Страница:
– Да, мы уже закончили. Ничего.
– Разве узнали кое-что о женщине, – сказал Фуэнтес.
– Какой женщине?
– Второй жертве. Каталине Перес. Сейчас.
Частин взял со скамьи блокнот, перевернул страницу и пробежал взглядом по записям.
– Квартира 909. Перес там убирала. Приходила по пятницам. Оттуда она и возвращалась.
– Но она же поднималась наверх, – сказал Босх. – Или ты хочешь сказать, что работа начиналась в одиннадцать?
– Нет, в том-то и дело. Перес работала с шести до половины одиннадцатого, потом шла к Энджелс-Флайт, спускалась вниз, к автобусной остановке, садилась на автобус и возвращалась домой. Но, сев в вагон, она, должно быть, открыла сумочку, где у нее лежала записная книжка с графиком и телефонами, и поняла, что оставила ее в квартире. Накануне парень, у которого она убирала, некто мистер Д.X. Рейли, сменил номер телефона, и Перес, записав новый, забыла записную книжку на кухонном столе. Вот ей и пришлось возвращаться. Эта леди…
Он поднял со скамьи упакованную в пластиковый мешочек записную книжку.
– Я просмотрел ее график. Работала она много. Каждый день и еще по вечерам. Рейли сказал, что когда договаривался с ней, то свободным у нее оставался только вечер пятницы. Со своими обязанностями справлялась хорошо…
– Получается, что, когда ее прихлопнули, она всего лишь возвращалась за записной книжкой, – сказал Эдгар.
– Получается, что так.
– Старая песня, – невесело пропела Райдер. – НВМС.
– Что за песня? – спросил Частин.
– Так, ничего особенного.
Некоторое время все молчали. Босх думал о том, как дорого обошлась Каталине Перес забытая записная книжка. Он знал, что имела в виду Райдер, когда говорила о старой песне. НВМС означало «нет в мире справедливости». К такому выводу она пришла через год работы в «убойном» отделе, столкнувшись с самыми невероятными совпадениями, случайностями и изворотами судьбы, стоившими людям жизни.
– Хорошо, – произнес наконец Босх. – Теперь мы знаем, как каждый из них оказался в вагоне. Больше ничего?
– Никто ничего не видел, никто ничего не слышал, – ответил Частин.
– Опросили всех?
– Осталось четыре квартиры. Никто не отозвался. Но они с другой стороны, так что окна не выходят на Энджелс-Флайт.
– Ладно, оставим их на потом. Киз, ты поговорила с женой и сыном?
Райдер, жуя последний кусок французского сандвича, подняла палец и опустила его только после того, как все проглотила.
– Да. И с каждым в отдельности, и вместе. Ничего такого. Похоже, оба убеждены, что это сделал какой-то коп. Я не стала…
– Конечно, убеждены, – фыркнул Частин. – Еще бы…
– Дай ей договорить, – остановил его Босх.
– У меня сложилось впечатление, что они не очень-то в курсе его дел. Об угрозах ничего не слышали. Дома Элайас не работал. Я коснулась темы супружеской верности, и Милли сказала, что верит в его честность. Так и сказала: «Я верю, что он меня не обманывал». Прозвучало не очень убедительно. То есть другая на ее месте ответила бы примерно так: «Да, он был мне верен» или «Он мне не изменял». Но «я верю»… Понимаешь, о чем я?
– Так, по-твоему, она знала?
– Может быть. Но мне кажется, она из тех женщин, которые, даже зная, предпочитают мириться с происходящим. Положение жены Говарда Элайаса имело много плюсов. С подобным выбором сталкиваются многие супруги. Большинство предпочитают делать вид, что ничего не замечают, ради сохранения имиджа, ради того, чтобы в их жизни ничего не менялось.
– А сын?
– Похоже, парень считал своего отца богом. Ему сейчас тяжело.
Босх кивнул. Он знал, что Райдер умеет разговаривать с людьми, с уважением относился к ее способности сопереживать. Знал и то, что использует Киз примерно так же, как хотел использовать ее на пресс-конференции Ирвинг. Он отправил ее к вдове и сыну Элайаса не только потому, что у нее хорошо получалось разговаривать, но и потому, что она черная.
– Ты спросила о…
– Да. Оба прошлым вечером были дома. Никто никуда не выходил. Мать – алиби сына, сын – алиби матери.
– Прекрасно, – вставил Частин.
– Хорошо, Киз. У кого еще есть что рассказать?
Босх подался вперед, чтобы видеть лицо каждого. Никто ничего не сказал. Он заметил, что все уже доели сандвичи.
– Ладно. Не знаю, в курсе ли вы того, что говорилось на пресс-конференции, но шеф вызвал кавалерию. Завтра в дело вступает ФБР. Собираемся в восемь утра в комнате для совещаний у Ирвинга.
– Вот еще хрень! – пробормотал Частин.
– И что же такое они умеют, чего не умеем мы? – возмутился Эдгар.
– Может быть, и ничего. Но для шефа сейчас самое главное – сохранить мир. По крайней мере на время. В любом случае давайте не забивать голову завтрашними проблемами, пока не увидим, как все пойдет. День еще не кончился. Ирвинг распорядился, неофициально, конечно, приостановить расследование до завтра, пока не подойдет подкрепление, но это чушь. Продолжаем работать.
– Ну да, мы не можем допустить, чтобы акула утонула, верно? – ухмыльнулся Частин.
– Верно, Частин. Итак, я знаю, что все не выспались. Думаю, поступим следующим образом: одни поработают днем и лягут пораньше, а другие отправятся домой, вздремнут и выйдут свежими вечером. Кто против?
И снова все промолчали.
– Хорошо. Разделимся так. У меня в багажнике три коробки с документами из офиса Элайаса. Ими займутся парни из ОВР. Доставляете их в комнату для заседаний, прорабатываете, выписываете имена копов и всех прочих для последующей проверки. Составите таблицу. Потом, по мере установления алиби, будем убирать имена из таблицы. Она должна быть готова к восьми утра, когда придут ребята из Бюро. Когда закончите, отправляетесь по домам.
– А ты что собираешься делать? – спросил Частин.
– Мы побеседуем с секретаршей Элайаса и его помощником. Надеюсь, что потом мне удастся вздремнуть. Вечером навестим Харриса и попробуем отыскать эту штучку из Интернета. Хочу выяснить, что за этим кроется, до того, как за дело возьмутся фэбээровцы.
– Будьте поосторожнее с Харрисом.
– Будем. Потому я и хочу подождать до вечера. Сыграем как надо, так что газетчики даже не узнают, что мы с ним уже поговорили.
