Фредди опустошает тарелку и отодвигает ее от себя. Потом удовлетворенно откидывается на спинку стула. Что-то он чересчур самоуверен. Что он о себе возомнил? Кажется, толстяк доволен собой. Он вытирает рот тыльной стороной ладони, подается вперед и угощается сигаретами Морти, оставляя на золотой поверхности зажигалки жирный отпечаток большого пальца. Морти сносит и это. Только глазами сверкает. Фредди прикуривает, затягивается и медленно выпускает дым с таким видом, будто курит толстенную сигару, отмечая выигрыш на тотализаторе. Большим и указательным пальцами парень крутит фильтр. На лице возникает глупая ухмылка. Он приподнимается, водружает локти на стол и придвигается к Морти. При этом, причмокивая, извлекает кусочки пищи, застрявшие между зубами.
   – Морти, не пожертвуешь пару фунтов в память о старых временах? Что-то не везет мне с работой последнее время.
   Морти, не произнося ни звука, словно робот, лезет в карман брюк, достает пачку купюр, вытягивает две двадцатки и бросает на стол.
   – Может, округлим до шестидесяти? В память о прошлом? А?
   Мистер Мортимер снова сует руку в карман, извлекает еще одну банкноту и швыряет на столешницу. Странно. Обычно Морти не потакает попрошайкам. Да, он может дать им денег, но только если они их не выпрашивают.
   – Заплатишь, Морти? – Толстяк показывает на пустую тарелку. – В память о былом?
   Этот Фредди достанет кого угодно. Морти же просто пожимает плечами, как будто онемел. С дурацкой самодовольной улыбкой на лице парень подмигивает Морту. Не сочти за грубость, Фредди, но, по-моему, ты – полный козел.
   – Ну, ладно, – говорит он и снова лукаво подмигивает моему приятелю.
   Очевидно, он хотел продолжить следующим образом: «Ладно, Морти, сопливый ты ублюдок». Некоторые считают доброту слабостью характера. Какое-то мгновение Фредди откровенно издевается над Мортом прямо ему в лицо. Морти же, тонко улыбаясь, глазеет в одну точку поверх его плеча.
   Потом происходит нечто ужасное. Ситуация выходит из-под контроля. Фредди врубается слишком поздно. Это самая грубая ошибка в его биографии. Глаза толстяка наполняются страхом, руки вздымаются вверх в попытке защититься, но Морти уже не остановить. Он вскакивает, в мгновение ока хватает Фреда за волосы на затылке, дергает назад и со всего маху, со скоростью миллион миль в час впечатывает парня рожей в столешницу. Нос толстяка глухо взрывается. Я слышу, как хрустят хрящи и кости: Морти повторяет это несколько раз подряд. Кровь брызжет мне на плащ. Я успеваю отпрыгнуть прежде, чем опрокидывается стол. Страх парализовал Фреда. Он даже символически не пытается сопротивляться, даже не смеет предпринять жалкую попытку вырваться. Просто отлетает к стене и валится на пол. Морти подлетает и вцепляется парню в глотку, поднимает его и обрушивает бедняге на голову все, что плохо лежит. Бутылки с соусом разбиваются о его физиономию. Тяжелая стеклянная пепельница отскакивает от челюсти, потом от черепа. Один раз, два, десять. Фредди пытается заслониться руками, но Морти это не останавливает, и он осыпает старого «приятеля» мощными ударами по башке. Потом подходит вплотную и, на секунду задержавшись, чтобы зафиксировать ногу, бьет его в пузо коленом. Еще и еще. Прямо в солнечное сплетение. Выбивая воздух из легких. Мужик багровеет. Голова болтается туда-сюда, как мячик.
