- Комбат велел тут, - сказал Кашин, - на самой вершине. Говорит: "Чтоб на века". Кругом-то низина. Веснами вода заливает. После и следов не найдешь. Только и есть, что этот бугор.
Подошли бойцы второго расчета Зеленов, Царьков и Грудин, молча подставили плечи. Скоро процессия достигла вершины и все вздохнули свободней. Без лишних слов опустили убитых по одному вниз, накрыли брезентом, и принялись торопливо забрасывать могилу комьями мерзлой глины. Засыпав, солдаты постояли над ней немного, сняв шапки, и хотели было уходить, как Моисеев зачем-то воткнул в земляной холмик большой кривоватый кол. Старшине это не понравилось.
- Як татям? Та ты що?! - он с минуту думал. - Богданов, Осокин, Кашин и ты, Стрекалов, пидыть до погосту, пошукайте щось-нэбудь. Який-нэбудь памьятник, чи маймор. Щоб як людям...
- Легко сказать - памятник! - ворчал Богданов, перескакивая с одной мерзлой кочки на другую. - В нем, самом маленьком, небось, пудов шесть-семь, а нас всего четверо!
Никаких памятников, тем более мраморных, на этом деревенском кладбище не было. В одном месте, правда, солдаты наткнулись на большую гранитную глыбу, отесанную с одного боку. Но, во-первых, она была слишком велика, а во-вторых, выбитая на ней надпись гласила, что "под камнем сим покоится прах раба божьего Данилы Петровича Ворожцова - купца первой гильдии почетного гражданина города Платова, примерного отца семейства" и так далее, и тому подобное. Изрытое минометным огнем кладбище представляло собой зрелище не только жалкое, но и страшное. С востока на запад, делая дугу вокруг подножья холма, тянулась сплошная траншея, прерываемая остатками блиндажей и землянок. Выброшенные в спешке скелеты, лишь кое-где прикрытые снегом на этой, очень ветреной стороне холма, валялись повсюду, попадались под ноги, встречали идущих сумасшедшим оскалом выбеленных временем черепов. Солдаты бродили по кладбищу, пиная ботинками немецкие гофрированные противогазные коробки и пустые консервные банки, перелезая через разрушенные блиндажи. Возле одного из них Богданов остановился.
- Ты чего? - спросил Сашка. Глеб странно посмотрел на товарища продолговатыми глазами в густой ресничной опушке и сказал:
- Все одно, дельнее этого ничего не найти. Крестов и то больше нету. Все сожгли. Один вот остался. Хотели и его сжечь, да, видимо, огонь не взял. Дубовый!
Возле развалившегося входа в блиндаж лежал на снегу огромный дубовый крест. На черном его основании виднелись следы топора.
Подошли остальные.
- Вы что, спятили? - поинтересовался Осокин. - Да вас за такое дело знаете куда?
- Знаем, - кивнул Богданов, - Саня, берись за этот конец. Осокин, не дрейфь, становись под комель, а то у Кашина пупок развяжется.
Старшина вначале так же, как Осокин, вытаращил глаза, но потом стал помогать солдатам. Дело, и верно, было не совсем обычное, и старшину оно смущало не на шутку. Весь обратный путь он молчал, но, когда до расположения батареи осталось не больше километра, не выдержал:
- Слухайте, хлопцы! Сдается мени, що мы трохи не то зробыли. - Он смотрел виновато и даже немного растерянно. - Боны ж комсомольцы! - и снова никто не отозвался. Всем хотелось поскорее добраться до тепла, бухнуться на утрамбованную телами солому и спать, спать, спать...
Когда Батюк вздохнул, вздохнули и остальные. Он стоял, широко расставив слегка кривоватые ноги в хромовых сапогах, сшитых им самим, и думал, по-бычьи низко опустив голову. Наверное, в эту минуту у него под шапкой шевелились мозги.
- Що ж мовчите? - спросил Батюк.
Все опять вздохнули и не проронили ни слова.
- А ты що мовчишь, "студент"?
"Студентом" звали Сергея Карцева. У него за плечами почти вдвое больше, чем у Кашина и Моисеева, и втрое - чем у старшины.
- Що мовчишь, кажу? Хиба ж не чул?
Было ясно, что решить этот вопрос в одиночку Батюк не может. Карцев подумал, поправил очки.
- В том, что вместо кола - крест, я думаю, ничего плохого нет. Главное, не придавать этому факту религиозного значения. И потом, кто из наших близких похоронен иначе?
- Мы ж только чтоб место заметить! Больше-то ведь нечем было... жалобно сказал Кашин. От холода он стучал зубами.
Батюк думал.
- А що скажет старший лейтенант Грищенко?
- Да, наверное, то же самое.
- Кхе... Ну, пишли, хлопцы, до дому.
Скоро их окликнул часовой, а еще через минуту все были в своем блиндаже. Угрызений совести никто не испытывал. Полчаса назад, стоя на декабрьском ветру, они очень хотели спать. И Сергей Карцев тоже хотел спать. Поэтому он сказал то, что сказал. А надо было сказать совсем другое: "Товарищ старшина, вы же отлично знаете нашего замполита товарища Грищенку! Давайте лучше вернемся и выбросим крест. И потом, ведь убитые действительно были атеистами..." Вот что он должен был сказать старшине Батюку.
РАДИОГРАММА
30 ноября 1943 г. Командующему армией
Окруженные нашими частями подразделения и части 2-й немецкой армии за последнее время проявляют повышенную активность. Они ведут между собой регулярные радиопереговоры, из которых следует, что их первоначальное намерение - сложить оружие - оказалось обманом. Командир 412-го отдельного батальона СС, ведя с нами переговоры о сдаче от имени генерала Шлауберга, намеренно оттягивал время. Есть основания полагать, что в районе гг. Платов - Ровляны - Окладино находится в окружении не 3,5 тысячи активных штыков, как предполагалось ранее, а значительно больше, исправная военная техника - танки, бронетранспортеры, орудия разного калибра и боеприпасы также в значительно большем количестве, чем было установлено нами в самом начале. Считаю: в районе окруженной группировки происходит переброска частей и подразделений от северных границ окружения к южным, что создает реальную угрозу прорыва.
Учитывая, что 201-я СД находится в настоящее время в стадии формирования и имеет лишь 60 процентов списочного состава, прошу направить для ликвидации окруженной группировки боеспособные части.
Командир 201-й СД генерал-майор Пугачев.
Высота 220, которую стоявшие здесь ранее пехотинцы прозвали Убойным холмом, была не только самым высоким местом на всей болотистой равнине в квадрате пятидесяти километров, это был еще и единственный удобный наблюдательный пункт. С него открывался вид на Бязичи, Юдовичи, Алексичи; железная дорога была видна вплоть до Великих озер, а причудливые извилины Пухоти просматривались до самого горизонта.
