обстановке, но и полностью игнорировал данные разведки.
Разумеется, это отразилось на первом этапе боевых действий и привело к тому, что для русского командования начало военных действий в оперативно-тактическом плане стало внезапным. Так, в Вильно, где находился Александр I, о переправе Наполеона через Неман узнали только спустя сутки от генерала В.В.Орлова-Денисова, чей полк находился на самой границе. Внезапность французского наступления внесла некоторую дезорганизацию в работу русского командования и сказалась на управлении разведкой. В дневнике Н.Д.Дурново, состоявшего в начале 1812 г. в свите начальника квартирмейстерской части Главного штаба П.М.Волконского, есть следующие записи, датированные 27 и 28 июня:
«27… Главная квартира его величества осталась в Янчинах, Барклая-де-Толли - в Дворчанах, в двух верстах от нашей. Не было никаких известий о движении неприятеля. Одни предполагают, что он направился на Ригу, другие - что на Минск; я придерживаюсь последнего мнения…
28. Весь день прошел за работой. Нет никаких сведений о французах. Наши аванпосты проделали двадцать верст от своих позиций, не встретив ни одного неприятеля. Евреи предполагают, что Минск занят самим Наполеоном» [15].
Но вскоре растерянность прошла, и в командование русской армии начала регулярно поступать информация от разведки. В течение всей войны командование уделяло разведке огромное внимание, понимая всю важность получения своевременных и точных данных о противнике. Свидетельство тому, например, предписание Кутузова генералу Платову от 19 октября 1812 г.:
«При нынешних обстоятельствах мне непременно нужно, чтоб Ваше высокопревосходительство доставляли как можно чаще сведения о неприятеле, ибо, не имея скорых и верных известий, армия сделала один марш совсем не в том направлении, как бы ей надлежало, отчего весьма вредные следствия произойти могут» [16].
Из всех видов разведки наиболее трудным оказался сбор сведений с помощью агентуры, особенно в районе деятельности 3-й Западной армии генерала А.Тормасова. Связано это было с неприязненным отношением местного населения к русским и отсутствием достаточных денежных средств. Вот что пишет по этому поводу в своем «Журнале» генерал В.В.Вяземский, командовавший дивизией в 3-й Западной армии:
«30- го (августа). Мы по сю пору еще не знаем, где неприятельские корпусы расположены и какое их намерение, -мало денег, нет верных шпионов. Обыватели преданы им, жиды боятся виселицы» [17].
Однако на исконных русских землях, особенно после того, как французы заняли Москву, агентурная разведка действовала плодотворно и добывала важные сведения. Вот один из примеров. Купец Жданов не успел выехать из Москвы и был взят в плен французами. В штабе маршала Даву ему предложили проникнуть в расположение главной русской армии и собрать нужные французам сведения, за что ему обещали большое вознаграждение. Жданов «согласился». Получив от французов список с интересующими их вопросами и оказавшись в расположении русских войск, он немедленно потребовал доставить его к генералу Милорадовичу и подробно рассказал ему о полученном от неприятеля задании и его положении в Москве. Кутузов, оценив его патриотический поступок, принял Жданова и наградил его медалью, а генерал Коновницын 2 сентября выдал ему такое свидетельство:
«Московский третьей гильдии купец Петр Жданов, подвизаем будучи ревностью и усердием к своему Отечеству, несмотря ни на какие лестные предложения со стороны французов, наклонявших его к шпионству, оставил дом, жену и детей, явился в главную квартиру и доставил весьма важные сведения о состоянии и положении неприятельской армии. Такой его патриотический поступок заслуживает признательности и уважения всех истинных сынов России» [18].
Не утратила своего значения агентурная разведка и в период перехода русской армии в контрнаступление. Вот что пишет об этом А.Ермолов, бывший во время войны 1812 г. начальником штаба 1-й, а потом и главной армии:
«Фельдмаршалу докладывал я, что из собранных от окрестных поселян показаний, потвержденных из Смоленска выходящими жителями, граф Остерман доносит, что тому более уже суток, как Наполеон выступил с своей гвардией на Красный. Не могло быть более приятного известия фельдмаршалу…» [19].
