Страница:
– Ладно, вы вернулись со стрелки с Билли Фальшивкой и Цыпочкой.
Потом миллион вопросов о Билли и Цыпочке.
– Хорошо, побазарили с ними, так? Вошел Фредди.
Я рассказываю Джину, что в момент столкновения мне показалось, что Фред под кайфом. У него абсолютно не было тормозов. Ему как будто доставляло удовольствие глумиться над Морти.
– Как же он просчитался, – замечает Джин.
И подмигивание, и кивок головы, и даже слова: «Ладно, Морт» – все это серьезные ошибки Фреда. Далее Джин интересуется развитием событий. Шаг за шагом, удар за ударом. Но не так, как жаждущие кровавых подробностей легавые. И не как мастер, изучающий изделие своего подмастерья. Он сдержанно, расчетливо выслушивает каждую подробность, словно изучает свидетельские показания и готовит защиту.
– Ты считаешь, Фредди спровоцировал Морта на подобную агрессию?
– Думаю, да. Но я бы не попался на такую наживку.
– Ты ведь не мистер Мортимер.
Снова и снова начинаем все заново, с самого начала, подробнее, больше деталей, еще больше…
– А что за парни, что сидели в кафе? Снимал ли Морти перчатки? Подумай хорошенько. Снимал или нет? Уверен? Точно не снимал? Кто платил за чай и кофе?
– Кажется, никто. Мы так и не рассчитались. Фредди пытался раскрутить Морти на несколько фунтов. Сказал: «Заплатишь, Морт?» Кажется, эти слова и сыграли роковую роль.
– Дай-ка я перепроверю. У тебя ведь нет судимостей? Нет? И досье на тебя не заведено? Отлично. Так Фредди ел что-нибудь? Хорошо. Значит, он ел. Этот жирный ублюдок постоянно жрет, даже когда спит.
– Думаю, в ближайшее время его ждет только жидкая пища. Вряд ли ему позволят положить хоть что-нибудь на язык. Я вспомнил, Морти плевал в него. С этим могут возникнуть проблемы. Хотя вряд ли. Сомневаюсь, что осталось что-то для анализа ДНК.
– Ладно, прогоним ситуацию еще раз, сынок.
– Ради бога, Джин. Ты хочешь доконать меня?
– Давай-давай. Еще разок. Шаг за шагом. С самого начала.
– Не могу я больше. Утомился.
– Ничего. Потом отдохнешь. Давай. Медленно и подробно. Ты избавился от плаща? Нужно выбросить его в огромный мусорный бак, каких полно на задних дворах гостиниц Вест-Энда. Только обязательно оторви рукава, чтобы никто больше не смог надеть его.
– Ты что? Я заплатил за него пять сотен!
Как только эти слова слетают с языка, я понимаю, насколько глупо они звучат. Речь идет об убийстве – ненавижу это слово, – и мы еще даже не сдвинулись с мертвой точки.
– Я дам тебе пять сотен. Дам даже шесть, сынок. Прямо сейчас. Из собственного кармана. Только, черт подери, избавься от этого гребаного плаща.
– Прости, Джин.
– И никаких творящих чудеса химчисток и вызывающих подозрения костров. Понятно?
– Да. Извини, Джин.
– Ничего, сынок. Все нормально.
Убийство. Может статься, что я замешан в убийстве. Вот дерьмо! Мне это совсем не в жилу. Это не мое. Да, я торгую наркотой. Никаких разговоров о морали. Никаких оправдывающих обстоятельств. Да, я преступаю закон. Но я не убиваю людей. Меня совсем не прельщает перспектива стоять с поднятыми руками, когда полицейские ворвутся в мой дом, и убеждать их гоняться за всякими мерзкими типами, убийцами и грабителями, вместо того чтобы отнимать время у честных граждан. Хреновенький расклад: трое мужчин сидят за столиком в кафе, двое уходят, а третий полумертвый валяется на полу в луже крови. Это, мой друг, наш старый добрый английский закон называет убийством, совершенным группой лиц. И единственный способ выкрутиться из столь неприятного положения – это путь на свидетельскую трибуну, приношение присяги и свидетельство в пользу обвинения. А значит, мне придется с потрохами сдать своего друга Морти и обеспечить его пожизненным сроком. Неприятная дилемма. Убийство, точнее, покушение на убийство, умышленное причинение тяжких телесных повреждений… Это не я, ваша честь, не в моем стиле.
– Можешь придумать что-то получше, сынок? – спрашивает Джин. – Нет? Тогда сочини себе алиби.
Некоторое время мы сидим в тишине.
– Что-нибудь выдумал?
– Нет, Джин.
– Ладно. Рассказывай все о Кинки. А потом про Герцога и немцев. Кажется, Морти думает, что ты считаешь это проблемой.
Жаль, что я не остался дома и не отключил телефон. Еще двадцать минут я подвергаюсь тщательному дознанию. Такое впечатление, что Джин обучался технике допроса. Очень уж она основательная.
– Вот что еще. Только, если что, я тебе этого не говорил.
– Ладно.
– Этот парень Кинки – дальний родственник Морти.
– Да ты что? Вот так поворот.
Кажется, Джин в уме протоколирует все мои ответы, неторопливо обдумывает каждый из них, потом резко ускоряет темп и начинает допрашивать меня «с пристрастием», заваливает вопросами, одним за другим, бац, бац, бац… Выведывает все относящиеся к делу детали, прерывает меня и велит, именно велит, а не просит, подумать получше, затем просит сказать первое, что придет мне в голову. Черт, мистер Макгуайр. Дай же мне хоть продохнуть.
Внезапно прямо мне в ухо звонит телефон. Эти долбаные старики до сих пор используют в качестве звонка пожарную сигнализацию. От неожиданности я подскакиваю. Будь у меня когти, я бы, как кот из мультфильма, вцепился в потолок и ни за что не спустился бы вниз. Черт, это хоть привело меня в чувство. На лице Джина появляется тонкая улыбка. Похоже, его позабавил мой цирковой номер.
– Да расслабься ты, сынок. Это всего-то разносчик еды на своем блестящем мопеде. Я просил его позвонить снизу по мобильнику. Только потом по домофону. Люблю, видишь ли, когда известно, кто ко мне поднимается.
Телефон звонит четыре раза и умолкает. Джин смеется. Я тоже. Что-то наш друг Макгуайр последние два дня взял моду стебаться над нами при каждом удобном случае. Аппетит накатывает на меня с удвоенной силой. Я отпиваю добрый глоток пива и, черт с ним – в конце концов, почему бы и нет? – прикладываюсь к ирландскому напитку.
– Может, еще что-нибудь вспомнишь? – не унимается Джин.
– Отвали, бога ради.