Еще не зная намерений Шлауберга, советское командование приказало командиру 216-го стрелкового полка полковнику Бородину не допустить выхода Шлауберга к Платову, перекрыв тем самым для него ближайший путь на запад. Поскольку 216-й полк был недоукомплектован, командование 201-й стрелковой дивизии отдало в распоряжение Бородина 287-й отдельный зенитный артдивизион, занятый до этого охраной железнодорожного моста через Пухоть. Восьмидесятипятимиллиметровые орудия могли вести огонь по наземным целям они были оборудованы броневыми щитами, но личный состав, включая офицеров, до этого вел стрельбу только по самолетам и с практикой наземной стрельбы был знаком теоретически. Кроме того, недавно из дивизиона, оставшегося в тылу, откомандировали во фронтовые части больше половины кадрового состава. Взамен прислали мобилизованных парней рождения 1926 года.
Всего этого Шлауберг, естественно, не знал. Этим объяснялись его нерешительность и излишняя осторожность в первые дни окружения. Затем его действия стали носить более активный характер; артиллерия наносила ощутимые удары по обороне 216-го полка.
1 декабря, рано утром, немцы атаковали ближайшего соседа Бородина подполковника Вяземского. Удар был нанесен в северо-западном направлении, где у Вяземского имелось самое слабое место - стрелковый батальон неполного состава. Атаку отбили с трудом.
- Если бы Шлауберг повторил, мог бы прорваться, - признался Вяземский Бородину.
- Мне кажется, он просто нащупывает слабое место в нашей обороне, подумав, сказал Бородин.
- Я такого же мнения, - ответил Вяземский, - теперь, надо полагать, твоя очередь.
Бородин и сам это понимал. Его полк день и ночь укреплял оборону зарывался в землю.
Беспокоили Бородина все усиливавшиеся действия шлауберговской разведки, а также то, что противник продолжает ревностно следить за высотой 220.
РАДИОГРАММА
1 декабря 1943 г. Командиру 201-й СД
Согласно данным разведотдела армии численность немецких солдат и офицеров окруженной в районе Ровлян группировки не превышает 3,5-4 тысяч. Наличие боевой техники подтверждено донесениями авиаразведки, а также выступлением Шлауберга против полка Вяземского, однако оно не превышает известного нам количества.
Учитывая ваш численный перевес в технике, считаю, что вы выполните возложенную на вас задачу своими силами.
Одновременно указываю на недостаточно интенсивное обучение личного состава ведению боя, а также медлительное формирование подразделений. Требую закончить формирование дивизии в кратчайший срок. Об исполнении доложить не позднее 10 декабря с.г.
Командующий армией генерал-лейтенант Белозеров.
Глава вторая. Назначение
Никто не слышал, когда ушел Батюк. Только, наверное, кому-то стало просторнее на нарах, и Стрекалов почувствовал, как в спину ему уперлись чьи-то колени.
Пожалуй, нигде не видишь таких снов, как в армии. В ту ночь Сашке снился родной город. Стрекалов шел по его улицам от вокзала к кирпичному заводу, и его новые со скрипом сапоги звонко стучали по деревянному тротуару.
Городок Сашкин крохотный. Наяву он и то проходил его насквозь за пятнадцать минут, во сне это произошло молниеносно. Вот и окраина городка, и маленький домик с зеленым палисадником и скрипучей калиткой. Буйно разросшиеся кусты сирени совсем заслонили окна, поэтому, наверное, Сашку никто не увидел; даже в солнечные дни в комнатах царит полумрак. Не останавливаясь, Стрекалов толкнул калитку. Из-за сарая, волоча по земле цепь, мчится Буран. Почему-то он не такой старый, каким был, когда провожал Сашку в армию.
В сенях Сашке послышались чьи-то шаги, он бросился к двери и распахнул ее. Вместо тетки навстречу ему вышел Андрей с ягдташем и отцовским ружьем за плечами. Он в кожаной куртке, черных суконных штанах и высоких сапогах.
- Где тебя носит? - сердито говорит он. - Ждал, ждал... Хотел один идти. Ладно, бери топор.
- Андрей, - говорит Сашка, - я ненадолго. На минутку только. С эшелона убежал. Еще и тетку не видел. Ну как вы тут без меня? Как тетка Аграфена? А Валя? - Он оглядывается и видит Рогозину. Она сидит в траве под вишнями в своем голубеньком платье, из которого давно выросла, и чистит ягоды, срывая их прямо с дерева. Руки ее до самых локтей испачканы красным соком. Смутное подозрение охватило Сашку: что-то уж слишком ярок этот сок...
- Андрей, - говорит Сашка, - иди посмотри, что там.
- Зачем?
- По-моему, у нее на руках кровь.
Андрей идет напрямик через двор по утренней, седой от росы траве, и темно-зеленый мокрый след тянется за ним до самой, скамейки...
- Стрекалов, к командиру полка!
Часовому пришлось раза три прокричать это во всю силу легких, прежде чем Сашка открыл глаза.
- В штаб тебя, - пояснил часовой и отправился обратно на пост. Одеваясь, Сашка все еще досматривал сон, вернее, его постепенно ускользающие фрагменты.
Вот Андрей подошел к Вале, взял ее за руку, нагнулся... Кажется, он хотел ее поцеловать. "Ну так что из того, - думал Сашка, когда сон исчез окончательно, - они муж и жена. Правильно, теперь муж и жена. Но тогда, на гражданке, этого еще не было. Они были просто знакомы. Жили на одной улице, и Валя свободно могла полюбить Сашку, а не Андрея. Впрочем, не просто были знакомы. Скорей всего, уже тогда между ними было что-то ускользнувшее от его внимания. Да, наверное, было..."
Сашка вздохнул и тщательно расправил складки шинели - он приближался к штабу полка.
Возле входа спиной к Сашке стоял часовой в тулупе и слегка пристукивал новыми валенками.
"Ишь, вырядился: тулуп, валенки! К такому бегемоту любой подойдет неслышно..." - подумал Стрекалов.
Часовой слегка повернулся, и Сашка увидел черные пышные усы под красным мясистым носом, руки, похожие на крючья. Этот, пожалуй, сам кого хочешь сграбастает...
- Стой! Тебе чего!
- Меня в штаб вызывали, - смиренно начал Сашка, машинально прикидывая, как все-таки можно одолеть такого верзилу. Не его, конечно, а такого, как он, фрица...
- Зенитчик?
Из блиндажа вышел невысокого роста лейтенант с противогазом через плечо, заспанный и хмурый.
- Разрешите доложить? - крикнул Стрекалов.
- Вызывали?
- Так точно. Только, кто вызывал, не могу знать. Доложите, что из отдельного зенитного артдивизиона сержант Стрекалов прибыл.
Лейтенант зевнул.
- Как доложить, я и без тебя знаю.
Он нырнул в узкий земляной коридорчик, обитый с боков тесом и прикрытый сверху накатом из неошкуренных бревен.
