— Ничего об этом не знаю. ФБР такого мнения.
   Он улыбнулся с холодной жестокостью. И улыбкой напомнил мне Бобби Сциорру.
   — А вас интересует девушка, да?
   Я удивился про себя, хотя удивляться было особенно нечему. Сциорра знал всю подноготную Бартона, а после того, как тело было найдено, о его прошлом стало известно многим. Я подумал, что свою роль сыграл и мой визит к Питу Хейзу. Мне хотелось знать, насколько полны его сведения. И следующий вопрос показал, что известно ему не так уж много.
   — На кого вы работаете?
   — Не могу этого сказать.
   — Мы можем узнать. Мы узнали достаточно от старика — хозяина спортзала.
   Вот откуда ветер дует. Я слегка пожал плечами. Он снова помолчал.
   — Вы думаете, что мой сын и девушку распорядился убить?
   — А это правда? — я отвечал вопросом на вопрос, и дон Феррера повернулся ко мне, щуря слезящиеся глаза.
   — Есть одна история о муже, который подозревает, что жена наставляет ему рога. Тогда он приходит к старому верному другу и говорит: «По-моему, жена мне изменяет, но не знаю с кем. Я пытался следить за ней, однако так и не узнал, кто ее любовник. Что мне делать?» Но друг и есть тот самый тайный любовник. И, чтобы отвести от себя подозрение, он сообщает мужу, что видел жену в обществе мужчины, известного своими любовными похождениями с чужими женами. Обманутый муж сосредоточивает внимание на другом человеке, а жена по-прежнему изменяет ему с лучшим другом, — он замолчал и со значением посмотрел на меня.
   Во всем скрыт особый подтекст, и намек нужно понять. Жить среди символов — значит сознавать необходимость понимания смысла, спрятанного в кажущейся на первый взгляд бесполезной информации. Большую часть жизни старик провел, отыскивая во всем скрытый смысл, и от других ждал такой же проницательности. Своей анекдотичной, с налетом цинизма историей старик, видимо, хотел сказать, что не верит в причастность сына к смерти Бартона, и намекал, что истинному виновнику выгодно, дабы полиция и ФБР подозревали его сына.
   Я покосился на Бобби Сциорру, и мне стало интересно, много ли удавалось прочитать дону Феррере в непроницаемых глазах своего подручного. Ради собственной выгоды Бобби Сциорра с легкостью мог бы перешагнуть и через босса.
   — Я слышал, Санни будто вдруг стал интересоваться моим житьем-бытьем.
   — И что же это за интерес, мистер Паркер? — усмехнулся Феррера.
   — А такой, что из-за него мое здоровье может вдруг существенно ухудшиться.
   — Ничего об этом не знаю. Санни сам по себе.
   — Хорошо, но, если на меня кто-либо наедет, я Санни в аду достану.
   — Бобби с этим разберется, — пообещал Феррера.
   Меня такая перспектива мало успокоила. Я поднялся.
   — Умный человек стал бы искать девушку, — старик тоже встал и направился к двери в углу комнаты позади стола. — Жива она или нет — ключ в ней.
   Возможно, он и прав, но у старика, по всей видимости, имелись свои причины указать мне на нее. А, когда Бобби Сциорра провожал меня до парадной двери, мне подумалось, что найти Кэтрин Деметр хочу не я один.
* * *
   У ворот дома Ферреры меня ждало такси, чтобы отвести в Виллидж. Как оказалось, мне хватило времени, чтобы принять душ и сварить кофе, а тут и ФБР пожаловало. Я переоделся в тренировочный костюм и рядом со специальными агентами Россом и Эрнандесом чувствовал себя немного простовато. Тихо звучала запись «Голубого Нила». Эрнандес недовольно покрутил носом. Я не счел нужным отреагировать.
   Говорил в основном Росс, а его напарник тем временем с нарочитым вниманием изучал содержимое книжных полок, оглядывая корешки и читая названия на пыльных обложках. Разрешения на это он не спросил, и меня это сильно заело.
