Константинов Андрей Дмитриевич. Расследователь - Предложение крымского премьера

   * * *
   - Ты знаешь, Саня, - сказал Обнорский, - мне очень не понравились аквариумы.
   - Да? А чем они тебе не понравились?
   - Нет, сами по себе аквариумы, конечно, хороши. Пираньи? Ну пираньи это дурной тон. Выпендреж... я, однако, о другом. Эти аквариумы могут служить наглядной иллюстрацией нашей работы: темень... за стеклом, в толще воды, происходит нечто... Мы стараемся разглядеть, понять - нет! Ни черта не видно. Скользят тени, тени, тени... Мы ищем кнопку, чтобы включить свет, чтобы заглянуть в темень. Но как только мы находим эту кнопку и высвечиваем один какой-то уголок аквариума, кто-то мигом ее блокирует. В аквариуме снова темно, снова скользят пираньи. И даже сейчас, когда мы просмотрели последовательно все закутки, заросли и гроты в нашем аквариуме и, кажется, составили себе общее представление о том, что происходит, кто-то все равно держит руку на кнопке... Как только мы включим мощный прожектор, чтобы осветить все пространство и показать всем, что творится внутри, этот "кто-то" тут же ее вырубит.
   Обнорский произнес свой монолог, усмехнулся... Встал и прошелся по номеру, остановился у окна. За окном были сумерки, правый берег Днепра горел тысячами огней, работающий телевизор рассказывал о митингах и демонстрациях, сотрясающих Украину. Андрей повернулся к Звереву, сказал:
   - Я не знаю, что делать... Найти Слепого, наверно, можно. Но ведь он ничего не скажет.
   Зверев стряхнул пепел с сигареты, собрался было ответить, но у Обнорского запиликал телефон... Звонил полковник Перемежко.
   - Андрей Викторович, - сказал он, - извини, что не смог раньше работы полно. Справочку про твоего Слепого я подготовил...
   - Спасибо, - сказал Обнорский.
   - Но это еще не все... помнишь, ты интересовался одним человеком? Гвоздарский его фамилия.
   - Это который в бегах?
   - Был в бегах. Теперь, благодаря тебе, мы его взяли.
   - Поздравляю.
   - Особо не с чем. Плохо взяли... Этот гад изменил внешность, ребята замежевались и засомневались: он - не он? А этот сучонок схватился за гранату.
   - Ну? - спросил Обнорский.
   - Граната, к счастью, не взорвалась.
   - Так слава Богу!
   - Так-то оно так, но урод все равно в больнице... - сказал Перемежко.
   - Почему? - изумился Обнорский. Перемежко помолчал немного, потом сказал:
   - Ребята сгоряча, на нервах, помяли его... в общем, сам понимаешь.
   - Понятно, - протянул Обнорский.
   Он действительно понимал, что при задержаниях бывает всякое, что нервов опера сжигают очень много, и преступника, который схватился за гранату, могли не только искалечить, а и убить.
   - Состояние у него тяжелое. Врачи говорят: может и помереть.
   - Сожалею, - сказал Обнорский.
   - Жалеть его, урода, не стоит, - ответил Перемежко. - А ты знаешь, почему я тебе это говорю?
   - Почему, Василий Василич?
   - Он хочет встретиться с вами, Андрей Викторович. С нашими следаками говорить не хочет, а с Обнорским, говорит, мне есть о чем потолковать... перед смертью.
   - Это он так сказал? - спросил Андрей.
   - Да, это он так сказал. Вы согласны?
   - Согласен ли я? - спросил Обнорский, удивляясь самой постановке вопроса. - А что - такая встреча возможна?
   - Я, Андрей Викторович, звоню тебе не по своей инициативе... Инициатива исходит от руководства.
   "Вот оно что, - подумал Обнорский. - Ребята напороли с задержанием, а раненый (возможно - умирающий) бандит представляет для них какую-то ценность... Что-то они хотят у него получить. Но он не идет на контакт. Заявляет, что будет говорить только с неким приезжим журналистом... Что движет им - раскаяние? Страх?"
