— Да, Саша, да, — подтвердила судья, — речь идет о десятках тысяч долларов ежемесячно. Но им и этого показалось мало. Месяц назад они задумали кинуть ростовских партнеров.
   Задумали — и кинули. В результате проведенной Пал Сергеичем комбинации весь левый спирт был арестован. В каждую поездную бригаду ростовские поставщики включали пару своих людей. Они отвечали за доставку груза, получали наличку и возвращались в Ростов-папу. Темной ночью на запасных путях железнодорожного узла станции Мга для них был разыгран хо-о-роший спектакль по аресту груза. Одновременно Тихорецкий организовал арест Кошмана. Арестовали Александра Моисеевича по делу, никак со спиртом не связанному, но ростовские партнеры этого не знали. По подложным документам семнадцать тонн спирта поставили в отстой, а Джабраилов позвонил в славный город Ростов. Путая дагестанские и русские ругательства, он наехал на партнеров.
   — Обосрали всю малину! — орал он. — Спалили груз. Подвели под статью Кошмана… Заводы простаивают, оптовики в Петрозаводске и Мурманске предъявляют претензии по недопоставленному товару. Все несут улыбки!
   Ростовские прислали эмиссаров. Убедились — Кошман в Крестах. Убедились (тут уж полковник Тихорецкий расстарался — подготовил документы), что груз конфискован, отправлен на гидролизный завод. Убедились (это обеспечивал Джабраилов), что оптовики-торгаши выставят претензии.
   Да, ситуация… Тему перетирали долго. В конце концов сошлись на том, что следующая партия спирта будет поставлена Джабраилову бесплатно. Предоплату за конфискованный груз вернули. Таким образом Паша и Магомед приподнялись на двести тысяч баксов! Деньги располовинили. Теперь Тихорецкий собирался развести партнера, забрать вторую половину.
   — Нормально, — ответил Зверев, — хорошая схема.
   — И что ты предполагаешь делать? — спросила Настя.
   — Сейчас мне нужно будет кое-что проверить, — сказал Сашка. — Потом разработаем конкретный план.
   — Одному тут нечего делать, — неуверенно произнесла Настя.
   — Зачем же одному? Один в поле не воин.
   — А у тебя есть… люди?
   — Найдутся, — усмехнулся Сашка. Он уже знал, кого подключит в дело.
   После страшного, трагического случая с дочкой Мальцева, Зверев и Лысый виделись дважды. Оба раза случайно. Но, с другой стороны, случайности эти были закономерны. Пути ментов и преступников пересекаются постоянно. Иначе и быть не может.
   Первая встреча произошла в ресторане «Нева». Там кучковались авторитеты всех калибров. Соответственно, наведывались и менты. В тот раз агентесса сообщила Звереву, что в «Неве» встречается команда, организовавшая разбой возле гостиницы «Ленинград». Разбой был дерзкий, вооруженный… Агентессе Сашка доверял. Она была наркоманка. Муж-налетчик, лом квартирный, из зоны не вылезал. Но информация от Полины всегда текла стоящая. Сашка ее ценил, прикрывал, даже иногда снабжал кайфом, когда Полина доходила до точки и от кумаров [13]лезла на стенку.
   В этот раз тоже все оказалось в цвет. Вся банда — трое азербайджанцев, русский и проститутка-наводчица — действительно гуляла в ресторане. И оружие, и часть взятого на разбое оказались у них с собой. Взяли их чисто, без стрельбы и прочих киношных эффектов. Когда омоновцы уже выводили разбойничков из зала, Зверев вдруг ощутил спиной чей-то пристальный взгляд. Он обернулся, встретился глазами с Лысым. В первый момент даже не узнал его. Виталий похудел, как-то спал с лица. Сполохи цветомузыки из бара окрашивали бритый череп в идиотские оттенки.
   Лысому явно хотелось подойти, заговорить. Вероятно, он не делал этого только потому, что не хотел компрометировать Зверева. Сашка подошел сам.