   Он валится и выблевывает содержимое желудка. Морти поднимает Фредди за воротник и наносит серию из двух ударов коленом в лицо. Очень быстрых и сильных. После чего отпускает парня, и тот грохается на пол. Лицо разнесено в клочья. Это уже и лицом назвать трудно. Какое-то кровавое месиво. Фредди вот-вот отключится. «Нет, нет, нет…» – слабым голосом молит он о пощаде, но Морти неумолим. Диким голосом он орет: «Козел вонючий, смешно тебе, да? Смейся, сука! Чего же ты не смеешься? Убью тебя, сволочь! Замочу, как скотину!»
   Теперь Морт колотит его по голове каблуком и с каждым ударом выкрикивает «сука» и «козел», словно отбивает ритм. Он хочет сломать ему шею, голова Фреда отскакивает то в одну, то в другую сторону. Лицо скорчено от боли и непонимания. Парень все еще не верит в то, что с ним происходит. Глаза его совершенно заплыли. Морти продолжает топтать его ногами, но по какой-то странной причине Фредди пытается подняться на ноги. Он, как пьяный, изо всех сил старается выпрямиться. Он не хочет драться, просто стремится встать. Дурак. Лежи. Ради бога, оставайся на полу!
   – Смешно тебе? Давай же посмеемся вместе, жирный подонок! – вопит Морти и, разбежавшись с четырех шагов, пинает голову Фредди, как футбольный мяч. Фред грохается назад и распластывается на скользком полу, только одна нога подогнута и прижата его собственным телом. Голова повернута к плечу под опасным углом. Из носа хлещет кровь. Бедняга дрожит, трясется и подергивается, словно в истерике. Морти еще дважды пинает его голову.
   – Посмейся теперь, Фредерик.
   Еще три-четыре секунды, и снова звучный удар. Морти стоит над истекающим кровью толстяком, тяжело дышит и пыхтит. У Фредди вид такой, словно он выпал из окна десятого этажа. Он неловко лежит на полу кафе в луже соусов и собственной крови.
   – Не желаешь чашечку чая, Фредди? Давай выпьем с тобой, а потом еще раз посмеемся. Что ты на это скажешь, Фред? Где ты пропадал все это время, старый черт? Давненько тебя не видел.
   Морти проходит за прилавок. Хозяин кафе закрывает руками голову и прячет лицо. Мой друг берет с плиты большой стальной чайник с кипятком и возвращается туда, где лежит Фредди.
   – Да, выпей-ка чайку, старина. Не волнуйся, я заплачу. В память о прошлом. Нет-нет. Спрячь свои деньги. Я плачу.
   С этими словами он поливает обжигающим горячим чаем окровавленную голову толстяка. Фредди издает ужасающий вопль. Это агония. Адская мука. Он сворачивается калачиком и подвывает. Тут я не выдерживаю и срываюсь. Это уже перебор.
   – Хватит с него, Морт. Ради бога, оставь его в покое! – выпаливаю я.
   Морти останавливается, поворачивается и холодно смотрит мне прямо в глаза.
   – Можешь валить отсюда. Я сам решу, когда с него хватит. Это не твое дело. Понятно, сынок?
   Я не отвечаю. Зачем рисковать? Неохота попадать под горячую руку из-за какого-то Фреда. Морти одним махом выворачивает остатки чая и запускает ему в лицо сам чайник. Тот орет еще громче, чем в первый раз. Со звоном чайник врезается в щеку и, крутясь, отскакивает на пол. На ухе повисает дымящийся чайный пакетик.
   Оставшийся без стола старик так и сидите вилкой и ножом в руках. Официантка прижимает руки к шее и осторожно поглаживает ее, как будто пытается успокоить саму себя. Ее взгляд прикован к телу Фредди. Тот еще больше свернулся клубком и прикрывает голову руками. Морти оглядывает почти пустое кафе с вызывающим видом. Но никто не смеет даже шевельнуться. Надо быть совершенно безумным, чтобы перечить человеку, чьи глаза сверкают яростью, а тело дрожит от переизбытка энергии. Морт пыхтит и пятится назад к двери. Разбросанные по полу столы и стулья преграждают ему путь, так что он поднимает их и расшвыривает в разные стороны. Посреди этого бедлама стою я и стараюсь оттереть с плаща пятна крови. Но они только втираются в ткань, что выглядит еще хуже. За столом сидят трое строителей и, не смея поднять глаза на нас с Морти, буравят глазами пол. Должно быть, один из них украдкой бросает на моего приятеля хитрый взгляд. Внезапно Морти подходит к ним.
