IV. Жизнь моя – кинематограф
У Павла Артемьевича Векшина возникли серьезные неприятности. Настолько серьезные, что в данный момент ему не хотелось ни есть, ни пить, ни заниматься сексом, ни смотреть советские фильмы шестидесятых годов. Проблемы, для разрешения которых один из продюсеров кинокомпании «АС-ВИДЕО» прибыл на место съемок самого многообещающего проекта фирмы, оказались гораздо сложнее, нежели представлялись в столице. Три часа назад встретивший его в аэропорту оператор-постановщик фильма Никола Губанов произнес несколько слов, от которых бывалый киношник Векшин впал в ступор:
– Паша, у нас исчезла пленка… Весь отснятый материал, понимаешь?!
Уже в гостинице, слушая сбивчивый рассказ Николы, Векшин поймал себя на мысли, что такой поворот событий был вполне уместен для сюжета самого фильма. Мистический антураж, загадочные и непонятные (судя по всему, и самим авторам) персонажи, таинственная смерть одной из героинь в фильме, внезапное исчезновение покойницы и хэппи-энд с большой натяжкой. А в диалогах – пространные рассуждения о смысле бытия, судьбе страны и возникновении оргазма… В общем, авторы самовыражались по полной. Но сейчас все это, вместе с судьбой фильма, было под большим вопросом.
Векшина перекинули на этот проект пару недель назад, после того как предыдущий его фильм был запущен в прокат и начал потихоньку собирать кассу. «Павел, мы очень рассчитываем на тебя. Фильм должен выйти на международный фестивальный уровень. Это для нашей компании будет серьезным рывком вперед», – сказали учредители «АС-ВИДЕО» и предложили ему две тысячи ежемесячно и 10 процентов с проката. Хоть и не лежала его душа к этому назначению, но отказывать доверявшим ему людям Паша Векшин не привык. Поэтому, несмотря на всегдашнее свое скептическое отношение к фестивалям, он подумал и согласился.
Теперь он имел в сухом остатке: режиссера в предынфарктном состоянии, деморализованную съемочную группу и бесследно исчезнувший материал практически снятого фильма. Полгода серьезной работы, 250 тысяч долларов, куча нереализованных творческих планов и дюжина несостоявшихся кинокарьер канули в Лету.
Никола постучался в номер ровно в десять. Вместе с директором картины – невысоким, лет пятидесяти, с тяжелым английским подбородком и щегольским бачками на одутловатом лице – они составляли скорбную группу кинематографистов.
– Паша, это невозможно, но это так. Коробки с пленкой исчезли в буквальном смысле слова. Позавчера вечером посмотрели материал после проявки и закрыли в сейфе на студии. Я лично закрывал, Павел Артемьич… Надеюсь, ты не думаешь… – заговорил Губанов.
– Никола, ты не дергайся. Сядь. Кто-то еще был с тобой?
– Ну, да… Иннокентий Михалыч в двух шагах стоял, – сказал оператор.
– Ты ничего необычного в этот вечер не припомнишь? Или чуть раньше? – спросил Векшин.
– В каком смысле?… Человека в черных очках и с деревянной ногой?
– Муля, не нервируй меня!.. Припомни лучше, не расспрашивал ли кто-то тебя или кого-нибудь из группы о съемочном материале, о фильме, о режиссере? Люди какие-то новые не появлялись на горизонте? Может быть, поссорился кто-нибудь из вашей команды с кем-то, набезобразничал?
– Да все как обычно, вроде… Обычная работа, нормальный съемочный процесс, насколько он может быть нормальным. Паша, в милицию надо заявлять! И чем быстрее, тем лучше! – заторопил Никола.
– Ну-ну, Коля, скоро только сериалы снимаются. А ты подумал, с кем, прежде всего, захотят познакомиться сыщики? А потом и допросить с пристрастием? – как всегда, немного гнусаво, проворчал директор.
– Но что-то надо делать с этими пиратами! – взвился Никола и забегал по номеру. Векшин при каждой встрече с большим интересом и удовольствием наблюдал за абсолютно уникальным для операторской профессии характером Николы. Увы, сегодня повеселиться не получалось.
– Ты думаешь, это наши «коллеги» по цеху безобразничают? Нет, дружище, по-моему, тут что-то другое.
Директор, посасывая карамельку, согласно закивал головой.
– Павел Артемьевич, прав. Какой смысл этим бандитам воровать на треть незаконченный фильм. Слишком хлопотно это. Им куда проще сделать свое черное дело прямо перед премьерой.
– Так какому же неврастенику могла понадобиться наша пленка?! – повернувшись через левое плечо, Никола едва не сбил с холодильника графин с водой.
– Неврастенику говоришь… – Векшин переставил графин на стол и силой усадил Николу в кресло. – Во всяком случае, в целеустремленности этому нервному больному не откажешь. Забрать пленку из сейфа на охраняемой студии – это надо очень захотеть.
– Но зачем?
– Никола, ты, между прочим, работаешь на фильме в жанре мистического детектива. А что говорят в детективах?
– А что говорят в детективах? – спросил Никола.
– Чтобы ответить на вопрос «зачем», надо сначала узнать «кому это надо». Вникаешь, коллега?
– Собственно говоря, и в основе нашей картины та же ситуация, друзья мои, – гнусаво добавил Артшуллер из своего угла.
– Кстати, о фильме. Что вы снимали накануне происшествия, Иннокентий Михалыч? – спросил Векшин.
– Это был эпизод в ресторане. Главные герои расстаются смертельными врагами после бурного объяснения. Режиссер импровизировал по ходу съемок, поэтому снимали в две смены. А после – сразу материал в проявку. На следующий день после этого был назначен просмотр. Так, Коля? – сказал директор.
– Точно так. Только режиссер не импровизировал, а преодолевал разгильдяйство и непрофессионализм администрации.
– Николай Александрович! – возмутился Артшуллер.
– Стоп-стоп-стоп, коллеги! Не здесь и не сейчас! Давайте-ка лучше продолжим наши размышления. Как там, кстати, режиссер?
– В больнице сказали – состояние нормальное. Сегодня собирались навестить его, – сказал Артшуллер.
– Обязательно съездим. Иннокентий Михалыч, расскажите подробнее: как называется ресторан, в котором снимали, где находится, с кем договаривались о съемках, как расплачивались, на чем расстались.
