Корчагин Владимир. Тайна реки злых духов

   Но самым замечательным был воздух. Он был не просто чистый и прозрачный. Он словно струился над необъятными полями. И оттого и дальний лес, и березовая рощица, казалось, плавали в каком-то легком призрачном тумане…
   Мать посмотрела в его блестящие, широко раскрытые глаза и тихо спросила: — Ну что, Сашок, хорошо?
   Он молча кивнул головой. Бескрайний простор, полей и тонкие белые березки так поразили его детское воображение, что он боялся даже говорить, чтобы не спугнуть навеянного ими очарования.
   Этот день запомнился Саше на всю жизнь. И ничего с тех пор не было для него приятнее, чем поездки за город, а маленькая березовая рощица стала любимым местом, куда он частенько наведывался вначале с матерью, потом — с друзьями— мальчишками. В последние же годы она была для него тем заветным уголком, где он любил бывать наедине со своими мыслями. Но особенно дорогой эта роща стала ему после одного памятного дня.
   В этот день Саша, как всегда, сошел с автобуса у одинокой покосившейся будки. Но на этот раз он был не один. С ним приехала Наташа. Он уже давно обе— шал показать ей «самое красивое место за городом». И вот в тот день, весенний солнечный день, когда они только что получили табеля по окончании седьмого класса, он решил наконец исполнить свое обещание.
   — Вот здесь… — сказал он тихо и торжественно, когда они остановились перед белыми шелестящими березками. — Это место мне нравится больше всего на свете.
   — Что же здесь красивого? — сказала она с искренним удивлением. — Несколько березок и… все. По-моему, наш городской парк куда лучше.
   Саша с любовью посмотрел на светлую рощицу.
   — Так то парк! А это…
   — А это? — повторила Наташа с улыбкой. Саша замялся. Он не мог еще выразить словами, что именно эта скромная красота и казалась ему особенно привлекательной. Ведь Саша и сам еще не понимал, почему так волнует его огромный солнечный простор и эта крохотная рощица, которая будто парила в струящемся весеннем воздухе, подобно маленькому облачку в бездонной синеве неба. Поэтому он растерянно развел руками и, неуверенно подбирая слова, смущенно взглянул в насмешливые глаза Наташи.
   — А это совсем другое… Ты посмотри, какие они белые и… чистые… И все время шепчут о чем-то… — Он немного помолчал, словно прислушиваясь к тихому шелесту листьев, и тихо добавил: — Наверное, о чем-то очень, очень хорошем.
   Она рассмеялась.
   — Какой ты смешной!.. Лицо Саши вытянулось.
   — Нет, не смешной, — быстро поправилась Наташа, — а…
   Но, так и не найдя подходящего слова, она вдруг ласково взъерошила его густые волосы и, почему-то смутившись, быстро, вприпрыжку взбежала на пригорок, — А здесь в самом деле хорошо! ~ воскликнула она веселым звонким голосом, и ее синее платье замелькало между стволами.
   С тех пор прошел — не один год. Наташа больше ни разу не была с ним в светлой рощице. Но всякий раз, когда он подходил к знакомому пригорку, ему казалось, что там, между деревьями, мелькает что-то синее-синее, а в шелесте листьев ему слышался ее голос…
   И вот теперь, в далекой сибирской тайге, на крутом мрачном утесе, возвышающемся над грозной рекой Злых Духов, он снова встретил стайку берез. Они шумели листвой точно так же, как на его далекой родине, и ему так же показалось, что он видит за ними легкое синее платье…
   Между тем плот медленно приближался к берегу. Утесы становились все выше и выше. А березки все так же шелестели листвой, и синие просветы неба проглядывали из-за чистых белых стволов.
   Саша по-прежнему смотрел на вершину утеса, но не видел уже ни рощи, ни неба: только девичьи глаза, большие девичьи глаза сияли перед ним в этот тихий предвечерний час.
   А скалы были уже совсем рядом. Их гигантские разломы и трещины смотрели теперь в упор на приближающихся путешественников. В памяти Саши невольно воскресли все ужасы последних дней.
   И со всем этим может встретиться она!.. Тревога закралась в душу мальчика. Глубокий страх за ее жизнь сжал его сердце.
   Наташа!.. Никогда еще она не казалась ему такой родной и близкой. А ведь он так часто бывал к пей несправедлив в последнее время. Как-то прошлой зимой она попросила его пойти с ней на лыжах. Но он, не задумываясь, ответил: — Нет, сегодня я не могу. У меня… срочное дело в музее.