   — Здорово.
   — Здорово.
   — Как дела?
   О, идиотский вопрос! Сколько раз каждый из нас задавал его? И сколько раз сам с недоумением слышал!… Как дела? Отлично, просто отлично: жена ушла, машину разбил, с работы выперли… О, рад за тебя, старина. Ты позванивай… Ага, конечно, обязательно позвоню… Да-да, не пропадай. Надо бы встретиться, посидеть. Значит, говоришь, все хорошо?… Да, все сказочно хорошо. Лучше не бывает.
   — Как дела? — спросил опер Зверев у авторитета Мальцева и почувствовал себя полным идиотом. И Лысый тоже это понял. И тоже почувствовал себя идиотом. Громко играла музыка, левая сторона лица и черепа Виталия окрашивалась в разные цвета. Узенький кожаный галстук на шее бармена напоминал собачий поводок. Лысый улыбнулся одними губами:
   — Нормально. Рад тебя видеть, Зверев. Он помолчал, а потом добавил:
   — Несколько раз звонил тебе на службу, но все никак не мог застать.
   — Волка ноги кормят, — с усмешкой ответил Зверев. — А ты чего хотел-то?
   — Поблагодарить. Ты мне ТОГДА очень сильно…
   — Не надо, — перебил Сашка. — Не надо. За ЭТО не благодари.
   Музыка смолкла. Молоденькая проститутка у стойки бара закинула ногу на ногу, в наступившей тишине был слышен даже шорох колготок. Зверев и Мальцев перекинулись еще парой фраз. Ненужных, в сущности, незначительных и затертых. То, что их объединяло, делало большинство слов совершенно неуместными.
   — И все равно, — сказал Лысый напоследок, — я твой должник. Если будут проблемы…
   — Спасибо, — ответил Сашка. — Я свои проблемы сам решаю.
   Пожали друг другу руки и разошлись. В эту ночь у опера было еще полно работы. До самого утра — допросы, обыски, выемки.
   Следующая встреча носила характер до известной степени комичный. Летом, в середине июля, Зверев и молодой опер Игорь Кудряшов возвращались с Некрасовского рынка. Планировалось там одно задержание, но сорвалось — сбытчик наркотиков что-то почувствовал, ушел. Сашка и Игорь впустую потратили половину выходного, устали от духоты. Были оба довольно раздражены. Кудряшов сидел за рулем старенького оперативного «Москвича». Движок машины страдал астмой, в салоне было невыносимо жарко, а опера даже не могли снять пиджаков — на операцию выезжали с оружием.
   На углу Невского и заставленной с обеих сторон машинами улицы Восстания наискосок стояла новенькая девятка. Возле нее, оживленно жестикулируя, разговаривали четверо кавказцев. Объехать их было невозможно. Кудряшов посигналил. На звук клаксона кавказцы только оглянулись — замызганный «Москвич» с двумя лохами не представлял для них никакого интереса. Игорь просигналил вторично. На этот раз на него даже не посмотрели. Зверев аккуратно затушил сигарету и вышел из машины. Он пытался подавить в себе раздражение. Рубашка на спине прилипала к телу. Ремни оперативной сбруи с пистолетом давили плечи.
   Он подошел к четверке южан, но на него все также никто не обращал внимания.
   — А ну, быстро убрали машину, — сказал Зверев.
   — Пошел на хуй, — ответил, не оборачиваясь, один. Их было четверо, они были крутыми и явно ощущали себя хозяева положения. И хозяевами жизни вообще… На Сашку даже не посмотрели. Било в глаза солнце, тек по спине пот. Рядом, не обращая на него внимания, обсуждали свои барыжные дела четверо кавказцев. Зверев не был националистом, он — напротив — служил в интернациональном коллективе. Там были хохол, еврей, татарин, дагестанец. Опера ценили друг друга за профессиональное мастерство, за дерзость. Галкин назвал дагестанца Кагаева лицом кавказской национальности, а веселый, азартный, отчаянный Ильяс называл Семена лицом еврейской национальности. Они шутили беззлобно… Кому как не менту знать, что у преступника национальности нет?
