Константинов Андрей Дмитриевич. Изменник

   Спустя еще несколько минут к «шестерке» подкатили два джипа и стало понятно: не менты и не контрразведка — у них просто нет таких машин… А вот у братвы и у некоторых частных служб безопасности они есть.
   В прибор ночного видения капитан Кавказов разглядел, как из темных туш джипов вылезли несколько человек и, став в круг, стали совещаться. Ситуация не нравилась офицерам ГРУ и СВР все больше и больше… Спустя еще минуту «шестерка» уехала, а джипы остались и даже подвинулись ближе к даче Кольцман.
   — А гости, — сказал Кавказов, — за нашим Джинном приехали.
   Гости тем временем разделились на две группы и двинулись к дому, захватывая его в клещи. Счет пошел на минуты, а может быть, на секунды, и нужно было принимать решение. Ждать приезда полковника Филиппова не имело смысла. И Кавказов принял решение. Он связался по рации с коллегами из СВР: ситуевина понятна, мужики? Мужики ответили: понятна… Что собираетесь предпринять? — Надрать уродам задницу! Отход им блокировать сможете? — Сделаем.
   Шел дождь. Нудный и бесконечный осенний дождь. Что-то свое пели молдаване в недостроенном замке нового русского. Шевелились тени на занавеске дома Ирины Кольцман. В кожаном салоне джипа сидел долговязый человек и ждал, когда ему на блюдечке с голубой каемочкой принесут русского разведчика. А шесть темных теней уже проникли во двор фазенды Ирины.

***

   Джинн пил пиво и, посмеиваясь, рассказывал Ирине про похождения Рэмбо. Ирина разогревала остывший ужин и рассеянно кивала. Она совершенно не понимала, что происходит — за каким чертом Олег поехал вдруг в Москву? Боевик в салоне пожевать?… Слабо горел газ (видно, баллон на исходе) под сковородой, Олег весело говорил:
   — И тогда этот фантастический мужчина Р-р-рымба натягивает свой ф-фантастический лук, и…
   И тут за окном кто-то закричал. Задумавшаяся Ирина не разобрала слов, а только уловила интонацию: повелительную, командную… Кто-то что-то выкрикнул, вспыхнул яркий фонарь, мазанул по окнам и ударил выстрел.
   Ничего не понимающая Ирина еще стояла у плиты, а Джинн уже резко метнулся к выключателю, ударил по нему кулаком. Через полсекунды он ловко сбил Ирину с ног, прижал к полу. За окном прогремела короткая очередь.

***

   Студент и Потрох пересекли, пригибаясь, двор и поднялись на крыльцо. В сухую погоду доски старого крыльца скрипели, но сейчас, разбухшие от дождя, они приняли незваных гостей молча, не издав ни единого звука.
   Стокилограммовый Потрох — бывший офицер ВДВ — бесшумно передернул затвор ТТ. Он должен был войти первым. Вышибить хлипкую дверь мощным телом и сразу подавить сопротивление этого Джинна, пусть он хоть трижды крутой… Вообще, на всяких стрелках-терках Потрох — двухметровый, с чудовищным шрамом в поллица — даже без оружия производил на оппонентов весьма убедительное впечатление. Но сегодня клиент был серьезный, вероятно — вооруженный, и Потрох готовился к сопротивлению… Студент — кандидат в мастера по боксу и просто рисковый мужик — страховал. Вооружен был обрезом десятизарядной немецкой мелкашки. Оружие — дрянь, но для подстраховки — вполне.
   Потрох передернул затвор, взял пистолет «по-американски», обеими руками. В огромных лапах ТТ выглядел детской игрушкой. Потрох подмигнул Студенту и… вспыхнул свет фонаря, а чей-то голос повелительно выкрикнул:
   — Стоять! Оружие на землю!
   С необыкновенной для своих габаритов легкостью Потрох сделал сальто назад, через перила крыльца… А вот Студент… Студент, который был в розыске за разбой вкупе с изнасилованием, сделал большую глупость. Он направил ствол обреза на свет фонаря и выстрелил… В ответ трижды громыхнул АПС. Все три пули попали в тело Студента, швырнули его на дверь. А потом все закрутилось в стремительном огнестрельном фокстроте.

