Страница:
Два автомобиля ФСБ подъехали к месту недавней трагедии. На обочине стояли пожарный автомобиль и две милицейские машины. Ни одной скорой. Чуть позже выяснилось, что скорые были, но уже уехали. Медицинская помощь не понадобилась. Как жук, опрокинувшийся на спину, лежал в кювете огромный КамАЗ. Стоял посреди дороги страшный, обгоревший и искореженный «москвич». Из салона пахло подгоревшим мясом.
Водитель эфэсбэшной «волги» заглянул внутрь и сразу отскочил в сторону. Его вытошнило.
На противоположной стороне обочины взрыв образовал воронку, чем-то напоминающую окопчик. В каком-то смысле она и оказалась окопом на невидимой линии обороны. Дождь уже наполнил ее водой, а ветер швырнул в нее горсть листьев. Через два дня здесь появится на скорую руку сколоченный фанерный обелиск и венки. А на Южном кладбище в Петербурге трижды громыхнет залп, и закрытые, обтянутые дешевеньким кумачом гробы опустятся в землю.
Пятерых штатских будут хоронить на разных погостах. Без прощального салюта, без оркестра. Общим будет одно — заколоченные гробы.
А пока — воронка, и в ней венок из желтых и красных листьев на прозрачной дождевой воде. Дождь, запах горелого мяса, негромкое гудение видеокамеры в руках оператора ФСБ да крик воронья на голой рябине.
Этот нелепый, почти случайный взрыв на обочине областной дороги станет прологом множества других событий, которые в самое ближайшее время втянут в свой круговорот сотни самых разных людей. Но сейчас еще никто не может предположить страшных, кровавых, драматических последствий взмаха жезла инспектора ГИБДД Васильева.
Два неслабо поддатых мужика лет сорока стояли на автобусной остановке, попивали пивко из бутылок и разглядывали ценники в витрине магазина, шопа, если говорить культурно. Один, тощий и длинный, сказал другому:
— Да-а, Сергей Иваныч, Билл, понимаешь, только Монику У.Е. А господин Кириенко нас всех… В оч-чень извращенной форме.
Его собутыльник отхлебнул пива и ответил:
— Точно, Василич! Полный… дефолт! Давай-ка на все плюнем и пойдем еще по соточке вмажем.
Такой вот, ребята, фольклор образца осени девяносто восьмого. А в газетах искали виновников событий семнадцатого августа. Клеймили банкиров, олигархов, Лившица и МВФ. Каждый более-менее известный деятель из московской политической тусовки рассказывал, что он-то предвидел, он-то предупреждал. Каждый выдвигал свою версию, называл имена врагов. Врагов было много: от сионистов и Егора Гайдара до подстрекателей-коммунистов и президента Всемирного банка Джеймса Вулфенсона. У-у-у, суки!
Правительство в очередной раз пообещало с октября наладить регулярную выплату зарплаты и погасить долги. Бастовали учителя и шахтеры, замерзал без тепла и света Владивосток, в независимой Ичкерии бойко торговали заложниками. Президент изредка приходил в сознание и кого-нибудь наказывал. Главное, дорогие россияне, не останавливаться на пути реформ! После напряженного десятиминутного труда гарант конституции снова ложился в больницу. А реформы шли — только держись!
Министр внутренних дел, поблескивая очками на розовом, упитанном лице, самозабвенно рассказывал о том, какими темпами будет расти преступность. Согласно кивал головой Генеральный прокурор! Им верили: не обманут.
В Сибири расправлял крылья генерал Гусь. Он делал страшное мурло и обещал всем устроить: упал-отжался. Вольфыч громогласно заявлял, что в 2000-м он станет президентом и уж тогда точно всех посадит. А Борис Абрамович… ну, тут и говорить нечего!
В общем, все шло как обычно.
Вооруженный солдат срочной службы Роман Середкин, самовольно оставивший вчера ночью свой пост на станции «Дивизионная» (Бурятия), перед самоубийством застрелил сторожа офицерской столовой. Солдат выстрелил в сторожа в тот момент, когда тот преградил ему путь в столовую. Затем Р.Середкин взломал продовольственный склад, наелся и застрелился. Дефолт, ребята, полный… дефолт!
К часу дня Дуче пришел к выводу, что пора предпринимать какие-то шаги. Двухчасовое опоздание курьера взвинтило его до крайности. Объяснения типа поломка в дороге или ДТП больше не устраивали. Вернее, они не устраивали вовсе. Даже за самой заурядной аварией могло последовать незаурядное продолжение. Например, появление в офисе крепких молодых мужчин в штатском. Или в камуфляже… какая разница?
Он, конечно, найдет, чем встретить гостей. Но — судьба операции! Судьба операции, которую он готовил два последних месяца. А если копнуть поглубже — всю жизнь. По крайней мере, с восьмидесятого года.
Дуче снова заходил по ковровой дорожке кабинета. Тридцать килограммов тротила… письма, отправленные в ФСБ и приемную губернатора. Если Козулю взяли? Улик будет более чем достаточно. Значит — снова зона и полный крах! Другого шанса осуществить свой план у него уже не будет. Если Козуля попал в аварию? Если что-то такое случилось, то лучше Козуле погибнуть, взорваться вместе с тачкой. Сгореть. Испариться.
Впервые за все время подготовки к операции Дуче подумал, что, может быть, прав был Очкарик? С Очкариком он поделился своим планом еще в начале сентября. С первым. А эта гнида оттопырила нижнюю губу и бросила небрежно: «авантюра!»…
Это был плевок в лицо. Он хотел тогда убить Очкарика на месте. А вот теперь подумал: может быть, прав был Очкарик?
Нет, не прав! Все равно — не прав. Как бы там ни было, но он, Дуче, вернее — Терминатор, вывел операцию на финишную прямую. И доведет до конца. Любой ценой. Ценой жизни, если понадобится. Они заплатят за все. За годы лагерей, за циничный смех шлюхи в тамбуре поезда Петрозаводск-Ленинград и за страшное слово: УБОГИЙ!
Терминатор скрипнул фарфоровыми зубами. Сполна… за все они заплатят сполна. Дважды. Сначала деньгами, а потом…
Но что можно предпринять сейчас? Расслабляться некогда, в данном случае время работает на врагов. Что можно предпринять? Позвонить Ильичу? Чиновник из Большого Дома на Литейном носил три большие звезды на погонах и иногда получал скромные гонорары, за пустяковые консультации. Это не афишировалось, хотя, с другой стороны, трехкомнатную квартиру под «евростандарт» и новенькую «девяносто девятую» не скроешь. Но ведь никто не поинтересовался: а на какие шиши, товарищ полковник? На зарплату?… Нет, Ильич в этой ситуации не нужен. Даже наоборот, опасен.
