– Это интересно. Кстати, дебют мой состоялся несколько лет назад. На студии Горького.
   – Елки-палки, так вы актриса? – восхитился продюсер.
   – Я заканчивала ВГИК, и уже на четвертом курсе сыграла небольшую роль в кино, – сказала Софья Михайловна.
   – А чью мастерскую вы заканчивали?
   Тут в дверь постучали, и Векшин не успел узнать, из-под чьего крыла в Институте кинематографии выходят такие очаровательные ведьмы.
   – Павел Артемьевич, к вам человек пришел. Сказать, чтоб подождал?
   – Нет-нет, пригласите нашего эксперта сюда, – сказал он администратору и обратился к Софье Михайловне:
   – А вот, кстати, подъехал ваш коллега и наш советчик по уголовно-процессуальным вопросам. Вы с ним будете работать по одному и тому же эпизоду.
   В кабинет вошел Неволин. Вряд ли можно было назвать растерянностью, реакцию Кагарлицкойна его появление, но, кажется, некоторое напряжение в крыльях носа и пульсирующей жилке на виске, Векшин все же усмотрел.
   – Добрый день! – поздоровался Неволин и заглянул в глаза выпускнице ВГИКа.
   – Знакомьтесь, господа!
   Неволин подошел к Софье. Он был хорош сегодня! Паша, знающий толк в запахах, влияющих на симпатии женщин, одолжил ему свой одеколон, а также итальянский галстук. В сочетании с галстуком атлетическое сложение и смеющиеся карие глаза светловолосого мужчины в расцвете сил были неотразимы.
   На мгновение Векшину показалось, что в лице госпожи Софьи мелькнули черты шестнадцатилетней Сонечки, которая еще умела смущаться и краснеть. Впрочем, иллюзия рассеялась через мгновение, когда она поднялась навстречу майору, подала ему руку и сказала:
   – А в парике вы действительно выглядите немного хуже.
   – А вы, кажется, уже знакомы! – невинно воскликнул Павел, продолжая глумиться над принципами основоположников реалистического театра.
   – К сожалению, наше знакомство вышло несколько скомканным. Надеюсь, мы сможем теперь получше узнать друг друга, – Неволин счел нужным поцеловать Софье руку, и, когда он наклонил голову, она задала резонный вопрос, адресованный, скорее всего, обоим мужчинам.
   – Скажите-ка, а почему именно офицер Федеральной службы безопасности консультирует ваш фильм? Да еще и приехавший из другого города.
   Пауза была очень короткой. Ответил Векшин:
   – Так у нас же главный герой подозревается в связях с организованной преступностью. И вот Сергей Ильич любезно согласился потратить несколько дней своего законного отпуска на наши кинозабавы. Надеюсь, и вы согласитесь нам помочь. Все-таки мы не чужие люди. Я ведь тоже когда-то ВГИК заканчивал.
   Софья Михайловна помолчала, разрушая стереотип о легкомысленности молодых и красивых актрис. Альянс «Векшин-Неволин» был для нее немного неожиданным. Дело осложнялось и тем, что проникнуть в мысли этих двоих мужчин для нее не представлялось сейчас возможным. Киношник был «подопечным» Елены Тихоновой, сдающей кандидатский минимум, и вторгаться в его мозговую деятельность было категорически запрещено. Что же касается чекиста, то это было невозможно в принципе. Кагарлицкая решила действовать на свой страх и риск без санкции руководства (Лариса Андреевна была сейчас в Соединенных Штатах в командировке по обмену опытом). Софья поняла, что ей нужно сблизиться с этими мужчинами, с тем чтобы выведать, не готовят ли они, и в особенности этот двухметровый хлыщ с красивыми глазами, какую-нибудь каверзу для нее, для ее фирмы и для всех настоящих женщин.
   – Хорошо, я согласна поработать с вами, но только при одном условии, – сказала она.
   Мужчины переглянулись.
   – Я весь – внимание, – заявил Векшин.
   – Господин Неволин должен дать мне слово не посещать клуб «Мефисто», по, крайней мере, в дни проведения там массовых мероприятий.
   – Разумеется, коллега. Кстати, когда я могу вернуть вам платье, туфли и другие предметы туалета, за исключением колготок? – спросил Неволин.
   Софья Михайловна взглянула на него с видимым интересом: мужчина не стесняется вспомнить о происшедшем с ним конфузе!
   – Отдайте это в музей ФСБ, если таковой имеется, – ответила она.