   - Андрей Викторович, - напомнил о себе Перемежко.
   Задумавшийся Обнорский откликнулся:
   - Да, да, Василий Василич... я слушаю вас.
   - Так вы готовы?
   - Конечно.
   - Очень хорошо. Но вы, наверно, догадываетесь, что будут некоторые условия...
   - Диктофонная запись разговора?
   - Да, - ответил Перемежко. - Мы позволим вам сделать эксклюзивное интервью, но на двух условиях. Первое вы уже знаете: диктофонная запись, которая поступает в распоряжение следствия. Второе условие конфиденциальность. Та информация, которую сообщит вам Гвоздарский, не может быть обнародована без согласия МВД.
   Андрей задумался, потом сказал:
   - Василий Васильич, мою предстоящую беседу с Гвоздарским вы сами назвали эксклюзивным интервью... Понятие интервью предполагает право журналиста на обнародование.
   - Это исключено, - жестко ответил Перемежко. - Вы отлично понимаете, что беседа с Гвоздарским возможна только на наших условиях: диктофон и неразглашение... Если вы не согласны, то...
   - Я согласен, - сказал журналист Обнорский.
   * * *
   - Я согласен,- сказал Обнорский.- Когда встреча?
   - Сейчас. Откладывать нельзя.
   - Что - он действительно так плох?
   - Медики не дают никаких гарантий... Если вы готовы, я пришлю за вами машину. Диктуйте адрес.
   - Спасибо, я доберусь сам.
   - Вы что, - изумленно спросил Перемежко, - не доверяете нам?
   - Ерунду говорите, Василий Васильевич, - ответил Андрей, раздражаясь. Я в гостинице "Турист", но машину присылать не надо, доберусь сам... куда ехать?
   ...Обнорский, Перемежко и контролер шли по коридору тюремной больницы. Андрей вспомнил, как он впервые попал в подобное заведение. Это было восемь лет назад в Санкт-Петербурге. В областной тюремной больнице имени Гааза умирал старый законный вор Барон. Барон боялся унести в могилу тайну похищенной из Эрмитажа картины и сам искал контакта с журналистом Серегиным...
   "История повторяется, - думал Андрей. - Снова - тюремная больница, снова - умирающий человек... Конечно, Гвоздарский - это не Барон. Но все равно - история повторяется. Неотвратимо, жестоко, подло".
   Перемежко тронул Обнорского за рукав. Андрей повернулся к нему. Контролер-прапорщик ушел вперед, полковник и журналист остановились в коридоре. Василий Васильевич сказал:
   - Я, Андрей Викторович, еще раз обязан напомнить тебе о неразглашении.
   Андрей кивнул. Перемежко смотрел пристально, в упор. Сейчас он не был похож на усталого бухгалтера. Из-под безобидной бухгалтерской внешности выглядывал умный, жесткий, битый жизнью оперативник.
   - Вопрос о твоем участии в этом деле решался на очень высоком уровне. Ты иностранный журналист... некоторые считают, что не только журналист... Я поддержал решение о допуске тебя к Гвоздарю. Если ты нарушишь наши договоренности, меня вышвырнут из МВД как щенка.
   - Я все понял, Василий Василич,-сказал Андрей.
   - Разговаривать с Гвоздарским будешь один на один. Под вашу беседу специально освободили палату. Гвоздарь плох, сколько времени вам отпустит медицина, я не знаю... Кассету по завершении разговора сразу отдашь мне. Диктофон у тебя в порядке?
   - Всегда в порядке, - сухо сказал Обнорский. Андрею дали белый, застиранный халат с заплаткой на рукаве. Халат был маловат, и Андрей просто набросил его на плечи. Врач брюзгливо сказал Перемежко:
   - Вы, полковник, присягу давали?
   Василий Васильевич удивленно посмотрел на врача, кивнул.
   - А я, - продолжил врач, - давал клятву Гиппократа... Сейчас вы толкаете меня на нарушение клятвы. Я иду на это под давлением вашего генерала и только потому, что Гвоздарский, скорее всего, не жилец. - Врач повернулся к Обнорскому: - Двадцать минут, молодой человек.
