Дойл Артур Конан. Сэр Найджел

   Взобравшись на палубу "Василиска", испанцы схватили шестерых матросов и четырех безоружных лучников, которых швырнули за борт с перерезанным горлом. Теперь за борт полетели сами испанцы, и мертвые и раненые. Одному удалось скрыться в трюме, но его отыскали там и убили в темноте, точно крысу. Через полчаса от этой ожесточенной схватки в тумане не осталось никаких следов, если не считать багровых разводов на бортах и палубном настиле. Лучники, раскрасневшиеся, веселые, снимали с луков тетивы, потому что во влажном воздухе они теряли упругость, хотя их и натирали от сырости специальным составом. Некоторые бродили по кораблю в поисках стрел, другие перевязывали легкие раны. Однако тревога не исчезала с лица сэра Роберта, и он продолжал внимательно всматриваться в туман.
   - Пойди-ка к лучникам, Хоторн, - сказал он своему оруженосцу, - и прикажи им под страхом смерти соблюдать тишину. А ты, Лоринг, иди к жандармам и прикажи им то же самое. Если испанцы нас обнаружат - мы погибли.
   В течение часа, еле осмеливаясь дышать, они пробирались сквозь испанский флот, а вокруг, не стихая, бряцали кимвалы, помогая испанским кораблям держаться вместе. Один раз звон грянул над самым носом "Василиска", и они спешно свернули в сторону. Затем из тумана у них на раковине замаячил огромный силуэт, но они повернули на два румба, и грозная тень растворилась в тумане. Вскоре звон кимвалов превратился в отдаленное позвякивание, а затем и вовсе стих.
   - И вовремя, - сказал старый шкипер, указывая на желтизну, разливающуюся по туману у них над головой. - Видите? Это солнце пробивается сквозь мглу. Вот-вот мы его увидим. Ну, что я говорил?
   Действительно, между дымных прядей проглянул бледный солнечный диск величиной с лунный и куда менее яркий, и у них на глазах начал увеличиваться, становиться ярче, оделся золотым ореолом, выбросил один луч и тут же на них словно из воронки хлынул целый сноп лучей, расширяясь у основания. Минуту спустя они уже плыли по спокойному синему морю под лазурным небом в белых барашках облаков. Сцена, которая развертывалась под этим небом, навсегда врезалась в их память.
   Они находились на середине пролива. Справа и слева виднелись бело-зеленые берега Кента и Пикардии. Впереди простирался широкий пролив, и цвет его менялся от голубого у их бортов до темно-лилового у дальнего горизонта. Позади них лежал вал густого тумана, из которого они только что вырвались. Он серой стеной протянулся с востока на запад, и в нем высокими тенями маячили испанские караки. Четыре уже были залиты светом вечернего солнца, озарявшим красные борта, богатую позолоту поручней и раскрашенные паруса. Каждый миг в тумане появлялось новое золотое пятно, на мгновение вспыхивало, как звезда, а затем выдвигалось вперед и оказывалось обитым медью носом внушительного красного корабля. От серой стены теперь уже отделилась длинная линия величавых караков. "Василиск" опережал их на милю с лишним в двух милях сбоку от них. В пяти милях впереди ближе к французскому берегу по волнам бежали два небольших судна. При виде их Роберт Ноллес радостно вскрикнул, а старый шкипер пробормотал благодарственную молитву всем святым, узнав потерянных в тумане ког "Томас" и "Божью Благодать".
   Как ни приятен был вид их вновь обретенных товарищей, как ни поразительно появление испанских кораблей, но те, кто находился на "Василиске", смотрели уже не на них. Перед ними открывалось куда более захватывающее зрелище. Они столпились на носу, оживленно переговариваясь и указывая пальцами. Со стороны Уинчелси в пролив выходил английский флот. Еще до того, как туман начал рассеиваться, быстроходная галера принесла королю известие, что испанцы вышли в море, и он дал приказ отплывать. И вот теперь на фоне кентского берега от мыса Данджнесс до Рая вытянулся их строй под парусами, несущими пестрые гербы и цвета городов, снарядивших их. Двадцать девять из Саутгемптона, Шорема, Уинчелси, Гастингса, Рая, Хита, Ромни, Фолкстона, Дйла, Дувра и Сандуича. Поставив большие паруса так, чтобы ловить ветер, они выходили в пролив, а испанцы, учтивые враги, повернули к ним навстречу. Развевающиеся знамена, раскрашенные паруса, гремящие трубы, бряцающие кимвалы - два могучих флота, покачиваясь на длинной зыби, медленно сближались.
