Валерий досадливо передернул плечами: — Вечно из-за тебя что-нибудь приключается!
   — Из-за меня?!.
   — Конечно! Пустилась бежать, как сумасшедшая…
   Она отшатнулась, как от удара.
   «Что он говорит?.. Может быть, это шутка?» Наташа с надеждой взглянула на Валерия. Но в его глазах, которые только что смотрели на нее с таким обожанием, не было теперь ничего, кроме глухого раздражения и тупого животного страха.

Глава десятая КРОВЬ НА КАМНЕ

   Гробовая тишина царила в древнем склепе. Ни малейшего шороха не доносилось до замурованных в нем людей оттуда, где остались солнце, вода и свежий воздух.
   Вода!.. Саша облизал сухие потрескавшиеся губы. Даже не верилось, что где— то совсем рядом течет целая река чистой студеной воды. Пить хотелось нестерпимо. Мысль о воде заглушала все: и чувство голода, и боль в ноге, и даже страх перед смертью в этом жутком подземелье.
   Сколько времени прошло с тех пор, как они забра-лись сюда, Саша не знал. Он помнил только, что после небольшого отдыха они снова с ожесточением набросились на груду камней, пытаясь разбросать роковую баррикаду. Но все напрасно. На этот раз им не удалось продвинуться ни на шаг. Камни сыпались сверху все больше и больше. Было ясно, что освободить от. них проход не удастся.
   Совсем обессилев, Саша прилег на землю и как будто задремал. Да, конечно, задремал. Потому что он видел, что к нему подошел Андрей Иванович и тихо сказал: — Тайна реки Злых Духов скрыта в твоем глобусе..
   А потом их разделила широкая быстрая река, а Саша бросился пить из нее, Андрей Иванович же стоял на другом берегу и все время повторял: — Главное—это твой глобус. Береги его больше всего на свете.
   Малахитовый глобус!.. Саша нащупал рукой эту маленькую дорогую ему вещицу и вздохнул. Он был уверен, что глобус хранит какую-то большую — и важную, а главное — очень хорошую тайну, и недалеко то время, когда он узнает о ней.
   Он вынул глобус из кармана и крепко стиснул его в руке. Громадная всепобеждающая жажда жизни вспыхнула в нем с невиданной силой. Нет! Он не должен погибнуть здесь, в этом мрачном царстве смерти! Он должен выбраться отсюда во что бы то ни стало. Он должен увидеть Андрея Ивановича. Он должен узнать тайну глобуса. Он должен… встретиться с Наташей. И мысли его унеслись в прошлое.
   … Вот он, пятиклассник Саша Ракитин, исподлобья смотрит, как к его парте, на которой он с самого начала года сидел с Валеркой Лариным, направляется новенькая. Валерку пересадили на другую парту за то, что они много разговаривали на уроках. А вместо него предложили сесть новой, только что поступившей к ним в класс ученице.
   И она согласилась! Согласилась, несмотря на то, что это было ужасно несправедливо. Они с Валеркой разговаривали только на уроках Инны Федоровны. И разговаривали потому, что на ее уроках было совсем неинтересно. Другие ведь просто спали! Но их почему-то никто не беспокоил. А вот Валерку с Сашей решили рассадить. Правда, новенькая всего этого не знала. Но Саша сделал ей весьма выразительное «разъяснение», показав из-под парты кулак, И все-таки в первую же перемену она переходила на его парту! Саша решил проучить упрямую девчонку. Как только новенькая подошла к парте, он протянул руку и изо всех сил дернул ее за косу.
   «Эх, и завизжит сейчас!» — подумал он. Но вместо этого девочка быстро обернулась и больно стукнула его по руке. Саша не ожидал этого, Растерявшись, он отдернул руку и, машинально поднеся ее ко рту, начал дуть на ушибленное место. И тут случилось самое ужасное из всего, что когда-либо случалось с Сашей: новенькая посмотрела на него, тряхнула косами и вдруг рассмеялась таким звонким смехом, что ему показалось, будто посыпались стекла из окон. И главное, смеялась не только она. Смеялись все. И девчонки и мальчишки. Смеялся даже Валерка Ларин.