***

   Удар мертвого тела Студента Джинн сначала истолковал не правильно — как попытку выломать дверь… На улице гремели выстрелы и он не понимал, что происходит.
   Близко, почти у крыльца, прогремела очередь и кто-то закричал пронзительно — так кричат раненые. Джинн понял, что это не штурм. Какой, к маме, штурм? Если бы дом штурмовали спецы, то хлипкая дверь (не дверь, а одно название!) была бы выбита мгновенно, а он — беглый майор — был бы уже в наручниках… Но если не штурм, то что? Перестрелка! Непонятно, между кем и кем, но это и не важно. Это шанс вырваться. Слабый, но шанс.
   — Ирина, — прошептал Джинн в ухо. — Ирина, вставай, уходим.

***

   Антон первый понял, что напоролись на засаду. Скорее всего, на засаду русской контрразведки… Операция провалена и нужно убираться отсюда. Что произошло и почему здесь оказалась засада, разбираться некогда — нужно уносить ноги. Антон ткнул кулаком водителя в плечо и закричал:
   — Давай!
   — Что — давай? — испуганно спросил «решительный парень».
   — Жми на газ, мудак! Уходим!
   Бандюшонку по кликухе Лом было страшно. Он разрывался между желаниями срочно бежать или прийти на помощь своим «соратникам». Желание бежать было сильнее, чем вступать в перестрелку, но останавливал страх перед наказанием. Лом отлично помнил, что сделали с Кузей, который сдрейфил на стрелке с солнцевскими… Но теперь руки у него были развязаны. Команду рвать когти отдал человек, про которого сам Артур сказал: поступаете в его распоряжение.
   Лом повернул ключ в замке зажигания, и двигатель «лэндкрузера» загудел ровно и мощно. Лом умело развернул огромную машину на узкой дороге. Всего в каких-то пятидесяти метрах от джипа шла стрельба и это придавало Лому прыти. Да еще Антон торопил, торопил, несколько раз сунул кулаком в плечо.
   Стремительно набирая скорость, «лэндкрузер» рванул по дороге. Впереди, из бокового проезда высунулась морда «волги».
   — Тарань! — закричал Антон. — Тарань, это КГБ!
   «Волга» уже наполовину перекрыла улицу. «На нервяке», от страха, Лом вдавил педаль газа до упора. Джип швырнуло вперед, как камень из катапульты, широкие шины выплеснули назад фонтаны грязи. Шикарным хромированным кенгурятником из труб толщиной в человеческую руку, джип протаранил «волгу» в переднее левое крыло. Лома и Антона швырнуло вперед… «Лэндкрузер», масса которого вдвое больше, чем у тяжелой «волги», отшвырнул машину с операми СВР в сторону. Обдирая правый борт о морду «волги», джип стремительно ушел к трассе.
   Антон вытер лоб концом кашне и выругался по-русски. Потом приспустил боковое стекло и выбросил за окно кастет.

