Страница:
… Рассказал Вам это потому, что, возможно, я остался единственным живым свидетелем тех сверхсекретных переговоров, а подробности этих переговоров Вам могут в Вашей работе как-то пригодиться»
[370].
Кроме письма Титаренко Ивашутину авторы этой версии приводят две телеграммы, причем первая из них, направленная начальником штаба Квантунской армии генералом Хатой, сохранилась и в японских архивах:
«Радиограмма №1074
27 августа 1945 г.
Заместителю начальника Генштаба
от начальника штаба Квантунской армии
Неразорвавшуюся атомную бомбу, доставленную из Нагасаки в Токио, прошу срочно передать на сохранение в советское посольство. Жду ответа».
Вторая телеграмма была послана заместителю наркома иностранных дел С.Лозовскому из советского посольства в Токио:
«Товарищу Лозовскому
Следуя достигнутой с японской стороной договоренности, направляем неразорвавшуюся атомную бомбу и материалы к ней в распоряжение советского правительства» [371].
По прочтении этих документов может создаться впечатление, что таинственную неразорвавшуюся атомная бомбу Япония действительно передала Советскому Союзу. Однако И.Морозов, проведя дальнейшее расследование, был вынужден признать, что так называемой третьей бомбой оказался американский радиозонд. А тайная миссия члена императорской семьи Мия Такэда и майора Сигэхару Асаэда (это он разговаривал с Титаренко), заключалась в том, чтобы заставить командующего Квантунской армией генерала Ямада применить против советских войск бактериологическое оружие [372].
Впрочем, эта история показывает, какие проблемы стояли перед военными разведчиками, когда они работали по добыванию материалов по атомной бомбе.
29 августа 1949 г. была взорвана первая советская атомная бомба. А через месяц, 25 сентября, обнародовано следующее сообщение ТАСС:
«23 сентября президент США Трумэн объявил, что, по данным правительства США, в одну из последних недель в СССР произошел атомный взрыв. Одновременно аналогичное заявление было сделано английским и канадским правительствами.
Вслед за опубликованием этих заявлений в американской, английской и канадской печати, а также в печати других стран появились многочисленные высказывания, сеющие тревогу в широких общественных кругах.
В связи с этим ТАСС уполномочен сообщить следующее:
В Советском Союзе, как известно, ведутся строительные работы больших масштабов - строительство гидростанций, шахт, каналов, дорог, которое вызывает необходимость больших взрывных работ с применением новейших технических средств. Поскольку эти взрывные работы происходили и происходят очень часто в разных районах страны, то возможно, что эти работы могли привлечь к себе внимание за пределами Советского Союза.
Что же касается производства атомной энергии, то ТАСС считает необходимым напомнить о том, что еще 6 ноября 1946 г. министр иностранных дел СССР В.М.Молотов сделал заявление относительно секрета атомной бомбы, сказав, что «этого секрета давно уже не существует». Это заявление означало, что Советский Союз уже открыл секрет атомного оружия и он имеет в своем распоряжении это оружие. Научные круги Соединенных Штатов Америки приняли это заявление В.М.Молотова как блеф, считая, что русские могут овладеть атомным оружием не ранее 1952 г. Однако они ошиблись, так как Советский Союз овладел секретом атомного оружия еще в 1947 г.
Что касается тревоги, распространяемой по этому поводу некоторыми иностранными кругами, то для тревоги нет никаких оснований…».
Конечно, далеко не все в этом сообщении ТАСС соответствовало действительности. Но после него стало ясно, что Советский Союз действительно обладает ядерным оружием, и тем самым было полностью опровергнуто утверждение аналитиков из ЦРУ, считавших, что «существует чрезвычайно слабая вероятность того, что русские создадут свою первую атомную бомбу к середине 1950 г., но наиболее вероятная дата, по нашему мнению, - середина 1953 г.»
Безусловно также, что роль разведки в создании советской атомной бомбы была велика. Но до сих пор главную заслугу в получении секретной информации об атомных проектах на Западе приписывали внешней разведки органов госбезопасности. Думается, что по прочтении этой главы станет ясно, что вклад военной разведки в дело создания советской атомной бомбы ничуть не меньше, если не больше.
Приложения
[373]
М.И.Сироткин
План организации резидентуры в Токио (1933 г.), определяющий цели создания и общие задачи резидентуры, излагающий предварительную схему ее организации и перечень намечаемых оргмероприятий, не был зафиксирован каким-либо специальным документом.
Лишь сопоставление отдельных архивных документов - заметок, оргписем, резолюций и т.п. - дает возможность воссоздать в общих чертах картину предварительного планирования и последующего развития схемы организации резидентуры и проследить практическую реализацию намеченных мероприятий.
Было ли со стороны Центра ошибкой решение послать резидентом в Токио все же именно «Рамзая» - после того, как он всего лишь год назад был отозван из соседней с Японией страны под угрозой расшифровки?
Ответ на этот вопрос и уяснение мотивировки решения Центра имеет существенное значение.
На протяжении последних 5 лет существования резидентуры в аппарате Центра неоднократно составлялись «справки-доклады» на резидентуру «Рамзая». В каждой из этих справок, в качестве исходной основы для сомнений в полноценности резидентуры, неизменно фигурирует перечень шанхайских «грехов» «Рамзая», и если не высказывается прямо, то явно сквозит осуждение руководства Центра, «легкомысленно» направившего «Рамзая» в 1933 году в Токио после его ошибок и промахов в Шанхае.
Какие же соображения могли обосновать решение Центра в выборе кандидатуры «Рамзая»?
В пользу «Рамзая» говорило:
ряд его личных качеств, отвечающих требованиям и условиям предстоящей работы: энергичность, решительность, «пронырливость», уменье приобретать широкие связи; известная склонность к авантюризму - в положительном смысле этого слова, т. е. «любовь к приключениям»; хорошая профессиональная подготовка как журналиста; свободное владение немецким и английским языками; наличие 5-летнего опыта зарубежной работы по линии Коминтерна; 3-летний опыт нелегальной разведывательной работы в Шанхае.