   – Спасибо. Это будут первые экспонаты из серии «Отпуск чекиста», – поклонился Неволин.
   Соня впервые за все время разговора улыбнулась.
   – Я вижу, атмосфера становится вполне доброжелательной. Очень рад, тем более что это в моих интересах, – Векшин пожал руки обоим консультантам. – Через час освободится режиссер. Софья Михайловна, может быть, вы переговорите с ним уже сегодня?
   Та кивнула.
   – Тогда такое предложение: поскольку отпускник Неволин сейчас вполне свободен, то я попрошу его сопровождать вас в студийное кафе, где дают прекрасный кофе с пирожными. Как вы?
   Софья ответила утвердительно, и Неволин, сопровождая ее к выходу, как бы невзначай положил ей руку на талию.
   «Ничего себе! Да ты еще тот ходок! И еще за моей Ленкой волочится… Ну вот уж, хренушки! Ладно… Реплики потом». Паша попрощался с посетителями и обратился к должностным обязанностям исполнительного продюсера.
   Съемки назначили на вечер следующего дня. Векшин позвонил Елене около полуночи и попросил разрешения пересечь ковровую дорожку, разделяющую их номера. Она запретила ему это делать и сказала, что ей нельзя мешать сейчас: она рассматривает вопрос о его прижизненной реабилитации. Счастливый Векшин распушил хвост и доверительно поделился с ней последними новостями, рассказав, в том числе, и о завтрашнем участии в съемках новой актрисы, и о работе вновь принятых на работу консультантов.
   – У вас просто не фильм, а программа «Алло, мы ищем таланты», – заметила Елена и непременно захотела быть на завтрашней смене.
   Впервые за свою одесскую командировку Векшин так сладко спал. У него наконец-то появилась реальная надежда. Впервые за свой отпуск так беспокойно спала Елена. Ей снились, прямо скажем, нехорошие сны.
   …К изумлению Неволина, квартира, построенная для съемок эпизода, к которому он имел непосредственное отношение, оказалась состоящей только из двух стен. Выгородку поставили в самом маленьком студийном павильоне. И сейчас здесь царил нормальный предсъемочный бедлам. Носились ассистенты, с кем-то ругался режиссер, привередничали осветители и таращили глаза случайные зеваки. Было тесно и весело.
   По крайней мере, для Неволина, впервые в жизни очутившегося на съемочной площадке. Паша куда-то отъехал, пообещав вернуться через полчаса. Время шло, а Векшина все не было. Но вот Сергей заметил только что появившуюся в павильоне Софью Кагарлицкую. Вошедшая с ней серьезная ассистентка в куртке без рукавов громко сообщила режиссеру, что привела актрису с грима. К Софье подошел Катайцев и стал о чем-то тихо с ней говорить. Может быть, здесь и сказалось мастерство гримера, а может, в этом было виновато освещение, но Неволин в эту минуту поймал себя на мысли, что представительница «Сообщества лояльных ведьм» выглядела сейчас очень сексуально. Разумеется, майор был готов к различным проявлениям хитрости и коварства со стороны своей «коллеги-консультантки», но не залюбоваться ей сейчас он не мог.
   – Черт, какая аппетитная колдунья! – вполголоса сказал из-за плеча Неволина, только что подъехавший продюсер.
   Солидарность с этим мнением проявило и большинство мужчин, находящихся в павильоне. Кто исподволь, а кто и в упор разглядывал вновь появившуюся на площадке брюнетку с прекрасной фигурой.
   – Тишина на площадке! – провозгласил режиссер, и в двухстенной «квартире» началась первая репетиция. Актер, играющий главного героя – невысокий крепкий парень лет двадцати пяти – обладал абсолютно неартистической внешностью: нос картошкой, соломенная челка, веснушки и тяжелый квадратный подбородок. Его нашли в одном из московских профтехучилищ, и режиссер предрекал ему большую экранную судьбу. Векшин, посмотрев отснятый материал с его участием, полностью согласился с Катайцевым, правда, усомнился в возможности страстной любви главной героини фильма к персонажу с такой внешностью.
   Но Катайцев все-таки убедил его, что, во-первых, такое случается в жизни, а во-вторых, по сценарию фильма она все же от него сбегает, прихватив совместно нажитые нечестным путем деньги и драгоценности. Векшин, помнится, удовлетворился таким объяснением, поскольку достаточно хорошо знал женщин, и просто ощутил профессиональный азарт, связанный с открытием новых, никому не известных до поры актерских имен. Актера-дебютанта звали Иваном, это имя ему очень подходило. Как и имя Софья – актрисе, работающей с ним в кадре. Решено было даже сохранить его в фильме.