Что бы ты у него спросил? Не подскажешь ли, господин полковник, где мой подельник с тридцатью килограммами тротила? Это не пойдет.
Самый реальный вариант: послать кого-то прокатиться по трассе, посмотреть, понюхать. Если Козуля сломался, или попал в ДТП, или… Да, пожалуй, так. Кого-то нужно послать. Но кого? Финта? Финт в Нарве, вернется только к вечеру. Или Ваську? Нет, этого нет… да он, кстати, безлошадный. Два других мудака — Еж с Брюханом — в Крестах парятся. Выходит — некого. Фридман забарабанил пальцами по столешнице. Всего в нескольких шагах от финиша он столкнулся с первыми трудностями. До этого все шло гладко. Так гладко, что самому не верилось… Так-так-так… А если Птицу? А? Если отправить Птицу?
Дуче быстро, не заглядывая в книжку, по памяти набрал номер. Трубку сняли сразу.
— Будьте добры Алексея, — сказал Дуче.
Минуту Семен барабанил пальцами по столешнице, поглядывал на часы и ждал, пока Птица подойдет к телефону. Может отказаться, думал Дуче, запросто может отказаться… и прижать его сейчас нечем. В тот раз получилось, а сейчас…
— Слушаю, — раздался голос Птицы.
— Здравствуй, Леша, это Семен, — спокойно и даже весело сказал Луче.
— Здорово, — ответил Птица после некоторой паузы.
— Ну, как жизнь, Алексей Дмитрич?
— Отлично, просто отлично. А… у тебя?
— Да не особо. Есть, так сказать, проблемы. Птица молчал. И это молчание Фридману не нравилось. Птица был одним из тех немногих, с кем ему не удавалось найти контакт.
— Есть, Леха, проблемы… нужна твоя помощь. Позарез нужна, выручай.
— Что, Семен, машинка захворала? Пригоняй, сделаю в счет долга.
— Нет, Леша, с машинкой порядок. А долг… Что долг? Какие между старыми корешами счеты?
— В чем проблема? — спросил Птица сразу изменившимся голосом.
Отдельные фрагменты взорванного автомобиля разлетелись метров на сто пятьдесят. Офицеры ФСБ собирали их более часа. Собирали и части тел.
Менее всех пострадал омоновец. Но и он выглядел жутко. Что касается инспектора ГИБДД Васильева и неизвестного водителя «восьмерки»… собирали по кускам. Та еще работка. Кому доводилось, тот поймет. Не всегда можно было понять, кому именно тот или иной кровавый ошметок принадлежит. И все же взрыв не смог уничтожить все следы.
На пригорке, усыпанном после взрыва крупными ягодами рябины, следак ФСБ нашел оторванную руку. На предплечье синела наколка: крест, объятый языками пламени.
— Э-э, — сказал следователь, — а покойник-то был, похоже, судимый. Такие наколки характерны для тех, кто Кресты прошел. Значит, пальчики в картотеке есть. Установим быстро.
Следующей находкой стал пистолет. ТТ со спиленным номером и патроном в патроннике обнаружили наполовину утопленным в грязь метрах в десяти от руки уголовника Козлова. А чуть позже нашелся номерной знак «восьмерки». Скрученный, смятый, он, тем не менее, легко прочитывался. Сотрудники ФСБ дали запрос и уже через несколько минут знали, что груда металла, которая еще три часа тому назад была автомобилем ВАЗ-2108, государственный номер такой-то, принадлежала жителю города Приозерска Козлову Виктору Олеговичу, 1962 года рождения, проживающему по адресу… Второй запрос приоткрыл некоторые факты биографии Козлова. В восьмидесятом — олимпийском — году Виктор Олегович был осужден на три года по 206 ч. 3 УК РСФСР. До отправки на химию, в поселок Коммунар, сидел в следственном изоляторе ИЗ-45/1, известном в Питере под названием Кресты. В восемьдесят девятом Козлов снова подсел по 145 УК РСФСР, на этот раз на шесть лет. Дорога его снова прошла через Кресты и вологодскую зону.
Теперь оставалось только сличить отпечатки пальцев на оторванной руке с теми, что хранила дактилоскопическая картотека. Это, в общем-то, была формальная процедура. Никаких сомнений, что в «восьмерке» ехал именно ее владелец гражданин Козлов В.О., у сотрудников ФСБ не было.
— Ну что, орлы, — спросил, обведя взглядом подчиненных, начальник отдела майор Рощин, — кто не был в славном городе Приозерске? Командировочка предстоит на берега седой Ладоги.
Алексей Воробьев положил трубку на рычаг аппарата, рассеянно выудил из пачки сигарету. Щелкнул зажигалкой. Задумался. Предложение Дуче было заманчивым: одна поездка — и шестьсот баксов как с куста. Все — долг погашен. Но за одну поездку до Приозерска и обратно не платят таких денег! За предложением Семена явно стоял криминал… собственно, за любым предложением Дуче всегда стоял криминал. Или подвох, ловушка. Если бы не скачок курса доллара! Если бы не семнадцатое августа, он бы уже сумел расплатиться.
…Тот «мерс» ему пригнали пятнадцатого. Очкастый мужик, оттопыривая нижнюю губу, радостно рассказывал, что нашел покупателя на эту рухлядь. Лох согласен выложить за двенадцатилетний «мерседес-200» пять восемьсот. Цена, конечно, была дурной. Ведро стоило не больше трех… внешний вид приличный, но, как известно, форма и содержание — не одно и то же. Очкастого привел Генка Финт, попросил помочь. Дел было не много: поменять прогнивший глушак, прокачать тормозишки. Птица тогда на ногах стоял крепко, снимал пополам с напарником приличный бокс, брался за ремонт иномарок. Бабки зарабатывал не очень чтобы, но на жизнь хватало. За «мерс» он взялся… Когда тебе нужна тачка? — К утру. — Ладно, к утру будет, загоняй свое ведро. Ха!… пять восемьсот!
А к утру от «мерса» остался один обгоревший кузов. Птице выставили счет на пять тысяч восемьсот долларов. Плюс расходы на ремонт съемного гаража, плюс стоимость сгоревшего оборудования. Причину возгорания выяснить не удалось, да пожарные особо и не вникали: знаем, что в этих частных лавочках творится, любую закрывать можно не глядя. Нарушаются все, какие только существуют, инструкции и положения. А сверх того — пьянка и курение. Чего тут разбираться? Сгорел — и хрен с ним.