   – На что это вы уставились, придурки? Уроды чертовы, – тихо и холодно произносит Морт.
   Я стремительно подскакиваю к нему, а парни снова опускают глаза. Кажется, от страха они даже перестали дышать. Бармен уже врубился, что к чему. Очень медленно и спокойно он опускается все ниже и ниже и наконец совсем скрывается за прилавком. В другом месте и в другое время это могло бы выглядеть даже комично.
   Морти возвращается и распахивает дверь, снова, как прожектором, прочесывая взглядом кафе. Я стою как вкопанный. Он молча указывает на меня рукой в перчатке, затем большим пальцем – на дверь за его спиной. При этом не сводит глаз с посетителей. Единственные звуки в помещении – те, что доносятся с кухни: шипение жарящейся пищи, бурление закипающей воды. Можно прибавить сюда всхлипывания официантки, а также стоны и противное нытье Фредди. Я переступаю через него, чтобы протиснуться к двери, и тот начинает, как ребенок, гукать над собственной кровью. Кровь теперь идет у бедняги из ушей. Плохой признак. Я осторожно пробираюсь сквозь завалы из столов и стульев, стараясь не растянуться на склизком полу, залитом чаем, красным и коричневым соусами и кровью. Я выхожу из дверей и снова оказываюсь на Калли-роуд.
   Мы резво шагаем, слегка опустив головы, и стараемся не вызвать подозрений. Морти то и дело кутается в плащ. Мы двигаемся быстро и смотрим прямо вперед. Транспорт движется, люди суетятся, и нам легко удается раствориться среди этой суматохи. Морти резко сворачивает в закоулок. Я – за ним. Он что-то бормочет себе под нос.
   – Вот козел. Всегда найдет, что сказать. Хочешь посмеяться надо мной, да, урод? Болтаешь, болтаешь. Трещишь без умолку.
   Фредди даже нет поблизости. Они не виделись много лет. Морти психует, дергается, глаза его гневно сверкают. Он разворачивается и шагает обратно на три-четыре шага, чтобы удостовериться, не идет ли кто за нами следом. Он еще безумнее, чем в кафе. Страшно сказать, но тогда он вроде как контролировал себя. Это было что-то наподобие хирургической операции. Ни одной эмоции. Только холодное равнодушие. Теперь же он каждую секунду сплевывает на землю и клянет Фредди. Как будто сработал механизм замедленного действия. Сейчас адреналин наполняет каждую его клеточку. Я всерьез беспокоюсь о своем собственном здоровье. Что-то не хочется мне попасть под раздачу. Морти все глубже погружается в пучину старых или воображаемых обид. Вот оно – торжество паранойи. Я и сам просто пылаю изнутри. Меня аж трясет от напряжения.
   Кажется, Морти хорошо знает эту местность. Мы виляем по переулкам, лавируем между домами. Шагаем быстро, иногда переходим на бег. Морти постоянно опережает меня на несколько шагов, выглядывает из-за углов и ворчит, чтобы я не отставал. Он вдруг останавливается на мосту у входа в канал.
   – Слушай меня. Пойдешь сейчас в ту арку, – Морт показывает на арку, ведущую в район муниципальных домов, – сворачивать не будешь, понятно? Так ты выйдешь на Аппер-стрит. Там купишь газету, сядешь в такси и направишься за город. Домой поедешь не сразу. В такси будешь читать газету и прикрывать ею лицо. Ясно тебе?
