Страница:
— Вот она, машиненка наша. Можешь, Олег, не покупать «лэндкрузер».
— Спасибо, Илья Дмитрич, — буркнул Джинн. — На спуске поосторожней.
Оскальзываясь, спустились к машине… сели… Джинн развернулся и включил фары… В свете фар стоял человек. Он улыбался и направлял на «фиат» ствол АКМ. Мукусеев ничего не понял, а «фиат» уже рванулся вперед, и Джинн что-то кричал. Человек с автоматом шарахнулся в сторону. Но, кажется, не успел — раздался удар, мелькнули ноги в камуфляжных штанах, по лобовому стеклу молнией скользнула трещина.
— На пол! — кричал Джинн. — На пол! Оба!
Сзади загрохотали выстрелы, Зимин матерно закричал. Справа от Мукусеева вдруг разлетелось на куски наружное зеркало… Машина козлом прыгала по камням, что-то скрежетало под днищем. Подголовник сильно толкнул Владимира в затылок, что-то горячее обожгло ухо и в лобовом стекле образовалась дырка. Пуля! — понял он. — Это же пуля!… Беззвучно рассыпалось заднее стекло.
В крутом повороте «фиат» прижался левым бортом к скале — оторвало к черту второе зеркало, с хрустом скала вспорола обшивку дверей, погасла левая фара. Зато сама собой включилась магнитола, и голос Высоцкого наполнил салон:
Шальные пули злы, слепы и бестолковы,
А мы летели вскачь — они за нами влет.
Расковывались кони — и горячие подковы
Летели в пыль на счастье тем, кто их потом найдет.
Внезапно стало светло — в небе вспыхнула ослепительно-белая звезда — ракета! Машину тряхнуло на ухабе, Мукусеев ударился головой о крышу. С треском оторвалась выхлопная труба, и рев отработавших газов перекрыл голос Высоцкого.
Впереди показались плотина и разрушенное здание мельницы.
— Приехали, — прокричал Джинн. — Приехали, вылезай!
— Зачем? — прокричали в ответ Зимин и Мукусеев хором.
— Мостков нет, не проехать. Вылезай на хрен.
Мукусеев, напрягая глаза, посмотрел на плотину — бревен над брешью действительно не было… Ракета в небе погасла, и обрушилась темень. Только правая фара давала луч света, высвечивала камни и жидкую траву между камней. Ревел движок… Мукусеев взялся за ручку дверцы.
— Стой, — крикнул Джинн. — Стой, возьми вот это. — Он пихнул Владимиру сумку. Механически Владимир взял ее в руки. Потом спохватился:
— А камера?
— К черту камеру, — закричал Джинн. — Сейчас нас будут гонять, как зайцев… К черту камеру. Вылезайте и уходите налево по берегу.
— А ты? Ты — что? Ты куда, Джинн?
— Догоню. Если через час меня не будет — уходите сами. К деду уходите, к Богдану. Он поможет.
— А ты…
— Вон! Пошли оба. Скоро они будут здесь.
Еще несколько секунд Мукусеев колебался, потом распахнул дверцу и вывалился наружу. Следом из машины выбрался Зимин. «Фиат», припадая на спущенное, в лохмотья разодранное правое заднее колесо, покатился в сторону плотины. Они стояли и смотрели вслед… Медленно набирая скорость, ревя двигателем, «фиат» въехал на плотину. Резко вильнул и… спрыгнул в воду запруды.
Стих звук двигателя. Несколько секунд горели задние габариты задравшегося вверх задка машины… Погасли.
— Что же он… — начал было Зимин, но Мукусеев положил руку ему на плечо и сказал:
— Все в порядке, Митрич. Он знает, что делает. Пошли.
Сзади, из-за поворота, показалась фара. Потом вторая… третья. Зимин и Мукусеев, пригибаясь, побежали вдоль реки. Спустя пятнадцать секунд мимо них проехали три тяжелых мотоцикла с колясками.
«Фиат» тяжело, как лягушка, ухнул в черную воду. Погасла фара, захлебнулся двигатель. Вода мгновенно хлынула в салон через незакрытую Мукусеевым переднюю дверь, «нос» быстро затонул и уткнулся в дно. «Корма» с большим запасом воздуха в багажнике покачивалась над водой. Джинн выбрался из салона, в несколько гребков доплыл до плотины, ухватился руками за дубовую балку, подтянулся и наполовину выбросил тело наверх. По глазам резанул свет фары. Он мгновенно нырнул вниз, погрузился с головой… Нащупал нишу в кладке плотины и встал в нее. Над водой возвышалась только голова… На плотину, урча мощными двигателями, один за другим въехали три мотоцикла. В помощь фарам вспыхнули фонари, заметались по воде, взяли в перекрестье «корму» машины. Задние колеса еще вращались.
Раздались голоса:
— … твою мать! Утопли.
— … твою мать. Длинный! Что теперь делать будем?
— А что будем делать, Милош?! Утопли и утопли. Хрен с ними.
— Тебе — хрен. А мне отвечать. Их нужно было взять живыми.
— Подождем, кто-нибудь вынырнет… Не могли все утопнуть.
— Конечно… Если только твои партизаны не перестреляли их всех. На хер вы открыли огонь? Ведь говорил: не стрелять без необходимости!
— Так они же чуть не задавили Дрына. Ребята психанули.
— Пить надо меньше… Ур-роды! А Дрыну я еще сам добавлю. Рэмбо недоношенный… А ну, рассредоточиться. Смотреть в оба глаза. Чтобы — если кто вынырнет — не ушел. Но стрелять запрещаю.
Джинн стоял неподвижно. Чувствовал, как вода остужает тело. Фонари снова забегали по поверхности, освещая воду с кувшинками, берега, плотину. Луч одного фонаря прошел в двадцати сантиметрах от лица Джинна. Он набрал в грудь воздуха, готовясь нырнуть. Правой рукой вытащил из кармана нож фирмы «Гербер», выщелкнул короткий, всего восемьдесят пять миллиметров, клинок полуторной заточки.
Багажник «фиата», пуская пузыри, ушел под воду. Над головой Джинна голос, принадлежащий Милошу, произнес:
— Нужно нырнуть. Посмотреть, сколько тел в машине.
— Зачем, Милош?
— Затем, Длинный, что я должен точно знать, что все погибли. А может, еще есть кто живой… Понял? — Длинный какое-то время молчал, потом сказал:
— Там все равно ничего не видать.
— А мне плевать. На ощупь будешь определять.
— Да они утопли все, Милош.
— Раздевайся и марш в воду.
— Почему я? Эй, Злотан!
— Не Злотан, а ты, Длинный… Ты все обгадил. Марш в воду.
Некоторое время над головой Джинна была слышна возня — Длинный раздевался. Потом он сказал:
— Фонарь бы герметичный… Не видно же ни хрена.