Ответ отрицательный. Думаю, я поведал Джину все, что только мог вспомнить. И вот теперь сижу здесь и размышляю, что, пожалуй, иногда я слишком сильно волнуюсь понапрасну. Мы перекусываем, обильно запивая пищу пивом. Джин сидит напротив и постоянно подливает в мой стакан. Я быстро распробовал виски, и вскоре очертания комнаты расплываются у меня перед глазами. Мне тепло и комфортно, как будто у меня выходной.
– Как думаешь, тебе пригодится оружие? – неожиданно озадачивает меня Джин.
– Надеюсь, что нет.
– Если хочешь, могу одолжить.
Он поднимается и идет в спальню. Мгновение спустя возвращается с парой пушек, парой удобных, смертоносных черных пистолетов.
– Похоже, ты не понимаешь, что может произойти. Вокруг нас болтается множество чокнутых.
– Ты же знаешь, я не люблю оружие. А тем более в кого-то стрелять. Это не по мне.
– Ладно, твое дело.
Джин садится у низкого журнального столика и кладет один пистолет на стеклянную столешницу среди коробочек из-под китайской еды, тарелок, фольги, среди остатков риса, кисло-сладких свиных яиц, крекеров и лапши. Другой же сжимает в своих массивных ручищах, где он совершенно теряется, выглядит крохотным и сильно походит на пистолет-зажигалку.
– Он ведь не заряжен?
– Подожди. Сейчас проверю.
Джин берет оружие со стола, вынимает обойму и выщелкивает на стекло пять патронов. Несколько секунд они вертятся полукругом, взад и вперед, и наконец останавливаются. Джин заталкивает магазин обратно, целится в потолок и спускает курок. Пистолет щелкает, как игрушечный. Взявшись за ствол, Джин передает пушку мне. Я уже порядком захмелел, так что мне даже нравится, как уютно она устраивается в моей ладони. Мне приятно ощущать в руке вес столь мощного предмета. Даже несмотря на то, что пистолет не заряжен, я чувствую ту власть, которую он может мне дать. Кто-то же вложил в него всю душу. Люди говорят, что оружие олицетворяет собой член. Но если бы мой член столько весил, я бы сильно хромал.
Джин расчищает на столе место и принимается разбирать пистолет. Он почти на него не глядит. В ловких луках мистера Макгуайра оружие разваливается на части, а он аккуратно укладывает их в ряд по краю столика. У него выходит одно непрерывное действие, руки постоянно в движении. Металл не сопротивляется, а даже наоборот, сотрудничает с ним. И очень скоро отдельные части выстраиваются на стекле.
– Наверное, ты можешь сделать это с завязанными глазами.
– Могу и делаю.
– Зачем?
– Успокаивает. Очень помогает при медитации.
– При медитации? Это песнопения и все такое, да? Видел я монахов в Таиланде.
– Это лишь один подход. Медитация – это концентрация части сознания на мирских задачах, молитвах и дыхании. Она дает возможность оставшейся части сознания обрести мир и покой.
– А ты концентрируешься на «пушках»?
– Иногда да. – Он снисходительно смеется над своей личной шуткой. – Это всем известно, сынок.
По-моему, Макгуайр считает, что это классика. Ждет не дождется рассказать своим партнерам. Физиономия расплывается в самодовольной улыбке. Не дай себя одурачить. Джин, конечно, радушный хозяин, но не забывай, что он способен и на хитрости и черные дела. Он легко сконцентрирует твое внимание при помощи приема «ствол во рту» или «пистолет в ухо». Так что не дай себя одурачить. Не дай провести себя. Наслаждайся пищей, уткой в сливовом соусе, кисло-сладкими королевскими креветками, пивом, виски, теплом. Слушай забавные истории Джина о старых дружках, о бешеных семидесятых, о «ягуарах», о Безумном Ларри, оказавшемся геем, о Криклвудском картеле. Но только не забывай, на что способен этот парень. Я смотрю на часы. Уже без четверти двенадцать.
– Лучше я пойду.
– Расслабься, сынок. Еще ведь рано.
Джин открывает еще одну банку пива и протягивает ее мне. Куда мне деваться? Ай, к черту все. Он в тысячный раз наполняет мой стакан виски. После этого все плывет у меня перед глазами.
– Ты забыл свое печенье с предсказанием. Что там сказано? – заплетающимся языком выговаривает мистер Джин.
Я разворачиваю бумажку и, прикрыв один глаз, читаю.
– Остерегайся лести.
– Это всегда хороший совет, сынок, – подмигивая, соглашается он.
Четверг? Не самое подходящее время
Отдохнуть и восстановить силы
Потом миллион вопросов о Билли и Цыпочке.
– Хорошо, побазарили с ними, так? Вошел Фредди.
Я рассказываю Джину, что в момент столкновения мне показалось, что Фред под кайфом. У него абсолютно не было тормозов. Ему как будто доставляло удовольствие глумиться над Морти.
– Как же он просчитался, – замечает Джин.
И подмигивание, и кивок головы, и даже слова: «Ладно, Морт» – все это серьезные ошибки Фреда. Далее Джин интересуется развитием событий. Шаг за шагом, удар за ударом. Но не так, как жаждущие кровавых подробностей легавые. И не как мастер, изучающий изделие своего подмастерья. Он сдержанно, расчетливо выслушивает каждую подробность, словно изучает свидетельские показания и готовит защиту.
– Ты считаешь, Фредди спровоцировал Морта на подобную агрессию?
– Думаю, да. Но я бы не попался на такую наживку.
– Ты ведь не мистер Мортимер.
Снова и снова начинаем все заново, с самого начала, подробнее, больше деталей, еще больше…
– А что за парни, что сидели в кафе? Снимал ли Морти перчатки? Подумай хорошенько. Снимал или нет? Уверен? Точно не снимал? Кто платил за чай и кофе?
– Кажется, никто. Мы так и не рассчитались. Фредди пытался раскрутить Морти на несколько фунтов. Сказал: «Заплатишь, Морт?» Кажется, эти слова и сыграли роковую роль.
– Дай-ка я перепроверю. У тебя ведь нет судимостей? Нет? И досье на тебя не заведено? Отлично. Так Фредди ел что-нибудь? Хорошо. Значит, он ел. Этот жирный ублюдок постоянно жрет, даже когда спит.
– Думаю, в ближайшее время его ждет только жидкая пища. Вряд ли ему позволят положить хоть что-нибудь на язык. Я вспомнил, Морти плевал в него. С этим могут возникнуть проблемы. Хотя вряд ли. Сомневаюсь, что осталось что-то для анализа ДНК.
– Ладно, прогоним ситуацию еще раз, сынок.
– Ради бога, Джин. Ты хочешь доконать меня?
– Давай-давай. Еще разок. Шаг за шагом. С самого начала.
– Не могу я больше. Утомился.