***

   Сопротивление «решительных парней» подавили быстро: Студент, первый открывший огонь, был убит наповал, Потрох ранен в плечо навылет. Третий «решительный парень» цел, но очень сильно напуган. Так напуган, что оплошал и пахло от него теперь, как от вокзального сортира. А еще трое «решительных» в бой вообще не вступали, а предпочли убежать. Двое из них при этом бросили оружие. Водитель второго джипа тоже попытался скрыться, но ему прострелили передние колеса, ослепили фарами и он, выбросив в окно ПМ, сдался. При этом он кричал: не стреляйте, я — свой.
   «Свой» оказался действующим сотрудником милиции, и Кавказов, изучив его удостоверение, с удовольствием заехал «своему» в морду… Все были разгорячены боем и легким ранением старшего лейтенанта Кружилина — Студент зацепил ему ногу. Рана — тьфу! — пустяковая, и Кружилин сначала даже ее не заметил. А еще была изувеченная «волга» и легкие травмы сотрудников СВР.
   На все это можно было бы махнуть рукой, если бы взяли Фролова. Но взять Фролова не удалось. После того, как перестрелка закончилась и бандиты упакованы в наручники, Кавказов громко обратился к темному дому:
   — Олег, выходи, здесь свои.
   Дом молчал. Его осветили фонарями, и Кавказов дважды повторил, что свои. Что опасности никакой и скоро приедет Филиппов. Не дури, Олег Иваныч, выходи.
   Дом стоял мрачный, мокрый… Кавказов демонстративно передал свой пистолет капитану Лисицыну, снял бронежилет и пошел в дом. Он перешагнул через мертвого Студента и вошел внутрь. Дом был пуст.

***

   Спустя пятнадцать минут приехал на своем «москвиче» полковник Филиппов. Мрачно выслушал Кавказова и сказал только:
   — Спасибо, Витя. Отлично сработал.
   — Товарищ полковник!
   — Да ладно! Где теперь его искать? И что, вообще, прикажешь теперь делать?
   Искать Джинна нужно было рядом — он и Ирина сидели в недостроенном замке в обществе строителей-молдаван. Но гораздо актуальнее был второй вопрос Филиппова: что теперь делать?
   Вообще— то, ГРУ не имеет права заниматься оперативно-розыскной деятельностью на территории РФ. Но, как и всякая уважающая себя организация с серьезными задачами, стремится держать руку на пульсе. Главное разведывательное управление, невидимое и могущественное, тихо и незаметно делает свое дело. Те, кому положено об этом знать, знают. Но закрывают глаза… Однако есть и такие, кто ждет не дождется возможности растерзать военную разведку на куски, как это уже сделали с КГБ, и поставить на руководящие посты патриотов с израильским гражданством.
   Неудачная операция со стрельбой, с ранеными и даже убитым могла бы стать отличным поводом для решительной атаки на ГРУ. Это хорошо понимали все участники операции. Не за себя боялись — за организацию.
   Граната, которая не взорвалась в Костайнице Сербской, рванула в маленьком подмосковном садоводстве, и ее осколки грозили поразить опасного и умного хищника по имени ГРУ. Этот умный зверь веками стоял на страже интересов России. Уничтожал врагов и защищал друзей… Разведка знала тяжелые времена. В ее истории были массовые провалы, были перебежчики и предатели, репрессии, унесшие тысячи кадровых офицеров. Но гораздо страшнее и подлее оказалось время, когда предатели сели в Кремле.
   «Дело майора Фролова» неожиданно разрослось до глобального масштаба.