Наряду с агентурной разведкой использовались и играли большую роль опрос пленных и перехват корреспонденции противника. Данные методы ведения разведки применялись постоянно. Так, в период отступления русской армии перед Смоленским сражением таким образом были добыты важные данные. Генерал Ермолов описывает этот случай так:
«Атаман Платов, подкрепленный авангардом графа Палена, встретил при селении Лешне сильный отряд французской конницы, разбил его и преследовал до Рудни. В плен взято: один израненный полковник, несколько офицеров и 500 нижних чинов. Полковник сообщил, что о приближении нашем они не имели известия и на то особенных распоряжений не сделано, равномерно и в других корпусах никаких движений не происходит. Из взятых бумаг в квартире командовавшего генерала Себастиани видно было распоряжение для передовых постов и наставление генералам, кто из них, для которой части войск и с какими силами должен служить подкреплением для сохранения общей связи» [20].
Еще одним примером получения ценной информации при опросе пленных может служить рапорт Кутузова Александру I от 29 августа, написанный после Бородинского сражения. В нем Кутузов на основании сообщенных пленными сведениях делает выводы о потерях французской армии:
«… Пленные показывают, однако же, что неприятельская потеря чрезвычайно велика. Кроме дивизионного генерала Бонами, который взят в плен, есть и другие убитые, между прочим Давуст ранен…
P.S. Некоторые пленные уверяют, что общее мнение во французской армии, что они потеряли ранеными и убитыми сорок тысяч» [21].
Большую пользу приносил и перехват корреспонденции и документов противника. Так, отряд полковника Кудашева в день Тарутинского боя 5 октября захватил предписание маршала Бертье одному французскому генералу об отправлении всех тяжестей на Можайскую дорогу. Это позволило Кутузову принять правильное решение об отказе от преследования разбитого авангарда неприятеля под командованием Мюрата и сосредоточить основные силы на Калужской дороге, закрыв тем самым путь французам на юг. Еще одной иллюстрацией важности перехвата неприятельской корреспонденции для принятия русским командованием важных решений служит письмо Кутузова командующему 3-й армии адмиралу П.Чичагову от 30 октября:
«Господин адмирал!
Для большей уверенности посылаю еще раз вашему превосходительству достоверные подробности, подчерпнутые из переписки, вплоть до писем самого Наполеона, - копии с которых я вам уже отослал. Из этих выдержек Вы увидите, господин адмирал, как в действительности ничтожны те средства, коими располагает противник в своем тылу в части продовольствия и обмундирования…» [22].
По- прежнему важнейшую роль в ходе боевых действий играла войсковая разведка, проводимая с помощью разъездов и партий казаков. Специально останавливаться на этом виде разведки нет необходимости. Думается, что важность его будет видна из донесения Кутузова Александру I от 23 августа:
«… Касательно неприятеля, примерно уже несколько дней, что он стал чрезвычайно осторожен, и когда трогается вперед, то сие, так сказать, ощупью. Вчерашнего дня посланной от меня полковник князь Кудашев заставил с 200 казаков всю конницу Давустова корпуса и короля неаполитанского несколько часов сидеть на лошадях неподвижно. Вчера неприятель ни шагу вперед движения не сделал. Сегодня казачьи наши форпосты от меня в 30-ти верстах дороги наблюдают весьма рачительно…» [23].