Частин кивнул.
– А что за документы у тебя в машине? Старые или свежие?
– Эти – старые. Энтренкин начала с давних дел.
– А когда мы увидим материалы по «Черному Воину»? Если что и искать, то только там. Остальное – чушь.
– Вторую порцию рассчитываю получить уже сегодня. Но я бы не говорил, что все остальное чушь. Мы должно проверить все материалы, какие только есть в офисе. Потому что, если пропустим кого-то, какой-нибудь адвокат на суде обязательно вставит нам пистон в задницу. Понимаете? Работаем со всем. Ничего не пропускаем.
– Понял.
– И потом, что тебя так волнует досье по «Черному Воину»? Ты же сам проверял ребят и признал, что они чисты.
– Да, и что?
– Если ты все уже знаешь, то что собираешься там найти? Или думаешь, что вы что-то пропустили, а, Частин?
– Нет, но…
– Но что?
– Сейчас это самое важное дело. Полагаю, там должно что-то быть.
– Что ж, посмотрим. Всему свое время. А пока проработайте старые дела и ничего не пропустите.
– Ну что ты заладил! Я же сказал, не пропустим. Просто досадно понапрасну терять время.
– Такая уж у нас работа. Привыкай.
– Да, конечно.
Босх достал из кармана небольшой коричневый конверт. В нем лежали дубликаты ключа, который дал ему Ирвинг. Их изготовили в китайском квартале, куда он заглянул по дороге в ресторан. Босх перевернул конверт, и ключи рассыпались по столу.
– Каждый возьмет по ключу. Это от комнаты совещаний возле кабинета Ирвинга. Кто уходит последний, закрывает дверь.
Ключи разобрали. Оригинал Босх оставил себе – ключ уже висел у него на кольце. Он поднялся и посмотрел на Частина. – Пошли. Надо забрать коробки из моей машины.
Глава 16
Глава 17
– Разве узнали кое-что о женщине, – сказал Фуэнтес.
– Какой женщине?
– Второй жертве. Каталине Перес. Сейчас.
Частин взял со скамьи блокнот, перевернул страницу и пробежал взглядом по записям.
– Квартира 909. Перес там убирала. Приходила по пятницам. Оттуда она и возвращалась.
– Но она же поднималась наверх, – сказал Босх. – Или ты хочешь сказать, что работа начиналась в одиннадцать?
– Нет, в том-то и дело. Перес работала с шести до половины одиннадцатого, потом шла к Энджелс-Флайт, спускалась вниз, к автобусной остановке, садилась на автобус и возвращалась домой. Но, сев в вагон, она, должно быть, открыла сумочку, где у нее лежала записная книжка с графиком и телефонами, и поняла, что оставила ее в квартире. Накануне парень, у которого она убирала, некто мистер Д.X. Рейли, сменил номер телефона, и Перес, записав новый, забыла записную книжку на кухонном столе. Вот ей и пришлось возвращаться. Эта леди…
Он поднял со скамьи упакованную в пластиковый мешочек записную книжку.
– Я просмотрел ее график. Работала она много. Каждый день и еще по вечерам. Рейли сказал, что когда договаривался с ней, то свободным у нее оставался только вечер пятницы. Со своими обязанностями справлялась хорошо…
– Получается, что, когда ее прихлопнули, она всего лишь возвращалась за записной книжкой, – сказал Эдгар.
– Получается, что так.
– Старая песня, – невесело пропела Райдер. – НВМС.
– Что за песня? – спросил Частин.
– Так, ничего особенного.
Некоторое время все молчали. Босх думал о том, как дорого обошлась Каталине Перес забытая записная книжка. Он знал, что имела в виду Райдер, когда говорила о старой песне. НВМС означало «нет в мире справедливости». К такому выводу она пришла через год работы в «убойном» отделе, столкнувшись с самыми невероятными совпадениями, случайностями и изворотами судьбы, стоившими людям жизни.
– Хорошо, – произнес наконец Босх. – Теперь мы знаем, как каждый из них оказался в вагоне. Больше ничего?
– Никто ничего не видел, никто ничего не слышал, – ответил Частин.
– Опросили всех?
– Осталось четыре квартиры. Никто не отозвался. Но они с другой стороны, так что окна не выходят на Энджелс-Флайт.
– Ладно, оставим их на потом. Киз, ты поговорила с женой и сыном?
Райдер, жуя последний кусок французского сандвича, подняла палец и опустила его только после того, как все проглотила.
– Да. И с каждым в отдельности, и вместе. Ничего такого. Похоже, оба убеждены, что это сделал какой-то коп. Я не стала…
– Конечно, убеждены, – фыркнул Частин. – Еще бы…
– Дай ей договорить, – остановил его Босх.
– У меня сложилось впечатление, что они не очень-то в курсе его дел. Об угрозах ничего не слышали. Дома Элайас не работал. Я коснулась темы супружеской верности, и Милли сказала, что верит в его честность. Так и сказала: «Я верю, что он меня не обманывал». Прозвучало не очень убедительно. То есть другая на ее месте ответила бы примерно так: «Да, он был мне верен» или «Он мне не изменял». Но «я верю»… Понимаешь, о чем я?
– Так, по-твоему, она знала?
– Может быть. Но мне кажется, она из тех женщин, которые, даже зная, предпочитают мириться с происходящим. Положение жены Говарда Элайаса имело много плюсов. С подобным выбором сталкиваются многие супруги. Большинство предпочитают делать вид, что ничего не замечают, ради сохранения имиджа, ради того, чтобы в их жизни ничего не менялось.
– А сын?
– Похоже, парень считал своего отца богом. Ему сейчас тяжело.
Босх кивнул. Он знал, что Райдер умеет разговаривать с людьми, с уважением относился к ее способности сопереживать. Знал и то, что использует Киз примерно так же, как хотел использовать ее на пресс-конференции Ирвинг. Он отправил ее к вдове и сыну Элайаса не только потому, что у нее хорошо получалось разговаривать, но и потому, что она черная.
– Ты спросила о…
– Да. Оба прошлым вечером были дома. Никто никуда не выходил. Мать – алиби сына, сын – алиби матери.
– Прекрасно, – вставил Частин.
– Хорошо, Киз. У кого еще есть что рассказать?
Босх подался вперед, чтобы видеть лицо каждого. Никто ничего не сказал. Он заметил, что все уже доели сандвичи.
– Ладно. Не знаю, в курсе ли вы того, что говорилось на пресс-конференции, но шеф вызвал кавалерию. Завтра в дело вступает ФБР. Собираемся в восемь утра в комнате для совещаний у Ирвинга.