– В том-то и дело, что режиссер сам нашел и договорился с этим заведением. Находится ресторан в двух шагах отсюда. Насколько я знаю, денег с нас не попросили. В начальниках там довольно эффектная дама. Название у кабака тоже шикарное – «Мефисто», – сказал директор.
– Как-как? – удивился Векшин.
– «Мефисто». Черт, значит. Довольно специфическое место, надо вам сказать.
– Что же там специфического, уважаемый Иннокентий Михалыч? – спросил Паша.
– Это сложно объяснить, Павел Артемьевич. Как-то не совсем благополучно себя ощущаешь в тамошних пределах, – сказал Артшуллер, поморщившись.
– Да-с, про нехорошую квартиру я читал, а вот про нехороший кабак узнаю впервые, – сказал Векшин.
– Черт его знает, что вы напридумывали, Иннокентий Михалыч! Нормальный кабак, нормальная обстановка, кухня там прекрасная, кстати… Единственное в чем прав, господин Артшуллер, так это в оценке хозяйки заведения. Лариса Андреевна – действительно уникальная женщина!
На мужественное лицо Николы легла тень лирической задумчивости. Векшин усмехнулся про себя и, усиленно потирая подбородок, осторожно заметил:
– Вообще-то необременительное состояние влюбленности чрезвычайно полезно для всякого творческого человека.
Никола махнул рукой в его сторону.
– Да ты прав… Значит-ца, вот что я думаю, господа кинематографисты. Пленка исчезла по чьему-то злому и вполне определенному умыслу. И в этом, как мне кажется, виноваты мы сами. Кому-то перешли дорогу, кого-то задели, кого-то заинтересовали… У меня есть в этом городе кое-какие знакомства в департаменте частного сыска. Постараюсь подключить к делу профессионалов. А пока о пропаже – никому. Группу – в отпуск на неопределенный срок из-за болезни режиссера. С выплатой зарплаты и суточных. Ну, а теперь давайте нанесем визит нашему больному. Может статься, режиссер-постановщик мистического детектива внесет ясность в мистическую ситуацию вокруг собственного фильма. Предлагаю встретиться в фойе через час.
Провожая коллег, Векшин принял твердое решение познакомиться с уникальной женщиной Ларисой, хозяйкой ресторана с загадочным названием.
– Паша, у нас исчезла пленка… Весь отснятый материал, понимаешь?!
Уже в гостинице, слушая сбивчивый рассказ Николы, Векшин поймал себя на мысли, что такой поворот событий был вполне уместен для сюжета самого фильма. Мистический антураж, загадочные и непонятные (судя по всему, и самим авторам) персонажи, таинственная смерть одной из героинь в фильме, внезапное исчезновение покойницы и хэппи-энд с большой натяжкой. А в диалогах – пространные рассуждения о смысле бытия, судьбе страны и возникновении оргазма… В общем, авторы самовыражались по полной. Но сейчас все это, вместе с судьбой фильма, было под большим вопросом.
Векшина перекинули на этот проект пару недель назад, после того как предыдущий его фильм был запущен в прокат и начал потихоньку собирать кассу. «Павел, мы очень рассчитываем на тебя. Фильм должен выйти на международный фестивальный уровень. Это для нашей компании будет серьезным рывком вперед», – сказали учредители «АС-ВИДЕО» и предложили ему две тысячи ежемесячно и 10 процентов с проката. Хоть и не лежала его душа к этому назначению, но отказывать доверявшим ему людям Паша Векшин не привык. Поэтому, несмотря на всегдашнее свое скептическое отношение к фестивалям, он подумал и согласился.
Теперь он имел в сухом остатке: режиссера в предынфарктном состоянии, деморализованную съемочную группу и бесследно исчезнувший материал практически снятого фильма. Полгода серьезной работы, 250 тысяч долларов, куча нереализованных творческих планов и дюжина несостоявшихся кинокарьер канули в Лету.
Никола постучался в номер ровно в десять. Вместе с директором картины – невысоким, лет пятидесяти, с тяжелым английским подбородком и щегольским бачками на одутловатом лице – они составляли скорбную группу кинематографистов.
– Паша, это невозможно, но это так. Коробки с пленкой исчезли в буквальном смысле слова. Позавчера вечером посмотрели материал после проявки и закрыли в сейфе на студии. Я лично закрывал, Павел Артемьич… Надеюсь, ты не думаешь… – заговорил Губанов.
– Никола, ты не дергайся. Сядь. Кто-то еще был с тобой?
– Ну, да… Иннокентий Михалыч в двух шагах стоял, – сказал оператор.
– Ты ничего необычного в этот вечер не припомнишь? Или чуть раньше? – спросил Векшин.
– В каком смысле?… Человека в черных очках и с деревянной ногой?
– Муля, не нервируй меня!.. Припомни лучше, не расспрашивал ли кто-то тебя или кого-нибудь из группы о съемочном материале, о фильме, о режиссере? Люди какие-то новые не появлялись на горизонте? Может быть, поссорился кто-нибудь из вашей команды с кем-то, набезобразничал?
– Да все как обычно, вроде… Обычная работа, нормальный съемочный процесс, насколько он может быть нормальным. Паша, в милицию надо заявлять! И чем быстрее, тем лучше! – заторопил Никола.
– Ну-ну, Коля, скоро только сериалы снимаются. А ты подумал, с кем, прежде всего, захотят познакомиться сыщики? А потом и допросить с пристрастием? – как всегда, немного гнусаво, проворчал директор.
– Но что-то надо делать с этими пиратами! – взвился Никола и забегал по номеру. Векшин при каждой встрече с большим интересом и удовольствием наблюдал за абсолютно уникальным для операторской профессии характером Николы. Увы, сегодня повеселиться не получалось.
– Ты думаешь, это наши «коллеги» по цеху безобразничают? Нет, дружище, по-моему, тут что-то другое.
Директор, посасывая карамельку, согласно закивал головой.
– Павел Артемьевич, прав. Какой смысл этим бандитам воровать на треть незаконченный фильм. Слишком хлопотно это. Им куда проще сделать свое черное дело прямо перед премьерой.
– Так какому же неврастенику могла понадобиться наша пленка?! – повернувшись через левое плечо, Никола едва не сбил с холодильника графин с водой.
– Неврастенику говоришь… – Векшин переставил графин на стол и силой усадил Николу в кресло. – Во всяком случае, в целеустремленности этому нервному больному не откажешь. Забрать пленку из сейфа на охраняемой студии – это надо очень захотеть.
– Но зачем?
– Никола, ты, между прочим, работаешь на фильме в жанре мистического детектива. А что говорят в детективах?