— А может, тебе акваланг? — язвительно произнес Милош. Кто-то заржал, но осекся… В метре от Джинна в воду плюхнулось большое белое тело. Джинн усмехнулся, сложил нож и сунул его в карман. Он сделал глубокий вдох, присел и, сильно оттолкнувшись ногами, скользнул под водой к машине. Он нащупал в темноте корпус, зацепился согнутой левой ногой за стойку и приготовился… Над головой, по поверхности воды, ползали пятна фонарей, а больше ничего видно не было.
Спустя несколько секунд Джинн ощутил движение воды. Он вытянул правую руку и сразу «поймал» то, что хотел — горло.
…Длинный оказался очень сильным — он бился и лягался ногами. Затих только через полминуты. Джинн тоже очень устал, но все-таки затолкнул тело в салон и поплыл под водой к берегу. Когда вынырнул, в голове звенело. Он жадно хватил воздуха и лег под самым берегом. На лицо положил кувшинку. Нужно было срочно уходить, но короткая подводная схватка вымотала его вконец. Он лежал, старался дышать бесшумно и слушал, что происходит на плотине.
— А не утоп ли он, Милош? — сказал кто-то.
— Если и утоп — не жалко…
— Не-е, Длинный не утопнет, — произнес третий голос. — Он живучий.
На плотине замолчали. Все фонари сосредоточились на том месте, где еще недавно пускал пузыри «фиат»… Прошло еще полминуты… Милош сказал:
— Ну-ка, Злотан, нырни, посмотри, что там.
— Я покойников боюсь.
— Когда ты мертвую девку трахал — не боялся? Ну-ка живо!
Все, подумал Джинн, пора уходить. Он собрался вылезти из воды, но услышал шаги. Скосил один глаз из-под кувшинки и увидел человека. Человек присел на корточки у самой воды, положил на землю ружье и достал из кармана флягу… Отвинтил пробку. От Джинна его отделяло полметра, не больше. Нужно было срочно уходить, но упустить такой шанс Джинн не мог. Он снова вытащил нож и выщелкнул клинок… Человек поднес флягу к губам и запрокинул голову…
Они лежали на прохладных камнях, терзались неизвестностью. Воздух пах можжевельником, тянулись минуты. На камень вылезла ящерка, посмотрела марсианскими глазами и исчезла… Мукусеев с сожалением подумал про видеокамеру стоимостью в сорок тысяч баксов. Потом устыдился: ты что? Ты о чем думаешь? Джинн там один на один с бандитами, а ты, бля, про камеру…
Люди на плотине суетились, иногда ветер доносил отдельные звуки, но невнятно. Джинн появился неожиданно. Он вынырнул из темноты и лег рядом.
— Джинн! — сказали одновременно Зимин и Мукусеев.
— Да тихо вы. Что ж вы шумите-то так?
— Да мы думали…
— А вы не думайте, — ответил Джинн. Он был мокрый, в левой руке держал помповое ружье. — Подальше не могли уйти?
— Мы боялись, что ты нас не найдешь.
— Да вас любой бойскаут найдет… Надо уходить.
На плотине кто-то заорал, потом грохнул выстрел, и в небо взмыла ракета. Пейзаж озарился безжалостным белым светом и стал похож на кадр из черно-белого фильма.
— Дай сумку, Володя, — попросил Джинн. Мукусеев подал сумку, и Джинн вытащил из нее монокуляр, вскинул к мокрому лицу. — Раз, два, три… шестеро… три мотоцикла. Кажется, бээмвэ…
Ракета погасла, стало очень темно. Только фары мотоциклов на плотине горели, освещали воду запруды… Грохнул взрыв, вода в запруде вскинулась столбом. Опала. Прокатилось эхо.
— Что это? — спросил Мукусеев.
— Гранату кинули, — ответил Джинн. — Думают, что я все еще в воде сижу… Это вы, ребятки, не правы. Дураков поищите в другом месте.
Снова взлетела ракета. Джинн, не отрываясь, смотрел в монокуляр. Он уже сожалел, что зарезал мужика с фляжкой. Конечно, в результате он получил ствол, и это большой плюс. Но вместе с тем он раскрылся… Придурки на плотине могли бы еще довольно долго разбираться, сколько в машине тел и что, собственно, произошло. Но теперь, когда они нашли своего убитого товарища, они сделали определенные выводы… Худо. Надо уходить. Ракета погасла. Джинн сунул монокуляр в сумку, повернулся на бок и проверил магазин «ремингтона». Патронов оказалось всего три… Не густо.
— Не густо, — подвел итог Джинн, загоняя картонные гильзы дорогих патронов фирмы «Роттвейл» в подствольный магазин. — Надо уходить, мужики. Думаю, сумеем оторваться… Баклажаны они, а не спецы… Оторвемся.
Про себя Джинн подумал, что если бы не Зимин с Мукусеевым, то вполне можно было бы неплохо провести время. С «ремингтоном-7188» да еще с патронами от «Роттвейла» он бы запросто парализовал всю группу. Три выстрела — трое раненых в ноги. Раненый — именно раненый, а не убитый — действует на остальных как мощный деморализующий фактор… Но на шее висела гиря — Мукусеев и Зимин. Рисковать он не имел права. Джинн загнал патроны в магазин и повторил:
— Оторвемся, мужики. Главное — собачек у них нет. Вот были бы собачки — труба.
…В тот самый момент, когда Джинн произносил эти слова, человек по имени Милош поднес ко рту радиостанцию и вызвал Крюка. Сказал: «Нужен Лорд и Лампа…» «Вы что же — упустили их? — спросил Крюк. — Вы что, оху…ли?.» Милош устало ответил: «Давай подгоняй Лорда и Лампу. Они далеко не ушли — догоним. Мы на плотине, ждем».
…В небе высыпали звезды. Их было невероятно много. Резко похолодало, и Джинну в мокрой одежде стало очень неуютно. Они шли вдоль реки, закладывая крюк, уже минут пятьдесят. Если бы он шел один, то прошел бы вдвое больше. Но сзади — сто пудов гиря — тащились Мукусеев и Зимин. Зимин тяжело, одышливо дышал. Джинн вынужден был исходить из возможностей основательно прокуренного и пропитого пятидесятилетнего следака. За пять-десять минут движения по камням, в темноте, они прошли километра полтора. Потом Зимин сказал:
— Все. Сдохну сейчас. Объявляй, Олег, привал.
— Ладно, — отозвался Джинн. — Выберем место, где можно костерочек разжечь… Нежелательно, конечно, но, думаю, в этом направлении нас не ищут.
Подходящее место — в яме под скалой — Джинн нашел быстро. Набрал сухих веток, запалил маленький костерок… Достал флягу убитого у плотины бандита. Все выпили по несколько глотков, и сделалось как-то уютно и не страшно. Джинн разделся догола, выжал уже подсохшую одежду и пристроил ее у огня. Потом достал из сумки карту, поколдовал над ней и сказал:
— Без толку. Не могу привязаться к местности. Предполагаю, что мы где-то вот здесь, но точнее не скажу… Вот когда рассветет — определимся.
— Джинн, — позвал Мукусеев.
— Аюшки?
— Расскажи, что там, на плотине, получилось. — Голый Джинн повернул к Владимиру лицо. Отсветы костра играли на загорелом лице с плотно сжатыми губами.