На самом деле все было проще. Через полчаса после того, как Птица закончил возиться с глушаком и уехал домой, один из людей Дуче, наркоман Васька Ливер, влил в вентиляционное отверстие под крышей гаража литр бензина. А потом бросил горящую тряпку. Так Алексею Воробьеву по кличке Птица набросили петлю на шею. Семнадцатое августа девяносто восьмого ловко выбило табуретку из-под его ног.
— Михеич, — обратился Леха к хозяину крохотного автосервиса, в котором он работал после пожара, — мне бы уйти нужно.
— Иди, — пожал плечами Михеич, — работы все равно нет.
Через десять минут Птица сел в старенькую «шестерку», принадлежащую Наталье, и направился в Приозерск.
Он абсолютно не представлял, к каким последствиям приведет эта поездка.
Временами полуторатонное тело серой оперативной «волги» напоминало плиссирующий катер. Тяжелый автомобиль рассекал лужи, таранил широким лбом дождь и тащил за собой длинный водяной шлейф. В просторном салоне «волги» ехали три офицера ФСБ. Опережая их, в Приозерск ушла телефонограмма.
Следователь Авдеев посматривал с заднего сиденья на спидометр: стрелка редко опускалась ниже сотни. Водитель, опер службы БТ[2] капитан Реутов, перехватил в зеркале его взгляд и подмигнул:
— Не волнуйся, Витя. Резина новая, тачка тяжелая, устойчивая, а водитель просто классный… Шутка. Но очень смешная!
Сорок минут назад двое офицеров БТ подобрали Авдеева в поселке Агалатово. Командировочка на берега седой Ладоги началась. Капитан Реутов и майор Климов подключились к делу позже своих коллег, то, что их очень интересовало, произошло на въезде в Агалатово, но информацией они располагали неполной. Тем более что специалист-взрывотехник определил силу взрыва — ориентировочно, на глаз — не менее, чем килограммов двадцать-двадцать пять тротилового эквивалента. Даже если поделить нижнюю границу этого эквивалента на два — есть о чем призадуматься. Десять килограммов тротила — не фунт изюму.
Когда мокрый, усталый, замерзший капитан Авдеев опустился на заднее сиденье в салоне «волги», его с ходу начали расспрашивать.
— Горячего ничего нет хлебнуть? — спросил следак, растирая озябшие руки.
— А, черт, извини… есть кофе. Дочка твоя делала. Так и сказала: вот вам папина черная командированная сумка.
Командированная папина сумка лежала там же, на заднем сиденье. Капитан достал термос с кофе. Вместе с ароматом горячего напитка он как бы ощутил запах дома, услышал серьезный дочкин голосок. Семилетняя кроха уже знала, что собранная сумка всегда стоит наготове в стенном шкафу. Виктор отхлебывал горячий кофе, грел ладони о колпачок термоса и смотрел на мокрую дорогу, простиравшуюся за коротко стриженными затылками ребят, за непрерывно работающими дворниками и качающейся косой сеткой дождя. Он испытывал редкое чувство покоя и комфорта… обманчивое чувство покоя. Еще он испытывал признательность ребятам за то, что заскочили к нему домой, и за то, что передвинули ручку отопления салона вправо и терпеливо ждут сейчас, пока он чуть-чуть отойдет. Все это, конечно, пустяк… Мужикам тоже доводилось сидеть в засадах, замерзая или, наоборот, мучаясь от жары. Объяснять ничего не нужно. Все ясно и так. Хлестал по стеклам ветер с дождем, летел мимо голый осенний лес, кофе был горьким и крепким, а главное, горячим. Виктор закурил и начал рассказывать:
— Около 12:10 инспектор Васильев остановил для проверки желтого цвета «восьмерку». У них накануне такую в угон заявили. Потому, видимо, он и тормознул. С ним в паре работал старшина из ОМОНа. Второй гаишник и еще один омоновец ушли погреться в кафешку. От места метров сто, но стекла там все до единого вынесло. Гаишнику лицо осколками порезало… Вот наш единственный свидетель. Если можно его за такового считать. С сотни метров, в довольно сильный дождь Буряк особенно-то ничего и не видел. А омоновец…
— Буряк — это гаишник? — уточнил Климов. Прошло уже несколько месяцев с того времени, как ГАИ переименовали в ГИБДД, но все продолжали величать сотрудников дорожной полиции по старинке.
— Да, гаишник. А омоновец сидел спиной к окну, вообще ничего не видел. Так вот… со слов Буряка, Васильев тормознул эту «восьмерку», проверил у водилы документы, потом открыл капот. С минуту они стояли около машины, разговаривали, потом… что там между ними вышло, мы никогда не узнаем. Началась стрельба. Одиночный выстрел, потом очередь. И сразу — взрыв! Наш эксперт считает, что пули попали в бензобак.
Некоторое время в салоне висело тяжелое молчание. За внешне спокойным рассказом Авдеева стояла смерть людей. Служба нередко сталкивает офицеров ФСБ с человеческой трагедией, болью, смертью. Подлая с косой все время бродит рядом, ухмыляется за спиной, похабно подмигивает, кривляется. В житейской и служебной круговерти ты совершенно не думаешь о ней… Но она помнит о тебе всегда.
— Так что там дальше? — прервал тишину голос Реутова.
— Дальше… дальше удалось установить владельца «восьмерки». Дважды судимый житель Приозерска, некто Козлов. В молодости — по хулиганке, потом — за грабеж. Нашли тэтэшку. Видимо, его.
— Пальцы? — спросил Климов.
— Какие, Борис, пальцы, к черту? Там… там, блин, такое…
Говорить не хотелось. Виктор вспомнил черно-розовый кочан, который нашли метрах в шестидесяти от воронки. Кочан оказался безглазой оскальпированной головой. Он поперхнулся дымом, закашлял…
— …тела по кускам собирали. Не поймешь, где чья рука-нога. Сначала не знали даже — сколько погибших. Да еще водитель КамАЗа и четверо в «москвиче».
Авдеев затушил сигарету в пепельнице, продолжил:
— Нет, Борис, пальцев. ТТ весь в грязи, номер спилен, патрон в патроннике. В магазине еще четыре. А в автомате омоновца рожок пустой.
— Почему? — спросил Реутов, не отрывая взгляд от дороги.
— Черт его знает… Возможно, после взрыва заклинило спуск.
Виктор представил автомат, в вихре раскаленного газа летящий среди обломков автомобилей и беспорядочно расстреливающий боезапас. Сюр, да и только!