   «Ясновидящая Софья решит ваши проблемы». На актрисе, ведьме и консультантке было бирюзовое с черной нитью шелковое платье, огромные серьги такого же оттенка покачивались в ушах, волосы были убраны на затылке в хвост а ля Бриджит Бардо. У этой гадалки не было ничего общего с толстыми тетеньками, загадочно таращащих глаза с экранов телевизоров и газетных реклам под вывесками экстрасенсов и ясновидящих государынь Лилиан, Прасковий и Пелагей и проч.
   Сексапильная внешность ясновидящей полностью совпадала с концепцией режиссера-постановщика фильма, заключавшейся, в основном, в разрушении всяческих стереотипов. И в самом деле, молодая и привлекательная женщина по имени Соня в роли медиума была похожа скорее на студентку или библиотекаршу, подрабатывающую фотомоделью. Так могли бы подумать и Векшин с Неволиным, наблюдая за первыми дублями с ее участием, если бы не были знакомы с Софьей Михайловной уже достаточно хорошо. Они продолжали узнавать ее и сейчас, изредка обмениваясь впечатлениями.
   Именно это и бросилось в глаза Елене, когда она тихонечко вошла в павильон и поздоровалась со знакомыми девчонками из съемочной группы. Одна из них и указала на наблюдательный пункт, где тешили свое либидо сразу два ее ухажера, во все глаза, рассматривая смазливую брюнетку и не замечая, мстительно отметила про себя Елена, намечающегося второго подбородка и довольно короткой шеи. Разумеется, скоро Елена узнала Софью Михайловну и поняла, что события в этом «кино» начали развиваться совсем не по ее сценарию. Кандидатка в «Сообщество» совсем забыла, что импровизация – главный принцип игры, в которой она согласилась участвовать. Впрочем, если уж быть до конца откровенной, именно этот принцип лежал в основе всей предыдущей жизни Елены Тихоновой. А теперь извольте видеть, как двое «ее» мужчин в порыве импровизации поедают глазами постороннюю женщину!
   … Инстинкт собственницы – предмет для отдельного масштабного исследования. Елена Николаевна не стала сейчас об этом думать, она досчитала до десяти на десяти разных языках (так учила мама) и решила начать свою импровизацию: «В конце концов, я тоже не из массовки».
   Режиссер Катайцев, по всему видать, был доволен, как работают артисты. Поэтому нервозности и напряженности на площадке не было в помине, и члены съемочной группы могли свободно перекинуться парой слов и даже перекурить. Беседовали о чем-то своем и два идейных борца с воинствующим феминизмом.
   Софье Михайловне были недоступны мысли этих мужчин. Но разве кадровые сотрудницы «Сообщество лояльных ведьм» не умеют виртуозно работать со слухом?! Это ведь гораздо проще и безопаснее: как следует прислушаться. Тот, кто вымолвил слово, обречен быть услышанным – если не ближним своим, так уж ближайшей ведьмой точно. Тем более что подслушивающих устройств, всяких микрофонов и других устаревших штучек в данном случае вовсе не требуется. Просто нужно как следует настроиться и услышать то, что очень хочется услышать. Можно немного подогреть объект прослушивания сексуальными импульсами.
   – Интересно, а молодая и красивая актриса обязательно спит с режиссером? – задумчиво спросил Неволин, глядя на то, как Катайцев кружится вокруг единственной на площадке красивой актрисы: то прикоснется к ее плечу, то пожмет ручку, то шепнет что-то на ушко.
   – Выдумки все это! Вы-дум-ки. Да и потом, почему обязательно с режиссером? – отвечал Паша.
   – Да-с, прекрасная у вас профессия, господин Векшин, – сказал Неволин.
   – Если принять во внимание то, что тебе предстоит совершить в ближайшее время, то и в вашем департаменте неплохо живется, господин Неволин, – не замедлил с ответом Векшин.
   – Да… – произнес один.
   – М-нда… – вторил другой.
   – И все-таки жаль, что наша Сонечка не участвует в какой-нибудь эротической сцене вашего фильма! – сказал Неволин.
   – Но-но, ты не забывай, что мы не порнушку какую-нибудь снимаем, а мистический триллер.