   Никогда за всю свою одиннадцатилетнюю жизнь не чувствовал себя Саша таким униженным и оскорбленным. Новая девчонка Наташка Северина казалась ему сейчас самым лютым врагом, с которым он не примирится до конца своей жизни.
   Но когда несколько месяцев спустя ее пересадили на другую парту, Саша вдруг почувствовал непонятную досаду и еле сдержался, чтобы как-нибудь снова не выразить свой протест. Его нисколько не радовало, что с ним по-прежнему сидел его приятель Валерка Ларин. Глаза его снова и снова отыскивали среди склоненных к партам голов когда-то столь ненавистные косы. Но как далеко они были теперь…
   Саша потер виски и облизал пересохшие губы. А в памяти его встала уже другая картина. Он вспомнил почему-то одну из контрольных по алгебре в седьмом классе. Задачка оказалась трудной, и Саша долго не мог с ней справиться. Рядом пыхтел Валерка. Вдруг Саша заметил, что он осторожно развернул какую-то маленькую бумажку и начал быстро переписывать с нее в тетрадь.
   — Что это у тебя? — тихо спросил Саша.
   — Наташка прислала. Спишу, дам тебе. Саша покраснел: — Шпаргалка?! И тебе не стыдно?
   Валерий усмехнулся: — А я не просил. Она сама прислала.
   — Так зачем ты взял? Забыл «ЧС»?
   Валерий заколебался. С минуту взгляд его растерянно скользил по классу. Но вот он снова взглянул на Сашу и упрямо тряхнул головой: — Подумаешь! Что тут нечестного. Я же никого не подвожу. Спишу и пошлю дальше.
   Саша молча выхватил у него бумажку и, скомкав, бросил под парту. Валерий вспыхнул.
   — Мни, мни! — протянул он с кривой усмешкой. — Я уже все переписал в тетрадь.
   — Ну, хорошо! — проговорил Саша с расстановкой. — «ЧС» тебе этого не простит.
   — Ха! «ЧС»!.. И не надоели тебе эти игрушки?
   — «ЧС» — игрушки?! — Саша хотел было тут же восстановить справедливость. Но только он нацелился, чтобы незаметно угостить Валерку тумаком, как в классе громко прозвучал голос Пал Палыча: — Ракитин и Ларин, о чем это вы все время переговариваетесь?
   Саша отвернулся.
   — После уроков поговорим, — процедил он сквозь зубы.
   Задачу он все же решил. Теперь пример… Пример оказался нетрудным. Саша сделал его сразу в чистовике к собирался уже сдавать работу, как вдруг сзади послышался голос Наташи: — В последнем примере исправь плюс на минус! Саша быстро обернулся: — Почему?
   — Исправляй! Объясню после.
   «Как же так?..» — Он начал было проверять решение, но вдруг увидел, что Валерка уже собирается сдавать тетрадь учителю.
   «Ну нет! Первым ты не сдашь!» — подумал Саша и, вскочив с места, положил свою работу на учительский стол.
   После звонка он подошел к Наташе: — Почему минус, а не плюс?
   Она тщательно уложила в портфель тетради, не торопясь достала из парты голубенький шарфик и обер-нулась к Саше: — А ты исправил?
   — Нет! С какой статк?.
   — С какой стати!.. — насмешливо протянула Наташа и, подойдя к доске, быстро застучала мелком. — «Смотри! Здесь же знак меняется на обратный.
   В самом деле! Как он этого не заметил! А Наташа вдруг дернула его за пуговицу и звонко рассмеялась: — Эх ты!.. Командор справедливых и честных!
   — Бывший командор! — хихикнул Валерка и присвистнул.
   Саше стало вдруг жарко.
   «Так вот ты как!» — Он сжал кулаки и круто повернулся к Валерке, но, встретив насмешливый взгляд Наташи, молча отошел к доске.