— Автоматных гильз на поле до черта, — добавил он.
— Все-таки, пожалуй, повезло, — негромко сказал Климов.
— Это кому? — удивленно спросил Реутов.
— Всем, Саша. По крайней мере — многим.
— Не понял, Борис Васильевич. Поясни. Майор пожал мощными плечами и медленно произнес:
— Я подумал, что было бы, если бы взрыв произошел в Питере. Гражданин Козлов, как я понимаю, в Питер ехал?
В салоне «волги» замолчали. На этот раз — надолго.
Птица купил килограмм крупной красной клюквы, потолковал с бабкой. Отчаянно жестикулируя, хлюпая синим носом, бабка рассказала о взрыве автомобиля: «Я, сынок, думала — война. Ахти, батюшка родный, как ударило-то! Стекла все зазвенели… — А что, мать, взорвалось-то?… — Бают, машина легковая. Мушшина милиционеров пострелял с нагана, а потом взорвал бомбу… — Ну! Что за мужчина?… — Кто его знает, сынок? В куски, в клочья голимые. И его, и машину… — Так уж и в куски?… — В куски, родный, в куски. Возьми еще клюковки-то, хороша… — Да нет, спасибо».
Когда Птица пошел назад к «шестерке», старуха перекрестила его вслед. «Спаси и сохрани!» — шепнули сухие губы.
На заднем сиденье милицейского УАЗа старший лейтенант следственной службы ФСБ Павел Крылов дважды щелкнул затвором «Никона». Высокочувствительная пленка запечатлела угрюмое лицо Алексея Воробьева. Павел записал в блокнот номер Наташкиной «шестерки» и время. Лица, появляющиеся на месте взрыва, могут быть случайными. А могут — и неслучайными. Следователь отснял уже две кассеты по тридцать шесть кадров и снимет еще три.
Птица сел в машину, развернулся и погнал назад, в Питер. Только что он заработал шестьсот долларов. А зоркий глаз «Никона» определил его судьбу. И не только его.
Козулю Леха знал еще по зоне. Тот ходил в пристяжи у Дуче. Последний раз они виделись около месяца назад. В погашение долга за сгоревший «мерс» Дуче предложил Птице провести маленькую консультацию. Делать этого было нельзя! Категорически нельзя. Но Дуче списывал под долг пятьсот баксов. А деньги нужны были как воздух. Чтобы расплатиться за «мерс», Птица влез в долги. Это ничего не меняло. Отдавать-то все равно нужно. А жизнь подорожала втрое. Приближалась зима, Наталья оставалась без зимних сапог. Хуже того — без работы. Фирмочка, где она щелкала на калькуляторе, накрылась… А доллар рос, рос, рос. Говорили, что к Новому году он поднимется до пятидесяти рублей.
Соглашаться на предложение Дуче было нельзя.
Бывший морской пехотинец, разведчик-диверсант мичман Воробьев согласился. Он встретился с Козулей и проконсультировал его по изготовлению ВУ с часовым механизмом.
Птица не знал, что вся история с «мерсом» и пожаром в гараже была придумана Дуче как раз для того, чтобы заполучить опытного подрывника. Сначала предполагалось, что проще всего устроить ДТП с тем же гнилым «мерсом». Но Финт, который корешился с Птицей на зоне, сказал, что не выйдет. У Птицы характер, опыт и кой-какие кореша из спецназа. Обычный наезд не пройдет! Семен подумал и согласился. Предложил вариант с поджогом. Это дело выгорит, согласился Финт. Верно — гараж выгорел дотла. А Птица оказался в материальной зависимости от Дуче.
Сейчас Леха гнал назад в Питер. На куски, сказала бабка, на куски. Никакой жалости по отношению к погибшему Козуле он не испытывал. Но чувство тревоги не проходило. Давило низкое серое небо, кроваво алели рябины в голом лесу. Он затормозил, съехал на обочину и остановился. Шум дождя на крыше напоминал шипение бикфордова шнура в нижней полузатопленной галерее базы «Лотос-Х».
Верхнюю галерею занимали люди Большого Тигра, а нижней уже давно никто не пользовался. Морские пехотинцы проникли внутрь через подводную пещеру. Вел их парень, который свободно говорил по-английски. Зато по-русски он разговаривал с сильным литовским акцентом. Литва в ту пору уже вовсю боролась за свою независимость, но офицер ГРУ Андреас Беляускас присягал еще Советскому Союзу. И менять своих убеждений не собирался. Группе морских пехотинцев его представили под фамилией Иванов.
В естественных пещерах и искусственных выработках скалы когда-то находилась советская военная база «Лотос». Абсолютно секретная. Может быть, потому к слову «Лотос» добавили икс. Советский персонал давно покинул базу. Часть оборудования демонтировали, часть пришла в негодность… теперь огромные помещения занимали бойцы армии генерала, который сам себя называл Большим Тигром. На самом деле генерал был бывшим таксистом и сутенером из Сингапура. В верхних галереях «Лотос-Х» скрывались его бандиты после рейдов. Там же расположились цеха завода по переработке сырца опия. Большого Тигра желательно было взять живьем.
Во время отлива, когда под сводом подводной пещеры образуется зазор высотой от десяти сантиметров до полуметра, шестнадцать разведчиков-диверсантов морской пехоты во главе с Ивановым вплавь проникли внутрь скалы, скрывающей «Лотос-Х». Они перерезали старые, вконец проржавевшие сети заграждения, протащили сквозь дыры надувные плоты со взрывчаткой и оружием. По стенам и своду пещеры сочилась вода, росли странные, ни на что не похожие мхи, закручивались бледные, как поганки, лианы. Иванов вел группу уверенно. Они миновали зал с огромными застывшими корабельными дизелями, вручную открыли массивную створку люка и проникли в галерею нижнего уровня. Насосы, когда-то откачивавшие воду, давно не работали. Морпехи шли по грудь в гнилой воде. Птица двигался прямо за Ивановым. В его задачу входило присматривать за проводником. Борьба Литвы за независимость уже наложила свой отпечаток… Они поднялись по ржавым скобам вертикальной шахты к стальной двери, за которой слышались гортанные звуки чужого языка, сгруппировались на узком скальном карнизе. Иванов достал странного вида ключ и осторожно вставил в дверь… Шестерых полуголых бойцов Непобедимой Армии Большого Тигра они кончили бесшумно, голыми руками. Это было нетрудно.
Водитель эфэсбэшной «волги» заглянул внутрь и сразу отскочил в сторону. Его вытошнило.