"В блиндаже, наверное, тепло, - с завистью подумал он и возмутился: С какой стати торчать тут, на морозе, в сапогах третьего срока на одну портянку, если можно подождать лейтенанта в тепле?"
- Куда? - спросил часовой и преградил Сашке дорогу, но, поглядев на его сапоги и шинель, сжалился. - Иди в комендантский взвод. Наши-то на постах, так там место найдешь. Если что, я крикну.
Сашка бегом - ноги совсем застыли на морозе - кинулся в соседнюю землянку. В низком, но довольно просторном помещении с земляным полом и деревянными нарами было жарко. За тонкой перегородкой находилась гауптвахта, оставшаяся еще от тех времен, когда место это было глубоким тылом, - тесный закуток с одним широким топчаном и крохотным, похожим на амбразуру, оконцем.
Не зная, долго ли придется ждать, Стрекалов прошел в дальний угол и снял шинель. И увидел за перегородкой старшину Батюка.
- Вот те раз! Вас-то за что, Гаврило Олексич? Батюк сморщился как от зубной боли.
- Та вез за то... У тебе тютюну нема? - Закурив, он успокоился, лег на нары, протянув до самой двери длинные ноги. - Прыказано тремать, поке не розберутся...
- Да с чем разберутся-то? Старшина тяжело вздохнул.
- Видкиля у мене таке знанье Святого Писания... Замполит як почул про той... "символ", позэленив увэсь... Ну як вин.
- Кто, замполит?
- Та ни! Крест. Вже сшибли его хрицы?
- Стоит.
- Брешешь!
- Сами взгляните. Попроситесь до ветру у часового и увидите.
Батюк подумал, надел сапоги, заглянул в щель перегородки.
- Слухай, хлопец, мени треба до ветру. Вернулся он еще более мрачный, лег на свое место, молчал.
- За шисть рокив службы ще на "губе" нэ був... Перший раз.
- Какие ваши годы! - сказал Сашка, снимая гимнастерку и доставая из шапки иголку с ниткой.
- Казалы, у колгосп напышуть...
- Не напишут. Колхоз ваш еще под немцем, его сначала освободить надо. А вот здесь не проглядят...
Старшина беспокойно заворочался на нарах, поморгал светлыми ресницами.
- А всэ - той, Студент! Колы б я не вякнул зараз замполиту про той "символ"... Теперь, мабудь, усих перемацають, як курей...
Стукнула дверь, и знакомый уже Стрекалову лейтенант, отыскав его глазами, сказал:
- Давай живей, чего расселся?
Однако сам еще немного задержал сержанта, придирчиво осматривая его со всех сторон, и, только убедившись, что у того все в порядке, повел в штаб.
В просторном блиндаже, разделенном на две половинки плащ-палаткой, горели лампочки от аккумуляторов, вдоль стен первой половины сидели радисты с наушниками и телефонисты со своими коробками. Во второй половине, куда немедленно провели Стрекалова, стоял большой стол и несколько длинных скамеек, на которых сидели офицеры.
Войдя, Стрекалов привычно пошарил глазами и, не найдя никого старше полковника, доложил ему о своем прибытии. Рядом с ним сидел начальник Особого отдела.
- Это и есть ваш разведчик? - спросил кого-то полковник, и в его голосе Сашке почудилось разочарование. - Неужто самый боевой из всех? За что получил медаль?
- За выполнение боевого задания, товарищ полковник.
- Конкретней.
- "Языка" привел. Офицера. А при нем бумаги какие-то оказались... Офицер, между прочим, с "Железным крестом" был...
- Расскажи-ка сначала о другом кресте, - потребовал Чернов. - Кто из вас догадался водрузить его на высоте?
"Ну, началось!" - подумал Сашка и, чтобы прекратить дальнейшие разговоры, сказал:
- Так точно, товарищ майор: во всем виноват я. А старшина Батюк и на вершине-то не был... Вообще там никого не было, я один устанавливал, так что готов понести любое наказание, а также снять обратно тот крест, как не заслуживающий внимания религиозный элемент...
- Зачем снимать? - полковник поднялся и стал выше всех остальных прямо великан какой-то.
Дело в том, что крест твой стоит и ни одна сволочь в него не стреляет. Вот какая, понимаешь, история... - он прошелся по блиндажу, погрел ноги у раскрытой печки и повернулся к Стрекалову. - Почему не стреляют, пока неизвестно, но сейчас нам это на руку: посадим туда наблюдателей. Лучшего места все равно не найти. Ну да это - наше дело. Ты мне вот что скажи: хорошо ли знаешь эти места? Только не ври. Если не знаешь, скажи прямо.
Сашка прикинул: если скажешь "да", спросят откуда. Служил здесь, в забытой богом Ровлянщине? Ну и что? Многие служили. Его батальон стоял в лесу, от него до ближайшей деревни километров шесть с гаком. Не скажешь ведь, что в Озерках у него была зазноба - молодая вдовушка Соня Довгань, что в Кудричах на свадьбе гулял однажды, а после не раз наведывался проверить, дружно ли живут молодые, не ссорятся ли...
- Не так чтобы очень... Наше дело солдатское: куда пошлют...
Полковник с надеждой поднял на Сашку глаза.
- Уж будто ни разу в самоволку не смотался?
- Ни. - Сашкины глаза смотрели прямо. - Старшина посылал раз насчет картошки, так ведь это когда было. Да и пробыли мы там всего ничего, нагрузили бричку - и обратно.
- А картошку у кого брали? - спросил Чернов. Он сидел в дальнем углу, и Сашка не сразу его заметил.
- То бесхозная, - как можно беспечней ответил Стрекалов, - бурты пооткрывали, а тут мороз...
- Выходит, добро спасали? - ехидно улыбнулся Чернов.
Сашка, сделал вид, что его обижает эта улыбка.
- Между прочим, не для себя старались, товарищ полковник!
- Как же, как же, понимаю... Название деревни, конечно, забыл?
- Забыл! - огорченно воскликнул Сашка. - Махонькая такая деревенька. А может, хутор...
- И дорогу не помнишь?
- Запамятовал, товарищ полковник.
Полковник, наклонив голову, слушал, задумчиво постукивая карандашом по столу. Лицо его было скучным.
- Значит, герой, ты нам ничем помочь не можешь... - Он бросил карандаш поверх карты. - Что ж, придется искать другого. Можешь идти.
Сашка стремительно повернулся на каблуках и... замер. Навстречу ему в низкую дверь блиндажа медленно вплывала серая генеральская папаха.
Офицеры вскочили, вытянулись по стойке "смирно", полковник шагнул вперед, коротко доложил.
- Здравствуй, Бородин, - сказал генерал, протягивая руку. Ну как твои подопечные? Опять затаились?
- Молчат, товарищ генерал.
- Плохо. - Генерал скинул бурку на руки подоспевшего адъютанта. Очень плохо, Захар Иванович. На самом, так сказать, выгодном для них участке и такое упорное молчание. - Он оглядел офицеров. - И это когда у него каждая минута на счету! Что вы на это скажете, уважаемые? Вот ты, Бородин, что имеешь доложить по этому поводу?