– А что говорят в детективах? – спросил Никола.
– Чтобы ответить на вопрос «зачем», надо сначала узнать «кому это надо». Вникаешь, коллега?
– Собственно говоря, и в основе нашей картины та же ситуация, друзья мои, – гнусаво добавил Артшуллер из своего угла.
– Кстати, о фильме. Что вы снимали накануне происшествия, Иннокентий Михалыч? – спросил Векшин.
– Это был эпизод в ресторане. Главные герои расстаются смертельными врагами после бурного объяснения. Режиссер импровизировал по ходу съемок, поэтому снимали в две смены. А после – сразу материал в проявку. На следующий день после этого был назначен просмотр. Так, Коля? – сказал директор.
– Точно так. Только режиссер не импровизировал, а преодолевал разгильдяйство и непрофессионализм администрации.
– Николай Александрович! – возмутился Артшуллер.
– Стоп-стоп-стоп, коллеги! Не здесь и не сейчас! Давайте-ка лучше продолжим наши размышления. Как там, кстати, режиссер?
– В больнице сказали – состояние нормальное. Сегодня собирались навестить его, – сказал Артшуллер.
– Обязательно съездим. Иннокентий Михалыч, расскажите подробнее: как называется ресторан, в котором снимали, где находится, с кем договаривались о съемках, как расплачивались, на чем расстались.
– В том-то и дело, что режиссер сам нашел и договорился с этим заведением. Находится ресторан в двух шагах отсюда. Насколько я знаю, денег с нас не попросили. В начальниках там довольно эффектная дама. Название у кабака тоже шикарное – «Мефисто», – сказал директор.
– Как-как? – удивился Векшин.
– «Мефисто». Черт, значит. Довольно специфическое место, надо вам сказать.
– Что же там специфического, уважаемый Иннокентий Михалыч? – спросил Паша.
– Это сложно объяснить, Павел Артемьевич. Как-то не совсем благополучно себя ощущаешь в тамошних пределах, – сказал Артшуллер, поморщившись.
– Да-с, про нехорошую квартиру я читал, а вот про нехороший кабак узнаю впервые, – сказал Векшин.
– Черт его знает, что вы напридумывали, Иннокентий Михалыч! Нормальный кабак, нормальная обстановка, кухня там прекрасная, кстати… Единственное в чем прав, господин Артшуллер, так это в оценке хозяйки заведения. Лариса Андреевна – действительно уникальная женщина!
На мужественное лицо Николы легла тень лирической задумчивости. Векшин усмехнулся про себя и, усиленно потирая подбородок, осторожно заметил:
– Вообще-то необременительное состояние влюбленности чрезвычайно полезно для всякого творческого человека.
Никола махнул рукой в его сторону.
– Да ты прав… Значит-ца, вот что я думаю, господа кинематографисты. Пленка исчезла по чьему-то злому и вполне определенному умыслу. И в этом, как мне кажется, виноваты мы сами. Кому-то перешли дорогу, кого-то задели, кого-то заинтересовали… У меня есть в этом городе кое-какие знакомства в департаменте частного сыска. Постараюсь подключить к делу профессионалов. А пока о пропаже – никому. Группу – в отпуск на неопределенный срок из-за болезни режиссера. С выплатой зарплаты и суточных. Ну, а теперь давайте нанесем визит нашему больному. Может статься, режиссер-постановщик мистического детектива внесет ясность в мистическую ситуацию вокруг собственного фильма. Предлагаю встретиться в фойе через час.
Провожая коллег, Векшин принял твердое решение познакомиться с уникальной женщиной Ларисой, хозяйкой ресторана с загадочным названием.
V. Ну и?
– А она мне нравится, – сказала до этого почти все время молчавшая Софья Михайловна. – Этакая тигра подросткового возраста: шипит, уши прижимает, но нападать еще не научилась.
– А вы уверены, что эта тигра из нашего заповедника? – сквозь зубы проговорила Марина. – У меня лично сегодня сложилось ощущение, что собеседование проходили мы с вами, а не наша новая знакомая из отряда сибирских кошачьих. Никакого уважения к нечистой силе, честное слово!
Лариса Андреевна щелкнула зажигалкой, медленно отвела в сторону руку с тонкими длинными пальцами.
– Ты, Марина Аркадьевна, глупости говоришь. У этой девочки большое будущее. Она будет даже поинтереснее, чем я думала сначала, хотя и не без причуд. Есть в ней что-то … харизматическое. Тьфу-ты, кто ж слово-то такое выдумал!
– Да мужики, кто ж еще! – подавила зевок Софья. – Устала я что-то за эти дни… А Елена, хоть и не Прекрасная, и, наверное, не Премудрая, но уж Обаятельная – определенно!
– Вот попомните мое слово, эта Обаятельная еще доставит всем нам немало хлопот…
– Какая-то ты раздражительная стала в последнее время, Мариночка Аркадьевна! – прервала ее Лариса. – Брюзжишь словно какая-нибудь старая ведьма. А может тебе действительно пора на пенсию?
– Ну, это уж не тебе решать!
– Девочки не ссорьтесь! Поберегите силы. Через два часа у нас общение с избирателями. Сауна, бассейн, массаж – вот, что сейчас нам нужно вместо споров и препирательств.
Лариса нажала кнопку звонка под крышкой стола. Никакой реакции. Попробовала еще раз. И еще. Ничего.
– Вечно у нас ничего не работает… Как будто ни одного мужика в доме, честное слово! – пробормотала она и громко позвала:
– Филипп! Фи-липп!
На зов явился плечистый метрдотель, и пока Лариса выговаривала ему за неполадки с кнопкой вызова, Марина Аркадьевна, повинуясь привычке бывалого комсомольского лидера, оставила последнее слово за собой. Она громко произнесла, не обращаясь ни к кому конкретно:
– Вы совершаете большую ошибку!
За полвека своей работы на посту члена Коллегиального совета «Сообщества лояльных ведьм» Марине Аркадьевне Дейнеко нередко приходилось отстаивать свою точку зрения, оставаясь в меньшинстве. Впрочем, если бы можно было поспрашивать разных людей, имевших с ней дело и в Киеве времен князя Владимира, и в московскую эпоху Ивана Грозного, и в затяжной период дворцовых переворотов в Петербурге, и во времена революционных потрясений на всей территории Российской империи, то все они сказали бы примерно одно и то же. Не было еще на свете более пламенного оппозиционера, а также революционера и заговорщика, чем Марина Аркадьевна. И теперь, на 932 году своей жизни, она оставалась самой собой. Правда, нынче своеобразие ее характера усугубилось нервозностью самого разгара предвыборной кампании.