   Наташа грустно улыбнулась.
   — Я знаю, что у тебя всегда все срочное. Но сегодня у меня такой день, что ты мог бы оставить свои дела.
   — Нет, нет! Прости, но это невозможно, — отрезал Саша, даже ке поинтересовавшись, что же за день был у Наташи, А она усмехнулась как-то невесело и тихо сказала: — Ну, что ж… Если это так невозможно, иди в музей…
   И только на другой день он вспомнил, что у Наташи был день рождения…
   И так было не раз. Саша взъерошил свои волоеы. Да, так было не раз! А вот теперь она где-то далеко-далеко и, может быть, с ней случилось какое-нибудь несчастье…
   Плот мягко коснулся бичевника. Петр Ильич бросил шест и скомандовал: — Разгружаем!
   Через полчаса у подножия скал выросла палатка и задымил большой костер. Петр Ильич и Саша занялись осмотром утесов. Они оказались сложенными темно— серыми мраморизованными известняками, сильно разрушенными происшедшими здесь подвижками земной коры. Пласты их были вздыблены почти вертикально или смяты в огромные складки, изгибающиеся подобно сказочным аркадам, воздвигнутым богатырями-великанами.
   Но больше всего поражали не сами складки, а те гигантские разрывы и сбросы 24, которыми были безжалостно исковерканы эти причудливые сооружения. Огромные разломы, уходящие в неведомые глубины земли, зияли в них зловещей чернотой, напоминая пасти фантастических чудовищ. Бесчисленные трещины рассекали пласты во всех направлениях, точно глубокие морщины на лице столетнего старца. Казалось, будто невиданной силы пресс сдавил и разломал эти мощные толщи крепкого камня, который с трудом поддавался даже тяжелому геологическому молотку.
   —  — Петр Ильич! Что же это такое? Почему здесь все так разломано? — воскликнул Саша, с удивлением осматривая титанические разрушения, произведенные беспощадной природой.
   — Всему виной — гранитный массив. Точнее, та магма, за счет которой он образовался, — ответил геолог, отрываясь от карты.
   — Гранитный массив? Но он же на другом берегу.
   — Ну и что? А как ты представляешь образование такой громады?
   — Вы же говорили…
   — Я говорил о том, как образуется гранит. А массив?
   — Ну как… Поднялась магма из земли и застыла в виде горы…
   — С почти отвесными склонами? — Да…
   — Так почему же магма не растеклась по земле?
   — Почему не растеклась?.. В самом деле, почему же так получилось?
   — Потому что на дневную поверхность 25 она здесь не изливалась. Если бы магма вышла из недр земли и застывала на воздухе, то образовался бы не гранит, а совсем другие породы. Ну, скажем, липориты или трахиты. Их так и называют — излившиеся породы. А гранит — порода глубинная. Он может образоваться только на большой глубине.
   — А как же здесь?
   — И здесь то же самое. Когда-то все эти места были значительно выше. Здесь были горы. И пласты известняков не обрывались по берегу Вал, а уходили дальше, за реку. Впрочем, никакой реки тогда, конечно, не было. Одна сплошная толща известняков на многие километры! И вот в эту мощную толщу начала внедряться магма. Она шла из невероятных глубин и крушила на своем пути все. Твердые массивные породы разламывались в щебень и плавились, как ледышки на огне. Пласты их с чудовищной силой сдвигались в сторону, наползали друг на друга, вздымались вверх, скручивались в складки. Но толща известняков была слишком большой. Магме не удалось пробить их до конца. Температура ее становилась все ниже и ниже, и наконец она застыла в гранит, так и не вырвавшись из недр земли.
   А на поверхности земли шла другая титаническая работа. Вода и ветер, жара и стужа, корни деревьев и трав медленно, но непрерывно, изо дня в день, из года в год, разрушали известковые горы. И то, что оказалось не под силу могучей магме, сделали эти как будто ничтожные силы природы. Горы были срезаны до основания, и гранитный массив оказался на поверхности. Теперь он тоже разрушается. Но известняки разрушаются быстрее, и потому массив как бы растет в вышину. Немало способствовала этому и Вая со своими притоками. Сейчас она словно отделяет массив от известняков. Но на дне ее и поныне проходит тог. «передний край», на котором столкнулись магма и камень. А здесь ты видишь его вторую линию. Впрочем, и ее потрепало как следует.