- Я думаю, товарищ генерал, - начал полковник. Но комдив перебил его:
- То, что ты думаешь, оставь при себе, а мне скажи, что у тебя нового, чего мы еще не знаем. Что увидели твои наблюдатели, посланы ли поисковые группы?
- Товарищ генерал! - полковник нервничал и говорил излишне резко. - Мы сделали все, что могли, но в условиях, в которых сейчас находится двести шестнадцатый, многого не добьешься. У нас мало артиллерии, минометов, вовсе нет опытных разведчиков и даже батарей для питания раций.
- Этак ты до вечера будешь перечислять, - сказал, нахмурясь, генерал. - Я спрашиваю, не чего у тебя нет, а что нового произошло за последние полсуток. Замечено ли наконец какое-нибудь движение на той стороне? Ведь не духи же у тебя людей воруют. Разведчики! А коль есть разведка такого высокого класса, значит, есть те, на кого она работает реальная военная сила. Что у тебя, Чернов?
- Я уже докладывал, товарищ генерал.
- Значит, тоже ничего нового...
Взгляд его маленьких, с хитрецой крестьянских глаз неожиданно остановился на Стрекалове.
- Кто такой?
-- Старшим поисковой группы хотели взять... - нехотя начал Бородин.
Глаза генерала ожили, взгляд несколько раз сверху донизу обследовал Сашкину ладную, подтянутую фигуру.
- Давно воюешь?
- С первого дня, товарищ генерал. Комдив удовлетворенно кивнул.
- Инструктировали, Бородин?
- Нет еще. Дело в том, товарищ генерал...
- А ну, иди сюда! - Комдив даже вперед подался, чтобы лучше видеть подходившего к столу высокого и, наверное, очень сильного парня. - Фамилия? Где служил раньше? - Выслушав ответ, он с одобрением покивал головой. Побольше бы нам таких, а, Бородин? Думаете, стал бы я с этим Шлаубергом цацкаться?
- Товарищ генерал, - воспользовавшись хорошим настроением комдива, мягко заговорил полковник, - нам бы еще один артдивизион. Или хотя бы батарею тяжелых орудий. Честное слово, раздолбали бы Шлауберга за милую душу!
Генерал грустно взглянул на командира полка.
- Что ты можешь сделать с одним дивизионом, если этот дьявол из лесу не вылазит? А ты знаешь, какой это лес? Вот он знает... - Генерал показал пальцем на Стрекалова. - Добрый лес. Блиндажей, землянок и прочих укрытий в нем тьма. В сорок первом мы здесь оборону держали. Полтора месяца держались! - Он снял папаху, пригладил редкие волосы ладонью. - Бомбили нас и из орудий обстреливали. Пробовали даже лес поджигать - куда там! Пока обстрел или бомбежка - мы в укрытии, а как он в атаку - мы тут как тут.
- Но ведь выкурили же все-таки! Сами же рассказывали, товарищ генерал... - не утерпел Бородин.
- Не выкурили! - рассердился генерал. - Сами ушли, фронт выравнивали... - Он промолчал. - У Шлауберга положение другое. И все равно нам подставлять под удар нашу молодятину грешно. Можно, конечно, и так: прямо с марша в бой. Бывало такое не раз. Да что толку? Потери семьдесят, а то и все девяносто процентов. Такое простительно разве что в обстоятельствах крайних, безысходных. Во всех иных солдата надо сначала обучить, а потом уж посылать в бой. Людские резервы тоже истощимы. Вот почему, - он всем корпусом повернулся к Стрекалову, - мы посылаем вперед таких, как ты. Противник хитер. Ох, как хитер! Я с этим Шлаубергом давно знаком...
- Встречались, товарищ генерал? - Сашка оживился. - Интересно, какой он?
- Какой из себя, что ли? Этого сказать не могу. Не видел. А вот почерк знаю отлично. Под Старой Руссой он у генерала Буша разведкой командовал. Говорят, любит лично ходить по тылам противника. А вообще - кадровый разведчик. Вот, к примеру, история с часовыми... Да... Вечная память тем парнишкам. Захар Иванович, ты распорядись, чтобы всех представили к медалям. Посмертно...
- Уже сделано, товарищ генерал.
- А этому, - комдив оглядел Стрекалова еще раз, - когда вернется, я сам решу, что дать. Ну, герой, удачи тебе!
Офицеры вышли проводить генерала. За дощатой перегородкой тоненько попискивала рация.
РАДИОГРАММА
Совершенно секретно!
Командирам вверенных мне частей и подразделений 2 декабря 1943 г. Хутор Великий Бор
Согласно сообщению, полученному из штаба 2-й армии, русские закончили переброску частей 105-й и 107-й стрелковых дивизий в район г. Славного. Таким образом, нашим подразделениям в настоящий момент противостоят: 216-й стрелковый полк неполного состава, два батальона 104-го с. п. и один саперный батальон.
Учитывая благоприятную обстановку, приказываю:
1) всем частям и подразделениям, выделенным для прорыва, прибыть в район сосредоточения не позднее 4.00 7 декабря 1943г.;
2) во время движения соблюдать скрытность, для чего:
а) передвигаться ночью или в сильную метель, избегая открытых мест;
б) всех встреченных на пути следования гражданских лиц, независимо от пола и возраста, ликвидировать на месте;
в) во время движения огня не открывать, в перестрелки с бандитами или русскими разведчиками не вступать.
По прибытии в Алексичи задачи будут уточнены.
Бригаденфюрер СС Шлауберг.
Особых причин опасаться гнева начальства у Стрекалова не было. Разве что соврал командиру полка... И хоть бы трусил отчаянно. Нет, просто так соврал - и все. Хотя, черт его знал, что им нужен разведчик...
- Разрешите, товарищ полковник, взять свои слова обратно, - сказал он, когда офицеры вернулись, - бес попутал...
Полковник, то ли слушая, то ли нет, задумчиво смотрел на Сашку, и не было в его взгляде ни обиды, ни насмешки.
- Подойди ближе, сержант. Стрекалов подошел к столу.
- Знаешь, что это?
- Карта, - бегло взглянув, ответил Сашка.
- Разбираешься в ней?
- Приходилось, товарищ полковник.
- Ну, это главное. - Полковник облегченно вздохнул. - Значит, так. Начальник штаба объяснит тебе задачу. Потом пройдешь инструктаж. На курсы переподготовки нам тебя посылать некогда. Через два дня должен быть готов вместе с группой. Все. Да, смотри, больше не завирайся!
В последующие четыре часа Стрекалов поочередно попадал к начальнику штаба майору Покровскому, начальнику разведки капитану Ухову, к командиру саперов. Постепенно общая обстановка, в которой находилась дивизия, стала для него проясняться. Получалось, что окруженную группировку удерживает не дивизия - какая ж это дивизия, если в каждом батальоне нет и одной трети личного состава, в обоих полках артиллерии в пять раз меньше положенного что-то около одного пехотного полка.