   — Быстро разбежались, чурки, — зло сказал Сашка. Наверно, это было неправильно и сознательно обострять ситуацию не стоило. Но, тем не менее, слово было сказано. Вот теперь к нему обернулись. Черные глаза недобро блеснули. Оборзевшего гопника следовало проучить… Зверева взяли в круг. Под мышкой у Сашки висел заряженный ПМ с патроном в патроннике. Рядом находился вооруженный напарник. А в нагрудном кармане рубахи лежало удостоверение — в определенных ситуациях оружие гораздо более действенное, чем пистолет.
   …Его взяли в круг. Молчали, скалились… Но тут резко взвизгнули тормоза. Из внезапно остановившейся на Невском восьмерки выпрыгнули Лысый и второй — плотный, мускулистый и тоже постриженный наголо. Милицейские дубинки в руках. Один из кавказцев что-то выкрикнул. Лысый с разбегу, наотмашь, ударил ближайшего дубинкой. Зверев даже растерялся. Кавказец с выпученными глазами упал на капот. Почти одновременно с ним упал другой. Третий заверещал, сунул в карман руку. Сашка резко перехватил ее, крутанул. И тут же на голову кавказца опустилась дубинка. Четвертый бросился бежать. Догонять его не стали.
   Ошеломленные прохожие смотрели на распростертые тела, темную лужицу крови на горячем асфальте. На Зверева и двух откровенно бандитского вида братков. От метро к ним шел милиционер. Было видно, что он делает это неохотно. Криво улыбался за лобовым стеклом «Москвича» Игорь Кудряшов.
   — Вы что это? — спросил Зверев у Виталика.
   — Ничего… едем мимо, смотрю, тебя зверьки мочить вроде собираются, — сказал Лысый. Он слегка улыбнулся, а его напарник смотрел напряженно. Он, видимо, уже догадался, что Зверев — мент. Помогать менту было совсем не по понятиям. Помогать менту было западло. Братаны такого хода определенно не поймут. И уж тем более не одобрят.
   — Навряд ли бы это у них получилось, — сказал Зверев. Он проследил за взглядом Виталикова бойца. Там, за спиной, Игорь Кудряшов что-то объяснял милиционеру. Тот облегченно кивал. Стонал кавказец на асфальте.
   Вот такая вышла встреча. Двум вооруженным оперативникам (да и безоружным тоже) не требовалась помощь со стороны. И тем не менее вмешательство Виталия было весьма показательным: он, нисколько не дорожа своей репутацией, хотел помочь. Он решил, что Сашка в затруднительном положении, и принял решение не раздумывая.
   Именно о нем вспомнил Зверев после разговора с Настей.
   — Але, — сказал довольно грубый мужской голос. В трубке слышались еще чьи-то голоса, звучала музыка.
   — Виталия Сергеевича могу услышать? — спросил Зверев.
   — А кто спрашивает?
   — Инспектор отдела по возврату недекларированной валюты, — ответил, усмехаясь, Зверев. Называть свою фамилию он не хотел.
   — Виталий, — сказал человек на том конце провода, — тут тебя какой-то чувак хочет. Говорит, из отдела недекларированной валюты.
   Через несколько секунд раздался голос Мальцева:
   — Слушаю внимательно.
   — Здравствуй, Виталий, — сказал Зверев. — Не забыл?
   — Трудно вас, гражданин инспектор, забыть… Хорошо, что ты позвонил.
   — Может — хорошо, а может — нет, — ответил Сашка. Лысый крикнул кому-то: Тихо вы! — и в трубке стало тихо. Смолкла музыка.
   — У тебя что-то случилось? — спросил Мальцев.
   — Нужно встретиться, — отозвался Зверев.
   — Приезжай в любое время.
   — Нет… давай на нейтральной территории.
