Источники позволяют проследить, каким образом обе эти тенденции сказывались в готском законодательстве и как в зависимости от соотношения политических сил то одна, то другая получала преобладание. <198>
   Правление Хиндасвинта ознаменовалось усилением королевской власти; значительное число магнатов, старавшихся занять независимую по отношению к ней позицию, подверглось экспроприации95. Хиндасвинт принял также меры к тому, чтобы предотвратить расхищение магнатами владений фиска96. Значительно расширив государственный земельный фонд, король использовал его для того, чтобы наделить землей своих дружинников и церковь97. В то же время он стремился узаконить начатое его предшественниками превращение безусловных пожалований в условные. В законе о королевских дарениях, который был издан Хиндасвинтом (или, во всяком случае, заново отредактирован им), к обычному заверению в том, что королевские пожалования неприкосновенны, была сделана показательная оговорка: "если это не будет вызвано виной получившего пожалования"98. Такая оговорка означала, что соблюдение верности королю основное условие сохранения пожалованного имущества.
   Отмеченные выше черты политики Хиндасвинта, по-видимому, характеризуют его попытку укрепить королевскую власть и государство в целом, создав слой землевладельцев, связанных с короной условными пожалованиями. Сопротивление светских магнатов и церкви помешало, однако, упрочиться режиму, установленному <199> Хиндасвинтом. Уже при его преемнике Рекцесвинте знать в значительной мере восстановила свои позиции. VIII Толедский собор потребовал возвратить верным все отобранное у них королями со времен Свинтилы (621 - 631). У правящего короля могло остаться лишь то, чем его отец (Хиндасвинт) располагал до вступления на трон. Собор постановил, что впредь не должны допускаться захваты имущества верных королями99. Рекцесвинт вынужден был удовлетворить в основном требования собора 100.
   В правление Эрвигия знати удается продолжить курс на закрепление за собой королевских пожалований и расширение своих привилегий. Она стремится лишить королей важного средства, с помощью которого у магнатов отбиралось пожалованное им имущество, - права конфискации владений за явное нарушение "верности" (государственную измену) 101.
   Тем не менее характер королевского пожалования верным остается двойственным. С одной стороны, этим имуществом можно распоряжаться как аллодом. Получивший королевский "бенефиции", согласно официальному праву, мог свободно располагать им 102, передавать по наследству родственникам 103, отдавать в держание либертинам104. Пожалования королей церквам были необратимы105. Но, с другой стороны, в этот период <200> утверждается важнейший принцип бенефициальной системы - соблюдение верности патрону-королю рассматривается отныне как условие сохранения самого бенефициального держания. В конце VII в. знать добилась, однако, признания за собой права свободно распоряжаться имуществом, пожалованным королями.
   Формулируя закон заново, Эрвигий добавил, что пожалование передается по наследству, если покойный не оставил завещания 106. Очевидно, ранее в аналогичном случае король старался вернуть себе некогда пожалованное имущество. Но магнаты все же не могли воспрепятствовать тому, что и в новой редакции закона Хиндасвинта оставлена была прежняя оговорка об условиях владения. Бенефициарий мог беспрепятственно владеть пожалованным ему имуществом, если не провинился перед королем, т. е. сохранил ему верность 107.
   Одной из форм раздач королевского имущества верным являлось пожалование in stipendium 108. Вопреки распространенному прежде толкованию stipendium как платы за земельное держание, которая вносится лицом, получившим его, К. Санчес-Альборнос показал, что stipendium - это вознаграждение за службу 109. Такая раздача земли практиковалась не только королевской властью, но и церковью. Пожалование sub stipendium испанский историк называет бенефициальным по существу держанием.
   Необходимо отметить, однако, что черты условного владения в королевских пожалованиях in stipendium выступают не более отчетливо, чем в прочих пожалованиях королей, в частности обозначаемых как "дарения" 110. Судя по постановлению XIII Толедского собора, <201> королевские бенефициарии владели имуществом, полученным in stipendium, не менее прочно, нежели предоставленным им в качестве "дарения"111.
   Материалы источников позволяют считать важнейшим условием владения королевским пожалованием в VII в. несение военной службы. Правда, вплоть до падения Толедского королевства она была обязанностью всех свободных людей. Но поскольку к VII в. произошли крупные социальные сдвиги, приведшие к разорению крестьян-собственников и превращению их в зависимых земледельцев, а также повлекшие за собой рост частной власти светских магнатов и церкви, постольку прежнее народное ополчение перестало быть основным ядром вооруженных сил. Обладание известным имуществом признается готскими законами необходимой предпосылкой военной службы 112. Как видно из военных законов Вамбы и Эрвигия, государство рассчитывает теперь главным образом на магнатов, которые должны выступать в поход, ведя с собой не только свои дружины, но и зависимых людей, а также часть сервов.