На противоположной стороне обочины взрыв образовал воронку, чем-то напоминающую окопчик. В каком-то смысле она и оказалась окопом на невидимой линии обороны. Дождь уже наполнил ее водой, а ветер швырнул в нее горсть листьев. Через два дня здесь появится на скорую руку сколоченный фанерный обелиск и венки. А на Южном кладбище в Петербурге трижды громыхнет залп, и закрытые, обтянутые дешевеньким кумачом гробы опустятся в землю.
Пятерых штатских будут хоронить на разных погостах. Без прощального салюта, без оркестра. Общим будет одно — заколоченные гробы.
А пока — воронка, и в ней венок из желтых и красных листьев на прозрачной дождевой воде. Дождь, запах горелого мяса, негромкое гудение видеокамеры в руках оператора ФСБ да крик воронья на голой рябине.
Этот нелепый, почти случайный взрыв на обочине областной дороги станет прологом множества других событий, которые в самое ближайшее время втянут в свой круговорот сотни самых разных людей. Но сейчас еще никто не может предположить страшных, кровавых, драматических последствий взмаха жезла инспектора ГИБДД Васильева.
* * *
Осенью девяносто восьмого Санкт-Петербург засыпал и просыпался со словом кризис. Курс доллара обсуждали везде: в банках и на толкучках, в банях и офисах, в общественном транспорте и прессе. В словаре рядового обывателя появилось незнакомое доселе короткое и выразительное заграничное слово — дефолт. Оно звучало почти нецензурно. Не менее нецензурно звучало название несуществующей валюты: У.Е.Два неслабо поддатых мужика лет сорока стояли на автобусной остановке, попивали пивко из бутылок и разглядывали ценники в витрине магазина, шопа, если говорить культурно. Один, тощий и длинный, сказал другому:
— Да-а, Сергей Иваныч, Билл, понимаешь, только Монику У.Е. А господин Кириенко нас всех… В оч-чень извращенной форме.
Его собутыльник отхлебнул пива и ответил:
— Точно, Василич! Полный… дефолт! Давай-ка на все плюнем и пойдем еще по соточке вмажем.
Такой вот, ребята, фольклор образца осени девяносто восьмого. А в газетах искали виновников событий семнадцатого августа. Клеймили банкиров, олигархов, Лившица и МВФ. Каждый более-менее известный деятель из московской политической тусовки рассказывал, что он-то предвидел, он-то предупреждал. Каждый выдвигал свою версию, называл имена врагов. Врагов было много: от сионистов и Егора Гайдара до подстрекателей-коммунистов и президента Всемирного банка Джеймса Вулфенсона. У-у-у, суки!
Правительство в очередной раз пообещало с октября наладить регулярную выплату зарплаты и погасить долги. Бастовали учителя и шахтеры, замерзал без тепла и света Владивосток, в независимой Ичкерии бойко торговали заложниками. Президент изредка приходил в сознание и кого-нибудь наказывал. Главное, дорогие россияне, не останавливаться на пути реформ! После напряженного десятиминутного труда гарант конституции снова ложился в больницу. А реформы шли — только держись!
Министр внутренних дел, поблескивая очками на розовом, упитанном лице, самозабвенно рассказывал о том, какими темпами будет расти преступность. Согласно кивал головой Генеральный прокурор! Им верили: не обманут.
В Сибири расправлял крылья генерал Гусь. Он делал страшное мурло и обещал всем устроить: упал-отжался. Вольфыч громогласно заявлял, что в 2000-м он станет президентом и уж тогда точно всех посадит. А Борис Абрамович… ну, тут и говорить нечего!
В общем, все шло как обычно.
Вооруженный солдат срочной службы Роман Середкин, самовольно оставивший вчера ночью свой пост на станции «Дивизионная» (Бурятия), перед самоубийством застрелил сторожа офицерской столовой. Солдат выстрелил в сторожа в тот момент, когда тот преградил ему путь в столовую. Затем Р.Середкин взломал продовольственный склад, наелся и застрелился. Дефолт, ребята, полный… дефолт!
К часу дня Дуче пришел к выводу, что пора предпринимать какие-то шаги. Двухчасовое опоздание курьера взвинтило его до крайности. Объяснения типа поломка в дороге или ДТП больше не устраивали. Вернее, они не устраивали вовсе. Даже за самой заурядной аварией могло последовать незаурядное продолжение. Например, появление в офисе крепких молодых мужчин в штатском. Или в камуфляже… какая разница?
Он, конечно, найдет, чем встретить гостей. Но — судьба операции! Судьба операции, которую он готовил два последних месяца. А если копнуть поглубже — всю жизнь. По крайней мере, с восьмидесятого года.
Дуче снова заходил по ковровой дорожке кабинета. Тридцать килограммов тротила… письма, отправленные в ФСБ и приемную губернатора. Если Козулю взяли? Улик будет более чем достаточно. Значит — снова зона и полный крах! Другого шанса осуществить свой план у него уже не будет. Если Козуля попал в аварию? Если что-то такое случилось, то лучше Козуле погибнуть, взорваться вместе с тачкой. Сгореть. Испариться.
Впервые за все время подготовки к операции Дуче подумал, что, может быть, прав был Очкарик? С Очкариком он поделился своим планом еще в начале сентября. С первым. А эта гнида оттопырила нижнюю губу и бросила небрежно: «авантюра!»…
Это был плевок в лицо. Он хотел тогда убить Очкарика на месте. А вот теперь подумал: может быть, прав был Очкарик?
Нет, не прав! Все равно — не прав. Как бы там ни было, но он, Дуче, вернее — Терминатор, вывел операцию на финишную прямую. И доведет до конца. Любой ценой. Ценой жизни, если понадобится. Они заплатят за все. За годы лагерей, за циничный смех шлюхи в тамбуре поезда Петрозаводск-Ленинград и за страшное слово: УБОГИЙ!
Терминатор скрипнул фарфоровыми зубами. Сполна… за все они заплатят сполна. Дважды. Сначала деньгами, а потом…
Но что можно предпринять сейчас? Расслабляться некогда, в данном случае время работает на врагов. Что можно предпринять? Позвонить Ильичу? Чиновник из Большого Дома на Литейном носил три большие звезды на погонах и иногда получал скромные гонорары, за пустяковые консультации. Это не афишировалось, хотя, с другой стороны, трехкомнатную квартиру под «евростандарт» и новенькую «девяносто девятую» не скроешь. Но ведь никто не поинтересовался: а на какие шиши, товарищ полковник? На зарплату?… Нет, Ильич в этой ситуации не нужен. Даже наоборот, опасен.