   Но дело не ограничивалось разрушением известняков. Внедрившаяся магма разогревала их, пронизывала раскаленными газами, вследствие чего в этих породах должны были образоваться совершенно, новые минералы. Ты пошарь-ка хорошенько! Нет ли здесь чего-нибудь интересного.
   Саша взял молоток. и принялся тщательно осматривать известковые утесы. Но всюду был лишь монотонный темно-серый камень, кое-где покрытый грязно-зеленым налетом лишайников. Наконец он отыскал глазами широкую, косо идущую расселину и решил взобраться на вершину скалы. Это оказалось совсем не трудно. Но не успел он подняться и на несколько метров, как заметил у себя под ногами небольшие желтоватые пятна, смутно поблескивающие на потемневшей поверхности известняков. Сильным ударом молотка Саша отбил кусок породы и невольно залюбовался внезапно открывшейся картиной. Вся поверхность свежего скола была усеяна мелкими продолговатыми зернышками, казавшимися крохотными оконцами, из которых струился мягкий золотистый свет.
   Саша вспомнил, как однажды они заблудились в лесу, возвращаясь из туристического похода. Был уже поздний вечер, когда им удалось, наконец, выбраться из лесной чащи и выйти к какой-то маленькой деревушке, раскинувшейся на высоком косогоре. Моросил дождь. Резкий ветер пробирал до костей. Самой деревни было совсем не видно в сгустившихся сумерках. И только маленькие оконца, рассыпавшиеся стайкой по черному склону горы, светились мягким золотистым светом.
   Каким же уютным показался этот свет уставшим промокшим мальчишкам! Сколько тепла было в этих крохотных оконцах, за которыми горела нехитрая керосиновая лампа и, может быть, топилась маленькая печурка и попыхивал паром пузатый самовар. Саша взял в руки отколотый кусок породы и начал внимательно его рассматривать. Маленькие оконца оказались тоненькими блестящими призмочками какого-то минерала, вкрапленного в толщу известняка. На солнце они блестели так сильно, что на них было больно смотреть. Казалось, будто тонкие серебристые иголочки выскальзывали из глубин темного камня и больно вонзались в глаза, заставляя щурить веки,, Саша, спустился вниз.
   — Вот, Петр Ильич, нашел!
   — Что нашел? — спросил геолог, не поднимая головы от тетради.
   — Какой-то минерал, — ответил Саша, подавая ему отколотый образец.
   — А-а! Титанит. Я же говорил тебе, что здесь должно быть что-нибудь интересное.
   — Л это очень интересный минерал?
   — Как тебе сказать?.. Во всяком случае, это ценный минерал. В состав его входит металл титан, идущий на изготовление специальных легированных сталей.
   — А как вы сразу определили, что это титанит? — полюбопытствовал Саша.
   — Прежде всего, по форме его кристаллов. Ты посмотри на их поперечное сечение. Оно всегда напоминает сильно вытянутый ромбик или острый клин. Между прочим, иначе этот минерал так и называется — сфен, что значит по-гречески «клин». А потом его блеск… Ты обратил внимание на то, как блестят эти кристаллики?
   — Да, мне показалось даже, что это маленькие освещенные оконца. И я вспомнил…
   — Сфен блестит алмазным блеском, — перебил его Петр Ильич бесстрастным голосом и, захлопнув тетрадь, встал. — Ну и наконец общая геологическая обстановка здесь такова, что можно ожидать находок титанита — контакт известняков с магмой.
   Петр Ильич спрятал тетрадь и потянулся.
   — Хватит на сегодня! Пора ужинать и спать. Только знаешь что… Давай сегодня по очереди дежурить, как бы этот зверь не пожаловал к нам в гости…
   Ночь подступила как-то незаметно. Еще совсем не-дашю все вокруг было отчетливо видно в туманном полусвете летних сумерек. А сейчас, когда костер прогорел и Саша поднялся, чтобы поднести к нему сучьев, на него со всех сторон глянула густая чернильная тьма.
   Мальчик невольно покосился на палатку. Оттуда доносилось тихое похрапывание геолога. Но оно почти тонуло в надсадном звоне комаров. И больше ни звука не слышалось в маленьком лагере, разбитом у подножия голых утесов.
   Саша потянулся и глубоко, всей грудью, вдохнул прохладный воздух. Было — что-то жутковато-захваты вающее в том, что он один, совсем один, стоял в сплошном мраке, на берегу глухой таежной реки, о которой ходило столько страшных легенд. Он медленно сошел почти к самой воде и прислушался. Река будто вздыхала в ночной тиши, а вода ее казалась неподвижной и маслянисто-черной, точно густая полузастывшая смола.