   — На нижней полке есть с картинками, — заметил я.
   Эрнандес посмотрел на меня зверем. Ему было около тридцати, и он продолжал верить всему, что ему втолковывали в академии ФБР в Куантико. Мне он напоминал гидов, что водят туристов по зданию Эдгара Гувера [3] в Вашингтоне, — тех, что мечтают сразить наркоторговцев или международных террористов, сопровождая толпу домохозяек из Миннесоты.
   Другое дело Росс, чье имя связывалось с расследованием крупных дел, касающихся организованной преступности. Я считал, что агент он хороший, а как человек — не ахти, и потому решил, что рассказывать я ему ничего не стану.
   — Что ты делал сегодня вечером в доме Ферреры? — начал он, отказавшись от кофе с таким видом, с каким мартышка отказалась бы от ореха.
   — Разносил газеты, по пути и к нему заглянул.
   Но Росс не принял шутки и даже не улыбнулся.
   Эрнандес еще сильнее насупился. На моем месте любой более нервный уже разволновался бы.
   — Не строй из себя дурака, — начал злиться Росс. — Я мог бы тебя арестовать по подозрению в связи с организованной преступностью и посадить под замок на некоторое время, но что нам обоим это даст? Поэтому спрашиваю еще раз: что ты делал сегодня вечером в доме у Ферреры?
   — Я провожу расследование. Феррера, возможно, имеет отношение к этому делу.
   — Что это за расследование?
   — Тайна следствия.
   — Кто тебя нанял?
   — Это также конфиденциальная информация, — я хотел еще пошутить, но решил, что Росс не в том настроении, чтобы оценить шутку. Может быть, я и дурак, но за последние сутки мне не удалось ни на шаг продвинуться в поисках Кэтрин Деметр, а убийство ее друга выявило много возможностей, ни одна из которых особенно не привлекала. Если Росс задался целью зацепить Санни Ферреру или его отца, флаг ему в руки, а у меня своих проблем хоть отбавляй.
   — Что ты рассказал Феррере о смерти Бартона?
   — Ничего сверх того, что он уже знал, ведь Хансен прискакал на место преступления раньше вас, — съязвил я. Хансен работал репортером в «Пост», и хорошо работал. Чутью парня на трупы, должно быть, завидовала даже часть мушиного племени. Если кто-то успел пару слов шепнуть Хансену, то Феррера был в курсе дела еще раньше. Уолтер оказался прав: в управлении чихнуть нельзя без того, чтобы об этом не узнали и внутри и снаружи. Контора течет, как худой башмак.
   — Послушайте, — я начал терять терпение. — Мне известно столько же, сколько и вам. Я считаю, что здесь не замешаны ни Санни, ни старик. А что касается того, кто...
   Росс от досады подкатил глаза. Помолчав, он поинтересовался, видел ли я Бобби Сциорру. Я ответил, что имел такое счастье. Росс встал и снял микроскопическую соринку с галстука.
   — Сциорра, я слышал, твердит всем и каждому, что тебя стоит проучить. Он считает, что ты суешься куда не следует и сам лезешь на рожон. Возможно, он и прав.
   — Я надеюсь, что вы все сделаете, чтобы меня защитить.
   Губы Росса дрогнули в мимолетной ухмылке, открывая остренькие меленькие зубки. Он напоминал ощерившуюся крысу, в которую ткнули палкой.
   — Будь спокоен, мы сделаем все возможное, чтобы отыскать негодяя, когда с тобой что-либо случится, — в свою очередь улыбнулся Эрнандес, направляясь вместе с Россом к выходу. Два сапога пара.
   — Я вас не провожаю, — тоже улыбнулся я. — И вот что, Эрнандес...
   Он остановился и обернулся.
   — На всякий случай я пересчитаю книги.