– Ничего. Потом отдохнешь. Давай. Медленно и подробно. Ты избавился от плаща? Нужно выбросить его в огромный мусорный бак, каких полно на задних дворах гостиниц Вест-Энда. Только обязательно оторви рукава, чтобы никто больше не смог надеть его.
– Ты что? Я заплатил за него пять сотен!
Как только эти слова слетают с языка, я понимаю, насколько глупо они звучат. Речь идет об убийстве – ненавижу это слово, – и мы еще даже не сдвинулись с мертвой точки.
– Я дам тебе пять сотен. Дам даже шесть, сынок. Прямо сейчас. Из собственного кармана. Только, черт подери, избавься от этого гребаного плаща.
– Прости, Джин.
– И никаких творящих чудеса химчисток и вызывающих подозрения костров. Понятно?
– Да. Извини, Джин.
– Ничего, сынок. Все нормально.
Убийство. Может статься, что я замешан в убийстве. Вот дерьмо! Мне это совсем не в жилу. Это не мое. Да, я торгую наркотой. Никаких разговоров о морали. Никаких оправдывающих обстоятельств. Да, я преступаю закон. Но я не убиваю людей. Меня совсем не прельщает перспектива стоять с поднятыми руками, когда полицейские ворвутся в мой дом, и убеждать их гоняться за всякими мерзкими типами, убийцами и грабителями, вместо того чтобы отнимать время у честных граждан. Хреновенький расклад: трое мужчин сидят за столиком в кафе, двое уходят, а третий полумертвый валяется на полу в луже крови. Это, мой друг, наш старый добрый английский закон называет убийством, совершенным группой лиц. И единственный способ выкрутиться из столь неприятного положения – это путь на свидетельскую трибуну, приношение присяги и свидетельство в пользу обвинения. А значит, мне придется с потрохами сдать своего друга Морти и обеспечить его пожизненным сроком. Неприятная дилемма. Убийство, точнее, покушение на убийство, умышленное причинение тяжких телесных повреждений… Это не я, ваша честь, не в моем стиле.
– Можешь придумать что-то получше, сынок? – спрашивает Джин. – Нет? Тогда сочини себе алиби.
Некоторое время мы сидим в тишине.
– Что-нибудь выдумал?
– Нет, Джин.
– Ладно. Рассказывай все о Кинки. А потом про Герцога и немцев. Кажется, Морти думает, что ты считаешь это проблемой.
Жаль, что я не остался дома и не отключил телефон. Еще двадцать минут я подвергаюсь тщательному дознанию. Такое впечатление, что Джин обучался технике допроса. Очень уж она основательная.
– Вот что еще. Только, если что, я тебе этого не говорил.
– Ладно.
– Этот парень Кинки – дальний родственник Морти.
– Да ты что? Вот так поворот.
Кажется, Джин в уме протоколирует все мои ответы, неторопливо обдумывает каждый из них, потом резко ускоряет темп и начинает допрашивать меня «с пристрастием», заваливает вопросами, одним за другим, бац, бац, бац… Выведывает все относящиеся к делу детали, прерывает меня и велит, именно велит, а не просит, подумать получше, затем просит сказать первое, что придет мне в голову. Черт, мистер Макгуайр. Дай же мне хоть продохнуть.
Внезапно прямо мне в ухо звонит телефон. Эти долбаные старики до сих пор используют в качестве звонка пожарную сигнализацию. От неожиданности я подскакиваю. Будь у меня когти, я бы, как кот из мультфильма, вцепился в потолок и ни за что не спустился бы вниз. Черт, это хоть привело меня в чувство. На лице Джина появляется тонкая улыбка. Похоже, его позабавил мой цирковой номер.
– Да расслабься ты, сынок. Это всего-то разносчик еды на своем блестящем мопеде. Я просил его позвонить снизу по мобильнику. Только потом по домофону. Люблю, видишь ли, когда известно, кто ко мне поднимается.
Телефон звонит четыре раза и умолкает. Джин смеется. Я тоже. Что-то наш друг Макгуайр последние два дня взял моду стебаться над нами при каждом удобном случае. Аппетит накатывает на меня с удвоенной силой. Я отпиваю добрый глоток пива и, черт с ним – в конце концов, почему бы и нет? – прикладываюсь к ирландскому напитку.
– Может, еще что-нибудь вспомнишь? – не унимается Джин.
– Отвали, бога ради.
Ответ отрицательный. Думаю, я поведал Джину все, что только мог вспомнить. И вот теперь сижу здесь и размышляю, что, пожалуй, иногда я слишком сильно волнуюсь понапрасну. Мы перекусываем, обильно запивая пищу пивом. Джин сидит напротив и постоянно подливает в мой стакан. Я быстро распробовал виски, и вскоре очертания комнаты расплываются у меня перед глазами. Мне тепло и комфортно, как будто у меня выходной.
– Как думаешь, тебе пригодится оружие? – неожиданно озадачивает меня Джин.
– Надеюсь, что нет.
– Если хочешь, могу одолжить.
Он поднимается и идет в спальню. Мгновение спустя возвращается с парой пушек, парой удобных, смертоносных черных пистолетов.
– Похоже, ты не понимаешь, что может произойти. Вокруг нас болтается множество чокнутых.
– Ты же знаешь, я не люблю оружие. А тем более в кого-то стрелять. Это не по мне.
– Ладно, твое дело.
Джин садится у низкого журнального столика и кладет один пистолет на стеклянную столешницу среди коробочек из-под китайской еды, тарелок, фольги, среди остатков риса, кисло-сладких свиных яиц, крекеров и лапши. Другой же сжимает в своих массивных ручищах, где он совершенно теряется, выглядит крохотным и сильно походит на пистолет-зажигалку.
– Он ведь не заряжен?
– Подожди. Сейчас проверю.
Джин берет оружие со стола, вынимает обойму и выщелкивает на стекло пять патронов. Несколько секунд они вертятся полукругом, взад и вперед, и наконец останавливаются. Джин заталкивает магазин обратно, целится в потолок и спускает курок. Пистолет щелкает, как игрушечный. Взявшись за ствол, Джин передает пушку мне. Я уже порядком захмелел, так что мне даже нравится, как уютно она устраивается в моей ладони. Мне приятно ощущать в руке вес столь мощного предмета. Даже несмотря на то, что пистолет не заряжен, я чувствую ту власть, которую он может мне дать. Кто-то же вложил в него всю душу. Люди говорят, что оружие олицетворяет собой член. Но если бы мой член столько весил, я бы сильно хромал.
Джин расчищает на столе место и принимается разбирать пистолет. Он почти на него не глядит. В ловких луках мистера Макгуайра оружие разваливается на части, а он аккуратно укладывает их в ряд по краю столика. У него выходит одно непрерывное действие, руки постоянно в движении. Металл не сопротивляется, а даже наоборот, сотрудничает с ним. И очень скоро отдельные части выстраиваются на стекле.