Что бы ты у него спросил? Не подскажешь ли, господин полковник, где мой подельник с тридцатью килограммами тротила? Это не пойдет.
Самый реальный вариант: послать кого-то прокатиться по трассе, посмотреть, понюхать. Если Козуля сломался, или попал в ДТП, или… Да, пожалуй, так. Кого-то нужно послать. Но кого? Финта? Финт в Нарве, вернется только к вечеру. Или Ваську? Нет, этого нет… да он, кстати, безлошадный. Два других мудака — Еж с Брюханом — в Крестах парятся. Выходит — некого. Фридман забарабанил пальцами по столешнице. Всего в нескольких шагах от финиша он столкнулся с первыми трудностями. До этого все шло гладко. Так гладко, что самому не верилось… Так-так-так… А если Птицу? А? Если отправить Птицу?
Дуче быстро, не заглядывая в книжку, по памяти набрал номер. Трубку сняли сразу.
— Будьте добры Алексея, — сказал Дуче.
Минуту Семен барабанил пальцами по столешнице, поглядывал на часы и ждал, пока Птица подойдет к телефону. Может отказаться, думал Дуче, запросто может отказаться… и прижать его сейчас нечем. В тот раз получилось, а сейчас…
— Слушаю, — раздался голос Птицы.
— Здравствуй, Леша, это Семен, — спокойно и даже весело сказал Луче.
— Здорово, — ответил Птица после некоторой паузы.
— Ну, как жизнь, Алексей Дмитрич?
— Отлично, просто отлично. А… у тебя?
— Да не особо. Есть, так сказать, проблемы. Птица молчал. И это молчание Фридману не нравилось. Птица был одним из тех немногих, с кем ему не удавалось найти контакт.
— Есть, Леха, проблемы… нужна твоя помощь. Позарез нужна, выручай.
— Что, Семен, машинка захворала? Пригоняй, сделаю в счет долга.
— Нет, Леша, с машинкой порядок. А долг… Что долг? Какие между старыми корешами счеты?
— В чем проблема? — спросил Птица сразу изменившимся голосом.
Отдельные фрагменты взорванного автомобиля разлетелись метров на сто пятьдесят. Офицеры ФСБ собирали их более часа. Собирали и части тел.
Менее всех пострадал омоновец. Но и он выглядел жутко. Что касается инспектора ГИБДД Васильева и неизвестного водителя «восьмерки»… собирали по кускам. Та еще работка. Кому доводилось, тот поймет. Не всегда можно было понять, кому именно тот или иной кровавый ошметок принадлежит. И все же взрыв не смог уничтожить все следы.
На пригорке, усыпанном после взрыва крупными ягодами рябины, следак ФСБ нашел оторванную руку. На предплечье синела наколка: крест, объятый языками пламени.
— Э-э, — сказал следователь, — а покойник-то был, похоже, судимый. Такие наколки характерны для тех, кто Кресты прошел. Значит, пальчики в картотеке есть. Установим быстро.
Следующей находкой стал пистолет. ТТ со спиленным номером и патроном в патроннике обнаружили наполовину утопленным в грязь метрах в десяти от руки уголовника Козлова. А чуть позже нашелся номерной знак «восьмерки». Скрученный, смятый, он, тем не менее, легко прочитывался. Сотрудники ФСБ дали запрос и уже через несколько минут знали, что груда металла, которая еще три часа тому назад была автомобилем ВАЗ-2108, государственный номер такой-то, принадлежала жителю города Приозерска Козлову Виктору Олеговичу, 1962 года рождения, проживающему по адресу… Второй запрос приоткрыл некоторые факты биографии Козлова. В восьмидесятом — олимпийском — году Виктор Олегович был осужден на три года по 206 ч. 3 УК РСФСР. До отправки на химию, в поселок Коммунар, сидел в следственном изоляторе ИЗ-45/1, известном в Питере под названием Кресты. В восемьдесят девятом Козлов снова подсел по 145 УК РСФСР, на этот раз на шесть лет. Дорога его снова прошла через Кресты и вологодскую зону.
Теперь оставалось только сличить отпечатки пальцев на оторванной руке с теми, что хранила дактилоскопическая картотека. Это, в общем-то, была формальная процедура. Никаких сомнений, что в «восьмерке» ехал именно ее владелец гражданин Козлов В.О., у сотрудников ФСБ не было.
— Ну что, орлы, — спросил, обведя взглядом подчиненных, начальник отдела майор Рощин, — кто не был в славном городе Приозерске? Командировочка предстоит на берега седой Ладоги.
Алексей Воробьев положил трубку на рычаг аппарата, рассеянно выудил из пачки сигарету. Щелкнул зажигалкой. Задумался. Предложение Дуче было заманчивым: одна поездка — и шестьсот баксов как с куста. Все — долг погашен. Но за одну поездку до Приозерска и обратно не платят таких денег! За предложением Семена явно стоял криминал… собственно, за любым предложением Дуче всегда стоял криминал. Или подвох, ловушка. Если бы не скачок курса доллара! Если бы не семнадцатое августа, он бы уже сумел расплатиться.
…Тот «мерс» ему пригнали пятнадцатого. Очкастый мужик, оттопыривая нижнюю губу, радостно рассказывал, что нашел покупателя на эту рухлядь. Лох согласен выложить за двенадцатилетний «мерседес-200» пять восемьсот. Цена, конечно, была дурной. Ведро стоило не больше трех… внешний вид приличный, но, как известно, форма и содержание — не одно и то же. Очкастого привел Генка Финт, попросил помочь. Дел было не много: поменять прогнивший глушак, прокачать тормозишки. Птица тогда на ногах стоял крепко, снимал пополам с напарником приличный бокс, брался за ремонт иномарок. Бабки зарабатывал не очень чтобы, но на жизнь хватало. За «мерс» он взялся… Когда тебе нужна тачка? — К утру. — Ладно, к утру будет, загоняй свое ведро. Ха!… пять восемьсот!
А к утру от «мерса» остался один обгоревший кузов. Птице выставили счет на пять тысяч восемьсот долларов. Плюс расходы на ремонт съемного гаража, плюс стоимость сгоревшего оборудования. Причину возгорания выяснить не удалось, да пожарные особо и не вникали: знаем, что в этих частных лавочках творится, любую закрывать можно не глядя. Нарушаются все, какие только существуют, инструкции и положения. А сверх того — пьянка и курение. Чего тут разбираться? Сгорел — и хрен с ним.