***

   Владимир с трудом отбоярился от «скорой», которая приехала на удивление быстро. Впрочем, этому было объяснение: продавщицы из магазина сказали диспетчеру, что напали на известного тележурналиста. Довольно молодой врач (милый, что ж ты в «скорой» — то делаешь? Здесь, в этом ежедневном калейдоскопе человеческого горя, должны работать ЗУБРы) осмотрел гематому на виске и сказал, что нужно срочно ехать в больницу… что рентген… что нейрохирург… А Мукусеев сказал, что на фиг… что домой… что стакан водки…
   Голова болела дико, но еще сильней болела душа. Муторно было на душе — караул кричи.
   От ментов он отбился легко. Те прикатили вслед за «скорой» и когда услышали, что претензий у пострадавшего нет и заявления он писать не собирается, просияли и укатили. А на хрен им глухарек по разбою?
   Дома над Владимиром стала хлопотать жена. Гематома с виска расползлась, покрыла полщеки, налилась чернотой. Татьяна, увидевши мужа, чуть не заплакала, но сдержалась. Напоила какими-то таблетками, принесла лед из холодильника.
   Владимир лег на диван в гостиной. Он пытался сосредоточиться и понять, что же произошло. Было очевидно, что нападение не случайно. Если бы нападавшего интересовала бутылка «гжелки», или часы… или бумажник… Тогда, конечно, и говорить не о чем. Но его интересовал именно конверт! Да и не похож он на уличного грабителя. Владимир напрягся и вспомнил нападавшего: высокий, никак не ниже ста девяноста, сутулый, круглые очечки «а-ля Джон Леннон», из-под кашне выглядывали белоснежная сорочка и узел галстука.
   Нет, это не уличный грабитель. Это человек, который прицельно хотел взять кассету Джинна. Очень хотел. Так хотел, что рискнул совершить нападение посреди улицы… Кто же он? Откуда он знает про кассету? Зачем она ему нужна?
   Из кухни вошла жена:
   — Ну, как ты, Вовка?
   Он улыбнулся. Улыбка получилась кривой. Клоунской.
   — Нормально.
   — Ты уверен? Может, все-таки вызвать врача?
   — Ну их к черту! К ним только попади — залечат и помру. Останешься вдовой. Впрочем, такие красавицы, как ты, надолго вдовами не остаю…
   — Дурак, — сказала Татьяна, качая головой. — Какой же ты, Вовка, у меня дурак… Если оклемался, то давай рассказывай, что случилось.
   — Хорошо, — сказал он серьезно. — Только ты никому… договорились?
   Татьяна кивнула, подошла и села у изголовья. Он собрался с силами и доверительно произнес:
   — Шел, поскользнулся, упал. Потерял создание, очнулся — гипс, закрытый пере…
   — Ой, дурак, — сказала жена. Встала и вышла. Мукусеев закрыл глаза. При жене он ерничал, бутафории, не хотел показать, как ему худо… Татьяна вышла. Он полежал несколько минут, потом позвал: «Таня».
   — Что? — спросила она быстро.
   — У меня в нагрудном кармане куртки лежит листок бумаги с телефоном. Принеси, пожалуйста.
   Через минуту жена принесла листок с двумя номерами. Против одного была написана буква "р". Против другого — "д". Ниже: Филиппов Евг. Ив.
   Мукусеев долго смотрел на листок и даже, неловко перегнувшись, подвинул к себе телефон. И даже набрал несколько цифр того номера, который "д". Но потом передумал и положил трубку.

***

   Антон Волкофф, избежавший задержания, которое для него было если и не смерти подобно, то гарантированно ставило крест на карьере разведчика, нажал кнопку «eject». Из видика с негромким жужжанием выползла кассета.
   Волкофф взял ее в руку. Легкая, почти невесомая, она несла в себе мощь авианосца, рассекающего океанскую пустыню. Прекрасного авианосца под звездно-полосатым флагом — символа американской демократии и справедливости.
   Он добыл эту кассету. Он рисковал, он совершал уголовные преступления, которые по законам любой страны карались жестоко. В России его действия — попади он в руки правосудия — могли бы привести его в Лефортово, а потом в страшные мордовские лагеря… И все же он добыл эту кассету. Вместе с тем он не добыл ничего, потому что кассета была всего лишь копией. А оригинал оставался неизвестно где — может быть, у Джинна, а может быть, в руках русской контрразведки.
   Если кассета попала на Лубянку, то разведка уже бессильна. В этом случае игры с русскими продолжат дипломаты и мешки долларов… В принципе, зеленых бумажек с портретами усопших американских президентов не жалко — казначейство США печатает их в неограниченных количествах и распространяет по всему миру, навязывая зависимость от ничем необеспеченной бумаги. Впрочем, говорить, что денежки дяди Сэма не обеспечены ничем — ложь. Они обеспечены мощью американских флотов, авиации и белозубых морских пехотинцев, которые прививают человечеству уважение к американским ценностям — гамбургерам, силиконовым грудям и долларам.
   Впрочем, Антон Волкофф не склонен был философствовать. Он знал одно: пока не исчерпаны все возможности добыть оригинал кассеты, его миссия не может считаться выполненной.