   Машинально пробежал он глазами длинные столбцы цифр. А когда обернулся назад, то увидел через раскрытую дверь класса, что в раздевалке Валерка помогает Наташе надеть шубку. Саша рпять сжал кулаки, но вспомнил насмешку в глазах Наташи, и руки его невольно опустились…
   Саша вздохнул. Ему вспомнился теперь один школьный вечер. Обсуждался вопрос: кем быть? Это было в позапрошлом году. Тогда Саша еще не собирался стать геологом. Он мечтал быть летчиком. Летчиками тогда хотели стать все мальчишки в их классе. Еще бы! Ведь на этом вечере перед ними выступал настоящий летчик.
   Потом летчик уехал, а в зале начались танцы. Сначала танцевали только девочки. Но потом к ним начали присоединяться и мальчишки. И Саша с удивлением заметил, что многие из них танцевали, по-видимому, не в первый раз. Но лучше всех танцевал Валерка. Танцевал он, конечно, почти все время с Наташей, и Саша невольно почувствовал к нему зависть.
   «Когда и где он так научился?..» — недоумевал Саша, глядя на то, как легко и свободно скользил Валерка по блестящему паркету, увлекая за собой тонкую фигурку девочки.
   Саша смотрел на нее, не отрывая глаз. Стройная, как тростинка, она будто плыла по залу, едва касаясь пола носочками туфель. Щеки ее порозовели, кончики кос распушились, а глаза… Глаза ее светились, точно раздуваемые ветром угольки.
   А Саша танцевать не умел. Он отошел к самому дальнему окну и, облокотившись на подоконник, стал издали смотреть на танцующие пары, и тут случилось невероятное. Ее глаза встретились с его глазами. Она улыбнулась ему. Отстранила Валерку. И быстро направилась в его сторону. Огромная радость будто приподняла Сашу над полом. В волнении смотрел он на приближающуюся девочку. Она нравилась ему всегда. Но никогда еще он не видел ее такой красивой, как сейчас, в этом простом синем платье с белым воротничком и маленьких красных туфельках на каблучках.
   Она шла и улыбалась большими серыми глазами, а ему казалось, что улыбается весь класс, вся школа, весь мир!.. Она протянула к нему руки и просто, совсем просто сказала: — Сашка! Чего ты забрался в этот угол? Пойдем танцевать!
   И Саша растерялся. Он невольно посмотрел на свои стоптанные ботинки и тихо произнес: — Так ведь я же… не умею. Наташа взяла его за руку: — Пустяки! Пойдем, я тебя научу, — Нет, что ты!.. — Саша даже попятился от нее. — Как же так, сразу… Разве можно…
   — Ну и сиди тут в углу! — сказала Наташа обидевшись.
   Она повернулась на каблучках и, не оборачиваясь, пошла прочь. И сразу все переменилось: и музыка зазвучала как-то невесело, и зал показался вдруг будничным и тесным, и на душе стало грустно и тоскливо.
   И вот теперь она снова где-то с Валеркой. Им све-тит солнце. Над ними чистое небо. А он…
   Саша с тоской посмотрел на каменные глыбы, загородившие выход из грота. Нет, с ними им не справиться! Ни за что! Этот выход закрылся навсегда. Этот выход… Этот выход.. Но почему он думает только об этом выходе? А нет ли отсюда другого выхода?
   Саша порывисто сел и крепко потер рукой лоб. Как не пришла ему эта мысль прежде? Он живо представил себе длинный темный туннель, по которому они проникли в пещеру. Под их ногами скрипел песок, оставленный подземной рекой, когда-то прорвавшей стену, отделяющую ее от Ваи. Но ведь она текла в ту сторону, откуда они пришли. Саша отчетливо вспомнил, что их путь сюда все время поднимался. Значит, река вытекала из этой пещеры. Но откуда же вода поступала в нее?
   Саша вскочил на неги. Спасительная мысль молнией мелькнула в голове: — Петр Ильич! Из пещеры должен быть другой выход!