— Искупался, — сказал Джинн после короткой паузы. — Сигареты замочил… дай сигаретку, Володя. — Зимин закашлялся и произнес:
— Мне кажется, Олег, что на плотине остался как минимум один труп… я ошибаюсь?
— Не знаю я, Илья Дмитрич, что там у них между собой вышло.
— А ружьишко, — Зимин кивнул на «ремингтон», — откуда у вас появилось? Подарили?
— Подобрал на берегу. Валялось, я подобрал. Грех не подобрать-то.
— Олег, — сказал Зимин, — ты не подумай, что я — пердун старый, крыса прокурорская — козни какие-то строю. Ты нас реально из-под обстрела вытащил. Но!… Но встает один серьезный вопрос: с кем воюем?
— С бандитами, Илья Дмитрич, с бандитами.
— Уверен?
— Да.
— А если это были бойцы сербской армии?
— У них, Илья Дмитрич, на лбу не написано.
— Верно, не написано. Но ведь и у «Сталина» на блокпосту тоже ничего не было написано… Если мы, Олег, заху…чили бойцов Республики Сербска Крайна, то… В общем, сам понимаешь.
Джинн прикурил сигарету от тлеющей веточки, сказал:
— Это были бандиты, Илья Дмитриевич. Они стояли в засаде. Ждали нас. Я слышал их базар и точно могу сказать: ждали нас. Если у вас есть сомнения, то я вас успокою: заху…чили уродов не мы, а конкретно я. Если вы боитесь, то…
— Вот этого не надо, майор, — жестко произнес Зимин. — Я уже ничего не боюсь. Поздно мне бояться — страх уже весь вышел. Я — следователь Российской прокуратуры. Не оскорбляй меня, Олег, не надо. Мы вместе в это дерьмо влипли, вместе и вылезать будем. Если отписываться придется, я напишу, что это я сбил машиной того парня.
— Ну извини, Илья Дмитрич. Я тебя обижать не хотел.
— Я тебя тоже… Я просто пытаюсь прикинуть, что нам могут вменить и как будем крутиться. Расскажи как на духу, что там было, а я засобачу схему так, чтобы все было в пределах необходимой самообороны. Завинтим такую залепуху — ни один конь не придерется. Веришь?
— Верю, — сказал Джинн. И быстро, избегая подробностей, изложил свою версию того, что происходило на плотине. Зимин, отхлебнув ракии, пожевал губами и резюмировал:
— Врешь толково. Придраться не к чему. — Джинн усмехнулся:
— Как учили.
— Где?
— На курсах кройки и шитья, — ответил Джинн и стал одеваться. Одежда была еще сырой, но теплой. Когда Джинн сунул ноги в кроссовки, где-то невдалеке тявкнула собака.
— Гости к нам, — сказал Джинн. Сплюнул под ноги и взял «ремингтон». — Хреново. Я-то, дурак, надеялся, что нет у них собачек.
Лорд тянул поводок так, что Богач едва поспевал за ним… Лорд был азартен и, когда брал след, тянул — ой-ей-ей. Для розыскной собаки он обладал не очень высокими качествами. Если след был старше трех часов, а дезодорация не ярко выраженной, Лорд терял след. Он делал «дорожку», садился и виновато смотрел на проводника… Лампа работала еще хуже. Но сейчас след был четкий, высокая влажность воздуха, ночная инверсия температуры надежно вели Лорда по следу. Ветра почти не было, но уже на расстоянии в полкилометра Лорд почуял запах костра и подал голос… Дурак!
— Гости к нам, — сказал Джинн. Сплюнул и взял в руки «ремингтон». Определить на слух, как далеко собака, было сложно — горы, и акустика в горах часто выдает сюрпризы. Когда ты точно не знаешь расстояние, нужно исходить из худшего варианта. Джинн определил его как метров триста-триста пятьдесят.
— Быстро, — сказал он. — Быстро в реку. Пройдете метров сто-сто пятьдесят. Выйдете на правый берег. И шлепайте вниз. Я догоню.
— Костер? — сказал Мукусеев.
— Пусть горит. Уходите, мужики.
— Пошли вместе. Джинн, — сказал Зимин.
— Не, Митрич, не катит… Вы идите. Я догоню. Если вдруг…
— Что — вдруг?
— Если не приду, пометьте на карте, что в плотине — разрыв. Мельница там обозначена значком, похожим на солнышко.
В двух метрах от костра Джинн «распял» на ветках свою джинсовую куртку. Сам передвинулся вправо и вперед. Зачерпнул из реки ила, измазал лицо. «Ремингтон» удобно лег на валун, покрытый мхом… Джинн приготовился к долгому ожиданию — они уже знают, что он вооружен и дуриком не сунутся.
Над головой лежала звездная россыпь, что-то шептала речушка, полированный приклад «ремингтона» уютно лежал под щекой.
Костер Богач заметил только метров со ста. И человека рядом с костром. Лорд определенно хотел подать голос, и Богач положил руку ему на голову. Пес благодарно зажмурился. Интуиция у собак развита гораздо лучше, чем у людей, но Лорд так и не понял, что жить ему осталось всего несколько минут.
…Горел костерок в яме под скалой. Возле костра сидел человек с опущенной головой… Кажется, дремлет. Милош приказал взять этого пидораса живым… Ну живым так живым. Богач лежал, поглаживал голову Лорда и ждал, пока подтянутся остальные.
Собака, конечно, ни в чем не виновата. Она просто делает свое дело. Но именно ее придется убить первой… Извини, Джон… Или как там тебя зовут — Джейн, Ред, Ники?… Извини, но тебя придется валить первой. Нет хуже врага для диверсанта, чем собака. Вот уж не знал, что у вас есть собачка. После самоуверенной выходки урода, который хотел остановить машину… Как его звали-то — Дрын?…да, кажется Дрын… После самоуверенной выходки этого Дрына — ишь ты, затеял автоматом попугать! — я подумал, что имею дело с абсолютными дилетантами. А вот — собака!… Извини, Джон-Джейн-Ники, но придется тебя завалить. И хорошо бы накрыть одним выстрелом еще пару человек… Спасибо покойничку с фляжкой, что он выбрал картечные патроны. Картечь вот уже лет пятнадцать запрещена, но все основные фирмы внагляк продолжают снаряжать патроны картечью. На кабана не худо. На человека и собаку тоже. Хорошо бы накрыть сразу и собаку, и пару человек. «Ну-ка, Злотан, нырни, посмотри, что там». «Я покойников боюсь». «Когда ты мертвую девку трахал — не боялся?»…Хорошо бы завалить этого Злотана.
…От костра шло слабое свечение. Почти невидимое. На его фоне Джинн увидел силуэт собачьей головы и головы человечьей. Он аккуратно прицелился между ними… Хорошо все-таки, что «Роттвейл» снаряжает патроны картечью.