– Вот еще хрень! – пробормотал Частин.
– И что же такое они умеют, чего не умеем мы? – возмутился Эдгар.
– Может быть, и ничего. Но для шефа сейчас самое главное – сохранить мир. По крайней мере на время. В любом случае давайте не забивать голову завтрашними проблемами, пока не увидим, как все пойдет. День еще не кончился. Ирвинг распорядился, неофициально, конечно, приостановить расследование до завтра, пока не подойдет подкрепление, но это чушь. Продолжаем работать.
– Ну да, мы не можем допустить, чтобы акула утонула, верно? – ухмыльнулся Частин.
– Верно, Частин. Итак, я знаю, что все не выспались. Думаю, поступим следующим образом: одни поработают днем и лягут пораньше, а другие отправятся домой, вздремнут и выйдут свежими вечером. Кто против?
И снова все промолчали.
– Хорошо. Разделимся так. У меня в багажнике три коробки с документами из офиса Элайаса. Ими займутся парни из ОВР. Доставляете их в комнату для заседаний, прорабатываете, выписываете имена копов и всех прочих для последующей проверки. Составите таблицу. Потом, по мере установления алиби, будем убирать имена из таблицы. Она должна быть готова к восьми утра, когда придут ребята из Бюро. Когда закончите, отправляетесь по домам.
– А ты что собираешься делать? – спросил Частин.
– Мы побеседуем с секретаршей Элайаса и его помощником. Надеюсь, что потом мне удастся вздремнуть. Вечером навестим Харриса и попробуем отыскать эту штучку из Интернета. Хочу выяснить, что за этим кроется, до того, как за дело возьмутся фэбээровцы.
– Будьте поосторожнее с Харрисом.
– Будем. Потому я и хочу подождать до вечера. Сыграем как надо, так что газетчики даже не узнают, что мы с ним уже поговорили.
Частин кивнул.
– А что за документы у тебя в машине? Старые или свежие?
– Эти – старые. Энтренкин начала с давних дел.
– А когда мы увидим материалы по «Черному Воину»? Если что и искать, то только там. Остальное – чушь.
– Вторую порцию рассчитываю получить уже сегодня. Но я бы не говорил, что все остальное чушь. Мы должно проверить все материалы, какие только есть в офисе. Потому что, если пропустим кого-то, какой-нибудь адвокат на суде обязательно вставит нам пистон в задницу. Понимаете? Работаем со всем. Ничего не пропускаем.
– Понял.
– И потом, что тебя так волнует досье по «Черному Воину»? Ты же сам проверял ребят и признал, что они чисты.
– Да, и что?
– Если ты все уже знаешь, то что собираешься там найти? Или думаешь, что вы что-то пропустили, а, Частин?
– Нет, но…
– Но что?
– Сейчас это самое важное дело. Полагаю, там должно что-то быть.
– Что ж, посмотрим. Всему свое время. А пока проработайте старые дела и ничего не пропустите.
– Ну что ты заладил! Я же сказал, не пропустим. Просто досадно понапрасну терять время.
– Такая уж у нас работа. Привыкай.
– Да, конечно.
Босх достал из кармана небольшой коричневый конверт. В нем лежали дубликаты ключа, который дал ему Ирвинг. Их изготовили в китайском квартале, куда он заглянул по дороге в ресторан. Босх перевернул конверт, и ключи рассыпались по столу.
– Каждый возьмет по ключу. Это от комнаты совещаний возле кабинета Ирвинга. Кто уходит последний, закрывает дверь.
Ключи разобрали. Оригинал Босх оставил себе – ключ уже висел у него на кольце. Он поднялся и посмотрел на Частина. – Пошли. Надо забрать коробки из моей машины.
Глава 16
Встречи с секретаршей и помощником адвоката оказались настолько безрезультатными, что Босх пожалел о напрасно потраченном времени, которое с гораздо большей пользой можно было употребить на сон. Секретарша, Таила Куимби, жившая в районе Креншоу, простудилась и последнюю неделю провела дома, а потому ничего не знала о делах Говарда Элайаса в предшествующие смерти дни. Она объяснила, что Элайас держал в секрете все аспекты своей работы, а особенно то, что касалось подготовки к ближайшему процессу. Ее роль заключалась главным образом в том, чтобы вскрывать почту, отвечать на звонки, принимать клиентов и посетителей и оплачивать текущие расходы через операционный счет, на который Элайас каждый месяц отчислял определенную небольшую сумму.
Что касается телефонных звонков, то, по ее словам, адвокат имел прямую телефонную линию, номер которой за годы практики стал известен не только друзьям и клиентам, но и репортерам, и даже врагам. Относительно угроз, которые могли поступать ее шефу накануне убийства, секретарша тоже ничего не знала. В конце концов детективы поблагодарили женщину и ушли, надеясь, что ее болезнь не перекинулась на них.
В такой же степени разочаровал и визит к помощнику адвоката, Джону Бабино. Он подтвердил, что в пятницу вечером они втроем, включая Элайаса и Майкла Харриса, допоздна работали в офисе, но при этом большую часть времени шеф и его клиент провели за закрытыми дверями в кабинете. Бабино, как выяснилось, три месяца назад окончил школу права университета Южной Калифорнии и теперь готовился к экзаменам на звание адвоката, совмещая вечерние занятия с дневной работой у Элайаса. Обстановка в офисе, где он мог пользоваться всей имеющейся там литературой, гораздо лучше располагала к учебе, чем те незавидные условия, которые могла предложить тесная квартирка неподалеку от университета, где жили еще двое студентов. Что касается пятницы, то около одиннадцати вечера они втроем вышли из офиса, после чего Бабино и Харрис сели в машины, а Элайас в одиночестве отправился пешком к Энджелс-Флайт.
Бабино подтвердил то, что детективы уже знали от Тайлы Куимби: готовясь к процессу, Элайас никого не допускал к своим материалам и никого не посвящал в избранную стратегию. Молодой человек рассказал, что в последнюю неделю занимался в основном тем, что снимал копии с многочисленных досудебных показаний, которые заносил затем в свой ноутбук. В ходе процесса Элайас всегда мог обратиться к помощнику и оперативно получить требующуюся информацию.
Ни о каких угрозах, поступавших в адрес Элайаса, Бабино не знал. Если они и были, то адвокат не воспринимал их серьезно. По его словам, в последние дни Элайас пребывал в отличном настроении и нисколько не сомневался, что выиграет дело «Черного Воина».
– Он говорил, что вколотит мяч в сетку, – сказал в заключение Бабино.