   - Да, доктор.
   - Для того, чтобы он мог говорить с вами, я сделал ему инъекцию, которая фактически подталкивает его к могиле... вам понятно? Вам знакомо выражение "non nосеrе"*?
   * Не навреди (лат.),
   - Да, доктор.
   Гвоздарский лежал один в плотно заставленной койками палате. Белая марлевая повязка на голове резко контрастировала с желтым скуластым лицом. Лихорадочно горели глаза. Темные, живые. Обнорский посмотрел в эти глаза и подумал, что врач не прав, что не должен раненый бандит умереть.
   Андрей присел на табуретку возле больничной койки. Врач посмотрел на капельницу, на Гвоздарского, на часы.
   - Двадцать минут, - сказал он Обнорскому и вышел.
   Скрипнула дверь, и стало очень тихо.
   - Здорово, Араб, - сказал Гвоздарский. И даже попытался улыбнуться, но улыбка вышла кривой.
   Андрей не мог знать, какой псевдоним ему присвоил покойный Заец, но как-то сразу догадался, почему Гвоздарский назвал его Арабом.
   - Здравствуй, Станислав, - сказал Андрей.
   - Граната не взорвалась, - произнес Гвоздарский.
   - Я знаю, - ответил Андрей.
   - Граната не взорвалась... иначе мы бы с тобой не поговорили.
   - О чем ты хотел со мной поговорить, Станислав?
   - Ты зови меня Гвоздем. Я от имени-то своего уже отвык. Если хочешь, можешь Монголом звать.
   - Хорошо, - ответил Андрей.
   - Подохну я видно... слышь, Араб, чего Айболит говорит: подохну я?
   - Говорит, что шансы есть, - соврал Андрей.
   - Врешь, братуха... Он и смотрит на меня, как на жмурика. Уже похоронил.
   Андрей не знал, что ответить, и промолчал. Гвоздарский вздохнул. Вазелиновые скулы блестели.
   - Дай закурить, Араб.
   - Тебе же нельзя.
   - Теперь мне все можно... Это у меня уже третья травма головы-то. Мне еще в Гудермесе, когда прикладом по голове отоварили, врач сказал: "Бросай войну, Гвоздь. Третий раз в жбан залепят - помрешь". Вот... Залепили. Дай, Араб закурить. Теперь мне все можно.
   Поколебавшись, Андрей вытащил сигарету. Прикурил и вставил в бледные губы на заросшем щетиной лице. Гвоздарский затянулся. Раз, другой, третий... закашлялся и уронил сигарету. Андрей быстро подхватил ее с одеяла.
   - Ух, - сказал бандит, - хорошо. Я почему тебя позвал? Я ведь знаю, что все равно подохну... меня уже в аду на довольствие поставили. Хочу рассказать про грузина. Тебе хочу рассказать... понял?
   - Да.
   - Это я тебя гонял по Владимирскому спуску. Помнишь?
   - Еше бы. Я уж думал, что мне кранты.
   - Не... команда была только покалечить. Но ты шустрый оказался.
   - А кто дал команду?
   - Косой.
   - Заец? - уточнил Андрей.
   - Он, сучара. Комитетчик бывший... ну да хрен с ним. Я тебе про грузина хочу рассказать... только тебе. Я к тебе присмотрелся. Вижу: крепкий мужик. С характером. С хребтом... Я книжки твои читал. Думал: мало ли чего написать можно! Теперь понял: дело пишешь. Может, обо мне напишешь... Напишешь, Араб?
   Точка была поставлена. Рассказ Гвоздарского оказался тем последним эпизодом, который позволил поставить точку.
   Обнорский пересек улицу и сел в машину. Сашка приглушил звук магнитолы и вопросительно посмотрел на Андрея.
   - Поехали домой, Саша, - сказал Обнорский.
   Шел снег. Пушистые белые хлопья мелькали в свете фар. Машина кружила по чистым улицам огромного города. Снег ложился на крыши, на голые деревья, на холодную черную воду могучего Днепра. Город был полон ненависти и тревоги... Город был полон надежд, ожиданием Нового года и нового века, до которого оставалось совсем немного.