Только вблизи Богач понял, что у костра висит куртка. Он осознал свою ошибку, но было поздно — по спине хлестнуло, взвизгнул и рванулся из-под руки Лорд… Богач попытался вскочить, вспомнил маму. Молодую, красивую… Вспомнил Ленку на солнечном Крещатике… Лорд визжал, застыла в ужасе Лампа, в глазах у Богача потемнело, из горла хлынула кровь. Еще он успел подумать про дозу кокаина, которая лежит под сиденьем джипа, но до конца не додумал — рухнул лицом в камень. Раненый, ничего не понимающий Лорд укусил его за нос, но Богачу было уже не больно…
Веером над головой прошли пули. Джинн перекатился за соседний камень… Стреляйте, ребята, сколько влезет. Милош, между прочим, велел брать живыми. Что ж это вы херней страдаете? Сверху посыпались веточки, скатилась горячая гильза «ремингтона»… Минут на двадцать я их остановил. Эт-то правильно… Как говорил один генсек: а я вам больше скажу: и это правильно… Ууумница! Просто ууумница!
Джинн выглянул из-за камня — никто к костру больше не лез. Визжала собака… Жива. Но больше не опасна.
Джинн подобрал гильзу — теплая! — и пополз к реке. Стоило ли, подумал мимоходом, сушиться? Вода оказалась очень холодной.
— Джинн… Джи-и-и-инн.
— Живы? — спросил он. Ему ответили:
— Живы. Ты-то как?
— Я, блин, точно еще одну статью заработал… За жестокое отношение к животным… Какая там санкция, Митрич?
— Пять лет расстрела, чтоб ты сдох, Джинн.
— Это запросто, гражданин начальник… И ведь что интересно? Все следаки одинаковые. В Стамбульской тюрьме мне следователь сказал почти ту же самую шутку.
— Сколько же вы там отсидели? — спросил Зимин.
— Полтора месяца, Илья Дмитрич. Я бы, может, и больше там отдохнул, но, знаете ли, клопы. Пришлось ее покинуть… Досрочно.
— Э-э, голубь вы мой, хреновато. Турецкого законодательства я, конечно, не знаю, но по отечественному побег из мест заключения или из-под стражи карается, согласно статьи 188-1 на срок до трех… А ежели сопряженный с насилием над стражей…
— Вот именно, — весело сказал Джинн, — сопряженный.
— Это часть вторая. До пяти.
— Бабен батон! Это что же выходит — я до сих пор бы сидел?
— А вам, Олег, простите, что инкриминировали? Вы, разумеется, можете не отвечать. Дело-то глубоко интимное.
Джинн ухмыльнулся. На грязном лице только зубы сверкнули.
— Дача взятки должностному лицу, Илья Дмитриевич.
— Ну-у, голубь вы мой… Совсем нехорошо. Много дали?
— Очень.
— Сто семьдесят четвертая, первая. От трех до восьми. Плюс побег. Это тебе, Олег, не хер собачий. Сидеть-не-пересидеть… Завалил охранника?
— Не я. Ребята.
— Это совсем другое дело, — оживился Зимин. — Это вполне можно переквалифицировать на…
— Да хватит вам, — перебил Мукусеев. — Шутки у вас… говенные!
— Верно, — сказал Джинн. — Пошутили и хватит, нужно идти. Думаю, что просто так они нас не отпустят.
— Э-эх, не дают старому человеку отдохнуть, — вздохнул Зимин. — Бегай тут по горам… в мокрых портках. Эх, геморрой мой, геморрой.
На левом берегу завыла Лампа, Джинн матюгнулся сквозь зубы.
Он лежал за упавшим стволом, отчаянно мерз. Справа шумела речушка, еще дальше вздымались из серой мути скалы… Хотелось спать. Или хотя бы просто лежать у костра, курить и греться.
Он едва не прозевал появление охотничков… Мелькнул у реки силуэт. Потом второй, третий… Вот тебе и оторвались! Хрустнул сучок, из тумана вынырнула собачонка. Джинн положил ствол «ремингтона» на дерево и стал ждать, пока они подойдут на расстояние выстрела. А с двумя патронами много не навоюешь. Эх, если бы он был один! Если бы он был один… Но это все из области «мечт». И теперь придется принимать бой. Возможно, последний… Ну что ж, когда-нибудь это должно было случиться. Такая у тебя работа, разведчик. Ты всегда это знал… Жалко только, что патронов мало… Ну да чего уж теперь? Главное, чтобы мужики все поняли и успели свалить.
Из тумана вышли еще два человека. Потом еще один. Джинн аккуратно навел ствол на собаку. Потом передумал и взял на мушку двух бойцов. Они двигались друг за другом с дистанцией шагов десять и картечью было реально накрыть обоих… Приклад сильно толкнул в плечо и первого бандита смело с тропы. Второго, кажется, тоже зацепило. Джинн передернул цевье и перекатился в сторону. Крикнул по-сербски:
— Заходи справа! Огонь по моей команде. — Прогрохотала автоматная очередь, пули зачмокали по бревну. Полетели куски коры. Джинн еще раз перекатился… Пуля срезала сухой сучок над головой. Стреляли как минимум из четырех стволов — беспорядочно и нервно, как чаще всего и бывает в таких случаях. Джинн быстро пополз в сторону, прикрываясь грядой камней. Он знал, что его не видят и стреляют наугад… Если бы у него было еще пяток патронов! Любых! Пусть хоть дробовых!
Стрельба стихла… Он высунул голову из-за камня и увидел, что охотнички, вытянувшись в цепочку, осторожно приближаются. Раз, два, три… пять человек… Нет, шесть. Многовато на один патрон. Будь он хоть трижды «роттвейл»… Ну что, майор? Пора красиво умереть?… Банально, блядь, до дури… И если честно, то не хочется. Но придется. Не хочется, но придется. А жалко все-таки. С Сабиной вот не попрощался по-человечески… Жалко, жалко… А что, если попробовать?… Не дури, майор. Глупости все это. Они всего в тридцати метрах.
У них шесть автоматов и патронов как у дурака махорки. Ничего у тебя не получится… Не тяни резину. Давай. Но не хочется — страшно. А ты что думал? Ты, когда присягу давал, — что думал? Давай, майор, не сношай Муму, умри достойно… А кожа у Сабины нежная. Нежная, как у той шведки, которую подвели к нему в Стамбуле под видом журналистки. Наверно, она была лесбиянка — свое дело она делала брезгливо и только с презервативом… Господи, о чем я думаю? О чем, ты, МУДАК, думаешь? У тебя есть один патрон и три секунды жизни. Три секунды — это так мало… Наполни их чем-нибудь хорошим. Чем? Чем? ЧЕМ?
— Спасибо, Илья Дмитрич, — буркнул Джинн. — На спуске поосторожней.
Оскальзываясь, спустились к машине… сели… Джинн развернулся и включил фары… В свете фар стоял человек. Он улыбался и направлял на «фиат» ствол АКМ. Мукусеев ничего не понял, а «фиат» уже рванулся вперед, и Джинн что-то кричал. Человек с автоматом шарахнулся в сторону. Но, кажется, не успел — раздался удар, мелькнули ноги в камуфляжных штанах, по лобовому стеклу молнией скользнула трещина.