   Саша перевел дыхание и настороженно посмотрел по сторонам. Тьма сгустилась еще больше. Все вокруг приобрело какие-то странные фантастические очертания. Даже трава под ногами была неестественно густой и черной.
   «Вот так же, наверное, чувствовал бы себя человек, впервые оказавшийся на чужой планете», — пронеслось в голове Саши, и он поднял глаза к небу. Огромный, усеянный звездами небосвод раскинулся у него над головой, и даже он, этот знакомый с детства черный купол, показался Саше чужим и незнакомым. Но так продолжалось недолго. Вскоре он уже ясно различал серебристую россыпь Млечного Пути, огромный ковш Большой Медведицы, яркую золотистую искорку Полярной звезды. .. А вон и голубая Бега сияет почти над самой рекой!.. Ниже ее пылает красный Антарес, а чуть подальше мерцает, будто подмигивает, тусклый Стрелец…
   Некоторые из этих звезд Саша знал давно. Другие показал ему Андрей Иванович в те длинные вечера, когда они сиживали у костра в таежном поселке, ожидая самолет.
   Но вот взгляд мальчика остановился на яркой зе-леноватой звезде, которая была ему незнакома. Она стояла слишком низко, почти над самой землей, и отделилась от других звезд широкой полосой пустого черного неба.
   «Что это за звезда? — подумал Саша. — И почему она не мерцает?» Зеленая звезда была и в самом деле необычной. Она светилась удивительно ровным мягким светом и была намного крупнее других звезд. А главное — вверх и вниз от нее тянулись тонкие оранжевые лучи.
   «Может быть, это планета?.. — подумал он через минуту. — Но почему она так низко над горизонтом? И совсем, совсем одна…» Саша снова обернулся к реке. В ней так же мерцали звезды. И, казалось, небо замкнулось здесь в гигантское серебристое кольцо. Сколько тут было звезд! Не то, что в городе, где звезды стояли лишь над самой головой и то чуть виднелись в электрическом зареве, А если б здесь не было утесов? Тогда со всех сторон они были бы до самой земли.
   Если б не было утесов… Но ведь на этом берегу тоже утесы! А как же зеленая звезда?
   Саша стремительно обернулся. Загадочная звезда все так же горела почти у самой земли. Теперь Саша не мог отвести от нее глаз. Внезапная догадка молнией пронзила его мозг. Он вспомнил, что в той стороне, где стояла сейчас звезда, скалы закрывали собой почти все небо. А это значило… Это значило, что таинственная звезда горела не на небе, а где-то в скалах, всего в каких-нибудь метрах десяти-пятнадцати над его головой, Как же это так?.. По спине мальчика побежали колючие мурашки, а во рту стало необычно сухо. Но может быть он ошибается, и это все-таки обыкновенная звезда проглядывает в проломе скал?..
   Саша поднялся к палатке, отошел в сторону, затем в другую. Маленький зеленый огонек по-прежнему мягко сиял на черной громаде утесов. Сомнений быть не могло. Загадочная звезда горела на земле. Мальчик растерянно оглянулся кругом. Сплошная непроглядная тьма обступила его со всех сторон. Лишь угли погасшего костра светились издали неестественно ярким пятном, подобно огненному глазу какого-то чудовища.
   Саше стало страшно. Но потом он подумал, что, может быть, это какой-то диковинный минерал светится в темноте ночи. О таких минералах Саша не слышал.
   — Надо показать Петру Ильичу. Все равно пора его будить на дежурство.
   Саша отбросил полог палатки и тихо позвал: — Петр Ильич!..
   Геолог тотчас же откликнулся: — Что? Медведь?!
   — Нет, все спокойно. Только вот… Огонек какой-то горит на скалах…
   — Огонек? — переспросил Петр Ильич, натягивая сапоги.
   — Да, сначала я подумал, что это звезда, а потом смотрю — на обрыве что-то светится. И ярко так!..
   Геолог смазал лицо и руки рипудином и выбрался наружу.
   — А что у тебя костер-то погас?
   — Да вот, увидел я этот огонек и о костре забыл.
   — Где же он, этот огонек твой? — спросил геолог позевывая. — Опять, наверное, что-нибудь вроде кровавых пятен.
   — А вон там, видите?
   Петр Ильич почесал затылок: — Гм… Любопытно! Что же это светится?.. — Может быть, минерал какой-нибудь? Геолог покачал головой: — Нет, таких минералов как будто нет.. — Что же это такое?