   Старенькая "пятерка", предоставленная киевским вором бывшему ленинградскому менту, печатала следы протекторов, увозила двух питерских журналистов от того мрачного здания, где умирал бандит Гвоздарский. Шел снег. Обнорский и Зверев в салоне молчали. Музыка в магнитоле оборвалась, и женский голос сказал:
   "Двадцать один час в Киеве. Как всегда в начале каждого часа новости на нашей волне. Только что нам стало известно, что в зале игровых автоматов на Большой Житомирской неизвестным преступником убит помощник депутата Верховной Рады Леонида Матецкого. Убитый помощник - некто Макаров Геннадий - известен правоохранительным органам по кличке Слепой. Неизвестный киллер произвел четыре выстрела из пистолета ТТ в голову жертвы, бросил оружие и беспрепятственно скрылся... А теперь хроника политической жизни столицы..."
   Зверев нажал кнопку, переключился на другую станцию.
   * * *
   Из прессы:
   "Сегодня в полдень на площади Независимости начался митинг протеста. Митинг организовали 12 политических партий Украины, среди которых СПУ, КПУ, УРП, УКРП, "Вперед, Украина!", УХДС, У НП "Собор". К этой акции также присоединились УНА-УНАСО, Молодой Рух, Молодой "Собор", Шевченковская районная организация УНР. К этому мероприятию присоединились также ветераны студенческой голодовки на площади Независимости осенью 1990 года.
   Размах и массовость проводимых мероприятий свидетельствуют о глубочайшем политическом кризисе на Украине".
   "Народные депутаты, представляющие оппозиционные к власти фракции, а также внефракционные депутаты-оппозиционеры призывают руководителей силовых ведомств и президента Леонида Бунчука добровольно и немедленно уйти в отставку".
   "Входе обсуждения информации о расследовании обстоятельств исчезновения журналиста Георгия Горделадзе в Верховной Раде лидер партии " Собор "Анатолий Матвеев, обращаясь к силовикам, заявил, что "своей холуйской политикой "они толкнули президента в пропасть".
   "Представитель фракции "Яблуко" Александр Чародей считает, что у Верховной Рады "есть один достойный выход - начать процедуру импичмента " и тем самым "спасти лицо Украины ". Чародей призвал президента "покаяться перед народом и добровольно уйти в отставку"".
   "Внефракционный депутат Григорий Осторожко, выступая с трибуны, заявил, что "содеянным президент Леонид Бунчук, министр внутренних дел Юрий Марченко и председатель СБУ Леонид Сварог подписали себе не только юридический, но и политический и нравственный приговор ". Он заявил далее, что все руководители силовых ведомств должны быть уволены".
   Когда в гостиничном номере Андрей почти дословно пересказал Звереву рассказ Монгола-Гвоздарского, Сашка длинно и нецензурно выругался. Потом закурил, успокоился и сказал:
   - Ну и дерьмо. Лучше уж нормальных убийц ловить.
   - А в чем разница? - спросил Обнорский.
   - Там все честнее как-то...
   - Ну это ты хватил.
   - Может, и хватил. Может быть... Но от этих холеных морд совсем с души воротит, Андрюша. Подлость бескрайняя.
   - Я бы даже сказал - отцовская, - ухмыльнулся Андрей.
   - Да что Отец? Отец все-таки бандит. Мурло у него бандитское, восприятие жизни бандитское... Он ломает хребты людям, как карандаши, - вот его уровень. И если взяться за него всерьез, то почти наверняка можно будет на чем-то подловить... А Эстер? Провокатор, убийца. Но как ты его возьмешь?
   - Скорее всего - никак... Завтра я улетаю в Крым. Там встречусь с Соболевым, доложу ситуацию. Пока - устно. Но позже напишем отчет. Если Сергей Васильевич сочтет его стоящим, то доложит Бунчуку. А уж во власти президента отстранить Хозяина от должности. Но я не уверен, что это произойдет. Эстер не есть сам по себе некая демоническая личность - он выражает интересы некой группы олигархов... Полетишь со мной в Крым, Саша?