   Морти не хочет, чтобы нас поймали вместе. До нас доносится вой первых сирен. Он прав. Нам совсем не нужно, чтобы какой-то герой-водитель сообщал полиции о том, что подобрал пару мужчин, соответствующих нашему описанию.
   – Да, да. Разумеется, Морт.
   Я поворачиваюсь и ухожу. Поднимаюсь на три ступеньки, и он снова окрикивает меня. Так и хочется идти дальше, но я оборачиваюсь.
   – Слушай. Прости, что так вышло с Фредом. Но, клянусь, он сам напросился. – Голос его звучит вполне вменяемо, но глаза… Они все еще гневно горят и метают молнии.
   – Знаю, Морт.
   Над головой слышится шум подлетающего вертолета. Для Кингс-Кросс это – не такая уж редкость. Однако не исключено, что именно сейчас он прилетел сюда по наши души.
   – Я свяжусь с тобой позже. Не забудь о том, что я тебе сказал. Ты должен затеряться.
   Я следую своей дорогой. Мой друг спускается вниз и растворяется на дорожке, идущей вдоль канала.
   – Козел вонючий, Фредди, вот ты кто, – слышу я удаляющийся голос.

Последствия

   Спустя десять минут я вышел на Аппер-стрит. Купил «Ивнинг стандард», уплатив без сдачи. Тут же остановил такси и буркнул шоферу отвезти меня к станции метро «Семь сестер». Я сделал так, как велел Морти, и всю дорогу прикрывал газетой лицо, так что водитель даже и не пытался завести разговор. Но читать я все равно не мог. Я постоянно думал о Фредди. Непредсказуемая все-таки штука – жизнь. В одну минуту он доволен собой, как та большая глупая собака, вылизывающая свои яйца, а десять секунд спустя его просто имеют у всех на глазах, просто вытрясают кишки наружу, и его жизнь уже больше не будет такой, как прежде. От «Семи сестер» я перешел на «Виктория-лайн» и добрался до Грин-парка. Там я выбрался из метро и купил себе новую куртку в магазинчике на Бонд-стрит. Старый плащ я вывернул подкладкой наружу и перекинул через руку.
   Поскорей бы надеть обновку и сложить в пакет запачканную кровью вещь. Я сворачиваю в первый же переулок. Проверив карманы, я натыкаюсь на салфетку с адресом, который Коуди дал мне всего пару часов назад. Бросаю взгляд на витрину магазина. Там выставлено шикарное пальто из кожи с меховым воротником и ценником на две «штуки» фунтов. Однажды утром в понедельник сюда мог бы заглянуть Кинки и приобрести эту вот вещицу, но вместо этого он очень скоро будет примерять на себя двухфунтовый серый пластиковый пакет с застежкой-молнией. Если ему повезет. Меня вдруг осенило: никто ведь до сих пор не сообщил властям о его смерти.
   Я незамеченным возвращаюсь на Пиккадилли и становлюсь в очередь в телефонную будку. Оторвав кусок салфетки с адресом, оставшейся частью берусь за трубку, чтобы не оставить отпечатков пальцев. После этого набираю номер 999. Ответ следует незамедлительно.
   – Какая служба вам требуется?
   – «Скорая помощь».
   – Ваш адрес, сэр?
   Я называю его. В этот же миг на входе в отель «Ритц» карликовый пудель какой-то дамочки бросается на швейцара, облаивает его и хватает за штанину. Все свидетели этого зрелища хохочут над забавными выходками ничтожного существа.
   – Боюсь, здесь у нас мертвый парень. Дверь открыта.
   – Кто вы, сэр?
   – Не знаю.
   – Вы не знаете своего имени?
   – Нет. По крайней мере сейчас.
   – Но мне нужно имя.
   – Тревор Аткинс.
   – Это вы, сэр?
   – Это имя, которое вам нужно.
   Я кладу трубку, шагаю по Пиккадилли и с чистой совестью выбрасываю салфетку в мусорное ведро. Потом, прогулявшись по Грин-парку, выпиваю чашечку кофе у живописного озера и наконец сажусь в такси и еду домой.