   Геолог, до того безучастный ко всему, живо обернулся на голос: — Другой выход?
   — Да! Помните, вы говорили о подземной реке. Она вытекала из этой пещеры. Но ведь она должна была откуда-то и втекать в нее!
   Петр Ильич махнул рукой: — Чепуха! Дыру эту мы, можеть быть, и найдем. Но разве это будет выходом из пещеры? Она нас заведет в такие катакомбы!.. Ведь река начинается с маленьких ручейков.
   Он опять уронил голову на грудь. Но Саша подошел к нему вплотную и быстро, словно боясь потерять какую-то важную мысль, заговорил: — Нет, Петр Ильич! Это не так/ Вспомните… Ведь вы говорили, что подземная река прорвала стену, отделявшую ее от Ваи…
   — Ну и что?
   — Так этот прорыв должен быть где-то выше. Понимаете, выше! Иначе здесь до сих пор была бы вода. Ведь река текла в ту сторону, откуда мы пришли. Тек-ла через пещеру. А теперь здесь сухо. Значит, она прорвала стену не доходя до пещеры.
   С минуту Петр Ильич как будто старался уяснить смысл сказанного. Потом стремительно вскочил на ноги: — В самом деле! Мы все время поднимались вверх. Как я об этом не подумал?! Конечно, прорыв должен быть выше пещеры. И если он не завален…
   Он быстро схватил фонарь и направился вдоль черной стены, внимательно— осматривая каждую впадину. Саша едва поспевал за ним. Луч света выхватывал из темноты все новые и новые участки пещеры. Вот и знакомый каменный трон. Огромная чаша жертвенника. Черный идол, поднимающийся над ней…
   Саша направил луч фонаря кверху. Идол все так же смотрел на них с высоты своего огромного роста.
   И теперь, с одним глазом, был страшнее, чем прежде.
   Они двинулись дальше, метр за метром осматривай черные своды пещеры. Но никакого прохода или хотя бы маленькой узкой щели не было видно в этих мрачных стенах.
   Движения Петра Ильича замедлились. Теперь он еле переставлял ноги, тщательно обшаривая каждую впадину и выступ. Время от временной освещал фонарем и потолок пещеры. Но и там не было видно никакого отверстия.
   Наконец луч света уперся в груду наваленных камней. Они обошли весь грот и снова подошли к обвалу. Петр Ильич разразился проклятьями и, с силой дернув ворот душившей его рубахи, тяжело опустился-на землю. Саша сел неподалеку от него. Смертельная тоска сжала его сердце. Ему вдруг захотелось броситься па эти черные стены, бить в них кулаками и кричать, взывать о помощи…
   Но это продолжалось лишь несколько мгновений. Вскоре он поднялся и вновь принялся осматривать стены пещеры. Должен же где-то быть из нее второй выход. Непременно должен быть!
   Саша снова и снова обдумывал то, что сказал ему геолог о подземной реке. Если он прав, что туннель, который привел их сюда, проделан водой, то должна же ока была откуда-то вливаться в это подземелье! А может быть… Может быть, создатели склепа заделали второе отверстие?..
   Он схватил молоток и начал тщательно выстукивать стены подземелья. Долгое время это не давало никакого результата. И вдруг, неподалеку от страшного идола, когда мальчик потерял уже всякую надежду, его молоток вонзился во что-то вязкое и рыхлое. Он нагнулся к стене и чуть не вскрикнул от радости: под толстым слоем сажи ясно виднелось сухое истлевшее дерево.
   У Саши перехватило дыхание. С минуту он лихорадочно ощупывал руками огромные, плотно сдвинутые бревна, а потом, как одержимый, принялся бить по ним молотком. И ветхое дерево не выдержало. После нескольких ударов молоток Саши провалился в большое зияющее отверстие. Мальчик сунул в него руку, и она не встретила препятствия. Тогда он изо всех сил ударил сапогом по гнилому бревну. Толстая лесина слабо ухнула и медленно повалилась к его ногам. Луч фонарика затерялся во мраке узкого длинного туннеля.