   В Житии св. Фруктуоза упоминается возможность пожалования королем церковного имущества. Агиограф Валерий рассказывает, что шурин аббата монастыря Compluto обратился к королю с просьбой передать ему какие-то монастырские владения с тем, что он примет <202> на себя обязанность нести военную службу113. Такое намерение расценивается автором жития как святотатство, которое не могло поэтому остаться безнаказанным: покушавшийся на церковное имущество вскоре заболел и умер. Единичное сообщение об имевшей место попытке получить монастырское имущество в бенефиции от короля не дает, разумеется, оснований думать, будто в Испании того времени широко практиковались бенефициальные пожалования, подобные франкским precaria verbo regis. Возможно, что в упомянутом тексте речь идет о вознаграждении за участие в каком-то конкретном военном предприятии 114.
   Тем не менее случай, описываемый в житии Фруктуоза, лишний раз подтверждает тот факт, что наряду с королевскими пожалованиями в собственность производились также условные пожалования 115. Из готских законов видно также, что исправная служба становилась <203> в VII в. непременным условием владения королевскими пожалованиями. Так, военный закон Эрвигия, назначая мерой наказания тем, кто не является по королевскому призыву в войско, конфискацию имущества и ссылку (для знатных) или наказание плетьми и уплату крупного штрафа (для "низших"), предусматривает, что имущество, конфискованное у верных, не может быть передано тому, кто в свое время плохо выполнял службу и был лишен звания и земельных владений 116. Таким образом, критерий распределения имущества фиска среди fideles - их отношение к своей основной обязанности, т. е. к несению воинской службы.
   Сходные правовые установления мы встречаем и в актах Каролингов 117. Впрочем, здесь нарушители законов о воинской службе караются лишением именно бенефиция, в то время, как готские законы требуют в таких случаях конфисковать не только то, что было бы пожаловано, но и собственное имущество провинившегося 118.
   Отсутствие такого четкого разграничения (между собственностью верного и королевским пожалованием) означает, что в готском государственном праве понятие королевского бенефиция еще не было всесторонне разработано; это, в свою очередь, отражает незавершенность процесса превращения безусловных королевских пожалований в условные. Еще в самом конце VII в. некоторые короли пытались возродить политику ограничения светских и духовных магнатов, которую некогда <204> проводили Леовигильд и Хиндасвинт, но, по-видимому, безуспешно 119.
   Более высокой ступени развития бенефиции достиг в частном крупном землевладении. Составляя во второй половине VII в. Вестготскую правду, Реккесвинт включил в нее упомянутые выше законы VI в. о дружинниках; они оставлены были без всяких изменений и Эрвигием при новом редактировании правды в конце VII в.
   В источниках встречаются сведения о том, что наряду с крестьянским прекарием существовали также прекарные держания крупных и средних земельных собственников. Например, один из законов Хиндасвинта констатирует, что лица, уличенные в государственной измене, пытаются предотвратить грозящую им конфискацию имущества, для чего передают свои владения родственникам, друзьям и церквам в прекарий 120.
   Передача земли в прекарное пользование представителям формировавшегося феодального землевладения была в VII в. обычным делом. Такие прекарий представляли собой благоприятную почву и для развития бенефиция. Широкое распространение в VII в. частных дружин, имевшихся как у светских, так и у духовных магнатов, также должно было способствовать складыванию бенефициальной системы.
   B источниках имеются некоторые известия о церковных бенефициях. B законе Вамбы, направленном против захватов частных церквей епископами, отмечается, что они присоединяют владения этих церквей к епископским церквам, дарят их или передают in stipendium клирикам и мирянам 121. Подобная передача имущества <205> (in stipendium) рассматривается в данном случае как нечто явно отличное от дарения 122. В то же время оно и не является предоставлением земли в обычное прекарное держание, обусловленное выплатой оброков и несением повинностей. Выше уже отмечалось, что клирики и другие лица, получившие от церкви имущество in stipendium, должны были оформлять эти пожалования в качестве прекарных с тем, чтобы церковь не понесла ущерба в своих правах на имущество, предоставленное в пользование 123. Держатели земель, пожалованных in stipendium, обязуются хорошо вести свое хозяйство - в противном случае им грозит лишение земли 124. Ни о каких оброках, обычных для крестьянских прекариев, вовсе не говорится.