   — Понял, — сказал авторитет. Было ясно, что он ничего не понял и озабочен. — Где и когда?
   — Сможешь подъехать через час на угол Большого и Девятой линии?
   — Без вопроса. Я буду на черной девятке. Запоминай номер.
   Не прощаясь, Сашка повесил трубку, вышел из автомата. Шел мокрый снег, тянул холодный ветер. Погода была дрянь, и на душе тоже дрянь… Еще не поздно передумать… Зверев стоял на пустой вечерней улице пятимиллионного города. Ветер трепал штанины брюк, мокрый снег ложился на плечи. В сознании зрело ощущение какой-то ошибки. Какой-то чудовищной, нелепой ошибки.
   …Но заглядывали в душу серые Настины глаза. И звучал Настин голос:
   — Я верю в тебя, капитан.
   Зверев сунул в рот сигарету, прикурил, закрываясь от ветра, и пошел в сторону метро.
   На месте встречи он появился минут за десять до оговоренного времени и успел здорово замерзнуть до появления Лысого. Авторитет приехал на изрядно заляпанной девятке. Стекла — по моде — круто тонированы. Черный автомобиль казался пустым и довольно зловещим, кроваво светились задние габариты. Зверев усмехнулся — больно уж показушно выглядел весь этот крутой бандитский шик. Еще более крутым в среде братков считалась езда без номерных знаков… У Лысого знаки были.
   Девятка затормозила у тротуара, мигнула светом, обозначая себя, но Сашка уже был рядом. Он распахнул дверцу и заглянул внутрь. Виталий приехал один. В принципе, об этом не договаривались, сам догадался. Сашка быстро нырнул внутрь. Здорово… Здорово… Рукопожатие. В салоне было тепло, уютно, пахло хорошим табаком. Играла музыка, и зеленовато светилась шкала приборов. Дождь, ветер, холод остались за бортом. Лысый молчал, с интересом поглядывал на Сашку. Сашка тоже молчал, согреваясь, вживаясь в уютное тепло автомобиля, настраиваясь на разговор.
   «Я несла свою Беду по весеннему по льду», — пела Марина Влади. Светофоры на Большом проспекте переключались в режим нерегулируемый перекресток. Виталий кашлянул и негромко произнес:
   — У тебя что-то случилось?
   — Нет. Хочу предложить тебе дело. Лысый повернул голову. Еще не поздно было остановиться. Но звучал Настин голос, и Наетины глаза заглядывали в душу… Обломился лед — душа оборвалася…
   — Дело серьезное. Тысяч на двести, — сказал Сашка.
   — Деревянных?
   — Нет, Виталий, зеленых.
   — Я слушаю.
   И капитан уголовного розыска Александр Зверев изложил криминальному авторитету Виталию Мальцеву историю спиртового кидка. И предложил войти в долю. Лысый согласился сразу.
   Светофоры мигали, таяли снежинки на лобовом стекле. И Беда с того вот дня ищет по свету меня.
   Преступный сговор состоялся.
   Преступный сговор состоялся, процесс пошел. Мальцев и Зверев распределили обязанности. Чтобы провести операцию красиво, требовалось собрать довольно много информации… А вот сколько отпущено на это времени, они не знали. Лысый и его люди взялись за разработку клиента: его образ жизни, распорядок дня, привычки, маршруты, круг общения, связи в криминальном мире и т.д. Зверев взял на себя отработку версии ареста груза. Как обычно, дело оказалось значительно сложнее, чем могло показаться при поверхностном взгляде.