   С утра король Эдуард ждал на своем большом нефе "Филиппа" в миле от Камбер-Сэндс, когда же появятся испанцы. Над большим парусом с королевским гербом ветер колыхал красный крест Англии. По бортам выставили свои щиты сорок рыцарей - цвет английского воинства - и сорок рыцарских знамен украшали палубу. На возвышениях носа и кормы блестело оружие жандармов, а низкий шкафут занимали лучники. Время от времени на королевском корабле гремели трубы и литавры, и ему отвечали все могучие соседи: "Лев", на котором поднял свой флаг принц, "Кристофер", под командой графа Суффолка, "Саль дю Руа" Роберта Намюрского и "Святая Мария" сэра Томаса Холланда. Чуть дальше стояли "Белый лебедь" с гербом Мобрея, "Пальмер из Дила" с черной головой Одли и "Кентец" лорда Бошана. Остальные стояли в устье Уинчелси-Крика на якорях, но готовые поднять их в любую минуту.
   Король расположился на носу. Сиденьем ему служил бочонок, а на колене у него примостился Джон Ричмондский, тогда еще совсем малыш. Одет Эдуард был в свой любимый жакет черного бархата, а на голове у него была небольшая коричневая шапочка из бобрового меха с белым страусовым пером. На плечи он набросил пышный меховой плащ с опушкой из горностая. Позади него двадцать рыцарей в ярких нарядах из шелков и легкой тафты сидели кто на киле перевернутой лодки, а кто и на фальшборте, болтая ногами.
   Лицом к ним всем Джон Чандос в двухцветном порпуане, поставив одну ногу на шток якоря, перебирал струны лютни и пел песню, которой научился в Мариенбурге, когда последний раз отправился с рыцарями Тевтонского ордена в поход против язычников. Король, его рыцари и даже лучники внизу смеялись веселым строфам и дружно подхватывали припев, а на соседних кораблях люди перегибались через борт, чтобы лучше расслышать песню, разносившуюся над водой.
   Но внезапно она оборвалась. Дозорный на круглой площадке у верхушки мачты хрипло крикнул:
   - Вижу парус!.. Два паруса!
   Джон Бане, шкипер короля, приложил ладонь козырьком над глазами и всмотрелся в длинный вал тумана, заволокшего северную часть пролива. Пальцы Чандоса замерли на струнах - он, король, рыцари и все прочие тоже вглядывались в туман. На солнечный свет вырвались два маленьких темных силуэта, а следом за ними и третий.
   - Это ведь испанцы? - спросил король.
   - Нет, государь, - ответил моряк, - у испанцев корабли побольше, и они красят их в красный цвет. А чьи эти, не скажу.
   - Пожалуй, я знаю! - воскликнул Чандос. - Три корабля с моим отрядом на пути в Бретань.
   - Верно, Джон, - сказал король. - Но взгляните туда! Во имя Пречистой, что это?
   В стене тумана на некотором расстоянии друг от друга вспыхнули четыре слепящие звезды, а в следующее мгновение из нее появились четыре высоких корабля. Воинственный клич сотряс королевский корабль и был подхвачен на всех остальных, пока эхо его не прокатилось по всему берегу от Данджнесса до Уинчелси. Король вскочил на ноги, сияя радостью.
   - Дичь поднята, друзья! - вскричал он. - Одевайся, Джон! Одевайся, Уолтер! И вы все поторопитесь. Оруженосцы, несите доспехи. Пусть каждый сам о себе позаботится. Время не терпит!