Для ведения разведки и сбора сведений о неприятеле использовались все возможности. Например, во французскую армию посылались парламентеры. Один из них - поручик Михаил Федорович Орлов (впоследствии генерал-майор, будущий декабрист) - вернувшись назад, подробно описал все им виденное. На основании его донесения Кутузов составил следующий рапорт от 19 августа Александру I о численности французской армии:
«Кавалергардского полка поручик Орлов, посланный парламентером до прибытия моего к армиям главнокомандующим 1-ю Западною армиею для узнания о взятом в плен генерал-майоре Тучкове, после 9-ти дневного содержания его у неприятеля донес мне при возвращении вчерашнего числа довольно подробные сведения. При встрече его неприятельским аванпостом по Смоленской дороге у деревни Коровино он застал короля неаполитанского со всею его кавалерией, которую полагает он около 20000. В недалеком от него расстоянии фельдмаршала Давуста корпус, состоящий из 5 дивизий, имянно из дивизии Моран, дивизии Фриан, дивизии Годен, который при сражении у Заболотье ранен и умер, дивизии Дессек и дивизии Компанс, силы которого корпуса полагает он около 50000. Потом за оным в расстоянии 45-ти верст при деревне Заболотье корпус маршала Нея, составленный из 3-х дивизий, из дивизии Ледрю, дивизии Разу и дивизии виртембергских войск, состоящих под командую виртембергского принца наследного. Корпус сей он полагает около 20000.
Говоря о России, надо отметить, что с момента образования Киевской Руси разведка была делом государственным и велась на двух уровнях - внешнеполитическими и военными ведомствами. Для сбора разведывательных сведений использовались русские подданные: послы и сотрудников посольств, направляемых для переговоров, с XVII века - члены постоянных миссий за границей, гонцы, торговые люди, представители духовенства, жители пограничных областей, крупные и мелкие воинские отряды, а также отдельные военнослужащие. Привлекались для ведения разведки и иностранцы, в том числе и проживающие на территории русского государства (купцы, церковнослужители, сотрудники зарубежных представительств, перебежчики и военнопленные).
В ХVI веке в России появляются первые органы центрального управления, организующие и ведущие разведку, благодаря чему осведомленность руководства государства о замыслах и намерениях противника возросла. По мере роста влияния России на международные дела возрастала и роль разведки. В 1654 г. по указу царя Алексея Михайловича основан Приказ тайных дел, где сосредотачивается управление разведкой. Руководителями Приказа - дъяками - были Д.М.Башмаков, Ф.М.Ртищев, Д.Л.Полянский и Ф.Михайлов. Преображенским приказом (1686-1729), осуществлявшим функции тайной полиции, в том числе и разведывательные, руководили отец и сын князья Ромодановские - Федор Юрьевич (1686-1717) и Иван Федорович (1717-1729).
Петр I в воинском уставе 1716 г. впервые подводит законодательную и правовую базу под разведывательную работу.
Усиление военных действий в конце XVIII - начале ХIХ веков ставит перед разведкой новые задачи, а к ее ведению привлекаются все новые силы и средства. Это потребовало создания специального центрального органа разведки, особенно военной, который соединил бы в себе как добывающие, так и обрабатывающие функции агентурной стратегической и войсковой разведок. Решающим же толчком к организации постоянно действующего центрального органа российской военной разведки послужили кровопролитные войны, которые Россия с 1805 г. вела с наполеоновской Францией. На этом периоде истории российской военной разведки мы остановимся более подробно.
Поражение русских войск в компаниях 1805 и 1806-1807 гг. закончилось заключением 25 июня 1807 г. Тильзитского мира с Францией. Но подписание мирного договора, во многом ущемляющего русские интересы, вовсе не означало для России, что войны с французским императором больше не будет никогда. Это прекрасно понимал император Александр I и все русские государственные деятели. В связи с этим своевременное получение информации о политических и военных планах Наполеона приобрело первостепенное значение. Поэтому, когда генерал М.Барклай-де-Толли в 1810 г. стал военным министром и приступил к укреплению армии, он начал огромное внимание уделять организации военной стратегической разведки.
Большую роль в создании военной разведки в России сыграл генерал-адъютант князь П.М.Волконский, будущий начальник квартирмейстерской части Главного штаба русской армии. В 1807-1810 гг. он находился в заграничной командировке, по возвращении из которой представил отчет «О внутреннем устройстве французской армии генерального штаба». Находясь под влиянием этого отчета, Барклай-де-Толли поставил перед Александром I вопрос об организации постоянного органа стратегической военной разведки.