   – Я понимаю. Но все-таки… Представляешь, сейчас этот парень… Ваня его зовут, кажется? Сейчас это парень подходит к Софье Михайловне вплотную, расстегивает брюки… – начал фантазировать майор, в тайниках души которого, оказывается, затаился сексуальный террорист.
   – Нет, пусть лучше она ему расстегивает, – поправил Векшин.
   – Ну да. А сзади к ней подходит другой парень. Кто он? Cледователь? Замечательно. И вот следователь с подследственным берут эту колдунью … Жалко, конечно, что артисты у вас не такие высокие и мускулистые, как герои древнегреческих мифов. Тут нужны Гераклы, Голиафы, Атланты!
   Векшин покосился на увлеченного чекиста.
   – Смотрю я на тебя, Сергей Ильич, и думаю, что бесконечно сублимировать сексуальную энергию в работу по обеспечению безопасности государства все-таки невозможно… Так-так-так. И берут они ее значит за…
   – Почему «за». Они просто ее берут. Один сзади, а другой спереди. А потом на столе. По очереди. И вместе. А она стонет, кричит, пытается вырваться. Но их же двое. Кстати, а может, и мы попробуем вдвоем?
   Векшин ошалело посмотрел на собеседника.
   – Да ты знаешь, я традиционалист в этом отношении. Хотя…
   – Но сначала Сонечка показала бы нам стриптиз. Насколько я знаю, на своих собраниях… вернее, шабашах, ведьмы танцуют голышом. Так что, наверняка хореографическая практика у нашей знакомой имеется.
   Разнузданные фантазеры замолчали, глядя на Кагарлицкую, которая по сценарию должна была войти в колдовской транс для разговора с духами. Она ответила взглядом полным неги и страсти. Это была эмоциональная мощь русалки и обольстительное притяжение сирены. Коллеги Софьи Михайловны по работе в Сообществе сразу бы поняли, что она находится при исполнении.
   …Монтажный стык. Без него абсолютно невозможно представить себе любой мало-мальски современный фильм. Вот в одном из эпизодов героиня занимается любовью, а через секунду она уже сидит в офисе и пьет чай с конфетами. «Монтажный стык» – именно такое определение покажется потом наиболее подходящим Павлу Артемьевичу Векшину для описания того, что с ними произошло в следующее мгновение.
   Мало что изменилось в мизансцене. Павел так же стоял, скрестив руки на груди, чуть отставив ногу вперед, а Неволин так же покачивался с носков на пятки, заложив большие пальцы рук за пояс. Но только стояли они уже в мерцающем полумраке, в потоках направленного на них света. А вокруг грохотала музыка и бесновалась толпа. И, похоже, причиной ее возбуждения были именно они. Толпа состояла практически из одних женщин, а Векшин и Неволин стояли в одних трусиках-ниточках на подиуме стриптиз-клуба «Нирвана». Это явствовало из светящейся надписи высоко под потолком. Компаньоны ошеломленно взглянули друг друга. Оба прочли на лице собрата по несчастью одну ясную мысль: провалиться бы сейчас сквозь землю. Или хотя бы убежать. Но куда там! Подиум заканчивался глухой стеной с одной стороны, а другой его конец уходил прямо в центр зала. А со всех сторон кричали, смеялись и свистели дамы самых разных возрастов и комплекций. Они требовали зрелища и размахивали деньгами. Музыкальный ритм сменился. И к ужасу Векшина, он увидел, что майор службы безопасности ритмично двигается под музыку, подчеркивая все достоинства своей прекрасной фигуры. Более того, Паша внезапно почувствовал, что и он начал игриво двигать бедрами и улыбаться. Толпа взревела.
   Неволин с округлившимися глазами подскочил к краю подиума и оттянул резинку трусов. Ближайшие к нему дамы не замедлили протянуть к нему руки с купюрами. Векшин попытался что-то крикнуть, но вместо этого упал на колени перед какой-то теткой с широким толстым носом и бисеринками пота на лбу. «О, господи, я где-то ее уже видел!» – пронеслось у него в голове.
   Вдруг, к облегчению Векшина, свет погас. И он обнаружил себя на огромной кровати, теперь уже абсолютно голым. Из динамиков музыкального центра стоящего рядом, раздавалась абсолютно сюрреалистическая в данной ситуации песенка про тореадора, который должен смело идти в бой. Дверь спальни (ничем иным эта комната не могла быть) была плотно закрыта, но через щель между дверью и полом пробивалась полоска света. Векшин завернулся в простыню и медленно поднялся. Но тут дверь резко распахнулась и Паша от неожиданности сел обратно на кровать.