— На пол! — кричал Джинн. — На пол! Оба!
Сзади загрохотали выстрелы, Зимин матерно закричал. Справа от Мукусеева вдруг разлетелось на куски наружное зеркало… Машина козлом прыгала по камням, что-то скрежетало под днищем. Подголовник сильно толкнул Владимира в затылок, что-то горячее обожгло ухо и в лобовом стекле образовалась дырка. Пуля! — понял он. — Это же пуля!… Беззвучно рассыпалось заднее стекло.
В крутом повороте «фиат» прижался левым бортом к скале — оторвало к черту второе зеркало, с хрустом скала вспорола обшивку дверей, погасла левая фара. Зато сама собой включилась магнитола, и голос Высоцкого наполнил салон:
Шальные пули злы, слепы и бестолковы,
А мы летели вскачь — они за нами влет.
Расковывались кони — и горячие подковы
Летели в пыль на счастье тем, кто их потом найдет.
Внезапно стало светло — в небе вспыхнула ослепительно-белая звезда — ракета! Машину тряхнуло на ухабе, Мукусеев ударился головой о крышу. С треском оторвалась выхлопная труба, и рев отработавших газов перекрыл голос Высоцкого.
Впереди показались плотина и разрушенное здание мельницы.
— Приехали, — прокричал Джинн. — Приехали, вылезай!
— Зачем? — прокричали в ответ Зимин и Мукусеев хором.
— Мостков нет, не проехать. Вылезай на хрен.
Мукусеев, напрягая глаза, посмотрел на плотину — бревен над брешью действительно не было… Ракета в небе погасла, и обрушилась темень. Только правая фара давала луч света, высвечивала камни и жидкую траву между камней. Ревел движок… Мукусеев взялся за ручку дверцы.
— Стой, — крикнул Джинн. — Стой, возьми вот это. — Он пихнул Владимиру сумку. Механически Владимир взял ее в руки. Потом спохватился:
— А камера?
— К черту камеру, — закричал Джинн. — Сейчас нас будут гонять, как зайцев… К черту камеру. Вылезайте и уходите налево по берегу.
— А ты? Ты — что? Ты куда, Джинн?
— Догоню. Если через час меня не будет — уходите сами. К деду уходите, к Богдану. Он поможет.
— А ты…
— Вон! Пошли оба. Скоро они будут здесь.
Еще несколько секунд Мукусеев колебался, потом распахнул дверцу и вывалился наружу. Следом из машины выбрался Зимин. «Фиат», припадая на спущенное, в лохмотья разодранное правое заднее колесо, покатился в сторону плотины. Они стояли и смотрели вслед… Медленно набирая скорость, ревя двигателем, «фиат» въехал на плотину. Резко вильнул и… спрыгнул в воду запруды.
Стих звук двигателя. Несколько секунд горели задние габариты задравшегося вверх задка машины… Погасли.
— Что же он… — начал было Зимин, но Мукусеев положил руку ему на плечо и сказал:
— Все в порядке, Митрич. Он знает, что делает. Пошли.
Сзади, из-за поворота, показалась фара. Потом вторая… третья. Зимин и Мукусеев, пригибаясь, побежали вдоль реки. Спустя пятнадцать секунд мимо них проехали три тяжелых мотоцикла с колясками.
«Фиат» тяжело, как лягушка, ухнул в черную воду. Погасла фара, захлебнулся двигатель. Вода мгновенно хлынула в салон через незакрытую Мукусеевым переднюю дверь, «нос» быстро затонул и уткнулся в дно. «Корма» с большим запасом воздуха в багажнике покачивалась над водой. Джинн выбрался из салона, в несколько гребков доплыл до плотины, ухватился руками за дубовую балку, подтянулся и наполовину выбросил тело наверх. По глазам резанул свет фары. Он мгновенно нырнул вниз, погрузился с головой… Нащупал нишу в кладке плотины и встал в нее. Над водой возвышалась только голова… На плотину, урча мощными двигателями, один за другим въехали три мотоцикла. В помощь фарам вспыхнули фонари, заметались по воде, взяли в перекрестье «корму» машины. Задние колеса еще вращались.
Раздались голоса:
— … твою мать! Утопли.
— … твою мать. Длинный! Что теперь делать будем?
— А что будем делать, Милош?! Утопли и утопли. Хрен с ними.
— Тебе — хрен. А мне отвечать. Их нужно было взять живыми.
— Подождем, кто-нибудь вынырнет… Не могли все утопнуть.
— Конечно… Если только твои партизаны не перестреляли их всех. На хер вы открыли огонь? Ведь говорил: не стрелять без необходимости!
— Так они же чуть не задавили Дрына. Ребята психанули.
— Пить надо меньше… Ур-роды! А Дрыну я еще сам добавлю. Рэмбо недоношенный… А ну, рассредоточиться. Смотреть в оба глаза. Чтобы — если кто вынырнет — не ушел. Но стрелять запрещаю.
Джинн стоял неподвижно. Чувствовал, как вода остужает тело. Фонари снова забегали по поверхности, освещая воду с кувшинками, берега, плотину. Луч одного фонаря прошел в двадцати сантиметрах от лица Джинна. Он набрал в грудь воздуха, готовясь нырнуть. Правой рукой вытащил из кармана нож фирмы «Гербер», выщелкнул короткий, всего восемьдесят пять миллиметров, клинок полуторной заточки.
Багажник «фиата», пуская пузыри, ушел под воду. Над головой Джинна голос, принадлежащий Милошу, произнес:
— Нужно нырнуть. Посмотреть, сколько тел в машине.
— Зачем, Милош?
— Затем, Длинный, что я должен точно знать, что все погибли. А может, еще есть кто живой… Понял? — Длинный какое-то время молчал, потом сказал:
— Там все равно ничего не видать.
— А мне плевать. На ощупь будешь определять.
— Да они утопли все, Милош.
— Раздевайся и марш в воду.
— Почему я? Эй, Злотан!
— Не Злотан, а ты, Длинный… Ты все обгадил. Марш в воду.
Некоторое время над головой Джинна была слышна возня — Длинный раздевался. Потом он сказал:
— Фонарь бы герметичный… Не видно же ни хрена.
— А может, тебе акваланг? — язвительно произнес Милош. Кто-то заржал, но осекся… В метре от Джинна в воду плюхнулось большое белое тело. Джинн усмехнулся, сложил нож и сунул его в карман. Он сделал глубокий вдох, присел и, сильно оттолкнувшись ногами, скользнул под водой к машине. Он нащупал в темноте корпус, зацепился согнутой левой ногой за стойку и приготовился… Над головой, по поверхности воды, ползали пятна фонарей, а больше ничего видно не было.
Спустя несколько секунд Джинн ощутил движение воды. Он вытянул правую руку и сразу «поймал» то, что хотел — горло.
…Длинный оказался очень сильным — он бился и лягался ногами. Затих только через полминуты. Джинн тоже очень устал, но все-таки затолкнул тело в салон и поплыл под водой к берегу. Когда вынырнул, в голове звенело. Он жадно хватил воздуха и лег под самым берегом. На лицо положил кувшинку. Нужно было срочно уходить, но короткая подводная схватка вымотала его вконец. Он лежал, старался дышать бесшумно и слушал, что происходит на плотине.