   И тогда Саша крикнул. Крикнул громко, во аесь голос, впервые нарушив тишину подземного кладбища: — Петр Ильич! Сюда! Здесь выход!!
   Через несколько минут они двигались по тесному извилистому коридору. Он казался бесконечным. Луч фонарика то скользил по гладким каменным стенам, то терялся во мраке длинного подземелья. Глаза Саши до боли впивались в темноту. Все в нем напряглось до предела. Дыхание перехватывало от страха и надежды. Неужели и этот проход окажется закрытым?.. Неужели и он упрется в завал?..
   Он пошел еще быстрее. Поворот… Снова поворот… Крутой подъем… Еще поворот… И вдруг сердце мальчика сжалось от радостного предчувствия. Он замедлил шаги и погасил фонарь.
   — Петр Ильич, — погасите свой фонарик!
   Они остановились — и посмотрели вперед.
   — Кажется, свет…
   С минуту они стояли молча, боясь поверить своей догадке.
   Наконец Саша прошептал: — Выход… — И бросился вперед.
   Вскоре фонари были уже не нужны. С каждым поворотом становилось все светлее и светлее. Вот уже ясно обозначились стены туннеля. Потом стал виден покрытый песком пол. И вдруг… Нестерпимо яркий свет ударил им в глаза.
   Саша невольно зажмурился. А когда снова разомкнул веки, то увидел перед собой большую узкую щель, а в верхней части ее — бездонное синее небо. Мальчик подскочил к отверстию и глянул вниз. Он был уверен, что увидит Ваю. Но внизу была не река, а большой овраг, по дну которого бежал многоводный ручей.
   — Петр Ильич! Смотрите! Где же Вая? Геолог подошел к отверстию: — Вая? Она, видимо, осталась левее. Это ее приток. Он обвел глазами высокие каменистые склоны оврага: — А вон и наша подземная река!
   — Где?
   Петр Ильич вытянул вперед руку: — Вон там. Видишь большой камень, у которого Примостилась кривая лиственница?
   Саша посмотрел в указанном направлении. Там, возле сползшей сверху глыбы, из земли вырывался мощный поток. Стремительным каскадом низвергался он вниз, дробясь о камни, усеявшие нижнюю часть склона.
   — Вот оно что!.. — протянул Петр Ильич, осматриваясь по сторонам. — Овраг перерезал подземный поток. Зеперь понятно, почему высохли эти лабиринты.
   Но Саша его уже не слушал. Он видел перед собой воду. Только воду! Можно ли было сейчас думать о чем-нибудь другом? Он прыгнул вниз и, не обращая внимания на крутизну склона, на боль в ноге, на острые камни, катящиеся из-под сапог, помчался к ручью, ко-торый так заманчиво искрился на солнце.
   Вода!.. Что может сравниться с водой для человека, который более суток страдал от жажды! Саша с разбегу бросился животом на землю и припал губами к шумящему потоку.
   Первые минуты он не замечал ничего. Пил, фыркал, как молодой жеребенок, и снова пил. Но когда острая жажда прошла, он вдруг увидел свое отражение в ручье и чуть не вскрикнул: лицо его было совершенно черным. Он провел рукой по щеке и обернулся к подходящему Петру Ильичу. Тот тоже торопился к воде и не обращал внимания на Сашу. Зато Саша не мог отвести теперь от него удивленных глаз. С минуту он молча рассматривал своего спутника, а потом разразился таким хохотом, что Петр Ильич испуганно попятился от него в сторону.
   Лицо геолога было черным от сажи. Черными были и его руки, куртка, воротник рубашки. Черными были даже очки, которые он усиленно протирал обеими руками, стараясь понять, что так развеселило Сашу. Но вскоре и ему стало ясно, в чем дело, и он залился весе-лым смехом.