Его личные политические доклады и обзоры показывали, что он довольно успешно изучает и осваивает проблемы Дальнего Востока, умеет правильно анализировать военно-политическую обстановку и давать обоснованные, грамотные выводы.
Личные недостатки, ошибки и промахи в методах и направлении агентурной деятельности «Рамзая» не являлись решающим препятствием к дальнейшему использованию его в Японии: они требовали лишь твердого и четкого инструктирования и руководства, систематического наблюдения и контроля со стороны Центра в процессе будущей деятельности «Рамзая».
Сомнительными моментами, требовавшими особого внимания и создававшими определенный риск для дальнейшей работы «Рамзая» в Токио, являлись:
1) угроза со стороны Берлина: возможность того, что берлинские полицейские органы заинтересуются личностью Зорге после того, как в газетах начнут появляться корреспонденции из Японии и статьи за его подписью. Полицейская картотека может дать справки о прежней деятельности «Рамзая» в Европе по линии Коминтерна;
2) возможность того, что «Рамзай», в результате своих шанхайских ошибок, взят на учет японской контрразведкой и сразу же будет находиться под наблюдением;
3) угроза из Шанхая - по линии связи между немецкими колониями: возможность передачи информации о «неблаговидной» советско-коммунистической деятельности «Рамзая» в Шанхае.
Нет сомнения, что руководство Центра, планируя организацию токийской резидентуры и намечая кандидатуру «Рамзая», учитывало все эти сомнительные моменты и взвешивало тот риск, который они могут создать для успеха предприятия.
Соответствующий стиль и политическая окраска помещаемых в газетах статей должны были помочь этой цели и нейтрализовать внимание берлинской полиции.
Позиция немецкого журналиста-фашиста, работа под германской крышей вместе с тем в какой-то мере путали карты японской контрразведки, если даже она взяла «Рамзая» на учет в Шанхае.
Наблюдение за любым иностранцем в Японии было делом совершенно неизбежным. Легализационной задачей «Рамзая» было лишь всем своим поведением демонстрировать приверженность идеалам фашистской Германии, родственным по духу идеалам определенных агрессивных кругов Японии.
Опасения справок берлинской полиции и японской контрразведки следовало оценивать все же с точки зрения лишь известной вероятности.
Наиболее реальную и почти неизбежную угрозу представляла возможность поступления информации о шанхайской деятельности «Рамзая» по линии связей между шанхайской и токийской колониями немцев. Эта опасность были наиболее реальной, если учесть близкое соседство и регулярные связи между Токио и Шанхаем.
К сожалению, в освещении плана организации резидентуры для нас остается весьма существенный пробел, который играет важную роль - как в оценке решения Центра и оргплана в целом, так и в последующей оценке деятельности «Рамзая» и анализе его взаимоотношений с германским посольством.
Этот пробел заключается в следующем:
нигде, ни в одном документе не зафиксировано, какие установки и указания получил «Рамзай» при инструктировании и обсуждении плана работы - по вопросу о парировании «Шанхайской угрозы», какая была разработана легенда для объяснения прежней деятельности «Рамзая» в Шанхае - на случай, если токийские немцы получат какие-то сообщения из Шанхая. Трудно допустить, чтобы этот вопрос, определявший основной риск использования «Рамзая» в Японии, остался вне поля зрения «Рамзая» и руководства Центра. Если даже допустить, что в силу какой-то небрежности этот вопрос не обсуждался, то трудно поверить, чтобы сам «Рамзай», многократно напоминавший Центру об «угрозе из Шанхая», не продумал заранее для себя легенды и тактики поведения на случай, если из Шанхая в Токио «долетят кое-какие брызги грязи».
«Рамзай» уже имел позади 7-летний опыт зарубежной нелегальной работы, обладал достаточной предприимчивостью, находчивостью и изворотливостью.
Маловероятно, чтобы он, напоминая несколько раз Центру о «тяжелой опасности, грозящей ему из Шанхая», лично сам оставался в роли безучастной жертвы, пассивно ожидающей неизбежного удара.
Возможно, что он окончательно конкретизировал план своего поведения и легенду лишь после приобретения связей в посольстве, учтя реальную обстановку и характер своих взаимоотношений с сотрудниками посольства.
Основными лицами, которым предстояло составить основное ядро резидентуры, являлись:
1) «Жиголо» (Бранко Вукслич) «…» намеченный на первое время в качестве связующего центра для прибывающих сотрудников резидентуры.
По национальности серб, натурализовавшийся во Франции. Родился в 1904 году в Сербии. Окончил университет в Загребе, по специальности искусствоведение. В 1924 году в Загребе подвергался аресту как член группы студентов-марксистов. В 1925 году принимал участие в движении за независимость Хорватии. 1926 году уехал во Францию и поступил на юридический факультет Парижского университета. 1932 году вступил во французскую компартию. В марте 1932 года привлечен вербовщиком «Ольгой» к работе на идейно-политической основе.
В феврале 1933 года, выполняя указания Центра, получил корреспондентские поручения от французского иллюстрированного журнала «Обозрение» («La Vue») и югославской газеты «Политика» и прибыл в Японию с женой («Эдит») и сыном.
«Рамзай», установив в конце 1933 года связь с «Жиголо», в письме Центру от 07.01.34 г. дал «Жиголо» следующую начальную характеристику:
«Жиголо», к сожалению, очень большая загвоздка. Он очень мягкий, слабосильный, интеллигентный, без какого-либо твердого стержня. Его единственное значение состоит в том, что мы его квартиру, которую мы ему достали, начинаем использовать как мастерскую.
Так что он в будущем может быть для нас полезен лишь как хозяин резервной мастерской».
2) «Отто» (Одзаки Ходзуми) - японец, видный журналист-литератор, крупный специалист по вопросам Китая. По политическим убеждениям сочувствующий идеям марксизма.
С 1930 по 1932 г. использовался «Рамзаем» в Шанхае в качестве информатора. В 1932 году возвратился из Шанхая в Японию и в 1933 году проживал и работал в г. Осака - в иностранном отделе редакции газеты «Осака Асахи» и в институте социальных проблем «Охара».