   Росс прав, сосредотачивая внимание на Санни. Конечно во многих делах он оставался мелкой сошкой. Что такое Санни? Несколько интим-салонов, клуб в центре китайского квартала на Мотт-стрит с написанным от руки объявлением над телефоном, заботливо предупреждающим публику о встроенном «жучке», кое-какие мелкие сделки с наркотиками; ну, еще он ссужает деньги под грабительские проценты и опекает шлюх. Но все это никак не делает его врагом номер один. В то же время Санни — слабое звено в клане Феррера. Если удастся его подцепить, может открыться путь к Сциорре и самому старику.
   Я наблюдал в окно, как фэбээровцы усаживались в машину. Росс задержался, прежде чем сесть на место пассажира, и некоторое время пристально смотрел на мое окно. Стекло, однако, не треснуло от напряжения, да и я остался цел. Но у меня возникло чувство, что агент Росс еще не в полной мере проявил себя.

Глава 14

   На следующее утро в начале одиннадцатого я подъехал к дому Бартонов. Мне открыло дверь какое-то безликое создание и проводило в тот же кабинет, где два дня до этого я разговаривал с Изабеллой Бартон. За столом сидела миссис Кристи в том же мышиного цвета костюме, и выражение ее лица приветливее не стало.
   Присесть она мне не предложила, и я остался стоять, но сунул руки в карманы: в атмосфере такого «теплого» приема недолго и руки отморозить. Она продолжала копаться в бумагах, не спеша поднять на меня глаза. Я занял себя тем, что стал разглядывать красивую фарфоровую собачку, стоявшую в дальнем конце полки над камином, возле которого стоял я. Наверное раньше их была пара, потому что на противоположной стороне место пустовало. Без подруги песик выглядел одиноким.
   — Мне казалось, такие фигурки обычно парные, да?
   Миссис Кристи оторвалась от бумаг, сморщившись, как старая газета.
   — Я говорю о собачке, — повторил я. — Мне представлялось, что эти фарфоровые статуэтки парные, — мне было мало дела до этой скучающей в одиночестве собачки, но подчеркнутое непонимание миссис Кристи уже успело изрядно наскучить, и я теперь не без злорадства наблюдал ее досаду.
   — Раньше они стояли парой, — наконец, она удостоила меня ответом. — Но другая, она... разбилась некоторое время назад.
   — Жаль, красивая вещица, — я попытался изобразить огорчение, но у меня это получилось неважно.
   — Да, жаль, это была память.
   — Для вас или миссис Бартон?
   — Для нас обеих.
   Миссис Кристи поняла, что все ее усилия игнорировать мое присутствие оказались тщетными. Она аккуратно закрыла ручку колпачком и напустила на себя деловой вид.
   — Как миссис Бартон? — поинтересовался я. По лицу миссис Кристи промелькнуло нечто, похожее на тень участия, но тут же исчезло, как скрывшаяся за утесом чайка.
   — С прошлой ночи она на успокоительных лекарствах. Как вы понимаете, на нее очень сильно подействовало случившееся.
   — А я не думал, что между ней и ее пасынком такие уж теплые отношения.
   Миссис Кристи облила меня презрением. Возможно, частично заслуженным.
   — Миссис Бартон любила Стивена как родного. Не забывайте, мистер Паркер, что вы всего лишь нанятое лицо и не имеете права оспаривать репутацию ни живых, ни мертвых, — она энергично тряхнула головой. — Зачем вы пришли? Сейчас здесь столько дел перед...
   На мгновение она потерянно умолкла. Я ждал, когда она закончит фразу.
   — ...перед похоронами Стивена, — договорила она, и мне стало ясно, что ее поведение объяснялось не только сочувствием к хозяйке. Оказывается, она испытывала теплые чувства к этому парню с моральными принципами акулы-молота.
   — Мне нужно съездить в Виргинию. Возможно, выданного аванса окажется недостаточно. Я хотел сообщить об этом миссис Бартон перед отъездом.
   — Это имеет какое-либо отношение к убийству?
   — Не знаю, — ответил я. Фраза становилась дежурной. — Не исключена связь между исчезновением Кэтрин Деметр и смертью мистера Бартона, но ясность появится, если полиции удастся за что-либо зацепиться или найдется девушка.