   А Саша повалился на землю и, положив руки под голову, стал смотреть на облака. И никогда еще небо не казалось ему таким глубоким и синим, а воздух таким чистым и прозрачным. Солнце же так приятно щекотало его горячими лучами, ветерок так ласково теребил его спутанные, давно не чесанные волосы, ручей так весело напевал ему свою бесконечную песенку, что Саша медленно прикрыл глаза и подумал: «Как много говорят и пишут о счастье! Как много спорят о том, что нужно человеку для счастья. А ведь высшее счастье — просто жить на земле…» Тем временем Петр Ильич напился и, немного смыв с лица сажу, подошел к Саше.
   — Чего же ты разлегся? Бежим скорее к реке! Не растащили бы там. звери наши продукты. Я просто умираю с голоду.
   Саша поднялся. Теперь, когда прошло чувство жажды и спало нервное напряжение, не покидавшее его в пещере, он тоже почувствовал нестерпимый голод.
   Они быстро пошли вниз по ручью. Долина его постепенно расширялась, склоны становились положе, а сам ручей — шире и спокойнее. Но идти было трудно. Дно долины было сплошь завалено камнями. Русло ручья, словно нарочно, прижималось то к одному ее склону, то к другому, а перебираться через него стало не так-то просто.
   Но разве это можно было сравнить с пещерой! Саша невольно оглянулся назад и вдруг вспомнил: — Петр Ильич, я не совсем понял, как это овраг перерезал подземный поток?..
   — А помнишь большой источник на другой стороне оврага, под лиственницей?
   — Ну да.
   — Так вот, место выхода этого источника и та щель, из которой мы выбрались, когда-то соединялись подземным туннелем. Представь себе, что между ними проложена труба. А весь этот овраг заполнен землей. Вот так и было, когда вода текла через пещеру. Наш ручей тогда был много выше потока. Но постепенно он все больше углублялся в берег Ваи. Тальвег оврага опускался все ниже и, наконец, достиг подземной. реки…
   — И она вырвалась на волю!
   — Да, поток свернул со своего пути и потек по оврагу. А его прежнее русло, по которому мы с тобой странствовали под землей, пересохло. Но овраг продолжал углубляться. И постепенно место выхода потока оказалось выше тальвега оврага, как и вход в туннель, идущий к пещере.
   — А как же тот, другой вход, по которому мы забрались в пещеру?, — Там произошло то же самое. Но уже не овраг, а Бая перерезала русло потока. Да вон, кстати, и она сама!
   Саша живо посмотрел вперед и увидел широкую гладь реки. И какой же родной и близкой показалась она Саше. На миг у него затуманились глаза и запершило в горле.
   — Вая… — прошептал он чуть слышно. — Вот мы и вернулись к тебе!..
   И река улыбнулась ему всей сверкающей ширью, а в шуме ее вод Саше послышались даже дружеские приветливые нотки.
   Все их имущество оказалось в целости и сохранности. Утолив голод и смыв жирную сажу, они раскинули палатку и, смазав лицо и руки рипудином, повалились на спальные мешки. Теперь можно было отдохнуть. Саша закрыл глаза и с удовольствием вытянул ноги. Через минуту он уже засыпал, но его окликнул Петр Ильич: — Саша…
   — Что?
   — Ты не спишь еще?
   — Нет, а что?
   Петр Ильич немного помолчал, а потом заговорил каким-то — странным, словно простуженным голосом: — Видишь ли, я… В общем, ты извини меня. Там, в пещере, я не совсем вежливо говорил с тобой… Сам понимаешь, какое у меня было состояние…
   — Что вы, Петр Ильич, — перебил его Саша, — я уже и забыл все это.
   — Так ты не сердишься на меня?
   — Нет, нисколько.
   Петр Ильич повернулся на бок, и вскоре в палатке раздался его свистящий храпоток.
   Но Саше уже не спалось.
   «Какой нелепый обычай просить прощенье! — думал он, глядя на спящего геолога. — Извинился — и словно гора с плеч! Но разве это что-нибудь меняет? И разве дело в тех выражениях, какие он допустил в пещере? Просто он стал самим собой. А теперь извиняется…»
 
   На другой день они поднялись рано. Над рекой еще клубился туман, а трава была почти белой от обильной' утренней росы. С воды тянуло холодком. Солнце скрывалось еще где-то за лесом, и лишь отдельные лучи его несмело прорывались сквозь высокую стену деревьев.