— А не утоп ли он, Милош? — сказал кто-то.
— Если и утоп — не жалко…
— Не-е, Длинный не утопнет, — произнес третий голос. — Он живучий.
На плотине замолчали. Все фонари сосредоточились на том месте, где еще недавно пускал пузыри «фиат»… Прошло еще полминуты… Милош сказал:
— Ну-ка, Злотан, нырни, посмотри, что там.
— Я покойников боюсь.
— Когда ты мертвую девку трахал — не боялся? Ну-ка живо!
Все, подумал Джинн, пора уходить. Он собрался вылезти из воды, но услышал шаги. Скосил один глаз из-под кувшинки и увидел человека. Человек присел на корточки у самой воды, положил на землю ружье и достал из кармана флягу… Отвинтил пробку. От Джинна его отделяло полметра, не больше. Нужно было срочно уходить, но упустить такой шанс Джинн не мог. Он снова вытащил нож и выщелкнул клинок… Человек поднес флягу к губам и запрокинул голову…
***
Мукусеев и Зимин ушли недалеко, залегли за камнями в зарослях можжевельника. Плотина была видна им как на ладони… Разобрать, что происходит, с двухсот метров было невозможно — они видели только мелькание фонарей и суету человеческих фигурок. Мукусеев сказал: жалко, нет бинокля… В сумке, которую дал ему Джинн, лежал шестикратный монокуляр, но Владимир этого, разумеется, не знал.Они лежали на прохладных камнях, терзались неизвестностью. Воздух пах можжевельником, тянулись минуты. На камень вылезла ящерка, посмотрела марсианскими глазами и исчезла… Мукусеев с сожалением подумал про видеокамеру стоимостью в сорок тысяч баксов. Потом устыдился: ты что? Ты о чем думаешь? Джинн там один на один с бандитами, а ты, бля, про камеру…
Люди на плотине суетились, иногда ветер доносил отдельные звуки, но невнятно. Джинн появился неожиданно. Он вынырнул из темноты и лег рядом.
— Джинн! — сказали одновременно Зимин и Мукусеев.
— Да тихо вы. Что ж вы шумите-то так?
— Да мы думали…
— А вы не думайте, — ответил Джинн. Он был мокрый, в левой руке держал помповое ружье. — Подальше не могли уйти?
— Мы боялись, что ты нас не найдешь.
— Да вас любой бойскаут найдет… Надо уходить.
На плотине кто-то заорал, потом грохнул выстрел, и в небо взмыла ракета. Пейзаж озарился безжалостным белым светом и стал похож на кадр из черно-белого фильма.
— Дай сумку, Володя, — попросил Джинн. Мукусеев подал сумку, и Джинн вытащил из нее монокуляр, вскинул к мокрому лицу. — Раз, два, три… шестеро… три мотоцикла. Кажется, бээмвэ…
Ракета погасла, стало очень темно. Только фары мотоциклов на плотине горели, освещали воду запруды… Грохнул взрыв, вода в запруде вскинулась столбом. Опала. Прокатилось эхо.
— Что это? — спросил Мукусеев.
— Гранату кинули, — ответил Джинн. — Думают, что я все еще в воде сижу… Это вы, ребятки, не правы. Дураков поищите в другом месте.
Снова взлетела ракета. Джинн, не отрываясь, смотрел в монокуляр. Он уже сожалел, что зарезал мужика с фляжкой. Конечно, в результате он получил ствол, и это большой плюс. Но вместе с тем он раскрылся… Придурки на плотине могли бы еще довольно долго разбираться, сколько в машине тел и что, собственно, произошло. Но теперь, когда они нашли своего убитого товарища, они сделали определенные выводы… Худо. Надо уходить. Ракета погасла. Джинн сунул монокуляр в сумку, повернулся на бок и проверил магазин «ремингтона». Патронов оказалось всего три… Не густо.
— Не густо, — подвел итог Джинн, загоняя картонные гильзы дорогих патронов фирмы «Роттвейл» в подствольный магазин. — Надо уходить, мужики. Думаю, сумеем оторваться… Баклажаны они, а не спецы… Оторвемся.
Про себя Джинн подумал, что если бы не Зимин с Мукусеевым, то вполне можно было бы неплохо провести время. С «ремингтоном-7188» да еще с патронами от «Роттвейла» он бы запросто парализовал всю группу. Три выстрела — трое раненых в ноги. Раненый — именно раненый, а не убитый — действует на остальных как мощный деморализующий фактор… Но на шее висела гиря — Мукусеев и Зимин. Рисковать он не имел права. Джинн загнал патроны в магазин и повторил:
— Оторвемся, мужики. Главное — собачек у них нет. Вот были бы собачки — труба.
…В тот самый момент, когда Джинн произносил эти слова, человек по имени Милош поднес ко рту радиостанцию и вызвал Крюка. Сказал: «Нужен Лорд и Лампа…» «Вы что же — упустили их? — спросил Крюк. — Вы что, оху…ли?.» Милош устало ответил: «Давай подгоняй Лорда и Лампу. Они далеко не ушли — догоним. Мы на плотине, ждем».
…В небе высыпали звезды. Их было невероятно много. Резко похолодало, и Джинну в мокрой одежде стало очень неуютно. Они шли вдоль реки, закладывая крюк, уже минут пятьдесят. Если бы он шел один, то прошел бы вдвое больше. Но сзади — сто пудов гиря — тащились Мукусеев и Зимин. Зимин тяжело, одышливо дышал. Джинн вынужден был исходить из возможностей основательно прокуренного и пропитого пятидесятилетнего следака. За пять-десять минут движения по камням, в темноте, они прошли километра полтора. Потом Зимин сказал:
— Все. Сдохну сейчас. Объявляй, Олег, привал.
— Ладно, — отозвался Джинн. — Выберем место, где можно костерочек разжечь… Нежелательно, конечно, но, думаю, в этом направлении нас не ищут.
Подходящее место — в яме под скалой — Джинн нашел быстро. Набрал сухих веток, запалил маленький костерок… Достал флягу убитого у плотины бандита. Все выпили по несколько глотков, и сделалось как-то уютно и не страшно. Джинн разделся догола, выжал уже подсохшую одежду и пристроил ее у огня. Потом достал из сумки карту, поколдовал над ней и сказал:
— Без толку. Не могу привязаться к местности. Предполагаю, что мы где-то вот здесь, но точнее не скажу… Вот когда рассветет — определимся.
— Джинн, — позвал Мукусеев.
— Аюшки?
— Расскажи, что там, на плотине, получилось. — Голый Джинн повернул к Владимиру лицо. Отсветы костра играли на загорелом лице с плотно сжатыми губами.
— Искупался, — сказал Джинн после короткой паузы. — Сигареты замочил… дай сигаретку, Володя. — Зимин закашлялся и произнес:
— Мне кажется, Олег, что на плотине остался как минимум один труп… я ошибаюсь?