   Удивительно было смотреть, как эти сорок знатных особ сбрасывали с себя одежду, заваливая палубу атласами и бархатами, а их оруженосцы, точно конюхи перед конскими состязаниями, изгибались, крепили, затягивали, завинчивали надевали шлемы, застегивали латы, накладывали набедренники, и изысканно одетый придворный превращался в железного истукана. Там, где перешучивались и пели под лютню сэра Джона щеголи, теперь выстроились суровые воины. Внизу между кормой и носом лучники по команде своих начальников занимали назначенные места в деловитой тишине. Десятеро забрались в башенку на мачте - пост самый опасный.
   - Подай вино, Никлас! - воскликнул король. - Благородные господа, пока вы не опустили забрала, приглашаю вас выпить со мной последнюю чашу. Прежде чем вы снова их поднимете, горло у вас порядком пересохнет, обещаю вам. Но за что бы нам выпить, Джон?
   - За испанцев, - ответил Чандос, чье худое лицо выглядывало из просвета между забралом и подбородником, точно остроносая птица из дупла. - Пусть нынче сердца их будут тверды, а дух отважен!
   - Хорошо сказано, Джон! - воскликнул король, и рыцари выпили вино с веселым смехом. - А теперь, благородные господа, по своим местам! Я буду командовать тут. Джон, тебе поручаю корму. Уолтер, Джеймс, Уильям, Фиц-Алан, Голдсборо, Реджинальд, вы останетесь со мной.
   - Джон, выбери кого хочешь, остальные спуститесь к лучникам. Шкипер, правь в самую их середину. Еще не зайдет солнце, как мы вернемся с красным кораблем в подарок нашим дамам или больше их не увидим.
   Искусство плыть против ветра еще не было изобретено, не существовало ни фока, ни бизани - только лишь небольшие передние, служившие для поворотов, а потому английский флот, чтобы перехватить врага, вынужден был двигаться по проливу наискосок. Однако испанцы, шедшие по ветру, жаждали встречи не меньше, и это ее ускорило. С величавым достоинством два могучих флота все больше сближались.
   Один великолепный карак обогнал остальные и двигался теперь на полмили впереди - красный с золотом, сверкающий железной полосой по бортам. Эдуард смотрел на него горящим взором, так хорош он был, пеня золоченым носом синюю воду.
   - Прекрасный корабль, Бане, - сказал король стоявшему рядом с ним шкиперу. - Я не прочь помериться с ним силами. Прошу, держи прямо, чтобы мы его сокрушили.
   - Коли я буду держать прямо, так один пойдет на дно, да как бы и не оба, государь, - ответил моряк.
   - Чаю, с помощью Пречистой мы исполним возложенный на нас долг, сказал король. - Держи прямо, шкипер, как я тебе повелел.
   Оба корабля уже сблизились на полет стрелы, и испанские арбалетчики принялись за англичан. Их дьявольские короткие и толстые стрелы жужжали в воздухе, как осы, с треском били в борта, грохотали по палубе, с громким лязгом отлетали от рыцарских шлемов и лат либо с мягким шлепком впивались в тело жертвы.
   Все это время лучники вдоль обоих бортов "Филиппы" стояли неподвижно в ожидании команды, и тут она раздалась. Все тетивы зазвенели разом. Этот звон смешался со свистом стрел, постанывающими выдохами лучников и рявканьем их начальников.
   - Не торопись! Не торопись! Стреляй разом! Двести пятьдесят шагов! Двести шагов! Пятьдесят! Стреляй разом!
   Рявканье это перекрывало все высокие звуки, как в бурю рев морских волов перекрывает вой ветра.