   Саша в нерешительности остановился перед темной, дымящейся водой. Прыгать в нее было страшновато. С минуту он потоптался на мокрой траве и решил было уже отложить на сегодня купанье, но тут же вспомнил насмешливые глаза Андрея Ивановича и, громко ухнув, бросился в воду.
   Речная прохлада смыла последние следы слабости оставшиеся от подземных злоключений. Они казались уже чем-то вроде недавнего жуткого сна. Но когда Саша начал надевать брюки, рука его наткнулась на что-то твердое. Он сунул руку в карман и даже вздрогнул от внезапно нахлынувших воспоминании: рука его нащупала камень, вынутый геологом из глазницы черного идола.
   Саша раскрыл ладонь и невольно вскрикнул от удивления: камень — был… зеленым. Что же это могло значить? Он отчетливо помнил, что глаза идола горели фиолетово-красным огнем. Таким же фиолетово-красным был этот камень и в руке Саши, когда Петр Ильич вынул его из глазницы идола. Может быть, это совсем другой камень? Но нет. Саша отчетливо помнил, что именно такую форму небольшой шестилепестковой розы имел загадочный кристалл. Однако там, в пещере, при свете фонарика, он был зловеще-красным, а теперь в лучах восходящего солнца сверкал всеми своими гранями совершенно прозрачный камень удивительно нежного, изумрудно-зеленого цвета.
   Саша быстро оделся и помчался к палатке. Петр Ильич уже раскрывал банки с консервами, весело насвистывая мотив какой-то знакомой песенки. Саша подал ему камень: — Петр Ильич, смотрите! Глаз-то идола позеленел.
   Но Петра Ильича это нисколько не удивило. Он отложил в сторону нож, неторопливо вытер руки и только после этого взял у Саши зеленую розочку.
   — Так и быть должно, Я еще в пещере догадался, что это александрит.
   — Но почему же он так позеленел, этот александрит? Ведь он был красным. Или он так же меняет окраску, как и синий вивианит?
   Петр Ильич усмехнулся: — Здесь дело несложней. Иди-ка сюда. Он нырнул в палатку и, раскрыв свой спальный мешок, сунул туда руку с александритом.
   — А теперь возьми фонарь и освети его.
   Саша недоуменно пожал плечами, но послушно взял фонарь и, направив луч света в отверстие мешка, заглянул туда сам.
   — Да как же это так? — воскликнул он, поднимая голову. Таинственный камень опять горел ярким фиолетово-красным огнем, точно так же, как горел он в глазнице черного идола.
   Петр Ильич улыбнулся: — Здорово?
   — Ох и здорово! — воскликнул Саша.
   — Это и отличает александрит от других разновид-ностей хризоберилла. Недаром он является драгоценным камнем первого класса. Когда-то за него платили бешеные деньги. Но не только окраской ценится александрит. Все хризобериллы обладают громадной твердостью. По твердости этот минерал уступает только корунду и алмазу. Даже топаз имеет меньшую твердость, чем хризоберилл. Но это еще. не все. — Петр Ильич вышел из палатки и снова взялся за консервы. — В состав хризоберилла входит металл бериллий, обладающий чрезвычайно ценными свойствами. Достаточно сказать, что он в пять раз легче меди и в то же время отличается исключительно высокой прочностью и довольно большой тугоплавкостью. Главная же его ценность заключается в громадной теплопоглощаюшей способности. Каждый килограмм бериллия способен «вобрать» в себя в пятнадцать раз больше тепла, чем такой тугоплавкий металл, как, например, платина. Вот почему этот элемент является наиболее'возможным материалом для корпусов и теплопоглощающих экранов космических кораблей…
   — Космических кораблей!.. — воскликнул Саша, бросая ложку и снова протягивая руку к александриту. — Вот здорово!