3) «Джо» (Мияги Йотоку) - японец, по профессии художник. Родился в Японии в 1903 году. В 1919 году уехал в США (в Калифорнию). В 1925 году окончил художественную школу в Сан-Диего.
В 1926- 1933 гг. в компании с другими японцами содержал ресторан в Лос-Анджелесе. В 1926 г. совместно со своими друзьями-японцами организовал группу по обсуждению социальных проблем (общество «Пробуждение» -«Реймейкай»). В 1929 году вступил в организацию коммунистического фронта- Общество пролетарского искусства. В 1931 году вступил в Компартию Америки.
Предполагалось, что «Рамзай», выехав из Москвы 15 мая 1933 года, в течение 1,5 месяцев осуществит в Европе все предварительные мероприятия, необходимые для обеспечения его легализации в Японии в качестве немца журналиста, корреспондента европейских газет.
Раздел IV. ОРГАНИЗАЦИОННАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ РЕЗИДЕНТУ РЫ
«…»
«…»
«Фриц» (Макс Клаузен)
«…»
«Анна», находившаяся с 1933 года также в Республике немцев Поволжья, в 1935 году была вместе с «Фрицем» вызвана в Москву. После отъезда «Фрица» «Анна» оставалась в Москве, ожидая известия о благополучном прибытии «Фрица» на место.
После получения этого извещения, 2 марта 1936 года «Анна» была отправлена в Шанхай, откуда в дальнейшем «Фриц» должен был перевезти ее к себе в Японию.
Поскольку «Анна» до брака с «Фрицем» носила фамилию первого мужа-финна Валениус, при оформлении брака она была зарегистрирована как финка и в дальнейшем превратилась в немецкую гражданку - финку по происхождению.
По прибытии в Токио «Анна» была введена «Фрицем» в местную немецкую колонию, завела знакомстве с немецкими женщинами и стала принимать участие в жизни немецкой колонии, как к тому ее обязывало положение жены добропорядочного немецкого коммерсанта.
Свою легализацию в Токио и положение в немецкой колонии «Анна» характеризует так:
«Не чуждаясь немецкого общества внешне, мы стали его членами. Я завела знакомства с немецкими женщинами. Они часто устраивали различные благотворительные мероприятия в пользу немецких солдат. Я вынуждена была принимать в этом участие, и это дало очень много для упрочения нашей легализации. Меня принимали за постоянную немку. Как-то председательница немецкого женского общества фрау Эгер спросила меня, почему я не имею детей, и посоветовала обзавестись ими, так как «нашей стране» нужны дети, они будут иметь счастливое будущее. Это подтвердило лишний раз, что они считали меня своей. У японцев я была зарегистрирована как немецкая гражданка-финка. Также была ориентирована и домашняя прислуга».
Легализацию «Анны» в качестве жены немецкого коммерсанта, немецкой гражданки, финки по происхождению, следует признать успешной и надежной.
Оформление брака «Фрица» и «Анны» сыграло положительную роль и в укреплении положения самого «Фрица», так как он затребовал из Германии и представил в консульство документы, свидетельствующие о «чисто-арийском происхождении его самого и всех его предков».
Работник аппарата Центра, уже не первый год непосредственно ведающий резидентурой «Рамзай», пишет на телеграмме, поступившей от резидента:
«Тов. В. Ведь Фриц имел торговлю от американской фирмы. Зачем ему амы, торгуя с немцами? По-моему, денег давать не нужно. 29.12.40. П.»
Эта резолюция убедительно показывает, что ответственные сотрудники Центра совершенно безответственно относились к серьезнейшему делу денежного снабжения резидентуры. Легализационные связи резидентуры, обеспечивающие маскировку денежного снабжения, не изучались, не учитывались и, по существу, оставались Центру неизвестными; при переводах денег фамилию получателя указывали, полагаясь лишь на свою память и фантазию, не затрудняя себя справкой в личном деле адресата.
Вплоть до 1945 года во всех справках о резидентуре, периодически составлявшихся подразделением аппарата Центра, непосредственно ведавшим резидентурой, в качестве легализационного предприятия «Фрица» фигурирует «мастерская по продаже велосипедов, смазочных масел и пр.» - предприятие, которое в действительности было лишь мелким, временным эпизодом легализационной деятельности «Фрица» в 1935-1936 гг.
Уже с осени 1937 года «Фриц» создал самостоятельное торгово-производственное предприятие по производству и продаже копировальных аппаратов. Материалы для этих аппаратов ему приходилось выписывать из Германии.
17.02.41 г. «Рамзаю» отправляется письмо следующего содержания:
«Дорогой Рамзай. Внимательно изучив Ваши материалы за 1940 год, считаю, что они не отвечают поставленным Вам задачам. «…»
Большая часть Ваших материалов несекретны и несвоевременны. Наиболее ценные сведения достаете лично Вы, а Ваши источники ценных материалов не дают. «…»
Требую активизировать Вашу работу, обеспечить меня оперативной информацией. «…»
Считаю необходимые сократить расходы по Вашей конторе до 2000 иен в месяц. Платите источникам только за ценные материалы, сдельно. Используйте доходы предприятия «Фрица» для дополнительного финансирования нашей работы. «…»
В письме Центру от 26.03.41 г. он сообщал:
«…Когда мы получили Ваши указания о сокращении наших расходов наполовину, мы восприняли их как своего рода меру наказания. «…»
Если Вы настаиваете на сокращении нашего бюджета до 2000 иен, - писал Рамзай, - то Вы должны приказать мне уволить Джо и Жиголо, которые были присланы мне распоряжением Центра. Вы должны также приказать мне и Фрицу жить здесь на половинном жаловании. Если Вы настаиваете на сокращении наших расходов до 2000 иен, то вы должны быть готовы к разрушению того маленького аппарата, который мы создали. Если Вы не найдете возможным согласиться ни с одним из этих предложений, я вынужден буду просить Вас отозвать меня домой. Вы знаете, что я просил об этом уже несколько раз. Пробыв здесь 7 лет и став физически слабым, я считаю это единственным выходом из этих трудностей».
