Страница:
Ледогоров тоже придавал огромное значение предстоящей встрече. Смысл приглашения был понятен: Палыч исчез, и требуется замена. Валера считал, что именно он как нельзя лучше подходит на эту роль. В душе Ледогоров ликовал… но и опасался.
Около десяти вечера автомобиль Бабуина, в котором, кроме него, находились двое охранников, подъехал к офису Наумова возле «Лесной». Это был настоящийофис Наумова. Другой, официальный, находился, естественно, в банке, но Николай Иванович бывал там нечасто. Все важные вопросы он решал здесь, подальше от чужих глаз. Помещение находилось на первом этаже, не имело окон, не имело даже таблички у входа. Стальная дверь, глаз телекамеры, вооруженный охранник в предбаннике. Никаких тебе изысков и наворотов, все просто и строго. Зато — мощная компьютерная база. И штат самых лучших специалистов по сбору и обработке информации. За рядами одинаковых дверей около двух десятков сотрудников качали и качали экономическую и политическую информацию из самых различных источников. Было бы преувеличением сказать, что они знали все расклады по России, но Северо-Западный регион изучили очень хорошо. Кому-то их работа могла показаться никчемной, но на самом деле именно эти знания позволяли им отслеживать движение денежных, нефтяных, стальных, энергетических и прочих рек. Именно здесь можно было найти исчерпывающую информацию о директоре завода в Новгороде или главе администрации сельского района. Иногда эта информация содержала настолько личные подробности, что становилось очевидно: она получена не из газет.
Особый, «золотой фонд» составляла видеотека из более чем сотни кассет с банно-сексуальными сюжетами. Там фигурировали депутаты, банкиры, чины из ГУВД, журналисты, чиновники мэрии. Эти кассеты дорогого стоили. Николай Иванович держал их в спецсейфе. А коллекция все пополнялась — одна «хитрая» банька и не менее «хитрая» квартирка исправно функционировали. Видеоаппаратура там стояла самая лучшая.
…Бабуин подъехал минута в минуту. Вышел из машины один, без охраны. Его ждали, и когда Валера представился в переговорное устройство, замок щелкнул. Он потянул на себя стальную дверь и вошел. В глубине помещения сидел охранник. Навстречу Валере шел по коридору подтянутый молодой мужчина в костюме и галстуке.
— Добрый вечер, Валерий Станиславович, — сказал он. — Я помощник Николая Ивановича, зовут Илья. Прошу вас, Николай Иваныч ждет.
Когда проходили мимо охранника, Илья слегка приостановился и, полуобернувшись к Бабуину, сказал:
— Да, вы знаете… у нас есть одно правило: оставлять оружие на входе. Если у вас…
— Я пришел без оружия.
Помощник улыбнулся, и они двинулись дальше, в глубь коридора с одинаковыми железными дверями по обе стороны.
Наумов вышел из-за стола кабинета и двинулся навстречу с радушной улыбкой и вытянутой рукой.
— Здравствуйте, Валерий Станиславович, — весело сказал он. — Рад, рад с вами познакомиться. Весьма наслышан о вас.
Валера Ледогоров не имел ни высшего образования, ни номенклатурных родителей. Хорошим манерам тоже не обучался. Но по природе был сметлив, наблюдателен и находчив. Он довольно быстро научился с достоинством носить костюм с галстуком и даже фрак с обязательной бабочкой. Простоватому и тяжеловесному лицу Бабуина этот «прикид» не особо соответствовал, но тут уж ничего не попишешь… Валера очень естественным движением поправил узел галстука и ответил:
— Взаимно рад познакомиться, Николай Иваныч. Очень вам благодарен за ваше приглашение.
— Пустое… рано или поздно мы с вами обязательно бы встретились. Мудрено, что не встретились до сих пор: живем-то и работаем в одном городе.
Бабуин улыбнулся и кивнул, показывая, что полностью согласен. Он понимал, что лучше быть немногословным. Хозяин сам выведет на нужную тему и сам задаст необходимые вопросы. Вот тогда и говори.
— Давайте присядем, — предложил Наумов, показывая рукой в сторону кожаного дивана и кресел. Бабуин сел. — Выпить не хотите?
— После рабочего дня… почему бы и нет? Спасибо.
— Отлично. — Наумов отошел к стене, распахнул дверку бара. Вспыхнула подсветка, прозвучало негромкое электронное мурлыканье. В нише искрились десятка три бутылок. — Я-то коньячок предпочитаю, — сказал хозяин. — А вы?
— И я тоже, — ответил Бабуин. На самом деле ему было все равно, потому что к спиртному Валера пристрастия не имел, выпивал редко и в основном по делу… вот, например, как сейчас, для установления контакта.
— Отлично, — сказал Наумов. — А какой предпочитаете?
— «Камю», — после некоторого замешательства бросил Валера первое, что пришло на ум. Знатоком он не был.
— О! — сказал Николай Иваныч. — Вы, я вижу, ценитель… Есть у меня замечательный «Камю экстра». Сорокалетняя выдержка.
Он извлек из бара темную бутылку и осторожно поставил ее на стол. Даже на вид она казалась очень дорогой и аристократичной, но Бабуин этого не оценил. Наумов плеснул драгоценный напиток в широкие бокалы. Поплыл по кабинету густой коньячный запах. В нем было тепло французской земли, аромат нагретого солнцем винограда на склоне холма… Напиток искрился, как глаза молодой сборщицы винограда. Ничего этого Бабуин не оценил. Хорошо хоть, что не выпил залпом.
— Знаете, Валерий, — сказал Наумов, пригубив и опуская бокал на стол (при этом он как-то очень легко и естественно пропустил отчество), — знаете, Валерий, я как-то беседовал с Виктором Палычем о вине. Он — вы, должно быть, в курсе — «Хванчкару» предпочитал. — Бабуин кивнул, отметив про себя, что Наумов говорит о Палыче в прошедшем времени — «предпочитал». — Вот Палыч — ценитель и поэт. Он так романтично о «Хванчкаре» говорил!
Однажды Бабуин пытался отравить Антибиотика как раз с помощью «Хванчкары». Бутылка была заряжена токсином аманитин, который продуцирует бледная поганка… Тогда погибли совсем другие люди — охранник Антибиотика и его личная массажистка. Воспоминание о «Хванчкаре» было неприятно, даже мелькнула мыслишка: а не намекает ли Наумов, что, мол, знаю я всю твою подноготную?.. Но навряд ли. Откуда ему знать?