   Можно предположить поэтому, что здесь речь идет об условном пожаловании бенефициального типа. О том, что среди держателей церковных земель, помимо мелких крестьян-прекаристов и колонов, были и владельцы крупных держаний, не являвшиеся крестьянами, косвенно свидетельствует также постановление церковного собора в Эмерите, согласно которому наделение мирянина, живущего в церковных владениях, имуществом производится "сообразно с его достоинством" 125.
   К числу таких мирян, вознаграждавшихся за свою службу церкви (в частности, епископам) земельными пожалованиями, относились прежде всего дружинники 126. Таким образом, мы имеем основания предполагать, что в VII в. церковь шире, чем в предшествующий <206> период, практиковала раздачу земель в бенефициальное владение, по сути условное; одной из его форм было пожалование земли in stipendium 127.
   Пожалование бенефициев, по-видимому, постепенно связывается с установлением отношений вассального характера. Уже в VI в. бенефиций и коммендация были, как правило, неотделимы друг от друга 128. В источниках нет данных о том, в каких формах совершалась коммендация, приносили ли дружинники и другие "подзащитные" особую клятву верности своему патрону. В конце VII в. Эгика запретил приносить такую клятву кому-либо, кроме короля 129. Этот запрет может служить как раз косвенным указанием на то, что, коммендируясь, дружинники присягали своему патрону. Возлагая на магнатов обязанность приводить с собой в поход дружину и предоставляя каждому свободному человеку право отправляться на войну под началом своего сеньора (в памятниках конца VII в. именно таким образом обозначается магнат, имеющий дружинников и "подзащитных" 130), государство само упрочивало складывающиеся сеньориальные отношения. Мы видим, следовательно, что на низшей ступени феодально-иерархической лестницы, т. е. в отношениях магнатов со своими вассалами, бенефициальная система прокладывала себе дорогу быстрее, чем на вершине этой иерархии - в сфере связей магнатов с королями. Обращает на себя внимание, что после крушения Вестготского государства бенефициальная система продолжала существовать не только в Каталонии и Септимании (где сильное влияние на социально-политическую жизнь оказало Франкское государство), но и в Астурии и Леоне131. Здесь <207> особенно заметна преемственность в развитии прежних вестготских социальных институтов; в Х-XI вв. fideles в этих государствах, как и прежде у вестготов, получают от королей земли в полную собственность или в виде условного пожалования. Наследникам готских дружинников - milites, инфансонам земли также предоставляются их патронами светскими и духовными магнатами, на правах бенефиция, который именуется теперь prestimonium, prestamum, atondo 132.
   В зарождении бенефиция в готской Испании отчетливо проявилось формирование иерархической структуры феодальной собственности, вместе с которой сама бенефициальная система пережила Вестготское государство.
   Возникновение частной власти крупных землевладельцев
   Одним из компонентов рассматриваемого нами процесса становления крупного феодального землевладения было формирование частной власти магнатов над крестьянами. Появившись на свет, она, в свою очередь, способствовала феодализации общественных отношений и образованию крупной феодальной вотчины. Согласно традиционному представлению, крупные землевладельцы будто бы не располагали такой властью в готской Испании 133. <208>
   Показателем ее развития в ряде других феодальных государств считался обычай, в силу которого сеньору предоставлялась иммунитетная грамота, запрещавшая агентам короля доступ в его владения. Относительно выдачи грамот этого рода в Вестготском государстве сведения действительно не сохранились. Но рост частной власти магнатов и их политической самостоятельности прослеживается по данным вестготских юридических, канонических и нарративных источников.
   Складывание отношений частной зависимости во многом определяется характером классообразования, точнее, социальным и юридическим статусом различных общественных слоев, которые в дальнейшем преобразовывались и вливались в классы феодального общества. Понятно, что установление частновладельческой власти над теми зависимыми крестьянами, которые происходили из прежних рабов, вольноотпущенников и колонов, осуществлялось значительно легче, чем над земледельцами, в прошлом являвшимися вольными германскими общинниками. И, изучая генезис и развитие частной зависимости в готской Испании, приходится обращать особое внимание на то обстоятельство, что именно первая из этих категорий земледельцев (т. е. рабы, вольноотпущенники и колоны) представляла собой основу для формирования здесь крестьянства, находящегося в феодальной зависимости.