Кроме письма Титаренко Ивашутину авторы этой версии приводят две телеграммы, причем первая из них, направленная начальником штаба Квантунской армии генералом Хатой, сохранилась и в японских архивах:
«Радиограмма №1074
27 августа 1945 г.
Заместителю начальника Генштаба
от начальника штаба Квантунской армии
Неразорвавшуюся атомную бомбу, доставленную из Нагасаки в Токио, прошу срочно передать на сохранение в советское посольство. Жду ответа».
Вторая телеграмма была послана заместителю наркома иностранных дел С.Лозовскому из советского посольства в Токио:
«Товарищу Лозовскому
Следуя достигнутой с японской стороной договоренности, направляем неразорвавшуюся атомную бомбу и материалы к ней в распоряжение советского правительства» [371].
По прочтении этих документов может создаться впечатление, что таинственную неразорвавшуюся атомная бомбу Япония действительно передала Советскому Союзу. Однако И.Морозов, проведя дальнейшее расследование, был вынужден признать, что так называемой третьей бомбой оказался американский радиозонд. А тайная миссия члена императорской семьи Мия Такэда и майора Сигэхару Асаэда (это он разговаривал с Титаренко), заключалась в том, чтобы заставить командующего Квантунской армией генерала Ямада применить против советских войск бактериологическое оружие [372].
Впрочем, эта история показывает, какие проблемы стояли перед военными разведчиками, когда они работали по добыванию материалов по атомной бомбе.
29 августа 1949 г. была взорвана первая советская атомная бомба. А через месяц, 25 сентября, обнародовано следующее сообщение ТАСС:
«23 сентября президент США Трумэн объявил, что, по данным правительства США, в одну из последних недель в СССР произошел атомный взрыв. Одновременно аналогичное заявление было сделано английским и канадским правительствами.
Вслед за опубликованием этих заявлений в американской, английской и канадской печати, а также в печати других стран появились многочисленные высказывания, сеющие тревогу в широких общественных кругах.
В связи с этим ТАСС уполномочен сообщить следующее:
В Советском Союзе, как известно, ведутся строительные работы больших масштабов - строительство гидростанций, шахт, каналов, дорог, которое вызывает необходимость больших взрывных работ с применением новейших технических средств. Поскольку эти взрывные работы происходили и происходят очень часто в разных районах страны, то возможно, что эти работы могли привлечь к себе внимание за пределами Советского Союза.
Что же касается производства атомной энергии, то ТАСС считает необходимым напомнить о том, что еще 6 ноября 1946 г. министр иностранных дел СССР В.М.Молотов сделал заявление относительно секрета атомной бомбы, сказав, что «этого секрета давно уже не существует». Это заявление означало, что Советский Союз уже открыл секрет атомного оружия и он имеет в своем распоряжении это оружие. Научные круги Соединенных Штатов Америки приняли это заявление В.М.Молотова как блеф, считая, что русские могут овладеть атомным оружием не ранее 1952 г. Однако они ошиблись, так как Советский Союз овладел секретом атомного оружия еще в 1947 г.
Что касается тревоги, распространяемой по этому поводу некоторыми иностранными кругами, то для тревоги нет никаких оснований…».
Конечно, далеко не все в этом сообщении ТАСС соответствовало действительности. Но после него стало ясно, что Советский Союз действительно обладает ядерным оружием, и тем самым было полностью опровергнуто утверждение аналитиков из ЦРУ, считавших, что «существует чрезвычайно слабая вероятность того, что русские создадут свою первую атомную бомбу к середине 1950 г., но наиболее вероятная дата, по нашему мнению, - середина 1953 г.»
Безусловно также, что роль разведки в создании советской атомной бомбы была велика. Но до сих пор главную заслугу в получении секретной информации об атомных проектах на Западе приписывали внешней разведки органов госбезопасности. Думается, что по прочтении этой главы станет ясно, что вклад военной разведки в дело создания советской атомной бомбы ничуть не меньше, если не больше.
Приложения
[373]
Документы из истории ГРУ
Документ 1
М.И.Сироткин
ОПЫТ ОРГАНИЗАЦИИ И ДЕЯТЕЛЬНОСТИ РЕЗИДЕНТУРЫ «РАМЗАЯ» [374]
Раздел III. ПЛАН ОРГАНИЗАЦИИ ТОКИЙСКОЙ РЕЗИДЕНТУРЫ
А. Организационный план 1933 года
План организации резидентуры в Токио (1933 г.), определяющий цели создания и общие задачи резидентуры, излагающий предварительную схему ее организации и перечень намечаемых оргмероприятий, не был зафиксирован каким-либо специальным документом.
Лишь сопоставление отдельных архивных документов - заметок, оргписем, резолюций и т.п. - дает возможность воссоздать в общих чертах картину предварительного планирования и последующего развития схемы организации резидентуры и проследить практическую реализацию намеченных мероприятий.
Было ли со стороны Центра ошибкой решение послать резидентом в Токио все же именно «Рамзая» - после того, как он всего лишь год назад был отозван из соседней с Японией страны под угрозой расшифровки?
Ответ на этот вопрос и уяснение мотивировки решения Центра имеет существенное значение.
На протяжении последних 5 лет существования резидентуры в аппарате Центра неоднократно составлялись «справки-доклады» на резидентуру «Рамзая». В каждой из этих справок, в качестве исходной основы для сомнений в полноценности резидентуры, неизменно фигурирует перечень шанхайских «грехов» «Рамзая», и если не высказывается прямо, то явно сквозит осуждение руководства Центра, «легкомысленно» направившего «Рамзая» в 1933 году в Токио после его ошибок и промахов в Шанхае.
Какие же соображения могли обосновать решение Центра в выборе кандидатуры «Рамзая»?