И первым таким органом стала Экспедиция секретных дел при военном министерстве, созданная по инициативе Барклая-де-Толли в январе 1810 г. В январе 1812 г. ее переименовали в Особенную канцелярию при военном министре. По его мнению, Экспедиция секретных дел должна была решать следующие задачи: ведение стратегической разведки (сбор стратегически важных секретных сведений за рубежом), оперативно-тактической разведки (сбор данных о войсках противника на границах России) и контрразведки (выявление и нейтрализация агентуры противника) [1]. Первыми руководителями военной разведки России поочередно становились три близких к военному министру человека: с 29 сентября 1810 г. - флигель-адъютант полковник А.В.Воейков, с 19 марта 1812 г. - полковник А.А.Закревский, с 10 января 1813 г. - полковник П.А.Чуйкевич [2].
В том же январе 1810 г. Барклай-де-Толли разговаривает с Александром I о необходимости организации стратегической военной разведки за границей и попросил разрешение направить в русские посольства специальных военных агентов, с тем чтобы собирать сведения «о числе войск, об устройстве, вооружении и духе их, о состоянии крепостей и запасов, способностях и достоинствах лучших генералов, а также о благосостоянии, характере и духе народа, о местоположении и произведениях земли, о внутренних источниках держав или средствах к продолжению войны и о разных выводах, предоставляемых к оборонительным и наступательным действиям» [3]. Эти военные агенты должны были находиться при дипломатических миссиях под видом адъютантов при послах-генералах или гражданских чиновников и служащих министерства иностранных дел.
Александр I согласился с предложениями Барклая де Толли, и для выполнения секретных поручений в зарубежные командировки были направлены следующие офицеры:
- полковник А.И.Чернышев (Париж);
- полковник Ф.В.Тейль фон Сераскерен (Вена);
- полковник Р.Е.Ренни (Берлин);
- поручик М.Ф.Орлов (Берлин);
- майор В.А.Прендель (Дрезден);
- поручик П.Х.Граббе (Мюнхен);
- поручик П.И.Брозин (Кассель, потом Мадрид).
Разведывательные задачи им надлежало выполнять тайно. Например, в инструкции майору Пренделю указывалось:
«… настоящее поручение ваше должно подлежать непроницаемой тайне, посему во всех действиях ваших вы должны быть скромны и осторожны. Главнейшая цель вашего тайного поручения должна состоять, чтобы… приобрести точные статистические и физические познания о состоянии Саксонского королевства и Варшавского герцогства, обращая особое внимание на военное состояние… а также сообщать о достоинствах и свойствах военных генералов» [4].
Особо отличился на этом поприще полковник А.И.Чернышев, офицер Особенной канцелярии квартирмейстерской части Главного штаба. За короткий срок ему удалось создать во Франции сеть информаторов в правительственной и военной сферах и получать от них, часто за большое вознаграждение, интересующие Москву сведения. Так, 23 декабря 1810 г. он писал, что «Наполеон уже принял решение о войне против России, но пока что выигрывает время из-за неудовлетворительного положения его дел в Испании и Португалии» [5].
Вот еще одно донесение Чернышева в Петербург, где он, давая характеристику маршалу Франции Даву, выказывает себя внимательным и умным наблюдателем:
«Даву, герцог Ауэрштадтский, князь Экмюльский. Маршал Империи, главнокомандующий войсками на севере Германии. Человек грубый и жестокий, ненавидимый всеми, кто окружает Императора Наполеона; усердный сторонник поляков, он большой враг России. В настоящее время это тот маршал, который имеет наибольшее влияние на Императора. Ему Наполеон более чем всем другим доверяет и которым он пользуется наиболее охотно, будучи уверен, что, каковы бы ни были его приказы, они будут всегда исполнены точно и буквально.
Не обнаруживая под огнем особо блестящей храбрости, он очень настойчив и упорен и, сверх того, умеет всех заставить повиноваться себе. Этот маршал имеет несчастье быть чрезвычайно близоруким» [6].