   — Понятия не имею.
   — Вот забраться бы туда, посмотреть…
   — С ума сошел! Туда и днем не поднимешься.
   — Нет, Петр Ильич, днем можно попробовать. Я же поднимался в одном месте. Вот только как заметить это место?
   — Не выдумывай, пожалуйста! Попробовать… Попробовали один раз!.. Не нравится мне этот огонек, признаться…
   — Почему же?
   Петр Ильич помолчал.
   — Похоже на то, что это опять какой-то фокус, подстроенный древними обитателями. Вот уж поистине проклятое место! Того и гляди, что-нибудь свалится тебе на голову.
   Саша обернулся к утесам. Загадочный огонек все так же сиял среди ночного мрака. Древняя легенда продолжала развертываться у них на глазах.
   — Ну, иди спи! — снова заговорил Петр Ильич, склоняясь над костром. — А я посижу немного. Теперь уж скоро рассвет, Саша не заставил себя упрашивать. Не говоря ни слова, он забрался в палатку, сбросил с себя одежду и быстро юркнул в мешок. Но долго еще не мог заснуть. Он думал об умных смелых людях, когда-то живших на этой загадочной реке, и той неведомой злой силе, которая заставила их покинуть Ваю и бежать в глухие таежные дебри.
   Это было, наверное, такой же темной ночью, когда скрылись из глаз и лес и горы. И только яркая зеленая звезда на неприступных скалах слала прощальный привет людям, не пожелавшим покориться злому року.
   На следующее утро они снова поднялись рано. Солнце едва встало над лесом, а у палатки уже горел костер и аппетитно булькала густая гречневая каша. Суровые голые скалы все так же вздымались к самому небу, и ничего не напоминало о том, что всего лишь несколько часов назад где-то здесь горела красивая яркая звезда.
   Напрасно обшаривал Саша глазами крутые обрывы. Напрасно старался припомнить то место, где видел ночью зеленый огонек. Ничего, кроме трещин и разломов, нельзя было заметить на каменных утесах. А о том, чтобы подняться на скалы, Петр Ильич не хотел и слушать. Ему просто не терпелось покинуть это «проклятое» место, и он то и дело торопил Сашу, занятого укладкой вещей: — Скорее, Саша, скорее. У меня такое чувство, будто мы с тобой в кратере действующего вулкана.
   Постепенно нервозность геолога передалась и Саше. Проглотив несколько ложек каши и даже не взглянув на чай. он начал переносить вещи на плот, в то время как Петр Ильич торопился упаковать громоздкую палатку, Но вот и последний рюкзак с образцами. Саша поднял его на плечо и вдруг заметил, что Петр Ильич к чему-то внимательно прислушивается. Саша отложил рюкзак и направился к нему, но геолог остановил его жестом руки, а через минуту отбросил чехол палатки, который был у него в руках, и кинулся в густую высокую траву. Там послышался какой-то писк, возня, а затем довольный голос Петра Ильича: — Попалась, голубушка!..
   Вскоре Саша увидел и его самого. Петр Ильич отряхивался от росы, а в руках его билась маленькая серенькая уточка. Она беспомощно трепыхала крыльями и беззвучно раскрывала рот, словно ей не хватало воздуха.
   — Видал! — воскликнул Петр Ильич, подмигивая Саше. — Без единого выстрела, и — к обеду жаркое.
   — Как вы ее поймали?
   — А она, глупая, птенцов вела к реке. Я ее и цап-царап!
   — А как же птенцы? Петр Ильич рассмеялся: — Рассыпались, как горох…
   — Но как же они теперь без матери?
   — Чепуха! Злее будут…
   В это время из травы донесся слабый писк, и сердце Саши сжалось от жалости. — Петр Ильич! Отпустите ее.
   — Ну нет! Даром, что ли, я весь вымок.
   — Петр Ильич, я прошу вас! Молодой аспирант прищурил глаза: — Ну и нюня же ты! Тебе бы только в юбке ходить!
   Саша вспыхнул.
   — На вашем месте я воздержался бы от таких замечаний, — сказал он глухо.
   Петр Ильич нахмурился:
   — Что ты хочешь этим сказать?
   — То, что не очень разбрасывайтесь юбками. Неизвестно еще, что будет впереди.
   — Ну хватит! — Петр Ильич сорвал с глаз очкп. — Бери рюкзак и — на плот! Мальчишка!