В пользу «Рамзая» говорило:
ряд его личных качеств, отвечающих требованиям и условиям предстоящей работы: энергичность, решительность, «пронырливость», уменье приобретать широкие связи; известная склонность к авантюризму - в положительном смысле этого слова, т. е. «любовь к приключениям»; хорошая профессиональная подготовка как журналиста; свободное владение немецким и английским языками; наличие 5-летнего опыта зарубежной работы по линии Коминтерна; 3-летний опыт нелегальной разведывательной работы в Шанхае.
Его личные политические доклады и обзоры показывали, что он довольно успешно изучает и осваивает проблемы Дальнего Востока, умеет правильно анализировать военно-политическую обстановку и давать обоснованные, грамотные выводы.
Личные недостатки, ошибки и промахи в методах и направлении агентурной деятельности «Рамзая» не являлись решающим препятствием к дальнейшему использованию его в Японии: они требовали лишь твердого и четкого инструктирования и руководства, систематического наблюдения и контроля со стороны Центра в процессе будущей деятельности «Рамзая».
Сомнительными моментами, требовавшими особого внимания и создававшими определенный риск для дальнейшей работы «Рамзая» в Токио, являлись:
1) угроза со стороны Берлина: возможность того, что берлинские полицейские органы заинтересуются личностью Зорге после того, как в газетах начнут появляться корреспонденции из Японии и статьи за его подписью. Полицейская картотека может дать справки о прежней деятельности «Рамзая» в Европе по линии Коминтерна;
2) возможность того, что «Рамзай», в результате своих шанхайских ошибок, взят на учет японской контрразведкой и сразу же будет находиться под наблюдением;
3) угроза из Шанхая - по линии связи между немецкими колониями: возможность передачи информации о «неблаговидной» советско-коммунистической деятельности «Рамзая» в Шанхае.
Нет сомнения, что руководство Центра, планируя организацию токийской резидентуры и намечая кандидатуру «Рамзая», учитывало все эти сомнительные моменты и взвешивало тот риск, который они могут создать для успеха предприятия.
Соответствующий стиль и политическая окраска помещаемых в газетах статей должны были помочь этой цели и нейтрализовать внимание берлинской полиции.
Позиция немецкого журналиста-фашиста, работа под германской крышей вместе с тем в какой-то мере путали карты японской контрразведки, если даже она взяла «Рамзая» на учет в Шанхае.
Наблюдение за любым иностранцем в Японии было делом совершенно неизбежным. Легализационной задачей «Рамзая» было лишь всем своим поведением демонстрировать приверженность идеалам фашистской Германии, родственным по духу идеалам определенных агрессивных кругов Японии.
Опасения справок берлинской полиции и японской контрразведки следовало оценивать все же с точки зрения лишь известной вероятности.
Наиболее реальную и почти неизбежную угрозу представляла возможность поступления информации о шанхайской деятельности «Рамзая» по линии связей между шанхайской и токийской колониями немцев. Эта опасность были наиболее реальной, если учесть близкое соседство и регулярные связи между Токио и Шанхаем.
К сожалению, в освещении плана организации резидентуры для нас остается весьма существенный пробел, который играет важную роль - как в оценке решения Центра и оргплана в целом, так и в последующей оценке деятельности «Рамзая» и анализе его взаимоотношений с германским посольством.
Этот пробел заключается в следующем:
нигде, ни в одном документе не зафиксировано, какие установки и указания получил «Рамзай» при инструктировании и обсуждении плана работы - по вопросу о парировании «Шанхайской угрозы», какая была разработана легенда для объяснения прежней деятельности «Рамзая» в Шанхае - на случай, если токийские немцы получат какие-то сообщения из Шанхая. Трудно допустить, чтобы этот вопрос, определявший основной риск использования «Рамзая» в Японии, остался вне поля зрения «Рамзая» и руководства Центра. Если даже допустить, что в силу какой-то небрежности этот вопрос не обсуждался, то трудно поверить, чтобы сам «Рамзай», многократно напоминавший Центру об «угрозе из Шанхая», не продумал заранее для себя легенды и тактики поведения на случай, если из Шанхая в Токио «долетят кое-какие брызги грязи».
«Рамзай» уже имел позади 7-летний опыт зарубежной нелегальной работы, обладал достаточной предприимчивостью, находчивостью и изворотливостью.
Маловероятно, чтобы он, напоминая несколько раз Центру о «тяжелой опасности, грозящей ему из Шанхая», лично сам оставался в роли безучастной жертвы, пассивно ожидающей неизбежного удара.
Возможно, что он окончательно конкретизировал план своего поведения и легенду лишь после приобретения связей в посольстве, учтя реальную обстановку и характер своих взаимоотношений с сотрудниками посольства.
Основными лицами, которым предстояло составить основное ядро резидентуры, являлись:
1) «Жиголо» (Бранко Вукслич) «…» намеченный на первое время в качестве связующего центра для прибывающих сотрудников резидентуры.
По национальности серб, натурализовавшийся во Франции. Родился в 1904 году в Сербии. Окончил университет в Загребе, по специальности искусствоведение. В 1924 году в Загребе подвергался аресту как член группы студентов-марксистов. В 1925 году принимал участие в движении за независимость Хорватии. 1926 году уехал во Францию и поступил на юридический факультет Парижского университета. 1932 году вступил во французскую компартию. В марте 1932 года привлечен вербовщиком «Ольгой» к работе на идейно-политической основе.
В феврале 1933 года, выполняя указания Центра, получил корреспондентские поручения от французского иллюстрированного журнала «Обозрение» («La Vue») и югославской газеты «Политика» и прибыл в Японию с женой («Эдит») и сыном.
«Рамзай», установив в конце 1933 года связь с «Жиголо», в письме Центру от 07.01.34 г. дал «Жиголо» следующую начальную характеристику:
«Жиголо», к сожалению, очень большая загвоздка. Он очень мягкий, слабосильный, интеллигентный, без какого-либо твердого стержня. Его единственное значение состоит в том, что мы его квартиру, которую мы ему достали, начинаем использовать как мастерскую.
Так что он в будущем может быть для нас полезен лишь как хозяин резервной мастерской».