— Да, «Хванчкара» — любимое вино Палыча, — сказал Валера спокойно.
— А где, кстати, сейчас наш Виктор Палыч? — как бы небрежно, между делом, спросил хозяин.
Вот и подошли к главной-то теме, подумал Бабуин. Развел руками недоуменно, растерянно сказал:
— Совершенно не представляю, Николай Иваныч. Очень загадочно пропал Палыч. Сначала думали, что его похитили. Но теперь стало ясно: сам скрылся. Мы, конечно, ищем, но пока…
— А что же могло послужить причиной? — опять спросил Наумов.
Бабуин уже знал причину исчезновения Палыча. Чего не знать — не дурак же? О том, что в перестрелке на Выборгской трассе погибли люди Наумова, а среди нападавших оказались двое людей Палыча, уже многим было известно. В РУОПе об этом говорили вслух. Братва — с оглядкой и шепотом. Самые умные — те, кто знал об истинной роли Николая Ивановича в питерском закулисье — вообще помалкивали… А многие и не знали ничего. Такие, конечно, больше других трепались. Бабуин знал, но с выводами и оценками не спешил. Некоторые признаки (упоминание Палыча в прошедшем времени, например) и собственная интуиция подсказывали: на Антибиотике можно ставить крест.
— Думаю так: наломал дров Виктор Палыч, — осторожно ответил Валера.
— Верно, Валера. Дров наш ветеран наломал много, — сказал Наумов, и Бабуин понял: все верно. Кранты Палычу.
— По моим наблюдениям, Николай Иваныч, последнее время Палыч довольно много ошибок наделал, ситуацию уже не особо контролировал. Возраст, видно, свое берет.
— Согласен, Валерий… тут наши оценки совпадают. У меня, да и не только у меня, уже возникали сомнения: а не предложить ли Виктору Палычу более спокойный род деятельности? Хозяйство-то большое, нервов требует, времени, внимания, — спокойно говорил Наумов, поглядывая на Бабуина. — Но всегда встает вопрос: а кем заменить?
— Да, вопрос серьезный, — кивнул головой Бабуин, напрягаясь.
— Серьезный, — согласился банкир. — А у вас соображения есть? Можете назвать человека достойного?
— Трудно. Не всякий согласится, Николай Иваныч.
— Согласится или не согласится — другой вопрос. Мы убедить сумеем в случае надобности. Меня интересует: кто подходит?
Наумов говорил, а сам пристально смотрел на Бабуина. Распространялся по кабинету аромат «Камю», негромко тикали часы. В этой тишине уже фактически прозвучало заявление об «отставке» Антибиотика и могло прозвучать предложение новому королю криминальной империи… Бабуин напряженно думал, Наумов молчал.
— Нужно подумать, Николай Иваныч, — сказал наконец Валера.
— Конечно… Человек, который придет на место Антибиотика, должен осознавать, что ему, по сути, оказывают доверие. Понимаю, звучит казенно, по-совковому. И тем не менее так все и есть. Пора криминальных войн прошла, Валера. Хватит уже беготни с пистолетами-автоматами. Хватит раздражать обывателя… Рано или поздно все разумные люди приходят к выводу о необходимости стабильности в обществе. Стрельба, взрывы и прочее — крайность. Пришло время действовать цивилизованно. Гораздо более эффективно сломать конкурента экономически или путем информационного давления. Тот, кто этого понять не хочет, отстал безнадежно. Я ведь со стариком неоднократно на эту тему говорил, и он, в общем-то, мои доводы правильно понимал. Да только как волка ни корми… Облажался Палыч, до нового мышления, как говаривал один мой знакомый Генсек, не дорос. Беспределу будем ставить заслон. Люди должны спокойно жить, бизнесом заниматься, производством. Под нашим, разумеется, контролем. Вот на это и нужно сориентировать ваши кадры. Все эти угоны, кражи, грабежи и прочая ерунда экономически неинтересны и сиюминутны. А кроме того, дают козыри красно-коричневым пустобрехам. Разговоры о преступности уже надоели. На фоне выборов это стало уязвимым местом нашего кандидата… Второй срок его мэрства должен ознаменоваться значительным падением уголовной преступности. Вы меня понимаете?
— Понимаю, Николай Иваныч, — твердо и убежденно ответил Бабуин. Про себя он сформулировал все то, что сказал банкир, значительно короче: беспределыцикам нужно дать по рукам. Пустить лохам пыли в глаза — все, мол, хорошо, тишь да гладь. И под эту музычку качать бабки… А что в этом худого? Ничего. Чем меньше трений с ментурой, тем меньше пацанов оказывается на нарах. Тем больше под себя можно подмять.
— Тогда вы должны понимать и особенность нынешней ситуации. Я имею в виду предвыборную остроту момента. Анатолий Александрович заинтересован в том, чтобы в городе не происходило уголовных проявлений. Думаю, что, используя ваш авторитет в некоторых вопросах и знание темы… — Наумов не закончил фразу и посмотрел на Бабуина.
— Понял, Николай Иваныч, — сразу ответил тот. Хоть и далек был Валера от политики, но сразу оценил важность негласного поручения. Оценил возможные дивиденды. — Понял, поработаем с людьми, разъясним ситуацию. Кто не понимает — накажем.
— Ну, вот и хорошо, Валера. Давай-ка через три-четыре денька снова встретимся и еще раз на эту тему поговорим более подробно… Обсудим конкретную кандидатуру.
— С огромным интересом, Николай Иваныч.
— Я тоже думаю, что у вас должен быть интерес… Да, кстати, вы говорили, что ведете поиски нашего ветерана-потеряшки, — спросил вдруг Наумов.
— Ищем, Николай Иваныч.
— Это хорошо. Желательно было бы его найти. Я, конечно, по каналам ГУВД тоже эту тему провентилирую, но и вы, Валера, поработайте. Можно даже премию установить.
Бабуин заверил, что ребята постараются. На этом и расстались.