   Саша дернулся, как от удара. Ему очень хотелось напомнить этому взрослому дяде о том, как тот вел себя в пещере и вчера при встрече с медведицей. Но он только махнул рукой и, схватив рюкзак, направился К реке. А Петр Ильич быстро опутал лапки утки бечевкой и, привязав ее к своему спальному мешку, бросил его на плот.
   Через несколько минут плот снова плыл вверх по реке. Утро было великолепное. Прибрежные леса словно дымились в легком туманном мареве. Река сверкала так, что на нее было больно смотреть. А на плоту царило мрачное молчание. Отвернувшись от Петра Ильича, Саша с ожесточением орудовал шестом, время от времени поглядывая на несчастную пленницу.
   Наконец Петр Ильич не выдержал: — Ну что ты надулся, как индюк? Пойми, наконец, что мы в тайге, где, может быть, еще десяток лет не появится ни один человек. Кому они будут нужны, твои утята, если мы и оставим им мать? Другое дело, если бы мы были там, у себя дома, где нужно забо-титься о сохранении дичи.
   — Эх, Петр Ильич! Да разве в этом дело!..
   — Тогда я тебя не понимаю.
   — Да жалко же их, просто жалко! Неужели для вас не существует ничего, кроме пользы?
   — Ну, знаешь… — начал было Петр Ильич насмешливым голосом, но закончить ему не удалось — черная тень упала вдруг на плот, и в то же мгновение послышался тонкий пронзительный свист. Тугая струя воздуха ударила в лицо Саши. Он инстинктивно отвернулся и, вобрав голову в плечи, отступил к самому краю плота. За спиной его послышался сильный всплеск воды, и все стихло.
   Саша быстро обернулся и оцепенел от ужаса: на плоту он был один. А далеко над лесом, в бескрайней синеве небес, стремительно уносилась прочь огромная черная птица, в когтях которой виднелось что-то темное и длинное.
   — Петр Ильич!.. — закричал Саша в отчаянье и, схватив ружье, выстрелил в воздух, надеясь испугать птицу. Но та лишь быстрее замахала крыльями и вскоре скрылась за высокой стеной деревьев,

Глава тринадцатая ЗВЕЗДНОЕ ВЕЩЕСТВО

 
   День клонился к вечеру. Солнце переместилось уже далеко к западу, и длинные косые тени побежали от опушки леса. Тяжелый полуденный зной сменился прохладой. С реки повеяло приятной свежестью.
   Наташа прикрыла глаза и задумалась. Шаги Андрея Ивановича и Валерия давно замерли где-то в глубине леса, и ее обступила предвечерняя тишина, нарушаемая лишь тихим потрескиванием костра да привычным звоном комаров. Невеселые мысли теснились в голове девушки. Ведь это из-за нее Андрей Иванович и Валерий не могут идти дальше и вынуждены сидеть здесь, испытывая муки голода. И всему виной ее слабость. Почему она все-таки ослабла? Ну, Андрей Иванович, положим, бывалый сибиряк. А Валерий? Он чувствует себя почти хорошо, а она не может сделать больше ни шагу. Андрей Иванович взял у нее рюкзак, Сегодня утром дал ей самый большой сухарь. И все же у нее так кружится голова.
   Наташа сильно сжала виски. Хоть бы что-нибудь поесть… На миг ей представилась большая миска крутой дымящейся каши. Сколько бы она съела ее сейчас?.. Тарелки две. А может быть, и больше. Она невольно глотнула слюну и вдруг насторожилась. Какой-то неясный шорох послышался в траве. Девушка приподнялась на локте, напряженно всматриваясь в густые заросли. Но вскоре глаза ее заискрились улыбкой: прямо перед ней, смешно приспустив одно ухо, сидел маленький серый зайчишка. В его глазенках не было и тени страха. Слегка пошевеливая тонкими усиками, он с любопытством рассматривал диковинного зверя, неподвижно лежащего на граве.
   Наташа потянулась к нему рукой. Зайчишка отскочил немного в сторону и снова уселся за кустиком. Он был, по-видимому, совсем еще маленький и глупенький.
   Наташа присела на корточки. В голове ее мелькнула новая мысль. Ведь это дичь! Его можно сварить или зажарить. Она проглотила слюну.
   Девушка осторожно шагнула к зайчику. Но тот опять прыгнул в сторону. Наташа сделала еще шаг. Зайчишка снова прыгнул. И все-таки ее не оставляла мысль поймать косоглазого. Тогда бы Андрей Иванович и Валерий не думали, что она совсем уж ни на что не годный человек.