   — Сейчас я не могу отдать распоряжение на подобные расходы, — начала миссис Кристи. — Вам придется подождать, пока...
   Я не выдержал и перебил ее. Откровенно говоря, миссис Кристи меня уже изрядно утомила. Конечно, я привык, что не все жалуют меня симпатией. Но большинство делали свои выводы после знакомства, пусть и короткого.
   — Я не жду от вас распоряжений на этот счет. Кроме того, после встречи с миссис Бартон у меня есть серьезные основания усомниться в том, что вас это как-то касается. Но я считал своим долгом выразить соболезнования и сообщить, насколько мне удалось продвинуться.
   — И как же далеко вы продвинулись, мистер Паркер? — прошипела миссис Кристи. Она встала, и на фоне темного стола отчетливо выделялись побелевшие костяшки пальцев. В ее глазах проявилось и подняло голову нечто ужасающе злобное и сверкнуло ядовитыми зубами.
   — По моему мнению, девушка покинула город. Думаю, она отправилась домой, или в те края, где когда-то был ее дом, но причина мне неясна. Если она там, я найду ее, и, убедившись, что она жива и невредима, дам знать миссис Бартон.
   — А что, если нет?
   Вопрос повис в воздухе. Ответа на него не было. Если Кэтрин Деметр нет в Хейвене, она где-то затаилась, и придется ждать, пока она так или иначе обнаружит себя: либо воспользовавшись кредитной карточкой, либо позвонив кому-либо из встревоженных знакомых.
   Меня охватила усталость вперемешку с чувством неудовлетворенности. Дело рассыпалось на осколки, разлетаясь в разные стороны, поблескивая вдалеке на прощание. Для построения картины оказалось чересчур много фрагментов. Да и опыт удерживал меня от попытки такого построения, поскольку результат его мог противоречить истине: насильственно насажденный порядок среди хаоса убийства. И все же меня не покидала уверенность, что Кэтрин Деметр является частью этой мозаики, поэтому следовало отыскать ее, чтобы установить, какое место занимает она в веренице событий.
   — Я уезжаю сегодня. Если выясню что-либо, позвоню.
   Глаза миссис Кристи потухли, и жившее в ней злобное нечто вновь свернулось в неприметный клубочек, погрузившись до поры до времени в сон. Я сомневался, дошли ли до нее мои слова. Я ушел, а она так и осталась стоять с отсутствующим взглядом, упираясь костяшками в стол. Казалось, она всматривалась в себя, и выражение ее бледного лица подсказывало, что секретарь миссис Бартон немало встревожена увиденным.
* * *
   Уехать сразу не удалось, поскольку дополнительно возникшие проблемы с машиной заставили меня задержаться, и только в четыре часа дня я приехал, наконец, домой на своем «мустанге», чтобы собрать вещи в дорогу.
   Я поднимался по ступенькам, нащупывая в кармане ключи. Легкий ветерок кружил по улице конфетные обертки и, как колокольчиками, позвякивал пустыми жестяными банками. На тротуаре сухо шелестела страницами брошенная газета.
   Одолев четыре лестничных марша, я вошел в квартиру и зажег настольную лампу. Пока варился кофе, занялся сборами. Через полчаса дорожная сумка уже стояла у моих ног, а я допивал кофе, и тут зазвонил телефон.
   — Здравствуйте, мистер Паркер, — произнес мужской голос. Он был невыразительный, блеклый, и какой-то неестественно ровный. Между словами слышалось пощелкивание, словно их выдергивали из другого разговора.
   — Кто это?
   — О, мы никогда не встречались, но у нас есть общие знакомые. Твоя жена и дочь. Можно сказать, что я находился с ними рядом в последние минуты, — в потоке слов голос менялся: сначала высокий, затем низкий, вначале мужской, затем женский. В какой-то момент одновременно звучали три голоса, потом они снова уступили место мужскому голосу.