Когда кончалось лето, дачники разъезжались. И Иса на своем ЗИЛке больше не приезжал. Становилось в Глызине тихо, пусто. Сюда не возили ни почту, ни пенсии… кому это надо? Если ветер рвал провода, то электричества не было по два дня, по три, по неделе. Старухи и старики — а моложе пятидесяти в Глызине людей вообще не было — лишались и телевизоров, которые работали здесь плохо, ловили всего один, первый, канал с помехами. А если обрыв случался зимой или в распутицу, то электричества не было по месяцу и больше. За продуктами зимой ходили либо на лыжах по льду озера Белое, либо на единственной лошаденке. После сильных снегопадов поселок оказывался начисто отрезанным от большого мира. Хорошо, у бабки Гали внук работал мастером в анциферовском ЛПХ. Он на свой страх и риск присылал трактор, и тот прочищал дорогу. Но случалось, что трактора приходилось ждать по несколько дней. Над Глызино вились дымки, светили в окнах избенок свечки и даже лучины… Ну, чем не край света?
Примерно год назад в деревне купил дом приезжий мужик, Федоров Илья, пенсионер. Мужик крепкий, справный, денежный. Нанял в Анциферове двух помощников, за лето так отремонтировал дом — любо-дорого. Машину купил — не нового, но крепкого «козла». На таком и в осенне-весеннюю распутицу, и зимой можно ездить. Завел двух крупных и злых собак. А сам был мужик не злой, общительный, с юморком. Попросишь в поселок подбросить или чего оттуда привезти, не откажет. Сам почти непьющий. О себе Илья рассказывал мало: работал на Севере, теперь вот пенсионер. Одинокий. Всей родни в живых — брат Виктор, в Ленинграде живет. Тоже уж старый… Может, приедет когда в гости.
О том, что работал на Севере, Илья не врал. Довелось ему на Севере поработать. Дважды, по длительным «контрактам». Первый был подписан народным судом на пять лет. А второй — на двенадцать. Второй контракт Илья односторонне разорвал до истечения срока. Соответственно, светил ему довесочек за побег и раненого конвоира… Реально же это означало, что, попадись он снова, запрессуют его насмерть. Не любят в УИНе тех, кто конвоиров калечит. На свободе Федоров (который на самом деле был Шмулевич) снова отличился. На пару с молодым подельником организовал напет на курьеров вора в законе Слепца. Курьеры перевозили хорошую сумму денег за партию наркоты. Деньги взяли, но напарник Шмуля был ранен и задержан. В смоленском СИЗО до него добрались люди Слепца. После разговора по душам напарник Илью сдал… а куда ему деваться? Это его не спасло, потому что после беседы напарник «повесился». Но положение Шмуля обострилось до крайности, теперь его искали не только розыскники МВД, но и люди Слепца.
Когда до Ильи дошла информация, что его ищут, он находился в Питере. Потому и побежал за помощью к Палычу, с которым знаком был давно. Палыч после некоторых размышлений и колебаний решил Шмулю помочь. Конечно, не бескорыстно… бескорыстно Антибиотик никогда и ничего не делал. Он давно уже подумывал об организации тайной берлоги в глуши, но руки все не доходили, да и подходящего человека не было. А тут подвернулся Шмуль, который в безвыходном положении и который обмолвился, что, мол, залечь бы где-нибудь в деревне…
Так и получилось, что беглый налетчик Илья Шмулевич, пятидесяти одного года, стал Федоровым Ильей пятидесяти шести лет. Он приехал в деревеньку Глызино, где и обосновался.
А в начале июня 1996 года к нему из Питера приехал старший брат Виктор. Фамилии и отчества у братьев были разные. Но это дело обычное: мать одна, а отцы разные. Всякое в жизни бывает… Младший брат старшему не особо обрадовался, сам — беглый, страх-то сидит… Хоть и документы надежные, и спрятался в самой глухомани, а страх остался. На ночь Шмуль спускал с цепи собак, а у койки ставил топор и заряженную двустволку. В общем, не обрадовался младший старшему, но виду не подал, встретил радушно, накрыл стол и затопил баню.
С другой стороны, потребность в работе была вызвана желанием забыть обо всех тех событиях, в которые он оказался невольно втянут. Разумеется, это было самообманом. Андрей знал, что забыть он не сможет никогда. Нельзя этого забыть, не получится. Особенно предательство Кати… Все, что происходило с ним и вокруг него последнее время, вызывало острую неприязнь.
Но предательство Кати!.. Безусловно, Катя целилась в Антибиотика. А под пули подставила Андрея. Совершенно осознанно, отдавая себе отчет в том, что весь состав конвоя — и Кравцов, и Лена, и Андрей, и экипажи прикрытия — будет уничтожен. Свидетелей в такихделах не оставляют. Катино раскаяние в последний момент принципиально ничего не меняло. Тем более, что времени нападения она не знала, им просто повезло… все решил случай.
Андрей с головой ушел в работу. Странно, но как будто стало легче. Все то, что с ним произошло, он подробно изложил на бумаге в двух экземплярах, запечатал в конверты. Один оставил дома. Другой — передал Сашке Разгонову. На обоих конвертах стояла стандартная пометка: «Вскрыть в случае моей смерти». Веселенькая такая пометочка. Сашка, старый надежный Сашка, покачал головой и убрал конверт в железный ящик, гордо именуемый сейфом, а оттуда достал початую бутылку водки «Россия». Потом запер дверь редакционного кабинета, разлил водку в граненые стаканы.
Выпили, закусили Сашкиными бутербродами, и после этого Разгонов сказал:
— Коли дело так серьезно, Андрюха, может быть, сразу пойти в милицию? Чего ждать-то, пока этот самый случайпроизойдет?
— Преждевременно, Саня. Во-первых, я не думаю, что этот случай произойдет. Во-вторых, речь идет о человеке, против которого милиция практически бессильна. Он ей просто не по зубам.
— Ты Антибиотика имеешь в виду? — спросил Сашка.
— Нет, — покачал головой Обнорский, — бери круче.
Сашка тоже покачал головой и, оглянувшись зачем-то на запертую дверь, спросил тихо:
— Неужели Колю-Ваню?
Андрей ничего не ответил, только улыбнулся, но Сашка понял и присвистнул. Помолчали, покурили. Разгонов кивком головы показал на бутылку, но Андрей поморщился: не хочу.
— Ну, ладно, — сказал Сашка, — чем я могу тебе помочь, Андрюша?
— Да чем же, Саня? Пусть у тебя этот конвертик полежит… В случае чего отнеси его Никите Кудасову. Только лично.
— Нет уж, пусть он подольше у меня.
— Я не против, — усмехнулся Андрей.
— Факты-то у тебя хоть крепкие? — поинтересовался Сашка.
— Когда дело касается таких лиц, как Коля-Ваня, крепких фактов не может быть по определению. Коля — неотъемлемая часть нашей нынешней госструктуры. Теневая, но от этого ее значение нисколько не умаляется. Так что факты представляют скорее оперативный интерес.