   Два могучих корабля совсем сошлись, и тут испанцы чуть отвернули, чтобы удар получился скользящим. Тем не менее он был ужасен. Десяток матросов на площадке карака держали наготове каменную глыбу, чтобы обрушить ее на палубу врага, и вдруг испустили вопль ужаса: мачта под ними затрещала, начала крениться, сначала медленно, потом все быстрее, и с оглушительным грохотом легла набок, а их, точно камни из пращи, метнуло далеко в море. Много беды рухнувшая мачта наделала и на палубе. Однако "Филиппе" тоже пришлось нелегко. Правда, ее мачта устояла, тем не менее от толчка не только все на палубе попадали, но десятка два слетели в море с бортов. С мачты свалился лучник, и его тело гулко стукнулось о палубу совсем рядом с распростертым на ней королем. На низком шкафуте между башнями носа и кормы лежали со сломанными руками и ногами те, кого сбросило с них вниз. Но хуже того: от удара разошлись швы, и вода в десятке мест хлынула в трюм.
   Однако это были опытные и дисциплинированные солдаты и моряки, уже много раз сражавшиеся вместе на море и на суше, и каждый знал свое место и свои обязанности. Все, кто мог, пошатываясь, поднялись на ноги и помогли встать чуть ли не половине рыцарей, которые, лязгая, перекатывались у бортов с боку на бок, придавленные тяжестью собственных доспехов. Лучники вновь построились. Матросы кинулись к щелям с паклей и смолой. Через десять минут порядок восстановился, и "Филиппа", хотя и понесла немалый ущерб, снова была готова к бою. Король с яростью смотрел по сторонам, как раненый вепрь.
   - Сцепить мой корабль с этим! - крикнул он, указывая на искалеченный карак. - Он мой пленник!
   Но тем временем ветер уже увлек их дальше, и на них надвигался десяток испанских кораблей.
   - Мы не можем повернуть к нему, не подставив борт вот этим, - сказал шкипер.
   - К чему он тебе, государь? Ты найдешь что-нибудь получше! воскликнули рыцари.
   - Клянусь святым Георгием, вы правы! - ответил король. - Да и он от нас не уйдет, если останется время. А корабли эти тоже очень хороши! Прошу тебя, шкипер, сойдись с ближайшим.
   Им наперерез двигался большой карак на расстоянии полета стрелы. Бане взглянул на свою мачту и убедился, что она заметно накренилась. Еще толчок и она полетит за борт, а его корабль превратится в плавающее бревно. Поэтому он налег на кормило и направил "Филиппу" вдоль борта карака, приказав цеплять его абордажными крючьями и цепями.
   Испанцы с не меньшим рвением забрасывали свои крючья на нос и корму "Филиппы", и, накрепко соединенные, два корабля уже вместе медленно поднимались и опускались на длинных синих валах. А над сомкнутыми бортами в отчаянной схватке сплетались люди, огромной волной то накатываясь на палубу карака, то откатываясь на палубу англичан. Над колышущимися рядами языками серебряного пламени вспыхивали мечи, и в тихие голубые небеса уносились вопли ярости и боли, сливаясь в подобие волчьего воя.
   К этому времени один за другим подошли прочие английские корабли, забрасывая абордажные крючья на высокий красный борт ближайшего испанца. Теперь двадцать кораблей качались на волнах, сошедшись в яростном поединке, а вскоре борющиеся пары уже трудно было пересчитать. "Кристофер" графа Суффолка захватил карак, потерявший мачту в столкновении с "Филиппой", и вода вокруг была усеяна головами испанского экипажа. Большой камень, который метнул мангонель, потопил английский корабль, и люди с него тоже барахтались в воде - в ожесточении битвы прийти к ним на помощь было некому. Второй английский корабль взяли на абордаж с обоих бортов, и в живых на нем не осталось ни единого человека. Зато Мобрей и Одли захватили по караку, и в центре победа теперь склонялась на сторону островитян.