Дело в том, что три века назад в деятельности доселе консервативного Сообщества появилось нововведение: один раз в пятьдесят лет в этой организации проводились самые что ни на есть демократические выборы в Коллегиальный совет. Три достойнейшие ведьмы получали право в течение полувека решать, что можно и что нельзя всем остальным. На этих выборах не нужны были избирательные участки и урны, демократия приводилась в действие гораздо менее затратным способом. Каждая из желающих проявить себя на руководящей работе путем обыкновенной телепатической рассылки сообщала каждой избирательнице о своем намерении, биографии, целях, задачах и т. д. В ответ телепатировал электорат – побеждала кандидатка, получившая наибольшее количество ответных сообщений.
Марине Аркадьевне, надо честно признать, уже не хотелось снова становится рядовой заштатной ведьмочкой, и уж тем более не собиралась она воспользоваться третьей привилегией вступивших в Сообщество Настоящих женщин – «контролируемым бессмертием», означавшим, что только сама ведьма решает, когда и как закончить ей земную жизнь. Все, что оставалось Марине – быть в числе достойнейших. Отсюда и хлопоты, отсюда и нервы, отсюда и подозрительность… Наверное, ее можно понять: «Настоящая женщина» – тоже женщина, в конце концов! А тут еще новая кандидатка – «девочка с большим будущим»!
– А вы уверены, что эта тигра из нашего заповедника? – сквозь зубы проговорила Марина. – У меня лично сегодня сложилось ощущение, что собеседование проходили мы с вами, а не наша новая знакомая из отряда сибирских кошачьих. Никакого уважения к нечистой силе, честное слово!
Лариса Андреевна щелкнула зажигалкой, медленно отвела в сторону руку с тонкими длинными пальцами.
– Ты, Марина Аркадьевна, глупости говоришь. У этой девочки большое будущее. Она будет даже поинтереснее, чем я думала сначала, хотя и не без причуд. Есть в ней что-то … харизматическое. Тьфу-ты, кто ж слово-то такое выдумал!
– Да мужики, кто ж еще! – подавила зевок Софья. – Устала я что-то за эти дни… А Елена, хоть и не Прекрасная, и, наверное, не Премудрая, но уж Обаятельная – определенно!
– Вот попомните мое слово, эта Обаятельная еще доставит всем нам немало хлопот…
– Какая-то ты раздражительная стала в последнее время, Мариночка Аркадьевна! – прервала ее Лариса. – Брюзжишь словно какая-нибудь старая ведьма. А может тебе действительно пора на пенсию?
– Ну, это уж не тебе решать!
– Девочки не ссорьтесь! Поберегите силы. Через два часа у нас общение с избирателями. Сауна, бассейн, массаж – вот, что сейчас нам нужно вместо споров и препирательств.
Лариса нажала кнопку звонка под крышкой стола. Никакой реакции. Попробовала еще раз. И еще. Ничего.
– Вечно у нас ничего не работает… Как будто ни одного мужика в доме, честное слово! – пробормотала она и громко позвала:
– Филипп! Фи-липп!
На зов явился плечистый метрдотель, и пока Лариса выговаривала ему за неполадки с кнопкой вызова, Марина Аркадьевна, повинуясь привычке бывалого комсомольского лидера, оставила последнее слово за собой. Она громко произнесла, не обращаясь ни к кому конкретно:
– Вы совершаете большую ошибку!
За полвека своей работы на посту члена Коллегиального совета «Сообщества лояльных ведьм» Марине Аркадьевне Дейнеко нередко приходилось отстаивать свою точку зрения, оставаясь в меньшинстве. Впрочем, если бы можно было поспрашивать разных людей, имевших с ней дело и в Киеве времен князя Владимира, и в московскую эпоху Ивана Грозного, и в затяжной период дворцовых переворотов в Петербурге, и во времена революционных потрясений на всей территории Российской империи, то все они сказали бы примерно одно и то же. Не было еще на свете более пламенного оппозиционера, а также революционера и заговорщика, чем Марина Аркадьевна. И теперь, на 932 году своей жизни, она оставалась самой собой. Правда, нынче своеобразие ее характера усугубилось нервозностью самого разгара предвыборной кампании.
Дело в том, что три века назад в деятельности доселе консервативного Сообщества появилось нововведение: один раз в пятьдесят лет в этой организации проводились самые что ни на есть демократические выборы в Коллегиальный совет. Три достойнейшие ведьмы получали право в течение полувека решать, что можно и что нельзя всем остальным. На этих выборах не нужны были избирательные участки и урны, демократия приводилась в действие гораздо менее затратным способом. Каждая из желающих проявить себя на руководящей работе путем обыкновенной телепатической рассылки сообщала каждой избирательнице о своем намерении, биографии, целях, задачах и т. д. В ответ телепатировал электорат – побеждала кандидатка, получившая наибольшее количество ответных сообщений.
Марине Аркадьевне, надо честно признать, уже не хотелось снова становится рядовой заштатной ведьмочкой, и уж тем более не собиралась она воспользоваться третьей привилегией вступивших в Сообщество Настоящих женщин – «контролируемым бессмертием», означавшим, что только сама ведьма решает, когда и как закончить ей земную жизнь. Все, что оставалось Марине – быть в числе достойнейших. Отсюда и хлопоты, отсюда и нервы, отсюда и подозрительность… Наверное, ее можно понять: «Настоящая женщина» – тоже женщина, в конце концов! А тут еще новая кандидатка – «девочка с большим будущим»!
VI. Pretty women
Давненько Елена Николаевна так не высыпалась. Открыв глаза и сообразив, что на сегодняшний день она свободна не только от уроков, но и вообще от педагогического подхода к жизненным обстоятельствам, Лена Тихонова сладко потянулась и обнаружила себя в самом прекрасном расположении духа. Чего по утрам с ней тоже давненько не случалось.
Она прошлепала в ванную и, скинув халат, принялась придирчиво изучать себя в огромном зеркале. «Говорите, собственными силами придется обойтись?!…» Так, что тут у нас? А что? Если не принимать во внимание некоторых нюансов, то девушка-то хороша! Я бы даже сказала – «в самом соку девушка».