   - Нет, - сказал Зверев. - Я возвращаюсь в Питер. На следующий день Зверев вылетел в Москву, Обнорский - в Симферополь. В Борисполь их отвез человек, присланный Краюхой - молчаливый мужик с наколками на руках.
   Из аэропорта Обнорский сделал звонок полковнику Перемежко.
   - Василий Василия, - сказал он, - пленочку-то прослушали?
   - Прослушали, Андрей Викторыч.
   - Ну и как? Не изменили своего мнения?
   - Относительно чего?
   - Относительно возможности опубликовать рассказ Гвоздарика?
   - Решения в данном случае принимаю не я.
   - Этажом выше?
   - Тремя этажами выше, Андрей.
   - Понятно, Василий Василич... а как здоровье Гвоздарского? .
   - Помер Гвоздарскйй, господин журналист. Сегодня утром.
   - Вот так?
   - Вот так.
   - Как же это он без санкции тех, кто тремя этажами выше? - зло спросил Андрей... Гвоздарскйй был бандит, убийца... наемник, воевавший против нас в Чечне. Жалеть его не стоило. Но все еще стояло перед глазами монголоидное лицо Гвоздя, еще звучал в ушах голос: матери сообщи, Араб... матери сообщи моей.Как же он без санкции-то?
   - Личная недисциплинированность, Андрей Викторович, - ответил Перемежко. - Вы еще что-то хотели у меня спросить?
   - Нет, больше я ничего не хотел спросить у вас, господин полковник, сказал Андрей. - Я, напротив, хотел кое-что вам сообщить.
   - Слушаю вас, - официальным голосом произнес Перемежко.
   - Коли вы уже прослушали кассету, то знаете, что Горделадзе держали в инструментальном складе Таращанского моторного завода.
   - Со слов Гвоздаря. Других доказательств нет.
   - Есть. Если вы направите своих людей в Таращу, то в помещении бывшего инструментального склада найдете доказательство.
   - Какое? - быстро спросил Перемежко.
   - Отсчитайте шестнадцать кирпичей от левого дальнего угла склада. И шестнадцать же от пола. На стене есть текст, исполненный Горделадзе собственноручно. Передавайте привет "тремя этажами выше", полковник.
   * * *
   В Симферополе термометр показывал плюс десять и ничто не напоминало о зиме. Ветер нес над летным полем легкую, почти невидимую пыль с запахом керосина и сухой травы. Низкое солнце било в глаза, заставляло щуриться.
   Обнорского встретил уже знакомый водитель Игорь. Сказал, что Сергей Васильевич сейчас занят, освободится часам к десяти вечера, отвез Андрея в гостиницу "Москва". Времени было полно. Андрей принял душ, попил кофе в баре и пошел прогуляться по городу. Он бесцельно бродил по улицам и, можно сказать, отдыхал - в отличие от Киева, в Симферополе он не ожидал провокаций или нападения... Одновременно он работал, выстраивал свой предварительный, устный доклад Соболеву. Это было нетрудно: вот уже полтора месяца Андрей жил "делом Горделадзе". Он держал в голове десятки фамилий, адресов, телефонов и дат. Он как бы видел лица всех (или почти всех) участников этой драмы: начиная от дочек-близнецов Георгия Горделадзе, заканчивая холеным лицом руководителя аппарата кабинета министров. На некоторых, кого он не видел сам, Обнорский смотрел глазами По-взло или Каширина. Вместе с Родионом он изучал пачки распечаток телефонных разговоров, беседовал с вором Краюхой, матерью Георгия Лесей, пил пиво с темным человечком Вайсом... Он видел яму в лесу, под Таращей, и отсеченную руку Горделадзе в боксе из нержавеющей стали. Он очень многое видел.
   В Симферополе был вечер - тихий, теплый, мирный. Андрей стоял на мосту через Салгир, смотрел в мутную воду, и картина произошедшего сложилась у него в голове ясно и полно. Он выщелкнул в воду окурок, проследил за траекторией, описанной красным огоньком... в этот момент зазвонил телефон. Звонил Соболев.