— Не знаю я, Илья Дмитрич, что там у них между собой вышло.
— А ружьишко, — Зимин кивнул на «ремингтон», — откуда у вас появилось? Подарили?
— Подобрал на берегу. Валялось, я подобрал. Грех не подобрать-то.
— Олег, — сказал Зимин, — ты не подумай, что я — пердун старый, крыса прокурорская — козни какие-то строю. Ты нас реально из-под обстрела вытащил. Но!… Но встает один серьезный вопрос: с кем воюем?
— С бандитами, Илья Дмитрич, с бандитами.
— Уверен?
— Да.
— А если это были бойцы сербской армии?
— У них, Илья Дмитрич, на лбу не написано.
— Верно, не написано. Но ведь и у «Сталина» на блокпосту тоже ничего не было написано… Если мы, Олег, заху…чили бойцов Республики Сербска Крайна, то… В общем, сам понимаешь.
Джинн прикурил сигарету от тлеющей веточки, сказал:
— Это были бандиты, Илья Дмитриевич. Они стояли в засаде. Ждали нас. Я слышал их базар и точно могу сказать: ждали нас. Если у вас есть сомнения, то я вас успокою: заху…чили уродов не мы, а конкретно я. Если вы боитесь, то…
— Вот этого не надо, майор, — жестко произнес Зимин. — Я уже ничего не боюсь. Поздно мне бояться — страх уже весь вышел. Я — следователь Российской прокуратуры. Не оскорбляй меня, Олег, не надо. Мы вместе в это дерьмо влипли, вместе и вылезать будем. Если отписываться придется, я напишу, что это я сбил машиной того парня.
— Ну извини, Илья Дмитрич. Я тебя обижать не хотел.
— Я тебя тоже… Я просто пытаюсь прикинуть, что нам могут вменить и как будем крутиться. Расскажи как на духу, что там было, а я засобачу схему так, чтобы все было в пределах необходимой самообороны. Завинтим такую залепуху — ни один конь не придерется. Веришь?
— Верю, — сказал Джинн. И быстро, избегая подробностей, изложил свою версию того, что происходило на плотине. Зимин, отхлебнув ракии, пожевал губами и резюмировал:
— Врешь толково. Придраться не к чему. — Джинн усмехнулся:
— Как учили.
— Где?
— На курсах кройки и шитья, — ответил Джинн и стал одеваться. Одежда была еще сырой, но теплой. Когда Джинн сунул ноги в кроссовки, где-то невдалеке тявкнула собака.
— Гости к нам, — сказал Джинн. Сплюнул под ноги и взял «ремингтон». — Хреново. Я-то, дурак, надеялся, что нет у них собачек.
Лорд тянул поводок так, что Богач едва поспевал за ним… Лорд был азартен и, когда брал след, тянул — ой-ей-ей. Для розыскной собаки он обладал не очень высокими качествами. Если след был старше трех часов, а дезодорация не ярко выраженной, Лорд терял след. Он делал «дорожку», садился и виновато смотрел на проводника… Лампа работала еще хуже. Но сейчас след был четкий, высокая влажность воздуха, ночная инверсия температуры надежно вели Лорда по следу. Ветра почти не было, но уже на расстоянии в полкилометра Лорд почуял запах костра и подал голос… Дурак!
— Гости к нам, — сказал Джинн. Сплюнул и взял в руки «ремингтон». Определить на слух, как далеко собака, было сложно — горы, и акустика в горах часто выдает сюрпризы. Когда ты точно не знаешь расстояние, нужно исходить из худшего варианта. Джинн определил его как метров триста-триста пятьдесят.
— Быстро, — сказал он. — Быстро в реку. Пройдете метров сто-сто пятьдесят. Выйдете на правый берег. И шлепайте вниз. Я догоню.
— Костер? — сказал Мукусеев.
— Пусть горит. Уходите, мужики.
— Пошли вместе. Джинн, — сказал Зимин.
— Не, Митрич, не катит… Вы идите. Я догоню. Если вдруг…
— Что — вдруг?
— Если не приду, пометьте на карте, что в плотине — разрыв. Мельница там обозначена значком, похожим на солнышко.
В двух метрах от костра Джинн «распял» на ветках свою джинсовую куртку. Сам передвинулся вправо и вперед. Зачерпнул из реки ила, измазал лицо. «Ремингтон» удобно лег на валун, покрытый мхом… Джинн приготовился к долгому ожиданию — они уже знают, что он вооружен и дуриком не сунутся.
Над головой лежала звездная россыпь, что-то шептала речушка, полированный приклад «ремингтона» уютно лежал под щекой.
Костер Богач заметил только метров со ста. И человека рядом с костром. Лорд определенно хотел подать голос, и Богач положил руку ему на голову. Пес благодарно зажмурился. Интуиция у собак развита гораздо лучше, чем у людей, но Лорд так и не понял, что жить ему осталось всего несколько минут.
…Горел костерок в яме под скалой. Возле костра сидел человек с опущенной головой… Кажется, дремлет. Милош приказал взять этого пидораса живым… Ну живым так живым. Богач лежал, поглаживал голову Лорда и ждал, пока подтянутся остальные.
***
Джинн тоже лежал и ждал, пока подтянутся ублюдки. Хорошо бы, думал он, накрыть одним выстрелом и собаку и пару человек. Наперед никогда не знаешь, как оно обернется… Но хорошо бы.Собака, конечно, ни в чем не виновата. Она просто делает свое дело. Но именно ее придется убить первой… Извини, Джон… Или как там тебя зовут — Джейн, Ред, Ники?… Извини, но тебя придется валить первой. Нет хуже врага для диверсанта, чем собака. Вот уж не знал, что у вас есть собачка. После самоуверенной выходки урода, который хотел остановить машину… Как его звали-то — Дрын?…да, кажется Дрын… После самоуверенной выходки этого Дрына — ишь ты, затеял автоматом попугать! — я подумал, что имею дело с абсолютными дилетантами. А вот — собака!… Извини, Джон-Джейн-Ники, но придется тебя завалить. И хорошо бы накрыть одним выстрелом еще пару человек… Спасибо покойничку с фляжкой, что он выбрал картечные патроны. Картечь вот уже лет пятнадцать запрещена, но все основные фирмы внагляк продолжают снаряжать патроны картечью. На кабана не худо. На человека и собаку тоже. Хорошо бы накрыть сразу и собаку, и пару человек. «Ну-ка, Злотан, нырни, посмотри, что там». «Я покойников боюсь». «Когда ты мертвую девку трахал — не боялся?»…Хорошо бы завалить этого Злотана.
…От костра шло слабое свечение. Почти невидимое. На его фоне Джинн увидел силуэт собачьей головы и головы человечьей. Он аккуратно прицелился между ними… Хорошо все-таки, что «Роттвейл» снаряжает патроны картечью.