Одним из информаторов Чернышева являлся работник военного министерства Франции М.Мишель. Он входил в группу сотрудников, которые раз в две недели составляли лично для Наполеона в единственном экземпляре сводку о численности и дислокации французских вооруженных сил. Копию этой сводки Мишель передавал Чернышеву, а тот отправлял ее в Петербург. К сожалению, деятельность Чернышева в Париже закончилась в 1811 г. В тот момент, когда он находился в Петербурге, французская полиция обнаружила при негласном обыске его парижского дома записку М.Мишеля. В результате Чернышева обвинили в шпионаже, и он не смог вернуться во Францию, а Мишеля приговорили к смертной казни.
Еще одним ценным русским агентом во Франции был, как это не покажется удивительным, князь Шарль-Морис Талейран, бывший министр иностранных дел Наполеона. В сентябре 1808 г. во время Эрфуртского свидания Александра I и Наполеона он сам предложил свои услуги русскому императору. Первоначально Александр недоверчиво относился к словам Талейрана, но после конфиденциальной встречи его подозрения рассеялись. За огромное по тем временам вознаграждение Талейран сообщал о состоянии французской армии, давал советы относительно укрепления российской финансовой системы и т.д. А в декабре 1810 г. он написал Александру I, что Наполеон готовится к нападению на Россию и даже назвал конкретную дату - апрель 1812 г.
Но несмотря на то, что переписка Талейрана с Александром велась с соблюдением всех правил конспирации, к началу 1809 г. у Наполеона появились подозрения в двойной игре Талейрана. В январе Наполеон неожиданно передал командование испанскими армиями маршалам, а сам возвратился в Париж. 28 января 1809 г. произошла знаменитая сцена, многократно приводившаяся в мемуарной литературе. Император в буквальном смысле набросился на Талейрана со словами:
«Вы вор, мерзавец, бесчестный человек! Вы не верите в бога, вы всю вашу жизнь нарушали все ваши обязательства, вы всех обманывали, всех предавали, для вас нет ничего святого, вы бы продали вашего родного отца!… Почему я вас еще не повесил на решетке Карусельской площади? Но есть, есть еще для этого достаточно времени! Вы - грязь в шелковых чулках! Грязь! Грязь!…» [7].
Однако, у Наполеона не было конкретных доказательств предательства Талейрана, гроза прошла стороной, и Талейран до самого начала войны передавал в Россию важную информацию.
Большое внимание уделял Барклай-де-Толли и агентурной разведке, которую вели своими силами командующие полевыми армиями и командиры корпусов. 27 января 1812 г. Александр I подписал три секретных дополнения к «Учреждению для управления Большой действующей армией»: «Образование высшей воинской полиции», «Инструкция директору высшей воинской полиции» и «Инструкция Начальнику Главного штаба по управлению высшей воинской полицией». Эти документы вобрали в себя представления Барклая-де-Толли и его окружения о подходах к организации и ведению военной разведки и контрразведки накануне и во время боевых действий. В них особенное внимание обращается на ведение агентурной разведки. Так, в дополнении об «Образовании высшей воинской полиции» говорилось об постоянном использовании агентуры (п.13 «О лазутчиках»):
«1. Лазутчики на постоянном жалованье. Они… рассылаются в нужных случаях, под разными видами и в различных одеяниях. Они должны быть люди расторопные, хитрые и опытные. Их обязанность есть приносить сведения, за коими они отправляются, и набирать лазутчиков второго рода и разносчиков переписки.
2. Лазутчики второго рода должны быть предпочтительно обывателями нейтральных и неприятельских земель разных состояний, и в числе оных дезертиры. Они приносят сведения по требованию и по большей части местныя. Они получают особенную плату за каждое известие, по мере его важности» [8].
Там же давалась классификация агентов, чья задача заключалась «в собирании сведений о неприятельской армии и занимаемой ею земли:
- 1-е в земле союзной;
- 2-е в земле нейтральной;
- 3-е в земле неприятельской.»
При этом делались следующие разъяснения:
«- Агенты в земле союзной могут быть чиновники гражданские и военные той земли или от армии посланные.