На самом деле все было проще. Через полчаса после того, как Птица закончил возиться с глушаком и уехал домой, один из людей Дуче, наркоман Васька Ливер, влил в вентиляционное отверстие под крышей гаража литр бензина. А потом бросил горящую тряпку. Так Алексею Воробьеву по кличке Птица набросили петлю на шею. Семнадцатое августа девяносто восьмого ловко выбило табуретку из-под его ног.
— Михеич, — обратился Леха к хозяину крохотного автосервиса, в котором он работал после пожара, — мне бы уйти нужно.
— Иди, — пожал плечами Михеич, — работы все равно нет.
Через десять минут Птица сел в старенькую «шестерку», принадлежащую Наталье, и направился в Приозерск.
Он абсолютно не представлял, к каким последствиям приведет эта поездка.
Временами полуторатонное тело серой оперативной «волги» напоминало плиссирующий катер. Тяжелый автомобиль рассекал лужи, таранил широким лбом дождь и тащил за собой длинный водяной шлейф. В просторном салоне «волги» ехали три офицера ФСБ. Опережая их, в Приозерск ушла телефонограмма.
Следователь Авдеев посматривал с заднего сиденья на спидометр: стрелка редко опускалась ниже сотни. Водитель, опер службы БТ[2] капитан Реутов, перехватил в зеркале его взгляд и подмигнул:
— Не волнуйся, Витя. Резина новая, тачка тяжелая, устойчивая, а водитель просто классный… Шутка. Но очень смешная!
Сорок минут назад двое офицеров БТ подобрали Авдеева в поселке Агалатово. Командировочка на берега седой Ладоги началась. Капитан Реутов и майор Климов подключились к делу позже своих коллег, то, что их очень интересовало, произошло на въезде в Агалатово, но информацией они располагали неполной. Тем более что специалист-взрывотехник определил силу взрыва — ориентировочно, на глаз — не менее, чем килограммов двадцать-двадцать пять тротилового эквивалента. Даже если поделить нижнюю границу этого эквивалента на два — есть о чем призадуматься. Десять килограммов тротила — не фунт изюму.
Когда мокрый, усталый, замерзший капитан Авдеев опустился на заднее сиденье в салоне «волги», его с ходу начали расспрашивать.
— Горячего ничего нет хлебнуть? — спросил следак, растирая озябшие руки.
— А, черт, извини… есть кофе. Дочка твоя делала. Так и сказала: вот вам папина черная командированная сумка.
Командированная папина сумка лежала там же, на заднем сиденье. Капитан достал термос с кофе. Вместе с ароматом горячего напитка он как бы ощутил запах дома, услышал серьезный дочкин голосок. Семилетняя кроха уже знала, что собранная сумка всегда стоит наготове в стенном шкафу. Виктор отхлебывал горячий кофе, грел ладони о колпачок термоса и смотрел на мокрую дорогу, простиравшуюся за коротко стриженными затылками ребят, за непрерывно работающими дворниками и качающейся косой сеткой дождя. Он испытывал редкое чувство покоя и комфорта… обманчивое чувство покоя. Еще он испытывал признательность ребятам за то, что заскочили к нему домой, и за то, что передвинули ручку отопления салона вправо и терпеливо ждут сейчас, пока он чуть-чуть отойдет. Все это, конечно, пустяк… Мужикам тоже доводилось сидеть в засадах, замерзая или, наоборот, мучаясь от жары. Объяснять ничего не нужно. Все ясно и так. Хлестал по стеклам ветер с дождем, летел мимо голый осенний лес, кофе был горьким и крепким, а главное, горячим. Виктор закурил и начал рассказывать:
— Около 12:10 инспектор Васильев остановил для проверки желтого цвета «восьмерку». У них накануне такую в угон заявили. Потому, видимо, он и тормознул. С ним в паре работал старшина из ОМОНа. Второй гаишник и еще один омоновец ушли погреться в кафешку. От места метров сто, но стекла там все до единого вынесло. Гаишнику лицо осколками порезало… Вот наш единственный свидетель. Если можно его за такового считать. С сотни метров, в довольно сильный дождь Буряк особенно-то ничего и не видел. А омоновец…
— Буряк — это гаишник? — уточнил Климов. Прошло уже несколько месяцев с того времени, как ГАИ переименовали в ГИБДД, но все продолжали величать сотрудников дорожной полиции по старинке.
— Да, гаишник. А омоновец сидел спиной к окну, вообще ничего не видел. Так вот… со слов Буряка, Васильев тормознул эту «восьмерку», проверил у водилы документы, потом открыл капот. С минуту они стояли около машины, разговаривали, потом… что там между ними вышло, мы никогда не узнаем. Началась стрельба. Одиночный выстрел, потом очередь. И сразу — взрыв! Наш эксперт считает, что пули попали в бензобак.
Некоторое время в салоне висело тяжелое молчание. За внешне спокойным рассказом Авдеева стояла смерть людей. Служба нередко сталкивает офицеров ФСБ с человеческой трагедией, болью, смертью. Подлая с косой все время бродит рядом, ухмыляется за спиной, похабно подмигивает, кривляется. В житейской и служебной круговерти ты совершенно не думаешь о ней… Но она помнит о тебе всегда.
— Так что там дальше? — прервал тишину голос Реутова.
— Дальше… дальше удалось установить владельца «восьмерки». Дважды судимый житель Приозерска, некто Козлов. В молодости — по хулиганке, потом — за грабеж. Нашли тэтэшку. Видимо, его.
— Пальцы? — спросил Климов.
— Какие, Борис, пальцы, к черту? Там… там, блин, такое…
Говорить не хотелось. Виктор вспомнил черно-розовый кочан, который нашли метрах в шестидесяти от воронки. Кочан оказался безглазой оскальпированной головой. Он поперхнулся дымом, закашлял…
— …тела по кускам собирали. Не поймешь, где чья рука-нога. Сначала не знали даже — сколько погибших. Да еще водитель КамАЗа и четверо в «москвиче».
Авдеев затушил сигарету в пепельнице, продолжил:
— Нет, Борис, пальцев. ТТ весь в грязи, номер спилен, патрон в патроннике. В магазине еще четыре. А в автомате омоновца рожок пустой.
— Почему? — спросил Реутов, не отрывая взгляд от дороги.
— Черт его знает… Возможно, после взрыва заклинило спуск.
Виктор представил автомат, в вихре раскаленного газа летящий среди обломков автомобилей и беспорядочно расстреливающий боезапас. Сюр, да и только!
— Автоматных гильз на поле до черта, — добавил он.
— Все-таки, пожалуй, повезло, — негромко сказал Климов.
— Это кому? — удивленно спросил Реутов.