   Если бы Зверев поднимал тему официально, ему было бы значительно легче. Но ему приходилось скрывать свой интерес. Это сильно все осложняло. Кроме того, его никто не освобождал от основной работы. Тем не менее он сумел выяснить, что на станции Мга никакого спирта арестовано не было. Более того, там не проводилось в последнее время никаких спецмероприятий. Он проверил это по сводкам и не поленился лично съездить во Мгу, потолковать с местными операми под благовидным предлогом. Потом он прихватил Алика Седого, который контролировал весь водочный левак в районе Сенной, и выяснил, что перебоев с самопальной водкой не было. Он побывал на лакокрасочном, выяснил истинную причину ареста Кошмана. Он два дня пил с операми БХСС, курирующими лакокрасочный, и выяснил даже номера накладных, по которым поступил на завод спирт. Он наметил еще ряд мероприятий, но тут произошло то, что должно было произойти. Позвонила Настя и сказала, что в воскресенье Тихорецкий планирует начать атаку на Джабраилова. Времени осталось в обрез.
   В тот же вечер Зверев встретился с Лысым. На этот раз встреча произошла в кафе. Виталий сделал отчет о проделанной работе. Его бойцы времени даром не теряли. Они вполне профессионально провели разработку господина Джабраилова. Выяснили, что заместитель Кошмана отнюдь не заурядный барыга. В криминальных кругах широкой известности не имел, но это говорило скорее о ловкости и осторожности Джабраилова, нежели о его незначительности. Другие факты тоже подтверждали эту характеристику. Передвигался по городу Джабраилов на служебной «Волге» с водителем и помощником. По виду, комплекции и манере держаться помощник больше походил на телохранителя. Да и водитель был крепкий мужик, с внимательным взглядом. Сам Магомед Джабраилов тоже выглядел представительно: высокий, седой, с орденскими планками и университетским ромбом на груди, он производил впечатление этакого Генерального конструктора. Или директора. Или засекреченного ядерщика. В общем, усредненный советский киноштамп — Еременко-старший с кавказским колоритом.
   — Только значка депутата Верховного Совета не хватает, — сказал Зверев, разглядывая фото Джабраилова, выходящего из черной «Волги». Сашка тоже провел свою проверку и знал, что орденские планки и университетский ромб — все это блеф. Не было у водочного короля ни наград, ни высшего образования. А вот судимость была. В семьдесят восьмом году Генеральный конструктор получил восемь лет по ст. 93.1 [14]в Ростове, отбывал в Коми. Как Джабраилов с такой статьей сумел стать заместителем директора завода — загадка. Однако стал.
   — Он себе таких значков вагон купить может, — безразлично ответил Лысый и продолжил свой рассказ. Каждое утро водочный король выходит из дому в восемь сорок пять. Предварительно наверх поднимается помощник. Вооружен он или нет, люди Лысого сказать не могут. Дверь в квартире сталинского дома на Благодатной стальная, замки индивидуальной работы. Помощник поднимается, звонит и только после этого выходит Магомед с девочкой лет тринадцати. Худенькая, застенчивая, черноглазая и черноволосая.
   — Дочка? — спросил Сашка.
   — Не знаю, — сухо ответил Виталий, — по возрасту скорее уж внучка. А вообще-то… не знаю. В квартире замечены всего три человека: сам, старуха — очевидно, мать. И девочка.
   Дальше Лысый рассказал, что девочку завозят по дороге в школу. И — на завод. Наблюдение на территории лакокрасочного практически невозможно. Маршруты и контакты Магомеда вне завода частично отслежены, в том числе — поездки в Гатчину и во Всеволожск. А вообще-то Джабраиловы живут весьма замкнуто. За три дня наблюдения не отмечено никаких гостей. Окна в квартире почти всегда плотно зашторены. Удалось разглядеть только часть кухни. На звонки типа Ленэнерго дверь не открывают. Из школы девочку забирает и провожает до дому женщина лет сорока пяти, славянской внешности. Она же ежедневно доставляет продукты. В квартире долго не задерживается — час, час с небольшим — и уходит всегда до возвращения хозяина. А тот приезжает около восемнадцати тридцати, плюс-минус несколько минут. «Волга» заруливает во двор и останавливается около подъезда. Помощник сопровождает Магомеда до квартиры. Все три вечера Джабраилов из дому более не выходил.