И в самом деле: огромные серые глаза, длинные густые ресницы, пепельные волосы, грудь, талия (чуть поплывшая, правда, за последний год), стройные ноги – исходные данные были весьма обнадеживающими. Вот только некоторая бледность да круги под глазами не украшали ее. «Ну, ничего-ничего. Надобно срочно заняться собой. Какой-нибудь салон красоты в округе, я думаю, найдется. Солярий, наверное, тоже».
Сегодня целеустремленная учительница недолго оставалась в душе, очень скоро она выходила из своего номера. Закрыв дверь, оглянувшись по сторонам, она подошла к номеру напротив и прижала ухо к двери.
Ни звука. А чего, собственно, она ожидала? Храпа, сексуальных стонов, пьяных выкриков? Елена Николаевна шепотом обругала себя любопытной курицей и спустилась к выходу, чтобы заняться качественным улучшением своей внешности.
После недолгих, но содержательных переговоров с девицей-администратором Елена уже знала, где сделать прическу и макияж, взять сеанс расслабляющего массажа, купить французское нижнее белье, немного загореть и приобрести напрочь декольтированное и разрезанное вечернее платье.
Но, как известно, скоро сказка сказывается, да не скоро женщина удовлетворяется. Особенно собственной внешностью.
…На исходе третьего дня непрерывных занятий собой довольная и совсем не уставшая, она возвращалась в гостиницу, попутно пресекая на корню любые попытки знакомства со стороны пешеходов и автомобилистов мужеского пола. Трое представительных мужчин у входа в гостиницу, в отличие от многих других, не обратили на нее никакого внимания: слишком были заняты разговором. Чуточку уязвленная, Елена Николаевна собралась процокать каблучками мимо них, как вдруг опознала в одном из беседующих своего «подопечного» Павла Векшина (почему-то она стала так его про себя называть).
Он выглядел очень даже неплохо: белая рубашка и темный костюм классически оттеняли немного посеребренную темную шевелюру. «Мы бы, наверное, хорошо смотрелись вместе… Чушь какая в голову лезет!» – одернула себя Елена Николаевна и открыла входную дверь.
Ее «подопечный» был наблюдательным человеком. Кивнув своим собеседникам, он уже сделал шаг ей навстречу:
– Здравствуйте, Елена!
– Ах, это вы… – дежурно улыбнулась Елена Николаевна. – Что вы тут делаете?!
– Если не считать некоторых попутных обстоятельств, то в основном ищу встречи с вами. Хочу пригласить вас поужинать сегодня вечером.
Паша Векшин с трудом сформулировал эту первую, пришедшую ему на ум банальность, потому что был сбит, смят и ошарашен. Вот так думаешь-думаешь о человеке, который, кажется, исчез с твоего горизонта навсегда, и хочется просто зарычать от бессилия, а этот человек в один прекрасный момент вдруг появляется прямо перед тобой. Да еще и потрясающе выглядит! И вообще, какой ужин? Какая романтика? У него фильм погибает, карьера, можно сказать, рушится, и жизнь переворачивается!
У Елены импровизация старого знакомого вызвала совсем другие соображения: «Это интересно. Похоже, есть возможность начать игру прямо с пункта № 1. Ну, что же, три-четыре…»
– Я после шести не ем ничего, – ответила она.
– Что вы говорите? Вера не позволяет?
Лена поморщилась. Остроумие от Векшина!
– Послушайте… Павел, кажется? Должна вам сказать, что вы довольно неуклюже начинаете за мной ухаживать! – сказала она.
– А разве я начинаю? И в мыслях не было! – отрекся Векшин.
Лена снова взялась за ручку двери.
– Виноват. Я не совсем удачно выразился. Эффект приятной неожиданности, знаете ли, – не сдавался Паша.
– Слава богу, ваша неожиданность из разряда приятных, а не детских! – сухо заметила Елена.
– Гм… Елена, но вам совершенно не обязательно истощать себя диетами и голоданием. У вас прекрасная фигура, поверьте бывалому человеку, – заявил Векшин.
– Бывалому?.. А я думала, что вы небывалый… Но, раз так – хорошо. Сегодня вечером я, пожалуй, устрою себе загрузочный день и съем пару салатиков. Ваше предложение в силе? – оценивающе посмотрела на него Елена.
– Разумеется, – быстро подтвердил Векшин.
– Ну, так я согласна, Павел. Но у меня два условия.
– Ну, так я согласен, Елена.
– Во-первых, мы ужинаем, там, где я скажу, – сказала Елена Николаевна.
– ?
– Этот ресторанчик находится рядышком. Называется он «Мефисто», и мне очень нравится тамошняя кухня… Эй! Вы слышите меня?
Векшин преодолел легкое оцепенение, улыбнулся и тряхнул головой.
– «Мефисто», говорите? Почему бы и нет? А второе условие? – спросил Векшин.
– А о нем я скажу вам непосредственно за ужином, хорошо? – сказала Елена.
– Идет.
– Я буду готова через полчаса.
Уходя, она улыбнулась ему. А у него наконец-то появилась возможность собраться с мыслями. Последняя мысль родилась только что. Улыбка, где он мог видеть эту улыбку? Улыбку, придающую лицу какое-то отсутствующее нездешнее выражение. Улыбку-мечту. Улыбку-желание. Надо непременно вспомнить…
Она прошлепала в ванную и, скинув халат, принялась придирчиво изучать себя в огромном зеркале. «Говорите, собственными силами придется обойтись?!…» Так, что тут у нас? А что? Если не принимать во внимание некоторых нюансов, то девушка-то хороша! Я бы даже сказала – «в самом соку девушка».
И в самом деле: огромные серые глаза, длинные густые ресницы, пепельные волосы, грудь, талия (чуть поплывшая, правда, за последний год), стройные ноги – исходные данные были весьма обнадеживающими. Вот только некоторая бледность да круги под глазами не украшали ее. «Ну, ничего-ничего. Надобно срочно заняться собой. Какой-нибудь салон красоты в округе, я думаю, найдется. Солярий, наверное, тоже».
Сегодня целеустремленная учительница недолго оставалась в душе, очень скоро она выходила из своего номера. Закрыв дверь, оглянувшись по сторонам, она подошла к номеру напротив и прижала ухо к двери.
Ни звука. А чего, собственно, она ожидала? Храпа, сексуальных стонов, пьяных выкриков? Елена Николаевна шепотом обругала себя любопытной курицей и спустилась к выходу, чтобы заняться качественным улучшением своей внешности.