***

   Полковник Филиппов позвонил генералу Сухоткину и сжато доложил о происшедшем в садоводстве.
   — Спасибо, Евгений Иваныч, — сказал Сухоткин. — Красиво работаешь.
   — Товарищ генерал — май…
   — Пока еще генерал, но скоро, видно, стану полковником… Раненым обеспечить медицинскую помощь. Задержанных и убитого доставить в «точку 8». Заменить номера на автомобилях, по возможности уничтожить все следы. — Генерал замолчал, после паузы сказал.
   — Ох и наворотили мы с тобой, Евгений Иваныч. Готовься… «благодарность» будем получать.
   Спустя еще пять минут Сухоткин позвонил Лодыгину. Доложил. Лодыгин несколько секунд молчал. Это молчание напоминало падение железобетонной плиты.
   — Ну спасибо, Борис Ефимыч, — произнес генерал-полковник. — Ну спасибо, ну удружил.
   — Федор Иваныч…
   — Передайте Филиппову мою личную благодарность, Борис Ефимыч, — перебил Лодыгин. — Не ожидал… Совершенно не ожидал от него такого «подарка». Что делать-то будем?
   — Я распорядился срочно покинуть место происшествия. Задержанных доставить в «точку 8». Сам выезжаю туда.
   — Хорошо, — сказал Лодыгин, — действуйте. А я попробую переговорить с академиком. Если поддержит — выкрутимся. Ну а уж если нет…
   Лодыгин положил трубку аппарата спецсвязи. Он очень хорошо понимал, к каким последствиям может привести перестрелка в садоводстве… Отставки генерал-полковник не боялся. Он Родине служил, а не за паек генеральский. Лодыгин боялся за судьбу ГРУ. За то, что в кабинете начальника военной разведки сядет какой-нибудь Вадик Б. Допустить этого было нельзя. И ради спасения ГРУ Лодыгин готов был пойти на любой компромисс, заключить сделку хоть с чертом.
   Генерал— полковник встал, подошел к окну. За окном шел дождь, а за сеткой дождя светилась миллионом огней Москва, столица Российской империи… разрушенной, оболганной, опоенной. В кабаках столицы глушили виски и кокаин, в подвалах -спирт и клей «Момент». Три дня назад начал вещать новый канал — НТВ. С «голубых экранов» москвичам сладко-сладко улыбнулась обворожительная Танечка М… Генерал-полковник Лодыгин отлично знал, на чьи деньги создавался новый канал. Он отлично знал, куда ведут Россию «дорогой реформ». Он отлично знал о той раковой опухоли, что вызревает в свободолюбивой Ичкерии… Он очень многое знал о бедах и болезнях России.
   Позволить нанести удар по ГРУ в таких условиях было равносильно предательству. Генерал-полковник Лодыгин отвернулся от окна, подошел к столу и снял трубку с аппарата спецсвязи. Через несколько секунд он услышал голос Директора СВР Евгения Прямикова.

***

   Сквозь маленькое вентиляционное окошко подвала «замка» Джинн видел, как уехали его товарищи. Он видел, как собирали гильзы и грузили в джип труп Студента. Как делали укол промедола раненому Потроху и засыпали землей пятна крови. Он видел мрачные лица Кавказова и Филиппова… Он даже испытывал желание выйти и сказать: ну вот он я — берите!
   Они уехали. Джинн сел на ящик с дорогой финской сантехникой и закурил. В подвале было темно, сыро, пахло краской. Голос Ирины из темноты спросил:
   — Они уехали?
   — Да, — сказал он, — уехали.
   — Мы можем вернуться?
   — Нет.
   — Почему?
   Он не ответил. Обзор из крохотного вентиляционного окошка был плохой, и Джинн не был уверен, что уехали все. Более того, он думал, что пара-тройка бойцов осталась в доме.
   — Почему мы не можем вернуться? — снова спросила Ирина.
   — Потому, — сказал он, — что нас там ждут.
   — Олег! — произнесла она. — Олег, объясни мне, что происходит.
   Господи, подумал он, если бы я мог хотя бы себе объяснить, что происходит.
   — Почему ты молчишь? — спросила она.
   — Я не знаю, что происходит, Иришка. — Из темноты донеслись всхлипывания.