   Рассмотрим, в какой мере распространялась частная власть крупных землевладельцев на различные группы зависимого населения. В источниках содержится больше всего сведений о характере господства землевладельцев над сервами. Бревиарий Алариха, Вестготская правда и постановления соборов свидетельствуют, что господам принадлежала ограниченная юрисдикция в отношении сервов. Согласно наиболее древнему вестготскому закону, касающемуся этого вопроса, в случае, если раб совершал кражу у своего господина или у другого серва, хозяин мог поступить с вором по собственному усмотрению. Судья не должен был вмешиваться в дело, разве что этого пожелает сам господин 134. Бревиарий и вестготские законы VII в. определяют объем <209> частновладельческой юстиции точнее. Господа могли судить и наказывать своих сервов по всем делам, которые не карались смертной казнью. Коль скоро они совершали такие преступления, виновных надлежало передавать государственным судьям135. Господин, однако, не отстранялся полностью от решения судьбы приговоренного. Если судья признавал последнего виновным, но не приводил приговор в исполнение, это мог сделать господин 136. Господам запрещалось также увечить своих сервов (Ne liceat quemcumque servum vel ancillam quacumque corporis parte truncare) 137. Эти постановления, правда, не представляли собой непреодолимой преграды для землевладельцев, когда они желали осуществить власть над своими сервами в полном объеме: за смерть серва, вызванную наказанием, господин не отвечал 138. Точно так же не нес ответственности тот, кто убил своего серва, если клятвой и свидетельскими показаниями других присутствовавших при этом сервов подтверждал, что действовал в порядке самозащиты 139. Когда серв совершал преступление по отношению к третьему лицу, господин должен был представить виновного судье 140. Суд происходил обычно в присутствии господина серва или его актора (если обвинялся серв фиска, то - в присутствии прокуратора) 141. Показательно, что серв не нес ответственности за преступление, которое он совершил с ведома или по приказанию господина 142. <210>
   Наличие обширной власти над сервами создавало благоприятные условия для роста частной власти магнатов; сервы представляли собой весьма значительный слой зависимых земледельцев.
   Обратимся теперь к колонам, вольноотпущенникам, прекаристам, дружинникам: в какой мере они находились под властью землевладельца?
   Колоны, как известно, еще в Поздней Римской империи оказались в личной зависимости от своих господ. В таком же положении их потомки оставались в Испании и при готах 143.
   Личная зависимость вольноотпущенников, прекаристов и дружинников определялась тем, что они обычно были связаны с землевладельцами отношениями патроната. Вольноотпущенники чаще всего состояли под патроцинием своих прежних господ и не имели права уйти от них. Церковных же сервов, например, вовсе нельзя было освобождать, не оставляя их под патронатом церкви 144. Свободные поселенцы - прекаристы, согласно вестготским памятникам, находятся под патроцинием тех землевладельцев, в чьих имениях поселились 145. Под "покровительство" светских лиц (особенно тех, которые в своих владениях имели церкви) отдавались и клирики 146. Под патроцинием магнатов состояли дружинники - букцеллярии и сайоны.
   Нет оснований утверждать, что лица, принадлежавшие к указанным социальным группам, были в равной мере зависимы от своих патронов. Вольноотпущенники находились в более суровой зависимости, чем свободные <211> дружинники или прекаристы, которые обладали правом покинуть своего патрона, вернув ему землю и подаренное им имущество.
   Но зависимое состояние всех лиц, которые пребывали под патроцинием, имело некоторые общие черты. И официальное право начинает объединять состоящих под патроцинием в некую общую категорию зависимых людей. Характерно, что, определяя круг тех, кому ли-бертины церкви вправе отчуждать свое имущество, IX Толедский собор включает в число этих людей лишь рабов, а также состоящих под патроцинием данной церкви 147. А один из провинциальных соборов объединяет под общим наименованием conditionales сервов и прочих зависимых людей, связанных с церковью патронатными узами 148.
   Из некоторых косвенных указаний наших источников видно, что по делам неуголовного характера (точнее, по таким, которые не карались смертной казнью) патроны могли осуществлять дисциплинарную власть по отношению к тем, кто состоял под их патроцинием. Светские законы и постановления церковных соборов, запрещающие частным лицам превышать свои права, присуждать к смертной казни подвластных им людей, явно исходят из того, что жертвами подобных злоупотреблений становятся не только сервы 149. Особенно ярким свидетельством осуществления дисциплинарной практики патронами служит закон Рекцесвинта, предоставляющий им право подвергать телесным наказаниям лиц, находящихся под патроцинием. Согласно этому закону, <212> патрон не несет ответственности, если тот, кто подвергся наказанию, умер в результате экзекуции 150.