Оставалось только надеяться, что объяснение отыщется где-то в материалах по делу «Черного Воина», получить которое Босх рассчитывал через несколько часов. Успокоив себя таким образом, он постарался перевести мысли на что-то другое.
И они, конечно, тут же перескочили на Элеонор. Босх снова подумал о платяном шкафе в спальне. Он намеренно не заглянул в него утром, не будучи уверенным в том, как отреагирует, если не обнаружит там ее одежды. Босх решил сделать это сейчас. Покончить со всем этим. Самое время. Он слишком устал, и сил – что бы ни обнаружилось – хватит только на то, чтобы дойти до кровати и упасть.
Однако, свернув с улицы Вудро Вильсона к дому и сделав последний поворот, Босх увидел стоящую под навесом машину Элеонор – видавший виды «таурус». Мышцы шеи и плеч расслабились. Дышать стало легче, как будто с груди убрали каменную плиту.
Она вернулась.
Дом встретил его тишиной. Босх поставил кейс на стул в столовой и, развязывая на ходу галстук, прошел в гостиную, пробрался на цыпочках через короткий коридор и заглянул в спальню. Шторы были сдвинуты, и свет проникал в комнату только через щели по периметру окна. Под простыней на кровати проступали контуры неподвижного тела. Темные пряди рассыпались по подушке.
Он вошел в спальню, осторожно разделся, повесил одежду на спинку стула. Вышел в коридор и свернул ко второй ванной, чтобы не разбудить ее, принимая душ. Минут через десять он лег на постель рядом с ней.
Какое-то время Босх лежал на спине, вглядываясь через тьму в потолок и напрягая слух. Привычного, медленного и размеренного дыхания не было.
– Не спишь? – прошептал он.
– М-м-м-м.
Молчание.
– Где ты была, Элеонор?
– В «Голливуд-парке».
Босх ничего не сказал. Не стал обвинять ее во лжи. Может быть, Жарден, парень из службы безопасности, просто не заметил ее или не узнал на мониторе. Он смотрел и смотрел в потолок, не зная, что еще сказать.
– Знаю, ты звонил туда, спрашивал обо мне. Я знаю Тома Жардена еще по Лас-Вегасу. Когда-то он работал во «Фламинго». Том соврал тебе, когда ты позвонил. Сначала он подошел ко мне.
Босх закрыл глаза, но промолчал.
– Извини, Гарри. Просто не хотелось разбираться еще и с тобой.
– Разбираться со мной?
– Ты понимаешь, что я имею в виду.
– Не совсем. Почему ты не ответила на мое сообщение, когда вернулась домой?
– Какое сообщение?
Босх лишь теперь вспомнил, что сам прослушал свое сообщение, когда звонил домой, а значит, Элеонор, придя, не увидела никакого светового сигнала. И не прослушала его сообщение.
– Не важно. Когда ты вернулась?
Она приподнялась, чтобы посмотреть на мерцающий в темноте циферблат часов.
– Пару часов назад.
– Как поиграла?
Вообще-то его это не интересовало – он просто хотел разговаривать с ней.
– Неплохо. Была даже немного в плюсе, но сама все испортила. Упустила верный шанс.
– Что случилось?
– Выпала хорошая карта, но я решила рискнуть и все потеряла. Упустила три тысячи.
Босх промолчал. Зачем она рассказывает ему об этом? Может быть, пытается намекнуть на что-то?
Молчание растянулось на несколько минут.
– Тебя вызывали? – спросила наконец Элеонор. – Я заметила, что ты не ложился.
– Да, мне позвонили.
– Но смена вроде бы не твоя.
– Это долгая история. Давай поговорим о нас. Скажи, что происходит. Так нельзя… мы не можем… Иногда я даже не знаю, где ты, все ли у тебя в порядке. Что-то не так, чего-то не хватает, и я не знаю, что и чего.
Элеонор пододвинулась поближе, положила голову Босху на грудь и стала поглаживать шрам на плече.
– Гарри…
Он ждал, но она не сказала больше ничего, зато забралась на него и медленно задвигала бедрами.
– Элеонор, нам надо поговорить.
Она прижала палец к его губам.
Они занимались любовью медленно, без спешки. Все смешалось у него в голове, переплелось и спуталось. Он любил ее так сильно, как не любил никого и никогда, и знал, что и она по-своему любит его. С ней его жизнь стала по-настоящему цельной, и сам он почувствовал себя нормальным, счастливым человеком. Но в какой-то момент Элеонор поняла, что не разделяет его чувств. Ей чего-то не хватало, и осознание того, что они существуют как бы в разных плоскостях, приводило Босха в отчаяние.
Именно тогда он понял, что их брак обречен. Летом ему пришлось провести несколько тяжелых, утомительных расследований и даже улететь на неделю в Нью-Йорк. В его отсутствие Элеонор в первый раз отправилась играть в карты в «Голливуд-парк». Почему? Наверное, чтобы отвлечься от скуки и одиночества, забыть о том, что ей так и не удалось найти приличную работу в Лос-Анджелесе. Она вернулась к картам, к тому, чем занималась, когда Босх встретил ее, и там, за столами, покрытыми синим фетром, нашла то, чего ей так не хватало.
– Элеонор, – сказал он, когда все закончилось и они затихли в объятиях друг друга. – Я люблю тебя. Я не хочу потерять тебя.
Она прильнула к его губам долгим поцелуем, а потом прошептала:
– Спи, дорогой. Засыпай.
– Останься со мной, – попросил он. – Не уходи, пока я не усну.
– Не уйду.
Она крепко обняла его, и он попытался забыть обо всем. Хотя бы ненадолго. Потом, позднее, он со всем разберется и все выдержит. Но не сейчас. Сейчас надо поспать.
Он уснул быстро, через несколько минут, и тут же оказался во сне, в вагончике на Энджелс-Флайт, неторопливо взбиравшемся на вершину холма. На середине подъема он посмотрел в окно и увидел Элеонор в окне другого вагона, катившегося под гору. Она была одна и не смотрела в его сторону.
– Я здесь, – донеслось из гостиной.
Босх оделся и вышел из спальни. Элеонор сидела на диване в банном халате, который он купил ей в отеле на Гавайях, куда они улетели после свадьбы в Лас-Вегасе.
– Привет. Мне показалось… Нет, не знаю…
– Ты разговаривал во сне, и я вышла сюда.
– Что я говорил?
– Звал меня, бормотал что-то об ангелах. Я не все поняла.
Он улыбнулся и кивнул, опускаясь в кресло по другую сторону от кофейного столика.
– Ясно. Энджелс-Флайт. Ты знаешь, что это такое?
– Нет.