После недолгих, но содержательных переговоров с девицей-администратором Елена уже знала, где сделать прическу и макияж, взять сеанс расслабляющего массажа, купить французское нижнее белье, немного загореть и приобрести напрочь декольтированное и разрезанное вечернее платье.
Но, как известно, скоро сказка сказывается, да не скоро женщина удовлетворяется. Особенно собственной внешностью.
…На исходе третьего дня непрерывных занятий собой довольная и совсем не уставшая, она возвращалась в гостиницу, попутно пресекая на корню любые попытки знакомства со стороны пешеходов и автомобилистов мужеского пола. Трое представительных мужчин у входа в гостиницу, в отличие от многих других, не обратили на нее никакого внимания: слишком были заняты разговором. Чуточку уязвленная, Елена Николаевна собралась процокать каблучками мимо них, как вдруг опознала в одном из беседующих своего «подопечного» Павла Векшина (почему-то она стала так его про себя называть).
Он выглядел очень даже неплохо: белая рубашка и темный костюм классически оттеняли немного посеребренную темную шевелюру. «Мы бы, наверное, хорошо смотрелись вместе… Чушь какая в голову лезет!» – одернула себя Елена Николаевна и открыла входную дверь.
Ее «подопечный» был наблюдательным человеком. Кивнув своим собеседникам, он уже сделал шаг ей навстречу:
– Здравствуйте, Елена!
– Ах, это вы… – дежурно улыбнулась Елена Николаевна. – Что вы тут делаете?!
– Если не считать некоторых попутных обстоятельств, то в основном ищу встречи с вами. Хочу пригласить вас поужинать сегодня вечером.
Паша Векшин с трудом сформулировал эту первую, пришедшую ему на ум банальность, потому что был сбит, смят и ошарашен. Вот так думаешь-думаешь о человеке, который, кажется, исчез с твоего горизонта навсегда, и хочется просто зарычать от бессилия, а этот человек в один прекрасный момент вдруг появляется прямо перед тобой. Да еще и потрясающе выглядит! И вообще, какой ужин? Какая романтика? У него фильм погибает, карьера, можно сказать, рушится, и жизнь переворачивается!
У Елены импровизация старого знакомого вызвала совсем другие соображения: «Это интересно. Похоже, есть возможность начать игру прямо с пункта № 1. Ну, что же, три-четыре…»
– Я после шести не ем ничего, – ответила она.
– Что вы говорите? Вера не позволяет?
Лена поморщилась. Остроумие от Векшина!
– Послушайте… Павел, кажется? Должна вам сказать, что вы довольно неуклюже начинаете за мной ухаживать! – сказала она.
– А разве я начинаю? И в мыслях не было! – отрекся Векшин.
Лена снова взялась за ручку двери.
– Виноват. Я не совсем удачно выразился. Эффект приятной неожиданности, знаете ли, – не сдавался Паша.
– Слава богу, ваша неожиданность из разряда приятных, а не детских! – сухо заметила Елена.
– Гм… Елена, но вам совершенно не обязательно истощать себя диетами и голоданием. У вас прекрасная фигура, поверьте бывалому человеку, – заявил Векшин.
– Бывалому?.. А я думала, что вы небывалый… Но, раз так – хорошо. Сегодня вечером я, пожалуй, устрою себе загрузочный день и съем пару салатиков. Ваше предложение в силе? – оценивающе посмотрела на него Елена.
– Разумеется, – быстро подтвердил Векшин.
– Ну, так я согласна, Павел. Но у меня два условия.
– Ну, так я согласен, Елена.
– Во-первых, мы ужинаем, там, где я скажу, – сказала Елена Николаевна.
– ?
– Этот ресторанчик находится рядышком. Называется он «Мефисто», и мне очень нравится тамошняя кухня… Эй! Вы слышите меня?
Векшин преодолел легкое оцепенение, улыбнулся и тряхнул головой.
– «Мефисто», говорите? Почему бы и нет? А второе условие? – спросил Векшин.
– А о нем я скажу вам непосредственно за ужином, хорошо? – сказала Елена.
– Идет.
– Я буду готова через полчаса.
Уходя, она улыбнулась ему. А у него наконец-то появилась возможность собраться с мыслями. Последняя мысль родилась только что. Улыбка, где он мог видеть эту улыбку? Улыбку, придающую лицу какое-то отсутствующее нездешнее выражение. Улыбку-мечту. Улыбку-желание. Надо непременно вспомнить…
VI. Пункт первый – условие второе
Самочувствие режиссера Катайцева оставляло желать лучшего. С ним разрешили говорить не более десяти минут. Сергей в двух словах рассказал Векшину о взаимоотношениях съемочной группы фильма «Другая жизнь» с клубом-рестораном «Мефисто».
– Так это еще и клуб?
– Да, Паша. Причем это не клуб в нашем нынешнем традиционном представлении: танцы, выпивка, развлечения… Хотя и это тоже. Но большую часть времени «Мефисто» – закрытое заведение.
Сергея Катайцева Павел знал еще по учебе во ВГИКе. Лет десять назад он сделал там дипломную картину, по общему мнению, относившуюся к категории авторского кино. Взаимная ирония зародилась в их отношениях уже тогда. Неприязни не было, нет. Но Сергей, своим кумиром считавший Тарковского, и Павел, клевавший носом на «Жертвоприношении», пикировались на тему «для кого снимать?» при первой возможности.
Сейчас их объединила другая тема: «где искать?».
– Как же вы на них вышли? Ты что, стал членом этого клуба? – спросил Векшин.
– Вовсе нет! Просто они заинтересовались фильмом. Прислали приглашение. Предложили помощь, – сказал Векшин.
– Интересно. А тебе не показалось это странным?
– Я тебя умоляю! Нормальный женский интерес к искусству кино, – поморщился Катайцев.
– Почему «женский»? – удивился Векшин.
– Так это же сугубо женский клуб, ты разве не знаешь?
– Так-так-так… А Лариса Андреевна, значит, президент этого клуба? Что, она действительно так хороша?
В затуманенном взгляде Катайцева блеснул огонек. Кажется, он даже сглотнул слюну.
– Необыкновенно, – подтвердил он.
– Чем же они увлекаются? Мужской стриптиз? Лесбос? Свободная любовь? – заинтересовался Векшин.
– Фу, Паша, не расстраивай меня. Мне нельзя волноваться. У них все гораздо серьезнее. Собственно, тебе самому лучше с госпожой Чайковской переговорить.