   В башке полная неразбериха. Я плюхаюсь на диван, но тут же вскакиваю, слоняюсь из комнаты в комнату и, как какой-то умалишенный, разговариваю с собственным отражением в ванном зеркале. То, что мне пришлось пережить в том кафе, я назвал бы опустошающей шоковой терапией. Я возвращаюсь в спальню и пытаюсь прилечь хотя бы на несколько минут, но тут на глаза попадается обрывок пачки «Ротманса», лежащий на прикроватном столике, и я набираю телефон Джина. После семи или восьми гудков я уже собираюсь повесить трубку, как вдруг он отвечает.
   – Да?
   – Привет, Джин. Ты как?
   – Нормально, сынок. А ты? – По телефону его ирландский акцент кажется еще сильнее.
   – Мне, Джин, особо похвастать нечем.
   – Подъезжай. Прыгай в такси и ко мне. Мне в любом случае нужно с тобой переговорить. Есть ручка? Бумажка?
   Я записываю адрес. Он велит мне оставить машину, взять такси и перезвонить, как только я окажусь у входной двери.
   Джин живет в эдвардианском многоквартирном доме где-то в районе Майда-Вэйл. По моей просьбе таксист высаживает меня на углу, и до входа я иду пешком. Звоню по домофону. Джин впускает меня внутрь. Я захожу в кабину лифта. Черт подери, это какой-то пережиток прошлого! Раздвижные двери приходится закрывать самому. Остатки блестящего латунного обрамления полировали столько раз, что края просто закруглились. Коридоры пыльные. Джин проводит меня в квартиру и заталкивает в гостиную, где совсем мало мебели. Сам же возвращается в ванну, чтобы завершить бритье и смыть с лица остатки мыльной пены.
   На столе лежит огромный том «Уголовной практики Блэкстоуна», открытый на странице 685. Это примерно середина. Вытираясь полотенцем, входит Джин и замечает, что я рассматриваю книгу.
   – Знаешь, что однажды сказал мне один мой знакомый из книжного магазина? Он сказал, что чаще всего воруют учебную литературу.
   – Правда? Ну, это, в общем, понятно. Студенты спускают все деньги на пиво, так что учебники им приходится тырить.
   – Верно. А знаешь ли ты, какие учебники тянут чаще других?
   – Ну, скажем, юридические. Это все-таки внушительная подсказка. – Я указываю на «развлекательную» литературу Джина.
   – И ты прав, молодой человек. – Он снисходительно покачивает головой.
   – Мне кажется, это всего лишь городская легенда.
   – Никогда не позволяй правде испортить хорошую историю, – подмигивает Макгуайр. – Есть не хочешь?
   Я вдруг понимаю, что ничего не ел уже несколько часов, с тех пор, как на тротуаре в Сохо вместе с Морти доедал бутерброд с тунцом. Но я совсем не голоден, только в животе урчит. Наверное, мне все же лучше перекусить, иначе окончательно перестану соображать и съеду с катушек.
   – А что? У тебя есть предложение?
   – Можно заказать что-нибудь в китайском ресторанчике. У них там неплохая жратва.
   – Хорошая мысль.
   Джин удаляется и через мгновение возвращается с открытой банкой пива и протягивает ее мне. Затем перебирает внушительную коллекцию меню навынос и набирает номер. Он заказывает обед на четыре персоны и еще всякой всячины.
   – Если заказать на двоих, там нечего будет есть, – пожимает он плечами.
   Джин не сообщает своего имени. Кажется, там его давно уже знают. Он просит купить по дороге еще пару пачек «Ротманса».
   – В общем, все по обычной схеме, – говорит он китайцу на другом конце провода.
   Джин кладет трубку, следует в свой кабинет и выходит оттуда с двумя толстыми стаканами и бутылкой ирландского виски в руках. Ставит стаканы на журнальный столик напротив и наливает нам огромные порции выпивки.