— Понятно, — сказал Сашка. — Ну а исчезновение Антибиотика как-нибудь связано с…
— Исчезновение Антибиотика? — вскинул глаза Обнорский.
— Ты что? — удивился в свою очередь Разгонов. — Ты что, не в курсе? Весь город об этом три дня уже говорит. Больше даже, чем о выборах.
Андрей Обнорский понимал, что не весь город, а небольшая его часть, но он в эту часть не входил. Он пахал, не включая ни телевизора, ни радио, и просто-напросто ничего об этом не знал. Хотя, подумал он, мог бы и сам догадаться и спрогнозировать события.
— Ну-ка, расскажи, Саша, — попросил Андрей, и Разгонов передан ему факты. По крайней мере те, что сам знал.
— Как думаешь, Андрюха, замочили Палыча? — спросил он.
— Нет, — уверенно сказал Обнорский, — Палыч ударился в бега. Но думаю, что мы о нем еще услышим.
На другой день, проснувшись одетой, с тяжелой головной болью, она снова стала названивать Обнорскому. Но телефон Андрея по-прежнему не отвечал… Похмелье миллионерши Даллет было ужасным. В глубочайшей депрессии она покинула Мальме на пароме. Изумительной красоты средневековые шпили готического собора Санкт-Петричюрка и ренессансной ратуши таяли в дымке над проливом Эресунн… Катя не видела этой красоты. Паром шел в Копенгаген. Прощально орали чайки.
Но эйфория продолжалась недолго. Очень скоро Валера сообразил: для того, чтобы занять место Антибиотика, придется изрядно потрудиться… Это вам не удостоверение помощника депутата Думы, которое можно просто купить, как купил его себе Бабуин у Вячеслава Маричева. Да, придется попахать, и попахать изрядно. От этой мысли настроение испортилось. Реальной властью над всеми группировками Валера не обладал. Еще не обладал. Вызвать людей и приказать: так, мол, и так, и никак иначе! — он просто не мог.
А сделать это все равно необходимо. И сделать очень быстро — в два-три дня. На новую встречу с Наумовым нужно идти уже с результатами. Пусть не очень большими, но обязательно с результатами.
Задача казалась сложной, почти невыполнимой. Братва подчиняться не любит, особенно если предлагаемые решения кажутся им необычными… Валерий Ледогоров сжал крепкие зубы.
— Хрен вам! — сказал Бабуин вслух. — Заставлю, обломаю.
Охранник и водитель удивленно повернули головы.
— Ты на дорогу смотри, — жестко сказал Ледогоров.
Обе головы повернулись назад. Джип мощно и ровно катил по набережной. Он вез кандидата на высокий пост (должность? звание?) питерского криминального короля.
В тот же вечер кандидат обзвонил всех «особ, приближенных к императору», назначил на утро сходняк в ресторане «У Степаныча». Держался естественно, без какого-либо превосходства, но твердо. На все вопросы — зачем? что такое? — отвечал: «Так надо. Завтра объясню».
Ледогоров вошел в зал, осмотрел собравшихся. Шевельнулось нехорошее чувство: вот возьмут и пошлют его дружно… что тогда делать? Здесь не пацаны собрались… Каждый из присутствующих имеет огромный жизненный и тюремно-лагерный опыт, силу воли, авторитет. И команды вооруженных бойцов.
Когда Бабуин вошел, негромкий разговор смолк. Валера обвел взглядом зал, задержался глазами на Мухе с Ильдаром. Отметил про себя, что эти двое наиболее опасны сейчас, и подумал: сломаю.
— Вроде все? — спросил он дружелюбно.
— Чего звал-то, Валера? — отозвался Иваныч, крепкий дядька лет сорока пяти. Даже в помещении он сидел в кепке.
Ледогоров спокойно посмотрел на него, выдержал паузу… хотел, чтобы собравшиеся ощутили значительность момента. Все молчали, ожидая, что же скажет Бабуин… И он тоже молчал.
— Есть серьезная тема, — произнес наконец Валера. — Потому я вас и собрал… Стремно живем, братаны, не хотим видеть реальность. А на завтрашний день вообще болт положили. Так?
— Чего-то ты загадками говоришь, Валера, — подал голос Сазон.
— К-хе, — сказал Иваныч. Ильдар с Мухой переглянулись.
— Я дело говорю, — спокойно ответил Бабуин. — Беспределу много вокруг. Менты скалятся, только и ждут команды: фас!.. А что сейчас в Расее делается — сами видите. Мужики уже стонут, а на носу выборы… Нужно властям понты кинуть? Нужно. Вот они на нас и отыграются. То-то свет в решку покажется.
— Так ты к чему клонишь, Валера? — опять спросил Сазон. — Нам че, теперь лапу сосать? Вымя барыжное выпустить? Я тебя не понял.
— Хулево, что не понял, Сазон… Я про барыг ничего не говорил. Барыга, он барыга и есть. Вымя его выпускать нельзя, его доить надо. Я про мужика говорил… про электорат. (Слово «электорат» Бабуин выговорил с издевкой.) Понял? Не время сейчас хаты у нищих инженеров ломить и работяг с учителями динамить… Не время карманы резать в метро… понятно? СЕЙЧАС НЕ ВРЕМЯ.
Около десяти вечера автомобиль Бабуина, в котором, кроме него, находились двое охранников, подъехал к офису Наумова возле «Лесной». Это был настоящийофис Наумова. Другой, официальный, находился, естественно, в банке, но Николай Иванович бывал там нечасто. Все важные вопросы он решал здесь, подальше от чужих глаз. Помещение находилось на первом этаже, не имело окон, не имело даже таблички у входа. Стальная дверь, глаз телекамеры, вооруженный охранник в предбаннике. Никаких тебе изысков и наворотов, все просто и строго. Зато — мощная компьютерная база. И штат самых лучших специалистов по сбору и обработке информации. За рядами одинаковых дверей около двух десятков сотрудников качали и качали экономическую и политическую информацию из самых различных источников. Было бы преувеличением сказать, что они знали все расклады по России, но Северо-Западный регион изучили очень хорошо. Кому-то их работа могла показаться никчемной, но на самом деле именно эти знания позволяли им отслеживать движение денежных, нефтяных, стальных, энергетических и прочих рек. Именно здесь можно было найти исчерпывающую информацию о директоре завода в Новгороде или главе администрации сельского района. Иногда эта информация содержала настолько личные подробности, что становилось очевидно: она получена не из газет.