– Наверное, ты можешь сделать это с завязанными глазами.
– Могу и делаю.
– Зачем?
– Успокаивает. Очень помогает при медитации.
– При медитации? Это песнопения и все такое, да? Видел я монахов в Таиланде.
– Это лишь один подход. Медитация – это концентрация части сознания на мирских задачах, молитвах и дыхании. Она дает возможность оставшейся части сознания обрести мир и покой.
– А ты концентрируешься на «пушках»?
– Иногда да. – Он снисходительно смеется над своей личной шуткой. – Это всем известно, сынок.
По-моему, Макгуайр считает, что это классика. Ждет не дождется рассказать своим партнерам. Физиономия расплывается в самодовольной улыбке. Не дай себя одурачить. Джин, конечно, радушный хозяин, но не забывай, что он способен и на хитрости и черные дела. Он легко сконцентрирует твое внимание при помощи приема «ствол во рту» или «пистолет в ухо». Так что не дай себя одурачить. Не дай провести себя. Наслаждайся пищей, уткой в сливовом соусе, кисло-сладкими королевскими креветками, пивом, виски, теплом. Слушай забавные истории Джина о старых дружках, о бешеных семидесятых, о «ягуарах», о Безумном Ларри, оказавшемся геем, о Криклвудском картеле. Но только не забывай, на что способен этот парень. Я смотрю на часы. Уже без четверти двенадцать.
– Лучше я пойду.
– Расслабься, сынок. Еще ведь рано.
Джин открывает еще одну банку пива и протягивает ее мне. Куда мне деваться? Ай, к черту все. Он в тысячный раз наполняет мой стакан виски. После этого все плывет у меня перед глазами.
– Ты забыл свое печенье с предсказанием. Что там сказано? – заплетающимся языком выговаривает мистер Джин.
Я разворачиваю бумажку и, прикрыв один глаз, читаю.
– Остерегайся лести.
– Это всегда хороший совет, сынок, – подмигивая, соглашается он.
Четверг? Не самое подходящее время
Люди считают, что похмелье, испытываемое в настоящий момент, самое тяжелое в мировой истории, но на сей раз это правда. Я просыпаюсь без малейшего понятия о том, где нахожусь. Вскоре я понимаю, что лежу дома в собственной постели. Глаза не открываются. Шторы распахнуты, и яркий дневной свет причиняет нестерпимую боль. Во рту засуха. Кажется, мне в виски загнали гвозди. Ломит все тело, как будто меня переехал автобус. На костяшках рук синяки, пальцы воняют сигаретным дымом. На часах без пяти десять. Состояние хреновейшее. Я мокрый от пота.
Попытайся я подняться, тотчас рухнул бы обратно. Даже думать об этом тяжело. Сейчас бы стаканчик воды, но меня мутит от одной мысли о том, что для этого предстоит добраться до кухни. Одежда разбросана по полу. Не хватает одного мокасина, брюки вывернуты наизнанку, рубашки тоже нет, а посреди кучи валяется новая куртка. Нужно поспать еще пару часиков. Для начала привести в порядок мысли. Так, что я помню? Фредди, Кинки, немцы, «деревенщины», таблетки… От этих воспоминаний становится еще хуже. Почему-то представляется какой-то бедный парень, которому не посчастливилось проснуться под одним одеялом с Безумным Ларри. У меня даже мурашки по спине пробегают. Звонит мобильник. Я его не вижу, но все равно не в состоянии ответить на звонок. Хорошо бы подняться и зашторить окно. Но, поразмыслив немного, я решил сложить вдвое подушку под головой, а другой накрыться сверху. Так, по крайней мере, можно временно выйти из положения.
Протянув руку за подушкой, я тут же в ужасе отдергиваю ее. Прямо на кровати, на простыне покоится огромная черная полуавтоматическая «пушка» с самодельным глушителем. Это не один из тех пистолетиков, с которыми вчера забавлялся Джин. Те двое – просто младшие братья этого чудовища. От мысли о вчерашней ночи голова болит еще сильнее. Это не оружие, это просто монстр какой-то. Глушитель же выглядит совсем несерьезно. Он короткий и толстый, по старинке обмотанный несколькими слоями изоляционной ленты. Такое чувство, что я проснулся в одной кровати с черной мамбой, опасной и в то же время прекрасной, смертоносной и одновременно впечатляющей. Только вот как это чудо попало сюда? Совершенно очевидно, передо мной один из сироток Джина. Но каким образом пушка оказалась в моей койке? Наверное, сам Джин бегает сейчас трусцой в каком-нибудь розарии с пятидесятикилограммовым рюкзаком на плечах. А ведь именно он довел меня до такого состояния. Доброго тебе утра, Джин, и огромное спасибо. Моя благодарность не знает границ. Мобильник умолкает.
Теперь начинает трезвонить телефон у кровати. Четыре пронзительных звонка, и включается автоответчик. Но каждый звонок болью откликается в моей голове, словно какой-то садист вбивает в нее длиннющие гвозди. Я закрываю уши подушкой. Проигрывается приветственное сообщение, и раздается ревущий голос Джимми Прайса:
– Ты дома, сынок? Черт тебя возьми, где же ты? Без лишних раздумий хватаю трубку.
– Здравствуйте, мистер Прайс.
– О, так ты дома.
– Да. Все в порядке. Просто я спал.
– Что? Это в десять-то утра? Плохо. Очень плохо.
– Ночь выдалась бурная.
– Слушай, мне абсолютно насрать, чем ты там занимался.
Я уже жалею, что снял чертову трубку. Джимми крайне редко звонит кому-то домой.
– Послушайте, Джим. Обычно в это время я уже не…
– Не называй меня Джимми, мать твою, ты, идиот хренов. Что это за бредятина, сказать Джею Ди, что пилюли ни хрена не стоят. Кто ты такой вообще, чтобы решать, что стоит, а что нет? Недоумок гребаный. Потом ты валишь на север к своим дружкам-ливерпульцам и предлагаешь товар по шесть пенсов за штуку. И за каким хером ты запугиваешь людей рассказами о мертвом Шварце, о таинственных киллерах…
Если бы я или Джеймс Лайонел Прайс находились под наблюдением, и наши разговоры прослушивала бы уголовная полиция, региональный убойный отдел, таможня, отдел по борьбе с наркотиками, отдел по борьбе с мошенничеством и даже танцевальный ансамбль центрального полицейского управления Лондона, им не составило бы труда расшифровать нашу беседу. Им не пришлось бы с громоздкими наушниками на башке просиживать штаны в продуваемых сквозняками фургонах под видом мороженщиков, цветочников или кого там еще. Вон там, в моей куртке, лежит мобильник. По нему вычислить меня – проще простого. Спросите любого новичка в сфере телекоммуникаций, что в наше время полицейские вытворяют с телефонами, и у вас волосы зашевелятся на голове. Если кто-то из представителей правопорядка заинтересуется моими ежедневными переговорами, им всего-то потребуется подключить свою собственную версию переадресации вызова. Сидя в комфортных креслах где-нибудь в типовом здании, задрав ноги, разгадывая кроссворды в «Тайме», поглощая бутерброды с тунцом и попивая яванский кофе, они без помех будут прослушивать наш разговор с Джимми по громкой связи. А если вдруг попадется что-нибудь пикантное, в любой момент на досуге смогут прослушать цифровую, автоматически усиленную запись живого разговора.