   * * *
   Валентина Павловна накрывала стол и корила мужа за то, что не предупредил про гостя.
   - Бестолковый ты у меня, Сережка, - говорила она. - Трудно было сказать, что придешь сегодня не один?
   - Ну извини, Валюшка, - оправдывался премьер. - Ну закрутился, забыл.
   - Ну бестолковый ты... как такого премьером назначили? Дома и нет ничего, гостя угостить нечем.
   Что касается "нет ничего", то это было явное преувеличение - стол ломился. Соболев за спиной у жены подмигивал Обнорскому. Премьер снял пиджак, распустил узел галстука и выглядел сейчас не администратором большого калибра, а обычным человеком, вернувшимся домой после тяжелого рабочего дня, - чуточку усталым, не сбросившим еще груз проблем... но уже неофициальным, домашним.
   Валентина Павловна хлопотала, ей помогала дочь-школьница. За ужином выпили немного вина. Соболев подтрунивал над женой... Валентина отвечала тем же. Обнорский чувствовал, что в этой семье царит лад. И даже завидовал немножко. Соболев, будто угадывая его мысли, сказал:
   - Жениться тебе надо, Андрей... Ты ведь тоже приходишь домой поздно? Обнорский кивнул. - Ну вот. Приходишь усталый, злой иногда. А дома - пустой холодильник и телевизор... так? - Обнорский снова кивнул. - И никто тебя не ждет. А женатый человек приходит - его ждут. И сразу начинают пилить!
   - Это я тебя пилю? - спросила Валентина Павловна. - Совести у тебя нет.
   Соболев рассмеялся. После ужина мужчины перешли в кабинет премьера. Валентина Павловна принесла им горячий чай с лимоном.
   - Валентина, - попросил Сергей Васильевич, - будут звонить - меня нет, нам тут с Андреем поболтать надо.
   Когда жена вышла, Соболев сразу переменился в лице. И стало видно, что он устал сильнее, чем хотел показать за ужином. Он посмотрел на Обнорского и спросил:
   - Ну что, Андрей Викторович? Что ты мне привез?
   - Как положено, две новости. Одна плохая, вторая...
   - Еще хуже, - усмехнулся премьер.
   - Нет, Сергей Васильевич, вторая - хорошая.
   - Начинай с хорошей.
   - Расследование мы фактически закончили.
   - Поздравляю. А плохая?
   - Все значительно сложнее, чем можно было предположить, - сказал Обнорский.
   - Это обычное дело, Андрей. Я был бы удивлен, если бы вдруг оказалось проще... Мы с тобой уже толковали на эту тему, и я - помнишь? - еще в ноябре предвидел, что ситуация вокруг исчезновения Горделадзе может существенно осложниться, что и произошло после сольного выступления Стужи с "кассетным хором" на подпевках. Ну рассказывай, что вы выяснили.
   - Курить можно? - спросил Андрей.
   - Да, кури, - ответил хозяин и поставил перед Обнорским пепельницу.
   Андрей с удовольствием закурил, сделал глоток чаю и начал свой "доклад".
   - Итак, шестнадцатого сентября в Киеве исчез Георгий Горделадзе...
   * * *
   - ...что само по себе не является чем-то исключительным. Как сказал, отвечая на вопрос депутатов Рады, заместитель Генерального прокурора, в девяносто девятом году на Украине исчезли 35 449 человек. Население целого города! Надо полагать, что двухтысячный не очень сильно отличается от девяносто девятого. Люди пропадали, пропадают и будут пропадать... такова реальность. И, однако же, исчезновение одного - одного-единственного! - человека вызвало вдруг необычный ажиотаж. Впрочем, тогда мы еще не знали, что это первая, самая маленькая волна... Я отдаю должное вашей проницательности, Сергей Васильевич, вы предвидели, что история будет иметь продолжение. А я нет. Я и предположить тогда не мог, что поднимется "таращанская волна" и повлечет за собой невероятное цунами - "кассетный скандал".