   Черный принц на "Льве", "Дева Мария" и еще четыре корабля попытались зайти испанцам во фланг, но их маневр был замечен, и испанцы повернули им навстречу десять кораблей, в том числе самый большой свой карак "Сант-Яго ди Компостелла". Вот к его борту принц и прицепил свой маленький ког, но все попытки захватить испанца кончались неудачей - борт карака был слишком высок, а его защитники оборонялись бешено, раз за разом сбрасывали англичан вниз, и они с лязгом и грохотом падали на свою палубу. Выстроенные у борта "Сант-Яго" арбалетчики с высоты осыпали стрелами переполненный людьми шкафут "Льва", и трупы громоздились там кучами. Но опаснее всего был смуглый чернобородый великан на дозорной площадке, скорчившийся так, что со "Льва" его успевали увидеть только в те три-четыре секунды, когда он вставал во весь рост, сжимая в руках огромный кусок железа, и швырял его вниз с силой, которой ничто не могло противостоять. Вновь и вновь железные перуны пробивали палубный настил и рушились на днище кога, сокрушая все на своем пути и разбивая обшивку.
   Принц в черных доспехах (по ним он и получил свое прозвище) руководил боем на корме, и туда к нему прибежал шкипер с перекошенным от ужаса лицом.
   - Государь! - крикнул он. - Днище не выдержит этих ударов! Вода уже наполняет трюм!
   Принц взглянул на мачту испанца, ив этот миг на дозорной площадке вновь мелькнула черная борода и две могучие руки резко опустились сверху вниз. В воздухе просвистела железная болванка, пробила в палубе зияющую дыру и обрушилась в трюм. Шкипер вцепился в свои седеющие волосы.
   -- Еще одна течь! - простонал он. - Святой Леонард, охрани нас в день сей! Двадцать моих молодцов вычерпывают воду ведрами во всю мочь, но она поднимается. "Лев" вот-вот пойдет ко дну!
   Принц выхватил арбалет у одного из своих телохранителей и навел его на дозорную площадку, В тот миг, когда чернобородый великан, поднимая новую болванку, опять выпрямился, в лоб ему впилась свинцовая стрела, он упал, и его тело свесилось через ограждение площадки. Ликующий крик вырвался из груди англичан, а в ответ раздались злобные вопли испанцев. Из трюма "Льва" выскочил матрос и что-то зашептал шкиперу. Тот посерел и повернулся к Принцу.
   - Государь, я сказал верно: корабль тонет у нас под ногами! - вскричал Он.
   - Тем нужнее нам обрести другой, - ответил тот. - Сэр Генри Стокс, сэр - Томас Стортон, Уильям и Джон Клифтоны - вот наша дорога! Разверни мое знамя, Томас де Мохун! Вперед, и мы победим!
   Ценой нечеловеческих усилий принц и еще человек десять - двенадцать сумели завладеть уголком испанской палубы. Один продолжали бешено рубиться, расчищая палубу перед собой, другие, перевесившись через борт, помогали товарищам карабкаться на "Сант-Яго". С каждым выигранным мгновением маленький английский отряд увеличивался - двадцать уже стали тридцатью, тридцать превратились в сорок... Но тут те, кто тянул руки к еще остававшимся на коге, увидели, как палуба накренилась под ногами у их товарищей и исчезла в кипении пены. Корабль принца затонул.
   С торжествующим криком испанцы ринулись на англичан, которые успели захватить корму и теперь во главе с принцем отражали все попытки врагов подняться на нее следом за ними. Но на них градом сыпались арбалетные стрелы, и вскоре уже треть их распростерлась на палубе. Остальные, выстроившись поперек кормовой надстройки, со все большим трудом удерживали свою позицию от яростных натисков орды врагов, рвущихся к ним снизу. Еще один-два натиска - и они не устояли бы против смуглых сынов Испании, свирепых и упрямых воинов, закаленных в бесконечной борьбе против завоевателей-мавров. Но внезапно со стороны носа донесся громовой клич:
   - Святой Георгий! Святой Георгий! Ноллес на выручку!
   Шестьдесят воинов с "Василиска", который незамеченным подошел к борту "Сант-Яго", хлынули на палубу. Оказавшиеся между двух огней испанцы дрогнули, и сражение перешло в резню. Люди принца прыгнули с кормы вниз, навстречу к ним ринулись подоспевшие товарищи. Минут пять слышались удары, стоны, молитвы и всплески - оттесненных к бортам испанцев сбрасывали в море, как они ни отбивались. Затем все кончилось, и замученные, обессиленные люди еле переводили дыхание, опираясь на мечи или в изнеможении ^разлегшись на палубе захваченного карака.