Подошли бойцы второго расчета Зеленов, Царьков и Грудин, молча подставили плечи. Скоро процессия достигла вершины и все вздохнули свободней. Без лишних слов опустили убитых по одному вниз, накрыли брезентом, и принялись торопливо забрасывать могилу комьями мерзлой глины. Засыпав, солдаты постояли над ней немного, сняв шапки, и хотели было уходить, как Моисеев зачем-то воткнул в земляной холмик большой кривоватый кол. Старшине это не понравилось.
- Як татям? Та ты що?! - он с минуту думал. - Богданов, Осокин, Кашин и ты, Стрекалов, пидыть до погосту, пошукайте щось-нэбудь. Який-нэбудь памьятник, чи маймор. Щоб як людям...
- Легко сказать - памятник! - ворчал Богданов, перескакивая с одной мерзлой кочки на другую. - В нем, самом маленьком, небось, пудов шесть-семь, а нас всего четверо!
Никаких памятников, тем более мраморных, на этом деревенском кладбище не было. В одном месте, правда, солдаты наткнулись на большую гранитную глыбу, отесанную с одного боку. Но, во-первых, она была слишком велика, а во-вторых, выбитая на ней надпись гласила, что "под камнем сим покоится прах раба божьего Данилы Петровича Ворожцова - купца первой гильдии почетного гражданина города Платова, примерного отца семейства" и так далее, и тому подобное. Изрытое минометным огнем кладбище представляло собой зрелище не только жалкое, но и страшное. С востока на запад, делая дугу вокруг подножья холма, тянулась сплошная траншея, прерываемая остатками блиндажей и землянок. Выброшенные в спешке скелеты, лишь кое-где прикрытые снегом на этой, очень ветреной стороне холма, валялись повсюду, попадались под ноги, встречали идущих сумасшедшим оскалом выбеленных временем черепов. Солдаты бродили по кладбищу, пиная ботинками немецкие гофрированные противогазные коробки и пустые консервные банки, перелезая через разрушенные блиндажи. Возле одного из них Богданов остановился.
- Ты чего? - спросил Сашка. Глеб странно посмотрел на товарища продолговатыми глазами в густой ресничной опушке и сказал:
- Все одно, дельнее этого ничего не найти. Крестов и то больше нету. Все сожгли. Один вот остался. Хотели и его сжечь, да, видимо, огонь не взял. Дубовый!
Возле развалившегося входа в блиндаж лежал на снегу огромный дубовый крест. На черном его основании виднелись следы топора.
Подошли остальные.
- Вы что, спятили? - поинтересовался Осокин. - Да вас за такое дело знаете куда?
- Знаем, - кивнул Богданов, - Саня, берись за этот конец. Осокин, не дрейфь, становись под комель, а то у Кашина пупок развяжется.
Старшина вначале так же, как Осокин, вытаращил глаза, но потом стал помогать солдатам. Дело, и верно, было не совсем обычное, и старшину оно смущало не на шутку. Весь обратный путь он молчал, но, когда до расположения батареи осталось не больше километра, не выдержал:
- Слухайте, хлопцы! Сдается мени, що мы трохи не то зробыли. - Он смотрел виновато и даже немного растерянно. - Боны ж комсомольцы! - и снова никто не отозвался. Всем хотелось поскорее добраться до тепла, бухнуться на утрамбованную телами солому и спать, спать, спать...
Когда Батюк вздохнул, вздохнули и остальные. Он стоял, широко расставив слегка кривоватые ноги в хромовых сапогах, сшитых им самим, и думал, по-бычьи низко опустив голову. Наверное, в эту минуту у него под шапкой шевелились мозги.
- Що ж мовчите? - спросил Батюк.
Все опять вздохнули и не проронили ни слова.
- А ты що мовчишь, "студент"?
"Студентом" звали Сергея Карцева. У него за плечами почти вдвое больше, чем у Кашина и Моисеева, и втрое - чем у старшины.
- Що мовчишь, кажу? Хиба ж не чул?
Было ясно, что решить этот вопрос в одиночку Батюк не может. Карцев подумал, поправил очки.
- В том, что вместо кола - крест, я думаю, ничего плохого нет. Главное, не придавать этому факту религиозного значения. И потом, кто из наших близких похоронен иначе?
- Мы ж только чтоб место заметить! Больше-то ведь нечем было... жалобно сказал Кашин. От холода он стучал зубами.
Батюк думал.
- А що скажет старший лейтенант Грищенко?
- Да, наверное, то же самое.
- Кхе... Ну, пишли, хлопцы, до дому.
Скоро их окликнул часовой, а еще через минуту все были в своем блиндаже. Угрызений совести никто не испытывал. Полчаса назад, стоя на декабрьском ветру, они очень хотели спать. И Сергей Карцев тоже хотел спать. Поэтому он сказал то, что сказал. А надо было сказать совсем другое: "Товарищ старшина, вы же отлично знаете нашего замполита товарища Грищенку! Давайте лучше вернемся и выбросим крест. И потом, ведь убитые действительно были атеистами..." Вот что он должен был сказать старшине Батюку.
РАДИОГРАММА
30 ноября 1943 г. Командующему армией
Окруженные нашими частями подразделения и части 2-й немецкой армии за последнее время проявляют повышенную активность. Они ведут между собой регулярные радиопереговоры, из которых следует, что их первоначальное намерение - сложить оружие - оказалось обманом. Командир 412-го отдельного батальона СС, ведя с нами переговоры о сдаче от имени генерала Шлауберга, намеренно оттягивал время. Есть основания полагать, что в районе гг. Платов - Ровляны - Окладино находится в окружении не 3,5 тысячи активных штыков, как предполагалось ранее, а значительно больше, исправная военная техника - танки, бронетранспортеры, орудия разного калибра и боеприпасы также в значительно большем количестве, чем было установлено нами в самом начале. Считаю: в районе окруженной группировки происходит переброска частей и подразделений от северных границ окружения к южным, что создает реальную угрозу прорыва.
Учитывая, что 201-я СД находится в настоящее время в стадии формирования и имеет лишь 60 процентов списочного состава, прошу направить для ликвидации окруженной группировки боеспособные части.
Командир 201-й СД генерал-майор Пугачев.
Высота 220, которую стоявшие здесь ранее пехотинцы прозвали Убойным холмом, была не только самым высоким местом на всей болотистой равнине в квадрате пятидесяти километров, это был еще и единственный удобный наблюдательный пункт. С него открывался вид на Бязичи, Юдовичи, Алексичи; железная дорога была видна вплоть до Великих озер, а причудливые извилины Пухоти просматривались до самого горизонта.