– Два вагона. Один идет вверх, другой вниз. Встречаются на середине. Мне снилось, что я поднимаюсь вверх, а ты спускаешься вниз в другом вагоне. Мы проехали мимо друг друга, но ты даже не посмотрела в мою сторону. Как по-твоему, что бы это значило? Почему мы оказались в разных вагонах?
Она грустно улыбнулась.
– Наверное, это означает, что я не ангел. Ты ведь поднимался вверх.
Босх не улыбнулся.
– Мне нужно идти. Похоже, это дело отнимет у меня кусочек жизни.
– Хочешь поговорить? Почему тебя вызвали?
Ему хватило десяти минут, чтобы подробно изложить суть дела. Он всегда рассказывал Элеонор о том, чем занимается. Это доставляло ему удовольствие и отвечало, наверное, какой-то внутренней потребности. Элеонор выслушивала и иногда делала замечание, позволявшее ему увидеть что-то, на что сам Босх не обратил внимания. Много лет назад она была агентом ФБР, но теперь та часть ее жизни превратилась в далекое воспоминание. И все же логика, инстинкт следователя остались при ней, и Босх всегда с вниманием относился к ее комментариям.
– Ох, Гарри. – Элеонор покачала головой. – Ну почему они всегда выбирают тебя?
– Не всегда.
– А мне кажется, что всегда. Что собираешься делать?
– То же, что и обычно. Работать. Иначе не получится. Дело нелегкое, быстро не провернешь.
– Ты не хуже меня знаешь, что спокойно работать тебе не дадут. Кому приятно оказаться на крючке? Но ты ведь все равно доведешь дело до конца, даже если заслужишь ненависть и презрение всего департамента.
– Я не могу иначе, Элеонор. Не бывает не важных дел. И каждый заслуживает правосудия. Даже мертвый. Мне неприятны люди вроде Элайаса. Он пиявка, жил за счет того, что высасывал из города, подлавливая на пустяках копов, которые всего лишь старались делать свое дело. Наверное, иногда он действительно защищал невиновных, но я по крайней мере об этом ничего не знаю. Не важно. Никто не должен оставаться безнаказанным, убив человека. Даже коп. Так не должно быть.
– Я знаю, Гарри.
Элеонор отвернулась, и взгляд ее ушел сквозь стеклянную дверь. Небо приобрело красноватый оттенок. В городе зажигались огни.
– Сколько выкурила сегодня? – спросил он, чтобы не молчать.
– Пару. А ты?
– Держусь на нуле.
От ее волос попахивало дымом. Босх был рад, что она не солгала.
– Что случилось в «Стоке энд Бонд»? – нерешительно спросил Босх. Спрашивать, может быть, и не стоило, ведь в «Голливуд-парк» Элеонор пошла именно после посещения «Стокс энд Бонд».
– Ничего, все прошло как обычно. Сказали, что позвонят, если что-то подвернется.
– Пожалуй, я как-нибудь зайду туда и поговорю с Чарли.
Бюро по надзору за отпущенными под залог «Стоке энд Бонд» находилось на первом этаже офисного здания, расположенного на Уилкоксе, напротив полицейского участка. Босх слышал, что им требовался агент по розыску, предпочтительно женщина, потому что основными подопечными бюро были проститутки и выследить их легче женщине. Он поговорил с хозяином бюро, Чарли Скоттом, и тот пообещал подумать. Босх не стал ничего скрывать, ни хорошего, ни плохого. В плюсе у Элеонор был опыт агента ФБР, в минусе – судимость. Скотт сказал, что судимость не проблема – работа не требовала обязательного наличия лицензии частного детектива, получить которую человек с судимостью не мог. Проблема заключалась в другом. Скотт хотел, чтобы его охотники – особенно женщины – имели при себе оружие, отправляясь на поиски беглецов. Босх придерживался на сей счет иного мнения. Он знал, что большинство охотников носят оружие, не имея на то соответствующего разрешения. Настоящий профессионал, владеющий секретами мастерства, никогда не станет приближаться к объекту и постарается не допустить ситуации, при которой приходится решать вопрос о применении или неприменении оружия. Лучшие охотники выслеживают объект издалека, держась на безопасном расстоянии, а потом вызывают копов, которые и производят задержание.
– Не надо, Гарри, не ходи. Думаю, Чарли и хотел бы оказать тебе услугу, но потом увидел меня и понял, что я ему не подойду.
– Но у тебя бы получилось.
– Давай не будем больше об этом, хорошо?
Босх поднялся.
– Мне пора собираться.
Он прошел в спальню, разделся, еще раз принял душ и переоделся в свежее. Вернувшись в гостиную, Босх обнаружил жену в той же позе на диване.
– Когда вернусь, не знаю, – сказал он, не глядя на нее. – У нас сегодня еще много дел. Завтра к расследованию подключается Бюро.
– ФБР?
– Да. Охрана гражданских прав – это их компетенция. Шеф позвонил и попросил о помощи.
– Думает, что это поможет сохранить порядок в южных пригородах.
– Надеется.
– Знаешь, кого пришлют?
– Нет. На пресс-конференции присутствовал какой-то специальный агент из местного отделения.
– Как его зовут?
– Гилберт Спенсер. Но я сомневаюсь, что он сам захочет пачкать руки.
Элеонор покачала головой:
– Нет, я такого не знаю. Наверное, пришел уже после меня. Полагаю, его просто пригласили поучаствовать в шоу.
– Наверное. Завтра утром пришлет свою группу.
– Удачи тебе.
Босх посмотрел на нее и кивнул.
– Номера пока нет. Если что, отправь сообщение на пейджер.
– Хорошо, Гарри.
Он постоял еще немного, потом задал главный вопрос:
– Ты вернешься?
Она снова отвела глаза.
– Не знаю. Может быть.
– Элеонор…
– Гарри, у тебя свое пристрастие, у меня свое.
– Что ты хочешь этим сказать?
– То чувство, которое испытываешь, когда начинаешь новое дело. Волнение, возбуждение… Ты снова на охоте… снова идешь по следу… Ты понимаешь меня, Гарри, знаешь, о чем я. Так вот, у меня ничего такого больше нет. А что-то похожее я испытываю, только когда вижу на столе перед собой пять карт, открываю их и… Трудно объяснить, еще труднее понять, но в такие моменты я чувствую, что живу. Вот так, Гарри. Мы все наркоманы. Только наркотики у нас разные. Я бы хотела подсесть на твои, да вот не получается.
Босх долго смотрел на нее, не решаясь заговорить, боясь, что голос снова выдаст его. Потом прошел к двери, открыл ее и лишь тогда оглянулся.