2) «Отто» (Одзаки Ходзуми) - японец, видный журналист-литератор, крупный специалист по вопросам Китая. По политическим убеждениям сочувствующий идеям марксизма.
С 1930 по 1932 г. использовался «Рамзаем» в Шанхае в качестве информатора. В 1932 году возвратился из Шанхая в Японию и в 1933 году проживал и работал в г. Осака - в иностранном отделе редакции газеты «Осака Асахи» и в институте социальных проблем «Охара».
3) «Джо» (Мияги Йотоку) - японец, по профессии художник. Родился в Японии в 1903 году. В 1919 году уехал в США (в Калифорнию). В 1925 году окончил художественную школу в Сан-Диего.
В 1926- 1933 гг. в компании с другими японцами содержал ресторан в Лос-Анджелесе. В 1926 г. совместно со своими друзьями-японцами организовал группу по обсуждению социальных проблем (общество «Пробуждение» -«Реймейкай»). В 1929 году вступил в организацию коммунистического фронта- Общество пролетарского искусства. В 1931 году вступил в Компартию Америки.
Предполагалось, что «Рамзай», выехав из Москвы 15 мая 1933 года, в течение 1,5 месяцев осуществит в Европе все предварительные мероприятия, необходимые для обеспечения его легализации в Японии в качестве немца журналиста, корреспондента европейских газет.
Раздел IV. ОРГАНИЗАЦИОННАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ РЕЗИДЕНТУ РЫ
Практическое осуществление начального плана Центра по организации и упрочению резидентуры потребовало значительного времени (порядка 2-х лет), причем условия реальной обстановки на месте внесли ряд существенных изменений и дополнений в первоначальные наметки Центра. В истории организации резидентуры различаются два периода: 1-й период (1933-1936 гг.) - можно характеризовать как период подготовительной организационной деятельности, обоснования резидентуры на месте и приобретения основных связей для последующего развертывания работы.
«…»
2- й период (1936-1941 гг.) -период развернутой деятельности резидентуры.
После вызова в Москву (июль-август 1935 г.) для личного доклада и инструктирования «Рамзай» возвращается в Японию, снабженный конкретным планом дальнейшего развертывания работы.
Взамен отозванного «Бернгарда» в резидентуру направляется радист «Макс» («Фриц»), работавший ранее в шанхайской резидентуре «Рамзая». «Фриц» налаживает регулярную радиосвязь с Владивостоком и, успешно легализуясь, создает прочную коммерческую крышу.
К середине 1936 года он уже приобретает положение видного журналиста, состоя корреспондентом следующих газет и журналов:
1) «Амстердаме Альгемейне Гандельсблатт» (голл.);
2) «Гамбургер Фремден Блатт» (нем,);
3) «Франкфуртер Цейтунг» (нем.);
4) «Геополитик» (нем.);
5) «Дер Дейтше Фольксвирт» (нем.).
Крепнут и углубляются его связи с германским посольством.
Германский ВАТ Отт, уезжая летом 1936 года в отпуск в Германию, предлагает «Рамзаю» включить его в штат посольства в качестве «вольнонаемного сотрудника» - для работы в роли «помощника Отта по линии промышленно-экономического изучения страны».
«Рамзай», опасаясь официального согласования своей кандидатуры в Берлине, воздерживается от окончательного ответа на это предложение, ссылаясь на свою занятость корреспондентской работой.
Представитель Центра в Шанхае - «Алекс» так характеризовал положение «Рамзая» в 1936 году:
«В колонии «Рамзай» завоевывает все больший авторитет как крупный отечественный журналист. Он теперь является представителем не только одной маленькой газеты, с которой он начал, но, как Вам может быть известно, корреспондентом одной из крупнейших тамошних газет и ведущего толстого экономического журнала. Его отношения с другими сотрудниками посольства также хороши, и те из них, которые были натянуты, теперь улучшились».
В письме от 14.05.37 г. «Рамзай» сообщает, что он «стал известным журналистом» и является «заместителем руководителя одного важного бюро» (Германское информационное бюро в Токио).
В 1939 году (1940?) «Рамзай» назначается на должность корреспондента и пресс-атташе германского посольства, т.е. становится его постоянным штатным сотрудником.
После вызова в Москву (июль-август 1935 г.) для личного доклада и инструктирования «Рамзай» возвращается в Японию, снабженный конкретным планом дальнейшего развертывания работы.
Взамен отозванного «Бернгарда» в резидентуру направляется радист «Макс» («Фриц»), работавший ранее в шанхайской резидентуре «Рамзая». «Фриц» налаживает регулярную радиосвязь с Владивостоком и, успешно легализуясь, создает прочную коммерческую крышу.
«…»
К середине 1936 года он уже приобретает положение видного журналиста, состоя корреспондентом следующих газет и журналов:
1) «Амстердаме Альгемейне Гандельсблатт» (голл.);
2) «Гамбургер Фремден Блатт» (нем,);
3) «Франкфуртер Цейтунг» (нем.);
4) «Геополитик» (нем.);
5) «Дер Дейтше Фольксвирт» (нем.).
Крепнут и углубляются его связи с германским посольством.
«…»
Германский ВАТ Отт, уезжая летом 1936 года в отпуск в Германию, предлагает «Рамзаю» включить его в штат посольства в качестве «вольнонаемного сотрудника» - для работы в роли «помощника Отта по линии промышленно-экономического изучения страны».
«Рамзай», опасаясь официального согласования своей кандидатуры в Берлине, воздерживается от окончательного ответа на это предложение, ссылаясь на свою занятость корреспондентской работой.
Представитель Центра в Шанхае - «Алекс» так характеризовал положение «Рамзая» в 1936 году:
«В колонии «Рамзай» завоевывает все больший авторитет как крупный отечественный журналист. Он теперь является представителем не только одной маленькой газеты, с которой он начал, но, как Вам может быть известно, корреспондентом одной из крупнейших тамошних газет и ведущего толстого экономического журнала. Его отношения с другими сотрудниками посольства также хороши, и те из них, которые были натянуты, теперь улучшились».