Еще не зная намерений Шлауберга, советское командование приказало командиру 216-го стрелкового полка полковнику Бородину не допустить выхода Шлауберга к Платову, перекрыв тем самым для него ближайший путь на запад. Поскольку 216-й полк был недоукомплектован, командование 201-й стрелковой дивизии отдало в распоряжение Бородина 287-й отдельный зенитный артдивизион, занятый до этого охраной железнодорожного моста через Пухоть. Восьмидесятипятимиллиметровые орудия могли вести огонь по наземным целям они были оборудованы броневыми щитами, но личный состав, включая офицеров, до этого вел стрельбу только по самолетам и с практикой наземной стрельбы был знаком теоретически. Кроме того, недавно из дивизиона, оставшегося в тылу, откомандировали во фронтовые части больше половины кадрового состава. Взамен прислали мобилизованных парней рождения 1926 года.
Всего этого Шлауберг, естественно, не знал. Этим объяснялись его нерешительность и излишняя осторожность в первые дни окружения. Затем его действия стали носить более активный характер; артиллерия наносила ощутимые удары по обороне 216-го полка.
1 декабря, рано утром, немцы атаковали ближайшего соседа Бородина подполковника Вяземского. Удар был нанесен в северо-западном направлении, где у Вяземского имелось самое слабое место - стрелковый батальон неполного состава. Атаку отбили с трудом.
- Если бы Шлауберг повторил, мог бы прорваться, - признался Вяземский Бородину.
- Мне кажется, он просто нащупывает слабое место в нашей обороне, подумав, сказал Бородин.
- Я такого же мнения, - ответил Вяземский, - теперь, надо полагать, твоя очередь.
Бородин и сам это понимал. Его полк день и ночь укреплял оборону зарывался в землю.
Беспокоили Бородина все усиливавшиеся действия шлауберговской разведки, а также то, что противник продолжает ревностно следить за высотой 220.
РАДИОГРАММА
1 декабря 1943 г. Командиру 201-й СД
Согласно данным разведотдела армии численность немецких солдат и офицеров окруженной в районе Ровлян группировки не превышает 3,5-4 тысяч. Наличие боевой техники подтверждено донесениями авиаразведки, а также выступлением Шлауберга против полка Вяземского, однако оно не превышает известного нам количества.
Учитывая ваш численный перевес в технике, считаю, что вы выполните возложенную на вас задачу своими силами.
Одновременно указываю на недостаточно интенсивное обучение личного состава ведению боя, а также медлительное формирование подразделений. Требую закончить формирование дивизии в кратчайший срок. Об исполнении доложить не позднее 10 декабря с.г.
Командующий армией генерал-лейтенант Белозеров.
Глава вторая. Назначение
Никто не слышал, когда ушел Батюк. Только, наверное, кому-то стало просторнее на нарах, и Стрекалов почувствовал, как в спину ему уперлись чьи-то колени.
Пожалуй, нигде не видишь таких снов, как в армии. В ту ночь Сашке снился родной город. Стрекалов шел по его улицам от вокзала к кирпичному заводу, и его новые со скрипом сапоги звонко стучали по деревянному тротуару.
Городок Сашкин крохотный. Наяву он и то проходил его насквозь за пятнадцать минут, во сне это произошло молниеносно. Вот и окраина городка, и маленький домик с зеленым палисадником и скрипучей калиткой. Буйно разросшиеся кусты сирени совсем заслонили окна, поэтому, наверное, Сашку никто не увидел; даже в солнечные дни в комнатах царит полумрак. Не останавливаясь, Стрекалов толкнул калитку. Из-за сарая, волоча по земле цепь, мчится Буран. Почему-то он не такой старый, каким был, когда провожал Сашку в армию.
В сенях Сашке послышались чьи-то шаги, он бросился к двери и распахнул ее. Вместо тетки навстречу ему вышел Андрей с ягдташем и отцовским ружьем за плечами. Он в кожаной куртке, черных суконных штанах и высоких сапогах.
- Где тебя носит? - сердито говорит он. - Ждал, ждал... Хотел один идти. Ладно, бери топор.
- Андрей, - говорит Сашка, - я ненадолго. На минутку только. С эшелона убежал. Еще и тетку не видел. Ну как вы тут без меня? Как тетка Аграфена? А Валя? - Он оглядывается и видит Рогозину. Она сидит в траве под вишнями в своем голубеньком платье, из которого давно выросла, и чистит ягоды, срывая их прямо с дерева. Руки ее до самых локтей испачканы красным соком. Смутное подозрение охватило Сашку: что-то уж слишком ярок этот сок...
- Андрей, - говорит Сашка, - иди посмотри, что там.
- Зачем?
- По-моему, у нее на руках кровь.
Андрей идет напрямик через двор по утренней, седой от росы траве, и темно-зеленый мокрый след тянется за ним до самой, скамейки...
- Стрекалов, к командиру полка!
Часовому пришлось раза три прокричать это во всю силу легких, прежде чем Сашка открыл глаза.
- В штаб тебя, - пояснил часовой и отправился обратно на пост. Одеваясь, Сашка все еще досматривал сон, вернее, его постепенно ускользающие фрагменты.
Вот Андрей подошел к Вале, взял ее за руку, нагнулся... Кажется, он хотел ее поцеловать. "Ну так что из того, - думал Сашка, когда сон исчез окончательно, - они муж и жена. Правильно, теперь муж и жена. Но тогда, на гражданке, этого еще не было. Они были просто знакомы. Жили на одной улице, и Валя свободно могла полюбить Сашку, а не Андрея. Впрочем, не просто были знакомы. Скорей всего, уже тогда между ними было что-то ускользнувшее от его внимания. Да, наверное, было..."
Сашка вздохнул и тщательно расправил складки шинели - он приближался к штабу полка.
Возле входа спиной к Сашке стоял часовой в тулупе и слегка пристукивал новыми валенками.
"Ишь, вырядился: тулуп, валенки! К такому бегемоту любой подойдет неслышно..." - подумал Стрекалов.
Часовой слегка повернулся, и Сашка увидел черные пышные усы под красным мясистым носом, руки, похожие на крючья. Этот, пожалуй, сам кого хочешь сграбастает...
- Стой! Тебе чего!
- Меня в штаб вызывали, - смиренно начал Сашка, машинально прикидывая, как все-таки можно одолеть такого верзилу. Не его, конечно, а такого, как он, фрица...
- Зенитчик?
Из блиндажа вышел невысокого роста лейтенант с противогазом через плечо, заспанный и хмурый.
- Разрешите доложить? - крикнул Стрекалов.
- Вызывали?
- Так точно. Только, кто вызывал, не могу знать. Доложите, что из отдельного зенитного артдивизиона сержант Стрекалов прибыл.
Лейтенант зевнул.
- Как доложить, я и без тебя знаю.
Он нырнул в узкий земляной коридорчик, обитый с боков тесом и прикрытый сверху накатом из неошкуренных бревен.
"В блиндаже, наверное, тепло, - с завистью подумал он и возмутился: С какой стати торчать тут, на морозе, в сапогах третьего срока на одну портянку, если можно подождать лейтенанта в тепле?"