   В тех случаях, когда человек, находившийся под патроцинием, судился с кем-либо в публичном суде, патрон оказывал ему там поддержку. Некоторые свободные для того и отдавались под патроциний, чтобы заручиться таким покровительством. Вначале установление подобного рода судебных патроциниев осуществлялось нелегально 151. В VII в. оно узаконивается, хотя государство предпринимает еще попытки как-то регулировать порядок избрания патронов с целью ведения судебных дел 152. Особенно характерным показателем власти патрона над состоящими под его патроцинием служит тот факт, что они не отвечали за преступления, совершенные ими с ведома или по приказанию господина. Еще в кодекс Леовигильда был включен закон, предписывавший лишь в том случае наказывать свободных людей, участвовавших в мятеже или в насилиях, если они не находятся под патроцинием зачинщика такого рода действий 153.
   В VII в. Рекцесвинтом был издан закон, который полностью освобождал от ответственности лиц, совершивших правонарушения по повелению патронов 154. <213>
   Источники содержат и другие данные, указывающие на конкретные проявления частной власти землевладельцев. Для того чтобы правильно оценить эти сведения, нужно учитывать, что в общественном и политическом строе Вестготского королевства сохранилось немало римских традиций. Известно, что в эпоху Римской империи крупные землевладельцы из сенаторского сословия нередко приобретали некоторые административные функции. Они взимали государственные налоги с обитателей своих имений, собранное вносили в казну155, поставляли рекрутов из числа колонов в армию 156. Государство возлагало на таких магнатов обязанность следить за религиозными воззрениями подвластного населения и искоренять ереси 157. В их владениях находились частные церкви. Еще в те времена заметно возрастает самостоятельность управляющих поместьями фиска и частных лиц (прокураторов, акторов, виликов). В новых исторических условиях эти тенденции получили в Вестготском королевстве дальнейшее развитие.
   Императорские прокураторы не только управляли имениями, но и собирали с их населения налоги и принуждали его нести государственные повинности, осуществляли юрисдикцию по делам о мелких правонарушениях, представляли в государственный суд виновных в серьезных преступлениях, наблюдая в этом случае за ведением дела 158. Собранные суммы прокураторы доменов подчас использовали для собственных нужд. Повинности также порой выполнялись в пользу самих управляющих 159. Значительную самостоятельность, судя по римским источникам IV-V вв., получают также акторы и вилики частных лиц. Симмах в своих письмах отмечает, например, что акторы уклоняются от доставки денег, собранных в имениях собственника, и вообще ведут себя совершенно независимо 160. Они не только <214> эксплуатируют в своих интересах рабов и колонов, живущих в поместье, но притесняют и окрестное население 161.
   После вестготского завоевания магнаты и их управляющие в значительной мере удержали власть над жителями имений. Управляющие землями фиска - вилики и акторы - по-прежнему собирают здесь государственные налоги и принуждают население выполнять государственные повинности 162. Землевладельцы обязаны бороться против остатков язычества в среде подвластных им людей 163. Лишь в том, что касается военной повинности, соответствующая римская традиция оказалась прерванной, поскольку в первый период существования Вестготского королевства военная служба возлагалась только на готов.
   Вестготское государство с самого начала санкционировало власть прокураторов доменов фиска над населением имений. Управляющие фактически были признаны государственными должностными лицами, хотя продолжали в то же время руководить и хозяйственной жизнью королевских поместий 164.
   О виликах владений фиска и магнатах говорится как о людях, под управлением которых находится несвободное и зависимое население имений165. Серва представляет в суд либо вилик, либо владелец имения 16fi; вернуть беглого серва тоже надлежит либо вилику, либо господину 167. Вилики в первую очередь занимались хозяйственными делами I68.
   Вместе с тем управляющие имениями - не только фиска, но и магнатов характеризуются как государственные должностные лица особого разряда (ordo <215> villicorum). Находясь на низшей ступени должностной иерархии 169, акторы, вилики и прокураторы фиска все-таки обладали властью официальных лиц (potestatas, cura publica) 170.
   В ведении акторов и прокураторов фиска (может быть и церкви) состоял определенный служебный округ171, территория (commissum). Все эти управляющие располагали административными, финансовыми, а отчасти также судебными полномочиями. Они, например, следили, чтобы воины, находясь в походе, не совершали насилия и не грабили население королевства172; вилики, как и судьи городских округов (iudices civitatum), обязаны были возвращать земельные владения римлян, незаконно присвоенные готами, собственникам173. На виликах (в данном случае, очевидно, не только фиска, но и светских магнатов, а также церкви) лежала обязанность задерживать беглых рабов, обнаруженных ими в деревнях и виллах, и возвращать их хозяевам 174. Виликам и акторам, которые в ряде случаев именуются "старейшинами" местечек (seniores loci, priores loci175), крестьяне должны были сообщать о приблудившемся скоте 176, о появлении в деревне беглых 177.