   – Заждался меня, пупсик! – воскликнула огромного роста женщина в черных колготках. Баскетбольные мячи под бюстгальтером, рубенсовские складки на животе и кобыльи ляжки указывали на то, что перед Павлом Векшиным явилась дама, не привыкшая комплексовать в вопросах еды и секса. В руках у нее он разглядел предметы, напоминающие розги и наручники, на голове – чуть сползший белый парик. В фальшивой блондинке Векшин опознал свою старую знакомую с негритянским носом. Она бросила затейливые вещицы на кровать и, схватив бедного Павла за ногу, рывком притянула к себе. Потом (о господи!) высунула язык и приблизила свою физиономию к лицу Векшина. Он заорал благим матом, с невероятным усилием отбросил многопудовое тело «блондинки» и выскочил из комнаты.
   И оказался уже не в квартире, а прямо на свежем воздухе. Слава богу, за ногу зацепилась простыня. Паша судорожно в нее завернулся и осмотрелся по сторонам. Вечер был прохладным, и Векшин, одуревший от происшедших за последние минуты событий, потихоньку начал приходить в себя. Редкие, слава богу, в этот поздний (или ранний?) час прохожие шарахались от него в стороны. Он зябко ежился и лихорадочно соображал, что же делать дальше. Но вот рядом с ним остановился милицейский УАЗик. Он обреченно вздохнул, запахнулся поплотнее в простыню и молча забрался в услужливо открытую заднюю дверь. УАЗ тронулся, а Паша прислонился к холодной решетке и, зажмурившись посильнее, резко открыл глаза: он все еще надеялся проснуться.
   Милиционеры впереди о чем-то громко спорили высокими голосами. Автомобиль увеличил скорость и не останавливался на перекрестках. Векшин пытался разглядеть улицы, по которым они ехали, но из этого ничего не вышло – скорость была огромной. Вдруг он почувствовал, как УАЗик сильно тряхнуло, и с ужасом увидел в зарешеченное окно, как машина оторвалась от земли.
   Векшин изо всех сил начал колошматить в перегородку, пытаясь сообщить блюстителям порядка о грубом нарушении правил дорожного движения. Там, впереди, зазвучала музыка, напоминающая вагнеровский полет валькирий. Векшин изо всех сил заорал охрипшим голосом. Водитель, наконец, соизволил оглянуться. Глаза уже привыкли к полумраку, и Векшин убедился, что на водительском месте сидит его знакомая с раблезианскими формами. Чудовищная женщина в милицейской форме плотоядно облизнулась и подмигнула ему. Он с отвращением откинулся назад. Каким-то образом дверца открылась, и Паша вывалился из машины. Он камнем полетел вниз. «Ну и пусть! Чем так жить…» – смиренно подумал Векшин и закрыл глаза.
   Но скоро почувствовал, что уже не падает. Он открыл глаза и обнаружил, что его руки, теперь больше не руки, а крылья. А вместо носа у него теперь клюв, а вместо… В общем, от превращения в мешок с костями его спасло превращение в обыкновенного городского голубя. Паша не ощутил особого восторга по поводу своей способности летать и стал осторожно снижаться.
   Преодолевая тошноту, он опускался в район Приморского бульвара. Приблизившись к памятнику основателю города, он услышал знакомый голос:
   – Эй, вы там! Поосторожнее! Ох, доберусь я до вас, всем бошки посвертываю, засранцы!
   Векшин сделал круг над площадью и увидел, что ему грозит кулаком памятник Дюку Ришелье. Но нет, памятники угрожать не могут! Вместо отца-основателя на постаменте стоял и ругался загримированный под Дюка Неволин. Голубь Паша спланировал к нему на плечо.
   – А, это ты! А я думал опять сизари проклятые меня обосрать норовят. Это же стихийное бедствие для нашего брата-памятника!
   – Очнись, Серега! Что происходит? – проворковал-проорал ему в зеленоватое ухо Векшин.
   Подобрав полы такого же зеленовато-бурого плаща, Неволин в образе Дюка криво ухмыльнулся.
   – А ты что, до сих пор не понял, Павел Артемьич?
   – Что я должен понять? – всплеснул крыльями Векшин.
   Услышать ответ он уже не успел, потому что от удара камнем упал на землю. Молодой человек лет семнадцати, гулявший по бульвару со своей девушкой, доказывал ей свою личную состоятельность. Девушка захлопала в ладоши и обняла «настоящего мужчину».