– Еще кое-что, привереда долбаный, мистер «Это дорогой вопрос», – шепелявит Джимми. – Либо ты найдешь покупателя на таблетки, либо это сделаю я. Понятно тебе, недоумок? И не хрен поручать поиски чертовой стервы гребаному выскочке-мошеннику. Ты сам ее найдешь, козел. Поднимешь свою драную задницу и поедешь в Брайтон. И не особо злоупотребляй оружием…
Мистер Прайс, у меня только один вопрос. А не пойти бы вам на хер? На хер!!! Мистер, мать твою, Прайс. Подкаблучник идиотки-жены с искусственными сиськами и полной коллекцией Рода Стюарта. Ты, брюзжащий старпер, шут гороховый, засунь себе в жопу свою фальшивую почтенность и пародию на дом эпохи Тюдоров. Разумеется, ничего подобного я не произношу. Конечно, я не трус, но далеко и не дурак.
– Посмотрю, что можно сделать, – озвучиваю я.
– Нечего валяться в постели весь день. Давай поднимайся.
– Я готов выйти в любую минуту. Хоть прямо сейчас.
– Не ври мне, дрянной мальчишка, – рычит Прайс.
– Я и не…
– И завязывай с выпивкой. Терпеть не могу пьяниц.
Он отключается. И, слава богу. К чему была вся эта тирада? Только четыре дня прошло, как он попросил меня разыскать для него принцессу, которая теперь стала «чертовой стервой». А с момента разговора о пилюлях минуло всего три дня. Не понимаю, почему он вдруг так паникует. Из-за того, что не может получить все и сразу? Прямо ребенок какой-то.
Что мне сейчас действительно необходимо, так это сексуальная сестричка Тэмми. Только она вернет меня к жизни. И меньше всего я желаю провести сегодняшний день в жарком душном салоне авто с нашим непредсказуемым мистером Мортимером и Кларки, у которого рот вообще никогда не закрывается, пытаясь найти покупателя на вагон таблеток сомнительного происхождения. Выбрал же Джимми именно нынешнее утро, чтобы позвонить без предупреждения. Как будто, так и хотел подловить меня. Ну и пошел ты, мистер Прайс, король динозавров. Я не стану жалеть, если больше никогда не увижу тебя. Думаю, сегодня я все же пропущу школу.
Тут до меня доходит, что во время разговора я рассеянно поднял «пушку». И все это время, держа в одной руке пистолет, а в другой трубку, я лениво наводил его то на лампочки, то на кактус, то на валяющийся на полу мокасин. Когда я повесил трубку, в руках у меня осталось лишь оружие. Интересно, оно заряжено? Как это там вчера делал Джин? Я верчу пистолет в руках, пытаясь припомнить какие-нибудь хитрости, что-то нажимаю, тяну, и тут обойма падает на постель. О да. Он заряжен. И еще как! Я отщелкиваю патроны, и они падают на кровать. Один за другим. Всего шестнадцать. Магазин пуст. Шестнадцать патронов грудой лежат на белой простыне. Все это немного загадочно и с каждой минутой становится все таинственнее.
И вдруг – бац! – словно удар в живот, дурное предчувствие. Ненавижу это отвратительное ощущение. А вдруг вчера ночью мы куда-то выходили, и я подстрелил какого-нибудь бедолагу? Мне приходилось много раз слышать рассказы о том, как напившиеся в хлам парни совершали безумные и очень серьезные поступки, о которых ни хрена не помнили на следующее утро. Потом их арестовывали, но они искренне не знали, виноваты они или нет. Хоть и отрицали свою вину, их все равно признавали виновными. Так и отсиживали сроки в неведении. Не ведали даже, действительно ли они заслуживают наказания, или их приговорили напрасно. Не знали, имеют ли право отстаивать свою правоту, протестуя на крыше тюряги, привлекая друзей и родственников к доказыванию своей невиновности. Именно так поступил бы Безумный Ларри. Я впадаю в панику и обнюхиваю пушку. Сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Но пистолет пахнет лишь ружейным маслом и металлом. Гора с плеч. Хорошо, что из него не стреляли. За это спасибо. А то в моей голове уже прокрутился кошмарный сценарий кровавого побоища. Все, панике конец.
Я забиваю патроны обратно в магазин, и они плотно заходят в него. Это так эротично. Кто-то над ними поработал: сточил наконечники пуль. Я старательно стираю с каждого «снаряда» свои отпечатки пальцев. Кто знает, где они потом могут оказаться. Также нельзя допустить, чтобы хоть один патрон затерялся. Поэтому я внимательно пересчитываю их в обойме. Пятнадцать, шестнадцать. Все на месте. Запихиваю магазин обратно в пистолет. Они идеально подходят друг другу. Как же он прекрасно сконструирован. А как приятно ощущать в руке его вес. Этот намного тяжелее вчерашних собратьев. Почти вдвое. Замечательный инструмент. А теперь – в душ. Побриться, почистить перышки. Хочу поскорее убраться отсюда. Съесть где-нибудь омлет, попариться в сауне и расслабиться под руками массажиста в Порчестер-Холл. Хочу устроить себе выходной после того разноса, который мне учинил старый козел.
В душе у меня, как у кота, возникает внезапная водобоязнь. Но постепенно она проходит, и мне становится легче. Бреясь перед зеркалом, я произношу самому себе зажигательную речь. Я все еще нетвердо стою на ногах. В голове шумит – похмелье дает знать о себе. Мне удается осушить полпинты воды и проглотить пригоршню витаминов, но они не задерживаются в организме надолго. Поэтому я варю кофе. Может, стоит опохмелиться? Наливаю в чашку порцию бренди. Для полноты добавляю щепотку кристалликов кокаина, которые хранятся за зеркалом в ванной. В своих страданиях виноват я сам, от этого еще тошнее. Надеваю черный костюм. Он хорошо пошит, но совсем не представительный, из первоклассной легкой шерсти. Под него натягиваю красивую золотистую водолазку из мериносовой шерсти от одного типа из Барселоны. В гостиной натыкаюсь на второй мокасин, соединяю их в пару и закладываю обратно в шкаф. Я решил для себя, что они приносят мне несчастья. У этой пары обуви плохая карма. Что-то сегодня я не могу собраться с мыслями. По крайней мере, хоть отдаю себе в этом отчет. Достаю черные ботинки от Прады и не успеваю завязать второй шнурок, как раздается телефонный звонок. Решено: если это опять Прайс и он намерен устроить мне вторую серию нападок, пошлю его куда подальше. Мне все лучше и лучше. Оказывается, просыпаться с утра полупьяным не так уж и плохо. Хотя приход от «коки» сильно переоценен. Не знаю, как нам вообще удается сбывать эту дрянь.