   Принц поднял забрало, опустил подбородник и, с гордой улыбкой посмотрев вокруг, вытер струившийся по лицу пот.
   - Где шкипер? - осведомился он. - Пусть направит нас еще к какому-нибудь вражескому кораблю.
   - Увы, государь, шкипер и все матросы пошли на дно со "Львом", ответил знаменосец, сэр Томас де Мохун, молодой рыцарь с запада страны. - Мы потеряли наш корабль и половину наших людей. Боюсь, сражаться мы больше не можем.
   - Что же, пусть так! Ведь победа уже наша, - ответил принц, оглядывая море. - Знамя моего благородного отца развевается вон над тем испанцем. Мобрей, Одли, Суффолк, Бошан, Намюр, Траси, Стаффорд, Арундель подняли свои знамена на алых караках, как я на этом. А уцелевшие их корабли нам все равно не настичь. Однако мы должны поблагодарить тех, кто пришел к нам на помощь в решительную минуту. Я уже видел твое лицо и твой герб, благородный сэр, но имя твое не припомню. Назови его.
   Он обращался к Найджелу, который, раскрасневшийся и счастливый, стоял в первом ряду отряда с "Василиска".
   - Я всего лишь оруженосец, государь, и не заслуживаю благодарности, ибо ничего славного не совершил. Вот наш начальник.
   Взгляд принца обратился на щит с черным вороном и на молодое, но суровое лицо того, кто этот щит держал.
   - Сэр Роберт Ноллес! - сказал принц. - А я полагал, что ты уже плывешь в Бретань.
   - Я был на пути туда, государь, оттого-то мне и выпало счастье увидеть это сражение.
   Принц засмеялся:
   - Правда твоя, Роберт. Требовать, чтобы ты проплыл мимо, когда совсем рядом представился случай показать свою доблесть, было бы слишком! А теперь, прошу тебя, вернись с нами в Уинчелси. Мой отец, я знаю, будет рад поблагодарить тебя за совершенное тобой.
   Однако Роберт Ноллес покачал головой:
   - Государь, твой отец послал меня в Бретань, и нарушить его повеление, не получив на то приказ от него, я не смею. В Бретани наши гарнизоны теснят со всех сторон, и всякое промедление опасно. Если уж ты должен упомянуть про меня его величеству, то испроси мне прощение за то, что я на этот час свернул с пути.
   - Ты прав, Роберт. Ну, плыви с Богом. Прискорбно только, что я не могу отправиться под твоим знаменем туда, где, сдается мне, твоих людей ждут славные деяния. Но, как знать, быть может, и я окажусь в Бретани еще до истечения года.
   Принц повернулся к своим людям, а василискцы поспешили к борту, попрыгали на свой ког, оттолкнулись шестами от захваченного испанца, поставили парус и повернули на юг. Издали навстречу к ним поспешали два других их судна на случай, если понадобится их помощь, а по проливу уходили десятка два алых караков, которых по пятам преследовали несколько английских кораблей. Солнце уже касалось краем моря, и его лучи, почти параллельные воде, озаряли багрец и золото четырнадцати могучих караков и крест святого Георгия над каждым. Морские великаны почти заслоняли сблизившиеся английские корабли, которые с развевающимися знаменами под громкую музыку медленно приближались к кентскому берегу.
   Глава XVIII
   КАК ЧЕРНЫЙ САЙМОН ПОТРЕБОВАЛ У КОРОЛЯ САРКА ВЫИГРАННЫЙ ЗАЛОГ
   Почти двое суток маленький флот весело бежал по Ла-Маншу, но на второе утро, когда впереди показался мыс Аг, крепкий ветер с суши отогнал их в открытое море. Шквал сменялся шквалом, полил дождь, поднялся туман, и еще двое суток ушли на то, чтобы обогнуть Аг. На рассвете пятого дня они обнаружили, что повсюду вокруг видны опасные рифы, а справа по носу над морем круто поднимается остров, над темно-красными гранитными обрывами которого виднеется яркая зелень луга. Рядом лежал островок поменьше. При взгляде на них Деннис, шкипер, покачал головой.