- Агенты в земле нейтральной могут быть нейтральные подданные, имеющие знакомства и связи, и по оным, или за деньги снабжаемые аттестатами, паспортами и маршрутами, для переездов нужными. Они могут быть равным образом бургомистры, инспекторы таможен и проч.
- Агенты в земле неприятельской могут быть лазутчики, в оную отправляемые и постоянно там остающиеся, или монахи, продавцы, публичные девки, лекари и писцы, или мелкие чиновники, в неприятельской службе находящиеся» [9].
А в дополнении к «Инструкции Начальнику Главного штаба по управлению высшей воинской полицией» было и такое положение:
«В случае совершенной невозможности иметь известие о неприятеле в важных и решительных обстоятельствах должно иметь прибежище к принужденному шпионству. Оно состоит в склонении обещанием наград и даже угрозами местных жителей к проходу через места, неприятелем занимаемыя» [10].
Это положение появилось не случайно. Объяснение ему можно найти в письме де Лезера, занимавшегося организацией агентурной разведки на западной границе, Барклаю-де-Толли от 6 декабря 1811 г.:
«Крайняя осмотрительность, - пишет де Лезер, - которая проявляется жителями Герцогства (Варшавского княжества. - Прим. авт.) по отношению к путешественникам, создает для нас большие трудности по заведению агентов и шпионов, способных принести пользу» [11].
Но невзирая на все трудности, агентурная разведка в войсках перед началом войны велась достаточно активно и приносила много информации. Свидетельство тому докладная записка командующего 2-й Западной армией князя Багратиона Барклаю-де-Толли. Вот выдержка из нее:
«А как я намерен в сомнительные места для тайного разведывания делать посылки под иным каким предлогом достойных доверенности и надежных людей, то для свободного проезда за границу не угодно ли будет Вашему Высокопревосходительству прислать ко мне несколько бланков пашпортов за подписанием господина канцлера, дабы… удалить могущее пасть подозрение» [12].
Что касается войсковой разведки, то ведение ее практически не подверглось изменению. В основном она проводилась по старинке - конными разъездами. «Инструкция Начальнику Главного штаба по управлению высшей воинской полицией» предписывала вести войсковую разведку следующим образом:
«Вооруженное шпионство производится следующим образом. Командующий отряжает разные партии козаков… команды сии поручает он самым отважным офицерам и дает каждому расторопного лазутчика, который бы знал местное положение…» [13].
Следует сказать несколько слов и о контрразведывательных операциях, проводимых в России накануне войны 1812 г. В архивных документах есть сведения, что в период с 1810 по 1812 г. на территории Российской империи было задержано и обезврежено 39 военных и гражданских лиц, работавших на иностранные спецслужбы [14].
В результате принятых русским командованием мер к лету 1812 г., несмотря на сложные оперативные условия, разведка смогла достичь неплохих результатов. Так, ей удалось узнать точное время предполагаемого наступления французских войск, их численность, места дислокации основных подразделений, а также установить командиров армейских подразделений и дать им характеристики. Кроме того, она наладила агентурные связи на территориях, контролируемых неприятелем. Но, что следует отметить особо, данные, полученные разведкой, к сожалению, не оказали существенного влияния на выработку плана ведения военных действий. Оборонительный план Фуля, по которому стратегическая инициатива уступалась противнику, не только не соответствовал реальной обстановке, но и полностью игнорировал данные разведки.
Разумеется, это отразилось на первом этапе боевых действий и привело к тому, что для русского командования начало военных действий в оперативно-тактическом плане стало внезапным. Так, в Вильно, где находился Александр I, о переправе Наполеона через Неман узнали только спустя сутки от генерала В.В.Орлова-Денисова, чей полк находился на самой границе. Внезапность французского наступления внесла некоторую дезорганизацию в работу русского командования и сказалась на управлении разведкой. В дневнике Н.Д.Дурново, состоявшего в начале 1812 г. в свите начальника квартирмейстерской части Главного штаба П.М.Волконского, есть следующие записи, датированные 27 и 28 июня:
«27… Главная квартира его величества осталась в Янчинах, Барклая-де-Толли - в Дворчанах, в двух верстах от нашей. Не было никаких известий о движении неприятеля. Одни предполагают, что он направился на Ригу, другие - что на Минск; я придерживаюсь последнего мнения…
28. Весь день прошел за работой. Нет никаких сведений о французах. Наши аванпосты проделали двадцать верст от своих позиций, не встретив ни одного неприятеля. Евреи предполагают, что Минск занят самим Наполеоном» [15].