Особый, «золотой фонд» составляла видеотека из более чем сотни кассет с банно-сексуальными сюжетами. Там фигурировали депутаты, банкиры, чины из ГУВД, журналисты, чиновники мэрии. Эти кассеты дорогого стоили. Николай Иванович держал их в спецсейфе. А коллекция все пополнялась — одна «хитрая» банька и не менее «хитрая» квартирка исправно функционировали. Видеоаппаратура там стояла самая лучшая.
…Бабуин подъехал минута в минуту. Вышел из машины один, без охраны. Его ждали, и когда Валера представился в переговорное устройство, замок щелкнул. Он потянул на себя стальную дверь и вошел. В глубине помещения сидел охранник. Навстречу Валере шел по коридору подтянутый молодой мужчина в костюме и галстуке.
— Добрый вечер, Валерий Станиславович, — сказал он. — Я помощник Николая Ивановича, зовут Илья. Прошу вас, Николай Иваныч ждет.
Когда проходили мимо охранника, Илья слегка приостановился и, полуобернувшись к Бабуину, сказал:
— Да, вы знаете… у нас есть одно правило: оставлять оружие на входе. Если у вас…
— Я пришел без оружия.
Помощник улыбнулся, и они двинулись дальше, в глубь коридора с одинаковыми железными дверями по обе стороны.
Наумов вышел из-за стола кабинета и двинулся навстречу с радушной улыбкой и вытянутой рукой.
— Здравствуйте, Валерий Станиславович, — весело сказал он. — Рад, рад с вами познакомиться. Весьма наслышан о вас.
Валера Ледогоров не имел ни высшего образования, ни номенклатурных родителей. Хорошим манерам тоже не обучался. Но по природе был сметлив, наблюдателен и находчив. Он довольно быстро научился с достоинством носить костюм с галстуком и даже фрак с обязательной бабочкой. Простоватому и тяжеловесному лицу Бабуина этот «прикид» не особо соответствовал, но тут уж ничего не попишешь… Валера очень естественным движением поправил узел галстука и ответил:
— Взаимно рад познакомиться, Николай Иваныч. Очень вам благодарен за ваше приглашение.
— Пустое… рано или поздно мы с вами обязательно бы встретились. Мудрено, что не встретились до сих пор: живем-то и работаем в одном городе.
Бабуин улыбнулся и кивнул, показывая, что полностью согласен. Он понимал, что лучше быть немногословным. Хозяин сам выведет на нужную тему и сам задаст необходимые вопросы. Вот тогда и говори.
— Давайте присядем, — предложил Наумов, показывая рукой в сторону кожаного дивана и кресел. Бабуин сел. — Выпить не хотите?
— После рабочего дня… почему бы и нет? Спасибо.
— Отлично. — Наумов отошел к стене, распахнул дверку бара. Вспыхнула подсветка, прозвучало негромкое электронное мурлыканье. В нише искрились десятка три бутылок. — Я-то коньячок предпочитаю, — сказал хозяин. — А вы?
— И я тоже, — ответил Бабуин. На самом деле ему было все равно, потому что к спиртному Валера пристрастия не имел, выпивал редко и в основном по делу… вот, например, как сейчас, для установления контакта.
— Отлично, — сказал Наумов. — А какой предпочитаете?
— «Камю», — после некоторого замешательства бросил Валера первое, что пришло на ум. Знатоком он не был.
— О! — сказал Николай Иваныч. — Вы, я вижу, ценитель… Есть у меня замечательный «Камю экстра». Сорокалетняя выдержка.
Он извлек из бара темную бутылку и осторожно поставил ее на стол. Даже на вид она казалась очень дорогой и аристократичной, но Бабуин этого не оценил. Наумов плеснул драгоценный напиток в широкие бокалы. Поплыл по кабинету густой коньячный запах. В нем было тепло французской земли, аромат нагретого солнцем винограда на склоне холма… Напиток искрился, как глаза молодой сборщицы винограда. Ничего этого Бабуин не оценил. Хорошо хоть, что не выпил залпом.
— Знаете, Валерий, — сказал Наумов, пригубив и опуская бокал на стол (при этом он как-то очень легко и естественно пропустил отчество), — знаете, Валерий, я как-то беседовал с Виктором Палычем о вине. Он — вы, должно быть, в курсе — «Хванчкару» предпочитал. — Бабуин кивнул, отметив про себя, что Наумов говорит о Палыче в прошедшем времени — «предпочитал». — Вот Палыч — ценитель и поэт. Он так романтично о «Хванчкаре» говорил!
Однажды Бабуин пытался отравить Антибиотика как раз с помощью «Хванчкары». Бутылка была заряжена токсином аманитин, который продуцирует бледная поганка… Тогда погибли совсем другие люди — охранник Антибиотика и его личная массажистка. Воспоминание о «Хванчкаре» было неприятно, даже мелькнула мыслишка: а не намекает ли Наумов, что, мол, знаю я всю твою подноготную?.. Но навряд ли. Откуда ему знать?
— Да, «Хванчкара» — любимое вино Палыча, — сказал Валера спокойно.
— А где, кстати, сейчас наш Виктор Палыч? — как бы небрежно, между делом, спросил хозяин.
Вот и подошли к главной-то теме, подумал Бабуин. Развел руками недоуменно, растерянно сказал:
— Совершенно не представляю, Николай Иваныч. Очень загадочно пропал Палыч. Сначала думали, что его похитили. Но теперь стало ясно: сам скрылся. Мы, конечно, ищем, но пока…
— А что же могло послужить причиной? — опять спросил Наумов.
Бабуин уже знал причину исчезновения Палыча. Чего не знать — не дурак же? О том, что в перестрелке на Выборгской трассе погибли люди Наумова, а среди нападавших оказались двое людей Палыча, уже многим было известно. В РУОПе об этом говорили вслух. Братва — с оглядкой и шепотом. Самые умные — те, кто знал об истинной роли Николая Ивановича в питерском закулисье — вообще помалкивали… А многие и не знали ничего. Такие, конечно, больше других трепались. Бабуин знал, но с выводами и оценками не спешил. Некоторые признаки (упоминание Палыча в прошедшем времени, например) и собственная интуиция подсказывали: на Антибиотике можно ставить крест.
— Думаю так: наломал дров Виктор Палыч, — осторожно ответил Валера.