Только вблизи Богач понял, что у костра висит куртка. Он осознал свою ошибку, но было поздно — по спине хлестнуло, взвизгнул и рванулся из-под руки Лорд… Богач попытался вскочить, вспомнил маму. Молодую, красивую… Вспомнил Ленку на солнечном Крещатике… Лорд визжал, застыла в ужасе Лампа, в глазах у Богача потемнело, из горла хлынула кровь. Еще он успел подумать про дозу кокаина, которая лежит под сиденьем джипа, но до конца не додумал — рухнул лицом в камень. Раненый, ничего не понимающий Лорд укусил его за нос, но Богачу было уже не больно…
Веером над головой прошли пули. Джинн перекатился за соседний камень… Стреляйте, ребята, сколько влезет. Милош, между прочим, велел брать живыми. Что ж это вы херней страдаете? Сверху посыпались веточки, скатилась горячая гильза «ремингтона»… Минут на двадцать я их остановил. Эт-то правильно… Как говорил один генсек: а я вам больше скажу: и это правильно… Ууумница! Просто ууумница!
Джинн выглянул из-за камня — никто к костру больше не лез. Визжала собака… Жива. Но больше не опасна.
Джинн подобрал гильзу — теплая! — и пополз к реке. Стоило ли, подумал мимоходом, сушиться? Вода оказалась очень холодной.
***
На этот раз он их просто не заметил. Прошел мимо. Они присыпались листвой, накрылись ветками, лежали молча. Он прошел мимо. И только когда уже прошел, Мукусеев шепотом позвал:— Джинн… Джи-и-и-инн.
— Живы? — спросил он. Ему ответили:
— Живы. Ты-то как?
— Я, блин, точно еще одну статью заработал… За жестокое отношение к животным… Какая там санкция, Митрич?
— Пять лет расстрела, чтоб ты сдох, Джинн.
— Это запросто, гражданин начальник… И ведь что интересно? Все следаки одинаковые. В Стамбульской тюрьме мне следователь сказал почти ту же самую шутку.
— Сколько же вы там отсидели? — спросил Зимин.
— Полтора месяца, Илья Дмитрич. Я бы, может, и больше там отдохнул, но, знаете ли, клопы. Пришлось ее покинуть… Досрочно.
— Э-э, голубь вы мой, хреновато. Турецкого законодательства я, конечно, не знаю, но по отечественному побег из мест заключения или из-под стражи карается, согласно статьи 188-1 на срок до трех… А ежели сопряженный с насилием над стражей…
— Вот именно, — весело сказал Джинн, — сопряженный.
— Это часть вторая. До пяти.
— Бабен батон! Это что же выходит — я до сих пор бы сидел?
— А вам, Олег, простите, что инкриминировали? Вы, разумеется, можете не отвечать. Дело-то глубоко интимное.
Джинн ухмыльнулся. На грязном лице только зубы сверкнули.
— Дача взятки должностному лицу, Илья Дмитриевич.
— Ну-у, голубь вы мой… Совсем нехорошо. Много дали?
— Очень.
— Сто семьдесят четвертая, первая. От трех до восьми. Плюс побег. Это тебе, Олег, не хер собачий. Сидеть-не-пересидеть… Завалил охранника?
— Не я. Ребята.
— Это совсем другое дело, — оживился Зимин. — Это вполне можно переквалифицировать на…
— Да хватит вам, — перебил Мукусеев. — Шутки у вас… говенные!
— Верно, — сказал Джинн. — Пошутили и хватит, нужно идти. Думаю, что просто так они нас не отпустят.
— Э-эх, не дают старому человеку отдохнуть, — вздохнул Зимин. — Бегай тут по горам… в мокрых портках. Эх, геморрой мой, геморрой.
На левом берегу завыла Лампа, Джинн матюгнулся сквозь зубы.
***
Небо начало бледнеть и звезды на нем истаивали. Пейзаж наполнялся легкой акварелью, плыл туман. Было очень холодно, и Джинн решил объявить очередной привал. Он видел, что Мукусеев и Зимин вконец измотаны. Зимин начал хромать… Джинн выбрал место для привала, быстро соорудил костер, а сам ушел обратно, залег на тропе. Уверенности, что оторвались, у него не было.Он лежал за упавшим стволом, отчаянно мерз. Справа шумела речушка, еще дальше вздымались из серой мути скалы… Хотелось спать. Или хотя бы просто лежать у костра, курить и греться.
Он едва не прозевал появление охотничков… Мелькнул у реки силуэт. Потом второй, третий… Вот тебе и оторвались! Хрустнул сучок, из тумана вынырнула собачонка. Джинн положил ствол «ремингтона» на дерево и стал ждать, пока они подойдут на расстояние выстрела. А с двумя патронами много не навоюешь. Эх, если бы он был один! Если бы он был один… Но это все из области «мечт». И теперь придется принимать бой. Возможно, последний… Ну что ж, когда-нибудь это должно было случиться. Такая у тебя работа, разведчик. Ты всегда это знал… Жалко только, что патронов мало… Ну да чего уж теперь? Главное, чтобы мужики все поняли и успели свалить.
Из тумана вышли еще два человека. Потом еще один. Джинн аккуратно навел ствол на собаку. Потом передумал и взял на мушку двух бойцов. Они двигались друг за другом с дистанцией шагов десять и картечью было реально накрыть обоих… Приклад сильно толкнул в плечо и первого бандита смело с тропы. Второго, кажется, тоже зацепило. Джинн передернул цевье и перекатился в сторону. Крикнул по-сербски:
— Заходи справа! Огонь по моей команде. — Прогрохотала автоматная очередь, пули зачмокали по бревну. Полетели куски коры. Джинн еще раз перекатился… Пуля срезала сухой сучок над головой. Стреляли как минимум из четырех стволов — беспорядочно и нервно, как чаще всего и бывает в таких случаях. Джинн быстро пополз в сторону, прикрываясь грядой камней. Он знал, что его не видят и стреляют наугад… Если бы у него было еще пяток патронов! Любых! Пусть хоть дробовых!
Стрельба стихла… Он высунул голову из-за камня и увидел, что охотнички, вытянувшись в цепочку, осторожно приближаются. Раз, два, три… пять человек… Нет, шесть. Многовато на один патрон. Будь он хоть трижды «роттвейл»… Ну что, майор? Пора красиво умереть?… Банально, блядь, до дури… И если честно, то не хочется. Но придется. Не хочется, но придется. А жалко все-таки. С Сабиной вот не попрощался по-человечески… Жалко, жалко… А что, если попробовать?… Не дури, майор. Глупости все это. Они всего в тридцати метрах.
У них шесть автоматов и патронов как у дурака махорки. Ничего у тебя не получится… Не тяни резину. Давай. Но не хочется — страшно. А ты что думал? Ты, когда присягу давал, — что думал? Давай, майор, не сношай Муму, умри достойно… А кожа у Сабины нежная. Нежная, как у той шведки, которую подвели к нему в Стамбуле под видом журналистки. Наверно, она была лесбиянка — свое дело она делала брезгливо и только с презервативом… Господи, о чем я думаю? О чем, ты, МУДАК, думаешь? У тебя есть один патрон и три секунды жизни. Три секунды — это так мало… Наполни их чем-нибудь хорошим. Чем? Чем? ЧЕМ?