- Куда? - спросил часовой и преградил Сашке дорогу, но, поглядев на его сапоги и шинель, сжалился. - Иди в комендантский взвод. Наши-то на постах, так там место найдешь. Если что, я крикну.
Сашка бегом - ноги совсем застыли на морозе - кинулся в соседнюю землянку. В низком, но довольно просторном помещении с земляным полом и деревянными нарами было жарко. За тонкой перегородкой находилась гауптвахта, оставшаяся еще от тех времен, когда место это было глубоким тылом, - тесный закуток с одним широким топчаном и крохотным, похожим на амбразуру, оконцем.
Не зная, долго ли придется ждать, Стрекалов прошел в дальний угол и снял шинель. И увидел за перегородкой старшину Батюка.
- Вот те раз! Вас-то за что, Гаврило Олексич? Батюк сморщился как от зубной боли.
- Та вез за то... У тебе тютюну нема? - Закурив, он успокоился, лег на нары, протянув до самой двери длинные ноги. - Прыказано тремать, поке не розберутся...
- Да с чем разберутся-то? Старшина тяжело вздохнул.
- Видкиля у мене таке знанье Святого Писания... Замполит як почул про той... "символ", позэленив увэсь... Ну як вин.
- Кто, замполит?
- Та ни! Крест. Вже сшибли его хрицы?
- Стоит.
- Брешешь!
- Сами взгляните. Попроситесь до ветру у часового и увидите.
Батюк подумал, надел сапоги, заглянул в щель перегородки.
- Слухай, хлопец, мени треба до ветру. Вернулся он еще более мрачный, лег на свое место, молчал.
- За шисть рокив службы ще на "губе" нэ був... Перший раз.
- Какие ваши годы! - сказал Сашка, снимая гимнастерку и доставая из шапки иголку с ниткой.
- Казалы, у колгосп напышуть...
- Не напишут. Колхоз ваш еще под немцем, его сначала освободить надо. А вот здесь не проглядят...
Старшина беспокойно заворочался на нарах, поморгал светлыми ресницами.
- А всэ - той, Студент! Колы б я не вякнул зараз замполиту про той "символ"... Теперь, мабудь, усих перемацають, як курей...
Стукнула дверь, и знакомый уже Стрекалову лейтенант, отыскав его глазами, сказал:
- Давай живей, чего расселся?
Однако сам еще немного задержал сержанта, придирчиво осматривая его со всех сторон, и, только убедившись, что у того все в порядке, повел в штаб.
В просторном блиндаже, разделенном на две половинки плащ-палаткой, горели лампочки от аккумуляторов, вдоль стен первой половины сидели радисты с наушниками и телефонисты со своими коробками. Во второй половине, куда немедленно провели Стрекалова, стоял большой стол и несколько длинных скамеек, на которых сидели офицеры.
Войдя, Стрекалов привычно пошарил глазами и, не найдя никого старше полковника, доложил ему о своем прибытии. Рядом с ним сидел начальник Особого отдела.
- Это и есть ваш разведчик? - спросил кого-то полковник, и в его голосе Сашке почудилось разочарование. - Неужто самый боевой из всех? За что получил медаль?
- За выполнение боевого задания, товарищ полковник.
- Конкретней.
- "Языка" привел. Офицера. А при нем бумаги какие-то оказались... Офицер, между прочим, с "Железным крестом" был...
- Расскажи-ка сначала о другом кресте, - потребовал Чернов. - Кто из вас догадался водрузить его на высоте?
"Ну, началось!" - подумал Сашка и, чтобы прекратить дальнейшие разговоры, сказал:
- Так точно, товарищ майор: во всем виноват я. А старшина Батюк и на вершине-то не был... Вообще там никого не было, я один устанавливал, так что готов понести любое наказание, а также снять обратно тот крест, как не заслуживающий внимания религиозный элемент...
- Зачем снимать? - полковник поднялся и стал выше всех остальных прямо великан какой-то.
Дело в том, что крест твой стоит и ни одна сволочь в него не стреляет. Вот какая, понимаешь, история... - он прошелся по блиндажу, погрел ноги у раскрытой печки и повернулся к Стрекалову. - Почему не стреляют, пока неизвестно, но сейчас нам это на руку: посадим туда наблюдателей. Лучшего места все равно не найти. Ну да это - наше дело. Ты мне вот что скажи: хорошо ли знаешь эти места? Только не ври. Если не знаешь, скажи прямо.
Сашка прикинул: если скажешь "да", спросят откуда. Служил здесь, в забытой богом Ровлянщине? Ну и что? Многие служили. Его батальон стоял в лесу, от него до ближайшей деревни километров шесть с гаком. Не скажешь ведь, что в Озерках у него была зазноба - молодая вдовушка Соня Довгань, что в Кудричах на свадьбе гулял однажды, а после не раз наведывался проверить, дружно ли живут молодые, не ссорятся ли...
- Не так чтобы очень... Наше дело солдатское: куда пошлют...
Полковник с надеждой поднял на Сашку глаза.
- Уж будто ни разу в самоволку не смотался?
- Ни. - Сашкины глаза смотрели прямо. - Старшина посылал раз насчет картошки, так ведь это когда было. Да и пробыли мы там всего ничего, нагрузили бричку - и обратно.
- А картошку у кого брали? - спросил Чернов. Он сидел в дальнем углу, и Сашка не сразу его заметил.
- То бесхозная, - как можно беспечней ответил Стрекалов, - бурты пооткрывали, а тут мороз...
- Выходит, добро спасали? - ехидно улыбнулся Чернов.
Сашка, сделал вид, что его обижает эта улыбка.
- Между прочим, не для себя старались, товарищ полковник!
- Как же, как же, понимаю... Название деревни, конечно, забыл?
- Забыл! - огорченно воскликнул Сашка. - Махонькая такая деревенька. А может, хутор...
- И дорогу не помнишь?
- Запамятовал, товарищ полковник.
Полковник, наклонив голову, слушал, задумчиво постукивая карандашом по столу. Лицо его было скучным.
- Значит, герой, ты нам ничем помочь не можешь... - Он бросил карандаш поверх карты. - Что ж, придется искать другого. Можешь идти.
Сашка стремительно повернулся на каблуках и... замер. Навстречу ему в низкую дверь блиндажа медленно вплывала серая генеральская папаха.
Офицеры вскочили, вытянулись по стойке "смирно", полковник шагнул вперед, коротко доложил.
- Здравствуй, Бородин, - сказал генерал, протягивая руку. Ну как твои подопечные? Опять затаились?
- Молчат, товарищ генерал.
- Плохо. - Генерал скинул бурку на руки подоспевшего адъютанта. Очень плохо, Захар Иванович. На самом, так сказать, выгодном для них участке и такое упорное молчание. - Он оглядел офицеров. - И это когда у него каждая минута на счету! Что вы на это скажете, уважаемые? Вот ты, Бородин, что имеешь доложить по этому поводу?