Но вскоре растерянность прошла, и в командование русской армии начала регулярно поступать информация от разведки. В течение всей войны командование уделяло разведке огромное внимание, понимая всю важность получения своевременных и точных данных о противнике. Свидетельство тому, например, предписание Кутузова генералу Платову от 19 октября 1812 г.:
«При нынешних обстоятельствах мне непременно нужно, чтоб Ваше высокопревосходительство доставляли как можно чаще сведения о неприятеле, ибо, не имея скорых и верных известий, армия сделала один марш совсем не в том направлении, как бы ей надлежало, отчего весьма вредные следствия произойти могут» [16].
Из всех видов разведки наиболее трудным оказался сбор сведений с помощью агентуры, особенно в районе деятельности 3-й Западной армии генерала А.Тормасова. Связано это было с неприязненным отношением местного населения к русским и отсутствием достаточных денежных средств. Вот что пишет по этому поводу в своем «Журнале» генерал В.В.Вяземский, командовавший дивизией в 3-й Западной армии:
«30- го (августа). Мы по сю пору еще не знаем, где неприятельские корпусы расположены и какое их намерение, -мало денег, нет верных шпионов. Обыватели преданы им, жиды боятся виселицы» [17].
Однако на исконных русских землях, особенно после того, как французы заняли Москву, агентурная разведка действовала плодотворно и добывала важные сведения. Вот один из примеров. Купец Жданов не успел выехать из Москвы и был взят в плен французами. В штабе маршала Даву ему предложили проникнуть в расположение главной русской армии и собрать нужные французам сведения, за что ему обещали большое вознаграждение. Жданов «согласился». Получив от французов список с интересующими их вопросами и оказавшись в расположении русских войск, он немедленно потребовал доставить его к генералу Милорадовичу и подробно рассказал ему о полученном от неприятеля задании и его положении в Москве. Кутузов, оценив его патриотический поступок, принял Жданова и наградил его медалью, а генерал Коновницын 2 сентября выдал ему такое свидетельство:
«Московский третьей гильдии купец Петр Жданов, подвизаем будучи ревностью и усердием к своему Отечеству, несмотря ни на какие лестные предложения со стороны французов, наклонявших его к шпионству, оставил дом, жену и детей, явился в главную квартиру и доставил весьма важные сведения о состоянии и положении неприятельской армии. Такой его патриотический поступок заслуживает признательности и уважения всех истинных сынов России» [18].
Не утратила своего значения агентурная разведка и в период перехода русской армии в контрнаступление. Вот что пишет об этом А.Ермолов, бывший во время войны 1812 г. начальником штаба 1-й, а потом и главной армии:
«Фельдмаршалу докладывал я, что из собранных от окрестных поселян показаний, потвержденных из Смоленска выходящими жителями, граф Остерман доносит, что тому более уже суток, как Наполеон выступил с своей гвардией на Красный. Не могло быть более приятного известия фельдмаршалу…» [19].
Наряду с агентурной разведкой использовались и играли большую роль опрос пленных и перехват корреспонденции противника. Данные методы ведения разведки применялись постоянно. Так, в период отступления русской армии перед Смоленским сражением таким образом были добыты важные данные. Генерал Ермолов описывает этот случай так:
«Атаман Платов, подкрепленный авангардом графа Палена, встретил при селении Лешне сильный отряд французской конницы, разбил его и преследовал до Рудни. В плен взято: один израненный полковник, несколько офицеров и 500 нижних чинов. Полковник сообщил, что о приближении нашем они не имели известия и на то особенных распоряжений не сделано, равномерно и в других корпусах никаких движений не происходит. Из взятых бумаг в квартире командовавшего генерала Себастиани видно было распоряжение для передовых постов и наставление генералам, кто из них, для которой части войск и с какими силами должен служить подкреплением для сохранения общей связи» [20].