– Непременно, Серега. Ты сам-то что думаешь об этом заведении? – спросил Павел.
– Паша, чего мне о нем думать. Мне кино надо снимать. Пригласили, ну и спасибо им. Интерьер там шикарный. Прямо на наш сценарий ложится. Снимали при довольно большой массовке. Причем в съемках участвовали и члены клуба, по-моему. Так, Иннокентий Михайлович?
– Совершенно верно. Мы, разумеется, предложили им по 300 руб. за смену. Но они отказались. У них там, кажется, была какая-то своя вечеринка, – сказал Альтшуллер.
– Сергей, а ты чего-то подозрительного или странного во время съемок не приметил? Вон Иннокентий Михайлович считает, что в «Мефисто» весьма неблагополучная атмосфера, – спросил Векшин режиссера.
– Черт его знает. Я что-то этого не заметил. Бабы там шикарные – это точно. Но уж очень они… скажем так – «далекие», – сказал Катайцев.
– Не подкатить что ли? – спросил Паша.
– Не в этом суть. Просто они где-то далеко всегда, как будто не перед тобой, не здесь и сейчас находятся, а где-то в другом измерении. Смотрит она на тебя, а, кажется, будто сквозь тебя. Такая «вещь в себе», – туманно объяснил режиссер.
– Ты ничем их не расстроил, этих «нездешних» дам? – спросил Векшин.
– Исключено. Мы расстались довольные друг другом. Договорились о дальнейшем сотрудничестве. Хотели даже сфотографироваться на память.
В палату заглянула медсестра и сурово сдвинула брови.
– Серега, ешь побольше кашки и выздоравливай побыстрей, нам еще картину заканчивать, – стал прощаться Векшин.
Катайцев, криво усмехнувшись, слабо пожал им руки.
… Теперь, ожидая Елену и прокручивая в голове детали недавних событий, Павел вдруг почувствовал себя в центре какого-то неведомого, не подвластного ему сюжета. «Мефистофельский» кабак, исчезнувшая пленка, женщина, о которой он не может забыть ни на минуту и ее троекратное появление на его орбите. И что самое забавное: это ощущение неподконтрольности и абсурдности происходящего, похоже, начинало нравиться бывалому кинематографисту и пробуждало в нем азарт и интерес к жизни… А вот и она!
Елена уже стояла рядом и наблюдала за размышляющим Векшиным, глядя на него сверху вниз. Паша улыбнулся ей. На этот раз она осталась серьезной.
Ресторан, действительно, находился в двух шагах от гостиницы. Хотя Векшин и поймал себя на мысли, что теперь ему будет сложно непредвзято оценить все прелести этого заведения, его, человека до мозга костей киношного, приятно поразили интерьеры «Мефисто». Здесь действительно можно было снимать. Очень ему понравился и швейцар ресторана – чрезвычайно артистичная натура.
Их усадили за стол. Вышколенный официант с плечами Шварценеггера и манерами принца Уэльского подал меню. Надо сказать, что названия блюд Векшина весьма заинтересовали и даже повеселили. Они возбуждали если и не аппетит, то уж любопытство точно. Салаты «Эмансипэ» и «Утро девственницы», горячие закуски «Амазонка» и «Фемина», коктейли «Путь к себе» и «Железная леди» и… в том же духе страниц на десять. Павел несколько замешкался с выбором.
Елена, чуть приподняв пальцы, подозвала официанта и сказала ему несколько слов.
– Да вы здесь завсегдатай, Елена! – сказал Векшин.
– Нет, просто мне захотелось взять инициативу в свои руки, – сказала Елена.
Векшин не нашелся, что ответить и отдал должное одному за другим появляющимся на столе блюдам. Было вкусно.
– Интересно, а чья это кухня?
– Если вы имеете в виду ее национальную принадлежность, то у нее, скорее, интернациональное происхождение.
– Занятно, – пробормотал Паша.
Елена Николаевна оглянулась на небольшую сцену, где началось какое-то движение. Через минуту музыканты настроились, и зазвучал джаз.
– О, да здесь знают толк не только в кухне и современном интерьере! – одобрил Векшин.
– А вам, наверное, приходилось бывать во многих одесских ресторанах? – спросила Елена.
– Пожалуй. Но мне больше по душе трапеза где-нибудь на природе, такое, знаете ли, барбекю. Когда костер, гитара, шашлыки и хорошая компания. Особенно, где-нибудь у моря, в тихом местечке.
– Когда-то мне тоже нравилось нечто подобное… – сказала Елена Николаевна.
Она наконец-то улыбнулась и посмотрела на него в упор. Блики свечей отразились в ее глазах, непослушная прядь волос упала на лоб, она подула на нее, сморщив нос. И он вспомнил. Должен же он был вспомнить, наконец.
… В тот день ему непостижимо везло. Он познакомился с девушкой, с очень хорошей девушкой, которая понравилась ему если не с первого, то со второго взгляда определенно. Более того, она даже согласилась поехать с ним к морю, где проходила подготовка вечерней смены; директор съемочной группы был свой человек и объяснил режиссеру, что решил попробовать нового администратора из местных.
Съемочный день, а вернее, съемочный вечер сложился также удачно: режиссер не привередничал, актеры не капризничали, а погода не подкачала. К рассвету съемочная площадка постепенно превратилась в импровизированный лагерь отдыха. Кто-то с криком и визгом полез купаться, кто-то копошился у костра, кто-то бренчал на гитаре. Очень нескоро все успокоились. Назавтра киношному сообществу был объявлен выходной. Векшин и его новая знакомая были из числа тех, кто встречал рассвет, отказавшись от сна.
– Так это еще и клуб?
– Да, Паша. Причем это не клуб в нашем нынешнем традиционном представлении: танцы, выпивка, развлечения… Хотя и это тоже. Но большую часть времени «Мефисто» – закрытое заведение.
Сергея Катайцева Павел знал еще по учебе во ВГИКе. Лет десять назад он сделал там дипломную картину, по общему мнению, относившуюся к категории авторского кино. Взаимная ирония зародилась в их отношениях уже тогда. Неприязни не было, нет. Но Сергей, своим кумиром считавший Тарковского, и Павел, клевавший носом на «Жертвоприношении», пикировались на тему «для кого снимать?» при первой возможности.
Сейчас их объединила другая тема: «где искать?».
– Как же вы на них вышли? Ты что, стал членом этого клуба? – спросил Векшин.
– Вовсе нет! Просто они заинтересовались фильмом. Прислали приглашение. Предложили помощь, – сказал Векшин.