   Комнату вокруг заполнил холод, затем все куда-то провалилось, и осталась только телефонная трубка: крошечные дырочки микрофона и молчание на другом конце провода.
   — Мне не привыкать разговаривать с чокнутыми, — храбро ответил я, но особой уверенности в себе не ощутил. — Ты один из одиноких людей, кому нравится изводить других.
   — Я срезал у них лица. Я сломал нос твоей жене: ударил ее о стену рядом с дверью в кухню. Можешь не сомневаться, я тот, кого ты ищешь, — последние слова произнес жизнерадостный детский голос.
   Боль копьем вонзилась в голову, а кровь загрохотала в ушах, как волны, разбивающиеся о пустынный унылый мыс. Во рту вмиг пересохло до горечи. Когда мне удалось глотнуть, казалось, по горлу потекла какая-то грязь. Я боролся с мучительным ощущением, стараясь вернуть голос.
   — Как вы там, мистер Паркер? — слова звучали спокойно, почти участливо, но произнесли их четыре разных голоса.
   — Я найду тебя.
   Он рассмеялся. Теперь стало заметнее, что голос синтезирован. Он как бы членился на сегменты, то же происходит с изображением на экране телевизора: если приблизиться к нему вплотную, картинка превращается в скопление точек.
   — Нет, это я нашел тебя, — возразил голос. — Ты хотел, чтобы я тебя нашел, а также нашел их и сделал то, что я сделал. Ты сам вызвал меня, ты зажег во мне новую искру.
   Как долго я ждал твоего призыва. Ты хотел, чтобы они умерли. Вспомни ненависть к жене за несколько часов до того, как я забрал ее у тебя. И разве не приходится тебе среди ночи бороться с чувством вины за ощущение свободы, оттого, что ее нет. Я принес тебе освобождение. И ты по меньшей мере должен выразить мне свою благодарность.
   — Ты болен, ты не в своем уме, — но это тебя не спасет, — я нажал определитель номера. Появившиеся цифры составили знакомую комбинацию. Это был номер телефона в будке на углу. Я поспешил к двери, чтобы спуститься вниз.
   — Нет, не спеши. В последние свои мгновения твоя жена об этом узнала, да узнала, твоя Сьюзен, когда я унес ее жизнь вместе с поцелуем уста в уста. В те незабываемые минуты я страстно желал ее, но это всегда было слабостью рода нашего. Грех наш не в гордыне, а в страсти к человеческому племени. И я выбрал ее, мистер Паркер, и по-своему любил ее, — рокотал мне в ухо низкий мужской голос. — И я не ведал, глас ли это Бога или со мной говорит дьявол.
   — Будь ты проклят, — проговорил я. К горлу подступала горечь, а усеявшие лоб капли пота собирались в ручейки и сбегали по лицу. Этот пот, напитанный болезненным страхом, отнял у моего голоса ярость. Я оставил позади три лестничных марша. Оставался четвертый.
   — Еще не время уходить, — теперь он говорил детским голосом, таким, как у моей Дженнифер. И в этот момент у меня появилось слабое подозрение о природе этого Странника. — Мы скоро снова поговорим. Возможно, к тому времени моя цель станет для тебя яснее. Возьми мой дар. Надеюсь, он облегчит твои страдания. Он на пути к тебе. Ты... получишь его... как раз сейчас.
   Я услышал, как в моей квартире наверху зажужжал сигнал домофона. Остаток пути я мчался, перепрыгивая через две ступени, от подскочившего адреналина все сильнее пульсировала кровь. У своей квартиры, ближайшей к выходу, стояла, сжимая у ворота халат, моя соседка миссис Де Амато, вышедшая на шум. Я пронесся мимо нее метеором, рывком открыл входную дверь, щелкая предохранителем.
   На пороге стоял темнокожий мальчик лет десяти. В его широко раскрытых глазах застыл ужас. В руках он держал высокую коробку в форме цилиндра в подарочной упаковке. Я сгреб парнишку за шиворот и втащил в дом. Чтобы отвлечь их от коробки, я крикнул миссис Де Амато, чтобы она подержала мальчика, а сам выскочил за дверь на улицу.