– Алло?
– Добрый вам день, – на превосходном английском выговаривает голос с немецким акцентом.
– Кто вы?
– Меня зовут Клаус.
– Мы знакомы?
– Возможно. Полагаю, у вас имеется некоторая собственность, принадлежащая мне и моим компаньонам.
– Кажется, я догадываюсь, кто вы, Клаус.
– Мистер Ван Так в конечном итоге все же сообщил мне ваш номер.
Его английский лучше моего. Отдаю должное их системе образования.
– Во-первых, не имею понятия, откуда он его взял, – замечаю я. Он был кассиром для наркодельцов, их чертовым инкассатором.
– Не знаю, но он у него был. К тому же он поручился за вашу организацию перед моей.
– Какую организацию? У меня никакой организации нет.
– Ее возглавляет ваш коллега, именуемый Герцогом, ваш личный друг и деловой партнер. Я ведь не ошибаюсь?
– Клаус, я этого Герцога в жизни не видел.
– Как же. Они приехали в Амстердам и назвали ваше имя, имя мистера Мортимера, мистера Кларка, а Ван Так поручился за вашу надежность и отзывался о вас как о человеке честном и благородном.
– Послушайте, Клаус, почему бы вам не подъехать ко мне? Я велю прислуге приготовить завтрак, мы намелем кофе и все обсудим, как взрослые люди. Как вам мое предложение?
– Очень гостеприимное. И взрослое.
– Вы знаете, где я живу, Клаус?
– Нет.
– Тогда идите на хер.
Попытайся я подняться, тотчас рухнул бы обратно. Даже думать об этом тяжело. Сейчас бы стаканчик воды, но меня мутит от одной мысли о том, что для этого предстоит добраться до кухни. Одежда разбросана по полу. Не хватает одного мокасина, брюки вывернуты наизнанку, рубашки тоже нет, а посреди кучи валяется новая куртка. Нужно поспать еще пару часиков. Для начала привести в порядок мысли. Так, что я помню? Фредди, Кинки, немцы, «деревенщины», таблетки… От этих воспоминаний становится еще хуже. Почему-то представляется какой-то бедный парень, которому не посчастливилось проснуться под одним одеялом с Безумным Ларри. У меня даже мурашки по спине пробегают. Звонит мобильник. Я его не вижу, но все равно не в состоянии ответить на звонок. Хорошо бы подняться и зашторить окно. Но, поразмыслив немного, я решил сложить вдвое подушку под головой, а другой накрыться сверху. Так, по крайней мере, можно временно выйти из положения.
Протянув руку за подушкой, я тут же в ужасе отдергиваю ее. Прямо на кровати, на простыне покоится огромная черная полуавтоматическая «пушка» с самодельным глушителем. Это не один из тех пистолетиков, с которыми вчера забавлялся Джин. Те двое – просто младшие братья этого чудовища. От мысли о вчерашней ночи голова болит еще сильнее. Это не оружие, это просто монстр какой-то. Глушитель же выглядит совсем несерьезно. Он короткий и толстый, по старинке обмотанный несколькими слоями изоляционной ленты. Такое чувство, что я проснулся в одной кровати с черной мамбой, опасной и в то же время прекрасной, смертоносной и одновременно впечатляющей. Только вот как это чудо попало сюда? Совершенно очевидно, передо мной один из сироток Джина. Но каким образом пушка оказалась в моей койке? Наверное, сам Джин бегает сейчас трусцой в каком-нибудь розарии с пятидесятикилограммовым рюкзаком на плечах. А ведь именно он довел меня до такого состояния. Доброго тебе утра, Джин, и огромное спасибо. Моя благодарность не знает границ. Мобильник умолкает.
Теперь начинает трезвонить телефон у кровати. Четыре пронзительных звонка, и включается автоответчик. Но каждый звонок болью откликается в моей голове, словно какой-то садист вбивает в нее длиннющие гвозди. Я закрываю уши подушкой. Проигрывается приветственное сообщение, и раздается ревущий голос Джимми Прайса:
– Ты дома, сынок? Черт тебя возьми, где же ты? Без лишних раздумий хватаю трубку.
– Здравствуйте, мистер Прайс.
– О, так ты дома.
– Да. Все в порядке. Просто я спал.
– Что? Это в десять-то утра? Плохо. Очень плохо.
– Ночь выдалась бурная.
– Слушай, мне абсолютно насрать, чем ты там занимался.
Я уже жалею, что снял чертову трубку. Джимми крайне редко звонит кому-то домой.
– Послушайте, Джим. Обычно в это время я уже не…
– Не называй меня Джимми, мать твою, ты, идиот хренов. Что это за бредятина, сказать Джею Ди, что пилюли ни хрена не стоят. Кто ты такой вообще, чтобы решать, что стоит, а что нет? Недоумок гребаный. Потом ты валишь на север к своим дружкам-ливерпульцам и предлагаешь товар по шесть пенсов за штуку. И за каким хером ты запугиваешь людей рассказами о мертвом Шварце, о таинственных киллерах…
Если бы я или Джеймс Лайонел Прайс находились под наблюдением, и наши разговоры прослушивала бы уголовная полиция, региональный убойный отдел, таможня, отдел по борьбе с наркотиками, отдел по борьбе с мошенничеством и даже танцевальный ансамбль центрального полицейского управления Лондона, им не составило бы труда расшифровать нашу беседу. Им не пришлось бы с громоздкими наушниками на башке просиживать штаны в продуваемых сквозняками фургонах под видом мороженщиков, цветочников или кого там еще. Вон там, в моей куртке, лежит мобильник. По нему вычислить меня – проще простого. Спросите любого новичка в сфере телекоммуникаций, что в наше время полицейские вытворяют с телефонами, и у вас волосы зашевелятся на голове. Если кто-то из представителей правопорядка заинтересуется моими ежедневными переговорами, им всего-то потребуется подключить свою собственную версию переадресации вызова. Сидя в комфортных креслах где-нибудь в типовом здании, задрав ноги, разгадывая кроссворды в «Тайме», поглощая бутерброды с тунцом и попивая яванский кофе, они без помех будут прослушивать наш разговор с Джимми по громкой связи. А если вдруг попадется что-нибудь пикантное, в любой момент на досуге смогут прослушать цифровую, автоматически усиленную запись живого разговора.