– Ты разбиваешь мне сердце, Элеонор. Я всегда надеялся, что живой ты почувствуешь себя со мной.
Она закрыла глаза, словно готова была заплакать.
– Мне очень жаль, Гарри, – прошептала Элеонор. – Зря я так сказала.
Босх молча переступил порог и закрыл за собой дверь.
Что касается телефонных звонков, то, по ее словам, адвокат имел прямую телефонную линию, номер которой за годы практики стал известен не только друзьям и клиентам, но и репортерам, и даже врагам. Относительно угроз, которые могли поступать ее шефу накануне убийства, секретарша тоже ничего не знала. В конце концов детективы поблагодарили женщину и ушли, надеясь, что ее болезнь не перекинулась на них.
В такой же степени разочаровал и визит к помощнику адвоката, Джону Бабино. Он подтвердил, что в пятницу вечером они втроем, включая Элайаса и Майкла Харриса, допоздна работали в офисе, но при этом большую часть времени шеф и его клиент провели за закрытыми дверями в кабинете. Бабино, как выяснилось, три месяца назад окончил школу права университета Южной Калифорнии и теперь готовился к экзаменам на звание адвоката, совмещая вечерние занятия с дневной работой у Элайаса. Обстановка в офисе, где он мог пользоваться всей имеющейся там литературой, гораздо лучше располагала к учебе, чем те незавидные условия, которые могла предложить тесная квартирка неподалеку от университета, где жили еще двое студентов. Что касается пятницы, то около одиннадцати вечера они втроем вышли из офиса, после чего Бабино и Харрис сели в машины, а Элайас в одиночестве отправился пешком к Энджелс-Флайт.
Бабино подтвердил то, что детективы уже знали от Тайлы Куимби: готовясь к процессу, Элайас никого не допускал к своим материалам и никого не посвящал в избранную стратегию. Молодой человек рассказал, что в последнюю неделю занимался в основном тем, что снимал копии с многочисленных досудебных показаний, которые заносил затем в свой ноутбук. В ходе процесса Элайас всегда мог обратиться к помощнику и оперативно получить требующуюся информацию.
Ни о каких угрозах, поступавших в адрес Элайаса, Бабино не знал. Если они и были, то адвокат не воспринимал их серьезно. По его словам, в последние дни Элайас пребывал в отличном настроении и нисколько не сомневался, что выиграет дело «Черного Воина».
– Он говорил, что вколотит мяч в сетку, – сказал в заключение Бабино.
* * *
По пути домой Босх, вспоминая детали разговоров с Куимби и Бабино, снова и снова спрашивал себя, почему Элайас так секретничал, готовясь к последнему делу. Хотя секретарша и сказала, что таким он был всегда, раньше адвокат все же вел себя иначе, допуская утечки информации в прессу, а иногда даже проводя широкомасштабные пресс-конференции. В этот раз его стратегия изменилась, Элайас притих, но сохранил уверенность в успешном исходе дела и даже обещал «вколотить мяч в сетку».Оставалось только надеяться, что объяснение отыщется где-то в материалах по делу «Черного Воина», получить которое Босх рассчитывал через несколько часов. Успокоив себя таким образом, он постарался перевести мысли на что-то другое.
И они, конечно, тут же перескочили на Элеонор. Босх снова подумал о платяном шкафе в спальне. Он намеренно не заглянул в него утром, не будучи уверенным в том, как отреагирует, если не обнаружит там ее одежды. Босх решил сделать это сейчас. Покончить со всем этим. Самое время. Он слишком устал, и сил – что бы ни обнаружилось – хватит только на то, чтобы дойти до кровати и упасть.
Однако, свернув с улицы Вудро Вильсона к дому и сделав последний поворот, Босх увидел стоящую под навесом машину Элеонор – видавший виды «таурус». Мышцы шеи и плеч расслабились. Дышать стало легче, как будто с груди убрали каменную плиту.
Она вернулась.
Дом встретил его тишиной. Босх поставил кейс на стул в столовой и, развязывая на ходу галстук, прошел в гостиную, пробрался на цыпочках через короткий коридор и заглянул в спальню. Шторы были сдвинуты, и свет проникал в комнату только через щели по периметру окна. Под простыней на кровати проступали контуры неподвижного тела. Темные пряди рассыпались по подушке.
Он вошел в спальню, осторожно разделся, повесил одежду на спинку стула. Вышел в коридор и свернул ко второй ванной, чтобы не разбудить ее, принимая душ. Минут через десять он лег на постель рядом с ней.
Какое-то время Босх лежал на спине, вглядываясь через тьму в потолок и напрягая слух. Привычного, медленного и размеренного дыхания не было.
– Не спишь? – прошептал он.
– М-м-м-м.
Молчание.
– Где ты была, Элеонор?
– В «Голливуд-парке».
Босх ничего не сказал. Не стал обвинять ее во лжи. Может быть, Жарден, парень из службы безопасности, просто не заметил ее или не узнал на мониторе. Он смотрел и смотрел в потолок, не зная, что еще сказать.
– Знаю, ты звонил туда, спрашивал обо мне. Я знаю Тома Жардена еще по Лас-Вегасу. Когда-то он работал во «Фламинго». Том соврал тебе, когда ты позвонил. Сначала он подошел ко мне.
Босх закрыл глаза, но промолчал.
– Извини, Гарри. Просто не хотелось разбираться еще и с тобой.
– Разбираться со мной?
– Ты понимаешь, что я имею в виду.
– Не совсем. Почему ты не ответила на мое сообщение, когда вернулась домой?
– Какое сообщение?
Босх лишь теперь вспомнил, что сам прослушал свое сообщение, когда звонил домой, а значит, Элеонор, придя, не увидела никакого светового сигнала. И не прослушала его сообщение.
– Не важно. Когда ты вернулась?
Она приподнялась, чтобы посмотреть на мерцающий в темноте циферблат часов.
– Пару часов назад.
– Как поиграла?
Вообще-то его это не интересовало – он просто хотел разговаривать с ней.
– Неплохо. Была даже немного в плюсе, но сама все испортила. Упустила верный шанс.
– Что случилось?
– Выпала хорошая карта, но я решила рискнуть и все потеряла. Упустила три тысячи.
Босх промолчал. Зачем она рассказывает ему об этом? Может быть, пытается намекнуть на что-то?
Молчание растянулось на несколько минут.
– Тебя вызывали? – спросила наконец Элеонор. – Я заметила, что ты не ложился.
– Да, мне позвонили.
– Но смена вроде бы не твоя.