– Интересно. А тебе не показалось это странным?
– Я тебя умоляю! Нормальный женский интерес к искусству кино, – поморщился Катайцев.
– Почему «женский»? – удивился Векшин.
– Так это же сугубо женский клуб, ты разве не знаешь?
– Так-так-так… А Лариса Андреевна, значит, президент этого клуба? Что, она действительно так хороша?
В затуманенном взгляде Катайцева блеснул огонек. Кажется, он даже сглотнул слюну.
– Необыкновенно, – подтвердил он.
– Чем же они увлекаются? Мужской стриптиз? Лесбос? Свободная любовь? – заинтересовался Векшин.
– Фу, Паша, не расстраивай меня. Мне нельзя волноваться. У них все гораздо серьезнее. Собственно, тебе самому лучше с госпожой Чайковской переговорить.
– Непременно, Серега. Ты сам-то что думаешь об этом заведении? – спросил Павел.
– Паша, чего мне о нем думать. Мне кино надо снимать. Пригласили, ну и спасибо им. Интерьер там шикарный. Прямо на наш сценарий ложится. Снимали при довольно большой массовке. Причем в съемках участвовали и члены клуба, по-моему. Так, Иннокентий Михайлович?
– Совершенно верно. Мы, разумеется, предложили им по 300 руб. за смену. Но они отказались. У них там, кажется, была какая-то своя вечеринка, – сказал Альтшуллер.
– Сергей, а ты чего-то подозрительного или странного во время съемок не приметил? Вон Иннокентий Михайлович считает, что в «Мефисто» весьма неблагополучная атмосфера, – спросил Векшин режиссера.
– Черт его знает. Я что-то этого не заметил. Бабы там шикарные – это точно. Но уж очень они… скажем так – «далекие», – сказал Катайцев.
– Не подкатить что ли? – спросил Паша.
– Не в этом суть. Просто они где-то далеко всегда, как будто не перед тобой, не здесь и сейчас находятся, а где-то в другом измерении. Смотрит она на тебя, а, кажется, будто сквозь тебя. Такая «вещь в себе», – туманно объяснил режиссер.
– Ты ничем их не расстроил, этих «нездешних» дам? – спросил Векшин.
– Исключено. Мы расстались довольные друг другом. Договорились о дальнейшем сотрудничестве. Хотели даже сфотографироваться на память.
В палату заглянула медсестра и сурово сдвинула брови.
– Серега, ешь побольше кашки и выздоравливай побыстрей, нам еще картину заканчивать, – стал прощаться Векшин.
Катайцев, криво усмехнувшись, слабо пожал им руки.
… Теперь, ожидая Елену и прокручивая в голове детали недавних событий, Павел вдруг почувствовал себя в центре какого-то неведомого, не подвластного ему сюжета. «Мефистофельский» кабак, исчезнувшая пленка, женщина, о которой он не может забыть ни на минуту и ее троекратное появление на его орбите. И что самое забавное: это ощущение неподконтрольности и абсурдности происходящего, похоже, начинало нравиться бывалому кинематографисту и пробуждало в нем азарт и интерес к жизни… А вот и она!
Елена уже стояла рядом и наблюдала за размышляющим Векшиным, глядя на него сверху вниз. Паша улыбнулся ей. На этот раз она осталась серьезной.
Ресторан, действительно, находился в двух шагах от гостиницы. Хотя Векшин и поймал себя на мысли, что теперь ему будет сложно непредвзято оценить все прелести этого заведения, его, человека до мозга костей киношного, приятно поразили интерьеры «Мефисто». Здесь действительно можно было снимать. Очень ему понравился и швейцар ресторана – чрезвычайно артистичная натура.
Их усадили за стол. Вышколенный официант с плечами Шварценеггера и манерами принца Уэльского подал меню. Надо сказать, что названия блюд Векшина весьма заинтересовали и даже повеселили. Они возбуждали если и не аппетит, то уж любопытство точно. Салаты «Эмансипэ» и «Утро девственницы», горячие закуски «Амазонка» и «Фемина», коктейли «Путь к себе» и «Железная леди» и… в том же духе страниц на десять. Павел несколько замешкался с выбором.
Елена, чуть приподняв пальцы, подозвала официанта и сказала ему несколько слов.
– Да вы здесь завсегдатай, Елена! – сказал Векшин.
– Нет, просто мне захотелось взять инициативу в свои руки, – сказала Елена.
Векшин не нашелся, что ответить и отдал должное одному за другим появляющимся на столе блюдам. Было вкусно.
– Интересно, а чья это кухня?
– Если вы имеете в виду ее национальную принадлежность, то у нее, скорее, интернациональное происхождение.
– Занятно, – пробормотал Паша.
Елена Николаевна оглянулась на небольшую сцену, где началось какое-то движение. Через минуту музыканты настроились, и зазвучал джаз.
– О, да здесь знают толк не только в кухне и современном интерьере! – одобрил Векшин.
– А вам, наверное, приходилось бывать во многих одесских ресторанах? – спросила Елена.
– Пожалуй. Но мне больше по душе трапеза где-нибудь на природе, такое, знаете ли, барбекю. Когда костер, гитара, шашлыки и хорошая компания. Особенно, где-нибудь у моря, в тихом местечке.
– Когда-то мне тоже нравилось нечто подобное… – сказала Елена Николаевна.
Она наконец-то улыбнулась и посмотрела на него в упор. Блики свечей отразились в ее глазах, непослушная прядь волос упала на лоб, она подула на нее, сморщив нос. И он вспомнил. Должен же он был вспомнить, наконец.
… В тот день ему непостижимо везло. Он познакомился с девушкой, с очень хорошей девушкой, которая понравилась ему если не с первого, то со второго взгляда определенно. Более того, она даже согласилась поехать с ним к морю, где проходила подготовка вечерней смены; директор съемочной группы был свой человек и объяснил режиссеру, что решил попробовать нового администратора из местных.
Съемочный день, а вернее, съемочный вечер сложился также удачно: режиссер не привередничал, актеры не капризничали, а погода не подкачала. К рассвету съемочная площадка постепенно превратилась в импровизированный лагерь отдыха. Кто-то с криком и визгом полез купаться, кто-то копошился у костра, кто-то бренчал на гитаре. Очень нескоро все успокоились. Назавтра киношному сообществу был объявлен выходной. Векшин и его новая знакомая были из числа тех, кто встречал рассвет, отказавшись от сна.