– Еще кое-что, привереда долбаный, мистер «Это дорогой вопрос», – шепелявит Джимми. – Либо ты найдешь покупателя на таблетки, либо это сделаю я. Понятно тебе, недоумок? И не хрен поручать поиски чертовой стервы гребаному выскочке-мошеннику. Ты сам ее найдешь, козел. Поднимешь свою драную задницу и поедешь в Брайтон. И не особо злоупотребляй оружием…
Мистер Прайс, у меня только один вопрос. А не пойти бы вам на хер? На хер!!! Мистер, мать твою, Прайс. Подкаблучник идиотки-жены с искусственными сиськами и полной коллекцией Рода Стюарта. Ты, брюзжащий старпер, шут гороховый, засунь себе в жопу свою фальшивую почтенность и пародию на дом эпохи Тюдоров. Разумеется, ничего подобного я не произношу. Конечно, я не трус, но далеко и не дурак.
– Посмотрю, что можно сделать, – озвучиваю я.
– Нечего валяться в постели весь день. Давай поднимайся.
– Я готов выйти в любую минуту. Хоть прямо сейчас.
– Не ври мне, дрянной мальчишка, – рычит Прайс.
– Я и не…
– И завязывай с выпивкой. Терпеть не могу пьяниц.
Он отключается. И, слава богу. К чему была вся эта тирада? Только четыре дня прошло, как он попросил меня разыскать для него принцессу, которая теперь стала «чертовой стервой». А с момента разговора о пилюлях минуло всего три дня. Не понимаю, почему он вдруг так паникует. Из-за того, что не может получить все и сразу? Прямо ребенок какой-то.
Что мне сейчас действительно необходимо, так это сексуальная сестричка Тэмми. Только она вернет меня к жизни. И меньше всего я желаю провести сегодняшний день в жарком душном салоне авто с нашим непредсказуемым мистером Мортимером и Кларки, у которого рот вообще никогда не закрывается, пытаясь найти покупателя на вагон таблеток сомнительного происхождения. Выбрал же Джимми именно нынешнее утро, чтобы позвонить без предупреждения. Как будто, так и хотел подловить меня. Ну и пошел ты, мистер Прайс, король динозавров. Я не стану жалеть, если больше никогда не увижу тебя. Думаю, сегодня я все же пропущу школу.
Тут до меня доходит, что во время разговора я рассеянно поднял «пушку». И все это время, держа в одной руке пистолет, а в другой трубку, я лениво наводил его то на лампочки, то на кактус, то на валяющийся на полу мокасин. Когда я повесил трубку, в руках у меня осталось лишь оружие. Интересно, оно заряжено? Как это там вчера делал Джин? Я верчу пистолет в руках, пытаясь припомнить какие-нибудь хитрости, что-то нажимаю, тяну, и тут обойма падает на постель. О да. Он заряжен. И еще как! Я отщелкиваю патроны, и они падают на кровать. Один за другим. Всего шестнадцать. Магазин пуст. Шестнадцать патронов грудой лежат на белой простыне. Все это немного загадочно и с каждой минутой становится все таинственнее.
И вдруг – бац! – словно удар в живот, дурное предчувствие. Ненавижу это отвратительное ощущение. А вдруг вчера ночью мы куда-то выходили, и я подстрелил какого-нибудь бедолагу? Мне приходилось много раз слышать рассказы о том, как напившиеся в хлам парни совершали безумные и очень серьезные поступки, о которых ни хрена не помнили на следующее утро. Потом их арестовывали, но они искренне не знали, виноваты они или нет. Хоть и отрицали свою вину, их все равно признавали виновными. Так и отсиживали сроки в неведении. Не ведали даже, действительно ли они заслуживают наказания, или их приговорили напрасно. Не знали, имеют ли право отстаивать свою правоту, протестуя на крыше тюряги, привлекая друзей и родственников к доказыванию своей невиновности. Именно так поступил бы Безумный Ларри. Я впадаю в панику и обнюхиваю пушку. Сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Но пистолет пахнет лишь ружейным маслом и металлом. Гора с плеч. Хорошо, что из него не стреляли. За это спасибо. А то в моей голове уже прокрутился кошмарный сценарий кровавого побоища. Все, панике конец.
Я забиваю патроны обратно в магазин, и они плотно заходят в него. Это так эротично. Кто-то над ними поработал: сточил наконечники пуль. Я старательно стираю с каждого «снаряда» свои отпечатки пальцев. Кто знает, где они потом могут оказаться. Также нельзя допустить, чтобы хоть один патрон затерялся. Поэтому я внимательно пересчитываю их в обойме. Пятнадцать, шестнадцать. Все на месте. Запихиваю магазин обратно в пистолет. Они идеально подходят друг другу. Как же он прекрасно сконструирован. А как приятно ощущать в руке его вес. Этот намного тяжелее вчерашних собратьев. Почти вдвое. Замечательный инструмент. А теперь – в душ. Побриться, почистить перышки. Хочу поскорее убраться отсюда. Съесть где-нибудь омлет, попариться в сауне и расслабиться под руками массажиста в Порчестер-Холл. Хочу устроить себе выходной после того разноса, который мне учинил старый козел.
В душе у меня, как у кота, возникает внезапная водобоязнь. Но постепенно она проходит, и мне становится легче. Бреясь перед зеркалом, я произношу самому себе зажигательную речь. Я все еще нетвердо стою на ногах. В голове шумит – похмелье дает знать о себе. Мне удается осушить полпинты воды и проглотить пригоршню витаминов, но они не задерживаются в организме надолго. Поэтому я варю кофе. Может, стоит опохмелиться? Наливаю в чашку порцию бренди. Для полноты добавляю щепотку кристалликов кокаина, которые хранятся за зеркалом в ванной. В своих страданиях виноват я сам, от этого еще тошнее. Надеваю черный костюм. Он хорошо пошит, но совсем не представительный, из первоклассной легкой шерсти. Под него натягиваю красивую золотистую водолазку из мериносовой шерсти от одного типа из Барселоны. В гостиной натыкаюсь на второй мокасин, соединяю их в пару и закладываю обратно в шкаф. Я решил для себя, что они приносят мне несчастья. У этой пары обуви плохая карма. Что-то сегодня я не могу собраться с мыслями. По крайней мере, хоть отдаю себе в этом отчет. Достаю черные ботинки от Прады и не успеваю завязать второй шнурок, как раздается телефонный звонок. Решено: если это опять Прайс и он намерен устроить мне вторую серию нападок, пошлю его куда подальше. Мне все лучше и лучше. Оказывается, просыпаться с утра полупьяным не так уж и плохо. Хотя приход от «коки» сильно переоценен. Не знаю, как нам вообще удается сбывать эту дрянь.