   Вот, собственно, и все, что удалось собрать… Весьма, нужно сказать, немало. Сашка оценил работу людей Лысого. Он отлично понимал, сколько труда вложено, чтобы добыть эту информацию.
   Кроме фото самого генерального конструктора, его водителя, помощника, девочки и домработницы, Лысый выложил еще несколько фотографий. Они запечатлели контакты Джабраилова вне завода. В трех эпизодах удалось зафиксировать номера автомобилей. На всякий случай Сашка записал их себе в блокнот. Информация лишней не бывает, нужно пробить владельцев и поинтересоваться их прошлым. Самым паскудным фактором было время. Дефицит времени диктовал свои правила, заставлял работать с колес.
   Зверев рассматривал фото. Все лица были незнакомые, но опер все равно изучал каждое, запоминал. Одну фотографию он держал в руках дольше других. Что-то в ней привлекало внимание. На снимке высокий, седоватый мужчина разговаривал с Джабраиловым. Фото было довольно четким, но неудачным: снимали незнакомца вполоборота со спины, сбоку… лица не видно. Сашка положил фотографию на столик.
   — Кто это? — спросил он, щелкая ногтем по глянцевому снимку.
   — Хрен его знает, — сказал Лысый. — Сейчас попробуем уточнить.
   — Эй, Кент, — крикнул он. Из-за столика у входа, где сидели четверо бойцов, поднялся один. Невысокий, щуплый, чем-то напоминающий подростка. Он двигался легко, как будто слегка пританцовывая.
   — Что за конь? — спросил Лысый, когда Кент подошел к их столику и присел. Точно так же, как Сашка, Виталий щелкнул ногтем по фото. Кент пожал плечами, покосился на Зверева.
   — Не знаю, — сказал он. — Эту стрелку засняли сегодня утром у метро «Звездная». Терли они что-то минут десять. Потом этот отвалил на метро, а черный в Гатчину… все.
   — Ладно, иди, — сказал Лысый. Кент ушел. — А ты, Саша, почему спросил?
   — Да так… показалось что-то знакомое… но со спины не разберешь. Ну, что у тебя еще?
   — Да вообще-то ничего. Дважды пытались аккуратно войти в контакт с домработницей — один раз в троллейбусе, другой — на рынке. Но она в разговоры не вступает… А что у тебя?
   Зверев закурил (Лысый бросил скептический взгляд на пачку «Родопи») и рассказал, что вся информация о кидке полностью подтвердилась. Если прижать генерального конструктора, деньги он вернет. Он отнюдь не дурак и понимает, чем чреват невозврат. Понимает, что здесь и Паша его не спасет.
   — Весь вопрос, — сказал Сашка, подводя итог, — где и как будем брать барыгу за вымя. Есть соображения?
   — Да вариантов-то всего два, — ответил Лысый. — Либо прихватить его на улице и отвезти в… ну, в общем, есть у меня одно хорошее место. Либо у него дома.
   На самом деле мест и вариантов было больше, но Сашка не стал перебивать, выслушал Лысого до конца. Он понимал, что у бригады Мальцева тоже есть опыт острых акций. Итак, Сашка выслушал Лысого, отметил про себя достоинства и недостатки предложенных вариантов, спросил:
   — А почему бы не попробовать прихватить Магомеда на точках — во Всеволожске или в Гатчине? Сам говоришь — места там тихие, визг они сами поднимать не захотят, а сил у нас хватит. Так?
   — Видишь ли, Саша, в чем дело… Боюсь, что он завтра ни туда, ни туда не поедет. Во вторник он был во Всеволожске, сегодня — в Гатчине. Вариант неплохой, но неизвестно, когда его реально удастся осуществить. А времени-то нет, согласен?
   — Согласен, — сказал Зверев. — Давай прикинем по-другому. Например, войти в квартиру на плечах домработницы. И дождаться барыгу внутри.
   Лысый бросил на него быстрый взгляд, потом отвел глаза.
   — Есть возражения? — спросил Сашка.