- Я думаю, товарищ генерал, - начал полковник. Но комдив перебил его:
- То, что ты думаешь, оставь при себе, а мне скажи, что у тебя нового, чего мы еще не знаем. Что увидели твои наблюдатели, посланы ли поисковые группы?
- Товарищ генерал! - полковник нервничал и говорил излишне резко. - Мы сделали все, что могли, но в условиях, в которых сейчас находится двести шестнадцатый, многого не добьешься. У нас мало артиллерии, минометов, вовсе нет опытных разведчиков и даже батарей для питания раций.
- Этак ты до вечера будешь перечислять, - сказал, нахмурясь, генерал. - Я спрашиваю, не чего у тебя нет, а что нового произошло за последние полсуток. Замечено ли наконец какое-нибудь движение на той стороне? Ведь не духи же у тебя людей воруют. Разведчики! А коль есть разведка такого высокого класса, значит, есть те, на кого она работает реальная военная сила. Что у тебя, Чернов?
- Я уже докладывал, товарищ генерал.
- Значит, тоже ничего нового...
Взгляд его маленьких, с хитрецой крестьянских глаз неожиданно остановился на Стрекалове.
- Кто такой?
-- Старшим поисковой группы хотели взять... - нехотя начал Бородин.
Глаза генерала ожили, взгляд несколько раз сверху донизу обследовал Сашкину ладную, подтянутую фигуру.
- Давно воюешь?
- С первого дня, товарищ генерал. Комдив удовлетворенно кивнул.
- Инструктировали, Бородин?
- Нет еще. Дело в том, товарищ генерал...
- А ну, иди сюда! - Комдив даже вперед подался, чтобы лучше видеть подходившего к столу высокого и, наверное, очень сильного парня. - Фамилия? Где служил раньше? - Выслушав ответ, он с одобрением покивал головой. Побольше бы нам таких, а, Бородин? Думаете, стал бы я с этим Шлаубергом цацкаться?
- Товарищ генерал, - воспользовавшись хорошим настроением комдива, мягко заговорил полковник, - нам бы еще один артдивизион. Или хотя бы батарею тяжелых орудий. Честное слово, раздолбали бы Шлауберга за милую душу!
Генерал грустно взглянул на командира полка.
- Что ты можешь сделать с одним дивизионом, если этот дьявол из лесу не вылазит? А ты знаешь, какой это лес? Вот он знает... - Генерал показал пальцем на Стрекалова. - Добрый лес. Блиндажей, землянок и прочих укрытий в нем тьма. В сорок первом мы здесь оборону держали. Полтора месяца держались! - Он снял папаху, пригладил редкие волосы ладонью. - Бомбили нас и из орудий обстреливали. Пробовали даже лес поджигать - куда там! Пока обстрел или бомбежка - мы в укрытии, а как он в атаку - мы тут как тут.
- Но ведь выкурили же все-таки! Сами же рассказывали, товарищ генерал... - не утерпел Бородин.
- Не выкурили! - рассердился генерал. - Сами ушли, фронт выравнивали... - Он промолчал. - У Шлауберга положение другое. И все равно нам подставлять под удар нашу молодятину грешно. Можно, конечно, и так: прямо с марша в бой. Бывало такое не раз. Да что толку? Потери семьдесят, а то и все девяносто процентов. Такое простительно разве что в обстоятельствах крайних, безысходных. Во всех иных солдата надо сначала обучить, а потом уж посылать в бой. Людские резервы тоже истощимы. Вот почему, - он всем корпусом повернулся к Стрекалову, - мы посылаем вперед таких, как ты. Противник хитер. Ох, как хитер! Я с этим Шлаубергом давно знаком...
- Встречались, товарищ генерал? - Сашка оживился. - Интересно, какой он?
- Какой из себя, что ли? Этого сказать не могу. Не видел. А вот почерк знаю отлично. Под Старой Руссой он у генерала Буша разведкой командовал. Говорят, любит лично ходить по тылам противника. А вообще - кадровый разведчик. Вот, к примеру, история с часовыми... Да... Вечная память тем парнишкам. Захар Иванович, ты распорядись, чтобы всех представили к медалям. Посмертно...
- Уже сделано, товарищ генерал.
- А этому, - комдив оглядел Стрекалова еще раз, - когда вернется, я сам решу, что дать. Ну, герой, удачи тебе!
Офицеры вышли проводить генерала. За дощатой перегородкой тоненько попискивала рация.
РАДИОГРАММА
Совершенно секретно!
Командирам вверенных мне частей и подразделений 2 декабря 1943 г. Хутор Великий Бор
Согласно сообщению, полученному из штаба 2-й армии, русские закончили переброску частей 105-й и 107-й стрелковых дивизий в район г. Славного. Таким образом, нашим подразделениям в настоящий момент противостоят: 216-й стрелковый полк неполного состава, два батальона 104-го с. п. и один саперный батальон.
Учитывая благоприятную обстановку, приказываю:
1) всем частям и подразделениям, выделенным для прорыва, прибыть в район сосредоточения не позднее 4.00 7 декабря 1943г.;
2) во время движения соблюдать скрытность, для чего:
а) передвигаться ночью или в сильную метель, избегая открытых мест;
б) всех встреченных на пути следования гражданских лиц, независимо от пола и возраста, ликвидировать на месте;
в) во время движения огня не открывать, в перестрелки с бандитами или русскими разведчиками не вступать.
По прибытии в Алексичи задачи будут уточнены.
Бригаденфюрер СС Шлауберг.
Особых причин опасаться гнева начальства у Стрекалова не было. Разве что соврал командиру полка... И хоть бы трусил отчаянно. Нет, просто так соврал - и все. Хотя, черт его знал, что им нужен разведчик...
- Разрешите, товарищ полковник, взять свои слова обратно, - сказал он, когда офицеры вернулись, - бес попутал...
Полковник, то ли слушая, то ли нет, задумчиво смотрел на Сашку, и не было в его взгляде ни обиды, ни насмешки.
- Подойди ближе, сержант. Стрекалов подошел к столу.
- Знаешь, что это?
- Карта, - бегло взглянув, ответил Сашка.
- Разбираешься в ней?
- Приходилось, товарищ полковник.
- Ну, это главное. - Полковник облегченно вздохнул. - Значит, так. Начальник штаба объяснит тебе задачу. Потом пройдешь инструктаж. На курсы переподготовки нам тебя посылать некогда. Через два дня должен быть готов вместе с группой. Все. Да, смотри, больше не завирайся!
В последующие четыре часа Стрекалов поочередно попадал к начальнику штаба майору Покровскому, начальнику разведки капитану Ухову, к командиру саперов. Постепенно общая обстановка, в которой находилась дивизия, стала для него проясняться. Получалось, что окруженную группировку удерживает не дивизия - какая ж это дивизия, если в каждом батальоне нет и одной трети личного состава, в обоих полках артиллерии в пять раз меньше положенного что-то около одного пехотного полка.