– Это долгая история. Давай поговорим о нас. Скажи, что происходит. Так нельзя… мы не можем… Иногда я даже не знаю, где ты, все ли у тебя в порядке. Что-то не так, чего-то не хватает, и я не знаю, что и чего.
Элеонор пододвинулась поближе, положила голову Босху на грудь и стала поглаживать шрам на плече.
– Гарри…
Он ждал, но она не сказала больше ничего, зато забралась на него и медленно задвигала бедрами.
– Элеонор, нам надо поговорить.
Она прижала палец к его губам.
Они занимались любовью медленно, без спешки. Все смешалось у него в голове, переплелось и спуталось. Он любил ее так сильно, как не любил никого и никогда, и знал, что и она по-своему любит его. С ней его жизнь стала по-настоящему цельной, и сам он почувствовал себя нормальным, счастливым человеком. Но в какой-то момент Элеонор поняла, что не разделяет его чувств. Ей чего-то не хватало, и осознание того, что они существуют как бы в разных плоскостях, приводило Босха в отчаяние.
Именно тогда он понял, что их брак обречен. Летом ему пришлось провести несколько тяжелых, утомительных расследований и даже улететь на неделю в Нью-Йорк. В его отсутствие Элеонор в первый раз отправилась играть в карты в «Голливуд-парк». Почему? Наверное, чтобы отвлечься от скуки и одиночества, забыть о том, что ей так и не удалось найти приличную работу в Лос-Анджелесе. Она вернулась к картам, к тому, чем занималась, когда Босх встретил ее, и там, за столами, покрытыми синим фетром, нашла то, чего ей так не хватало.
– Элеонор, – сказал он, когда все закончилось и они затихли в объятиях друг друга. – Я люблю тебя. Я не хочу потерять тебя.
Она прильнула к его губам долгим поцелуем, а потом прошептала:
– Спи, дорогой. Засыпай.
– Останься со мной, – попросил он. – Не уходи, пока я не усну.
– Не уйду.
Она крепко обняла его, и он попытался забыть обо всем. Хотя бы ненадолго. Потом, позднее, он со всем разберется и все выдержит. Но не сейчас. Сейчас надо поспать.
Он уснул быстро, через несколько минут, и тут же оказался во сне, в вагончике на Энджелс-Флайт, неторопливо взбиравшемся на вершину холма. На середине подъема он посмотрел в окно и увидел Элеонор в окне другого вагона, катившегося под гору. Она была одна и не смотрела в его сторону.
* * *
Босх проснулся примерно через час. В комнате стало темнее – прямой свет в нее уже не попадал. Оглядевшись, он увидел, что Элеонор рядом нет. Он сел и произнес ее имя – оно прозвучало почти так же, как ночью, когда ему позвонили.– Я здесь, – донеслось из гостиной.
Босх оделся и вышел из спальни. Элеонор сидела на диване в банном халате, который он купил ей в отеле на Гавайях, куда они улетели после свадьбы в Лас-Вегасе.
– Привет. Мне показалось… Нет, не знаю…
– Ты разговаривал во сне, и я вышла сюда.
– Что я говорил?
– Звал меня, бормотал что-то об ангелах. Я не все поняла.
Он улыбнулся и кивнул, опускаясь в кресло по другую сторону от кофейного столика.
– Ясно. Энджелс-Флайт. Ты знаешь, что это такое?
– Нет.
– Два вагона. Один идет вверх, другой вниз. Встречаются на середине. Мне снилось, что я поднимаюсь вверх, а ты спускаешься вниз в другом вагоне. Мы проехали мимо друг друга, но ты даже не посмотрела в мою сторону. Как по-твоему, что бы это значило? Почему мы оказались в разных вагонах?
Она грустно улыбнулась.
– Наверное, это означает, что я не ангел. Ты ведь поднимался вверх.
Босх не улыбнулся.
– Мне нужно идти. Похоже, это дело отнимет у меня кусочек жизни.
– Хочешь поговорить? Почему тебя вызвали?
Ему хватило десяти минут, чтобы подробно изложить суть дела. Он всегда рассказывал Элеонор о том, чем занимается. Это доставляло ему удовольствие и отвечало, наверное, какой-то внутренней потребности. Элеонор выслушивала и иногда делала замечание, позволявшее ему увидеть что-то, на что сам Босх не обратил внимания. Много лет назад она была агентом ФБР, но теперь та часть ее жизни превратилась в далекое воспоминание. И все же логика, инстинкт следователя остались при ней, и Босх всегда с вниманием относился к ее комментариям.
– Ох, Гарри. – Элеонор покачала головой. – Ну почему они всегда выбирают тебя?
– Не всегда.
– А мне кажется, что всегда. Что собираешься делать?
– То же, что и обычно. Работать. Иначе не получится. Дело нелегкое, быстро не провернешь.
– Ты не хуже меня знаешь, что спокойно работать тебе не дадут. Кому приятно оказаться на крючке? Но ты ведь все равно доведешь дело до конца, даже если заслужишь ненависть и презрение всего департамента.
– Я не могу иначе, Элеонор. Не бывает не важных дел. И каждый заслуживает правосудия. Даже мертвый. Мне неприятны люди вроде Элайаса. Он пиявка, жил за счет того, что высасывал из города, подлавливая на пустяках копов, которые всего лишь старались делать свое дело. Наверное, иногда он действительно защищал невиновных, но я по крайней мере об этом ничего не знаю. Не важно. Никто не должен оставаться безнаказанным, убив человека. Даже коп. Так не должно быть.
– Я знаю, Гарри.
Элеонор отвернулась, и взгляд ее ушел сквозь стеклянную дверь. Небо приобрело красноватый оттенок. В городе зажигались огни.
– Сколько выкурила сегодня? – спросил он, чтобы не молчать.
– Пару. А ты?
– Держусь на нуле.
От ее волос попахивало дымом. Босх был рад, что она не солгала.
– Что случилось в «Стоке энд Бонд»? – нерешительно спросил Босх. Спрашивать, может быть, и не стоило, ведь в «Голливуд-парк» Элеонор пошла именно после посещения «Стокс энд Бонд».
– Ничего, все прошло как обычно. Сказали, что позвонят, если что-то подвернется.
– Пожалуй, я как-нибудь зайду туда и поговорю с Чарли.