   – Придется полчасика подождать, – кивает он в сторону телефона. – Знаю, ты обычно не употребляешь крепких спиртных напитков, но у тебя немного растрепанный вид. Куда-то девалась твоя обычная непроницаемость. Это вот Ирландское виски. Его, как и волынку, изобрели в Ирландии, только чертовы шотландцы своровали идею и наживись на ней. Ирландцы делают и то, и другое с большим чувством. Вот, – протягивает мне стакан, – это сгладит острые углы.
   – Ну и денек сегодня выдался, – вздыхаю я.
   – Знаю. Я уже слышал и о Кинки, и о Фредди.
   – Ты разговаривал с Морти?
   – Очень коротко. Но я с ним еще поговорю. Может, сегодня, только чуть позже.
   И как только этим ребятам удается узнавать обо всем сразу, как что-то происходит? У них что, своя собственная радиостанция?
   – А что с Фредди? О нем что-нибудь известно?
   – Он в интенсивной терапии. У парня кровоизлияние в мозг. Такое бывает у боксеров. Ему еще повезло, что он выжил. Его на вертолете отправили в лондонскую больницу в Уайтчепел.
   – Вид у него был потрепанный. Я даже подумал, что он… в общем, скопытился.
   – Да, такое случается.
   – Черт, такое случилось на моих глазах, Джин.
   – Сынок, если бы ему суждено было сдохнуть, он окочурился бы еще до того, как прилетел вертолет. Уж не знаю, повезло Фреду или нет, но этот парень всегда нарывался на хорошую порку.
   Макгуайр закуривает сигарету, слегка качает головой и продолжает:
   – Мистер Мортимер – не тот человек, кому можно безнаказанно нагрубить. Стоит взглянуть ему в глаза, и становится понятно, что он может дать мощный отпор. Если Морти объявляет перемирие в войне с обществом – это праздник для всего человечества. Если наберется сотня таких, как наш друг, то разразится гражданская война. Я не хочу сказать, что Фредди Херст, эта заноза в заднице, заслужил подобной трепки, но следует либо уважать подобных Морти, либо старательно избегать их общества.
   Так вот я и учусь жизни.
   – А кто вообще этот парень, Фредди?
   – Фредди Херст. Но учти, от Морти ты услышишь это впервые. Понятно?
   – Понятно.
   – Он когда-либо рассказывал тебе о том, как попался на попытке избавиться от трупа?
   – Черт, все уши прожужжал. Джин смеется.
   – Заводилой их маленькой шайки был Фредди Херст. У него был шрам во все лицо. – Он проводит пальцем от глаза до подбородка.
   – Точно. Это он, – киваю я.
   – Знаю. В общем, Фредди был главой банды, входящей в синдикат гангстеров. Без него не обходилось ни одного налета. Когда Морти попался с трупом на руках, они могли легко отмазать его от обвинения, потому что все и так уже схлопотали по двенадцать, а некоторые и по четырнадцать лет.
   – Но как это могло помочь мистеру Мортимеру?
   – Главный прокурор признал, что убийства как такового не было и что Джерри Килберн, которого, кстати, я хорошо знал, потому что он сожительствовал с Безумным Ларри, застрелился под давлением. Всего-то требовалось, чтобы пара человек из всей этой толпы выступили в качестве свидетельства и поклялись под присягой, что они, угрожая Морти расправой, заставили его избавиться от тела.
   – Но Морти отказался от защиты.
   – Это он теперь так говорит. Но в те времена все ожидали, что парни поступят так, как следует. Морти, конечно, не мог открыто просить их об этом. Хотя парням еще одно обвинение существенной разницы не составляло. Годом больше, годом меньше. В сущности, Морти и не нужно было нести этот детский лепет, только Фредди и беспокоиться об этом не пожелал.
   – Получается, они встретились впервые за двадцать лет?