— Верно, Валера. Дров наш ветеран наломал много, — сказал Наумов, и Бабуин понял: все верно. Кранты Палычу.
— По моим наблюдениям, Николай Иваныч, последнее время Палыч довольно много ошибок наделал, ситуацию уже не особо контролировал. Возраст, видно, свое берет.
— Согласен, Валерий… тут наши оценки совпадают. У меня, да и не только у меня, уже возникали сомнения: а не предложить ли Виктору Палычу более спокойный род деятельности? Хозяйство-то большое, нервов требует, времени, внимания, — спокойно говорил Наумов, поглядывая на Бабуина. — Но всегда встает вопрос: а кем заменить?
— Да, вопрос серьезный, — кивнул головой Бабуин, напрягаясь.
— Серьезный, — согласился банкир. — А у вас соображения есть? Можете назвать человека достойного?
— Трудно. Не всякий согласится, Николай Иваныч.
— Согласится или не согласится — другой вопрос. Мы убедить сумеем в случае надобности. Меня интересует: кто подходит?
Наумов говорил, а сам пристально смотрел на Бабуина. Распространялся по кабинету аромат «Камю», негромко тикали часы. В этой тишине уже фактически прозвучало заявление об «отставке» Антибиотика и могло прозвучать предложение новому королю криминальной империи… Бабуин напряженно думал, Наумов молчал.
— Нужно подумать, Николай Иваныч, — сказал наконец Валера.
— Конечно… Человек, который придет на место Антибиотика, должен осознавать, что ему, по сути, оказывают доверие. Понимаю, звучит казенно, по-совковому. И тем не менее так все и есть. Пора криминальных войн прошла, Валера. Хватит уже беготни с пистолетами-автоматами. Хватит раздражать обывателя… Рано или поздно все разумные люди приходят к выводу о необходимости стабильности в обществе. Стрельба, взрывы и прочее — крайность. Пришло время действовать цивилизованно. Гораздо более эффективно сломать конкурента экономически или путем информационного давления. Тот, кто этого понять не хочет, отстал безнадежно. Я ведь со стариком неоднократно на эту тему говорил, и он, в общем-то, мои доводы правильно понимал. Да только как волка ни корми… Облажался Палыч, до нового мышления, как говаривал один мой знакомый Генсек, не дорос. Беспределу будем ставить заслон. Люди должны спокойно жить, бизнесом заниматься, производством. Под нашим, разумеется, контролем. Вот на это и нужно сориентировать ваши кадры. Все эти угоны, кражи, грабежи и прочая ерунда экономически неинтересны и сиюминутны. А кроме того, дают козыри красно-коричневым пустобрехам. Разговоры о преступности уже надоели. На фоне выборов это стало уязвимым местом нашего кандидата… Второй срок его мэрства должен ознаменоваться значительным падением уголовной преступности. Вы меня понимаете?
— Понимаю, Николай Иваныч, — твердо и убежденно ответил Бабуин. Про себя он сформулировал все то, что сказал банкир, значительно короче: беспределыцикам нужно дать по рукам. Пустить лохам пыли в глаза — все, мол, хорошо, тишь да гладь. И под эту музычку качать бабки… А что в этом худого? Ничего. Чем меньше трений с ментурой, тем меньше пацанов оказывается на нарах. Тем больше под себя можно подмять.
— Тогда вы должны понимать и особенность нынешней ситуации. Я имею в виду предвыборную остроту момента. Анатолий Александрович заинтересован в том, чтобы в городе не происходило уголовных проявлений. Думаю, что, используя ваш авторитет в некоторых вопросах и знание темы… — Наумов не закончил фразу и посмотрел на Бабуина.
— Понял, Николай Иваныч, — сразу ответил тот. Хоть и далек был Валера от политики, но сразу оценил важность негласного поручения. Оценил возможные дивиденды. — Понял, поработаем с людьми, разъясним ситуацию. Кто не понимает — накажем.
— Ну, вот и хорошо, Валера. Давай-ка через три-четыре денька снова встретимся и еще раз на эту тему поговорим более подробно… Обсудим конкретную кандидатуру.
— С огромным интересом, Николай Иваныч.
— Я тоже думаю, что у вас должен быть интерес… Да, кстати, вы говорили, что ведете поиски нашего ветерана-потеряшки, — спросил вдруг Наумов.
— Ищем, Николай Иваныч.
— Это хорошо. Желательно было бы его найти. Я, конечно, по каналам ГУВД тоже эту тему провентилирую, но и вы, Валера, поработайте. Можно даже премию установить.
Бабуин заверил, что ребята постараются. На этом и расстались.
* * *
Виктор Палыч Говоров уехал на край света — в Новгородскую область. Если и есть в этой фразе авторское преувеличение, то не очень большое… Деревушка Глызино, где он обосновался, здорово на этот самый «край света» похожа, особенно зимой. В деревне было около сорока домов и всего два десятка постоянных жителей. Летом наезжали дачники — становилось людно. Летом в Глызино дважды в неделю приезжал чеченец Иса с автолавкой. Все продукты, а особенно курево и мутный портвейн, у него были дороже, чем в соседнем Анциферове, но зато не нужно идти шесть километров туда да шесть обратно.Когда кончалось лето, дачники разъезжались. И Иса на своем ЗИЛке больше не приезжал. Становилось в Глызине тихо, пусто. Сюда не возили ни почту, ни пенсии… кому это надо? Если ветер рвал провода, то электричества не было по два дня, по три, по неделе. Старухи и старики — а моложе пятидесяти в Глызине людей вообще не было — лишались и телевизоров, которые работали здесь плохо, ловили всего один, первый, канал с помехами. А если обрыв случался зимой или в распутицу, то электричества не было по месяцу и больше. За продуктами зимой ходили либо на лыжах по льду озера Белое, либо на единственной лошаденке. После сильных снегопадов поселок оказывался начисто отрезанным от большого мира. Хорошо, у бабки Гали внук работал мастером в анциферовском ЛПХ. Он на свой страх и риск присылал трактор, и тот прочищал дорогу. Но случалось, что трактора приходилось ждать по несколько дней. Над Глызино вились дымки, светили в окнах избенок свечки и даже лучины… Ну, чем не край света?