Бюро по надзору за отпущенными под залог «Стоке энд Бонд» находилось на первом этаже офисного здания, расположенного на Уилкоксе, напротив полицейского участка. Босх слышал, что им требовался агент по розыску, предпочтительно женщина, потому что основными подопечными бюро были проститутки и выследить их легче женщине. Он поговорил с хозяином бюро, Чарли Скоттом, и тот пообещал подумать. Босх не стал ничего скрывать, ни хорошего, ни плохого. В плюсе у Элеонор был опыт агента ФБР, в минусе – судимость. Скотт сказал, что судимость не проблема – работа не требовала обязательного наличия лицензии частного детектива, получить которую человек с судимостью не мог. Проблема заключалась в другом. Скотт хотел, чтобы его охотники – особенно женщины – имели при себе оружие, отправляясь на поиски беглецов. Босх придерживался на сей счет иного мнения. Он знал, что большинство охотников носят оружие, не имея на то соответствующего разрешения. Настоящий профессионал, владеющий секретами мастерства, никогда не станет приближаться к объекту и постарается не допустить ситуации, при которой приходится решать вопрос о применении или неприменении оружия. Лучшие охотники выслеживают объект издалека, держась на безопасном расстоянии, а потом вызывают копов, которые и производят задержание.
– Не надо, Гарри, не ходи. Думаю, Чарли и хотел бы оказать тебе услугу, но потом увидел меня и понял, что я ему не подойду.
– Но у тебя бы получилось.
– Давай не будем больше об этом, хорошо?
Босх поднялся.
– Мне пора собираться.
Он прошел в спальню, разделся, еще раз принял душ и переоделся в свежее. Вернувшись в гостиную, Босх обнаружил жену в той же позе на диване.
– Когда вернусь, не знаю, – сказал он, не глядя на нее. – У нас сегодня еще много дел. Завтра к расследованию подключается Бюро.
– ФБР?
– Да. Охрана гражданских прав – это их компетенция. Шеф позвонил и попросил о помощи.
– Думает, что это поможет сохранить порядок в южных пригородах.
– Надеется.
– Знаешь, кого пришлют?
– Нет. На пресс-конференции присутствовал какой-то специальный агент из местного отделения.
– Как его зовут?
– Гилберт Спенсер. Но я сомневаюсь, что он сам захочет пачкать руки.
Элеонор покачала головой:
– Нет, я такого не знаю. Наверное, пришел уже после меня. Полагаю, его просто пригласили поучаствовать в шоу.
– Наверное. Завтра утром пришлет свою группу.
– Удачи тебе.
Босх посмотрел на нее и кивнул.
– Номера пока нет. Если что, отправь сообщение на пейджер.
– Хорошо, Гарри.
Он постоял еще немного, потом задал главный вопрос:
– Ты вернешься?
Она снова отвела глаза.
– Не знаю. Может быть.
– Элеонор…
– Гарри, у тебя свое пристрастие, у меня свое.
– Что ты хочешь этим сказать?
– То чувство, которое испытываешь, когда начинаешь новое дело. Волнение, возбуждение… Ты снова на охоте… снова идешь по следу… Ты понимаешь меня, Гарри, знаешь, о чем я. Так вот, у меня ничего такого больше нет. А что-то похожее я испытываю, только когда вижу на столе перед собой пять карт, открываю их и… Трудно объяснить, еще труднее понять, но в такие моменты я чувствую, что живу. Вот так, Гарри. Мы все наркоманы. Только наркотики у нас разные. Я бы хотела подсесть на твои, да вот не получается.
Босх долго смотрел на нее, не решаясь заговорить, боясь, что голос снова выдаст его. Потом прошел к двери, открыл ее и лишь тогда оглянулся.
– Ты разбиваешь мне сердце, Элеонор. Я всегда надеялся, что живой ты почувствуешь себя со мной.
Она закрыла глаза, словно готова была заплакать.
– Мне очень жаль, Гарри, – прошептала Элеонор. – Зря я так сказала.
Босх молча переступил порог и закрыл за собой дверь.
Глава 17
Когда через полчаса Босх подошел к офису Говарда Элайаса, на душе все еще было тяжело. Дверь оказалась заперта, и он постучал. Никто не ответил, и детектив уже полез в карман за ключом, но как раз в этот момент за матовым стеклом что-то мелькнуло, дверь открылась, и перед ним предстала Карла Энтренкин. Взгляд ее скользнул по его костюму, и Босх понял – она заметила, что он переоделся.
– Сделал небольшой перерыв. Думаю, работать сегодня придется еще долго. Где мисс Лэнгуайзер?
– Мы закончили, и я отправила ее домой. Сказала, что подожду вас. Вы разминулись с ней на несколько минут.
Она провела его в кабинет Элайаса и уселась в кресло за громадным письменным столом. Хотя уже стемнело, Босх, глядя в окно, видел раскинувшего руки Энтони Куина. На полу рядом со столом стояли шесть картонных ящиков.
– Извините, что заставил вас ждать. Надо было отправить сообщение на пейджер, и я приехал бы раньше.
– Я бы так и сделала, но… задумалась…
Босх посмотрел на ящики:
– Здесь все?
– Да. В этих шести материалы по закрытым делам. А там – по текущим.
Она повернулась и указала на что-то за столом. Босх шагнул в сторону, наклонился и увидел еще две полные коробки.
– Там в основном то, что касается дела Майкла Харриса. Полицейские отчеты, показания свидетелей. И кое-какие материалы по жалобам, которые так и не получили хода. Есть и отдельная папка с письмами, содержащими угрозы и вообще всякую ерунду. Хочу подчеркнуть, что они относятся не только к делу Харриса. В основном – расистская чушь от трусов, не смеющих даже указать свое имя.
– Сделал небольшой перерыв. Думаю, работать сегодня придется еще долго. Где мисс Лэнгуайзер?
– Мы закончили, и я отправила ее домой. Сказала, что подожду вас. Вы разминулись с ней на несколько минут.
Она провела его в кабинет Элайаса и уселась в кресло за громадным письменным столом. Хотя уже стемнело, Босх, глядя в окно, видел раскинувшего руки Энтони Куина. На полу рядом со столом стояли шесть картонных ящиков.
– Извините, что заставил вас ждать. Надо было отправить сообщение на пейджер, и я приехал бы раньше.
– Я бы так и сделала, но… задумалась…
Босх посмотрел на ящики:
– Здесь все?
– Да. В этих шести материалы по закрытым делам. А там – по текущим.
Она повернулась и указала на что-то за столом. Босх шагнул в сторону, наклонился и увидел еще две полные коробки.
– Там в основном то, что касается дела Майкла Харриса. Полицейские отчеты, показания свидетелей. И кое-какие материалы по жалобам, которые так и не получили хода. Есть и отдельная папка с письмами, содержащими угрозы и вообще всякую ерунду. Хочу подчеркнуть, что они относятся не только к делу Харриса. В основном – расистская чушь от трусов, не смеющих даже указать свое имя.