***

   «Точкой 8» назывался один из объектов ГРУ в ближнем Подмосковье, недалеко от Апрелевки. Несколько гектаров земли, огороженных бетонным забором, находились в стороне от дороги. Скучная табличка на проходной извещала, что здесь находится «Испытательная станция № 8 гидрометеорологической службы АН СССР». Скучное название никому ничего не объясняло, да никто и не интересовался «испытательной станцией № 8». Стоит бетонный забор — и стоит. Сколько таких заборов на просторах России? Никто не знает, никто не считал.
   В ноль часов восемь минут в серые ворота «точки 8» въехали четыре автомобиля: «рафик» и «нива» ГРУ, «лэндкрузер» одной из московских ОПГ и «москвич» полковника Филиппова. На «рафике» и «ниве» стояли милицейские номера. Ворота закрылись.
   Спустя одиннадцать минут они снова распахнулись и впустили внутрь «волгу» генерала Сухоткина. «Волга», расплескивая лужицы на асфальте, подъехала к двухэтажному зданию, где уже стоял «москвич» Филиппова. Генерал энергично выскочил из машины, нажал на кнопку звонка. Дверь открыл Филиппов.
   В большой, но безликой комнате с казенной мебелью, генерал и полковник сели за стол напротив друг друга.
   — Рассказывай, Евгений Иваныч, — произнес Сухоткин. Филиппов спокойно и обстоятельно рассказал, что за Фроловым, видимо, следили. Наблюдением зафиксирован автомобиль «ВАЗ-2106» серого цвета, госномер… «Шестерка» провела разведку в садоводстве, затем появились два джипа с группой захвата. Номера джипов тоже известны, сейчас «пробиваются» через ГАИ. Труп неизвестного дактилоскопирован. Есть трое «пленных», один из которых — сотрудник милиции… С ними можно начинать работать.
   — Хорошо, — сказал генерал. — Ты, Евгений Иваныч, их уже видел и представление составил. С кого начнем?
   — Есть один слабачок. Под огнем обделался. Пожалуй, с него.
   Вдвоем они спустились в подвал. В одном из помещений подвала лежал на носилках труп Студента со следами дактилоскопической краски на руках. За столом сидел Кавказов и что-то писал. Увидел генерала — вскочил.
   — Давай сюда засранца, Витя, — сказал Филиппов. Кавказов вышел. Сухоткин и Филиппов сели за стол, развернули колпак настольной лампы так, чтобы он освещал труп. Спустя минуту вернулся Кавказов, привел «засранца», на стол положил водительское удостоверение, довольно толстый бумажник, ПМ со спиленным номером и связку ключей.
   От «пленного» дурно пахло. Он стоял в свете настольной лампы и, не отрываясь, смотрел на труп. Филиппов взял в руки «права», прочитал вслух:
   — Губарев Святослав Ильич.
   — А? Что? — вздрогнул Губарев. Он только сейчас заметил присутствие Филиппова и Сухоткина. Он был сосредоточен на трупе. Труп, собственно, для того здесь и оставили… Губарик потек сразу. Только успевай вопросы задавать. Он говорил много лишнего и в данный момент не нужного: о группировке, о том, какой он хороший, о том, что спортсмен и любит свою жену… Он облизывал сухие губы и часто косился на труп. Ему задавали вопросы, и он отвечал охотно, торопливо: в садоводство их направил Артур. Артур — это бригадир. Бриневский фамилия, дважды судимый. Велено было взять мужика. Этот мужик какому-то барыге задолжал. Его выследили… Нет, не наши. Барыга какую-то частную контору нанимал, они и выследили. Уж тогда подключили нас. Артур сказал: барыга серьезный, его слушать как меня.