– Алло?
– Добрый вам день, – на превосходном английском выговаривает голос с немецким акцентом.
– Кто вы?
– Меня зовут Клаус.
– Мы знакомы?
– Возможно. Полагаю, у вас имеется некоторая собственность, принадлежащая мне и моим компаньонам.
– Кажется, я догадываюсь, кто вы, Клаус.
– Мистер Ван Так в конечном итоге все же сообщил мне ваш номер.
Его английский лучше моего. Отдаю должное их системе образования.
– Во-первых, не имею понятия, откуда он его взял, – замечаю я. Он был кассиром для наркодельцов, их чертовым инкассатором.
– Не знаю, но он у него был. К тому же он поручился за вашу организацию перед моей.
– Какую организацию? У меня никакой организации нет.
– Ее возглавляет ваш коллега, именуемый Герцогом, ваш личный друг и деловой партнер. Я ведь не ошибаюсь?
– Клаус, я этого Герцога в жизни не видел.
– Как же. Они приехали в Амстердам и назвали ваше имя, имя мистера Мортимера, мистера Кларка, а Ван Так поручился за вашу надежность и отзывался о вас как о человеке честном и благородном.
– Послушайте, Клаус, почему бы вам не подъехать ко мне? Я велю прислуге приготовить завтрак, мы намелем кофе и все обсудим, как взрослые люди. Как вам мое предложение?
– Очень гостеприимное. И взрослое.
– Вы знаете, где я живу, Клаус?
– Нет.
– Тогда идите на хер.
Отдохнуть и восстановить силы
Я как раз выхожу из дверей, когда звонит сотовый. На экране высвечивается мобильный номер Кларки. Отвечаю.
– Выходи к уличному телефону. Понимаешь, о чем я? – говорит он.
Я слышу на заднем фоне какой-то гул, как будто Кларки находится на станции главной железнодорожной линии.
– Ага. Дай мне пять минут.
– Идет. – Он отключается.
В пяти минутах ходьбы от моей квартиры располагаются три телефонные будки. Кларки знает все три номера. Через пять минут он позвонит на один. Если тот будет занят, парень перезвонит на второй, потом на третий и так до тех пор, пока я не сниму трубку. Какое чудесное весеннее утро. Солнце такое яркое, так что я надеваю темные очки. Начинаю обливаться потом. Уверен, он имеет запах ирландского виски. Как только я подхожу, раздается звонок. Вхожу в будку и отвечаю.
– Ну что там, Кларки?
– Откуда ты знаешь, что это я? Парень тоже звонит из автомата.
– Ты что, вернулся из космоса?
– Эти таблетки, черт бы их подрал! Расскажу, когда увидимся.
– Жду, не дождусь.
– Слушай, давай уж разделаемся с этим. Скажи, у «Бандитос» были промышленные шкафы?
– Черт его знает. Мне казалось, там было что-то типа кабинок, какие обычно используют на заводах или стройплощадках для хранения спецодежды.
– Ну, в общем, они похожи на обычные шкафы, только сделаны из стали? – допрашивает меня Кларки.
– Точно. А что?
– Прошлой ночью полиция выловила такой из реки с двумя трупами внутри. Прикинь, легавым пришлось доставать его подъемным краном. Для тяжести его до отказа набили стокилограммовыми пакетами цемента.
– В таком случае контейнер должен был погрузиться на большую глубину. Как же им удалось его обнаружить?
– Его зацепила баржа, потому как он пошел ко дну в вертикальном положении. Тот, кто сбросил его в воду, явно неподрассчитал.
– А откуда ты об этом узнал?
– Из новостей. Где ты был? Я оборвал тебе весь телефон.
– Гулял. При встрече расскажу. И зачем мне было выходить на улицу? Чтобы услышать это?
– Нет. Кое-что еще. По своим каналам мой старик выяснил подробности. В общем, там было два тела. Без голов, без рук. Здоровенный парень и костлявая баба. Они считают, что он был каким-то образом связан с теми иногородними ребятами. Понимаешь, о ком я.
– Да.
– Их обоих разыскивали для допроса о перестрелке и хранении оружия.
– Это ведь не Джей Ди? Стой, я уже и сам знаю ответ.
– Выходи к уличному телефону. Понимаешь, о чем я? – говорит он.
Я слышу на заднем фоне какой-то гул, как будто Кларки находится на станции главной железнодорожной линии.
– Ага. Дай мне пять минут.
– Идет. – Он отключается.
В пяти минутах ходьбы от моей квартиры располагаются три телефонные будки. Кларки знает все три номера. Через пять минут он позвонит на один. Если тот будет занят, парень перезвонит на второй, потом на третий и так до тех пор, пока я не сниму трубку. Какое чудесное весеннее утро. Солнце такое яркое, так что я надеваю темные очки. Начинаю обливаться потом. Уверен, он имеет запах ирландского виски. Как только я подхожу, раздается звонок. Вхожу в будку и отвечаю.
– Ну что там, Кларки?
– Откуда ты знаешь, что это я? Парень тоже звонит из автомата.
– Ты что, вернулся из космоса?
– Эти таблетки, черт бы их подрал! Расскажу, когда увидимся.
– Жду, не дождусь.
– Слушай, давай уж разделаемся с этим. Скажи, у «Бандитос» были промышленные шкафы?
– Черт его знает. Мне казалось, там было что-то типа кабинок, какие обычно используют на заводах или стройплощадках для хранения спецодежды.
– Ну, в общем, они похожи на обычные шкафы, только сделаны из стали? – допрашивает меня Кларки.
– Точно. А что?
– Прошлой ночью полиция выловила такой из реки с двумя трупами внутри. Прикинь, легавым пришлось доставать его подъемным краном. Для тяжести его до отказа набили стокилограммовыми пакетами цемента.
– В таком случае контейнер должен был погрузиться на большую глубину. Как же им удалось его обнаружить?
– Его зацепила баржа, потому как он пошел ко дну в вертикальном положении. Тот, кто сбросил его в воду, явно неподрассчитал.
– А откуда ты об этом узнал?
– Из новостей. Где ты был? Я оборвал тебе весь телефон.
– Гулял. При встрече расскажу. И зачем мне было выходить на улицу? Чтобы услышать это?
– Нет. Кое-что еще. По своим каналам мой старик выяснил подробности. В общем, там было два тела. Без голов, без рук. Здоровенный парень и костлявая баба. Они считают, что он был каким-то образом связан с теми иногородними ребятами. Понимаешь, о ком я.
– Да.
– Их обоих разыскивали для допроса о перестрелке и хранении оружия.
– Это ведь не Джей Ди? Стой, я уже и сам знаю ответ.