Примерно год назад в деревне купил дом приезжий мужик, Федоров Илья, пенсионер. Мужик крепкий, справный, денежный. Нанял в Анциферове двух помощников, за лето так отремонтировал дом — любо-дорого. Машину купил — не нового, но крепкого «козла». На таком и в осенне-весеннюю распутицу, и зимой можно ездить. Завел двух крупных и злых собак. А сам был мужик не злой, общительный, с юморком. Попросишь в поселок подбросить или чего оттуда привезти, не откажет. Сам почти непьющий. О себе Илья рассказывал мало: работал на Севере, теперь вот пенсионер. Одинокий. Всей родни в живых — брат Виктор, в Ленинграде живет. Тоже уж старый… Может, приедет когда в гости.
О том, что работал на Севере, Илья не врал. Довелось ему на Севере поработать. Дважды, по длительным «контрактам». Первый был подписан народным судом на пять лет. А второй — на двенадцать. Второй контракт Илья односторонне разорвал до истечения срока. Соответственно, светил ему довесочек за побег и раненого конвоира… Реально же это означало, что, попадись он снова, запрессуют его насмерть. Не любят в УИНе тех, кто конвоиров калечит. На свободе Федоров (который на самом деле был Шмулевич) снова отличился. На пару с молодым подельником организовал напет на курьеров вора в законе Слепца. Курьеры перевозили хорошую сумму денег за партию наркоты. Деньги взяли, но напарник Шмуля был ранен и задержан. В смоленском СИЗО до него добрались люди Слепца. После разговора по душам напарник Илью сдал… а куда ему деваться? Это его не спасло, потому что после беседы напарник «повесился». Но положение Шмуля обострилось до крайности, теперь его искали не только розыскники МВД, но и люди Слепца.
Когда до Ильи дошла информация, что его ищут, он находился в Питере. Потому и побежал за помощью к Палычу, с которым знаком был давно. Палыч после некоторых размышлений и колебаний решил Шмулю помочь. Конечно, не бескорыстно… бескорыстно Антибиотик никогда и ничего не делал. Он давно уже подумывал об организации тайной берлоги в глуши, но руки все не доходили, да и подходящего человека не было. А тут подвернулся Шмуль, который в безвыходном положении и который обмолвился, что, мол, залечь бы где-нибудь в деревне…
Так и получилось, что беглый налетчик Илья Шмулевич, пятидесяти одного года, стал Федоровым Ильей пятидесяти шести лет. Он приехал в деревеньку Глызино, где и обосновался.
А в начале июня 1996 года к нему из Питера приехал старший брат Виктор. Фамилии и отчества у братьев были разные. Но это дело обычное: мать одна, а отцы разные. Всякое в жизни бывает… Младший брат старшему не особо обрадовался, сам — беглый, страх-то сидит… Хоть и документы надежные, и спрятался в самой глухомани, а страх остался. На ночь Шмуль спускал с цепи собак, а у койки ставил топор и заряженную двустволку. В общем, не обрадовался младший старшему, но виду не подал, встретил радушно, накрыл стол и затопил баню.
* * *
После возвращения из скандинавского вояжа Андрей Обнорский с головой ушел в работу над книгой. С одной стороны, это диктовалось потребностью довести дело до конца, выполнить свои обязательства перед издательством, Ларсом и самим собой, в конце концов.С другой стороны, потребность в работе была вызвана желанием забыть обо всех тех событиях, в которые он оказался невольно втянут. Разумеется, это было самообманом. Андрей знал, что забыть он не сможет никогда. Нельзя этого забыть, не получится. Особенно предательство Кати… Все, что происходило с ним и вокруг него последнее время, вызывало острую неприязнь.
Но предательство Кати!.. Безусловно, Катя целилась в Антибиотика. А под пули подставила Андрея. Совершенно осознанно, отдавая себе отчет в том, что весь состав конвоя — и Кравцов, и Лена, и Андрей, и экипажи прикрытия — будет уничтожен. Свидетелей в такихделах не оставляют. Катино раскаяние в последний момент принципиально ничего не меняло. Тем более, что времени нападения она не знала, им просто повезло… все решил случай.
Андрей с головой ушел в работу. Странно, но как будто стало легче. Все то, что с ним произошло, он подробно изложил на бумаге в двух экземплярах, запечатал в конверты. Один оставил дома. Другой — передал Сашке Разгонову. На обоих конвертах стояла стандартная пометка: «Вскрыть в случае моей смерти». Веселенькая такая пометочка. Сашка, старый надежный Сашка, покачал головой и убрал конверт в железный ящик, гордо именуемый сейфом, а оттуда достал початую бутылку водки «Россия». Потом запер дверь редакционного кабинета, разлил водку в граненые стаканы.
Выпили, закусили Сашкиными бутербродами, и после этого Разгонов сказал:
— Коли дело так серьезно, Андрюха, может быть, сразу пойти в милицию? Чего ждать-то, пока этот самый случайпроизойдет?
— Преждевременно, Саня. Во-первых, я не думаю, что этот случай произойдет. Во-вторых, речь идет о человеке, против которого милиция практически бессильна. Он ей просто не по зубам.
— Ты Антибиотика имеешь в виду? — спросил Сашка.
— Нет, — покачал головой Обнорский, — бери круче.
Сашка тоже покачал головой и, оглянувшись зачем-то на запертую дверь, спросил тихо:
— Неужели Колю-Ваню?
Андрей ничего не ответил, только улыбнулся, но Сашка понял и присвистнул. Помолчали, покурили. Разгонов кивком головы показал на бутылку, но Андрей поморщился: не хочу.
— Ну, ладно, — сказал Сашка, — чем я могу тебе помочь, Андрюша?
— Да чем же, Саня? Пусть у тебя этот конвертик полежит… В случае чего отнеси его Никите Кудасову. Только лично.
— Нет уж, пусть он подольше у меня.
— Я не против, — усмехнулся Андрей.
— Факты-то у тебя хоть крепкие? — поинтересовался Сашка.
— Когда дело касается таких лиц, как Коля-Ваня, крепких фактов не может быть по определению. Коля — неотъемлемая часть нашей нынешней госструктуры. Теневая, но от этого ее значение нисколько не умаляется. Так что факты представляют скорее оперативный интерес.
— Понятно, — сказал Сашка. — Ну а исчезновение Антибиотика как-нибудь связано с…
— Исчезновение Антибиотика? — вскинул глаза Обнорский.
— Ты что? — удивился в свою очередь Разгонов. — Ты что, не в курсе? Весь город об этом три дня уже говорит. Больше даже, чем о выборах.