   «Барыга» сильно заинтересовал Сухоткина и Филиппова. О нем расспрашивали очень подробно, но Губарев сам ничего о нем не знал. Смог только описать: «мотыль» чуть ли не под два метра, в очечках, говорит интересно… Вроде как сам-то он русский, но говорит с акцентом. Какой акцент? А хрен поймешь. Вроде как польский.
   Через сорок минут Губарева передали Кавказову. Его сфотографировали, сняли «пальчики» и стали раскручивать дальше. А перед Сухоткиным и Филипповым предстал старший лейтенант милиции Кропоткин.
   Мент попытался юлить, но Филиппов, послушав минут пять его словоблудие, сказал:
   — Слушай, орел, внимательно. Ты, наверно, уже сам понял, что попал к серьезным людям. У нас тут ни адвокатов, ни прокуроров по надзору нет. Будешь с нами сотрудничать — выйдешь отсюда живым и невредимым. И даже с перспективами служебного роста. Не будешь — ляжешь рядом с этим, — кивок на тело Студента, — и твой труп никто никогда не найдет.
   Филиппов блефовал. Но делал это весьма убедительно. Да и обстановка соответствовала… Мент поверил в реальность угрозы и стал давать показания. В целом его рассказ совпадал со словами Губарева, а описания Антона и водителя «шестерки» он дал гораздо более полное, чем Губарев. Его тоже передали Кавказову для дальнейшей обработки и вербовки.
   Третьим в подвал привели Потроха. Потрох выглядел очень худо, едва держался на ногах, был бледен. С ним уже поработал врач, Кавказову врач сказал, что ничего страшного нет — пробиты мышцы. Но кровопотеря и рана от девятимиллиметровой пули — это, конечно, не подарок… Ни Филиппов, ни Сухоткин никакого сочувствия к Потроху не испытывали. Перед ними был бандит, захваченный с оружием в руках. Да и ранен он именно потому, что не выполнил команду и не бросил свой ТТ… Что ж его жалеть?
   Учитывая состояние Потроха, ему дали стул, и он тяжело на него опустился. Выглядел Потрох худо, но держался лучше всех. Он не стал отвечать на вопросы, а на угрозу Филиппова положить рядом со Студентом, сплюнул на пол и сказал:
   — Да в рот я тебя имел, папа.
   Способы разговорить Потроха были, и он сам хорошо это знал. Но применять их не стали. Собственно, первичная информация была уже получена и она наводила на очень нехорошие мысли. Опытным профессионалам был виден хвост чужой разведки. Чьей именно — неизвестно, но то, что причину интереса «мотыля» в очечках к Фролову следует искать в Югославии, не вызывало никаких сомнений.

***

   Около часу ночи Антон позвонил своему «авторитетному другу». Из осторожности (а теперь, после событий в садоводстве, следовало быть очень осторожным) звонил из уличного автомата.
   — Привет, Михаил, — сказал Антон, не представляясь. — Не спишь еще?
   — А-а, друг Антоша! Не сплю, представь себе. Твоими, брат, молитвами.
   — Хорошо, что ты еще не спишь. Нужно поговорить.
   — Поговорить? — вспылил «авторитетный друг». — Нет уж, брат, не стоит. Разговоры с тобой дорого мне обходятся.
   — Не стоит так волноваться, — сказал Антон спокойно. — Произошла накладка.
   — Накладка? По-русски это называется по-другому. Это называется втравить в блудняк. Ты втравил меня в блудняк, Антоша.
   — Спасибо, я запомню это выражение.
   — Не за что. И запомни еще кое-что: мне больше не звони.
   — Тебе, Михаил, не нужно больше американское гражданство?
   — Нет, — свирепо ответил Михаил. — Обойдусь без него.
   Антон, стоя в телефонной будке с выбитыми стеклами, ухмыльнулся. У него был в запасе хороший козырь и он с удовольствием его выложил:
   — А транзит?