В письме от 14.05.37 г. «Рамзай» сообщает, что он «стал известным журналистом» и является «заместителем руководителя одного важного бюро» (Германское информационное бюро в Токио).
В 1939 году (1940?) «Рамзай» назначается на должность корреспондента и пресс-атташе германского посольства, т.е. становится его постоянным штатным сотрудником.
«…»
В чем причина и основа успеха легализации «Рамзая», какие условия обеспечили ему возможность приобрести особое доверие со стороны германских «друзей» и войти в посольство в качестве штатного сотрудника? Попытка найти ответ на эти вопросы будет сделана ниже, при анализе связей и деятельности «Рамзая» в германском посольстве.
Здесь же можно ограничиться лишь следующими замечаниями:
1. «Рамзай», руководствуясь конкретной и ясной установкой Центра относительно характера его взаимоотношений с посольством («войти в полное доверие сотрудников германского посольства», «считать наиболее эффективным установление служебного или полуслужебного сотрудничества в посольстве»), мог завоевать такое доверие, лишь оказывая эффективные услуги посольству,- в первую очередь военному атташе - разведчику Отту. Как это будет подробнее изложено ниже, эти услуги заключались в снабжении Отта разного рода полуофициальными и неофициальными информациями по экономике, внутриполитическому положению и военно-политическим мероприятиям Японии. Это явилось основным, важнейшим фактором, который помог «Рамзаю» сделаться «своим человеком» в германском посольстве.
2. Назначение «Рамзая» на штатную должность в посольство и на пост заместителя главы Германского информационного бюро позволяет сделать вывод, что немцы считали «Рамзая» достаточно проверенным и не располагали какими-либо материалами, компрометирующими «Рамзая».
Если предположить, что посольство имело какие-то сведения о прежней или настоящей работе «Рамзая» на советскую разведку, то можно еще допустить, что военный атташе Отт все же пошел бы на использование его как информатора-двойника для получения сведений по Японии, но невозможно считать вероятным, чтобы немцы, зная или подозревая «Рамзая» как советского разведчика, могли назначить его на штатную должность в посольстве и на ответственный пост заместителя руководителя Германского информационного бюро.
Здесь же можно ограничиться лишь следующими замечаниями:
1. «Рамзай», руководствуясь конкретной и ясной установкой Центра относительно характера его взаимоотношений с посольством («войти в полное доверие сотрудников германского посольства», «считать наиболее эффективным установление служебного или полуслужебного сотрудничества в посольстве»), мог завоевать такое доверие, лишь оказывая эффективные услуги посольству,- в первую очередь военному атташе - разведчику Отту. Как это будет подробнее изложено ниже, эти услуги заключались в снабжении Отта разного рода полуофициальными и неофициальными информациями по экономике, внутриполитическому положению и военно-политическим мероприятиям Японии. Это явилось основным, важнейшим фактором, который помог «Рамзаю» сделаться «своим человеком» в германском посольстве.
2. Назначение «Рамзая» на штатную должность в посольство и на пост заместителя главы Германского информационного бюро позволяет сделать вывод, что немцы считали «Рамзая» достаточно проверенным и не располагали какими-либо материалами, компрометирующими «Рамзая».
Если предположить, что посольство имело какие-то сведения о прежней или настоящей работе «Рамзая» на советскую разведку, то можно еще допустить, что военный атташе Отт все же пошел бы на использование его как информатора-двойника для получения сведений по Японии, но невозможно считать вероятным, чтобы немцы, зная или подозревая «Рамзая» как советского разведчика, могли назначить его на штатную должность в посольстве и на ответственный пост заместителя руководителя Германского информационного бюро.
«Фриц» (Макс Клаузен)
«Фриц», направленный к «Рамзаю» в качестве радиста взамен отозванного «Бернгарда», был старый знакомым «Рамзая». С 1929 по 1931 год «Фриц» (под именем «Макс») работал радистом в шанхайской резидентуре «Рамзая», а с конца 1931 года до июля 1933 года был самостоятельным резидентом в Мукдене.
В 1933 году он вместе с женой «Анной» был отозван в Москву, несколько месяцев работал инструктором в радиошколе Центра, а затем был отчислен и вместе с «Анной» отправлен на поселение в Республику немцев Поволжья.
До 1935 года «Фриц» работал там механиком Краснокутской МТС. «Фриц» в своем отчете от 1946 года, упоминая о своем временном увольнении, связывает его с неприязненным отношением к нему со стороны одного из руководящих работников Центра в результате каких-то недостатков или упущений «Фрица» во время работы в Мукдене:
«…так как, видимо, мое имя не пользовалось хорошей репутацией из-за Мукдена, тов. Давыдов недолюбливал меня… В результате этого, для меня и моей жены не было больше места в нашей семье, и мы были отправлены в Республику немцев Поволжья».
В действительности причина, вызвавшая отчисление «Фрица» из состава РУ, была несколько иная: руководство Центра сочло невозможным использовать в дальнейшем «Фрица» на нелегальной работе, так как он, будучи в Шанхае, женился на белоэмигрантке Анне Раутман.
В 1935 году новый начальник РУ пересмотрел вопрос об увольнении «Фрица», расценив его отчисление как показатель «отсутствия достаточной заботливости к старым кадрам со стороны Р.У.»
Весной 1935 года «Фриц» вместе с «Анной» был вызван обратно в Москву, вновь привлечен к работе и направлен в токийскую резидентуру «Рамзая».
В 1933 году он вместе с женой «Анной» был отозван в Москву, несколько месяцев работал инструктором в радиошколе Центра, а затем был отчислен и вместе с «Анной» отправлен на поселение в Республику немцев Поволжья.
До 1935 года «Фриц» работал там механиком Краснокутской МТС. «Фриц» в своем отчете от 1946 года, упоминая о своем временном увольнении, связывает его с неприязненным отношением к нему со стороны одного из руководящих работников Центра в результате каких-то недостатков или упущений «Фрица» во время работы в Мукдене:
«…так как, видимо, мое имя не пользовалось хорошей репутацией из-за Мукдена, тов. Давыдов недолюбливал меня… В результате этого, для меня и моей жены не было больше места в нашей семье, и мы были отправлены в Республику немцев Поволжья».