   — Как тебе сказать… Вариант рабочий, мне его и ребята уже предлагали, но… — Лысый заметно замялся.
   — Так в чем но? — спросил Сашка. Он уже начал догадываться.
   — Видишь ли, Саша… в это время в квартире будет находиться Мириам.
   — Кто? — Звереву хотелось чтобы вопрос прозвучал как можно равнодушней.
   — Мириам — это та самая девочка. Мне бы не хотелось, чтобы при ней… сам понимаешь, всякое может быть… Мне бы не хотелось…
   Вот оно что! Травма от смерти дочери оказалась все-таки слишком тяжелой даже для закаленного криминального авторитета. Вот оно что… Я несла свою Беду по весеннему по льду… Зверев вспомнил солнечный весенний день. И ослепительное сияние шпиля Адмиралтейства. И маленькое белоснежное облако, плывущее над ним.
   …Не душа ли это Кати Мальцевой уже устремилась ввысь?
   Зверев закурил новую сигарету. Машинально он взял не свою родопину, а мальцевскую «Мальборо». Он думал, не ощущая разницы в табаке. У него уже был свой план проникновения в квартиру. Реальный, проверенный на практике группой налетчиков-гастролеров из Вологды. Ребятишки были дерзкие, числились за ними и разбои, и убийства. В Ленинград они приехали по верной наводке на одного цеховика. Очень, кстати, похожая ситуация. Квартирка — будь здоров: рыжье, валюта, видик и прочая атрибутика. И тоже большие трудности с проникновением. Вологодские гастролеры не стали мудрить, а решили вопрос подленько, но изящно. У хозяина была дочь-школьница. Буквально за несколько часов бандиты установили адрес школы, отследили девочку и узнали имя-отчество классной руководительницы.
   А потом наряженный и слегка подгримированный под подростка боксер в весе мухи позвонил в дверь заветной квартиры и встал перед глазком с испуганной физиономией. Расчет оказался точным. На вопрос: кто там? — он сбивчиво назвал хозяйку по имени-отчеству и, мол, я от Марь Ванны и, мол, вы не волнуйтесь, нога у Леночки цела. Марь Ванна сказала: ничего страшного… Конечно, дверь распахнулась. Дальнейшее — понятно… Изящно и подло.
   Вот именно этот передовой бандитский опыт и собирался использовать Зверев. Он был уверен в его эффективности. Тем более что у Лысого имелся подходящий человек на роль подростка.
   Зверев не стал излагать свой план Лысому.
   Около часа они обговаривали общую схему и детали операции. На словах и на бумаге все получалось неплохо… А как выйдет на деле, наперед никогда не знаешь. И Зверев, и Мальцев могли привести не один пример, когда срывались казалось бы детально продуманные комбинации. Тем не менее план утвердили. Решили, что утром обсудят его еще раз на свежую, так сказать, голову. Утро вечера мудренее. Союзники — опер и бандит — выпили по глотку водки за успех предприятия и разъехались.
   — Давай подброшу до дому, — предложил Лысый.
   — Спасибо, сам доберусь, — ответил Зверев.
   Из дому он позвонил Насте, но к телефону подошел Тихорецкий. Слегка измененным голосом Сашка попросил Эдуарда Валентиновича. Ошиблись, буркнул Павел Сергеевич, нет здесь таких. Настя, вопреки ожиданиям, не перезвонила… Сашка ждал минут пятнадцать, потом принял душ и лег спать. Он долго ворочался, не мог заснуть. Пытался снова прокрутить в голове завтрашнее дело, но никак не мог сосредоточиться. Перед глазами стояла Настя. Воспаленное воображение ревнивца рисовало одну и ту же сцену: Тихорецкий положил трубку, вернулся в спальню, по-хозяйски распахнул на Насте халат… Она улыбнулась, завела руки за спину и, расстегнув лифчик повела плечами. Невесомая кружевная вещица соскользнула с груди, упала на пол, к ногам полковника.