   Она оказалась пустынной, только ветер шуршал бумажками, да гонял пустые банки. Эта пустота поразила меня, показалась какой-то неестественной, казалось, жители Виллиджа вступили в сговор со Странником. Телефонная будка стояла на углу под фонарем. Как и улица, она пустовала, и телефонная трубка лежала на месте. Я побежал к телефону, держась подальше от стены на случай, если кто-либо поджидал меня за углом. Но за углом улица жила обычной жизнью, заполненная спешившими по своим делам прохожими; прогуливались, держась за руки веселые пары. Туристы и влюбленные. В отдалении мигали огоньки машин. Здесь меня окружали звуки более привычного, земного мира, который, казалось, оставил меня за своими пределами.
   Я круто повернулся на звук шагов за спиной. К будке шла молодая женщина, отыскивая в кошельке мелочь. Она подняла глаза и отшатнулась при виде пистолета в моей руке.
   — Найдите другой автомат, — посоветовал я. Окинув взглядом улицу, я поставил пистолет на предохранитель и отправил за пояс. Упираясь ногой в столб опоры, вырвал кабель, удивляясь необычной силе в руках. Затем я отправился домой, и на конце провода у меня в руках болталась, как пойманная рыба, телефонная трубка.
   В своей квартире миссис Де Амато держала за руки вырывающегося и рыдающего мальчика. Я взял его за плечи и присел, чтобы лучше видеть его лицо.
   — Ну, все в порядке. Успокойся. Тебе нечего бояться, я только спрошу тебя кое о чем. Как тебя зовут?
   Мальчик немного успокоился, но плечи его все еще подрагивали. Он пугливо покосился на миссис Де Амато и рванулся к двери. Ему почти удалось освободиться. Он вывернулся из курточки, но не устоял на ногах и упал. Он снова оказался у меня в руках. Я доволок его до стула и насильно усадил, и дал миссис Де Амато номер телефона Уолтера Коула. Я просил передать, что дело срочное и пусть быстрее приезжает.
   — Как тебя зовут, малыш?
   — Джейк.
   — Хорошо, Джейк. Кто дал тебе это? — я кивнул на стоявшую на столе посылку. На оберточной бумаге были изображены игрушечные мишки и леденцы. Венчал сооружение ярко-голубой бант.
   Джейк так отчаянно тряхнул головой, что слезинки полетели в разные стороны.
   — Джейк, не бойся, все нормально. Скажи, это был мужчина? Джейк, Джейк, — я повторял его имя, стараясь успокоить и помочь сосредоточиться.
   Ко мне повернулось заплаканное лицо с огромными испуганными глазами. Он кивнул.
   — Ты разглядел его, Джейк?
   Подбородок его жалко сморщился и он зарыдал с таким отчаянием, что миссис Де Амато появилась у двери кухни.
   — Он сказал, что мне будет плохо, — ответил Джейк. — Он обещал отрезать мне лицо.
   К нам подошла миссис Де Амато, и мальчик зарылся лицом в складки ее халата, маленькие руки обхватили женщину за полную талию.
   — Джейк, ты его видел? Как он выглядит?
   Он поднял голову.
   — У него был ножик, такой как у докторов в кино, — мальчик широко раскрыл рот, вспоминая пережитый ужас. — Он показал мне нож и коснулся им вот здесь, — мальчик ткнул себя в левую щеку.
   — Джейк, а лицо его ты видел?
   — Он был весь черный, — в голосе Джейка зазвенели истеричные нотки. — Там ничего не было! У него не было лица! — срывающимся голосом выкрикнул мальчик.
   Я попросил миссис Де Амато до приезда Уолтера Коула посидеть с мальчиком в кухне, а сам сел перед посылкой Странника. На ощупь внутри находился стеклянный предмет высотой около десяти дюймов и диаметром около восьми. Я достал перочинный нож и осторожно отвернул край упаковки, чтобы посмотреть, нет ли под ней проводов или кнопок. Ничего подозрительного там не оказалось. Тогда я разрезал две полоски липкой ленты, скрепляющие листы и опустил бумагу с улыбающимися мишками.