В действительности причина, вызвавшая отчисление «Фрица» из состава РУ, была несколько иная: руководство Центра сочло невозможным использовать в дальнейшем «Фрица» на нелегальной работе, так как он, будучи в Шанхае, женился на белоэмигрантке Анне Раутман.
В 1935 году новый начальник РУ пересмотрел вопрос об увольнении «Фрица», расценив его отчисление как показатель «отсутствия достаточной заботливости к старым кадрам со стороны Р.У.»
Весной 1935 года «Фриц» вместе с «Анной» был вызван обратно в Москву, вновь привлечен к работе и направлен в токийскую резидентуру «Рамзая».
«…»
«Анна» (Анна Раутман-Валенниус-Клаузен -жена «Фрица»).
«Анна», находившаяся с 1933 года также в Республике немцев Поволжья, в 1935 году была вместе с «Фрицем» вызвана в Москву. После отъезда «Фрица» «Анна» оставалась в Москве, ожидая известия о благополучном прибытии «Фрица» на место.
После получения этого извещения, 2 марта 1936 года «Анна» была отправлена в Шанхай, откуда в дальнейшем «Фриц» должен был перевезти ее к себе в Японию.
«…»
Поскольку «Анна» до брака с «Фрицем» носила фамилию первого мужа-финна Валениус, при оформлении брака она была зарегистрирована как финка и в дальнейшем превратилась в немецкую гражданку - финку по происхождению.
По прибытии в Токио «Анна» была введена «Фрицем» в местную немецкую колонию, завела знакомстве с немецкими женщинами и стала принимать участие в жизни немецкой колонии, как к тому ее обязывало положение жены добропорядочного немецкого коммерсанта.
Свою легализацию в Токио и положение в немецкой колонии «Анна» характеризует так:
«Не чуждаясь немецкого общества внешне, мы стали его членами. Я завела знакомства с немецкими женщинами. Они часто устраивали различные благотворительные мероприятия в пользу немецких солдат. Я вынуждена была принимать в этом участие, и это дало очень много для упрочения нашей легализации. Меня принимали за постоянную немку. Как-то председательница немецкого женского общества фрау Эгер спросила меня, почему я не имею детей, и посоветовала обзавестись ими, так как «нашей стране» нужны дети, они будут иметь счастливое будущее. Это подтвердило лишний раз, что они считали меня своей. У японцев я была зарегистрирована как немецкая гражданка-финка. Также была ориентирована и домашняя прислуга».
Легализацию «Анны» в качестве жены немецкого коммерсанта, немецкой гражданки, финки по происхождению, следует признать успешной и надежной.
Оформление брака «Фрица» и «Анны» сыграло положительную роль и в укреплении положения самого «Фрица», так как он затребовал из Германии и представил в консульство документы, свидетельствующие о «чисто-арийском происхождении его самого и всех его предков».
Работник аппарата Центра, уже не первый год непосредственно ведающий резидентурой «Рамзай», пишет на телеграмме, поступившей от резидента:
«Тов. В. Ведь Фриц имел торговлю от американской фирмы. Зачем ему амы, торгуя с немцами? По-моему, денег давать не нужно. 29.12.40. П.»
Эта резолюция убедительно показывает, что ответственные сотрудники Центра совершенно безответственно относились к серьезнейшему делу денежного снабжения резидентуры. Легализационные связи резидентуры, обеспечивающие маскировку денежного снабжения, не изучались, не учитывались и, по существу, оставались Центру неизвестными; при переводах денег фамилию получателя указывали, полагаясь лишь на свою память и фантазию, не затрудняя себя справкой в личном деле адресата.
Вплоть до 1945 года во всех справках о резидентуре, периодически составлявшихся подразделением аппарата Центра, непосредственно ведавшим резидентурой, в качестве легализационного предприятия «Фрица» фигурирует «мастерская по продаже велосипедов, смазочных масел и пр.» - предприятие, которое в действительности было лишь мелким, временным эпизодом легализационной деятельности «Фрица» в 1935-1936 гг.
Уже с осени 1937 года «Фриц» создал самостоятельное торгово-производственное предприятие по производству и продаже копировальных аппаратов. Материалы для этих аппаратов ему приходилось выписывать из Германии.
17.02.41 г. «Рамзаю» отправляется письмо следующего содержания:
«Дорогой Рамзай. Внимательно изучив Ваши материалы за 1940 год, считаю, что они не отвечают поставленным Вам задачам. «…»
Большая часть Ваших материалов несекретны и несвоевременны. Наиболее ценные сведения достаете лично Вы, а Ваши источники ценных материалов не дают. «…»
Требую активизировать Вашу работу, обеспечить меня оперативной информацией. «…»
Считаю необходимые сократить расходы по Вашей конторе до 2000 иен в месяц. Платите источникам только за ценные материалы, сдельно. Используйте доходы предприятия «Фрица» для дополнительного финансирования нашей работы. «…»
В письме Центру от 26.03.41 г. он сообщал:
«…Когда мы получили Ваши указания о сокращении наших расходов наполовину, мы восприняли их как своего рода меру наказания. «…»
Если Вы настаиваете на сокращении нашего бюджета до 2000 иен, - писал Рамзай, - то Вы должны приказать мне уволить Джо и Жиголо, которые были присланы мне распоряжением Центра. Вы должны также приказать мне и Фрицу жить здесь на половинном жаловании. Если Вы настаиваете на сокращении наших расходов до 2000 иен, то вы должны быть готовы к разрушению того маленького аппарата, который мы создали. Если Вы не найдете возможным согласиться ни с одним из этих предложений, я вынужден буду просить Вас отозвать меня домой. Вы знаете, что я просил об этом уже несколько раз. Пробыв здесь 7 лет и став физически слабым, я считаю это единственным выходом из этих трудностей».