   - Вон этот - Бреку, - сказал он. - А который побольше - зовется остров Сарк. Коли мне суждено разбиться, то молю Бога, лишь бы не на здешних скалах!
   Ноллес проследил направление его взгляда.
   - Правда твоя, шкипер, - согласился он. - Место На вид гибельное. Повсюду подводные скалы и острые камни.
   - Да нет! Я-то говорил о каменных сердцах тех, кто тут обитает, ответил старый моряк. - На трех добрых кораблях мы тут в безопасности, но будь на нашем месте маленький парусник, они бы уже подбирались к нему на своих лодках.
   - Но что же это за люди и как они живут на таком маленьком и голом острове?
   - Так ведь, сэр, их не остров кормит, а то, что они вокруг него жнут. Собрался в этом глухом месте и обороняет его от всего света всякий сброд из разных стран: беглые галерники, преступники, крепостные, убийцы и разбойники. Вон он может много чего порассказать и про них, и про их обычаи, он тут долго в плену томился. - И шкипер кивнул на Черного Саймона, смуглого уроженца Норича, который, прислонясь к фальшборту, смотрел на дальний остров угрюмо и в тяжкой задумчивости.
   - А ну-ка, молодец, правду мне сказали, что тебя держали на этом острове в плену?
   - Правду, благородный сэр. Восемь месяцев я был слугой того, которого они там называют своим королем.
   Прозвище у него Немой, а родом он с Джерси, и под всем Божьим небом нет другого, кого я повидал бы с большей радостью.
   - Так, значит, он тебя не щадил?
   Черный Саймон криво улыбнулся и сбросил куртку. Его худощавая, но мускулистая спина была вся в сморщенных рубцах и шрамах.
   - Он оставил на мне свои знаки. Поклялся, что заставит меня покориться, и не жалел сил. Но повидать его я хочу потому, что он проиграл мне залог и пора потребовать с него проигрыш.
   - Странные слова! - заметил Ноллес. - Что это был за спор и почему он должен тебе платить?
   - Дело небольшое, - ответил Саймон, - но я человек бедный, мне даже малость кстати. И, задержись мы у этого острова, я бы испросил у тебя позволения съездить на берег получить то, что мне причитается по всей справедливости.
   Сэр Роберт Ноллес засмеялся.
   - Забавно! - воскликнул он. - А шкипер как раз сказал мне, что мы должны заняться починкой и простоим тут до следующего утра. Но если ты отправишься на берег, почему ты думаешь, что тебя отпустят назад? И что ты сумеешь увидеть этого их короля?
   Смуглое лицо Саймона уже просияло свирепой радостью.
   - Благородный сэр, только дай разрешение, и я навеки останусь у тебя в долгу. Ну а на твой вопрос отвечу, что остров знаю, как улицы моего родного Норича. Ты сам видишь, он невелик, я же провел на нем без малого год. Отправлюсь, когда смеркнется. Дорогу к дому короля я и в темноте отыщу. Коли он еще жив и не мертвецки пьян, мы поговорим с глазу на глаз, я ведь знаю его обычаи и привычки, знаю, где и как его найти. Еще попрошу отпустить со мной лучника Эйлуорда, чтобы рядом был надежный друг, коли что обернется не так.
   Ноллес задумался.
   - Просишь ты немалого, - сказал он. - Бог мне свидетель, потерять тебя и твоего приятеля мне никак не с руки. Я ведь числю вас среди лучших моих людей. Видел, как вы дрались с испанцами, и обоих вас запомнил. Но я тебе доверяю, и, коль мы правда должны задержаться в этом проклятом месте, поступай, как знаешь. Но если ты меня обманываешь или задумал сбежать, то проси Бога быть твоим надежным другом, ибо никакой человек тебе не поможет!