— Всем, Саша. По крайней мере — многим.
— Не понял, Борис Васильевич. Поясни. Майор пожал мощными плечами и медленно произнес:
— Я подумал, что было бы, если бы взрыв произошел в Питере. Гражданин Козлов, как я понимаю, в Питер ехал?
В салоне «волги» замолчали. На этот раз — надолго.
* * *
До Приозерска Птице ехать не пришлось. Судьбу Козлова он выяснил в Агалатово. Дорогу перекрывал милицейский УАЗ, весь транспорт направляли в объезд. Рядом мерзли закутанные в плащи, в полиэтилен, несколько теток. Продавали картошку, клюкву, чернику. Вернее, не продавали, а предлагали. Покупателей не было.Птица купил килограмм крупной красной клюквы, потолковал с бабкой. Отчаянно жестикулируя, хлюпая синим носом, бабка рассказала о взрыве автомобиля: «Я, сынок, думала — война. Ахти, батюшка родный, как ударило-то! Стекла все зазвенели… — А что, мать, взорвалось-то?… — Бают, машина легковая. Мушшина милиционеров пострелял с нагана, а потом взорвал бомбу… — Ну! Что за мужчина?… — Кто его знает, сынок? В куски, в клочья голимые. И его, и машину… — Так уж и в куски?… — В куски, родный, в куски. Возьми еще клюковки-то, хороша… — Да нет, спасибо».
Когда Птица пошел назад к «шестерке», старуха перекрестила его вслед. «Спаси и сохрани!» — шепнули сухие губы.
На заднем сиденье милицейского УАЗа старший лейтенант следственной службы ФСБ Павел Крылов дважды щелкнул затвором «Никона». Высокочувствительная пленка запечатлела угрюмое лицо Алексея Воробьева. Павел записал в блокнот номер Наташкиной «шестерки» и время. Лица, появляющиеся на месте взрыва, могут быть случайными. А могут — и неслучайными. Следователь отснял уже две кассеты по тридцать шесть кадров и снимет еще три.
Птица сел в машину, развернулся и погнал назад, в Питер. Только что он заработал шестьсот долларов. А зоркий глаз «Никона» определил его судьбу. И не только его.
Козулю Леха знал еще по зоне. Тот ходил в пристяжи у Дуче. Последний раз они виделись около месяца назад. В погашение долга за сгоревший «мерс» Дуче предложил Птице провести маленькую консультацию. Делать этого было нельзя! Категорически нельзя. Но Дуче списывал под долг пятьсот баксов. А деньги нужны были как воздух. Чтобы расплатиться за «мерс», Птица влез в долги. Это ничего не меняло. Отдавать-то все равно нужно. А жизнь подорожала втрое. Приближалась зима, Наталья оставалась без зимних сапог. Хуже того — без работы. Фирмочка, где она щелкала на калькуляторе, накрылась… А доллар рос, рос, рос. Говорили, что к Новому году он поднимется до пятидесяти рублей.
Соглашаться на предложение Дуче было нельзя.
Бывший морской пехотинец, разведчик-диверсант мичман Воробьев согласился. Он встретился с Козулей и проконсультировал его по изготовлению ВУ с часовым механизмом.
Птица не знал, что вся история с «мерсом» и пожаром в гараже была придумана Дуче как раз для того, чтобы заполучить опытного подрывника. Сначала предполагалось, что проще всего устроить ДТП с тем же гнилым «мерсом». Но Финт, который корешился с Птицей на зоне, сказал, что не выйдет. У Птицы характер, опыт и кой-какие кореша из спецназа. Обычный наезд не пройдет! Семен подумал и согласился. Предложил вариант с поджогом. Это дело выгорит, согласился Финт. Верно — гараж выгорел дотла. А Птица оказался в материальной зависимости от Дуче.
Сейчас Леха гнал назад в Питер. На куски, сказала бабка, на куски. Никакой жалости по отношению к погибшему Козуле он не испытывал. Но чувство тревоги не проходило. Давило низкое серое небо, кроваво алели рябины в голом лесу. Он затормозил, съехал на обочину и остановился. Шум дождя на крыше напоминал шипение бикфордова шнура в нижней полузатопленной галерее базы «Лотос-Х».
Верхнюю галерею занимали люди Большого Тигра, а нижней уже давно никто не пользовался. Морские пехотинцы проникли внутрь через подводную пещеру. Вел их парень, который свободно говорил по-английски. Зато по-русски он разговаривал с сильным литовским акцентом. Литва в ту пору уже вовсю боролась за свою независимость, но офицер ГРУ Андреас Беляускас присягал еще Советскому Союзу. И менять своих убеждений не собирался. Группе морских пехотинцев его представили под фамилией Иванов.
В естественных пещерах и искусственных выработках скалы когда-то находилась советская военная база «Лотос». Абсолютно секретная. Может быть, потому к слову «Лотос» добавили икс. Советский персонал давно покинул базу. Часть оборудования демонтировали, часть пришла в негодность… теперь огромные помещения занимали бойцы армии генерала, который сам себя называл Большим Тигром. На самом деле генерал был бывшим таксистом и сутенером из Сингапура. В верхних галереях «Лотос-Х» скрывались его бандиты после рейдов. Там же расположились цеха завода по переработке сырца опия. Большого Тигра желательно было взять живьем.
Во время отлива, когда под сводом подводной пещеры образуется зазор высотой от десяти сантиметров до полуметра, шестнадцать разведчиков-диверсантов морской пехоты во главе с Ивановым вплавь проникли внутрь скалы, скрывающей «Лотос-Х». Они перерезали старые, вконец проржавевшие сети заграждения, протащили сквозь дыры надувные плоты со взрывчаткой и оружием. По стенам и своду пещеры сочилась вода, росли странные, ни на что не похожие мхи, закручивались бледные, как поганки, лианы. Иванов вел группу уверенно. Они миновали зал с огромными застывшими корабельными дизелями, вручную открыли массивную створку люка и проникли в галерею нижнего уровня. Насосы, когда-то откачивавшие воду, давно не работали. Морпехи шли по грудь в гнилой воде. Птица двигался прямо за Ивановым. В его задачу входило присматривать за проводником. Борьба Литвы за независимость уже наложила свой отпечаток… Они поднялись по ржавым скобам вертикальной шахты к стальной двери, за которой слышались гортанные звуки чужого языка, сгруппировались на узком скальном карнизе. Иванов достал странного вида ключ и осторожно вставил в дверь… Шестерых полуголых бойцов Непобедимой Армии Большого Тигра они кончили бесшумно, голыми руками. Это было нетрудно.