   Теперь совершенно очевидно, что все эти события связаны, что они были спланированы, и, кстати, очень толково. Я не имею никакого права утверждать, что мы раскрыли весь механизм, знаем все имена, можем однозначно трактовать события. В нашем расследовании еще полно белых пятен. Мы видим по большей части только марионеток, кукловоды остаются в тени. И тем не менее я готов раскрыть вам сценарий, по которому развивались события. Анализ добытых нами фактов показывает, что они не могут быть юридической базой для судебного преследования как организаторов, так и исполнителей... по разным причинам. Я расскажу, и вы сами это поймете.
   Итак, исчез Горделадзе... Каким образом? Как и почему? Убит? Скрылся? Похищен? Если убит - где тело? Если скрылся - от кого? Если похищен - кем?
   Чтобы ответить на эти вопросы, нужно вернуться, на год назад. Мы не знаем точной даты... мы не знаем имен тех людей, которые однажды собрались тайно и решили в своем узком кругу, что если Бунчука немножечко поприжать и подвинуть - будет лучше для Украины. Под Украиной они понимали прежде всего себя самих. Я не хочу кого-либо обличать, бичевать, разоблачать. Но тот путь, который группа этих людей избрала, изначально подл и порочен. Они - не декабристы, готовые принести на алтарь свои жизни. Очевидно, что они просто хотели добиться режима наибольшего благоприятствования для себя. Требовалось найти способ, который позволит сделать Бунчука более зависимым и управляемым, более покладистым. Это весьма непросто, если не сказать невозможно.
   Но все же они нашли такой способ - он называется "волна гнева". Только мощной волной протеста со стороны и парламента и народа можно напугать президента угрозой отставки. А для того, чтобы вызвать гнев, нужно показать стране, что Бунчук - негодяй. Законченный, циничный негодяй. Настоящий людоед! Соответственно, и преступления президента должны быть ужасны... Конечно, народу можно рассказать о реальном или мнимом воровстве. Во, глядите: Бунчук - вор! Он украл из казны миллион баксов... или два... или десять. Народ ответит; ну и что? Он - народ - уже давно привык, что больше начальники воруют. Народ - и украинский, и русский - давно свято убежден, что все большие начальники либо воры, либо дураки. Так уж у нас со времен Салтыкова-Щедрина повелось, и надо сказать, что начальство свой народ не разочаровывает... Требовалось найти действительно мерзкое, возможно даже - иррациональное, преступление. Но Бунчук, при всех его недостатках, не ест на завтрак младенцев и даже в баню с девками не ходит. Нет на нем ничего такого военно-морского, что могло бы растревожить ум и сердце украинца и вывести его на улицы. На митинги, а еще лучше - на баррикады... Нет ничего - и хоть разбейся!
   Но если дьявола нет - нужно его выдумать.
   И его выдумали... Наверно, мы никогда не узнаем, кто был главным сценаристом. Эстер? Навряд ли. Он хитер, но не настолько смел, чтобы в одиночку сконструировать и закрутить сложную оперативную многоходовку...
   На роль жертвы выбрали Горделадзе. Думаю, что причин этому было две. Первая и основная - скандальные выступления Горделадзе в Штатах в ноябре 99-го... Именно тогда фамилия Горделадзе стала известна Бунчуку, а его Георгия - выступления вызвали гнев президента. Второе обстоятельство - у Эстера был рядом с Горделадзе свой человек... Имя этого человека - Затула. Алена Затула... Да, да, Сергей Васильевич, не удивляйся. Когда Алена работала в аппарате Хозяина, они стали любовниками. Позже эта связь сыграла свою роль.
   Итак, в конце 99-го года жертва была выбрана. Я, кстати, предполагаю, что были и другие жертвы - дублеры, так сказать, Горделадзе. На тот случай, если с Георгием по каким-то причинам не выгорит. Мы не знаем и никогда не узнаем имена жертв и схемы, по которым их должны были "реализовать". Но почти наверняка они были - серьезные люди вроде Хозяина никогда не работают без запасных вариантов, надеясь на волю случая.