Еще одним примером получения ценной информации при опросе пленных может служить рапорт Кутузова Александру I от 29 августа, написанный после Бородинского сражения. В нем Кутузов на основании сообщенных пленными сведениях делает выводы о потерях французской армии:
«… Пленные показывают, однако же, что неприятельская потеря чрезвычайно велика. Кроме дивизионного генерала Бонами, который взят в плен, есть и другие убитые, между прочим Давуст ранен…
P.S. Некоторые пленные уверяют, что общее мнение во французской армии, что они потеряли ранеными и убитыми сорок тысяч» [21].
Большую пользу приносил и перехват корреспонденции и документов противника. Так, отряд полковника Кудашева в день Тарутинского боя 5 октября захватил предписание маршала Бертье одному французскому генералу об отправлении всех тяжестей на Можайскую дорогу. Это позволило Кутузову принять правильное решение об отказе от преследования разбитого авангарда неприятеля под командованием Мюрата и сосредоточить основные силы на Калужской дороге, закрыв тем самым путь французам на юг. Еще одной иллюстрацией важности перехвата неприятельской корреспонденции для принятия русским командованием важных решений служит письмо Кутузова командующему 3-й армии адмиралу П.Чичагову от 30 октября:
«Господин адмирал!
Для большей уверенности посылаю еще раз вашему превосходительству достоверные подробности, подчерпнутые из переписки, вплоть до писем самого Наполеона, - копии с которых я вам уже отослал. Из этих выдержек Вы увидите, господин адмирал, как в действительности ничтожны те средства, коими располагает противник в своем тылу в части продовольствия и обмундирования…» [22].
По- прежнему важнейшую роль в ходе боевых действий играла войсковая разведка, проводимая с помощью разъездов и партий казаков. Специально останавливаться на этом виде разведки нет необходимости. Думается, что важность его будет видна из донесения Кутузова Александру I от 23 августа:
«… Касательно неприятеля, примерно уже несколько дней, что он стал чрезвычайно осторожен, и когда трогается вперед, то сие, так сказать, ощупью. Вчерашнего дня посланной от меня полковник князь Кудашев заставил с 200 казаков всю конницу Давустова корпуса и короля неаполитанского несколько часов сидеть на лошадях неподвижно. Вчера неприятель ни шагу вперед движения не сделал. Сегодня казачьи наши форпосты от меня в 30-ти верстах дороги наблюдают весьма рачительно…» [23].
Для ведения разведки и сбора сведений о неприятеле использовались все возможности. Например, во французскую армию посылались парламентеры. Один из них - поручик Михаил Федорович Орлов (впоследствии генерал-майор, будущий декабрист) - вернувшись назад, подробно описал все им виденное. На основании его донесения Кутузов составил следующий рапорт от 19 августа Александру I о численности французской армии:
«Кавалергардского полка поручик Орлов, посланный парламентером до прибытия моего к армиям главнокомандующим 1-ю Западною армиею для узнания о взятом в плен генерал-майоре Тучкове, после 9-ти дневного содержания его у неприятеля донес мне при возвращении вчерашнего числа довольно подробные сведения. При встрече его неприятельским аванпостом по Смоленской дороге у деревни Коровино он застал короля неаполитанского со всею его кавалерией, которую полагает он около 20000. В недалеком от него расстоянии фельдмаршала Давуста корпус, состоящий из 5 дивизий, имянно из дивизии Моран, дивизии Фриан, дивизии Годен, который при сражении у Заболотье ранен и умер, дивизии Дессек и дивизии Компанс, силы которого корпуса полагает он около 50000. Потом за оным в расстоянии 45-ти верст при деревне Заболотье корпус маршала Нея, составленный из 3-х дивизий, из дивизии Ледрю, дивизии Разу и дивизии виртембергских войск, состоящих под командую виртембергского принца наследного. Корпус сей он полагает около 20000.