Андрей Обнорский понимал, что не весь город, а небольшая его часть, но он в эту часть не входил. Он пахал, не включая ни телевизора, ни радио, и просто-напросто ничего об этом не знал. Хотя, подумал он, мог бы и сам догадаться и спрогнозировать события.
— Ну-ка, расскажи, Саша, — попросил Андрей, и Разгонов передан ему факты. По крайней мере те, что сам знал.
— Как думаешь, Андрюха, замочили Палыча? — спросил он.
— Нет, — уверенно сказал Обнорский, — Палыч ударился в бега. Но думаю, что мы о нем еще услышим.
* * *
Рахиль Даллет сошла с парома в Мальме. Она была пьяна, и к «саабу» ее не пустили. После громкого и некрасивого, с русским матом, скандала она вполне бы могла попасть в полицию. Однако этого не произошло. Для Кати вызвали такси, и она поехала в гостиницу. Вслед за ней катил «сааб». За рулем сидел один из членов экипажа. Раз двадцать Катя звонила на трубу Обнорскому. Она не могла знать, что телефон Андрея насквозь промок в частично залитой водой кабине «фольксвагена» и потому не работает. Она предположила, что Андрей все-таки спастись не сумел. Заказала в номер водки и напилась в стельку…На другой день, проснувшись одетой, с тяжелой головной болью, она снова стала названивать Обнорскому. Но телефон Андрея по-прежнему не отвечал… Похмелье миллионерши Даллет было ужасным. В глубочайшей депрессии она покинула Мальме на пароме. Изумительной красоты средневековые шпили готического собора Санкт-Петричюрка и ренессансной ратуши таяли в дымке над проливом Эресунн… Катя не видела этой красоты. Паром шел в Копенгаген. Прощально орали чайки.
* * *
От Наумова Бабуин ушел окрыленный. Надо сказать, было чему радоваться. Воображение рисовало пейзаж сказочный: зеленели холмы, поросшие шуршащими баксами. Над холмами искрились бриллиантовые небеса… Впрочем, это авторское преувеличение. Воображение у Валеры было не особо. По жизни Бабуин был практиком и реалистом. Он смотрел на вещи проще. Беседа с Наумовым означала, что у Валеры есть реальный шанс занять место Антибиотика. А это значит, что доходы Бабуина увеличатся. И увеличатся многократно.Но эйфория продолжалась недолго. Очень скоро Валера сообразил: для того, чтобы занять место Антибиотика, придется изрядно потрудиться… Это вам не удостоверение помощника депутата Думы, которое можно просто купить, как купил его себе Бабуин у Вячеслава Маричева. Да, придется попахать, и попахать изрядно. От этой мысли настроение испортилось. Реальной властью над всеми группировками Валера не обладал. Еще не обладал. Вызвать людей и приказать: так, мол, и так, и никак иначе! — он просто не мог.
А сделать это все равно необходимо. И сделать очень быстро — в два-три дня. На новую встречу с Наумовым нужно идти уже с результатами. Пусть не очень большими, но обязательно с результатами.
Задача казалась сложной, почти невыполнимой. Братва подчиняться не любит, особенно если предлагаемые решения кажутся им необычными… Валерий Ледогоров сжал крепкие зубы.
— Хрен вам! — сказал Бабуин вслух. — Заставлю, обломаю.
Охранник и водитель удивленно повернули головы.
— Ты на дорогу смотри, — жестко сказал Ледогоров.
Обе головы повернулись назад. Джип мощно и ровно катил по набережной. Он вез кандидата на высокий пост (должность? звание?) питерского криминального короля.
В тот же вечер кандидат обзвонил всех «особ, приближенных к императору», назначил на утро сходняк в ресторане «У Степаныча». Держался естественно, без какого-либо превосходства, но твердо. На все вопросы — зачем? что такое? — отвечал: «Так надо. Завтра объясню».
* * *
В десять утра все пространство перед рестораном было заполнено. Преобладали джипы и бээмвухи. Почти все черного или темно-синего цвета. Только Ильдар прикатил на серебристом «мерсе». Но и у него стекла были тонированы… Еще года три назад такое количество иномарок, собравшихся вместе, вызывало бы интерес. Но шел май 1996-го и никто ничему не удивлялся. Свобода!Ледогоров вошел в зал, осмотрел собравшихся. Шевельнулось нехорошее чувство: вот возьмут и пошлют его дружно… что тогда делать? Здесь не пацаны собрались… Каждый из присутствующих имеет огромный жизненный и тюремно-лагерный опыт, силу воли, авторитет. И команды вооруженных бойцов.
Когда Бабуин вошел, негромкий разговор смолк. Валера обвел взглядом зал, задержался глазами на Мухе с Ильдаром. Отметил про себя, что эти двое наиболее опасны сейчас, и подумал: сломаю.
— Вроде все? — спросил он дружелюбно.
— Чего звал-то, Валера? — отозвался Иваныч, крепкий дядька лет сорока пяти. Даже в помещении он сидел в кепке.
Ледогоров спокойно посмотрел на него, выдержал паузу… хотел, чтобы собравшиеся ощутили значительность момента. Все молчали, ожидая, что же скажет Бабуин… И он тоже молчал.
— Есть серьезная тема, — произнес наконец Валера. — Потому я вас и собрал… Стремно живем, братаны, не хотим видеть реальность. А на завтрашний день вообще болт положили. Так?
— Чего-то ты загадками говоришь, Валера, — подал голос Сазон.
— К-хе, — сказал Иваныч. Ильдар с Мухой переглянулись.
— Я дело говорю, — спокойно ответил Бабуин. — Беспределу много вокруг. Менты скалятся, только и ждут команды: фас!.. А что сейчас в Расее делается — сами видите. Мужики уже стонут, а на носу выборы… Нужно властям понты кинуть? Нужно. Вот они на нас и отыграются. То-то свет в решку покажется.
— Так ты к чему клонишь, Валера? — опять спросил Сазон. — Нам че, теперь лапу сосать? Вымя барыжное выпустить? Я тебя не понял.
— Хулево, что не понял, Сазон… Я про барыг ничего не говорил. Барыга, он барыга и есть. Вымя его выпускать нельзя, его доить надо. Я про мужика говорил… про электорат. (Слово «электорат» Бабуин выговорил с издевкой.) Понял? Не время сейчас хаты у нищих инженеров ломить и работяг с учителями динамить… Не время карманы резать в метро… понятно? СЕЙЧАС НЕ ВРЕМЯ.