   … Очнулся Векшин от тяжести. От невероятной тяжести и боли в правом глазу. Левый глаз был в порядке, но увиденное им не сразу дошло до сознания оставшегося в живых Векшина. Он стоял на каком-то возвышении, опять абсолютно голый, если не считать какого-то листочка внизу живота. Холода он не чувствовал, видимо, оттого, что все мускулы его были до предела напряжены. Запрокинув руки над головой, он держал огромную каменную плиту.
   Одно хорошо: кажется, все его члены – по крайней мере, видимые – были снова человеческими. Векшин услышал свист и повернул голову. В темноте он с трудом разобрал, что слева, точно в такой же позе стоит его товарищ. Неволин выглядел вполне эффектно и на этом месте. Впечатляющие мускулы, бицепсы, трицепсы, пресс и так далее. Прямо античный герой. «Атлант, твою мать! Домечтался! Нам только бремени античных героев не хватало!»
   Неволин усмехнулся и почесал ногу об ногу.
   – Ну, теперь ты понял, с кем нам пришлось иметь дело?
   – И что, долго нам здесь стоять? – помолчав, задал риторический вопрос Векшин.
   – Черт его знает. Зависит от аппетита наших «подследственных», – сказал Неволин.
   – Так может, бросим все к ядреной фене?! Да и пойдем отсюда, а майор?
   – Нет, Паша, не получится, не дай бог, все здание рухнет, – сказал Неволин, осмотревшись вокруг. – Мы держим на себе архитектурный шедевр начала девятнадцатого века. В этот домишко, наверное, еще Пушкин захаживал.
   Словно в подтверждение его слов, над головами «атлантов» раздалось то ли шуршание, то ли потрескивание, то скрипение.
   – Как назло, народу никакого поблизости, – посетовал Неволин. – Придется до утра ждать.
   – И все-таки чертовски хороша эта черноглазая ведьмочка! – крякнул «Атлант» слева, не отвечая на это печальное соображение.
   – Интересно, у нас съемки уже закончились?.. Катайцев наверняка предложил нашей Соне выпить по рюмке чая у себя в номере, – сказал «Атлант» справа. – Как бы его к нам на подмогу не прислали.
   – А мне показалось, что ты Елену Николаевну любишь, – не смог удержаться Неволин.
   – А я так был почему-то уверен в твоей безответной любви, – возмущенно отреагировал Векшин.
   Оба надолго замолчали. Но поскольку засыпать им было рискованно, а других собеседников поблизости не было, товарищи скоро возобновили скупой мужской разговор. Им было что рассказать друг другу.
   Вставало солнце. Бледные до синевы компаньоны встречали его с надеждой на избавление. И точно, где-то в глубине площади, на которую выходил фасад удерживаемого ими старинного здания, зацокали каблучки. Векшин и Неволин почувствовали себя жителями необитаемого острова, увидевшими в море долгожданный парус. Но поскольку зажечь костер было невозможно, а призывать на помощь в неглиже было неудобно, они только напряженно всматривались в туманную даль и силились передать туда телепатический SOS-поток.
   Наконец стук каблучков приблизился, и они разглядели особу, которую им меньше всего хотелось бы видеть сейчас.
   … Когда Векшин с Неволиным исчезли со своего наблюдательного поста, Елена подумала, что они, наконец, занялись чем-то более важным и полезным, она решила поискать их в офисной части киностудии. Однако ни администраторы, ни ассистенты, ни даже сам Артшуллер – никто ничего не знал о местонахождении исполнительного продюсера вместе с приглашенным консультантом. Слегка встревоженная, она вернулась в павильон. Софья Кагарлицкая уже закончила свою работу. Они обменялись взглядами и довольно холодно поздоровались друг с другом. Для Елены этого было достаточно, чтобы все понять. Все-таки женщине женщину трудно обмануть, особенно если они находятся в примерно равных «ведьмовских» категориях.
   – Вы же обещали ничего не предпринимать, пока я с ним не переговорю! – Елена зашла за Софьей Михайловной в туалет с твердым намерением все выяснить.
   – Исключительные обстоятельства, Елена Николаевна! Господин Неволин, а вместе с ним и ваш подопечный проникли в тайну существования Сообщества!
   – О, Господи!
   – Совершенно неуместное замечание, дорогая Елена! – насмешливо сказала Кагарлицкая.
   – Что вы с ними сделали?! – незаметно для самой себя повысила голос Елена. Софья Михайловна удивленно посмотрела на кандидатку.