   – Нет, они встречались уже тысячу раз. Просто у Морти впервые оказалось скверное настроение. Видишь ли, так всегда и получается с людьми вроде Мортимера. Сегодня какой-нибудь идиот смеется с ним, хлопает по плечу, и все в порядке. Назавтра же он возвращается, задает все те же вопросы, все так же смеется, но – хлоп! И парень оказывается на больничной койке.
   – А что, Безумный Ларри из этих? – Я немного шокирован.
   – На сто процентов. Убежденный гомосексуалист, – радостно объявляет Джин.
   – Я и не знал.
   – Подумай, сынок, как тебе повезло. Многие молодые ребята впервые узнавали об этом, когда он пытался их изнасиловать.
   – Совершить мужеложство?
   – Какая разница. Думаю, ему приглянулся бы твой зад, – подмигивает Джин.
   – Ни хрена подобного. А что случилось с Безумным Ларри?
   – Черт его знает, – мотает головой мой собеседник.
   Вот так поворот! Его боялись, его уважали. Он был крутым налетчиком. И вдруг оказывается, что у парня другая ориентация. Готов поспорить, что он жил в соответствии с принципом: «Лучше дать, чем взять», и у него на попечении всегда находились сирые и убогие. Мне даже невыносимо думать об этом. В Ларри стрелял какой-то человек в маске прямо на пороге его апартаментов. Всадил в него четыре пули. Считалось, что парень, который обнаружил тело и вызвал «скорую», был всего лишь случайным прохожим. Но в свете всего того, что поведал мне Джин, кажется, между ними существовали более тесные отношения. Когда парень вернулся из телефонной будки, Ларри уже в квартире не оказалось. Полиция обнаружила четыре гильзы, пули, застрявшие в деревянной части стены, и кровавый след, ведущий к тротуару. Но никаких следов самого Ларри.
   – Погоди-ка, Джин, ты сказал, все улажено?
   – И хорошо, что улажено. Я послал кое-кого повидаться с Мортом. Он потом вернулся и рассказал, как все случилось. Затем я отослал его же переговорить с парнем, который собирался перекинуться словом с Дэнни О'Марой. Он вернулся с ответом, что, если нам нужно убрать Фредди Херста, он не возражает. Он вообще удивлен, что никто до сих пор этого не сделал. Также передал, что, когда Фредди очнется в больнице, его семья должна получить небольшую компенсацию. Пускай валят во Флориду и фотографируются с Микки и Минни в Диснейленде. Еще Дэнни сказал, что попросит кого-нибудь перебазарить с хозяином кафе и поинтересоваться, есть у него желание сохранить бизнес или нет.
   – Раскошелиться придется Морти?
   – Конечно. Послушай, хоть Фредди и не пользуется особой популярностью и толку от него нет никакого, но ему все же стоит выплатить небольшое пособие. И получит он его в любом случае, от нас или от кого-то другого.
   – Он объявит себя жертвой криминальных разборок?
   – Именно. Некоторые козлы считают, что жизнь это футбольный тотализатор, и специально нарываются на трепку, чтобы сорвать как можно больше деньжат. Так или иначе, Морти может себе это позволить. Десять, даже пятнадцать «штук» – сумма не смертельная.
   – А Дэнни не интересовался, с какой стати мыс Морти оказались в районе Калли?
   – Полагаю, у него есть дела поважнее, чем волноваться, где и чем вы двое обедаете. Короче, если мы не известим О'Мару о своем решении, он, вполне возможно, воспользуется своим правом и будет действовать по собственному усмотрению. Теперь давай-ка выкладывай все подробно. И, как ты вчера сказал Джею Ди, ничего личного.
   Джин принимается опрашивать меня, внимательно выслушивая каждую мелочь. Он снова и снова задает мне вопросы о том, с чего началась стычка в кафе. Так обычно ведут себя законники. Вновь и вновь задают тебе один и тот же вопрос, потом другой, третий…