   Поверхность сосуда была чистой, и специфический запах дезинфицирующего средства не оставлял сомнений, что он позаботился стереть свои отпечатки. На фоне заполнявшей сосуд желтоватой жидкости я увидел свое двойное отражение: одно на поверхности стеклянного контейнера, а второе внутри — на лице моей когда-то прекрасной дочери. Оно слегка касалось стенки сосуда, но теперь, раздутое и бесцветное, стало таким, как у утопленной жертвы. По краям задранная кожа завивалась локонами, веки прикрывали глаза, как в мирном сне. Душевная боль, страх, ненависть и угрызения совести, — все смешалось воедино и мучительным стоном вырвалось наружу. Из кухни донеслись рыдания мальчика по имени Джейк, и вдруг я услышал, что к его отчаянным вскрикам присоединились мои собственные рыдания.
   Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем приехал Коул. С посеревшим лицом он смотрел на содержимое стеклянного сосуда, затем позвонил криминалистам.
   — Ты прикасался к этому?
   — Нет. Есть еще телефонная трубка. Но отпечатков наверняка нет. Я даже не уверен, звонил ли он из этой будки. Голос был неестественный, синтезированный. Думаю, он использовал какую-то сложную аппаратуру, чтобы менять голос и тембр, и потом подключился к той телефонной линии. Не знаю. Это мои предположения, вот и все, — я говорил торопливо и сбивчиво, боясь, что не сумею сдержаться, если замолчу.
   — Что он сказал?
   — Мне кажется, он снова готов взяться за свое.
   Коул тяжело опустился на стул и с силой провел рукой по лицу и волосам. Другой рукой в перчатке он взял оберточную бумагу за край и, как вуалью, прикрыл сосуд спереди.
   — Ты знаешь, что мы должны сделать, — сказал он. — Нам нужно знать все, о чем он говорил, все, что может помочь выйти на его след. Мальчика мы тоже расспросим.
   Я смотрел на Коула, на пол, куда угодно, но старательно обходил взглядом стол и останки всего того, что я потерял.
   — Уолтер, он считает себя демоном.
   Коул бросил взгляд на стол.
   — Очень может быть.
   Когда мы уезжали в полицейский участок, прибывшие полицейские суетились перед домом, готовясь начать опрос соседей и прохожих: возможно, кто-то видел Странника за его занятием. С собой мы взяли и Джейка. Вскоре в участок приехали его родители. На лицах обоих застыло выражение растерянности и страха, типичное для бедных порядочных людей, получивших известие, что их ребенок в полиции.
   Должно быть, Странник следил за мной целый день, выжидая подходящего момента, чтобы привести в действие свой план. Я стал вспоминать, перебирая в памяти встреченные лица, в надежде отыскать кого-либо, чей взгляд был пристальнее, чем у других. Но все мои усилия оказались напрасными.
   В участке мы с Коулом снова и снова возвращались к словам Странника, отмечая любую мелочь, которая могла бы оказаться полезной и помогла бы нащупать какую-нибудь черту, отличающую этого убийцу.
   — Ты говоришь, что голоса менялись? — спросил Коул.
   — И не один раз. В какой-то момент мне представилось, что я слышу Дженнифер.
   — Может быть, в этом что-то есть. Для такого синтеза голосов нужен компьютер. И вполне возможно, что он, как ты предположил, воспользовался линией телефона, что в той будке. Парнишка рассказал, что ему дали посылку в четыре часа и приказали вручить ровно в четыре часа тридцать пять минут. Он ждал в переулке и считал секунды по часам. Так что тот тип оставил себе достаточно времени, чтобы добраться домой и включить систему. Я плохо разбираюсь в таких вещах. Возможно, ему требовался доступ к коммутатору, чтобы все проделать. Я попрошу знающих людей это проверить.